Текст книги "Даниэль бен Ашер. Последняя надежда. Том 2"

– Я об этом не думал, всецело был захвачен организацией своего бизнеса.

– Но ведь сегодня обстоятельства изменились, разве нет?

– Ты имеешь в виду нападение, думаешь это из-за бизнеса?

– Это совершенно ясно, и к гадалке не ходи! Ты представляешь, какие деньги крутятся вокруг онкологии? И вдруг является доктор Суминский и своим «неорелигатором» кладёт всех на обе лопатки. Ты думаешь, тебе дадут спокойно жить?

– Я, вообще-то, рассчитывал на цивилизованный подход, патент получен, все права защищены. Скоро получим лицензию и будем продавать всем, кто пожелает купить. Астрономических цен я не устанавливаю, курс лечения будет стоить не больше средней месячной зарплаты в Хабаровске.

– Так в том-то и дело! Ты же на корню убиваешь всю онкологическую индустрию, неужели непонятно?

– И что? Кому от этого хуже? Клиники не пострадают, даже приобретут новых клиентов, если лечение станет доступным. Фармацевтические гиганты выпускают много других лекарств и закрытие линий химеотерапии их не обанкротит.

– По-моему, Саш, ты слишком наивно смотришь на ситуацию, а она до боли напоминает историю Рудольфа Дизеля. Когда в конце 1895 года мотор «с воспламенением от сжатия системы Дизеля» на испытаниях проработал семнадцать суток без перерыва и при этом показал КПД двадцать шесть процентов, все просто с ума посходили. Двадцать шесть против девяти – десяти процентов эффективности паровых машин! Тридцатидевятилетний инженер быстро достиг колоссального финансового успеха. Он продавал патенты многочисленным промышленным воротилам, которые весьма заинтересовались революционным мотором, способным, кроме прочих преимуществ, работать на сырой нефти. Потом последовала серия неудач, но это не сломило Рудольфа. Военное ведомство кайзеровской Германии с восторгом ухватилось за новый проект Дизеля – многоцилиндровый судовой двигатель для строящегося броненосца. И вновь посыпались приглашения за границу, заявки на лицензии, – лиры, франки, доллары, фунты и марки потекли рекой. Дизелю было совершенно наплевать на национальную принадлежность его деловых партнеров. Он был гражданином мира – немец, родившийся в Париже и живший в Швейцарии, Англии, Бельгии. Когда речь шла о деньгах, он был американцем для американцев, французом – для французов. Итальянцам, будущим противникам Германии в первой мировой войне, между прочим, он продал лицензию на производство судовых моторов. И, наконец, в сентябре 1913-го пришло приглашение от английского королевского автоклуба. Ему предложили стать почётным членом. Однако на торжественное заседание по этому случаю Дизель так и не попал. 29 сентября 1913 года в бельгийском порту Зеебрюгге он взошёл на палубу парохода «Дрезден», направлявшегося в английский порт Харвич. Дизель был в приподнятом настроении, много шутил и смеялся. Вечером, во время ужина, когда знаменитого изобретателя пригласили за капитанский столик, он прочитал часть приветственной речи, подготовленной к заседанию автоклуба. В десять Рудольф Дизель отправился к себе в каюту отдыхать. С тех пор его никто никогда не видел. Понимаешь, о чём я?

– Ты хочешь сказать, что эти бандиты собирались, образно говоря, выбросить меня за борт, как инженера Дизеля?

– Правильно! Для того чтобы выжить, ты должен наступить на горло собственному тщеславию и продать все права государству, но сделать это публично, сначала заявив об этом журналистам и телевидению. Получить хорошие деньги, чтобы на всю жизнь хватило, и заняться чем-нибудь поспокойнее прорывных технологий.

– Неужели всё так серьёзно? Хорошо, я подумаю над твоими словами, Марта. На вид тебе восемнадцать лет, но твоя мудрость просто пугает. Что-то в тебе не от мира сего. Может ты инопланетянка?

– Ну, разве что в душе, а так – нет.

На седьмой день пути, когда поезд уже давно отправился из Ярославля, и до прибытия в Москву оставалось два часа, Марта, наконец, проснулась после ночного отдыха. Суминский сидел на своей полке и смотрел на девушку взглядом, полным обожания.

