Текст книги "Даниэль бен Ашер. Последняя надежда. Том 2"

– Поразительно, откуда ты всё это знаешь?

– Есть же интернет. Но вернёмся к подсчёту времени проверки. Пренебрежём временем, необходимым на синтез последовательности, а также временем на принятие решения. Допустим, что проверка одного варианта длится всего лишь время, необходимое гипотетическому считывателю, чтобы пробежать вдоль всей цепочки аминокислот длиной 1.722 микрона со скоростью света, которая равна трёмстам тысячам километров в секунду. Посчитай это время!

– Расстояние делим на скорость: получается 5.9 фемтосекунд.

– Теперь посчитай время, необходимое для проверки всех вариантов.

– Надо умножить 5.9 фемтосекунд на 6.18 на десять в степени 746. Так, в секундах получаем: 3.65 на десять в степени 732. Делим на 3600, затем на 24 и на 365, получаем в годах: 1.16 на десять в степени 725! То есть, ты хочешь сказать, что это время на 715 порядков больше возраста вселенной, который оценивают всего лишь в 20 миллиардов лет?

– Именно так! И это доказывает, что случайное изменение и проверка, как это предполагал мистер Дарвин, не смогут синтезировать за приемлемое время даже гемоглобин с его информационной ёмкостью 3444 бита, не говоря уже о девяти гигабитах генетического кода человека. А это с необходимостью требует присутствия автора, выдающегося химика, конструктора и программиста, который «сварил» гемоглобин, подобно тому, как ты «сварил» свою молекулу неорелигатора. Ведь твоя молекула не возникла сама собой, ты её сконструировал и синтезировал!

– Похоже, ты меня уложила на обе лопатки, необыкновенная и загадочная Марта Локсли.

– Кстати, о возрасте вселенной, – по моим данным, она значительно старше.

– Почему ты так считаешь?

– Ты знаешь длительность галактического года?

– Честно говоря – нет.

– По современным астрономическим данным один оборот солнечной системы вокруг центра галактики длится около двухсот тридцати семи миллионов лет. А теперь посчитай – сколько оборотов сделала галактика за 20 миллиардов лет.

– Легко, 20 на 10 в девятой делим на 237 на 10 в шестой, странно, получилось всего 84.4 оборота?

– Не похоже, что такая развитая структура смогла образоваться всего лишь за неполных восемьдесят пять оборотов, не так ли?

– Интересно, где же астрономы столь серьёзно маху дали?

– Я думаю, они здорово ошиблись с постоянной Хаббла. Они предположили линейную зависимость скорости разбегания галактик от расстояния между ними. А на самом деле зависимость квадратичная. Они объяснили красное смещение спектральных линий только относительной скоростью двух галактик. На самом же деле имеет место не только эффект Доплера, но и старение самого кванта по пути к наблюдателю. Его длина волны увеличивается вместе с расширением пространства, по которому квант света перемещается. То есть, обе причины красного смещения имеют место.

– И сколько же дают твои расчёты?

– Произвести точный расчёт возраста вселенной я не могу – знаний не хватает, но могу сказать возраст нашей галактики. По данным, полученным от моего жениха во сне – это 6.57 на десять в пятнадцатой степени лет. Вселенная, очевидно, – ещё старше.

– Но это никак не уменьшает убедительность твоего доказательства, ведь у тебя там 725-й порядок, а не пятнадцатый! К тому же, возраст Солнца не превышает десяти миллиардов лет.

– Именно! Однако, давай вернёмся с небес на землю. Подключай холодильник, твои наличные у меня. Я схожу куплю продуктов, потом приготовлю тебе еду. Что бы ты хотел?

– Да, в общем, не так важно, что-нибудь – на твой вкус. За что мне такая привилегия, может быть, купишь что-то готовое?

– Понятно, сам готовить ты не умеешь. Ладно, пока мы позаботимся о тебе. Надеюсь, за месяц твои дела удастся уладить.

– Кого ты имеешь в виду под словом «мы»?

– Мы – это местная центурия «Грин уолд». С её руководителем ты сегодня познакомился, это Ирина Довлетьян.

