Текст книги "Девушка из стекла"

Глава 9. Старинный особняк Митчелов

Хотелось броситься бежать, не глядя на бывшее имение Митчелов, обогнуть его по широкой дуге и, сверкая пятками, устремиться к спасительному свету маленькой улочки в Лейквилле. Но моя нога, напоминавшая о себе с каждым шагом, точно была против подобного безрассудства.

Когда мы с Гарри вышли из зарослей кукурузы, серп луны засиял ярче, и это нас приободрило. Возможно, все могло оказаться не так жутко, как я себе нафантазировала, и меня не ждала толпа привидений и вурдалаков за каждой пустой оконной рамой.

Мы приблизились еще на несколько ярдов, и теперь можно было различить некогда светлую краску на деревянных панелях, украшавших дом более полувека назад. От краски остались лишь жалкие клочки, следы былой красоты и величия, едва заметные в темноте.

Я подняла голову, чтобы рассмотреть провалившуюся крышу, часть черепицы которой давно оказалась на чердаке, как будто кто-то вдавил внушительный кусок прямо в глубину дома. Черепица в пространстве, лишенном освещения, казалась темно-бурой, практически багряной, цвета запекшейся крови, хотя некогда была охристо-оранжевой.

Мы приближались, и дом приветственно разевал свою пасть в виде покосившейся двери, висевшей на одной петле, слегка приоткрытой и шатавшейся от ветра.

Кукурузные стебли колыхались за спиной, перешептываясь, будто призывая повернуть обратно, убежать, спрятаться и никогда не подходить к старой ферме.

Когда под ногой Гарри громко хрустнула ветка, я вздрогнула, прикусив губу, чтобы не вскрикнуть и не выдать страха. Гарри громко втянул ноздрями воздух, и я поняла, что ему тоже не по себе.

– Ты когда-нибудь бывал здесь? – выпалила я, только бы заглушить тревогу, неукротимо растущую в груди.

– Давно, лет десять назад, мне тогда было… – Гарри помолчал несколько секунд, как будто решая в уме сложное математическое уравнение. – Семь лет, верно!

– Ну, если тебе сейчас семнадцать, тогда уж точно, – хохотнула я. – Хотя, может, ты от страха позабыл, сколько тебе лет?

– Я совсем не испугался, – нахмурился Гарри, подбоченившись. – Просто это место, оно такое…

– Жуткое, – выдохнула я.

Мы шли по некогда протоптанной тропинке, теперь уже заросшей, но все еще сохранившей следы тех, кто изо дня в день проходил здесь в период сбора урожая. Кукурузные поля были очень важны для нашей местности. Первое находилось возле Лейквилла, второе – на другом конце Локпорта, где стояла наша школа, и еще одно по пути к большому городу.

Каждую весну сюда приезжают рабочие, засевают поля и ухаживают за почвой, в такое время ферма не выглядит заброшенной. Никому нет дела до дома Митчелов, но прилегающую территорию рабочие используют смело. Так как сараи и хлева давно разрушились, места на бывшей ферме предостаточно. С середины весны до конца лета здесь стоят уборочные машины, комбайны, тракторы, а также хранится собранный урожай и инструменты сезонных работяг.

И сейчас здесь оставалось напоминание о том, что совсем недавно на поле бурлила жизнь: кое-где можно встретить брошенную кепку, пару перчаток и, к моему возмущению, оставленный мусор. Я надеялась, что в скором времени здесь кто-нибудь уберется, но в то же время очень в этом сомневалась.

– Ты был прямо внутри дома? – продолжила я разговор, меня разбирало любопытство, приправленное, словно перцем, липким страхом, разливающимся по всему телу.

– Нет, ты что, – хмыкнул Гарри, – внутри дома, кажется, никто не был со времен расследования по делу Митчелов. Дедушка слишком болезненно переживал пропажу брата и не мог заниматься хозяйством. Но у него не хватило решимости продать ферму, все-таки это было единственным напоминанием о жизни и трудах Эдмунда. Дедушка не отличался таким здоровьем и любовью к фермерству, как его кузен. Он отписал кукурузное поле муниципалитету Лейквилла. Дом оставил как напоминание не только для себя, но и для всех, к чему может привести человеческая жестокость.

