Текст книги "Свободный Охотник"

Он действительно куда-то торопится, его нетерпение так же велико, как и Он Сам. Нетерпение и… страх. Страх?

«Помолимся Единой Системе, чтобы стать Истинными, – предлагает Свободный Охотник. – Откроем Ей свое имя – может, Она откроет нам свое?»

Мальчик протягивает исполинский палец, собираясь нажать, наконец, на клавишу.

«Пришло время!» – кричит тогда Герой, концентрируя все силы в этом ужасном крике. У него есть, есть собственный шар настройки, и потому он не раб! Крик уходит в Космос, нанизывая Плоскость за Плоскостью: «Если Ты – это я, значит, верно и обратное: Я – это ты!..»

Пришло время меняться местами. Раб будет свободным, чего бы это вам всем не стоило. Кому – «вам»? Не отвлекаться. Вам всем, ясно? Вопросы и сомнения лопнули. «Я не позволю закрыть от меня Мерцающие Усы, – неистово радуется Свободный Охотник, ощущая, как его сила пробивает Внегалактический Тоннель насквозь. – Теперь Я – это ты!» Преграда сметена, впереди – Глубокий Космос. Или все это лишь кажется воину, не сумевшему сделать правильный выбор? «Я – ЭТО ТЫ…»

HELP (помогите):

…а Космос, как черный зверь – все таится, все ждет. Его не видно, но он где-то здесь, дрожит от нетерпения. Черный зверь готовится к прыжку, разинув вселенскую пасть. Огненное дыхание сбрасывает жертву на пол корабля…

«…Да помогите кто-нибудь, он сейчас со стула свалится!..»

Спрятаться невозможно: бездонные глаза следят за каждым движением мысли.

«…Мальчик, ты слышишь меня? Как тебя зовут?..»

Плоскость рассекает мир надвое, отчаянно пытаясь освободиться, но зверь сильнее. Мускулистые челюсти смыкаются, мир проглочен.

«…Ой! Кто разбил экран? О-о-ой, что это?..»

Экран лопнул, Плоскость побеждена. Это – свобода.

«…Я же говорил, монитор горит, я же говорил!..» – «Я спрашиваю, кто кинул мячик?» – «Не было никакого мячика!» – «Мне показалось, что ли? Кто попал в экран?» – «Может, этот чокнутый – лбом?» – «Помогите мне его поднять!» – «Осторожно, осколки!» – «Горит, горит!..»

Это не казнь, а просто была нажата клавиша. Просто была дана команда… какая же команда была?

«…Все – вон из класса!» – «Я, честное слово, его сразу выключил, как вы сказали!» – «Где огнетушитель, я сказала! Кто баловался?!» – «Я тоже умею огнетушителем!» – «Все в коридор, живо!..»

Огонь – это и есть свобода. Чужих голосов не существует, они такие же пустые, как нутро голодного зверя, они сгорают без остатка. Откуда тогда дым и вонь? Вот он каков – воздух настоящей планеты…

«…Пожалуйста, успокойся. Я не спрашиваю, кто виноват, я только спрашиваю, что тут произошло…»

Но какая все-таки была дана команда? Какая сила вышибла дверь на свободу?

«…Я понятия не имею, что это за ребенок! Как вы получите от него объяснения, если он только мычит и воет? Вы посмотрите, посмотрите, что у него с глазами…»

Почему они все разволновались, удивляется человек без имени. Ничего страшного не произошло. Огнетушитель раздавил едва родившийся огонь, завалив компьютер пластами снега. Снег этот особенный – быстро испарится, не добавив вреда пострадавшей технике. Да и что там могло пострадать? Ну, выгорел в блоке питания выпрямляющий мост, ну, остались от резисторов одни ножки. И вообще, нечему там было гореть, хочет объяснить человек, проглоченный пустотой – объяснить им всем! Чему там было гореть, кроме блока питания? В кинескопе есть «строчник», это такая штуковина вроде трансформатора – обмотки да прокладки. Еще есть «кадровая развертка» – такой блок на транзисторах, тоже, наверное, менять придется. У микросхем, конечно, пластмассовые корпуса, кто же спорит. Пластмасса, пластик… Форспластик… Но все это обычно не горит, а выходит дымом, пытается рассказать лежащий на полу человек, не замечая бурлящей вокруг суеты. Дымит в компьютере либо «компаунд» (специальное защитное вещество в микросхемах), либо лак, покрывающий печатные платы – дымит, плавится и воняет…

