Текст книги "Будда"

Глава вторая
Жизнь в системе координат ведийской мудрости

Повествующая о ведийских богах и мудрости древних, быте, распорядке жизни и вкусах правителей, а также об упанишадах, Блаватской, Вивекананде, дхарме, карме, сансаре, мокше и о многом другом

Ко времени рождения Сиддхартхи Гаутамы много веков в Индии существовала ведийская цивилизация. Религиозные и иные воззрения, в ней бытовавшие, опирались на авторитет Вед. В те далекие времена почитали многочисленных богов (Индру, Агни, Варуну, Сурью и др.), обожествляли животных и растения, горы и реки. Ежедневно жрецами исполнялись определенные магические ритуалы. Главных богов (дэвов) насчитывалось тридцать три. Верховным богом был Индра, бог громовержец, змееборец и бог дождя, повелитель небесного царства – сварги. К тому же он бог войны. В этом качестве он выступает главнокомандующим богов, дэвов в их сражениях с демонами, асурами. Его супероружие – ваджра, соединявшее в себе возможности меча, булавы и копья, выкованное божественным ремесленником из костей мудреца. В древности люди понимали, что в тщательной продуманности любого предпринимаемого действия заложен его успех, особенно когда сражаешься не на жизнь, а на смерть.

Богу Индре принадлежала заслуга в уничтожении хаоса и установлении порядка. Это стало возможным благодаря его победе над змеем-драконом Вритрой, олицетворяющим разнородные, хаотично соединенные и неуправляемые стихии. Рассказывают, что Вритра, обвившись многочисленными кольцами вокруг горных вершин, удерживал в своем гигантском брюхе небесные воды. Бог Индра огненной молнией распорол змею-дракону это брюхо, и освобожденные воды хлынули многими потоками с гор на землю, орошая ее благодатной влагой¹.

Стремление человека к порядку, изобилию и красоте заложено в его природе. Ведийский период оставил после себя большое количество разнообразных текстов, которые «создавались на протяжении полутора тысяч лет, приблизительно с XVI–XV вв. до VI–V вв. до н. э.»².

Известный российский индолог Владимир Шохин находит причины появления и господства в древнеиндийской жреческой культуре эрудитов и как следствие этого – ее интеллектуализацию: «Торжественный ритуал (постепенно развивавшийся из ритуала домашнего, где главным жрецом был сам глава семьи) все более усложнялся и требовал не только специалистов в его процедурной (обрядовые действа) и вербальной (священные формулы и гимны, сопровождающие действо) частях, но и тех эрудитов, которые знали все правила совершения обрядов и рецитаций священных текстов. Хотя первоначально эта эрудиция имела прагматические мотивы – поздневедийское общество не сомневалось в том, что малейшее нарушение данных правил делает обряд неэффективным, а совершающих его обречет на посмертные наказания, – постепенно деятельность эрудитов становится и самоцельной, научной в современном смысле слова»³.

Представим себе духовную атмосферу ведийской эпохи. Приблизим к нашему сознанию далеко от нас отстоящий мир древнеиндийской культуры. Тогда еще не существовало роскошных дворцов знати с усложненной архитектурой, с вычурным, замысловатым убранством покоев. Домашняя утварь правителя не ослепляла глаза многочисленными драгоценными камнями и блеском золота. Вместе с тем в простоте изделий повседневного быта ощущался высокий художественный вкус. Женские украшения, столь же изящные, как их владелицы, делали еще привлекательнее закругленные мочки ушей, пышные прически и круглые груди. Особой выделки пояса, легкие блузки и сверкающие на лодыжках браслеты привлекали внимание мужчин к тугим бедрам и стройным ногам.

Женатый мужчина отдавал достаточно много времени исполнению супружеского долга. Секс для него к тому же был религиозным ритуалом. Не стоило, разумеется, как полагали тогда, им злоупотреблять, забываясь до беспамятства на чреслах возлюбленной. Но, «во всяком случае, это был самый простой и самый приятный способ улучшить состояние своей кармы»⁴. Иными словами, одна из необременительных возможностей повысить духовный, материальный и социальный статус в своем последующем рождении. Употребляемое мною понятие «знать» в отношении древнеиндийского общества далеко отстоит от того значения, к которому мы привыкли.