– Доброе утро, Марта, я выйду, одевайся, а потом, я надеюсь, ты меня выслушаешь.

– Привет, Александр, я скоро! Потом пойдём завтракать?

– Знаю я, как ты завтракаешь, просидишь в ресторане до самой Москвы, а мне бы хотелось поговорить наедине.

– Ладно, купи мне, пожалуйста, пирожок с треской и кофе латте, а я пока оденусь и в туалет схожу.

Когда Марта вернулась в купе, пирожок на тарелочке и кофе уже ждали её на столике.

– Ну, так что ты хотел мне сказать? – спросила она, вонзая зубы в пирожок. – А сам то ты завтракал?

– Мне, честно говоря, не до еды. Марта, можно я скажу просто! Я тебя люблю! Выходи за меня.

Бедная девушка чуть не подавилась.

– Александр, ты ведь меня совсем не знаешь! А чтобы узнать, ты должен прожить ещё полгода, по крайней мере. Что ты решил делать со своим открытием? Да и жених у меня есть, я же говорила.

– Твой жених виртуален, так мне интуиция подсказывает! Скажешь – нет?

– Он существует, и скоро он меня найдёт, но ты прав в том, что наяву я его ещё не встречала. Зато во сне… что мы с ним делали во сне я, конечно, не буду тебе рассказывать.

– Ну, вот видишь, это был только сон и ничего больше. Он – виртуален, а я жив и во плоти.

– Во-первых – пока жив! Во-вторых – этот сон не был единственным, он мне снится постоянно, и я верю, – это не просто сны, а информация свыше. Мне так на роду написано стать его судьбой, а ему – моей. Есть ещё одно обстоятельство, которое тебя не обрадует. Ты ведь хотел иметь нормальную семью, ребёнка – так?

– Хотел и хочу, а ты разве не хочешь?

– Я тоже хочу, но не знаю вправе ли я заводить детей – у меня генетический дефект. Летом я не могу выйти на солнце, оно меня обжигает. Я – снегурочка и следую за зимой. С апреля по октябрь я живу с родителями на Тасмании, с октября по апрель – в Москве, за этим и еду. Разве тебе такая жена нужна?

– Прости – я не знал. Неужели ничего нельзя сделать?

– Жить с этим можно, но исправить гены – это вряд ли, ты сам биохимик – надеюсь, понимаешь.

– Да… понимаю, прости мою назойливость, я не хотел тебя обидеть. Но ты такая необыкновенная… Может быть, мне удастся «сварить» молекулу, чтобы компенсировать недостаточную работу гена. Я обещаю посвятить этому остаток жизни. Несмотря на вновь открывшееся обстоятельство, предложение остаётся в силе. Может быть, через год ты изменишь своё отношение ко мне?

– Александр, я боюсь за твою жизнь. Прожить этот год – ещё та задача для тебя. Ты не ответил, – что ты собираешься делать дальше?

– Да, признаю, – мне страшно… очень страшно! Ты совершенно права, всемирный финансовый успех мне не светит, как не суждено было этого добиться Рудольфу Дизелю. Я собираюсь последовать твоему совету, – продам все права государству, но я даже не уверен, что успею это сделать.

– Вот это уже серьёзный деловой разговор, я могу помочь, я владею приёмами конспирации, и я тебя спрячу – обещаю. Если будешь слушаться, всё закончится хорошо.

– Я тебе верю и обещаю выполнять все инструкции.

– Прекрасно! Давай начнём прямо сейчас. У тебя есть мобильник? Вопрос, конечно, – лишний, давай его сюда.

Суминский вынул свой навороченный гаджет.

– Для начала, мы его выключим! Не просто нажмём и удержим кнопку, а вынем аккумулятор, чтобы какой-нибудь продвинутый хакер не смог включить его дистанционно. Ходить с включённым мобильником – это то же самое, что носить с собой радиомаяк. Ты должен забыть о существовании мобильной связи до тех пор, пока всё не разрешится. Вот держи, аккумулятор в один карман, мобильник – в другой.

– Понятно.

– Теперь давай твой портативный компьютер, с ним мы поступим точно так же.