– Она красивая…

– А, то! И кстати, не замужем, приглядись к ней, – она просто супер. Ей двадцать семь, но выглядит намного моложе. Девушка во всех отношениях приятная и умеет отлично готовить.

– И какая же у меня программа на ближайшее будущее?

– Тебе пока лучше из дома не выходить, по телефону не звонить и на звонки не отвечать. Компьютер свой ты получишь послезавтра. Тебе его принесёт один из наших, его ник – «Плант». Тебе тоже надо ник придумать. Есть идеи?

– Не знаю… придумай сама.

– Будешь называться «Генрихом».

– Почему именно «Генрихом»?

– Посмотри на себя в зеркало, каждый образованный человек, посмотрев на тебя, тут же скажет: «О – это Генрих!»

– Ладно, Генрих – так Генрих, а у тебя какой ник?

– Ассоль, а у Ирины – Гита, так всех и называй, потому что ты теперь член организации, по крайней мере, временно. Итак, послезавтра раздастся звонок в дверь.

– Может быть по домофону?

– Нет! От подъездной двери у Планта будет ключ, к домофону вообще не подходи. Ты спрашиваешь: «Кто?» Он отвечает: «Плант». Ты : «От кого?» Он: «От Ассоль», только тогда ты открываешь дверь. Ему на вид лет двадцать, худой, среднего роста – примерно метр семьдесят. Волосы – русые, длинные, прямые. Он отдаст тебе комп и спутниковый трансивер. Ещё он установит на крыше параболическую антенну и протянет кабель к трансиверу. Таким образом, ты сможешь безопасно пользоваться интернетом. Связь со мной ты можешь поддерживать через интернетовский почтовый ящик. Но не так, как обычно это принято делать.

– А как же?

– Ты заходишь на сайт gmail.com, вводишь латынью ник: «assol-2032» и пароль «edudant-francimor», запомнишь или записать?

– Запомню, и дальше что?

– Создаёшь письмо с темой: «Genrich-to-Assol», пишешь текст и сохраняешь его в черновиках. Письмо не отправляешь, – неотправленные письма не отслеживаются, и выходишь. Ответ сможешь прочитать там же под темой «Assol-to-Genrich». Этот ящик служит для связи между членами моей декады, оставить там письмо может и Гита. Больше никто об этом ящике не знает. Гита же пользуется другими ящиками для связи с другими центуриями московского миллениума. Такая вот иерархическая конспиративная структура.

– Понятно.

– Ладно, я пошла, сегодня сделаю тебе эскалопы со сметанным соусом. Если смогу достать «подравку», сделаю и суп, варить суп из натуральных ингредиентов слишком утомительно.

– Конечно, не надо, и так слишком шикарно, спасибо.

– Наутро будешь есть яичницу и кофе со сливками, сможешь хоть яйца-то поджарить?

– Да, с этим я справлюсь.

– Отлично, я пошла.

Девушка отправилась на улицу Мира, где жила её тётя. Мартина квартира была по соседству, но оформлена была на тётю. Марина Файн замуж так и не вышла, но у неё был сын по имени Ян. И тетя, и двоюродный брат страшно обрадовались приезду Марты, уговаривали её остаться на ужин, но она, сославшись на дела, отказалась. Отдав тёте золото за содержание квартиры и попросив отослать электронное письмо родителям о её благополучном прибытии, Марта отправилась на рынок. Закупив продуктов, она вернулась на Парковую 15А. Александр скучал и, от нечего делать, смотрел телевизор.

– Марта, давай я помогу тебе на кухне, заодно поучусь, как это делать.

– Хорошо, помоги, но с чего вдруг?

– Я же говорил: круто меняю свой образ жизни и впредь обещаю обходиться без слуг.

– Что ж, весьма похвально. Возьми нож, разделочную дощечку, и порежь карбонад на ломтики толщиной один сантиметр, примерно.

– Какая допускается погрешность?

– Научный подход буквально во всём? Ладно, пусть тебе будет хуже – относительная погрешность не должна превышать десяти процентов.

Раздался звонок в дверь.

– Кто бы это мог быть? – спросил Суминский.

