Текст книги "Мелодия для Мела"

– Думаю, это возможно. Я спрошу у него. Главное, чтобы твой Макс не возражал.

– Он даже не заметит. Он сейчас больше занят своей работой.

– А чем он занимается? – спросил я.

– Моделями климатических изменений. Рассчитывает конец света. Это сейчас очень модно.

– Да, наверное. Я не знаю.

– А можно я закажу еще один портрет, в одежде?

– Ладно, – сказал я. – Итак, приступим. Начну с главного. Йога – это не спортивные упражнения. Каждая асана подразумевает, что твое тело должно втекать в нее максимально естественно, и при этом нужно постоянно помнить о дыхании. Дыхание – основа йоги. Вдох и выдох позволяют нам управлять болевыми ощущениями и растягивать мышцы наиболее мягко. И еще одно. Каждое напряжение мышц во время выполнения упражнений должно быть скомпенсировано. То есть после того, как какая-то группа мышц напряглась, мы должны ее расслабить. Лучше всего, если при этом напрягаются противоположные мышцы. Показываю…

– Лео, а мы можем быть друзьями?

Я даже замер от такого вопроса.

– Ева, конечно, мы можем быть друзьями. Что за вопрос? Но у нас сейчас индивидуальное занятие. И я хочу, чтобы ты повторила то, что я тебе объяснил…

– Йога – это не спортивное упражнение… И… И… во время упражнений надо напрягать противоположные мышцы…

– Замечательно! – улыбнулся я. – Ты вообще меня слушаешь? Давай начнем упражнения. Через тело теория доходит намного лучше…

Я помогал ей входить в асаны, показывал, что означает компенсация, учил ее правильно дышать в асанах и правильно расслабляться. Учил ее сосредотачивать внимание на разных чакрах и на болевых ощущениях и дышать в области боли. У нее здоровое, довольно гибкое тело, но она слегка запустила себя сидячим образом жизни, поэтому некоторые асаны для нее слишком трудны. Но в целом, Ева, конечно, находится в лучшей физической форме, чем большинство моих начинающих учениц.

Когда мы закончили занятия лежачими асанами и мне удалось хоть в какой-то степени добиться от нее глубокого расслабления, Ева встала, слегка покачиваясь.

– Лео, – произнесла она томно. – Ты довел меня до оргазма.

– Извини, – улыбнулся я, не зная, что тут сказать.

– Нет, ну что ты, это так хорошо… Спасибо…

Она поцеловала меня в губы и пошла в раздевалку. Ну надо же!

– Завтра в четырнадцать, – крикнул я.

Ева обернулась в дверях.

– Обязательно.

Обычно девушки так себя не ведут. А эта голубоглазая Ева особенная. Она все делает беззастенчиво и не ощущает по этому поводу ни малейшего чувства вины.

Я запрыгнул в машину и поехал домой. Было уже без двадцати двенадцать. Не хотелось бы опоздать. Мел будет нервничать. Зоя Раппопорт, правда, тоже может не быть пунктуальной. Но Мел очень эмоционально чувствителен. Мне кажется, он уже ревнует меня к этой девушке, Еве. Вчера, когда ее портрет танцевал в бокале с водой, я уловил в его глазах ревнивый огонек. Интересно, могу ли я сочинить мелодию, которая нарисует портрет Мела?

Я не опоздал. Зоя Раппопорт приехала через минуту после меня.

Когда Мел, надевший по этому случаю свой ослепительно-белый костюм и белые туфли, открыл ей дверь, в прихожую вошла женщина, бодро встречающая свою третью молодость, с огромной шляпой, украшенной двумя павлиньими перьями, и в каком-то неимоверном наряде, который представлял собой странную смесь сари, плаща и платья.

– Добрый день, молодые люди, – прогудела Зоя Раппопорт густым мужским голосом.

– Здравствуйте, Зоя!

– Вы Мел?

– Да, это я, – просиял Мел.

– Как приятно, что талант выбрал для себя такого молодого красавца! А Вы, молодой человек?

– Я Лео, друг Мела.

– Очень приятно. Меня зовут Зоя. Ну показывайте Ваши новые работы, Мел.

