Текст книги "Свободный Охотник"

– И пусть он молится своим Системам, чтобы ты беседовал с ним подольше. Я потерплю.

– Вот и хорошо. – Улыбка приветливо расползается, растягивается от одной поверхности корабля до другой. – Надеюсь, Неуловимый, ты не обиделся на нашего Папочку. Это один из трех моих сыновей, познакомься. Хотя, я вижу, вы уже успели познакомиться…

– Твой сын?

– Еще и мой личный лоцман. Лучше, чем он, ориентируешься в Метро только ты, но у тебя есть Полная Карта, а у него – ничего кроме мозга и органов чувств. Я с наслаждением назначил его своим сыном, когда он размножился до целого Клона.

– Ты надеешься, Многорукий, что меня заинтересуют никчемные подробности вашего образа жизни?

– Я очень на многое надеюсь, гип.

Улыбка все растягивается и растягивается, смыкаясь в прямую линию. Это несомненный знак благорасположения.

– Ведь было время, – говорит Многорукий Дедушка, – когда мы с тобой сражались на одной стороне. Помнишь, друг? Ты здорово помог мне своими советами и своими маршрутами.

– Помню, друг председатель. Жаль, что теперь я – на одной стороне, а ты с надстаевым Бархатным – на другой.

– Я тебя уже просил – не торопись с выводами, гип. Ты, конечно, можешь еще повоевать и даже разложить по спектру десяток моих неуклюжих «дыроколов», не опасаясь ответного удара из боевых призм, но результат не изменится. Твой «Универсал» все равно попадет в столкновение и будет отбуксирован.

– Пиратская тактика, – ворчит Свободный Охотник. – А тебе не приходит в голову, Многорукий, что есть и другой вариант…

– Приходит, – торопится ответить Повар Гной. – Я помню о твоем другом варианте, иначе зачем бы мне вести этот диалог? Подвиг, совершенный твоим отцом, впечатляет меня до сих пор, честное слово. Обидно, если ты выберешь что-нибудь подобное, не обидно даже, а глупо, потому что я ведь не собираюсь ничего у тебя отнимать.

– Вот как?

– Что касается моих контактов со звероидами, то я затеял все это только по одной причине – чтобы друг Неуловимый наконец побывал у меня в гостях. Другого способа я не придумал, признаюсь тебе со всей откровенностью. Я не враг Галактики, уж ты-то должен знать.

– Да, Повар, когда-то я знал это. Что же с тех пор с тобой случилось?

– Ты мне не веришь? – уголки губ досадливо вздергиваются. – Тогда взгляни сюда.

Человеческий рот открывается широко-широко, распахивается, как шлюз летающей крепости, выпуская в пространство подготовленные заранее записи. Неуловимый хочет доказательств? Вот они, наслаждайся. Где-то глубоко в Центре, в одном из тех мест, куда не доберется ни человек, ни тварь, упрятана секретная ферма. Хотя, на ферму этот объект мало похож, поскольку ничего съестного здесь не синтезируют. Это родильная матрица параллельного типа, в каждой из ячеек которой – инкубатор (четырнадцать кювез, вписанных в додекаэдр). А в каждой кювезе пищит и копошится… маленький звероид! Что за жуть, что за рассадник галактической нечисти? Очень просто: звероидов специально выращивают, чтобы использовать их тела для выработки клеточной массы. Рядом с родильной матрицей расположен питомник, рядом с питомником – кипящий чан коллектора. Тошнотворная картина разжижения еще живых существ, визжащих от боли и страха. Будничная, безрадостная работа по умерщвлению едва подросших тварей… Трудно подобрать более сильное доказательство ненависти к общему врагу, не так ли, высокородный гип?

– А с людьми ты не пробовал организовать чего-нибудь похожего? – уточняет Свободный Охотник. – Технически это гораздо проще.

– Шутишь, – понимает Повар Гной, возвращая в канал связи свою улыбку. – Каждый раз ты застаешь меня своими шутками врасплох… Нет, к сожалению, эта ферма пока единственная, экспериментальная.

– Если я шучу, то ты попросту тянешь время, пытаясь удержать нас в этой ловушке. Твои стаи опаздывают, я их прекрасно вижу. Говори, что ты хочешь мне предложить, вождь бластомеров?

– Вождь… Хорошее слово, спасибо. Да, власть у меня есть, Неуловимый, ты прав. Пора подумать о признании.

