Текст книги "Доктор Джонс против Третьего рейха"

– Какая причина?

– Твой характер. Твой дрянной, неисправимо вредный характер, плюс к тому – полное отсутствие мозгового вещества.

– Мерзавец, – откликнулась Лилиан. Она, кстати, тоже успокаивалась. – Ненавижу…

Крепкие слова потребовали паузы. Собеседники молчали, занятые каждый своим делом. Доктор Джонс, утомленно прикрыв глаза, изображал, будто дремлет. Лилиан, глядя сквозь стекло наружу, якобы восхищалась открывавшимся видом. Наконец женщина вновь повернулась к Индиане и вполне мирно созналась, даже с некоторым стеснением:

– На самом деле я была уверена, что ты и так все знал про псевдоним «Орлофф». Вот почему и не говорила ничего.

– Я? – изумился Индиана. – Все знал?

– Ну да. Ты так часто подкалывал меня «старыми профессорами», обвинял, что я их люблю, уродов…

2. Добро пожаловать в гарем

Была и другая веская причина, по которой Лилиан столь долго не раскрывала известные ей обстоятельства. В письмах, подписанных фамилией «Орлофф», Генри Джонс-старший настойчиво просил свою бывшую ассистентку быть осторожнее, усиленно намекал на то, что древнеегипетская реликвия представляет собой исключительную важность. Писем, собственно, было всего два, и оба пришли летом. В первом Генри Джонс сообщал о своем намерении отправиться в экспедицию в какой-то из районов Тибета, правда, не указал, в какой именно, и предлагал Лилиан присоединиться по старой дружбе, то есть попросту просил помочь. Лилиан в ответном письме заранее соглашалась на все. Затем пришло второе письмо, в котором Генри Джонс отменял экспедицию, поскольку у него вдруг появилось неожиданное дело, точнее сказать, новый проект невероятной важности и сложности, требующий всех его творческих сил. У профессора Джонса-старшего, впрочем, любой проект был невероятной важности и сложности, поэтому Лилиан не особенно удивилась. Но затем, уже в конце августа, пришла телеграмма, где профессор Джонс извещал о том, что немедленно выезжает к мисс Кэмден в гости. Телеграмма была полна извинений, несмотря на дороговизну каждого слова. Не дождавшись своего старшего друга и учителя, Лилиан забеспокоилась, попробовала навести в посольстве справки («Через второго секретаря?» – уточнил Индиана с угрюмым удовлетворением), ну и так далее, результат обращения Лилиан в посольство известен – появился сынок старого профессора, материализовавшийся, очевидно, из ночных кошмаров одинокой женщины.

– Все ясно, – сказал доктор Джонс, когда перелетели через горный хребет Тавр. – Отцу срочно понадобился «кулон», наверняка он собирался забрать обратно свой подарок, иначе зачем бы ему извиняться?

– Ой! – взялась Лилиан руками за лицо. – А я продала «кулон»… – она тут же переместила руки на другие части своего тела, машинально выискивая что-то под одеждой.

Да, отец все-таки вляпался в какое-то дерьмо, продолжились сыновьи размышления, когда вдали замаячило море, кроваво-красное в лучах заката. Чистая библиотечная душа, называется. В экспедицию по Непалу собирался… Шиву-лингу ему подавай, старому сморчку, камень Шанкары ему вынь и положь… «Немцы», – вспомнил Индиана. При чем здесь немцы? Не может же профессор Генри Джонс сотрудничать с нацистами? Конечно, не может – ведь он искал чашу Грааля для Бьюкенена из Чикагского художественного института! Чаша Грааля – наверняка и есть тот проект, из-за которого он отменил экспедицию на Тибет… «Немцев тоже должен интересовать святой Грааль, – подумал Индиана, – если хоть капля правды содержится в материалах, собранных высокообразованным сержантом. Еще как должен интересовать! Почему бы нацистам не пронюхать о сумасшедших мечтах старого профессора? Тут они и подключились к поискам, желая, очевидно, помочь чикагской школе археологии…»

Вот теперь стало ясно, зачем Индиане лететь в Стамбул. Конечно, не потому, что этого захотел майор Питерс. И уж тем более не потому, что никому не ведомый Александер Орлофф обратился там в американское консульство… «Да, но ведь отец пропал не в Стамбуле, а в Венеции! – вспомнил доктор Джонс. – По крайней мере, так считает менеджер Бьюкенен. Что, кстати, отцу могло понадобиться в Венеции, в темной фашистской Италии?»