– Прошу…

Мел проводил гостью в свою мастерскую. Комната, площадью чуть больше тридцати квадратных метров, была полностью увешана и уставлена картинами. Я помнил историю создания каждой из них. Но королевой экспозиции, конечно, было вчерашнее полотно. Зоя остановилась возле него сразу.

– Великолепно! Мел, это великолепно. Сколько Вы за нее хотите?

– Эта работа не продается, Зоя, – сказал Мел. – Она слишком дорога мне. Слишком. Я могу ее только выставить для показа, но не более. И то не сейчас, позднее.

– Хм. Жаль. Это великолепная работа. Какая замечательная техника! Я знаю, что художники терпеть не могут, когда их сравнивают друг с другом, но в данном случае Вы превзошли лучшие образцы. Может быть, цена в один миллион долларов покажется Вам подходящей?

Мы с Мелом переглянулись.

– Миллион? – спросил Мел.

– Да, – сказала Зоя.

– Нет, – сказал Мел. – Я не хочу ее продавать.

– Ну что ж, как хотите. Но, Мел, я готова заплатить за эту картину миллион долларов в любой момент, как только Вы захотите с ней расстаться.

– Благодарю, Зоя, – сказал Мел.

– Что касается остальных полотен, я согласна купить их для нашей галереи. Все, без исключения. Сколько Вы хотите за эту картину?

Зоя показала на портрет юной девушки, сидящей у окна. Я знал, кто был изображен на картине. Дочь Мела. Он изобразил ее такой, какой она стала бы, если бы дожила до двенадцати лет… У него была дочь, ведь он тоже был женат. Так получилось, что жена была за рулем автомобиля, а пятилетняя дочка сидела сзади. В катастрофе жена выжила, а дочка погибла. С тех пор ее портрет есть в каждой его картине. Я вдруг осознал, что и в том, последнем шедевре, который Мел отказался продавать, его дочь тоже была: теперь я узнал ее лицо в окне белой каменной башни.

– Я не могу назвать цену, – хриплым голосом произнес Мел.

– Сто тысяч долларов, – подсказал я.

– За сто тысяч ее никто у Вас не купит, молодой человек, – сказала Зоя. – Я бы сказала, что сорок тысяч долларов – хорошая цена для этой работы. А остальные – по пять тысяч каждая. Разве что для этой я бы сделала исключение.

Зоя смотрела на ночной пейзаж, который приснился Мелу после того, как мы с ним три часа проговорили о возможности путешествовать в сновидениях.

– Эту работу я бы оценила в пятьдесят тысяч долларов. Таким образом, – Зоя извлекла калькулятор, – я могу купить все Ваши картины, Мел. Общая сумма 440 тысяч долларов. Половину могу заплатить сейчас, а половину – после того, как продам картины. И я нисколько не сомневаюсь, что продам их очень дорого.

– Ну что ж, хорошая цена, – сказал Мел, вопросительно посмотрев на меня.

– Думаю, да, – согласился я.

– В таком случае, нам нужно подписать контракт.

Зоя извлекла из складок своей одежды папку.

– Нет-нет. Сначала прошу к столу, – сказал Мел. – Я приготовил несколько коктейлей и кое-какую закусочку.

Мы прошли в столовую, где стол был накрыт на три персоны. На белоснежной скатерти стояли три коктейля, две тарелки с бутербродами (красная и черная икра), а также бокалы для шампанского. Само шампанское томилось в серебряном ведерке со льдом, запотевая, как будто бы в предвкушении чьего-то прикосновения.

– А, кстати, Зоя, не хотите ли отведать чисто одесское блюдо? – спросил Мел. – Биточки из сардели? Только что приготовленные?

– Биточки? О! Да это же любимое блюдо детства! – басовито простонала Зоя Раппопорт.

Мел движением фокусника открыл духовку, где на противне томились в ожидании съедения штук двадцать биточков из свежей рыбки.

У Зои даже слюнки потекли. Разумеется, подписание контракта было отложено до съедения биточков и всего остального. Мы превосходно перекусили, и слегка захмелевшая Зоя призналась, что планирует большую часть картин, после того, как они две недели провисят в галерее, отправить на аукцион.

– Это позволит заработать существенно больше, чем я заплатила Вам. Я говорю это, чтобы Вы обратили внимание в контракте на одно условие: Вы получите десять процентов от той прибыли, которую мне удастся заработать на аукционе от продажи Ваших полотен. Это может составить очень солидную сумму, Мел. Поэтому я рассчитываю на то, что наше сотрудничество продолжится.