– Похоже, поиск затерянных свалок и заброшенных баз тебя уже не интересует?

Улыбающийся рот застывает на мгновение, словно собираясь с силами.

– Предложение простое: пусть восстановленный гипархат Узора станет одним из Клонов.

Герой непроизвольно отшатывается:

– Твоим? У тебя их три, Многорукий Дедушка.

– Твоим, разумеется. Хотя, какая разница, чьим? Присоединишься к моему Союзу, когда сам захочешь. Монополия на Полную Карту также останется у тебя – лично у тебя, Неуловимый. Гарантии сохранения твоей монополии мы можем обсудить немедленно.

– Монополия – ключевой вопрос, председатель.

Повар Гной говорит, тщательно подбирая слова:

– Я уважаю твои сомнения, друг, ибо мы живем в мире всеобщего обмана. Именно поэтому я подготовил несколько схем нашего будущего взаимодействия. Рассмотри их, прежде чем примешь решение. Возможно, там обнаружатся слабые места – укажи, я заранее согласен со всеми твоими возражениями.

Свободный Охотник молчит, откликается не сразу.

– Как ты собираешься меня клонировать? – хрипло спрашивает он. – Эмбрионы будешь проращивать, реципиентку свою предложишь? Или получишь полный набор хромосом другим способом?

– Об этом – позже. Я не склонен доверять технические подробности Всеобщей. Тем более, тебя ведь другой вопрос беспокоит, мы же понимаем.

– И что же вы там понимаете?

– Девочка из Сорок Седьмого принадлежит тебе и только тебе. Никто не посмеет навязывать великому гипу наши семейные традиции.

Вновь Свободный Охотник молчит.

– Стань мне сыном, – расползается по кораблю ядовитый голос. – Я назначу тебя отнюдь не Четвертым, нет, я назначу тебя Первым…

Он молчит, потому что все сказанное – слишком мерзко, чтобы продолжать эти словесные игры. Потому что безвыходность ситуации с каждой новой фразой обретает вещественную силу. Потому что ему стыдно, как никогда прежде… И вдруг не выдерживает третий из участников этой беседы, до сих пор выполнявший свое обещание не вмешиваться.

– Вы хотите оставить Неуловимому его женщину?! – кричит несостоявшийся Дедушка. – Я предвидел это! Я предвидел!

Терпение изменяет пилоту штурмовой капсулы: разом вспыхивают обе его боевые призмы. Однако разрушительные импульсы нацелены вовсе не на «Универсал-Плюс», завернутый в несколько слоев защиты, а на один из Входов. Вскипает холодное пламя, турникеты уничтожены. Призма мгновенно фокусируется на следующем Входе, превратив и его в роскошную радугу, затем – на следующем. Замысел врага становится ясен – заткнуть как можно большее число дыр, связывающих зал с гостиницей. Враг ведь не знает, в котором из пластиковых пузырей прячутся Хозяюшка с Ласковым, зато он способен лишить их возможности вернуться. Достаточно отсечь трехмерный жилищный комплекс от Метро – ниточка за ниточкой. Это опасно. Очень опасно.

– Ты не получишь свою женщину, Неуловимый! – рыдает от счастья обезумевший мститель. – Ты никогда ее больше не увидишь!

Бедняга не может смириться с тем, что ему в этой жизни плохо.

– Я ненадолго прерву наш разговор, Многорукий, – бросает Свободный Охотник в канал связи. – Нужно доделать одно мелкое дело. Надеюсь, ты не обидишься.

Бить из рассеивателя в защищенную капсулу – бессмысленно, есть другой способ нанести ответный удар. Робот-истребитель, повинуясь команде, выстреливает из пусковой камеры. Внимание врага переключается на этот новый объект. Призмы штурмовой капсулы, стремительно изменив конфигурацию, ловят в фокус несущийся к цели снаряд. И вспыхивает маленькая звезда. Отличная реакция у личного лоцмана Повара Гноя! Только не учел он, забыл он, что в роботе-истребителе застрял «зуб Странника», им же посланный и потерянный. Попался враг на простенькую хитрость. Управляемый снаряд уничтожен, а сгусток кристаллизованного света продолжает полет. Свободный Охотник подхватывает «зуб» экситонными лучами, всеми тремя сразу, и с ходу всаживает в капсулу – точно в жилую часть. Что творится внутри вражеского летательного аппарата – невозможно представить. Что-то ужасное. Люди, выжившие после таких атак и сохранившие рассудок, не умеют описать свои ощущения. Капсула застывает, обездвиженная, словно гигантской иглой проколотая. Тогда Свободный Охотник спокойно, как на тренировке, насаживает на освободившиеся лучи необходимое количество боевых цифр и последовательно вводит их в Слово Состояния. Признаки, которые разрешают прерывания, сброшены в ноль.