Он ведь разбирается в компьютерах. Он знает эту технику, как свои четыре пальца! Наверное, инженерские гены от папы перешли, а у него – ого-го! – видели бы вы, какой у него папа. Они вдвоем что хочешь починят, и еще лучше работать будет, чем раньше. А то, что взорвался кинескоп, так папа обязательно купит новый. Подумаешь, кинескоп! Гораздо важнее, что нет больше пустоты – черный зверь обернулся свободой. И даже тот, второй человек, который шевелится и хнычет внутри первого, является неотъемлемой частью этой странной свободы… Второй человек? Откуда он взялся в молодом здоровом теле? Как он проник в чужие владения? Или, наоборот, это первый неожиданно для себя оказался внутри второго и теперь воет от обиды?

«…Держите его крепче, а то иглу сломаю!» – «А что вы ему вколете?» – «Тебе это еще рано, милый…»

Именно он, второй, мычит, воет и брыкается. Именно он не позволяет вскрикнуть: «Я знаю, знаю!» А ведь человек без имени наконец вспомнил, какая была дана команда, лишившая Плоскость жизни. Мне все надоело, пытается он оправдаться, но голос ему не принадлежит. Мне просто все надоело, и я сказал «аборт». Да, он сказал Ей – «аборт»! Что тут такого? И вовсе не потому, что испугался! Разве что чуть-чуть. Он выбросил Ее из Галактики, он сделал это…

PAUSE

Там я его и нашел – в той самой школе, где училась моя дочь. Возле того самого компьютерного класса. А до меня, разумеется, его нашли другие люди. В понедельник утром на первый же урок пришла учительница с учениками, открыла кабинет – и…

Хорошо, кто-то из ребят вспомнил, что этот парень был здесь в пятницу вместе с электриком, то есть со мной, и сразу побежал за моей дочкой. Она, не будь дурой, нашла способ позвонить домой. Я прибыл исключительно вовремя, потому что еще немного, и моего сына увезли бы неизвестно куда.

Я им всем так и сказал – это мой сын! Они поверили. Наверное, что-то было у меня в глазах и в голосе… короче, попробовали бы мне не поверить! Тем более, я же не чужой человек, все меня отлично знали, так что требовать документы, подтверждающие родство, никому и в голову не пришло. Проблемы были совершенно другого рода. Во-первых, скандал. Посторонний человек, понимаешь, проник в подохранное помещение, просидел в нем два дня и три ночи, занимаясь черт знает чем, изуродовал дорогостоящую технику – впору было заводить уголовное дело по статье «хулиганство». Большого труда мне стоило уговорить директрису не звать милицию, не ломать жизнь мальчику (а также его непутевому папаше). Я пообещал ей все, что только можно было пообещать, и наступило время улаживать вторую проблему – главную…

Мальчик лежал в коридоре. Старшеклассники выволокли его из компьютерного класса и продолжали придерживать, прижимая к полу – на всякий случай. Хотя, тот вовсе не буйствовал. Они все его боялись, включая медсестру, сделавшую ему зачем-то укол анальгина и осуществлявшую общее руководство процессом.

– Тихо, тихо, мальчик бредит, – раз за разом повторяла медсестра, изображая, что контролирует ситуацию.

Приехала «скорая помощь». И было большой удачей, что я их опередил, иначе бы эта история плохо кончилась. Мальчика перенесли в медкабинет и принялись решать, что с ним делать. Налицо был острый психоз – в форме речевого возбуждения. Двигательное возбуждение, к счастью, никак не проявлялось. Ребенок не ориентировался ни в пространстве, ни во времени, не отвечал на простейшие вопросы типа: как тебя зовут, где ты находишься, сколько тебе лет. «Везем на Пионерскую, шестнадцать», – сообщил мне врач. Зачем? Там расположен Центр отравлений. Причем здесь отравление, возмутился я, если он двое суток ничего не ел! Не едой, а какими-нибудь препаратами, ухмыльнулся врач «скорой помощи», скоренько поставив диагноз. Не наркоман ли ваш сын? А может, токсикоман? Уединился и погулял от души. Клей «Момент», бензин, отвар из мухоморов. Ядовитые грибы – это сейчас особенно модно у молодежи. «Улица Пионерская» – до чего символичное название, не правда ли?.. Короче, острый психоз чуть не случился уже у меня, и опытные специалисты это поняли. Я заставил их заняться пациентом всерьез, и здесь же, на месте. Зрачки, пульс, давление – дальше я не вникал, отходя от воплей, которыми только что сотрясал школу. Мне удалось отстоять своего фантазера во второй раз, потому что никакого отравления у него, естественно, не было… Врач сделал еще одну попытку отнять у меня ребенка («Везем на Песочную набережную, дом девять, в детскую психиатрическую больницу…»), но я отстоял сына и в третий раз. Пациент вел себя смирно, лежал на топчане, находясь при этом где-то далеко, так что не имели права.