– Я тоже на это рассчитываю, – сказал Мел.

– Ну что же, подпишем, – сказала Зоя.

Мел подписал контракт. Зоя подписала его со своей стороны, один экземпляр протянула Мелу. Затем достала из сумочки, висевшей на спинке стула, двести двадцать тысяч долларов и протянула Мелу.

– Это пятьдесят процентов от суммы контракта. Я знаю, что одесские художники предпочитают наличные.

– Да, спасибо, – сказал Мел.

– Остаток денег я перечислю на карточный счет, который Вы укажете.

– Хорошо, – сказал Мел. – Я открою карточку и сообщу.

– Сюда скоро приедут фотографы и журналисты. Когда они все снимут, приедут упаковщики картин и каждую упакуют. Собственно, пока это все. Спасибо за биточки.

– Спасибо Вам, Зоя, – сказал Мел.

– Кстати, Мел, у меня для Вас есть совершенно уникальное предложение. Только Вы, ради Бога, не удивляйтесь. Мы сейчас ищем художника, который согласится отправиться в Антарктиду. Не согласитесь ли Вы им стать?

– В Антарктиду? – спросил Мел. – А зачем там художник?

– О! Это очень долгая история, – сказала Зоя Раппопорт. – Я изложу ее только в общих чертах.

Мы с Мелом с вежливыми улыбками готовились послушать уважаемую даму, которая только что сделала моего друга Мела обеспеченным человеком. Однако, то, что мы услышали, вызвало у нас действительно неподдельный интерес.

– Мой хороший знакомый, я бы сказала один из очень близких мне людей, занимается моделированием климатических изменений. У него в Лос-Анджелесе своя лаборатория, и он осуществляет наблюдения по всему миру. Я не знаю подробностей, но ровно двадцать девять дней назад меня разбудил его телефонный звонок. Он всегда забывает о разнице во времени, но я его обычно прощаю: Джордж никогда зря меня не беспокоит. Так вот, Джордж сказал, что по его сведениям осталось совсем немного времени. Еще шестьдесят восемь – максимум семьдесят дней, – и необходимо уезжать из Европы, климатические изменения приведут к ураганам и затоплениям, которые разрушат все крупные города. Осталось, как Вы можете посчитать, тридцать девять дней. Поэтому я так тороплюсь с завершением нашей сделки.

– А куда уезжать? – спросил Мел.

– В Антарктиду, конечно. Уже сейчас, как говорит Джордж, туда набираются добровольцы, чтобы откалывать айсберги. Это позволит немного охладить мировой океан и отдалить неизбежный конец цивилизации. Но новая цивилизация будет основана именно там, на никем не заселенном континенте. Разумеется, мы предпринимаем шаги, чтобы спасти самые выдающиеся произведения искусства и постепенно вывозим их туда. Но художники, которые увековечат возрождение человечества, там тоже необходимы.

– И Вы верите в это, Зоя? – спросил Мел.

– Ну конечно, мой мальчик. Джордж никогда еще меня не обманывал. Он предупреждал меня о наводнениях, когда я жила в Германии, он предупреждал меня о землетрясении, когда я была в Лос-Анджелесе. Джордж всегда все знает лучше всех. Я понимаю, Вы молоды и полны сил. Но с годами начинаешь понимать, что цивилизация также не вечна, как и мы.

– То есть Вы уверены, что если мы не отправимся в Антарктиду, а останемся здесь, у нас очень большой шанс погибнуть в ближайший месяц?

– Да, молодой человек. Если Вам нужны доказательства, я могу связать Вас с Джорджем. Не волнуйтесь, он все понимает. Все, кому я предлагаю отправиться в Антарктиду, выходят на него, чтобы получить доказательства и принять решение самостоятельно. Это совершенно нормально. Джордж просто высылает всем желающим по электронной почте ссылку на сайт, на котором уже лежит вся необходимая информация. Кстати, вот, у меня есть эта ссылка в одном из писем.