Пролетели над Босфорским проливом.

Азия кончилась, настала Европа. Вечерний Стамбул сверху походил на бесформенный песочный городок, брошенный детьми на сумеречном обезлюдевшем пляже. Кое-где горели робкие огоньки, кое-где ощущалось осторожное движение. Но в целом город уже спал. Город был азиатским, что по ту, что по эту сторону Босфора, – населенный азиатами, живущий по азиатским законам. Темные кучи песка, которые при свете дня непременно окажутся памятниками Османской империи, остались под крылом – самолет уже летел кромкой Мраморного моря. Потрудившийся «дуглас» плавно заходил на посадку.

В аэропорту Ешилькей героев встречали. Без марша и ковровой дорожки, но все-таки. Майор Питерс, разумеется, кто же еще, – опять совершенно не похожий ни на «майора», ни даже на «Питерса». Маленький американец был как-то по-особенному черняв, а нынешний его наряд идеально соответствовал стране и обычаям. Шальвары, рубашка, жилет, кушак. На голове – традиционная феска из красного фетра, украшенная синей кисточкой.

– Вот это маскарад! – развеселился было доктор Джонс, но Клопик вовремя дернул его за куртку: «Тихо, мистер, здесь повсюду чужие уши!»

Джонс машинально огляделся. Никаких ушей, кроме мальчишечьих, не увидел, однако на всякий случай придержал свои чувства.

– Я так рад нашей встрече! – сказал майор Питерс по-английски, но с кошмарным акцентом. Его лицо сияло истинно турецким гостеприимством. – Позвольте представиться, господа. Я – Вели Мелих Бирет, представитель местного бизнеса, смею надеяться, достойный.

– А мы, это… – растерялся доктор Джонс.

– Пройдемте, автомобиль ждет нас, – предложил разведчик, беспрерывно улыбаясь во все стороны.

«К чему такая конспирация?» – удивился Джонс, без удовольствия играя навязанную ему роль дорогого гостя, но послушно проследовал в указанном направлении. Лилиан Кэмден и Джи Лопсанг семенили рядом, с откровенным восторгом озираясь, – их ничуть не беспокоила нелепость происходящего, они ловили жадными взглядами детали чужой культуры.

Вместе с автомобилем гостей ждал водитель турецкой национальности. Завидев приближающуюся компанию, он засуетился, открывая двери в салон, забормотал что-то неразборчиво приветливое. Уильям Питерс, то бишь Вели Мелих Бирет, обратился к нему на беглом турецком, отдавая распоряжение, и тот ответил, через каждое слово не уставая вставлять подобострастное «эфенди». Машина оказалась гигантским «опелем» – с тремя рядами кресел, со стенкой, отгораживающей водителя от пассажиров. Откуда-то возникли еще два молодых человека неопределенной национальности, одетые, впрочем, так же традиционно. Один сел рядом с водителем, другой помог гостям забраться в салон, тщательно огляделся и влез следом. Двинулись в путь.

– Прохладно, – начал доктор Джонс.

– Плюс сорок шесть по Фаренгейту[23]23
  +8˚ по Цельсию.


[Закрыть], – возразил майор Питерс. – Для второй половины ноября – тепло.

– В Кхорлаке было – ну как холоднее! – вставил мистер Лопсанг.

– О погоде поговорили, – зевнул доктор Джонс, – можно поговорить о смысле жизни. Майор удивительно органично смотрится в роли «эфенди», ты не находишь, Лили?

– А что такое «эфенди»? – она прекратила глазеть по сторонам.

– «Господин» по-турецки.

– Не знаю, Инди, решай сам, – и отвернулась.

– Куда мы едем, майор?

– В мой собственный дом, мистер Джонс. Вы, главное, расслабьтесь и успокойтесь, пока все идет по плану. Я – преуспевающий бизнесмен, перебрался в Стамбул из Измира, живу здесь уже пять лет. Владею импортно-экспортной компанией, а значит, беспрерывно в разъездах по всему миру, что очень удобно. Идеальное прикрытие, зря вы иронизируете.