– Но там у меня всё, вся работа, все планы, все формулы.

– Ничего, пока обойдёшься, дня через два, я обещаю, он снова будет в твоём распоряжении, но без интернета. В моей декаде есть компьютерщик и очень хороший. Он просто вынет антенну из твоего ноутбука, и никто не сможет узнать – где ты и подслушать твой разговор.

– А разве это возможно?

– Ещё как возможно, особенно если ты в интернете. А сейчас я просто выну аккумулятор.

– А твой компьютер?

– Мой уже давно без антенны, и с местными провайдерами соединяться не может. Интернет только спутниковый, да и то, если раскладную тарелочку подключить.

– Так, и что дальше?

– Дальше – вот что. В Москве на вокзале тебя будут ждать, могу дать гарантию, особенно после того, как нападение в Сибири не удалось. Поэтому нам нужно сойти с поезда раньше.

– Остановок до Москвы больше не будет.

– Ничего, я думаю, у меня получится остановить поезд, причём так, чтобы никто ничего не заподозрил. Какой у тебя багаж?

– Вот – большой чемодан на колёсиках и портфель.

– Возьми только портфель, положи туда компьютер, документы и деньги, чемодан придётся оставить.

– А в чём я буду ходить? А моя электробритва? Блок питания для ноутбука?

– Блок питания возьми. Бритва тебе не понадобится – отпустим усы и бороду. Одежду купим новую.

– Ладно, что поделать, – жизнь дороже.

– Правильно, переодевайся в уличное и пошли.

– Куда?

– В двенадцатый вагон. У тебя наличные есть?

– А сколько надо?

– Найди сто тысяч, десять по десять – есть?

– Сейчас… есть только девяносто.

– Ладно, давай девяносто, я добавлю.

Попутчики отправились налегке в двенадцатый вагон, протиснулись в рабочее купе к проводнице и закрыли за собой дверь. К счастью, была смена той самой девушки, что помогала им в Сибири. Марта приложила палец к губам и сказала:

– Пожалуйста, выслушайте нас, меня зовут Марта Локсли, а это Александр Суминский. Нам угрожает опасность, в Москве нас ждёт мафия, и кроме вас, девушка, нам довериться некому.

– Будем знакомы – Елена, так что вы хотите?

– Нам нужно выйти где-то в районе Мытищ, надо остановить поезд стоп-краном.

– Я просто так – не могу, должна быть веская причина. Заставят объяснительную писать…

– Я понимаю, ваши неприятности мы оплатим. Вот деньги, – сто тысяч хватит?

– Я не могу взять, хотела бы, но нельзя, возможно будет обыск и тогда меня точно уволят, а где я в Хабаровске работу найду?

– Ладно, тогда передадим вам деньги в следующий раз, когда вы будете в Москве. Так можно?

– Ладно, договорились.

– А чтобы меньше было вопросов, я кое-что придумала. Срабатывание датчика перегрева буксы тележки вагона может служить достаточным оправданием для остановки?

– Да, конечно. Но как это можно устроить?

– В туалете есть панель, закрытая на трёхгранныё гайки, под этой панелью провода вашего пульта управления. Уж вы извините, но я девушка весьма любопытная и не раз открывала эту панель, чтобы посмотреть, и вот теперь пригодилось. Короче, там, кроме всего прочего, есть восемь пятиконтактных одинаковых разъёмов. Мне кажется, что это и есть соединители термометров букс – по числу подходит и по количеству контактов – четырёхпроводная линия термометра сопротивления плюс экран кабеля. Я предлагаю это проверить. Если окажется, что это так и есть, то я отломаю один из проводов и вставлю разъем на место, – вот вам и сигнал датчика. И что в этом случае положено делать?

– Остановить поезд, вывесить красный флаг, пойти и проверить температуру буксы на ощупь. Если перегрев подтвердится, следовать на малой скорости до ближайшей станции, – там вагон отцепят. Если сигнал ложный – вывесить желтый флаг, сигнал к отправлению поезда

– Прекрасно! То, что надо, вы будете вне подозрений. Так, я пошла в туалет, а вы, Лена, следите за индикаторами.