Зоя порылась в своей папке и извлекла оттуда распечатку письма. Мел протянул мне листочек, и я направился к компьютеру. Через несколько секунд я был на нужной интернет-странице. Первое, что бросилось мне в глаза – это анимированный портрет Евы, созданный из облаков, точно такой же, каким мы видели его в стакане с водой. Феномен «Портрет Евы» был замечен и описан молодым ученым из Одессы по имени Максим Шопен. Утверждалось, что видео было записано спутниками наблюдения вчера вечером. Феномен сформировался над Одессой. Я вспомнил, что было вчера. Примерно в то же время мы с Мелом слушали мою новую композицию. Я удивился такому совпадению, но особенно на нем не задержался. Мое внимание привлек счетчик обратного отсчета и описание модели климата, в соответствие с которой через тридцать девять дней, шесть часов, семь минут и три секунды климат Земного Шара претерпит необратимые изменения, и вся современная цивилизация будет сметена с поверхности небывалыми по силе ураганами и затоплениями. Цифры секунд и минут постоянно уменьшались.

Я сохранил в памяти компьютера адрес интернет-страницы, и вернулся к Зое и Мелу. Зоя спрятала листочек с адресом обратно в свою папку. А папку – в складки своей сложной одежды.

– Да, я нашел эту интернет-страницу, – сказал я, отвечая на безмолвный вопрос Мела. – Там действительно стоит счетчик обратного отсчета. По нему нам осталось чуть больше тридцати девяти дней.

– Мел, вы подумайте с Лео о том, что я сказала. И примите решение. Я буду очень рада, если вы оба составите нам компанию, когда мы отправимся в Антарктиду. Мы садимся на самолет через двадцать пять дней и летим в Австралию, где нас будет ждать корабль для путешествия в Антарктиду. Буду рада, если увижу вас обоих на борту. Ой, мальчики, мне уже пора… Очень сильно опаздываю.

– Спасибо, Зоя.

Зоя Раппопорт поднялась со стула и направилась к выходу. Мы проводили ее.

– Будьте дома, Мел. Скоро приедут фотографы, а вслед за ними упаковщики.

– Хорошо, Зоя.

Когда Зоя вышла за дверь, Мел спросил:

– Ну что, ты ей веришь?

– Верю? Не знаю. Но я нашел кое-что интересное на том сайте, что она дала.

– И что же?

– Ты не поверишь. Догадайся, какое изображение снял спутник из космоса над Одессой вчера, когда мы слушали мою музыку?

Мелу не надо было повторять дважды. Он почти мгновенно оказался у компьютера, на экране которого постоянно воспроизводился снятый из космоса видеофайл.

– Портрет Евы, – прочел Мел. – Да, это тот самый портрет.

– Похоже, моя мелодия сделала не только бурю в стакане, – сказал я.

– Но как это объяснить?

– А вот, видишь, счетчик обратного отсчета?

– Да, а ниже что?

– Модель того, что будет в Европе через тридцать девять дней. Посмотри.

Мел посмотрел. И я, сидя рядом с ним, ознакомился с результатами моделирования более внимательно. Ученый Джордж Эшвуд считал, что перегретая атмосфера Земного шара за тридцать-сорок дней до катастрофы начнет порождать необычные феномены самоорганизации, как диссипативные структуры, описанные в синергетике. Также там рассказывалось, что будет дальше, какие антициклоны и циклоны родятся в атмосфере, как нарушится движение воздушных масс и как изменятся океанские течения. Через тридцать девять дней, – утверждал ученый, – атмосфера Земли окажется в очередной точке бифуркации, наиболее вероятный выход из которой – полное перемешивание атмосферных потоков, то есть хаос, сопровождающийся фантастическими по силе ураганами, грозами и цунами.

– Да, впечатляет, – сказал Мел.

– И вызывает доверие. Тем более, что все данные и все расчеты ученый открыто публикует.

– Я мало что понимаю в данных и вычислениях, но результаты понятны каждому.

– А знаешь, муж Евы, той самой, чей портрет в облаках, занимается климатическими изменениями. Она только сегодня мне сказала во время занятий. Может, позвоним ему?

– Почему бы и нет? – сказал Мел. – Может, он поможет нам в этом разобраться.

Я сходил за своим мобильным телефоном и набрал Еву.

– Ева, привет!.. Слушай, я еще не спрашивал… Сейчас спрошу. Мел, Ева хочет, чтобы ты написал два ее портрета. Один в костюме Евы, а другой – в одежде.