– Ну что вы, – пожал плечами Джонс. – Не мое это дело, рассуждать о том, куда наше правительство девает деньги налогоплательщиков.

– Опять мимо! – ухмыльнулся разведчик. – Моя фирма приносит Штатам хорошую прибыль. В Стамбул везем мясо, ширпотреб – у них здесь начинается мода на все заграничное, – из Западной Турции экспортируем хлопок, табак, фрукты. Особенно хорош бизнес, связанный с фундуком – вы, кстати, знаете, что на Турцию приходится половина мирового сбора этого ореха? Дела идут, мистер Джонс.

– Да-да, понимаю, – согласился тот. – Из Непала – курятину… Отличный бизнес. Но последний рейс принес большие убытки, не правда ли?

– Нет, отчего же. И груз, и самолет были застрахованы.

– А пассажиры? – спросил доктор, с трудом сдерживая злость. – Пассажиров забыли застраховать.

– Что вы имеете в виду?

– Послушайте, Питерс! Или как вас там – Бирет! В вашем самолете не было горючего, а пилоты, подняв машину в воздух, прыгнули с парашютами! Жду не дождусь, когда вы это прокомментируете.

Майор помолчал, скорбно кивая головой.

– Плотно они вас держали, все предусмотрели, ублюдки, – вздохнул он. – Прозевали мы это, просто позор… Собственно, из-за вас и меня расшифровали, вот почему мой самолет оказался с сюрпризом. Я и сам-то еле выбрался из Непала, с такими приключениями, что не при ребенке рассказывать.

– Я не ребенок! – попытался вскочить Дорджи.

– В Турции юноша должен спросить разрешения, если хочет что-то сказать, – улыбнулся майор. – Недопустимая для профессионального агента ошибка, Клопик.

– И что теперь? – напомнил Джонс, поутихнув.

– Теперь – о'кей, – удовлетворенно ответил разведчик. – Немцы потеряли ваш след, это очевидно, ну а мой – тем более…

Пустынное шоссе кончилось как-то сразу, вдруг. Сначала автомобиль вонзился в кварталы геджеконду (в переводе с турецкого «выстроенных ночью») – трущоб, в которых жили самовольно обосновавшиеся в Стамбуле. Нищие действительно строили эти убогие лачуги по ночам, потому что в дневное время начальство уже не имело законных прав выселить их. Затем пошел Дерседет с его мечетями и узкими улицами, больше похожими на овраги, где громоздкому «опелю» было тесно, как индийскому слону на манеже цирка. Затем по Галатскому мосту переправились через бухту Золотой Рог, и, миновав портовый район Галата, выбрались в Пера.

Город, как выяснилось при ближайшем рассмотрении, вовсе и не думал спать. Сумрачные женщины, кутаясь в ткани, подпирали глиняные стены, подозрительного вида мужчины, зигзагами бродившие от одной женщины к другой, шарахались прямо из-под колес, откуда-то неслась музыка, отчетливо пахло разнообразной едой.

– Почему вы сегодня без своего сына? – спросил Индиана. – В самом деле, где ваш интеллектуал сержант?

Он чуть было не употребил слово «горилла», но вовремя спохватился.

– Чак во Франции, – ответил майор. – Важное задание.

– Ага, значит его зовут Чак, маленький Чарльз… Долго нам еще ехать?

– Уже почти приехали. Мой дом возле дворца Долмабахчи, если вы знаете, где это.

– Я все знаю, – сказал доктор Джонс. Что, впрочем, не было таким уж сильным преувеличением. Через минуту он тронул майора за полу жакета. – Пожалуйста, прикажите остановиться вот здесь, возле отеля.

– Зачем?

– Наверняка почта отеля еще работает. Мне нужно дать телеграмму в Штаты.

– Вы не станете давать никаких телеграмм, – ровным голосом произнес Вели Мелих Бирет.

Джонс в упор взглянул на собеседника.

– Слушайте меня внимательно, эфенди, – так же спокойно отозвался он. – Вам не понравится то, что я скажу. Правительство Соединенных Штатов содержит разведку и майора Питерса, но не дало ни цента профессору археологии Индиане Джонсу. Не видно на горизонте и других меценатов. До сих пор упомянутый мною профессор не получил за свое старание ничего, кроме оплаты переездов и питания. Мисс, которая сидит рядом с нами, продала «кулон» за пять тысяч, между тем получила на руки три. Так что, как видите, профессору археологии ничего не остается, как заняться своим делом с достойной его квалификации оплатой.