Да разве существовала в те давние времена в поселениях – а города долгое время практически ничем не отличались от деревень – высокородная «знать», отгороженная от народа крепостными стенами замков и дворцов?⁵ Тогдашние правители проводили все свое время не в праздности и, если не воевали, занимались тяжелым крестьянским трудом, как многие их подданные. В ту эпоху это было в порядке вещей не только в Индии. Вспомним, например, Одиссея, царя Итаки, который впрягал в плуг быка и мула и сам пахал землю. Даже могущественные владыки не чурались крестьянского труда. Торжественный ритуал символической пахоты подтверждал их кровную, неразрывную связь с народом. Проведя первую борозду, правитель, как тогда считалось, обеспечивал своим подданным обильный урожай.

При скромных возможностях эта крестьянская «аристократия» разнообразила свою жизнь религиозными обрядами – многочисленными жертвоприношениями. В отличие от произносимых на санскрите сложных и по звучанию богатых метрических заклинаний, внешнее оформление этих обрядов было до примитивности простым и незамысловатым. Разве что музыка вносила некоторое оживление в религиозный быт, особенно когда церемония проходила в домашних условиях. Это могли быть свадьба, или очищение дома от злых духов, или инициация, или что-нибудь другое. Из музыкальных инструментов того времени известны вина (струнный инструмент типа лютни), флейта, кимвал, барабаны всевозможных размеров и звучания. Появились как бродячие, так и храмовые актеры. Однако мудрецам-риши, знатокам санскрита и ведийской «литургии», общаться с ними категорически запрещалось⁶.

Не стоит думать, что древнеиндийская элита вела исключительно благочестивую жизнь. Как всегда в подобных случаях, возникали контрасты. Немецкие индологи прошлого Рихард Пишель (1849–1928) и Карл Фридрих Гельднер (1852–1929) обнаружили в Ригведе не только развитый жреческий культ, но и жадную охоту за драгоценными металлами, увлечение игрой в кости, охотой и гетерами.

Во времена Будды в большой моде были конные состязания, а также потешные сражения, в которых участвовали буйволы, быки, козы, бараны, петухи и даже перепела. Немало народа собирали кулачные бои и особенно дружеские побоища с применением дубинок, а также репетиции предполагаемых схваток с врагами.

Сильные мира сего в разных странах на протяжении истории человечества в своих страстях и жажде безостановочно потреблять, потреблять и потреблять все, что душа пожелает, мало чем отличаются друг от друга. Не уступают им в подобных развлечениях и некоторые духовные особы. В Индии это были охочие до шумных зрелищ и массовых сборищ жрецы при могущественных правителях.

И все-таки существует настоящее неиссякаемое и вечное богатство, которое вот уже много веков привлекает к Индии людей из других стран, – ее литература. В ней древнейшими считаются Веды, а также памятники поздневедийской эпохи Брахманы, своеобразные комментарии к Ведам, объясняющие ритуал жертвоприношения с помощью умозрительных построений. Затем идут мистические тексты Араньяки, или Лесные книги, описывающие ритуальные практики. И, наконец, нельзя обойти вниманием упанишады (санскр. – сидеть возле [наставника]), трактаты религиозного характера, примыкающие к Ведам и объясняющие их тайный внутренний смысл. На эти литературно-философские памятники я ссылался в начале этой книги. От древнеиндийских брахманов для подобной комментаторской работы требовались серьезные умственные усилия и соответствующие знания. И все же превзойти самих себя им не удавалось. Время самопознания и размышлений в потоке повседневной жизни еще не наступило. Даже в самой поэтической из Вед – в Ригведе, на что обращает внимание В. К. Шохин, отсутствуют «хотя бы отдаленные признаки теоретической рефлексии над проблемами и понятиями бытия и целей и ценностей человеческого существования»⁷.

Опека жрецов помещала человека в узилище навязанных ими предубеждений и предрассудков. Карен Армстронг обращает внимание на исчерпанность ведийской веры и появление тайного учения упанишад. Британская исследовательница нисколько не преувеличивает, заявляя, что идея упанишад о тождественности сущности человека высшей сущности Вселенной нашла в сознании Сиддхартхи Гаутамы мощный отклик⁸.