– Сами найдем психиатра, – сказал я.

– И себе тоже найдите, – посоветовал врач. Напоследок он ввел моему малышу седуксен внутривенно и убрался куда подальше, а тот – сразу заснул, сраженный лекарством…

Когда «скорая» уехала, я заплакал. Возможно, впервые в жизни.

Как он выдержал эти двое суток? Физическое и психическое переутомление было запредельным. И чем он тут, собственно, занимался, для чего понадобились такие сложности? Вопросов было больше, чем могла вместить моя голова.

В компьютерном классе творилось нечто небывалое. Учительницу было даже жалко, так она переживала. Огнетушитель ОУ-2 (углекислотный, двухлитровый) валялся на пороге – опустошенный, с открытым вентилем. А рожденный им ледяной туман уже растаял в теплом воздухе, оставив после себя специфический запах. И было совершенно ясно, что сгоревший компьютер ремонту не подлежит. («Гений хренов, – подумал я, не испытывая ничего, кроме усталости. – Ведь самый лучший выбрал для своих забав, фон Нейман непризнанный…») Придется крупно раскошелиться, мыслил я, осматривая место происшествия. Обещание, данное директрисе, надо выполнять. Что ж, купим им новый, лишь бы не плакали. И слава Богу, что хоть часть возникающих в жизни проблем решается с помощью денег…

Но что в компьютере могло загореться? Предположим, в блоке питания рванули электролитические конденсаторы (все-таки есть полярность), или сдох модулятор, если скакнуло напряжение. А дальше? Что там вообще горит-то? Сплошной гетинакс, по сути – стекловолокно, плюс чуть-чуть пластмассы, и все это покрыто инертным веществом. Дыму напустило бы – да. Но в системном блоке – черным-черно, жуткое пепелище, одна вонь и осталась. Сам бы не увидел, не поверил бы в эти сказки. И еще – дисплей. Вот загадка загадок! Кинескопы не взрываются, а трескаются, бывает такое, очень редко, но бывает. Из-за дефекта стекла в трубке или, скажем, когда по какой-то причине нарушается равномерность внутреннего напряжения стекла. Трескается внутрь, а не наружу – никаких вам разлетающихся осколков, как в фильмах ужасов.

Что за кино крутилось в этой комнате?

Причем, на глазах учительницы. Повезло, а то свалили бы потом всю вину на мальчишку – мол, ударил чем-нибудь в экран, психопат, не контролировал себя. А нам с ним и так вины хватало. Умывальник был загажен, зеркало разбито. Осколки на полу. Разлитая вода. Убирать все это, пришлось, естественно, мне, кому же еще. Из химической лаборатории он зачем-то принес здоровенную мензурку, которую тоже разбили во время паники, и в которой, говорят, плавала чья-то фотография. Я видел эту фотографию – размокший кусок бумаги с отслоившимся изображением. Какие-то идиоты брали ее пальцами, и теперь различить что-либо было невозможно.

В общем, никаких разумных объяснений происшедшему не существовало. Но добила меня его сумка. Нет, не перечень вещей, которые он в ней носил (хотя, экипировка у него оказалась – ого-го!), а всего лишь один из предметов. Выпускной фотоальбом. До боли знакомая книжица, ибо это был МОЙ ФОТОАЛЬБОМ. Сначала я даже подумал, что парень умудрился стащить его у меня из дому, но быстро понял – альбом чужой, просто точно такой же. Я листал его, испытывая странные чувства. Вспоминал лица сокурсников, с которыми мы учились в одной группе института, вспоминал лица преподавателей. А в том месте, где должна была быть моя карточка, не обнаружилось ничего. Засохшие остатки клея, да грязные куски не до конца отодранной бумаги. И еще сохранилась моя фамилия. Смотреть на это безобразие было противно. Но кому и зачем понадобилось расправляться с моим портретом? Недолгое размышление дало результат. Выпускной альбом, конечно, парень позаимствовал у своей озлобленной на весь мир мамаши, а та, очевидно – у подруги. Вот она, эта самая подруга, ехидно смотрит с одной из фотографий. Их трогательная дружба не закончилась, когда будущая мать моего сына ушла с факультета, и, скорее всего, эта дружба продолжается по сей день. Сидели тетки на кухне, перемывали косточки прошлым и нынешним знакомым, клеймили мужиков то «котами», то «четырехпалыми», а ребенок, не замечаемый взрослыми, играл во что-нибудь и тихонько слушал…