– А ключ? Придётся отдать вам мой ключ, а я не имею права, вдруг во втором туалете кто-нибудь свалится с унитаза, и я не смогу ему помочь?

– Да, уж… бедный пассажир, богатая у вас фантазия, но не беспокойтесь, – ключ у меня свой имеется.

Марта вошла в туалет, к счастью он был свободен, открутила панель и нашла нужные разъёмы.

– Лена, смотрите на пульт, я вынимаю, сказала Марта в пространство с проводами.

– Ничего не произошло, а вот теперь загорелась жёлтая лампочка неисправности датчика. Красная лампочка перегрева не загорелась.

– Понятно, я знаю, в чём дело.

Марта заперла туалет, вернулась в купе и стала рыться в своём рюкзаке.

– Наверное, ничего не получится, – огорчилась Елена.

– Сейчас я найду нужный провод! Понимаете, дифференциальный усилитель сигнала датчика воспринял обрыв всех проводов как неисправность, – значит, оба его входа привязаны к нулевому потенциалу большими резисторами. Чтобы вызвать сигнал перегрева нужно сымитировать увеличение сопротивления датчика. Я сделаю вот что: найду потенциальный провод низкого уровня и оторву его. Тогда на вход усилителя будет поступать не только падение напряжения с самого термометра, но и падение на токовом проводе низкого уровня, что эквивалентно увеличению сопротивления датчика.

– Марта, вы что, инженер по всякой электрической технике? Я совершенно ничего не поняла, откуда вы всё это знаете?

– Так… просто это интересно, немного увлекаюсь электричеством и измерениями, нам без этого нельзя.

– Она вроде понятно всё объяснила, – вмешался Александр. – Но как ты найдёшь этот провод, Марта?

– А вот это ты видел?

Она вытащила из рюкзака маленький цифровой тестер.

– Нужно просто измерить напряжение на всех проводах относительно экрана. Токовый провод низкого уровня будет почти под нулевым напряжением, следующим, по напряжению, будет искомый потенциальный провод низкого уровня, далее потенциальный провод высокого уровня и самым большим напряжением будет обладать токовый провод высокого уровня – всё очень просто.

– Логично, – заметил Александр, – но хватит ли разрешения такого простого прибора, как тестер?

– У меня тестер хороший – шесть десятичных разрядов!

– Неплохо!

– Зря я физику в школе прогуливала, – посетовала Елена. – Надеюсь, у вас получится.

– Я пошла.

Марта вставила разъём датчика на место и стала измерять напряжение на проводах относительно экрана, прокалывая их иголкой тестера. Самым большим был потенциал красного провода, чуть ниже – оранжевого, дальше вниз – зелёного и самым низким был потенциал синего провода. «Можно было и по цветам догадаться», – заметила девушка. – «Чем дальше от красного, тем холоднее». Покончив с измерениями, она вернулась в купе.

– Я его нашла – зелёный провод, когда настанет момент – я его отломаю.

– Проще откусить! – посоветовала проводница. – У меня есть маникюрные кусачки.

– Проще, но это не годится – слишком заметно, и все поймут, что это диверсия, а нам нужно, чтобы это выглядело как самопроизвольный обрыв.

– Вы что, шпионы, что ли? – бедная проводница испугалась и побледнела.

– Нет, Лена, конечно, мы не шпионы, я состою в «Грин уолд», а власти не любят экологов, – мы неудобны, мы пытаемся что-то сделать для спасения людей и зверей. Правительству же на всё наплевать – лишь бы карманы набить! «А после нас – хоть потоп!» – вот их логика. Нас преследуют все кому не лень, поэтому я научилась защищаться.

– Ладно, понятно, простите.

– Когда лучше это сделать?

– Давайте сейчас, в городе хуже, могут заметить, что вы вышли – лишние вопросы. Лучше на перегоне, дойдёте пешком до ближайшей платформы, сядете на электричку и доедете до Мытищ.

Марта, покопавшись в рюкзаке, достала маленькие плоскогубцы и снова отправилась в туалет. У двери стояла пожилая толстая дама.

– За мной будете, девушка.

– Извините, сударыня, туалет закрыт – небольшой ремонт, я техник. Пройдите в следующий вагон.