– Но ведь никто так и не смог определить, что случилось с Эдмундом и Маргарет. При чем тут человеческая жестокость? – смутилась я.

– Ну, дедушка никогда не скрывал, что винит во всем злые языки, которые твердили, что Маргарет ведьма. И подозревает, что кто-то из завистников мог причинить ей вред. Насколько я помню из истории, которую рассказывал отец, у дедушки были конкретные подозреваемые, какая-то женщина и ее муж, я точно не помню… – Гарри на несколько секунд задумался: – Но полиция не стала с этим разбираться и списала все на обыкновенный побег жены, а муж вроде как отправился ее искать. Кажется, та женщина, которую дедушка во всем винил, была подругой жены тогдашнего шерифа.

История о пропаже Митчелов была такой мистической, полной тайн и загадок, что будоражила воображение. Я снова вспомнила фотографию, на которой была запечатлена невероятной красоты женщина и ее счастливый муж. Как же часто бывает, что люди из-за злобы и зависти причиняют боль тем, кто совсем этого не заслуживает.

Я надеялась, что предположения полиции в то время были верными и супружеская пара Митчелов просто сбежала от осуждающих взглядов, ненависти и несправедливости. От людей, готовых обвинить ближнего в чем угодно, лишь бы выглядеть лучше на его фоне или заполучить то, что они не готовы зарабатывать собственным трудом, а могут лишь отобрать, испортить, опорочить.

– В общем, поле дед отдал Лейквиллу, животных распродал, а хлева и сараи растащили на доски, причем очень быстро. Остался только дом, со временем потерявший свое величие, – сказал Гарри.

– А твой отец? – спросила я.

– Отец и подавно не стал заниматься фермой, когда она досталась ему в наследство. Он хотел ее продать, тут, кроме поля, еще вон какая территория. – Он махнул рукой, и мне снова пришлось посмотреть на неумолимо приближавшийся дом.

Если бы сейчас резко, со скрипом, подобным визжанию самой страшной твари, которую вы могли бы представить, отворилась дверь и из черноты внутренностей дома на нас бросился какой-нибудь персонаж из фильмов ужасов, то мы с Гарри даже не смогли бы убежать. Боец из меня никудышный, а спринтер и подавно. Я ойкнула, снова неловко наступив на больную ногу.

– Я впервые побывал тут как раз в тот день, когда папа вместе с риелтором приехал осматривать ферму для продажи. Он запретил входить в саму постройку, там уже было достаточно небезопасно. Как-то дети из Лейквилла забрались туда поиграть, один из них провалился сквозь пол на чердаке и пролетел все три этажа.

Это происшествие в Лейквилле было еще одной новостью, о которой я и не подозревала.

– Мальчик выжил, – успокоил Гарри, заметив ужас на моем лице, – но сломал себе несколько костей, включая ребра, ключицу и лодыжку. Думаю, это было очень неприятно.

Мы находились в нескольких шагах от основной территории фермы. По коже побежал холодок, он забирался под воротник, в волосы, под кожу головы, охватывал своими ледяными щупальцами мозг.

Я понимала, чему могли завидовать соседи Митчелов. В лучшие времена в этом доме было не меньше пятисот квадратных ярдов, более дюжины комнат и гораздо больше окон, чем казалось издалека.

Вход в дом, который меня так пугал, вовсе не был парадным. Это была достаточно высокая и широкая дверь, но все же теперь стало ясно, что это черный ход.

– И что ты помнишь… – Я тяжело сглотнула, в горле пересохло, и голос прозвучал совсем тихо. – Из того дня, когда побывал здесь в первый раз?

– Я надеялся, что он будет первым и последним, – мрачно ответил Гарри, – что мне больше не придется так близко столкнуться с этим.

– С этим?..

– От этого места странные ощущения, – скривился Гарри, – будто не ты смотришь на дом, а он на тебя. Я знаю, это звучит глупо, но я так чувствую. И прямо сейчас хочется поскорее убраться отсюда, если ты не против.