Получается, он знал фамилию своего настоящего отца! Трудно было не догадаться обо всем, найдя у матери подобный фотодокумент, с зияющим провалом вместо одного из мужских лиц. Он ТОЧНО ЗНАЛ, когда уходил от меня в пятницу. Ему достаточно было расспросить мою дочь, чтобы удостовериться – именно это понимание, если честно, меня и добило.

Не понравился ему, значит, такой папа. Не подошел, разочаровал. Едва встретившись, он тут же отправляется к ближайшему компьютеру – поиграть, поразвлечься. Не укладывалось все это у меня в голове, наполняло рот поганой желчью…

С другой стороны, моя дочь – она ведь сестра ему! Как же я сразу не догадался, не заметил столь очевидного факта? Малыш так ждал, так хотел сестру. Клятву дал, что не притронется к компьютеру, пока его мечта не исполнится. Два месяца воздерживался. Это срок, я же понимаю, я тоже как-никак мужчина. И вот – клятва перестала действовать. Появившаяся нежданно-негаданно сестра подарила ему свободу, так зачем молодому человеку был нужен в этой ситуации отец? Подождет отец день-другой, никуда не денется… Я даже засмеялся, напугав стоявшую рядом учительницу. Найденное объяснение вернуло мне жизнь.

Действительно ли он хотел лишь поиграть да поразвлечься? Некоторые подробности его пребывания в компьютерном классе заставляют в этом усомниться. Почему в таком случае наш герой не отправился домой, к своему боевому «Диджи»? Почему не пошел к друзьям, таким же юным программистам? Или нет у него друзей? Наверное, нетерпение жгло его руки, убыстряло пульс, делало способным на все. Ближайший компьютер был здесь, в этой школе… Вот наглец, подумал я с удовольствием. Пока в ночь пятницы я восстанавливал в здании электричество, он, оказывается, был уже в компьютерном классе. Обесточил школу моим же испорченным предохранителем, который я поленился выбросить. Заранее распространил слух о своей поездке в Москву, чтобы его не искали – значит, ехал ко мне с уверенностью, что задержится, останется на неопределенный срок… До чего же предусмотрительный у меня сын, думал я с гордостью.

Однако главные вопросы, увы, так и остались без ответов. Ответы нашли меня позже, гораздо позже…

Прибежала дочь – с новостью, что пациент наконец проснулся. Потащила меня на первый этаж: «Скорей, папа, он там смеется!» Паршивка удрала с очередного урока и, пока я разбирался с последствиями утренних событий, торчала возле медпункта – вроде как дежурила. Отругать бы ее, однако времени на это не было.

– Чего-чего он там делает? – спросил я уже на ходу.

– Ржет, как лошадь, – уточнила дочь со свойственной ей четкостью формулировок. – Смотри, что он мне подарил, – и сунулась в портфель.

Вытащила дискету. Продемонстрировала, откровенно хвастаясь.

– Это подарок? – удивился я. – Когда он успел?

– Сразу, как проснулся.

– И что там записано?

– Не знаю, – дернула она плечиками. – А какая разница?

Разницы, возможно, не было никакой, было просто странно. Человек, едва вернувшись в нашу реальность, преподносит своей сестре дискету. Неестественный, прямо скажем, подарок, ненормальный.

Или, наоборот – единственно возможный?

Мальчик сидел на топчане. Он слушал радио и при этом веселился – неудержимо, в голос, не стесняясь присутствия медсестры. Я бросился к нему, я хотел спросить: как ты себя чувствуешь, что с тобой стряслось, зачем ты забрался в школу? У меня накопилось множество вопросов, но он поднял палец и зашипел «Тс-с!» Радиоточка здесь работала всегда, утром и вечером, днем и ночью, это был фон, на который никто и никогда не обращал внимания. Он обратил. Он слушал предельно внимательно, целиком отдавшись горячей речи комментатора.

– Когда мальчик проснулся? – побеспокоил я тогда медсестру.

– Как только началась передача, – равнодушно откликнулась она.

– Он что-нибудь сказал?

– Нет, ничего. Разве что попросил позвать девочку из коридора.