– Это, наверное, Гита пришла. Иди спроси, как я тебя учила.

Александр подошёл к стальной двери и, не открывая глазок, спросил:

– Кто?

– Гита.

– От кого?

– От Ассоль.

Суминский открыл дверь, это действительно была она – неотразимая Довлетьян.

– Добрый вечер, Александр, я вижу, Ассоль уже ввела вас в курс дела, и какой же у вас теперь ник?

– Генрих.

– А что – очень вам подходит. Никто вам не говорил, что вы похожи на некоего Генриха Гольдфарба – выдающегося изобретателя, который вынужден был бежать из Польши в Америку, скрываясь от третьего Рейха. Потом он пропал без вести во время филадельфийского эксперимента, и имя его теперь известно лишь в очень узких кругах.

– По правде сказать, – это был мой прадедушка по материнской линии.

– Ах, вот оно что! Тогда всё понятно. Ассоль вас так назвала потому, что она очень интересовалась филадельфийским экспериментом и всеми, кто имел к этому хоть какое-то отношение.

– А вы откуда всех этих людей знаете? Тоже интересовались?

– Я самая близкая подруга Ассоль, поэтому и знаю, а память на лица – это у меня профессиональное.

– Проходите на кухню, Гита, мы тут с Ассоль готовкой занялись.

– Пожалуй, я сменю её на сегодня… и на ближайшую наделю. Ей надо заняться делами декады.

– Что ты имеешь в виду, Гита?

– Тебе срочно нужно созвать собрание твоей декады, войти в курс дела и проверить все технические подробности плана «остановки». Руководитель московского миллениума одобрил общую идею, но первый опыт будет приобретать именно твоя декада, и именно потому, что в конструкциях АЭС лучше тебя никто не разбирается.

– И где же?

– Корнеевск.

– Понятно, придётся этим заняться срочно и всерьёз, – ответственность очень велика.

– Да, ты иди, у тебя дел невпроворот, а банковские карточки оставь – «карусель» я сама организую. Сколько там денег, примерно? – обратилась Гита к Генриху.

– Миллионов тринадцать с половиною, где-то так.

– Ничего себе, богато живёшь, кстати, будем на «ты», у нас среди своих так принято.

– Я только «за»!

– Вот и отлично.

– Мне к четырнадцатому ноября нужно сто тысяч – расплатиться с проводницей, которая нас спасла.

– Не волнуйся, Ассоль, «карусель» закончит работу уже через неделю. К сроку деньги будут.

– Пока вот возьми, это всё что осталось от наличности. А ты, Генрих, давай свой компьютер – отдам Планту на переделку, и не забудь, послезавтра он к тебе зайдёт. Пиши в ящик, если что. Счастливо!

Марта ушла, Суминский закрыл за ней дверь, а Ирина Довлетьян с удовольствием продолжила готовить эскалопы. Откровенно говоря, не только делами центурии объяснялось её желание подменить Марту. Как только она увидела этого немного странного мужчину в офисе «Дольче Виты», ей нестерпимо захотелось познакомиться с ним поближе. Он выглядел потерянным, нуждался в помощи и ласке. Её же потребностью было помогать нуждающимся людям. Сердце Ирины не было занято, оно ёкнуло и сказало своей хозяйке: «А вдруг – это он?» И вот девушка уже на кухне и самозабвенно готовит ужин для совершенно незнакомого человека.

То ли обед, то ли ужин затянулся. Ирина достала принесённую с собой бутылочку кагора. Потом они ещё посидели под музыку, которую девушка принесла вместе со своим компьютером, в комнате нашёлся неплохой усилитель. Александр пытался объяснить Ирине, в чём суть его изобретения, и почему вдруг так получилось, что его преследует медицинская мафия, но Ира мягко переменила тему:

– Я не так сильна в науках, как наша Ассоль, а сейчас после кагора, мне и подавно это не лезет в голову. Ты разочарован?

– Вовсе нет! Ассоль – исключение из правил, но она мне показалась очень интересной не только своими научными познаниями.

– А разве она не говорила, что не свободна? Её сердце уже давно принадлежит другому человеку.