– Финансовые вопросы мы отрегулируем завтра же, с утра, – напряженным голосом сообщил майор. – Нет, сегодня же.

– Да я чего, я подождать могу, – повернулась сияющая Лилиан.

– Кому вы хотите телеграфировать? – продолжил майор.

– Сотруднику музея, с которым я сотрудничаю. Кстати, мой отец также работал на его проект, и если учесть, что Орлофф и Генри Джонс – один и тот же человек, то я не вижу другого способа…

– Александер Орлофф – ваш отец? – свистяще выговорил Билл Питерс.

– Увы, – пожал плечами Индиана.

Разведчик открыл сетчатое окошко в перегородке, застучал ладонью, закричал на скверном английском: «Дорогой, слушай, останови машину, да?», тут же повторил фразу на турецком и откинулся обратно на сиденье.

– Ваш отец? – сумасшедшими круглыми глазами он оглядел гостей.

– Спасибо, что выполнили мою просьбу, – вежливо ответил Индиана и решительно вылез из автомобиля.

Он дал Джеймсу Сайрусу Бьюкенену телеграмму следующего содержания:

«СОГЛАСЕН УЧАСТВОВАТЬ ПРОЕКТЕ ЧАША ЖДУ УСЛОВИЯ СТАМБУЛ ПЕРА ЦЕНТР ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ ИНДИ».

«Сейчас в Чикаго два по полудни, – подумал доктор Джонс, – Джи-Си как раз на работе…» Когда он вернулся в машину, разведчик пребывал в деловом возбуждении.

– Мисс мне все рассказала. Над каким проектом работал профессор Генри Джонс?

– Чаша Грааля. Фантастично звучит, не так ли?

– Чаша Грааля… – Майор встретил сенсационную новость достойно, как полагается. – Имеется абсолютно достоверная информация, леди и джентльмены: нацисты также ищут некую чашу Грааля. Координацию поисков осуществляет археологический отдел института Аненэрбе, лично Райнхольд фон Урбах, руководитель отдела. Все это очень интересно.

– Вы мне говорили в Чикаго об Урбахе, – кивнул Джонс. – Какой-то никому не известный ученый, без имени и без работ.

Машина двинулась дальше.

– Вы правильно решили, Инди, – возобновил беседу Питерс после недолгого молчания. – Поддерживайте контакт с вашим музейщиком, я не против. Генри Джонса необходимо найти, если, конечно, он жив.

– Вы шутите! – отозвался Индиана. – Что значит «если жив»? Кому нужна жалкая неудавшаяся жизнь моего отца? – Он даже засмеялся от нелепости подобных предположений.

– Не слушайте вы его, – вступила Лилиан. – Индиана волнуется за своего отца, что бы он там ни говорил. Меня не обманешь, я еще в самолете это поняла, даже удивилась. В железном археологе, оказывается, что-то человеческое сохранилось… – Женщина на мгновение прижалась к милому другу детства, нежно взявшись рукой за его колено.

– Волнуется, не волнуется, какая разница? – не понял ее мысли майор. – Доктор Джонс совершенно прав в том, что его отец – ключ к нашим замкам.

– Насчет ваших замков я знать ничего не желаю, пока мы не утрясем кое-какие денежные формальности, – жестко напомнил археолог. Лилиан взглянула на него с восхищением. – А про чашу Грааля можете поговорить с вашим сыном Чаком, он наверняка изучал это в воскресной школе.

Разведчик рефлекторно напрягся, но ничего не ответил.

Так и доехали. Частный дом преуспевающего бизнесмена Вели Мелих Бирета был двухэтажным. Второй этаж чуть выступал вперед, вроде балкона, и поддерживался круглыми гладкими колоннами. «Добро пожаловать!» – с громким радушием воскликнул хозяин. Шофер помог отнести вещи; хотя какие там вещи, – все ведь осталось в Кхорлаке, а что не осталось, то погибло вместе с самолетом в горах Тибета. Гости проследовали в дом, «опель» уехал. Крепкие молодые люди, сопровождавшие бизнесмена, слаженно растворились – один в черном дворе дома, другой – в прихожей. Однако их незримое присутствие продолжало ощущаться, успокаивающе действуя на нервы.