– Надо объявление вешать, – стою здесь десять минут, как дура!

– Извините, бывает…

Марта заперлась, сходила в туалет на дорогу, потом спокойно отломала зелёный провод. За стенкой раздался негромкий звуковой сигнал.

– Загорелась красная, – отрапортовала Елена.

Девушка быстро поставила панель на место и закрутила гайки.

– Можно тормозить, – сказала она, вернувшись к проводнице. – Когда вы снова будете в Москве?

– Сегодня у нас двадцать шестое, так, наша бригада будет в Москве теперь только шестнадцатого ноября.

– Понятно, я сама встречу поезд, не сомневайтесь. А что нам делать теперь?

– Идите в тамбур, я сейчас.

Когда Марта и Александр скрылись в тамбуре, Елена прошла в середину коридора и дернула стоп-кран. Потом тут же закрыла его, через пару секунд началось торможение, она еще раз ненадолго открыла кран и снова закрыла. Так ступень за ступенью она плавно остановила поезд не хуже профессионального машиниста. Затем девушка прошла в тамбур, открыла двери с обеих сторон, вывесила красный флаг и пошла ощупывать буксы, как это полагалось по инструкции. Тем временем, Марта и Александр спокойно покинули вагон с другой стороны и спрятались в кустах. Через десять минут поезд тронулся, а попутчики побрели по встречной колее к ближайшей платформе. Там они сели на электричку и доехали до Мытищ. Пересев на другую, идущую в сторону от магистрали, они благополучно добрались до Монино.

– А ты хорошо знаешь Подмосковье, – заметил Александр.

– Что удивительного, я каждую зиму здесь провожу, здесь у меня полно друзей, здесь я и в школу ходила – в Балашихе. Кстати, именно туда мы сейчас и направляемся.

– Как тебя в школу-то приняли? Ты ведь австралийка.

– Золото открывает любые двери. Там я числилась Марфой Логиновой.

– Ага! Значит, с детства конспирацией занимаешься?

– Мне так было проще. Когда директор подкуплен, то и учителя не пристают, не задают лишних вопросов: куда я исчезаю в середине апреля, например.

– Понятно. На чём дальше поедем?

– К сожалению, придётся ехать по шоссе, ох ненавижу я эти керосинки!

– Это ты об автомобилях так нелестно?

– О них, родимых.

– Чем же они так провинились?

– Ездить по мегаполису на собственном автомобиле так же безнравственно, как курить в детском саду! Почему этот дым, угарный газ и оксиды азота должны нюхать даже те сознательные горожане, которые предпочитают перемещаться на метро?!

– Метро, наверное, есть не везде, на чём же тогда ездить? Может, на лошадях?

– У нашей старушки Земли две главные проблемы, угрожающие самому существованию жизни на ней, первая – это «мирный атом», ну, а вторая – автомобили! Вот скажи, как ты думаешь, что больше – суммарная мощность всех автомобилей, зарегистрированных в Москве, или суммарная мощность всех электростанций «Мосэнерго»?

– Честно говоря, никогда об этом не задумывался. Наверное, цифры сопоставимые?

– Чёрта с два! Суммарная установленная мощность генерирующих станций равна двадцати с половиной гигаваттам. А теперь посчитаем автомобили, – их в Москве сейчас зарегистрировано, если округлить, пять миллионов двести тысяч. Положим, мощность каждого из них равна сотне лошадиных сил, что очень оптимистично, потому что мощность очень многих автомобилей намного больше. Одна лошадиная сила равна семистам тридцати пяти с половиной ваттам. Теперь умножаем 735.5 на 100 и на 5200000, получаем 382 460 000 000 ватт или 382.46 гигаватт. Таким образом, мощность автомобилей превышает мощность «Мосэнерго» в 18.7 раза. Вот такой расклад.

– Обалдеть можно! Ты нигде не ошиблась?

– Проверь цифры по интернету, если не лень. Проблема глобального потепления не была бы столь остра, если бы мы отказались от автомобилей. Можно понизить эмиссию углекислоты в десять раз, если пересадить всех автомобилистов на электропоезда или там, где нет рельсов, хотя бы на маршрутные такси.