Все кончено.

Оптическая программа, предохранявшая объект от плоскостного распада, теряет связь с реальным миром. Ввод-вывод оборван, исходные параметры выметены вон. Оптические циклы необратимо замыкаются сами на себя…

Оставшись без оболочки, грозный аппарат торжественно рассыпается – слой за слоем, сечение за сечением, – неодолимая сила раскидывает эти тающие тени по всему гостиничному залу, размазывает по стенам жалкие проекции. Однако бой еще продолжается! Соперник успевает катапультироваться, проявив незаурядную волю к жизни. Удивительная все-таки у него реакция. Выпрыгнул из гибнущей капсулы прямо в капитанском коконе (ведь кокон снабжен собственной оболочкой), и теперь кувыркается по залу, надеясь неизвестно на что. Мужественный парень, таких всегда жалко.

– Разомкнутых циклов тебе, бластомер, – прощается с врагом победитель.

Сердце его полно сочувствия, но иного пути нет. Свободный Охотник фокусирует рассеиватель и дает легкий толчок. Много энергии не надо – кокон лопается, и все кончено, наконец все кончено. Тени исчезнувшего врага будут разлагаться по спектру долго и красочно…

– Поздравляю, – напоминает о своем существовании председатель воров. – Ты его растворил. А все потому, что малыш перестал меня слушаться.

Знаменитая улыбка, как ни странно, осталась прежней, не тронута горем или гневом. Ничего человеческого нет в этой улыбке.

Улыбка победителя прячется под боевой маской.

– Ты, оказывается, умеешь быть безжалостным, великий гип Узора, когда кто-то посягает на твою монополию, – говорит Повар Гной. – Я тебя понимаю. Единственным лоцманом в Галактике должен быть ты. Мой Союз возьмется защищать монополию гипархата Узора, как я и указал в схеме нашего будущего взаимодействия, а сам я с радостью заменю моего неразумного сына, погибшего по собственной глупости, новым сыном.

– Я просто защищался, – гадливо возражает Свободный Охотник. – И вообще, решение еще не принято, побереги свою радость.

– Что мешает принять решение? Проблема Полной Карты? Тогда поскорее ознакомься с моими предложениями, чтобы мы могли их обсудить. Или умница Неуловимый до сих пор не видит преимуществ Клона?

– В Клонах нет культа записей, это единственное преимущество, как будто специально для меня придуманное. А что, есть и другие?

– Мы начали говорить о монополии, Неуловимый. Понимаешь ли ты, почему нас интересует не столько твоя Полная Карта, сколько сам ты? И понимаешь ли ты, в чем могущество Центра? Ответ на оба вопроса один – у нас есть собственная монополия, на чужую мы не претендуем. Наша технология и наши Союзы – это монополия совершенно нового типа, каких не знало ваше Управление. Именно Клон дал Центру могущество, и именно Центр – будущее Галактики, хоть наша технология и зародилась в незапамятные времена на планете Точка. Человечество вернется к Началу, Неуловимый. Поразмысли над этим.

Свободный Охотник, не скрываясь, смеется.

– Да уж конечно, куда человечеству деваться, если вы все вещество к себе перетаскали! Известное дело, Многорукий. Мечтаете восстановить ваше священное Начало. Небо вам подавай, чтобы проклятую Галактику не видеть.

Улыбка вдруг сжимается, усыхает до размеров кулака. Собеседник, похоже, теряет контроль над своим изображением.

– Мне впервые не нравится то, что ты сказал, Неуловимый. Принять неизбежное вам, людям, мешают глупость и страх, возведенные на уровень традиций, и ты в этом смысле не отличаешься от прочих.

Герой продолжает быть веселым – просто потому, что ситуация не оставляет места для иной модели поведения. И еще потому, что выбор сделан. Решение принято.