– Говорила, но она призналась, что видела его лишь во сне, правда, не единожды.

– А она говорила, что он инопланетянин?

– Нет, но она говорила, что он капитан космического корабля и почему-то израильтянин, что само по себе странно.

– Я во всех подробностях знаю эту историю. Ассоль свято верит, что за ней прилетит знаменитый своими подвигами капитан звездолёта. Имя его – Даниэль бен Ашер. Отсюда понятно, что он израильтянин, хотя в её снах сам себя он называл арамейцем. А ты веришь в пришельцев и в летающие тарелки?

– Нет, не верю, говорят, что все случаи наблюдений – это подделки падких до сенсаций людей.

– А я вот пребываю в замешательстве. Раньше я тоже не верила, но после того случая в лесу, не знаю, что и думать. НЛО пролетел надо мной всего метрах в двадцати, задевая верхушки сосен. Что это было – галлюцинация? Ассоль мне завидует.

– Это точно была галлюцинация, никаких инопланетян не существует, межзвёздные расстояния огромны и, чтобы их преодолеть – человеческой жизни не хватит. А откуда он был, этот Даниэль, с какой звезды, он не говорил?

– Говорил… он с другой стороны Галактики – какие-то десятки тысяч световых лет. Он со звезды Шемеш, которую мы ни в один телескоп увидеть не сможем.

– Ну, это уж полная чушь! Бедная Ассоль, как жаль, что её мечта никогда не сбудется, а мне никогда не сравняться с этим ярким образом супергероя, и вряд ли она меня когда-нибудь полюбит…

– Это реакция! Да – защитная психологическая реакция безнадёжно больной девушки. Эта сказка защищает её от безысходности, помогает жить дальше и надеяться на чудо. Она верит, что технологии космических арамейцев смогут её вылечить, позволят быть счастливой и не прятаться от солнца. Потанцуй со мной, пожалуйста, и не грусти. Пусть она верит в свою сказку, не надо её переубеждать.

– Ладно, не буду, я и не думал, что у неё это так серьёзно.

Они танцевали очень долго, медленные мелодии следовали одна за другой и были одна другой красивее. Видно Ирина подготовилась к романтической встрече заранее, нет, не к этой встрече она готовилась, а так… вообще. Это была тайная, не до конца осознанная мечта о том, кто придёт и полюбит её, несмотря ни на что – девушку крайне несговорчивую и противоречивую в общении с противоположным полом, и ничего не попросит взамен. И вот теперь, когда случай, наконец, представился, она решила отбросить свою недоверчивость и попытать счастья. «Была – не была! Куда уж дальше бояться и топорщиться – двадцать семь уже. Жизнь проходит, а я всё ещё одна, а ведь он мне понравился!» – думала девушка, мечтавшая о ребёнке, о доме, о любящем муже. Суминский обнял свою партнершу, и Ирина не возражала, ей было хорошо и уютно. В конце концов, она положила голову ему на плечо. У Александра кружилась голова, то ли от кагора, то ли от запаха её волос. Ещё немного и дело дошло бы до поцелуя, но Ира решила не заходить так далеко в этот первый раз.

– Спасибо за танец, Генрих, пожалуй, мне пора собираться.

– А я думал, что ты… ещё посидишь немного… мне тут одиноко в заточении.

– Не расстраивайся, завтра после работы я непременно зайду. До завтра.

– До завтра, Гита…

Глава 7. Декада.