– Но ведь электропоезд тоже имеет немалую мощность.

– И какую же, на твой взгляд?

– Сейчас соображу… мегаватта, эдак, два, примерно…

– Почти не ошибся, электричка в десять вагонов имеет четыре мегаватта установленной мощности.

– Ну, вот, а я что говорю – огромная мощность! Типовой энергоблок АЭС, имеющий тысячу мегаватт, может, таким образом, запитать всего двести пятьдесят электричек.

– Но ты забываешь о том, что электричка в десять вагонов везёт тысячу человек со скоростью сто тридцать километров в час, только тогда она потребляет все свои мегаватты. И какая же мощность приходится на одного пассажира? Всего четыре киловатта! А какой-нибудь сноб на собственном авто везёт по городу только свою собственную задницу со скоростью, по пробкам, в среднем пятнадцать километров в час, потребляя при этом семьдесят три с половиной киловатта.

– Да… ты права, крыть нечем. Значит, такси брать не будем – слишком неэкологично?

– Поедем лучше на автобусе – это, кстати, и безопаснее.

– Ладно, уговорила.

Через час с небольшим они прибыли в Балашиху.

– Куда теперь? – спросил Александр, когда они вылезли из комфортабельного автобуса на улице Центральной.

– Зайдём к моей подруге в риэлтерскую контору. Тут недалеко – пару кварталов пройти.

Путники вошли в приземистое одноэтажное здание, непонятно когда и для чего построенное внутри квартала.

– Компания «Дольче вита» налево, – сказала Марта, показывая дорогу. – Здравствуйте! А Довлетьян сегодня работает?

– Боже! Кого я вижу! Смотрите, кто вернулся! – запричитала молодая женщина, которой на вид было года двадцать три, выезжая на стуле с колёсиками из-за перегородки. Она была явно с Кавказа, потрясающе красивое лицо, стройная фигура, черные длинные и блестящие слегка волнистые волосы. В такую можно было влюбиться с первого взгляда.

– Привет тебе, Ириночка!

– Марта Локсли! Собственной персоной.

Девушки обнялись, как старые подруги.

– А это кто с тобой?

– Знакомьтесь, Александр Суминский – выдающийся учёный. Ирина Довлетьян – нереально честный и порядочный риэлтер, изумительный человек и моя подруга.

После обмена любезностями Ирина спросила Марту:

– Ты просто так зашла, или дело какое?

– Нас никто не слышит?

– Я одна, все разъехались по просмотрам, – говори без опаски.

– Мне нужно спрятать Александра, нужна неприметная квартирка на месяц. За ним охотится медицинская мафия. Ты знаешь, ведь с ними шутки плохи, укокошат так, что и комиссар Мегрэ не подкопается. Мы с ним ехали вместе от Хабаровска, так в Сибири во время прогулки по перрону на нас напали с револьвером. По-моему, это был «магнум».

– Да, серьёзные ребята, но если бы они знали с кем связываются… Надеюсь, они хоть живы?

– Я тоже очень на это надеюсь – не было времени проверять. Как дела в твоей центурии?

– Пока всё в порядке. Твоя идея с надфилями оказалась великолепной. Практически все московские декады взяли её на вооружение. Жаль, что нас мало и серьёзного влияния всё это, конечно, не оказывает.

– А идея с «остановками»?

– Это прорабатывается, твоя декада, наверное, пойдёт первой, соберёшь ребят – они тебе тогда расскажут все подробности подготовительной работы.

– Даже так?!

– А ты как думала, мы тут зря времени не теряем. Ладно, есть квартира для твоего друга. Сто пятьдесят тысяч…

– Годится.

– Запоминай – Парковая пятнадцать «А», квартира двадцать восемь. Это очень близко отсюда. Значит, на месяц? Оформляю на тебя?

– Нет, лучше на себя или на кого-нибудь из наших. Я же была попутчицей Александра и, если мы прячем его, то надо прятать и меня, – имя попутчицы очень легко узнать. И ещё, у него банковская карта, наличных не хватит.

– Пропустить через наш терминал её нельзя, надеюсь, ты понимаешь?

– Конечно, а если по схеме «карусели»?

– Он тебе доверяет?