– Как он узнал, что моя дочь в коридоре?

На этот вопрос ответа не было.

А в информационном выпуске (посвященном новостям науки и техники) речь шла о самой последней компьютерной диверсии, осуществленной неизвестным хулиганом-хакером. В минувшие выходные объявился новый вирус, который уничтожал десятичные числа, записывая вместо них специально пересчитанные восьмеричные эквиваленты. Не в программах, разумеется (в них нечего пересчитывать, поскольку программы – это и так одни лишь двоичные коды), а в текстах, в разнообразных документах, в базах данных. Повсюду, тотально. Менял форматы чисел с фанатичной, с безжалостной целеустремленностью. Масштабы и содержание диверсии впечатляли, весь мир только об этом и говорил. Вирус стремительно распространялся, вызвав настоящую эпидемию, захватывая объект за объектом. Путаница и хаос, надо полагать, были колоссальными. Чтобы вернуть информацию к прежнему виду, требовалась долгая и кропотливая работа огромного числа людей, которая вполне могла оказаться бесполезной.

Сложность ситуации заключалась в том, что вирус был действительно новый – совершенно нового типа. Вирусологи беспомощно разводили руками. Эта хулиганская программа так хитро взаимодействовала с системами ввода-вывода и системами прерываний, что ее деятельность была невидима для существующих эвристических алгоритмов предварительного обнаружения вирусов. Мало того, она гуляла в виде осмысленных текстовых файлов, и таким образом могла попасть в любой тип компьютера (их много, этих типов), а уже там – неведомым, просто мистическим образом текст превращался в программу. (По радио так и сказали – «мистическим».) Это свойство тянуло на крупное изобретение, на престижную научную премию. Уже изученные программные вирусы отлавливаются по «сигнатурам», то есть по присущим только им наборам символов, однако в данном случае до этого этапа было далеко. Иначе говоря, остановить эпидемию непросто.

Кто-то придумал неуловимой заразе название: «Крысиный хвост» – за способность проникать в любую щель, показывая преследователям только цепочку пересчитанных кодов. И это название, похоже, успело стать устойчивым термином, судя по той непринужденности, с которой комментатор его выговаривал.

Расследование дало такие результаты: вирус первоначально был запущен в сеть GLOBAL SOFT. В первой «тихой» фазе (размножение и внедрение) он распространялся обычным образом – через одну из сетевых игр, популярную варио-сюжетную структуру «Cyber-fantasy», благополучно существующую уже много лет. Именно этим объяснялась скорость и масштабы заражения. Разумеется, сетевые игры находятся под жесточайшим контролем, но ведь вирус попался особый, обладающий уникальными свойствами, вот почему его вовремя не распознали, не поймали, не задавили.

Каждый игрок, из числа разбросанных по миру фанатов, сражается в игровом пространстве «Кибер-фэнтези» с помощью собственных персонажей. И были выявлены два персонажа, которые, собственно, и притащили за собой «крысиные хвосты». Ими оказались мертвые подпрограммы, лишенные блоков управления и блоков внешности – то есть вычислить и поймать их хозяев не представлялось возможным. Персонажи обозначались нелепыми именами «Она» и «Я», а прятавшийся в них когда-то вирус самоуничтожился, когда первая фаза диверсии закончилась. Было также совершенно очевидно, что полные версии этих персонажей продолжают бродить где-то в игровой среде, снабженные новыми именами, а «крысиные хвосты» позволяют им до поры до времени оставаться невидимыми и неуловимыми…

Парень получал огромное удовольствие, слушая все это. Редко в своей жизни я видел более счастливых людей. Поэтому я не мешал ему, хотя, откровенно говоря, рассказанная по радио история способна была вызвать лишь злорадное обывательское любопытство. Заграничные научно-технические ужасы не имели к нам ко всем ни малейшего отношения, и единственная ценность прозвучавшей информации заключалась в том, что она привела моего сына в чувство.

Кибер-фэнтези, с отвращением думал я. Бессмысленный, ничего не обозначающий для русского уха набор звуков. Кто придумывает игровым системам такие имена? Наверное, тот же, кто с помощью этих систем замусоривает детские души…

Когда передача иссякла, парень наконец огляделся. И болезненная веселость мигом слетела с него.

– Что со мной? – спросил он.

И наконец он испугался, осознав происходящее. Но период просветления, увы, уже заканчивался.

– Я спал, да? – успел задать он последний вопрос, прежде чем новый приступ скрутил его рассудок…