– Снимем обувь, – сказал майор. – У нас, в Турции, по дому ходят без обуви, – и он подал всем вошедшим пример. Башмаки у него были с подвернутыми задниками – очевидно, чтобы легче снимались с ноги.

– «У нас в Турции»… – проворчал Джонс. – Вы хорошо вжились в роль, эфенди. Как там насчет гарема?

– С гаремом всё о’кей. Сейчас вас покормят, и вы пойдете отдыхать. О делах поговорим завтра. И я настоятельно прошу контролировать свой язык, если рядом с нами еще кто-то окажется, даже в этом доме. Вы с чем-то не согласны?

– Где здесь спят? – спросил Клопик, с неудовольствием озираясь. В помещении почти не было мебели, пол устилали циновки.

– Здесь едят, – укоризненно сказал хозяин. – Эта половина дома, малыш, называется селямлык, комнаты для всех. Жить вы будете в гареме, во второй половине дома. Туда никто, кроме меня, не имеет права заходить. И работаем мы там же, чтобы не подвергать опасности себя и дело.

– В гареме? – умилилась Лилиан. – Прелестно!

– Что такое гарем? – заинтересовался Клопик.

– И сколько у вас жен? – нахмурился доктор Джонс.

– К сожалению, кемалисты запретили многоженство. Строго карают, если кто-то нарушает запрет. Я прекрасно понимаю реформаторов и всецело одобряю их ориентацию на цивилизованные страны, но, строго между нами, это сильно затрудняет нашу деятельность.

– Эй, вы, что такое гарем? – Клопик был настойчив.

– Тебе же объяснил дядя Билл, – обернулся Джонс. – Это место, где живут и работают… Послушайте, майор, неужели вы серьезно?

– Не называйте меня «майором», помните о моей просьбе.

– Неужели вы и в самом деле обзавелись тут женой?

– Вот, собственно, и она, – объявил Питерс.

В помещение вошло нечто закутанное, тоненькое, очень изящное.

– Она понимает по-нашему? – поинтересовался Индиана.

– О Азиза, свет очей моих, – подчеркнуто на восточный лад обратился к женщине хозяин дома, но тут же скомандовал: – Вольно, можете расслабиться. Здесь только свои.

– Добрый вечер, – на идеальном английском произнесло существо. После чего часть ткани, покрывающая голову, была сброшена, и гостям предстала означенная Азиза. Совсем еще молодая женщина – той же вненациональной породы, что и сам Уильям Питерс.

– Знакомьтесь, это Азиза, лейтенант ВВС, – представил господин Бирет свою, так сказать, жену. – Ни за что не подумаешь, правда? Мой секретарь-радист. Настоящее имя вам знать, разумеется, незачем.

– Лейтенант… – восторженно прошептал мальчик. – А я, когда вырасту, буду капитаном.

– Жена мне полагается в единственном экземпляре, – вздохнул господин Бирет, вновь становясь озабоченным, смертельно уставшим майором. – Хотя, будь такая возможность, министерство содержало бы четырех. Нам нужен отдельно секретарь и отдельно радист. Кроме того, не помешал бы аналитик, ну и, конечно, специалистка особого профиля, назовем это «оперативной работой»… Азиза, дорогая, разбуди повара, пусть гостей покормит.

– Есть, сэр, – ответила «жена» и удалилась.

– Гадючник… – скривился доктор Джонс.

– Ужасно хочу спать, – во всю ширь зевнула Лилиан. – Где тут у вас гарем?

На том первое знакомство с частным домом шефа подразделения «Сигма» завершилось. Далее все шло по плану, как и мечтал майор Питерс. Гости были голодны до неприличия, но спать хотели гораздо больше, поэтому ели вяло, только ради успокоения взволнованных желудков, не обращая внимания на ассортимент и вкусовые качества пищи, чем сильно обидели местного повара. Впрочем, самого повара они так и не запомнили.