– Я только за, но дело в том, что поскорее и я – вещи трудно совместимые, – я кивком указала на свою ногу.

Парень был серьезен как никогда. Черты его лица заострились, а скулы еще больше выделялись на фоне подернутого дымкой неба. Облачка пара вырывались изо рта Гарри.

– Тебе не холодно? – спросила я, глядя на Гарри, который оставался в одном черном лонгсливе.

– Нет, – соврал он. – Но я точно не заболею после этой прогулки, а вот насчет тебя сомневаюсь.

– У меня уже нога заболела, вряд ли может произойти что-то похуже, – отмахнулась я и крепче вцепилась в его плечо.

В воздухе повисло вязкое, густое, как клей, молчание. Начинало казаться, что чем ближе мы подходим к старой ферме, тем больше затихают звуки вокруг.

Стебли кукурузы перестали шелестеть за спинами, когда мы очутились в нескольких ярдах от дома. Когда я оборачивалась, отчетливо было слышно, как иссушенные летним зноем и готовящиеся к обновлению листья продолжают соприкасаться друг с другом с характерным звуком, похожим на шорох книжных страниц. Стебли качались под порывами холодного ветра, и ветви деревьев, уже оставшихся далеко позади, вторили им. Но как только взор возвращался к дому, я оказывалась в воздушном коконе, единственным звуком в котором было биение моего сердца и сбивчивое дыхание Гарри.

Гарри время от времени бросал на меня тревожные взгляды и стучал по бедру свободной рукой.

Черный вход в особняк оказался прямо передо мной, когда под кроссовками Гарри громко хрустнула ветка. Окно, в котором я заметила движение, приветливо обнажило зубы в виде торчащих из рамы остатков стекла. Они были достаточно острыми, похожими на клыки в разинутой пасти акулы.

Поежившись, я сконцентрировала свое внимание на черноте внутри дома, силясь разглядеть обстановку. Ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, убеждала себя, что сейчас, с новым порывом ветра, я увижу ту самую белую занавеску, которую заметила утром.

– Ты что-то увидела там, Вероника? – спросил Гарри.

– Нет, ничего. – Я поторопилась отвести взгляд от окна. – Там ничего нет, только тьма.

– Ну конечно, – выдохнул Гарри с облегчением. – А чего ты ждала? Дом давно пустует, рабочие не имеют права в него заходить, это собственность нашей семьи. Насколько я знаю, после происшествия с тем мальчиком отец приказал вынести оттуда не только всю мебель, но и разобрать полы и перекрытия, чтобы детям больше не вздумалось там поиграть. Здесь жутко, но, в конце концов, это всего лишь дом. Хотя погоди, ты что ждала, что сейчас из окошка выпрыгнет какой-нибудь монстр?

– Ничего такого я не ожидала, – насупилась я, борясь с желанием показать этому наглецу язык или пнуть его, что представлялось невозможным, учитывая, что нужно было беречь единственную дееспособную ногу.

– Вероника, ты что, реально так сильно испугалась? – Гарри тихонько хмыкнул, это был скорее нервный смешок, но я все равно почувствовала укол обиды.

Я привыкла к насмешкам, к тому, что все считали меня трусихой, размазней. И были правы. Я никогда не могла постоять за себя, а нападки, которым я подвергалась со стороны Бриджит и ее подпевал, всегда сходили им с рук. Я ни разу не могла собрать свою волю в кулак и ответить на оскорбления, а когда мой рюкзак оказывался в мусорной корзине, молча доставала его, стряхивая обертки от конфет и банановые шкурки, и под громкий смех стоявших рядом учеников шла искать остальные школьные принадлежности.

Когда становилось страшно, я просто убегала, отводила взгляд, как будто то, чего не видишь, перестает существовать.