Только через неделю Марте удалось, наконец, списаться со всеми членами её декады и созвать собрание. Встретиться решили на Большой Ордынке, в квартире Шустер, незамужней девушки двадцати пяти лет, журналистки интернет-газеты о животных «Наши братья». Прийти все должны были в разное время, а Ассоль предстояло, по традиции, прийти последней – ровно в восемь вечера. Марта вышла из метро на Павелецкой и сначала отправилась по Новокузнецкой улице. Затем, свернув во двор дома сорок четыре, она надела тёмные очки и медицинскую маску, натовку надвинула на лоб, чтобы козырёк отбрасывал тень на лицо. Потом она достала из портфеля ручные тисочки, а из потайного кармашка, сделанного под стальным ребром портфеля, к которому крепилась его ручка, остро отточенный на конце трехгранный надфиль. Ни один металлоискатель не смог бы обнаружить тайное оружие девушки, так как стальное ребро его экранировало. Зажав надфиль в тисочки, Марта ринулась в бой с автомобилями, в изобилии припаркованными в проходных дворах. Надфиль легко протыкал шину и уходил в колесо сантиметров на десять. Благодаря его пилящим граням он так же легко вынимался. Лишь две секунды требовалось девушке, чтобы проткнуть два колеса и тем самым надолго вывести «керосинку» из строя. Марта свято верила, что, избавляя улицы Москвы от «керосинок», она не только делает воздух планеты чище и холоднее, но и спасает чьи-то жизни, – статистика наездов на пешеходов и жестоких аварий в городе была действительно ужасающей. Пройдя через двор, она «успокоила» шесть автомобилей. Перейдя Шестой Монетчиковский переулок, Марта обогнула дом восемь и снова нырнула во двор. Здесь охотница поживилась ещё восемью «керосинками». Затем она вышла на Третий Монетчиковский, свернула на Второй и у дома два дробь двенадцать опять вошла в обширный двор, здесь свою судьбу встретили ещё восемь авто. Таким образом, норма была выполнена, и девушка, спрятав своё оружие, спокойно вышла на Первый Монетчиковский, а потом свернула на Пятницкую. Оставив по правую руку станцию метро Новокузнецкая, Марта дошла до колокольни, там свернула в проходной двор и подошла сзади к дому тринадцать дробь девять по Большой Ордынке, это и был дом Шустер.

В огромные, ещё царских времён, квартиры вели две лестницы: с улицы – парадная, а со двора – чёрная. Марта воспользовалась чёрной и, поднявшись на третий этаж, позвонила.

– Кто? – спросила Шустер из-за двери.

– Ассоль.

– От кого?

– От Гиты.

Дверь открылась, и Марта вошла в огромную кухню. Раньше, в эпоху коммуналок, здесь стояло множество газовых плит. Их число совпадало с числом комнат и проживавших в то время в квартире семей. Теперь, после капитальной переделки оборудования дома, кухня стала электрической, а квартира, как в стародавние времена, вновь принадлежала одной зажиточной семье. Отец Шустер был успешным предпринимателем, он владел сетью пекарен, а мама – известным адвокатом, она защищала интересы фермеров.

– Проходи в большую комнату, Ассоль, все уже собрались и ждут тебя.

– Здравствуйте, товарищи.

– С возвращением, Ассоль, – поприветствовал за всех своего командира Хаммер, тренер по каратэ кёкусинкай, учивший Марту боевому искусству. Ему было тридцать пять, уровень его мастерства был отмечен чёрным поясом. Он поддался обаянию своей ученицы и два года тому назад вступил в «Грин уолд» рядовым товарищем.

– Рассказывайте, что нового? Гита мне сказала о какой-то серьёзной подготовке к остановке АЭС в Корнеевске.

Слово взял Магнето, парень двадцати восьми лет, работавший наладчиком высоковольтного оборудования на чагинской электроподстанции:

– Я перевёлся в Корнеевск, теперь работаю там, дали однокомнатную квартиру, поскольку я не женат, а если бы была семья – дали бы сразу трёхкомнатную.

– И за что же такая щедрость? – поинтересовалась Ассоль.

– За работу в радиационных условиях, не всё время, конечно. Но я периодически должен проверять состояние силовых цепей ГЦНов, когда они не в работе, а туда заходить дольше, чем на десять минут нельзя, представляешь какая обстановка?

– Ох, что-то у меня в животе похолодело! Чего это ради, дорогие мои, вы решили подобраться к главным циркуляционным насосам?