Затем был короткий переход в другую половину дома. Гарем, к счастью, оказался обставлен нормальной мебелью. Индиана боялся, что их заставят спать на паласах и тюфяках – нет, на интимной территории конспирация не заходила столь далеко. Кровати после самолетных кресел и сидений автомобиля казались облаком Эдема.

Первым заснул Клопик, едва пробормотав: «…Лучше не капитаном, а полковником, как сам полковник Фэйрстоун… а жена тогда может быть капитаном…».

Мисс Кэмден презрительно сказала: «Тоже мне, „свет очей“… а размер бюста нулевой……», попав щекой точно в подушку. После чего хотела еще что-то добавить, вероятно даже – хотела что-то предложить, сфокусировав на Индиане полный счастливых воспоминаний взгляд, но не успела. Жаль, подумал тот, некоторое время слушая ее сопение.

Доктор Джонс заснул позже всех. Перед тем как лечь, он привел в порядок револьвер. Во избежание каких-либо сложностей с таможенниками, оружие было оформлено и провезено как коллекционное – с просверленным стволом и сточенным курком. Археолог движениями опытного оружейника заменил бутафорские детали на работоспособные и лишь затем…

3. Разведка кормит и поит

…открыл глаза.

Было утро. Кричали муэдзины и торговцы, гремели повозки и автомобили. Утро было поздним, все-таки на три часовых пояса сместились путешественники. Точнее, разница во времени составляла не три, а два с половиной часа, потому что в Индии местное время отличалось от поясного на полчаса. Лилиан и мальчик еще крепко спали, в тех же самых позах, что и легли, так и не сняв одежды, – приходили в себя после изнурительных тибетских приключений.

В соседнем помещении бубнили голоса. Индиана энергично сбросил себя с кровати, ощущая с удовлетворением, что тело его свежо и полно сил, а душа… впрочем, о душе он не думал. Итак, он встал и вышел на голоса.

– Есть какая-нибудь информация от союзников? – спрашивал господин Бирет. Эфенди восседал в углу на большой подушке, поджав волосатые ножки. Одет был по-домашнему, в халат. Кроме него и секретаря-радистки Азизы в комнате находились еще две подчеркнуто восточные женщины.

– Англичане ничего не заметили, – ответила одна из незнакомых. – Французы видели транспорт, но проследить его не смогли.

– Ловим рыбу в воздухе, – раздраженно прокомментировал майор. – Как говорят наши русские коллеги – толчем воду в ступе.

– Шеф, – твердо сказала Азиза, – транспорт прилетел. Наши ребята его тоже пронаблюдали.

– Да, я понимаю… Лейла, что у вас?

– Русская резидентура спокойна, – вступила вторая из незнакомых женщин.

– Конкретнее, пожалуйста.

– У них серьезные внутренние проблемы, шеф. По непроверенным данным, товарищ Барковский отдал приказ приостановить строительство подземных этажей в новом здании консульства. Товарищ Измайлов вылетел в Европу, забрав с собой почти всех известных нам оперативников. Дело в том, что сбежал Бояров…

– Второй секретарь?

– Да, скрылся в неизвестном направлении. Москва неожиданно вызвала его – якобы для награждения, ну и… Сами понимаете, что может означать такой вызов.

Вели Мелих Бирет понимающе кивнул:

– Англичане завербовали Боярова, с собой он прихватил рабочие чертежи подземных уровней нового здания. Это хорошо… Что японцы?

– Японцы сами пытаются выяснить, чей был самолет. Зато резко активизировались немцы и итальянцы.

– Немцы и итальянцы… – пожевал майор губами. – Значит, кто-то из них?

– Однако по известным нам адресам террористы не появлялись, шеф, – вновь включилась в беседу супруга хозяина дома.

– Мы знаем далеко не все адреса, мэм. Что ж, придется поработать…

– Доброе утро, – улыбнулся доктор Джонс всем присутствующим.

Господин Бирет развернулся к нему:

– Доктор Джонс, познакомьтесь, это прислуга моей жены, – он указал на присутствующих дам. – Отличные сотрудники. А с Азизой вы, кажется, уже знакомы.

– У Америки все отличное, если только речь не идёт о продукции с конвейеров, – еще шире улыбнулся гость. – Что-нибудь случилось?