Упанишады были обобщающим результатом «аскезы», раздумий, аналитических дискуссий и медитативных практик мудрецов-риши. Они представляли собой учения, доступные лишь «избранным» – образованным, подготовленным слушателям. Упанишады объединяют достаточно много произведений в форме диалогов, завершающих и осмысливающих канонический свод Вед. Из них Брихадараньяка, Чхандогья, Айтарея, Кена относятся к древнейшим, написанным в VII–VI веках до н. э. Других же, чуть-чуть или значительно моложе, наберется не более двух десятков.

Появление подобных произведений объясняется просто. Смысл мифологического языка Вед был изрядно подзабыт. Он нуждался в восстановлении – этому и способствовали упанишады⁹.

Обратимся к книге Артура Л. Бэшема (1914–1986) «Цивилизация Древней Индии»: «В Индии VII–VI вв. до н. э. интеллектуальная жизнь развивалась так бурно и плодотворно, как стремительно разрастаются джунгли после муссона. Распространителями этих учений, даже материалистических и скептических, почти всегда были аскеты, хотя свидетельства той эпохи подтверждают интерес царей к новым учениям. Джанака из Видехи и Аджаташатру из Каши (Варанаси) были самыми знаменитыми царями-философами. Оба жили, вероятно, в VII в. до н. э. Лесные отшельники, ванапрастха, в гораздо меньшей степени отходят от ортодоксальной ведической религии, чем бродячие аскеты – паривраджака, распространявшие широчайший спектр учений; но в основном именно они сформировали и распространили тексты упанишад»¹⁰.

Тут необходимо сделать некоторые пояснения по поводу употребляемых мною терминов и понятий. Таких, например, как ведийская цивилизация, брахманизм, индуизм, буддизм и т. п. В сущности, все они условны, введены в широкий обиход западными индологами или теософами и в самых общих, формальных чертах дают представление о происхождении, содержании и развитии религиозных взглядов в Индии. К тому же не следует забывать о нашей соотечественнице, основоположнице теософии Елене Петровне Блаватской (1831–1891), а также индийце Нарендранахе Датте, получившем в западном мире широкую известность под именем Свами Вивекананды (1863–1902). Именно они сыграли значительную роль в появлении некоторых терминов и возникновении на Западе страстного интереса к мудрости Древней Индии. Блаватская одной из первых внесла свою лепту в широкое распространение буддийских идей на Западе. Недаром сотнями миллионов иностранцев Индия воспринимается прежде всего как страна Будды¹¹.

Благодаря деятельности основанного Е. П. Блаватской в Нью-Йорке Теософического общества и триумфального четырехгодичного турне по Америке и Англии Свами Вивекананды, начавшегося в 1893 году с его выступления на Всемирном парламенте религии в Чикаго, древнеиндийская духовность приобрела мгновенную всемирную и заслуженную славу.

Новые религиозные представления, легшие в основу брахманизма, эволюционировали в религию санатана дхарма (санскр. вечная религия, вечный путь, вечный закон; этот термин ввели в обиход англичане в XIX веке), в индуизм[1]1
  Термин «индуизм», обозначающий религию «санатана дхарма», был предложен в первой половине XIX века. Через некоторое время он был принят последователями Мохандаса Карамчанда Ганди (1869–1948) в ходе борьбы за национальную независимость. Этот термин возник на основе слова «хинду» – персидского варианта санскритского имени реки Синду (Инда). Так в персидском языке называли людей, проживавших за рекой Инд. В настоящее время слово «индус» или «индуист» прилагается к любому жителю Индии, который не принадлежит ни к джайнам, ни к буддистам, ни к зороастрийцам, ни к мусульманам, ни к сикхам, ни к христианам.


[Закрыть], который опирается также на авторитет Вед, однако в нем на первый план выходят три верховных божества, составляющие божественную триаду – тримурти: Брахма – творец Вселенной, Шива, олицетворяющий одновременно разрушительное и созидательное начала, и Вишну, выполняющий функцию охранителя мироздания. Количество сект и направлений в рамках индуизма огромно. По образному высказыванию Артура Л. Бэшема, «брахманизм соотносится с индуизмом так же, как иудаизм Храма и жертвоприношений с последующим иудаизмом синагоги»¹².