Мел пожал плечами с выражением «Почему бы и нет?» на лице.

– Он согласен… Гонорар? Ну вы договоритесь, я уверен.

Мел с энтузиазмом кивал головой, подтверждая мои слова.

– Я звоню не только по этому поводу. Скажи, можно ли поговорить с Максом?… Да, это очень срочно… Ну он же занимается моделированием климата, так? Вот это меня и интересует больше всего.

К телефону подошел Макс.

– Макс, привет, мы вчера виделись в ресторане. Слушай, ты занимаешься моделированием климата? Отлично. Нам тут дали сайт Джорджа Эшвуда с моделью климата… Что ты об этом думаешь?… Ты в его группе? Отлично! Значит, ты уверен в правильности его расчетов?… А, так это твои расчеты?… Ты основной автор модели?… Подумать только, как все совпало… А что с портретом Евы на облаках? Это шутка?… Реально? Слушай, Макс, а ты можешь прямо сейчас посмотреть, что там снимают спутники? Отлично! Мел, включи мою вторую композицию, пожалуйста… Да, Макс, посмотри прямо сейчас, через несколько секунд, что там будет.

Мел включил музыку. Я услышал в трубке слова Макса «Пока ничего особенного не вижу», а потом, через несколько секунд, крик «Как вы это делаете?».

– Мел, – попросил я. – А теперь первую композицию. Макс! Смотри дальше. Макс смотрел на единорога, розу, язык пламени и на дракона, и, видимо, был совершенно ошарашен.

– Как у вас это получается? – спросил он.

– Мы тебе расскажем все, если ты изложишь нам подробно и очень популярно суть модели, которую ты разработал для Джорджа Эшвуда. Приезжай прямо сейчас. Ну конечно, бери с собой Еву, она же теперь мировая знаменитость…

Мел посмотрел на меня и сказал свою знаменитую фразу:

– Кажется что-то начинается…

Раздался звонок в дверь. Это приехали фотографы. Вначале мы попытались как-то управлять их перемещениями по нашей квартире, но потом махнули на все рукой. Фотографы расставили свет, стали снимать картины, Мела заставили переодеться, потому что его белый костюм был чрезмерно ярким для их камер, и все остальные объекты получались темнее, чем нужно, потом его долго фотографировали на фоне работ, потом сидя за мольбертом, потом стоя у окна. Пока Мел мучился, приехали Ева с Максом. Увидев у нас всю эту толпу, они немного смутились.

– Не бойтесь, вы попали туда, куда нужно, – сказал я. – Это фотографы, они скоро уедут.

Но фотографы провозились еще полтора часа, фотографируя все работы для каталога. Мел, от греха подальше, убрал свой вчерашний шедевр в мой рабочий кабинет. Я угощал Макса и Еву тем, что нашлось в холодильнике, приготовил обед. Макс выпроводил фотографов и, только сел перекусить, как приехали упаковщики. С ними никаких хлопот не возникло. Шесть пар опытных рук не больше, чем за полчаса упаковали все картины Мела в коробки, которые они прямо на месте делали из толстого картона, каждую коробку завернули в полиэтилен, и погрузили их в припаркованный во дворе микроавтобус.

– Вот так и разбазаривается национальное достояние, – грустно сказал Макс.

– Это точно, – согласился я. – Твой мозг вот использует американский ученый. А что бы он без тебя делал?

– Нашел бы индуса или китайца, – сказал Макс.

Наконец, упаковщики уехали, и мы все вместе сели за стол, чтобы перекусить и поговорить спокойно.

– Что вас интересует в моей модели? – спросил Макс.

– На самом деле, – сказал Мел, – меня интересует ответ на простой вопрос. Надо ли нам всем уезжать в Антарктиду откалывать айсберги и основывать новое человечество или можно пережить природные катаклизмы здесь, в Одессе, никуда не уезжая?

– Я сам ищу ответ на этот вопрос уже много дней, – сказал Макс. – Одесса расположена в уникальном месте. Здесь практически никогда не бывает ни сильных штормов, ни смерчей. И по одним расчетам получается, что Одессу этот катаклизм не затронет, по другим – что все-таки мы разделим судьбу европейских столиц.

– И что же делать? – спросил я.