– Не волнуйтесь, доктор, обычное рабочее совещание. Засекли самолет, на котором в Стамбул прибыл отряд курдских боевиков. По чьему заказу и с какой целью осуществлена переброска, пока неясно. Да вас, собственно, это никак не касается…

– Я спокоен, как Мраморное море в штиль, – сказал Джонс.

Он выглянул в окно. Открывался изумительный вид на Босфор – паромы, лодки, тишь и гладь. Действительно – штиль. На той стороне была Азия: ничем не отличимая от этой стороны.

– Почему вы здесь обосновались, в европейской части? – продолжил Джонс. – Вон какие там виллы, красота. Имиджу вашему, по-моему, больше бы подошло.

– Там слишком много казарм. А Пера – вполне респектабельное место… Вы вовремя проснулись, мистер Джонс, сейчас будем обедать.

Обед состоялся на общей половине дома, в том же помещении, где вчера вечером был ужин. На тех же циновках. Прямо на полу, как и полагается в респектабельных домах. Мисс Кэмден и мистер Лопсанг присутствовали – они поднялись сразу, едва запахло едой. А еда была хороша: студенистая пача, сделанная из коровьих ног и всевозможных приправ, плов с бараниной, лаваш домашней выпечки, ледяной айран, бьющий в самый мозг. Так называемые «прислуга» и «жена» остались на своей половине дома, то есть никто не мешал трапезе разговорами о семейных проблемах турецкого бизнесмена. Ели за большим металлическим подносом круглой формы, стоящим на смехотворно низкой деревянной подставке. Ели с помощью рук и кусков хлебной лепешки…

– Что это? – спросил доктор Джонс, указывая на одно из блюд. – Похоже, птица?

– Индейка, сэр, – с нескрываемой гордостью ответил хозяин. – Обратите внимание, а вот это кукуруза. Вы, господа, забыли, какой сегодня день?

– Какой? – мгновенно поджался доктор Джонс.

Подвох? Очередная неприятность? Оказалось – нет, даже наоборот.

– Сегодня День благодарения, – с улыбкой напомнил майор. – Забыли?

– Точно! – воскликнула Лилиан.

– Да уж, – согласился Джонс. – Работая на вас, эфенди, про любой праздник забудешь. К вашей индейке и кукурузе, пожалуй, не хватает бататов и тыквенного пирога, чтобы почувствовать себя, как на родине.

– Зато вся семья в сборе! – захлопала в ладоши Лилиан. – Тысячу лет не праздновала День благодарения!

– Что за «благодарение» такое? – тревожно спросил Клопик, просыпав изо рта непроглоченный плов.

– Ничего страшного, парень, – Джонс положил руку ему на плечо. – Чисто американская блажь. Всенародная благодарность за щедрость земли, еще от первых европейских поселенцев перешла. Не уверен, конечно, что индейцы полностью разделяют наши чувства, «щедрая земля» когда-то принадлежала им. На обед готовят традиционные блюда, и обязательно собирается вся семья, где бы кто ни находился.

– А почему сегодня? – удивился Клопик.

Присутствующие разом заулыбались, умиленные детским вопросом.

– Потому что сегодня четверг, – терпеливо объяснил профессор. – Последний четверг ноября – День благодарения, так уж заведено, ничего против этого не сделаешь, парень.

Он откинулся на локти и подумал: вот и заканчивается ноябрь. Как быстро бежит время. Последний четверг ноября. Америка, Америка, далекая земля… конкретно штат Иллинойс… Страна у пяти озер… Он вскочил, чуть не опрокинув пачу.

– Что случилось? – майор стремительно сунул руку за пазуху.

Доктор Джонс сел обратно.

– Ерунда, – сказал он. – Просто вспомнил о документе, который вы нашли у Орлоффа.

– Вы имеете в виду вашего отца, доктор?

– Какая разница! Александер Орлофф или Генри Джонс, как вам угодно. Питерс или Бирет – тоже разница небольшая. Я говорю о средневековом апокрифе, который вы мне показывали в Непале. Почему-то в последнее время он слишком уж часто мне вспоминается.

– Мне тоже не дает покоя эта бумажка, – задумчиво покивал майор. – Похоже, что немцы придают ей большое значение. Нам удалось найти дом, который снимал резидент германской разведки в Катманду…

– В Непале у немцев есть резидентура?