– Насчет моей глупости – все точно, Повар. Я ведь поначалу думал, что ты шутил, когда регулярно развлекал меня непристойными намеками. Хотя, твой тип юмора подразумевает полное отсутствие юмора, как такового. Поздновато я об этом догадался.

– Ты правильно догадался. Мне вовсе не был нужен лоцман для поиска старых свалок. И теперь не нужен. Вот ты нашел для нас эту гостиницу, которую, кстати, мы давно и безуспешно разыскивали – и на том остановимся. Мне прежде всего нужны такие воины, как Неуловимый. Я мечтаю увидеть Клон Неуловимых, а в перспективе – Союз Неуловимых, который заменит гипархат Узора, и в котором ты станешь Дедом. Только тогда звероиды будут сметены, размазаны по стенам Тоннелей.

А вот это уже серьезно. Так серьезно, что Свободный Охотник едва не хохочет.

– Значит, твоя настоящая цель – спасение Галактики?! Твоя тоже?! – он с трудом удерживает острые фразы, готовые вонзиться в незащищенный канал связи. – Тебе ли, партнеру тварей, рассуждать об этом? Лучше поговорим о том, что вместо армии «неуловимых воинов» ты рискуешь получить толпу недоумков. Псевдолюдей, способных поверить чему угодно. Воины, которые не дорожат своей личностью, которым и личность-то не нужна, разве это воины? По-моему, в качестве Папы тебе сгодится любой властолюбивый юноша, лишенный предрассудков.

Безликий оскал приближается вплотную к его боевой маске. Хорошо ощущается дыхание, облагороженное дорогими освежителями.

– Возможно, в перечисленных тобой недостатках клонирования и спрятан секрет могущества Центра? Поразмысли над этим, малыш.

Размышлять над чем-либо не хочется, да и не нужно. Хохот побеждает. Как во сне, как в кошмаре, рожденном психоформатированием мозга. Сон кончился, а хохот остался. Воистину, мир сошел с ума! Два главных негодяя, вождь Гладкий и Повар Гной, оказывается, озабочены судьбами Галактики. Или стремятся произвести такое впечатление. Каждый, разумеется, по-своему, шумно тряся словесными побрякушками и предлагая неотразимые аргументы в виде готовых к бою армий. Искренни ли они? А как еще объяснить то упорство, с которым они – оба! – сохраняли Неуловимому жизнь, как объяснить ту готовность к унижениям, с которой они пытаются теперь вести с Неуловимым переговоры? И знают ли эти властолюбцы, что их юного врага терзают мечты ничуть не меньшего размаха?.. Между тем, выверенная приветливость возвращается к Дедушке Трех Клонов, желающему расшириться до Четвертого. Он продолжает атаку на мозг строптивого беглеца, подыскивая все новые и новые подходы. Неужели умница Неуловимый будет оспаривать очевидную истину, что тварей при нынешнем раскладе сил нельзя одолеть! Численность людей и звероидов несопоставима. Клонирование – вот единственный способ резко увеличить количество бойцов. Единственный способ! Конечно, «дети Клона» – они и есть дети, всю их короткую жизнь. «…И все-таки мы не понимаем вашего отвращения к тому, что так естественно, – вещает собеседник, убежденный в своей вселенской правоте. – Где ваш хваленый разум?..»

– Дай мне время, – требует свободный Охотник, обрывая чужой монолог.

– Зачем?

– Поразмыслить, как ты и просил.

– Времени у нас не так уж много, – укоризненно напоминает Повар Гной.

– Не позже, чем через две микро-Единицы мы продолжим обсуждение ситуации в части моих гарантий. Хотя, возможно, новый утомительный сеанс связи и не понадобится. Решение почти принято. Мой «Универсал-Плюс» почти готов к тому, чтобы спокойно вернуться в Тоннель, к твоим бластомерам.

Вор сдержанно радуется:

– Надеюсь на твою мудрость и на твою интуицию, гип Узора. Не следует обольщаться – в выяснение наших отношений вмешаться просто некому.

Связь прервана…

PAUSE

Уже потом, когда кончился страшный понедельник, когда миновала первая неделя, вторая, третья – только потом я осознал, что же произошло на самом деле. И это было бы забавно, не будь это со мной…

Вот уж не думал я, оборудуя кабинет детского психотерапевта в районной поликлинике, что когда-нибудь воспользуюсь услугами этого человека!