Четырьмя духовными скрепами нового вероучения стали такие понятия, как дхарма, карма, сансара и мокша. Впервые закон воздаяния, – закон кармы, а также вызванное им представление о сансаре – круге бесконечных телесно-ментальных перевоплощений – и о возможном из него выходе, то есть мокше, были сформулированы в Брихадараньяке-упанишаде, Чхандогья-упанишаде и Тайттирия-упанишаде¹³.

В этих текстах содержалось утверждение о причинно-следственной связи между поведением, мыслями, действиями человека в настоящем и тем, кем он, умерев и родившись снова, обязательно станет в будущем. Идея кармы дожила до нашей эпохи. Она существует в сознании огромного количества людей не только в Индии. В странах христианской культуры эта идея трансформировалась в мысль о воздаянии – в неминуемое наказание за совершенные злодейские поступки. В современном обществе укрепилась вера в закон высшей справедливости. Зло возвращается даже не к тому человеку, от которого исходило, а к его потомкам.

Дхарма (на языке пали дхамма) – в ее современной неоиндуистской трактовке, заимствованной у западных индологов, – универсальный и всеобъемлющий закон бытия. Слово дхарма происходит от санскритского корня дхар – держать. В повседневном употреблении это понятие обозначает целый свод норм и правил, регламентирующих поведение человека в обществе и в отношениях с богами. Вообще-то точный русский эквивалент для слова дхарма найти невозможно. Его буквальный перевод – то, что поддерживает или удерживает.

Профессор Ростислав Борисович Рыбаков обладал незаурядной эрудицией и редкой для большинства индологов способностью просто и доходчиво говорить о сложных вещах. Он обратил внимание на отсутствие в сознании индусов понятия «религия» в том значении, как его толкуют на Западе: «Когда мы говорим об Индии или индуизме, любое категорическое утверждение может быть опровергнуто. Слово „религия“ мы найдем едва ли не на каждой странице выходящих в Индии книг и газет. И разве храмы, жрецы, изображения богов, ритуалы, паломничества, песнопения не свидетельствуют о том, что индуизм – это именно религия (в нашем, традиционном понимании этого слова)?

Несомненно, индуизм – это религия. Но не только. Образ жизни? Да, конечно – но не только. Философия? Вне всякого сомнения. Но, опять же, не только. И религиозный, и социальный, и философский компоненты накрепко спаяны в нем в нечто единое. Как обозначить это единство, каким из наших, внешних для индуизма, терминов? Может быть, это мировосприятие? Слово „религия“ явно не покрывает всего того, что так неадекватно именуется у нас индуизмом (кстати сказать, слово „индуизм“ чуждо индусскому менталитету, это заимствованное, заемное, иностранное для Индии определение того, чем живет и дышит ее народ). До какой бы степени церковного диктата и контроля ни скатывалась Европа в прошлом, но могло ли кому-либо прийти в голову, что, скажем, утренний туалет, физические упражнения, половой акт, само дыхание, наконец, есть акт по сути своей религиозный? А индуизм не только считает именно так, но еще и скрупулезно расписывает, как, когда, в какой последовательности должны совершаться эти акты – именно как религиозные обязанности каждого человека. Именно потому, что для индуса религиозно все, все покрывается словом „религия“, потому, что нет для него ничего светского, профанного, мирского, а есть только сакральное, именно поэтому нет и точного аналога нашему понятию „религия“ в языковом наследии Индии. Как назвать то, что охватывает все на свете и не имеет противопоставления? Впрочем, названным ЭТО быть не может. И индусы называют его, но не религией и не индуизмом, а многозначным словом „дхарма“, иногда же „санатана дхарма“ – „вечная дхарма“»¹⁴.

Профессор Р. Б. Рыбаков приоткрыл несведущим людям дверь с надписью на ней – Дхарма. За этой дверью обнаруживается мир, в котором все в нем находящееся подчиняется неукоснительному порядку, от которого зависит качество жизни. В этом мире «все разложено по полочкам, все расписано, как в идеальных бюрократических инструкциях»¹⁵.