– Извини, Ассоль, пока тебя не было родился некий план, – ответил Студент, высокий солидный мужчина сорока лет, доцент, преподаватель современной вакуумной схемотехники в электротехническом университете. – Его авторы: я, Шило, Магнето и Гудок. Идея состоит вот в чём. Если выключить все ГЦНы, так чтобы их нельзя было снова включить, то это будет эквивалентно максимальной проектной аварии. Тогда, естественно, сразу автоматически будут сброшены все стержни СУЗ [система управления и защиты]. Но при отсутствии циркуляции резко возрастёт давление в первом контуре, автоматически запустятся насосы высокого давления, и из верхнего бака системы аварийного расхолаживания в реактор будет поступать холодная вода с борной кислотой, которая внизу будет сбрасываться в подреакторный бассейн-барботер через сработавшие защитные клапаны. При этом активная зона, возможно, частично расплавится, но это предусматривается максимальной проектной аварией. Таким образом, реактор будет выведен из строя навсегда.

– И произойдёт взрыв подобный чернобыльскому!

– Да ничего подобного! Для чего же тогда система аварийного расхолаживания?

– И как же вы собирались остановить ГЦНы?

– Я отвечу, – Вызвался Шило, молодой специалист двадцати трех лет, работавший конструктором по механике на оборонном заводе, – Магнето возьмёт четыре силовых контактора от локомотива, их обещал предоставить Гудок, и каждый соединит с клеммами одной из обмоток статора электродвигателя ГЦНа – по одному контактору на каждый ГЦН. Сигнал на замыкание контактора, а точнее на отпускание, так как будет использована нормально-замкнутая группа контактов, выдаст электровакуумная схема Студента по сигналу радиопередатчика, – она не боится даже самой сильной радиации. Запитывается это всё от служебного напряжения, но после того как схема сработает, питание становится ненужным. Запустить ГЦН с замкнутой накоротко обмоткой не представляется возможным.

– Знаете, что я вам скажу, ребята! Делать так, как вы собираетесь, нельзя ни в коем случае!

– Почему, Ассоль! – возмутился Гудок, работавший машинистом. – Мы так готовились, Магнето внедрили. Я в Нижнем, в тамошнем депо, уже и контакторы стырил, осталось только их доставить. У Студента схема почти готова…

– Позвольте я вам всё объясню. Во-первых, Магнето поймают и посадят, как террориста, поскольку именно он имеет доступ к ГЦНам. Во-вторых, найдут локомотивные контакторы, будут проверять – где такие пропадали, выйдут на Гудка и его тоже посадят, как сообщника. В-третьих – схема Студента! Вакуумной микроэлектроникой в Великороссии занимается лишь пара лабораторий, следовательно, его тоже легко вычислят. И, наконец, в-четвёртых, хочу сразу обратить ваше внимание на то, что нигде и никогда за всю историю «мирного атома» система аварийного расхолаживания не сработала так, как нужно. Не получилось это на АЭС «Тримайл Айленд», и реактор не взорвался только потому, что там не было проблем с ГЦНами. Когда подачу питательной воды в парогенераторы восстановили, удалось запустить циркуляцию в первом контуре и постепенно убрать водород из реактора. Однако аварийная система расхолаживания показала свою полную несостоятельность. На Чернобыле система была по дурости просто отключена на время проведения испытаний. На Фукусиме-1 система расхолаживания не сработала ни на одном из трёх энергоблоков, которые были на мощности. В результате все они были разрушены взрывами гремучки. Точно такая же ситуация наблюдалась на американской АЭС «Форт Калхун» в Небраске. Ещё раз повторю – нигде и никогда! Есть одна фундаментальная причина, по которой так происходит от раза к разу, а именно: вода первого контура подвергается интенсивному радиолизу и образуется гремучая смесь – водород и кислород как раз в нужных пропорциях, которая потом неизбежно взрывается, разрушая прочно-плотную защитную оболочку реактора. Для нормальной остановки водо-водяного реактора ВВЭР-1000 требуется месяц расхолаживания при работающих ГЦНах и колонке дегазации воды первого контура. Система же аварийного расхолаживания никакой дегазации не проводит, служит лишь для очистки совести проектировщиков и предотвратить взрыв в случае максимальной проектной аварии неспособна.

– И что же теперь делать? – грустно сказал Магнето. – Зря, что ли, я туда переводился? Плант, ты хоть скажи что-нибудь.