– Понятия не имею, – говорил я врачу, чувствуя себя полным идиотом, – зачем ему так нужна была сестра. Он же до сих пор ничего мне не объяснил! А еще больше меня удивляет, зачем ему понадобилось фотографировать мою дочь?

– Не волнуйтесь вы так, – уговаривал меня Александр Ильич. – Я тоже не имею ответов на ваши вопросы, поэтому скажу о другом. Даже здоровые люди на фоне сильного утомления могут дать такие психотические сдвиги, что сами потом диву даются. А когда отдохнут – все исчезает. Ваш мальчик более двух суток не спал и не ел, правильно? С пятницы по воскресенье включительно. Прямо скажем, это высокая степень астенизации. Кроме того, бывает так называемая приходящая психотическая реакция, свойственная подросткам и связанная с периодом полового созревания. Неделя-две, и симптомы тоже уходят без следа. У него ведь, если я правильно понял, сложные отношения с матерью? И еще, тут вы совершенно правы, надо разбираться с необычно сильным желанием мальчика во что бы то ни стало иметь сестру…

Легко сказать – не волнуйтесь!

Я водил пятнадцатилетнего пациента по врачам. За ручку, как малыша. После того утра, когда его нашли, других путей для меня не существовало. И первый же специалист с предельной четкостью сформулировал главный вопрос, на который следует ответить: с чем мы имеем дело? У него, у этого специалиста, ответ был наготове. Дескать, случившееся – есть не что иное, как манифестация, начало серьезного психиатрического заболевания. «Бред овладения». Синдром воздействия, он же синдром Кандинского-Клерамбо. Все симптомы налицо: больной якобы игрушка в чьих-то руках, сам себе чужой, действующий под влиянием могущественной внешней силы, человек с «подмененной душой», – короче, классический случай. Дескать, мальчика надо класть в больницу и там уже принимать меры. Причем здесь компьютер? Так ведь душевные расстройства, с удовольствием пояснил специалист, всегда социальны. Например, до 12 апреля 1961 года почти не было форм бреда с космическими сюжетами, теперь – сплошь и рядом. Появились компьютеры – вот вам то же самое. Персонажи компьютерных игр теперь управляют игроками…

– Значит, вы думаете, у него не шизофрения? – спросил я Александра Ильича напрямик.

– Хорошо вас запугали, – улыбнулся он, собрав трогательные веснушки в кучу. – Вы поймите, есть врачи, ориентированные на болезнь, и есть врачи, ориентированные на здоровье. Если речь идет о формировании стойкого изъяна психики, стойкого бреда, то для него характерна «прогредиентность», то есть развитие, непрерывное присоединение симптомов. Раньше, чтобы поместить человека в сумасшедший дом, ставили диагноз «вялотекущая шизофрения». Это – мистика, такого заболевания нет. Обязательно должно быть пусть медленное, но нарастание симптомов, видоизменение и углубление бреда, нарастание болезненных явлений, или это не шизофрения. Иначе говоря, нужно посмотреть болезнь в динамике, прежде чем навешивать таблички. Если прогредиентности нет, сразу возникают сомнения.

– Сомнения толкуются в пользу обвиняемого, – воспрянул я духом. – Значит, пока наш диагноз остается – острая психотическая реакция?

Такой приговор вынес второй специалист, к которому я обратился. Острый психоз, как реакция на тяжелую психотравму, вполне возможен, обрадовал он меня. Правда, лишь при совпадении ряда факторов. У подростка ведь была психотравма, не имеющая отношения к компьютерам, не правда ли? Таким образом, он получил толчок – желание уйти в другую личность. Предположим, происходящее на экране совпало с тем, что он страстно желал – вот точка фиксации. Организм сам себя защищает. Ведь у ТОГО ГЕРОЯ никаких несчастий нет… («Ой ли нет?» – так и подмывало меня возразить)… вдобавок, подросток ЛЮБИЛ того героя, если столько лет играл в одну и ту же игру. «Как долго может длиться острая психотическая реакция?» – сразу уточнил я, на что-то надеясь. «Если реальная ситуация совершенно непереносима, человек может и не вернуться», – был ответ специалиста.