В детстве в моей комнате напротив кровати стоял большой шкаф. И однажды поздно ночью его дверца, тихонько скрипнув, приоткрылась. Майки тогда еще не родился, а мама с папой спали в своей комнате, и я, замерев от страха, не могла выдавить ни звука. Я приросла к месту, и в тот момент, когда мне показалось, что в приоткрывшейся щели шкафа я вижу какое-то движение, я крепко зажмурилась, забралась под одеяло и просидела так до утра. Лишь с первыми лучами солнца я смогла отодвинуть покрывало и взглянуть на шкаф. Его дверца была закрыта.

С тех пор этот предмет мебели не раз пугал меня. Но я не смогла найти силы пожаловаться папе, как обычно это делают маленькие дети. В моменты, когда им кажется, что кровожадный монстр поселился под кроватью, за дверью кладовки или, как в моем случае, в шкафу, они зовут родителей, и те бесстрашно проверяют каждый темный уголок в доме, чтобы чадо убедилось, что никто не прячется и не хочет схватить его и утащить в темную неизвестность.

Но каждый раз, когда, лежа на кровати, я слышала скрип дверцы шкафа, одеяло оказывалось на моей голове. Дрожа, я ждала наступления спасительного утра. Потом шкаф выбросили, на его место поставили комод, но никто так и не узнал, как меня одолевали страхи и я не спала целыми ночами. Я не могла ничего: ни взглянуть в лицо своему страху и проверить, действительно ли за дверью шкафа что-то кроется, или это всего лишь воображение, ни позвать на помощь, ни хотя бы просто рассказать о том, что меня так пугало.

Когда я пересекла порог десятилетнего возраста, а шкаф давно гнил на свалке, я не раз размышляла о том, что же тогда происходило. Наверняка это был не какой-нибудь выдуманный монстр, а всего лишь неисправность дверцы шкафа, которую папа с легкостью починил бы, расскажи я ему об этом. Будь я немного умнее, то никогда не пренебрегала бы правилом делиться всем, что тревожит, с близкими людьми, ведь они наверняка готовы прийти на помощь, что бы ни случилось, будь это даже просто ночной кошмар.

Гарри заметил мое замешательство и снова посерьезнел:

– Слушай, извини, если опять тебя задел, я просто пошутил. Это место достаточно мрачное, мне самому не по себе здесь, вот и пытаюсь разрядить обстановку. – Он обезоруживающе посмотрел на меня, и желание ответить колкостью медленно потухло, как догоревшая свеча.

– Я видела тут кое-что, – нерешительно начала я, все еще не уверенная в том, что хочу поделиться этим с кем-то, особенно с Гарри Томпсоном, впервые обратившим на меня внимание сегодня. – Ты ничего странного не замечал, когда был здесь с отцом?

Гарри задумался, но не ответил.

Со стороны дороги можно было увидеть лишь черный вход и то самое, наводившее ужас, окно. От моей улицы ферму отделяло приличное расстояние, которое нам с Гарри нужно было одолеть, и как можно скорее.

Это была пустынная часть поля, на которой росли только трава и сорняки. За ней стояла небольшая рощица из двух дюжин деревьев. Возможно, когда-то здесь хотели посадить лес, а потом передумали. У меня не было ответа на вопрос, почему несколько деревьев одиноко стоят у края поля.

Когда мы с Гарри подошли к огромным двустворчатым деревянным дверям, я вздохнула с восхищением. Удивительно, как они смогли не утратить былой красоты.

Это был настолько неуместный элемент, что они выглядели комично, как будто двери переставили из изысканного особняка в этот простецкий, хотя и внушительных размеров фермерский дом.

Обе створки дубовых дверей были украшены резными листьями, ветвями и ягодами рябины. На этих ветвях сидели птички, выполненные рукой талантливого мастера. Я не сдержалась и потянула Гарри ближе к входу в особняк, не позволяя ни себе, ни ему пропустить такое произведение искусства, странным образом оказавшееся в глуши.

Гарри нехотя сопроводил меня к двери, и я обратила внимание на ручки, также оставшиеся нетронутыми, что было странно, учитывая, что они были выполнены в виде переплетенных между собой лепестков и листьев. С них уже порядком слезло покрытие, но даже в слабом свете луны я могла заметить, как ручки отливают серебром.