Перейду на язык сегодняшнего дня. Дхарма – это единственная вечно и четко работающая безотказная компьютерная программа, учитывающая общие и индивидуальные закономерности и проявления всего сущего. Даже у огня, даже у воды есть своя дхарма!

Чем же объясняется такая предусмотрительность в регламентации всего и вся, почему с необыкновенной дотошностью определены все обязанности человека в отношении окружающего мира и его обитателей – живых и мертвых? Почему от него требуют выполнения приписанной его происхождением и возведенной в священный долг дхармы?

Да потому, что нарушение человеком нравственных устоев вызывает хаос не только в его душе, в его семье, в его стране, на планете Земля, но и в космическом пространстве.

Профессор Р. Б. Рыбаков образно и точно детализировал подобную ситуацию, прибегнув к понятному для современного человека сопоставлению с работой машинного двигателя: «Каждый человек, хоть в малейшей степени нарушающий свою дхарму, нарушает этот порядок, отрицательно воздействует на духовное состояние мира (учитываются при этом и поступки, и мотивы, и мысли, и желания). Так, попавшие в мотор песчинки не просто сбивают или замедляют работу двигателя, но могут даже стать причиной катастрофы»¹⁶.

Со своей стороны добавлю: появляющиеся нарушения – это вредоносный компьютерный червь, способный разрушить всю систему в целом.

Еще следует добавить, что дхарма, этот всеобъемлющий и морально-нравственный закон, гарантирует эволюцию миров и галактик, живой и неживой природы. В частности, в мире людей он воплощает критерий оценки образа жизни, установленный свыше для каждого сословия, и представление о том, чем вызваны те или иные формы телесного и ментального перерождения живых существ. Сам этот процесс (инкарнации, или метемпсихоза) осуществляется на основании кармы (санскр. – дело, действие). Это регулирующий механизм воздаяния за очередную проживаемую жизнь. В зависимости от того, оскверняется ли она греховными или украшается добродетельными поступками, зависит судьба живого существа в новом рождении. Улучшить качество своей телесной, ментальной и социальной жизни после смерти, при последующем возвращении на круги своя, с надеждой на освобождение от дальнейших перерождений, может тот человек, кто неукоснительно следует моральным и социальным предписаниям брахманов. Только поведение, при котором не нарушается индивидуальная дхарма, сохраняет от распада земные и небесные иерархии.

Понятия дхармы, кармы и сансары взаимосвязаны. Особенно крепко сцеплены друг с другом карма и сансара. В Индии говорят: «Какова карма, такова и сансара». В определенном смысле карма – это сам человек. Сансара (санскр. – круговорот) – это колесо жизни, смерти, возрождения, круговорот вынужденных рождений и смертей в обусловленных причинами и следствиями мирах. Она синоним феноменального существования. И как жизнь изменчива и в то же время устойчива в бесконечном повторении одних и тех же сюжетов и ритмов. Именно она погружает человека в земное бытие и, словно сила земного притяжения, прочно его удерживает в посюстороннем пространстве, в котором он вертится как белка в колесе.

Для буддистов, например, ее проявление в материальном мире – иллюзия, а ее основное качество – страдание¹⁷.

Есть общее в религиозных воззрениях древних индийцев до времени завоевания Индии мусульманами. Все они, включая буддистов, сходятся в конечном итоге на одной мысли, что необходимо перенаправить эволюцию человека разными средствами и путями от материального к духовному. Не всякие люди могут, приходится признать, легко и последовательно ущемлять плоть ради возвышения духа. Это доступно немногим. Когда же человек унижен до последней степени скудостью своего существования, он либо гибнет, либо выживает в другой среде, приспосабливаясь к любым условиям жизни. При этом все прежние мирские соблазны в нем стремительно идут на убыль и замещаются ценностями нематериальными. Вот тогда-то в каждом отдельном человеке и происходит эта вожделенная и веками ожидаемая духовная эволюция. Доминирующая в человеке сила духа укрепляет немощь его тела. Но так происходит не всегда и не со всеми людьми. Некоторые из них в этих обстоятельствах окончательно звереют.