– Есть еще один вариант, более печальный. Одна из веток развития событий оставляет нам не тридцать девять, а всего лишь четыре дня до начала необратимых изменений климата.

– И ты молчал? – спросила Ева.

– Я говорил тебе вчера. Очень подробно, – спокойно возразил Макс.

– А, ну да, – сказала Ева.

Видимо, вчера она плохо слушала своего супруга. Честно говоря, она и сейчас его не очень хорошо слушала. Ее нога нежно ласкала мою ногу под столом. Я улыбался. Приятно, что я нравлюсь этой девушке. Но ведь она знает, что у нас ничего не получится.

– Но скажите, наконец, как вы делаете то, что я видел сегодня?

– Ты не поверишь, – сказал я.

Мел налил в стакан минеральную воду и пригласил всех пойти за ним. Он поставил стакан на компьютерный стол и включил сначала первую, а потом вторую композицию.

Макс смотрел во все глаза. Ева тоже.

– Это музыка, которую сочинил Лео, – сказал Мел с гордостью.

– А другие музыкальные композиции? – спросил Макс.

– Лео сочинил только две. Мы ставили музыку других композиторов. Ничего подобного она не делает.

– Первая композиция, где единорог, роза, пламя свечи и дракон, имеет температуру на 0,01 градуса выше окружающих атмосферных масс. – сообщил Макс. – А портрет Евы нагревается на 2 градуса выше. Он действует в двести раз мощнее. Но почему?!

Макс, схватившись за голову, опустился на компьютерный стул. Но стул отъехал назад по гладкому паркету, и Макс сел на пол, больно ударившись мягким местом.

– Что это все значит? – спросил он. – Может, вы знаете?

– Нет, конечно. Мы думали, ты нам объяснишь, – сказал я.

– Ну, можно предположить, что климатическая система сейчас находится в таком неустойчивом равновесии, что малейшее изменение оказывает влияние на состояние всей системы в целом. Нет, не всей. Только над Одессой… Только НАД ОДЕССОЙ!

Ученый вскочил с пола и бросился к компьютеру.

– Я ничего не понял, – сказал Мел.

– Я тоже, – признался я.

Макс повернулся к нам и, страстно размахивая руками, объяснил:

– Атмосфера чувствительна к любым, самым незначительным изменениям. Вы зажигаете спичку – и вся атмосфера на это реагирует. Вы открываете окно – и это может привести к началу урагана. Это так же, как в горах, когда один громкий звук может вызвать сход снежных лавин.

– Но как такое возможно? – спросил я.

– Это возможно только при очень особенном состоянии системы… Мне нужна бумага и ручка.

Мел немедленно вытащил из стола стопку бумаги и несколько ручек. Макс начал лихорадочно писать уравнения. Он разложил листочки на полу, а сам улегся среди них, продолжая лихорадочно писать.

– Это надолго, – сказала Ева. – Мальчики, пойдемте, я вам коктейли сделаю.

Мы удалились на кухню, оставив молодого ученого лежать на полу.

– Так когда мы начнем работать над портретом? – спросила Ева.

– Хоть завтра, – сказал Мел. – Сегодня такой суматошный день…

– А сколько денег я буду должна за портрет? За оба портрета?

– Давайте об этом потом поговорим, – улыбнулся Мел. – Я напишу портрет, и Вы сами поймете, стоит ли его покупать у меня, или нет. Если решите, что нет, то получите гонорар как натурщица.

– Хорошо, – сказала Ева. – Я согласна.

Коктейли она смешивала очень профессионально. Мы сидели на стульях вокруг стола, наслаждались напитками, а Ева щебетала о каких-то милых пустяках. В конце концов, она поняла, что мы ее не слушаем.

– Мальчики, а что вы будете делать в Антарктиде, если туда придется ехать?

– Интересный вопрос, – улыбнулся Мел. – Помнится, моя жена тоже постоянно спрашивала у меня, что я буду делать, если случится то, это, пятое, десятое… Я тогда очень на нее злился. А теперь мне смешно.

– Ну я же просто спрашиваю.

– Это тоже типично женская фраза, – заметил я.

– Ну я же женщина, чего же вы хотите?

– Ева, – сказал я. – Ты очень красивая женщина. И не обижайся на нас, мы давно уже не знаем ответов на женские вопросы.