– Куда ж ему деваться, жить-то хочется.

Марта подошла к Александру.

– Ты не против, обналичить всю сумму с твоей карты?

– Тогда меня сразу поймают, но с другой стороны – жить-то как-то надо, что посоветуешь?

– Не бойся, наши ребята обналичат её в тысяче терминалах Москвы и области. Вместе мы – сила.

– А это удобно, напрягать столько людей?

– Для хорошего дела – не жалко!

– Держи, здесь три карты, пин-коды записать?

– Просто скажи, – я запомню.

* * *

Через двадцать минут Марта и Александр уже были в снятой только что квартире.

– Ну, как тебе это жильё? – спросила Марта своего попутчика.

– Скромно, конечно, но жить можно, нехитрая мебель, даже телефон есть, напоминает дом моей мамы. Когда я предложил купить ей коттедж, она отказалась. Сказала, что никогда не жила в роскоши и дальше не собирается.

– А у тебя какой дом?

– А это важно? Я думаю в корне переменить образ жизни и продать свой шикарный трёхэтажный особняк. Когда ты сказала о тщеславии, я подумал: «Это про меня!» Большой дом, шикарная мебель, трое слуг, зачем мне всё это? Раньше, до встречи с тобой, я думал, что дом преуспевающего бизнесмена должен выглядеть престижно. А теперь даже не могу объяснить, почему я вдруг решил, что мир должен крутиться вокруг меня. Когда мне в живот направили ствол, я подумал, что это конец, и придётся заплатить жизнью за грехи. История Рудольфа Дизеля теперь не идёт у меня из головы. Ты спасла меня и физически, и морально. Я решил измениться, вернуться к истокам.

– Решил перестать быть эксплуататором? А ведь держать слуг – это действительно выглядит отвратительно. Как им в глаза смотреть – не представляю! Если они слуги, то ты, получается, господин над ними, и с какой стати они должны обслуживать чужой дом, да ещё такой, который им никогда себе не позволить – это безнравственно.

– Пожалуй так, а ты как живёшь? И чем ты живёшь, чем занимаешься?

– Здесь живу скромно, у меня такая же, как эта, квартира. Источник средств – деньги папы. Работы нет и не предвидится. Я уже говорила, – мои параметры не соответствуют требованиям. Занимаюсь делами «Грин уолд» – пытаюсь спасти планету.

– А в Австралии?

– А там у нашей семьи огромное хозяйство. Большой дом, ангар, два самолёта, ветеринарная клиника, биологическая лаборатория, установка для производства этанола из отходов древесины, ветряная электростанция, мотор-генератор на этаноле, под домом залегает золотоносная порода. Но всё это в глуши, в лесу, вокруг – никого, это частный заповедник. Семье папы разрешили владеть этой территорией с условием, что она будет охранять этот уголок живой тасманийской природы от вторжения человека, заботиться о зверях и о сохранении видового разнообразия. Поэтому у нас никаких слуг нет. Никто и не имеет права к нам приезжать, никакого туризма. И маме с папой приходится работать с утра до ночи, чтобы поддерживать всё это хозяйство. Я, конечно, им помогаю во всём. В основном, я отвечаю за электрическое оборудование и системы автоматики.

– Ты этому училась? Колледж или университет?

– Нет, ничего подобного, – интернет и собственная голова, вот и всё.

– Ты потрясающая девушка, разносторонняя и очень талантливая, увлечённая наукой. Откуда всё это?

– Во вселенной много обитаемых миров, и мне предстоит их изучать, я готовлюсь.

– Это утопия, – человек не долетит даже до Марса. Он привязан к Земле и никогда не сможет по-настоящему выйти в космос.

– Если человек не сможет завоевать космос, тогда в чём смысл существования жизни на Земле? Она ведь не вечна, как не вечна наша звезда.

– Здесь ты права. Жизнь спонтанно возникла, относительно недолго существует – эдак, миллиарда три лет, и теперь ей приходит конец. Видимо, жизнь – это просто свойство материи. Такое же, как, например, свойство воды быть жидкой в нормальных условиях, тогда как её молекулярный вес предписывает ей быть газом, ан нет – сильно полярные молекулы цепляются друг за друга, придавая воде свойства жидкого кристалла.