Я прикоснулась к шершавому влажному дереву и провела пальцем вдоль спины маленькой птички, находившейся чуть выше дверной ручки. Мастер в деталях проработал каждое перышко этого создания, запечатленного в деревянном массиве. Маленькие глазки, словно бусинки, казалось, даже блестели.

– Как… это возможно? – возбужденно спросила я. – Такая красота – и здесь? Такие входные двери в совершенно обычном доме? Кто? Зачем?

– Это сделала Маргарет, – ответил Гарри, – она любила вырезать… разное. Дедушка говорил, что она собиралась преобразить этот дом и начала с дверей. Вроде как входная дверь – это самое важное. Когда я впервые увидел их, тоже был поражен, да и отец в том числе.

– Странно, что их до сих пор не украли, это настоящее произведение искусства! Если Маргарет могла сотворить такое, немудрено, что ее считали ведьмой. Невероятная красавица, следила за животными, урожаем, еще и занималась резьбой по дереву, да какой! Даже я начинаю верить в существование магии.

– Пойдем, – сказал Гарри, – не будем здесь задерживаться. Кажется, еще несколько минут назад это место пугало тебя до чертиков.

– Я не говорила, что до такой степени, но…

Гарри оборвал меня, потянув за локоть. Опершись на него рукой, я захромала рядом и добавила:

– Ты мне так и не сказал, что видел здесь.

Гарри резко остановился и сбросил мою руку с предплечья. Он старался прийти в себя несколько секунд, тяжело дыша и сжав губы в тонкую полоску.

– Я не знаю, что я видел, – наконец выдохнул он, – я был ребенком, Вероника.

– Что ты видел? – настояла я.

Гарри метнул раздраженный взгляд, и я заметила, как он пытается взять контроль над эмоциями.

– Это допрос? Тогда я вынужден позвонить своему адвокату. – Еще одна неудачная шутка.

У меня не хватило решимости задать вопрос в третий раз. В конце концов, у Гарри Томпсона могли быть секреты, и я точно не та девушка, с которой он мог бы ими поделиться.

Проблема была в том, что мне до жути хотелось обсудить с ним увиденное этим утром, облегчить душу, рассказать кому-нибудь о том белом призраке в окне, убедиться, что я не одинока и не схожу с ума. Гарри признался, что, как и я, чувствует здесь себя странно, но это было не одно и то же, как если бы он рассказал всю историю.

– Пойдем, – сказала я. – Нужно добраться до моего дома как можно скорее.

Мы снова зашагали прочь от дома и уже практически обогнули его, когда позади раздался звук, который уж точно не мог издать кто-то из нас.

Глава 10. Что скрывается в старом доме?

Это был щелчок. Звук, с которым опускается дверная ручка, отъезжает рычажок и замок открывается. Я вздрогнула и замерла на месте, Гарри недоуменно покосился на меня, как будто его слух не уловил ничего странного.

– Ты что, не слышал? – округлила я глаза.

– Не слышал чего?

– Щелчок, – прошептала я, – как будто кто-то провернул дверную ручку.

– Что за бред, Вероника? – отмахнулся Гарри. – Тебе показалось. Или это хрустнула сухая ветка под ногами. Посмотри, сколько их здесь. А если ты пытаешься меня напугать, то это напрасно, я прекрасно тебя понимаю и тоже чувствую здесь себя неуютно, потому и хочу уйти побыстрее.

Я точно не была способна на такие глупые шутки. Я предполагала, что он тоже мог слышать какой-то звук, но старался не обращать на посторонний шум внимания и сосредоточился лишь на том, чтобы поскорее добраться до дома.

Гарри тяжело вздохнул, будто я была маленьким ребенком, молотившим руками и ногами по полу супермаркета, требуя сладостей, и меня следовало утихомирить.

Я повиновалась, и мы продолжили путь, пока я снова не услышала щелчок. На этот раз звук был гораздо громче, будто кто-то с силой опустил ручку, дернул ее на себя, а затем… Толчок. Оглушительный грохот, который нельзя было списать ни на что иное, как на сильный удар обо что-то твердое. Сомнений в том, что этим «чем-то» оказалась входная дверь фермерского дома, не было.