– Мальчики, мне кажется, вы просто заблуждаетесь кое в чем…

– Что-то нас часто стали называть мальчиками, – сказал Мел. – Сегодня уже второй раз…

– Наверное, молодеем, – сказал я.

– Лео, Мел… Вы можете надо мной смеяться, сколько хотите. Но я хочу сказать тебе, Лео. Ты мне очень нравишься. Я влюбилась в тебя с первого взгляда. И я хочу, чтобы ты это знал. Я теряю голову, когда ты рядом. И я понимаю, что ты с Мелом, и я понимаю, что ты гей, но для меня это не имеет никакого значения. Я люблю тебя, Лео. И я хочу, чтобы Мел это знал. Мел, не обижайся. Но это так.

– Ты очень необычная девушка, – сказал Мел.

– Да, Ева, – согласился я. – Ты просто ломаешь все стереотипы! Но я гей, понимаешь? И я никогда больше не буду с женщинами. Мы с тобой можем быть друзьями, мы можем вместе устраивать всякие чудачества, ты можешь пытаться соблазнять меня… Но я гей. Стопроцентный гей. С тех пор, как я это понял, я даже не мечтаю о женщинах…

– Я понимаю, Лео. Я не жду взаимности. Просто… хотела, чтобы ты знал…

Ее глаза заблестели от слез.

– Не надо, Ева. Будем друзьями. Лучшими друзьями, – я смотрел в ее глаза и видел в них такую сильную любовь, что мне даже становилось немного страшно.

– Спасибо, Лео, – сказала Ева. – Будем друзьями. Но я все равно буду тебя соблазнять. Я вас обоих буду соблазнять, чтобы доказать, что вы оба ошибались. Вы не на сто процентов геи. Я это чувствую. Вы оба можете любить меня, и таким образом еще сильнее будете любить друг друга.

Мы с Мелом одновременно встали, подошли к ней с двух сторон и взяли ее за руки.

– Ева, ну что ты делаешь? – сказал Мел.

– Ева, ну зачем ты так? – произнес одновременно с ним я.

– Я художник. Я прекрасно знаю, что такое безответная страсть, – заговорил Мел. – Но поверь мне, эта страсть ценна сама по себе. Все, что ты сейчас чувствуешь, все, что переполняет тебя, вся эта гамма эмоций – прекраснее этого нет ничего во Вселенной. Настанет день, когда ты будешь вспоминать эти свои чувства и радоваться, что они были в твоей жизни. Но не надо делать опрометчивых шагов.

– Ладно, мальчики. Налейте мне лучше чего-нибудь покрепче.

– Виски? – предложил Мел.

– Самое то, – сказала Ева.

Мел налил неразбавленное виски в стакан и протянул Еве, которая осушила его залпом. К ее щекам прилила краска. Она глубоко вдохнула.

– Так лучше? – спросил Мел.

– Да, вполне. Но это ничего не изменило, – сказала Ева. – Все, что я говорила, остается в силе.

– Ладно, ладно, – примиряюще сказал я. – Чему быть, того не миновать.

– Ребята! Идите сюда!

Это был голос Макса. Кажется, он что-то нашел.

– Ребята, я ошибался насчет Одессы.

– Что? – спросили мы хором.

– С Одессы как раз все и начнется. Мы принимали в расчет наблюдения со всего мира, и это усреднило нашу модель. Я с самого начала допустил ошибку. Я решил, что климатические изменения начнутся одновременно по всей планете. Но они начнутся в разных местах в разное время. И первым местом, по всей видимости, будет именно Одесса. Нам осталось несколько часов. Потом здесь начнется такое… Нам нужно разослать твои мелодии, Лео, по всему миру. Мелодия с портретом Евы работает мощнее, но первая мелодия тоже проявляет этот атмосферный феномен. Они должны звучать во всех городах, на всех радиостанциях… Там, где проявляется феномен портрета Евы или возникают изображения из первой мелодии, атмосфера находится в состоянии гипернеустойчивого равновесия, а это означает, что климатическая катастрофа начнется в этом районе в течение двух ближайших суток. Я вывел систему уравнений, описывающую это гипернеустойчивое состояние. По моим расчетам следующим местом, над которым разразятся бури и ураганы, будет Москва, потом Петербург и Северная Европа. А потом катастрофа будет двигаться по Европе до Италии, а после начнется в Северной Америке.