– Ассоль совершенно права, я прочитал книгу, которую она мне дала – «Строительство атомных электростанций» называется. Так вот, что меня там возмутило до глубины души. Не могу понять, какому идиоту пришла в голову мысль использовать воду в качестве теплоносителя первого контура. Ведь в таких жестоких радиационных условиях, которые существуют в активной зоне реактора, вода неизбежно будет разлагаться на кислород и водород. А ведь были и другие идеи, например, использовать как теплоноситель углекислый газ или расплавленный металл, не натрий, конечно, как на Белоярской АЭС, – тоже дурь ещё та. Но вот олово или свинец, или их эвтектический сплав – могли бы подойти.

– Не горюй, Магнето, – вмешалась Шустер. – Ассоль – голова! Она что-нибудь придумает.

– Да, Магнето, твоё внедрение – это просто огромная удача. Ваш сценарий с контакторами я отменяю, но твоё присутствие внутри АЭС нам необходимо, для того чтобы узнать о результатах наших действий. У меня есть другой план, не такой радикальный, как ваш, но зато – относительно безопасный. Потребуется участие всех товарищей.

– Участие всех членов декады, это круто! – обрадовался Вербатим – ди-джей и звукооператор FM-радиостанции для водителей «Via est Vita». – Рассказывай, Ассоль, не томи.

– Я предлагаю «сброс нагрузки». Гудок, я тебя с четырнадцати лет знаю, ты ведь работал на тепловозе и должен знать, что это такое.

– Ещё бы мне не знать, когда тащишь в гору тяжелый поезд, дизеля на пятнадцатой позиции, генераторы выдают полную электрическую мощность, и вдруг пошёл дождь, и колёса начинают проскальзывать. Тут, если зазевался и не нажал на песочницу – всё, пиши пропало – холостой разгон тяговых электродвигателей. Срабатывает реле сброса нагрузки, дизель-генераторы переходят на холостой ход и надо набирать позиции заново. Плохая ситуация: так можно поезд и не удержать – покатится назад.

– Вот и я предлагаю примерно то же самое – лишить электростанцию нагрузки. Я посмотрела спутниковые снимки, – от корнеевской АЭС отходят три полноценные трёхфазные ЛЭП. Я права, Магнето?

– Да, их три, каждая на двести двадцать киловольт. Ты что, хочешь провода резать? Не выйдет – это очень опасно. Разве что опоры взрывать с большого расстояния.

– Нет, взрывать мы ничего не будем, ещё не хватало со взрывчаткой таскаться! Я предлагаю устроить на каждой фазе трёх линий короткое замыкание.

– А разве это не так же опасно, как резать провода? – спросил Юстас, красивый белокурый парень двадцати девяти лет, работавший юристом в строительной компании «Мастер бет». – Попадёшь под двести двадцать киловольт – даже пепла не останется!

– Верно, но всё дело в технологии, – ответила Ассоль. – Поправь меня, Магнето, если я скажу чушь. Итак, товарищ подходит к опоре ЛЭП в безлюдном месте. Опоры, как я считаю, заземлены, если они металлические. Это так?

– Разумеется – подтвердил Магнето.

– Дальше товарищ достаёт аккумуляторную дрель и сверлит в металле опоры отверстие под резьбу М10. То есть надо взять сверло… какое, Шило?

– Восемь с половиной миллиметров.

– Затем товарищ нарезает резьбу машинным метчиком, переключив редуктор дрели.

– А может быть обойтись гайкой, не нарезать резьбу – лишняя операция, – внёс предложение Вербатим.

– Нет, – возразил Гудок, – опора ведь крашеная, под гайкой нормального контакта не будет, а от контакта будет зависеть твоя жизнь.

– Ассоль права, – добавил Магнето, – для надёжного заземления резьба необходима, продолжай, пожалуйста.

– После того как резьба нарезана, товарищ достаёт из рюкзака тросик длиной метров двадцать, смотанный в бухту или, что лучше, – намотанный на катушку. Диаметр тросика должен быть таким, чтобы он выдержал ток короткого замыкания в течение времени срабатывания предохранителя на станции. Определить эту величину должен ты, Магнето.