Я оцепенела от страха, казалось, меня окатили ледяной водой, зубы застучали, каждая клеточка тела затряслась в ознобе, от которого не спасал даже теплый бомбер Гарри. Я не могла пошевелить ни единым мускулом, а тем более заставить себя повернуться и посмотреть, что на самом деле вызвало этот звук.

Язык прилип к небу, в горле моментально пересохло, и даже если бы я каким-то чудом могла в этот момент закричать, то из моего рта вырвался бы хрип или звук, похожий на карканье вороны.

Удар повторился, а потом послышался скрип, похожий на звук медленно открывающейся двери, на стон ее петель, давно забытых и несмазанных, потревоженных неизвестной силой. Я ожидала, что за скрипом последуют шаги – наверняка тот, кто отворил двери, должен войти или выйти. Я думала только о втором варианте, ведь если бы за нами кто-то шел, мы бы точно заметили его раньше.

Меня все еще трясло, когда Гарри положил руки мне на плечи и наклонился над ухом, отодвигая мои волосы за спину. В любой другой момент это могло бы показаться романтичным, я мечтала об этом моменте несколько лет и готовилась бы к поцелую, но сейчас, парализованная страхом, с неизвестностью за спиной, я даже не могла думать об этом.

– Ты должна спрятаться здесь и не шуметь, пока я проверю, в чем дело, – прошептал Гарри.

Лучше бы нам бежать без оглядки прямо домой в надежде, что тот, кто скрывается внутри дома и, безусловно, услышал наши шаги и разговор, не догонит. Но все осложнялось моей подвернутой ногой. Даже если Гарри понесет меня на руках, далеко мы не убежим.

Я помотала головой, уговаривая слова наконец-то выбраться из горла, когда они были так нужны.

– Давай спрячемся вместе, – еле выговорила я, – подождем, пока он уйдет, тем более он… не двигается, я не слышу шагов.

– Нас легко обнаружить, нет смысла сидеть тут вдвоем. Если это просто бездомный рабочий, а это, скорее всего, он и есть, я буду знать, что все в порядке, и мы с тобой отправимся домой, – уже более уверенно, но все еще очень тихо сказал Гарри. – А если нет… тогда мне нужно будет защитить тебя или хотя бы дать время уйти.

– А если это… – я запнулась. – Если это кто-то плохой, кто-то, кто украл Майки?

– Сомневаюсь, – помотал головой Гарри. – Отец и офицеры обследовали всю местность, и этот дом в частности, здесь никого не было, и следов того, кто мог входить и находиться внутри ранее, тоже. Но если это кто-то… кхм… плохой, то я точно должен его задержать, я же сын шерифа.

– То, что ты сын шерифа, не дает повода жертвовать собой, – прошипела я.

Снова послышался скрип, более тихий, но достаточно явственный, чтобы различить его. Я зажала рот рукой, чтобы дышать как можно тише и не привлекать внимания.

Гарри приподнял меня так, будто я была не тяжелее пухового перышка. Он ступал гораздо аккуратнее, чем я, и мог шагать почти бесшумно. С моей хромотой это было практически нереально. Гарри аккуратно усадил меня за горой мусора, прикрытой брезентом. Я скривилась, когда попыталась шевельнуть больной ногой, но не издала ни звука, прислушиваясь, стараясь уловить любое колебание травинки или движение за спиной Гарри.

За брезентовой накидкой я скрывалась почти полностью, и Гарри жестами указал, что в случае опасности нужно лечь на землю и стянуть накидку на себя, чтобы укрыться вместе с мусором.

Гарри велел не высовываться. Он мог этого и не говорить, ведь в случае опасности я подобно страусу старалась скрыть голову в песок и сделать вид, что решительно ничего не происходит. И если это выручало меня в моменты, когда я думала, что в шкафу живет вымышленный монстр, то в данном случае проверенная годами тактика могла не сработать. Звуки, которые мы слышали, были более чем реальными, иначе у нас с Гарри коллективные галлюцинации и мы сошли с ума. Возможно, так было бы лучше.