– О, еще какая! Клопик не даст соврать: настоящая сеть, в отличие от нашего детского сада. Да вы, кажется, лично знакомы с резидентом по Непалу. Его фамилия Хорхер, припоминаете?

Лилиан чуть не поперхнулась: очевидно, ей было что припомнить.

– Но я продолжаю. Мы нашли дом Хорхера и в отсутствие хозяина обыскали его. Так вот, помимо прочих интересных предметов ребята изъяли фотокопии того самого «апокрифа». Улавливаете мою мысль?

– Ваши мысли ясны даже этой жареной индейке, господин Бирет, – непринужденно пошутил Джонс.

Господин Бирет захохотал – так, что в комнату заглянул крепкий молодой человек из вчерашних попутчиков.

– Люблю людей с юмором, – сообщил хозяин дома, просмеявшись. – С вами интересно общаться, мистер Джонс, вы очень похожи на моего сына.

– На сержанта? – весело уточнил Джонс. – Если сравнивать, например, с вами, то на меня он больше похож, что да то да.

Майор вдруг перестал жевать. Он медленно отставил свою миску в сторону и поднял на собеседника глаза. Взгляд его был полон гнева. Он смотрел долго, решая, взорваться или нет. А Джонс что – ел себе, глядя по сторонам, ничего такого не замечал… Разведчик опустил голову.

– Поздравляю, еще одна удачная шутка, – горько заговорил он, разглядывая свои пальцы. – Жена у меня, кстати, маленького роста, пять футов со шляпкой вместе, – я говорю о настоящей жене, которая в Вашингтоне. Хотя, и к Азизе отношусь практически с тем же уважением, что и к моей далекой малышке… И вообще, нет у нас в роду высоких. Рыжих тоже нет, а Чак почему-то рыжеватый и конопатый, как ирландец. В кого он уродился?.. Не поверите, Инди, всю жизнь об этом думаю! Я, кадровый разведчик, за двадцать лет не смог решить простую задачку. То ли квалификации не хватает, то ли решимости…

– А может, веры? – предположила мисс Кэмден с нескрываемым сочувствием.

– Откровенно говоря, дорогая вы моя, только вера и спасает. – Уильям Питерс налил себе полную чашу айрана и залпом выпил. – Но хватит о грустном, – решительно встряхнулся он. – Раз уж мы заговорили о деле, доктор, давайте продолжим. Упоминал ли ваш менеджер из музея о том, где и когда пропал Генри Джонс?

– В Венеции. Двадцатого августа.

– Отлично. Двадцать пятого августа он звонил в американское консульство – здесь в Стамбуле…

– Двадцать пятого я получила от него телеграмму, что он вылетел в Непал, – вставила Лилиан.

– Значит, из Венеции отец зачем-то прилетел в Стамбул, – Индиана оглядел присутствующих. – Странное поведение, особенно если учесть, что он собирался переслать какой-то пакет мне в Чикаго, имея при этом наглость называть меня своим ассистентом.

– У вас нет никаких идей насчет того, что могло быть в пакете? – спросил майор.

– Не имею понятия. Ясно только, зачем ему понадобилась мисс Кэмден. Он собирался забрать обратно часть головного убора бога Ра.

– Это и нам ясно, профессор.

– Кстати, где мой «кулон»? – осторожно поинтересовалась Лилиан. – Он здесь, в доме?

– Реликвия переправлена в надежное место, нет причин беспокоиться.

– Я просто думала, что…

– Мисс обеспокоена совсем другим, – вежливо объяснил Индиана. – А именно – кредитоспособностью американского правительства.

– Да получите вы свои деньги, – раздраженно ответил майор. – Сколько можно вас успокаивать? Три тысячи, надеюсь, вы еще не потеряли?

– Три тысячи? – спохватилась женщина и вдруг стал лихорадочно себя ощупывать. Все мужчины деликатно отвели взгляды. Кроме, разумеется, Клопика.

– Оставшиеся две тысячи я передам вам сегодня или завтра. Санкция из Вашингтона уже поступила.

В комнату торжественно вошел мужчина турецкой наружности и что-то произнес. Господин Бирет, моментально принявший подобающий вид, коротко ответил, также по-турецки, затем перевел гостям:

– Повар спрашивает, можно ли подавать десерт.