– Там, в высоковольтных цепях, токи не слишком большие, десять тысяч ампер, примерно. Это значит… миллиметров пятнадцать диаметра для алюминиевого провода, думаю, хватит. Ладно, я этот вопрос ещё уточню.

– Один конец тросика или провода, – продолжила Ассоль – должен быть вварен или впаян в контакт под болт и обжат. На другом конце крепится груз равный весу бухты тросика. Товарищ крепит один конец тросика болтом к опоре, с другой стороны болта можно закрутить контргайку, чтобы контакт не ослаб. И только после этого можно размотать бухту, уложив тросик на землю параллельно фазовому проводу, чуть в стороне от его проекции на землю.

– Заметьте, товарищи, – сказал Магнето, – это очень важно. Сначала мы заземляем бухту на опору и только потом разматываем трос. Если сделать наоборот – вас убьёт напряжением, наведённым в тросе через ёмкостную связь с фазовым проводом ЛЭП.

– Ущучили! – отозвалась Шустер.

– Ну, а теперь, – закончила Ассоль, – упражнение «метание молота», товарищ раскручивает груз и бросает его в направлении опоры под углом к фазовому проводу, так чтобы груз перелетел через этот провод. Таким образом, фаза закорачивается с землёй.

– А что при этом на станции произойдёт? – спросил Хаммер.

– Можно я? – вызвался Плант. – Воздействие со стороны нагрузки должно отразиться на всех энергоблоках, находящихся «на мощности». Сначала сработает предохранитель выходного трансформатора и ЛЭП отключится. Генератор, оставшийся без нагрузки, начнёт быстро разгоняться, и регулятор частоты вращения перекроет подачу пара в турбину. Пару деваться некуда и он сорвёт предохранительные клапана парогенераторов и начнёт поступать в атмосферу.

– А пар-то радиоактивный? – забеспокоилась Шустер.

– Нет, вовсе нет! Это же пар второго контура. Я продолжу, старший инженер управления реактором – СИУР, заметив такую аварийную ситуацию, сбросит стержни СУЗ в активную зону. Таким образом, реактор будет заглушен, но ещё не расхоложен. Тут должны запуститься дизель-генераторы аварийного питания станции, чтобы продолжилась циркуляция и дегазация в первом контуре. Всё – реактор переведён в режим расхолаживания.

– Я поясню, – решила дополнить картину Ассоль, – допустим, ЛЭП удастся починить быстро, в течение двух часов. Даже в этом случае выйти из режима расхолаживания не получится. В реакторе к этому времени уже накопятся «отравляющие» его осколочные элементы, которые поглощают нейтроны и тем самым снижают реактивность. Поднимать мощность будет нельзя, «отравление» – это не СУЗ, оно может повести себя непредсказуемо. СИУР, допустим, повыдергает стержни, поднимая мощность, а «отравление» вдруг начнёт интенсивно выгорать и произойдёт разгон не на запаздывающих, а на мгновенных нейтронах, а это – ядерный взрыв. Поэтому операторы будут вынуждены провести полное расхолаживание, выдержать реактор заглушенным в течение месяца, чтобы «отравление» распалось. И только потом снова вывести его «на мощность», синхронизировать генератор и подключиться к нагрузке. На всё уйдёт месяца полтора. А мы уже будем готовы к следующей акции.

– В следующий раз охрана станции уже будет нас ждать, – заметил Юстас.

– У нас большое пространство для манёвра. Они не смогут охранять всю ЛЭП – от АЭС до подстанции.

– Ладно, поживем – увидим. Нам нужно ещё проработать подход – отход, подобрать транспорт.

– Правильно, Юстас, я поручаю этот вопрос тебе, Хаммеру и Вербатиму. Вербатим, тебя, кроме того, попрошу через твоих знакомых водителей грузовиков понаблюдать за пробками на дорогах в районе Корнеевска и за поведением дорожной полиции. Магнето, возвращайся на рабочее место, в свободное время сделай расчёт диаметра заземляющего троса. Данные оставь в нашем общем ящике. Студент, Гудок и Шило закупают инструменты и материалы. Шустер, ты как всегда, – занимаешься финансами. Кстати, вот мой взнос.