Гарри поднес палец к губам, моргнул и, отвернувшись, медленно стал огибать угол дома, направляясь к парадному входу.

Я заставила себя сдвинуться с места и подползла к краю укрытия. Отчаянно хотелось зажмуриться, закрыть руками уши и представить, что я нахожусь где угодно, только не здесь.

Мысль о том, что тот, кто скрывается в доме и несколько минут назад практически снес с петель парадную дверь, является похитителем Майки, переворачивала внутренности и завязывала живот в тугой узел. Если это действительно был тот самый неизвестный похититель, то я найду брата. Надеюсь, живым.

Гарри осторожно крался по сухой траве. Все тело парня было натянуто, как струны на самой красивой скрипке. Несмотря на внушительные размеры, Гарри нельзя назвать неуклюжим. Его было не сравнить с грациозной ланью, но он и не ступал тяжело, словно медведь, в отличие от меня.

Если бы мне пришлось идти проверять, кто же скрывается в особняке Митчелов, этот кто-то обнаружил бы меня в течение следующих нескольких секунд. Я могла упасть на ровном месте, стукнуться об угол стола и запутаться в собственных ногах. Доказательством тому служил сегодняшний день. Он был кульминацией карьеры отъявленной неудачницы. И когда я не представляла, что еще ужасного могло случиться сегодня, происходило что-то еще более невероятное.

Как и сейчас. Гарри, уже подошедший к углу дома, оглянулся на меня. В его блеснувших глазах я заметила страх, но также и решительность, готовность к бою.

Я пожалела о том, что обвинила его в слежке за мной по указке отца. Если бы Гарри действительно не хотел помочь, вряд ли он сейчас ввязывался бы в подобную авантюру, рискуя собственной жизнью.

Пульс грохотал в ушах. Вот-вот Гарри должен был свернуть за угол дома, где заканчивался мой обзор. Как только он сделает еще несколько шагов, я больше не смогу наблюдать за ним и вынуждена буду положиться только на свой обострившийся во мраке слух. Я знала, что чувства способны компенсировать друг друга, и если я не могла похвастаться кошачьей остротой зрения, то уши точно не должны подвести.

Я зажмурилась, позволяя глазам отдохнуть от напряжения, а когда снова устремила взор на то место, где стоял Гарри, его там не оказалось. Я закрыла рот рукой и попыталась успокоиться. Казалось, я была на грани панической атаки, воображение рисовало самые страшные картины.

«Вероника, успокойся», – тщетно приказывала я себе. Но как человек, который ни разу в жизни не боролся со страхами, мог это сделать?

Из того места, где сейчас должен был находиться Гарри, не доносилось ни звука. Я успокаивала себя тем, что, если бы что-то произошло, он наверняка закричал бы, чтобы предупредить и дать время спрятаться.

– Вероника! – донесся голос Гарри.

Он не был похож на зов о помощи, хотя я, даже если бы захотела, ничем не смогла бы ему помочь.

– Вероника! – услышала я уже ближе.

Помня уговор, я с трудом перекатилась под груду мусора, стараясь как можно бесшумнее натянуть на себя кусок потертого и выцветшего брезента.

– Вероника! – прозвучало совсем рядом.

Брезент с резким шелестящим звуком взлетел наверх, и я вздрогнула, сотрясаясь неудержимой дрожью. Как в детстве, я не могла отнять ладоней от лица. Глаза щипало, слезы катились по щекам.

Кроме своего дыхания, прерываемого лишь всхлипами, я ничего не слышала, будто погрузившись под воду. Мир померк, исчез, осталась лишь паника.

Гарри схватил меня за кисти и постарался убрать их от лица, но мышцы одеревенели, и я, зажмурившись, сопротивлялась изо всех сил. Стенки сознания, которое, как пузырь, оградило меня от всего, что происходило вокруг, сжимались, пока звуки не хлынули на меня потоком ледяной воды.

– Вероника! Вероника, очнись! – снова донесся голос Гарри, который из глухого становился все более отчетливым.

– Что случилось? – просипела я еле слышно.