– Жизнь, по-твоему, возникла спонтанно? Ты что, атеист что ли? А как же твоя теория об информационном поле, на которой построен твой метод лечения?

– Информационное поле это свойство биосферы. Оно хранит информацию и воспроизводит её, но это не означает, что оно обладает какими-то свойствами личности или творца. Подобно тому, как интернет хранит огромное количество знаний и при этом не обладает ни творческим началом, ни даже, пусть самой примитивной, личностью.

– И как же, по-твоему, возникла жизнь? Скажешь: из первичного бульона сами собой «сварились» молекулы, типа белков или РНК, и начали эволюционировать?

– Ну, да – так оно и было, это ещё в школе проходят. А потом происхождение видов шло по Дарвину: мутация, естественный отбор, наследование полезных признаков, отбраковка особей с вредными признаками. Ты же всё это учила в школе.

– Странно, что такой выдающийся учёный, как ты, подтвердивший своими достижениями существование информационного поля, продолжает верить в эту несусветную чушь.

– Кстати, идея об информационном поле не моя, ещё Вернадский указывал на существование «ноосферы», что не мешало ему быть атеистом.

– Мне кажется, он вкладывал в это слово несколько иной смысл, он не думал, что «ноосфера» является базой данных для морфогенеза живых организмов.

– Пожалуй – ты права, а во что веришь ты, уж не хочешь ли ты сказать, что Бог создал весь этот мир?

– Бог, его ангелы, высший разум – называй как хочешь, но я могу тебе доказать прямым арифметическим расчётом, что автор жизни непременно должен существовать.

– Давай! Послушаю с удовольствием.

– Вот скажи, знаешь ли ты, сколько аминокислот содержит один из самых важных белков в организме, я имею в виду гемоглобин.

– Это все знают! Молекула гемоглобина состоит из четырех субъединиц: двух альфа-цепочек и двух бета-цепочек и, соответственно, содержит всего четыре полипептидные последовательности двух сортов. Каждая альфа-цепочка содержит 141, а бета-цепочка – 146 аминокислотных остатков. Таким образом, вся молекула гемоглобина включает 574 аминокислоты.

– Прекрасно, итак их 574. Возьми мой компьютер – будешь вести расчёт. Запусти программу «калькулятор». Теперь скажи, сколько видов аминокислот используется живыми организмами?

– Двадцать.

– Идём дальше, подсчитай сколькими способами можно составить последовательность длиной 574 из двадцати видов предметов.

– Сейчас соображу… так, число сочетаний по 574 из двадцати, это будет 574 факториал, разделить на…

– Не мучь комбинаторику и сам не мучься. Всё считается гораздо проще: искомая величина – это число из 574 разрядов в двадцатеричной системе счисления. 20 цифр – это двадцать аминокислот, так?

– Да, действительно, так проще. Получается 20 в степени 574, это будет, 6.18 на десять в степени 746! Хорошее число – гугол отдыхает!

– В том то и дело! Скажи типовой размер аминокислоты.

– Около трёх тысячных микрона.

– Длина всей последовательности?

– Умножаю 574 на 0.003 мкм, получается 1.722 микрона.

– Теперь давай подсчитаем, сколько потребуется времени для проверки всех вариантов цепочки аминокислот длиной 574 и выбора из них единственного верного варианта, который будет работать и правильно выполнять свою функцию.

– Но может быть правильный вариант не единственный?

– Боюсь, что правильный вариант всё же единственный. Примером может служить серповидно-клеточная анемия. Это наиболее частая форма гемоглобинопатий. Встречается она у лиц негроидной расы и обусловлена наличием у больного гемоглобина «S», который отличается от гемоглобина «А» здоровых людей заменой одной аминокислоты в бета-цепи на другую, а именно: вместо глютаминовой кислоты там присутствует валин. Это приводит к уменьшению растворимости гемоглобина «S», по сравнению с гемоглобином «А», более чем в сто раз и развитию в связи с этим феномена серповидности. Эритроциты серповидной формы становятся более ригидными и «застревают» в капиллярах. Это приводит к развитию тромбозов в разных органах.