Хорошо, что я вспомнил о существовании Александра Ильича! Есть врачи, которые на первый взгляд мелковаты – постов не занимают, по телевизору не выступают, книжек не публикуют, космические гонорары за визиты не берут. Сидят в какой-нибудь дыре, вроде районной поликлиники, и тихо делают свое дело. Однако о них слышали буквально все больные, проходящие по их профилю. К ним стремятся, о них говорят в очередях к другим светилам медицины. Вот такое интересное явление природы…

– В нашем случае, – сочувственно сказал мне Александр Ильич, – слишком много необъяснимого. Видите ли, если человек был здоров и его наследственность не отягощена, то шизофрения маловероятна. На фоне полного здоровья, как вы меня уверяете, практически вдруг – настолько яркий и громоздкий бред…

– Что значит – наследственность не отягощена?

– Когда оба родителя шизофреники, то ребенок окажется болен со стопроцентной вероятностью. Если шизофрения только у одного из родителей – вероятность ноль целых пять десятых. Можно, кстати, изучить наследственность не только по прямым, но и по боковым линиям.

– Изучим, – бодро согласился я, заранее зная, что ничего этого не будет.

– И обязательно надо изучить состояние мальчика до приступа. Не было ли, скажем, каких-то психотических эпизодов раньше – в детском саду, в школе.

– Не было, – уверенно соврал я. А может, вовсе не соврал. Откуда мне было знать точный ответ, и как признаться, что я его не знаю?

– Что касается острого психоза на фоне психотравмы, то здесь важен фактор соответствия, – продолжал врач. – У здоровых людей психотическая реакция будет соответствовать силе раздражителя. К примеру, если со стола упал графин с водой, а у владельца по этой причине – бред, ступор или с кулаками на всех кидается, это должно насторожить, потому что здесь явное несоответствие. В нашем случае – аборт, сделанный матерью, плюс неродившаяся гипотетическая сестра. Ситуация, конечно, психотравмирующая, но не настолько же. По крайней мере, не для здорового и вполне развитого пятнадцатилетнего человека.

– Я понял так, что вы не можете отнести наш случай ни к одному, ни к другому варианту?

Александр Ильич заметно смутился:

– Давать заключение о психогенной или эндогенной природе заболевания пока преждевременно. Я бы поостерегся.

И тогда я задал вопрос, давно зревший у меня в голове:

– А вдруг это не заболевание?

Вопрос мой был рожден отчаянием, полной невозможностью хоть что-то понять и исправить.

– В каком смысле?

– Ну, вдруг все произошло на самом деле? – я старательно улыбнулся, показывая, что якобы шучу. – Предположим в порядке бреда. Как вы относитесь к бесовщине, ко вселениям, к одержимости?

Врач долго и внимательно смотрел на меня, прежде чем позволить себе отреагировать. Впрочем, ответил он в тон, тоже как бы не всерьез:

– В порядке бреда, говорите… Поосторожнее с такими вещами, бред имеет свойство втягивать в себя других людей, особенно состоящих в близком родстве.

– Вы же смотрели его, разговаривали с ним! Откуда в нем взялась вторая личность – я не спрашиваю, замнем для простоты, но ведь теперь в нем две личности одновременно! Они борются, то чужая побеждает, то своя. Как это объяснить с точки зрения врача?

– Да, поведение мальчика меняется, – спокойно подтвердил Александр Ильич. – А с точки зрения врача это говорит всего-навсего о динамике болезни. Бредовая идея приходит и временно уходит.

– Разве бывает так? Чтобы на какие-то полчаса, на час…

– Не бывает. Это как раз один из тех симптомов, которым я не нахожу объяснения.

– Вот видите!

– Хотите, кофе попьем? – неожиданно предложил мне хозяин кабинета. – Не волнуйтесь, меня это ничуть не затруднит. Наш герой все равно пока спит…

И я сразу потух.

Александр Ильич встал, включил электрический чайник, выставил банку растворимого кофе. Заодно заглянул в соседнюю комнату, предназначенную для коллективной гипнотерапии, где на одном из топчанов спал мой сын.

– Знаете, о чем я думаю? В том мире, куда попал ваш мальчик, нет Бога, – сказал он, вернувшись за стол. – Будем считать это обнадеживающим симптомом… Не пугайтесь, моя религиозность не превышает норму. Я имею в виду лишь то, что его мир совершенно неестественный, искусственный от начала до конца. Может, это вас немного успокоит?

– Почему это меня должно успокоить?

– С искусственным бесом легче справиться.

Он весело подмигнул мне, показывая, что опять говорит как бы не всерьез.

– А чему еще вы не находите объяснения? – спросил я, решительно не желая успокаиваться…