– И куда нам бежать? – спросил Мел.

– Соберите все самое ценное. Мы тоже поедем собираться. Идеальное место укрытия – Юг Африки. А еще лучше действительно Антарктида.

– Но чтобы полететь куда-нибудь, нужны визы, билеты… – сказал Мел. – У нас ничего нет. И за несколько часов мы ничего не можем сделать.

– Да, мы в ловушке, – согласился Макс. – Я не знаю, как мы выберемся.

Но сначала мне нужно написать письмо Джорджу. Я воспользуюсь Вашим компьютером?

– Конечно, – сказал Мел. – На здоровье.

– Ну что, – сказал я Мелу, – приключение начинается?

– Похоже, что так. Надо сказать Зое Раппопорт. Я позвоню из твоего кабинета.

– Где лежат файлы с этими волшебными мелодиями? – спросил Макс.

– Вот здесь, – я показал Максу.

– Давай в именах файлов увековечим имя композитора, – предложил Макс.

– Ну что ж, пиши Лео Гранд.

Это был мой студенческий псевдоним. Макс забарабанил по клавиатуре.

– Есть еще кое-что, – сказал Макс. – Кое-что странное. Я увидел новость в блоге.

– И что? – спросил я.

– Орбиты планет солнечной системы начали меняться со вчерашнего вечера. Земля сошла с орбиты. Теперь Венера и Марс. Интересно, что время схождения с орбиты совпадает со временем, когда я увидел портрет Евы на облаках.

– И что это значит? – спросил я. – Как ты думаешь?

– Думаю, Земля породила какую-то волну изменений. И самая безумная мысль, которая пришла мне в голову, что твои мелодии порождают эту волну.

– Да ну!? Не может быть!

– Знаю, что этого быть не может. Но факты – упрямая вещь. Сейчас узнаем, насколько я прав в этом безумном предположении. Если это так, то когда твоя музыка начнет звучать по всей планете, Земля должна вообще оторваться от Солнца и улететь в самостоятельное плавание по Вселенной.

– Макс, – сказала Ева, – я поеду домой. Соберусь. Что взять из твоих вещей?

– Ноутбук и внешний жесткий диск, – сказал Макс. – И деньги в ящике стола. Там немного, но на первое время хватит. И документы не забудь! Да! И еще нам пригодятся портативные рации. Помнишь, я привозил из экспедиции?

– Помню, – сказала Ева. – Я знаю, где они лежат.

– Я съезжу с тобой, – сказал я Еве. – А то Макс тут пытается меня обвинить, что я осуществил мечту Архимеда, сдвинул Землю.

– Хорошо, – просияла Ева. – Мы скоро вернемся, Макс.

Мы поехали в моей машине. Город жил своей обычной жизнью. В Одессе никто бы и не поверил в надвигающуюся катастрофу, даже если бы об этом трубили на всех радиостанциях. Восприняли бы как обычное штормовое предупреждение. Оптимизм, присущий жителям этого города, в этот раз может сыграть с ними плохую шутку.

– Что ты возьмешь, кроме личных вещей? – спросил я Еву.

– Флейту, – сказала она. – Старую дедушкину флейту.

– Ты умеешь играть?

– Да. Умею. Меня учила мама. А ее дедушка. Он был гениальным флейтистом.

– А я даже не знаю, что мне взять с собой. Вроде, у меня и нет ничего.

– Самое ценное, Лео – это ты сам.

– Знаешь, я тоже учился играть на флейте, – признался я. – Мне всегда нравился этот инструмент. Но потом родители отдали меня учиться на фортепиано, и с тех пор я к флейте не прикасался.

– Я дам тебе поиграть, – пообещала Ева.

Ехать было совсем недолго, мы жили в нескольких кварталах друг от друга. Ева быстро собрала вещи: ноутбук, жесткий диск и флейту передала мне. А сама повесила на плечо две дорожные сумки и маленькую сумочку с рациями.

– Пойдем, – сказала она.

– Не забудь квартиру закрыть, – сказал я. – Твой супруг может и ошибаться.

– В этих вопросах он гений, – сказала Ева. – Он не ошибается.