Гарри смотрел на меня как на привидение и прикоснулся к моему лбу так, будто я была сделана из самого дорогого в мире хрусталя.

– Вероника, ты в порядке? – ответил Гарри вопросом на вопрос.

Я с трудом сглотнула. Вряд ли я сейчас выглядела так, будто была в порядке. Судя по ужасу, который читался в глазах Гарри, я сейчас была похлеще банши.

Я махнула рукой, и Гарри помог мне сесть. В голове прояснилось, и я тут же поняла, как глупо и жалко смотрелась в данный момент. Захлестнувшая меня паника была совсем не кстати в такой экстремальной ситуации. Если бы человеком, который сейчас сидел передо мной, оказался не Гарри, вероятно, я была бы уже мертва, а может, и что-нибудь похуже.

– Нормально, – прошептала я.

– Я бы не был так уверен, видок у тебя неважный.

В его голосе не прозвучало ни одной дрожащей нотки, значит, то, что он обнаружил в фермерском доме, оказалось не таким ужасным.

– Что это было? – спросила я.

– Да в общем-то ничего такого страшного, как мы могли бы подумать. Но и ничего утешительного. – Он настороженно на меня посмотрел: – Я имею в виду Майки или каких-то его следов, но там точно кто-то был.

У меня отвисла челюсть. Там кто-то был, но это не имело отношения к Майки. Или Гарри показалось, что не имело отношения. Если бы я была хоть чуточку смелее, непременно отправилась бы туда сама и все проверила бы. Я чуть в обморок не грохнулась только от ожидания Гарри, о большем не могло быть и речи.

– Не переживай так, – поспешил добавить Гарри, – вряд ли это был кто-то опасный, наверняка какой-то рабочий, оставшийся после сезона, как мы и думали.

– Тогда как же ты определил, что кто-то там был, если никого не видел?

– Дело в том, что, когда я подошел к парадному входу, одна из створок была открыта. Душа тут же ушла в пятки, это я тебе честно говорю, вся жизнь пронеслась перед глазами, и все такое. – Гарри хмыкнул. – Но вот какое дело: когда я выждал несколько минут и ничего не услышал, решил подойти еще ближе. Спрятался за кучей мусора напротив дверного проема и, когда выглянул, увидел какую-то фигуру. Испугался – жуть! Я тут же спрятался, а когда снова выглянул – фигура была на том же месте, но не издавала ни звука. И тут меня осенило! Это зеркало. Прямо напротив входа, представляешь?

Возбуждение, светящееся в глаза Гарри, не воодушевляло.

– Гарри, как ты понял, что там никого нет? Зеркало и все остальное – это, конечно, очень интересно, но меня волнует вопрос безопасности. Ведь этот человек все еще может бродить рядом! – почти крикнула я, но вовремя понизила голос.

– Не может, – отрезал Гарри. – Если ты дослушаешь и не будешь перебивать, я все объясню.

Я обреченно кивнула и возвела глаза к небесам, умоляя их подарить этому парню чуть больше ума и рассудительности. На одну силу и смелость вряд ли можно было рассчитывать.

– Когда я подошел ближе к двери, – Гарри метнул в меня предупредительный взгляд, когда я испустила раздраженный вздох, – одна створка была полностью распахнута, изнутри торчал ключ. Значит, человек сидел внутри, а когда мы прошли мимо, ты услышала первый щелчок – это был звук ключа, который провернули в замке. Дверь старая, поэтому кому-то пришлось постараться, чтобы ее распахнуть. Потом я повернулся к полю и увидел фигуру, которая удалялась все глубже в заросли кукурузы. И сразу побежал к тебе! Видимо, мы спугнули незнакомца и теперь можем спокойно уходить.

– Спугнули? А если он затаился и только и ждет, когда мы выйдем?

Гарри резко обернулся, будто кто-то прямо сейчас стоял за его плечом.

– Гарри, – простонала я, снова ощущая когти тревоги, скребущиеся в груди, – помоги встать и давай убираться отсюда. Может быть, он где-то поджидает, но если ты точно видел, что человек ушел в заросли, у нас есть хоть немного времени в запасе.