Текст книги "Внеклассная алхимия – 2"

Пакет № 3

Писательский норматив

Почему-то считается, что писатель – если он «хороший», «настоящий» и т. д. – должен нравиться хотя бы половине случайно взятой аудитории. Как бы считается – как бы по умолчанию. Чтобы сами люди сказали, мол, нравится. Что значит «нравится»? Это значит, что они готовы прочитать хотя бы еще один текст автора, как максимум – все его тексты. Но… чушь это, конечно.

Какова аудитория национально признанного писателя, к примеру, Пелевина? Его последние книги, я посмотрел, выходят тиражом примерно 150 тысяч экземпляров. Предположим, что одну книгу читает в среднем 2 человека, и не все читатели Пелевина читают все его книги. Получим аудиторию Пелевина – 500 тысяч человек. В России, за вычетом детей, неграмотных, клинических идиотов и не знающих русского языка, примерно 100 миллионов потенциальных читателей. Про Пелевина слышали практически все, кто хоть раз заходил в книжный магазин. А читает его 0,5 % населения России. И это национальный писатель.

То есть если в случайно взятой аудитории из 1000 человек тебя готовы читать хотя бы 5 человек, это очень круто.

Большинство, кажется, не понимает этой пропорции. Если некто, к примеру, выложит на общем форуме свои тексты и они реально понравятся (в том смысле, что я привел) 10 %, а не понравятся 90 %, все сочтут это неудачей. А это – оглушительный успех. Писатель, на текстах которого бы сидело 20–30 % населения, был бы кандидатом в президенты. Но реальный символический капитал главного прозаика РФ, напоминаю, это доброе внимание 0,5 %.

Никогда бы не стал мучить собой случайную аудиторию. Людей либо заставляют врать, либо собирают 99 % негатива. Не понимаю тех, кому это надо.

И еще одно. Люди обычно не видят разницы между суждением «мне понравилось» и «это хорошо». У них это синонимы. На самом деле первое означает «спасибо, ты сделал мне хорошо», а второе – «полагаю, ты можешь нравиться достаточно многим, или пусть немногим, но лучшим». Ясно ведь, что фразы о разном?

О, если бы люди могли сказать «мне понравилось, но вообще это слабо» или «меня тошнит, но это сильная вещь». Мы жили бы в ином мире.

Но даже сами писатели знают два условных сигнала, и мигают, как светофоры, сугубо дискретно: «классно», «хрень», «классно», «хрень», иногда мигает желтый – «местами классно, местами хрень». В основе суждения личная рецепция без рефлексии. «Нравится – не нравится».

Даже критики, в основном, судят так. Как идиоты.

Братство в рефлексии

Подлинной характеристикой времени будет не то, о чем яро спорят, а то, с чем неявно согласны все спорящие. Рефлексия, общая для всех или почти всех.

Так, например, в 1940 году шла Вторая мировая война. Идеологии были разными, но в чем были едины – фашисты, коммунисты и либералы той поры? Какая рефлексия была для всех строго обязательной?

А та самая, без которой война бы вообще не могла происходить. То есть когда все народы встают «стенка на стенку» и сражаются насмерть, с миллионными потерями. Ведь это же не само собой разумеется. В голове должен быть конструкт, что война – это вот такая война. С тотальной мобилизацией. То есть ты можешь, конечно, и закосить от военкомата. Но ты знаешь, что военкомат – это все равно норма.

Едиными были, таким образом, представление государства, представление войны. Уже немало для взаимопонимания нацистов, коммунистов и всех остальных. Чтобы так масштабно повоевать, надо ведь иметь кое-какое общее понимание.

Чтобы поругаться конкретным людям, тоже надо его иметь. Например, какие слова являются обидными, какие нет, какие есть типовые сценарии, на что обижаться, на что не стоит и т. д. Например, невозможна длительная перепалка, если у одного «вы дерзки и дурно воспитаны», у другого же «ты че, ептыть, чмо». Подраться они, правда, могут – правда, оба будут драться… не вполне с человеком, а скажем, как дрались бы с марсианином или собакой. Как с некой почти некоммуницируемой формой жизни.

Перефразируя Витгенштейна про двери и петли: чтобы поспорить, надо иметь много общего. Возвращаясь к истории: эпоха меняется, когда меняется общее, некое А, общее для сторонников Х и Y, меняется на В, тоже общее (а победа X над Y так себе, мелкая рябь).

Дискурсом и топором

За каждым серьезным гуманитарным дискурсом должны везти палача, старую добрую плаху и роту деревянных солдатиков. Иначе никак. Не потянет дискурс. «А шел бы ты, дискурс, на фиг», – скажет ему тот, который не дискурс.

В 2007 году был на летней школе, «Школе практической философии», так оно называлось. Я тогда уехал, а школа осталась. За пару дней до конца детдомовцы из соседних домиков, к школе отношения не имеющих, проявили к ней отношение. Насрали ночью в большой лекционной беседке. Я не очень помню, чего там было дальше, но детдомовцы не пострадали никак. Э-э… когда миром рулили действительно более-менее практичные философии, пацанят наказали хотя бы символически. По пальцу бы хоть отрубили, что ли, из уважения к их активной жизненной позиции.

«А как же христианство?» – спросят. А что? Там тоже умеют убивать, и занялись этим сразу же, получив такую возможность. Политически религию сделали Великие Инквизиторы, а старца Зосиму возили с собой в обозе, выпуская после зачисток. ОМОН – Зосима – снова ОМОН – снова Зосима. Ядреная смесь. Менее ядреная (только ОМОН или только Зосима) язычников не брала.

Умник может реализоваться лишь в институционально сложной среде, а такая среда косвенно обеспечивается насилием. Власть препода в аудитории, например. Если в обществе не будет человека, имеющего права применить к студентам физическое насилие, или у препода не будет права апеллировать к такому человеку, все закончится довольно быстро и довольно плачевно. Примеры «гармоничных отношений» бесполезно приводить в опровержение. 99 % прохожих на улице не нуждаются в вязальных услугах полиции. Прессовать надо 1 %, может быть 10 %, но это действительно надо.

Платон искал себе просвещенного тирана, Аристотель нашел македонскую крышу, Конфуций – чиновник, Лао Цзы – мастер единоборств и сам себе полиция, и т. д. Вот у Сократа – да. Крыши не было. Чем кончилось, помним.

Плохой пример детям

Известно заклинание «живу ради детей», «потому что семью кормить» и т. д. Иногда к этому отмазу перед миром еще добавляют предъяву перед дитем – «все только ради тебя», «всю жизнь тебе посвятил». Бывает, что это формула мужества, но слишком часто – наоборот. Совсем наоборот. Превращение своей жизни в средство, обнуление своих смыслов, перекладывание ответственности.

«Чего ты в жизни-то делал?» – «Э-э». Не говорить же на Страшном суде, что греб на галерах 12 часов в сутки, стонал, пыхтел и терпел, или, того пуще, обирал пыхтящих на галерах. «Э-э». Тут-то ребеночек и сгодится. Показать его, ясно алиби – вот оно, все ради него. Ну так придет время, ему тоже спросится. И он повторит трюк, явит своего – вот, надо было… И это такое откладывание Жизни на бесконечность. Глупо как-то. Некрасиво. И главное, зря все.

Это не к тому, что «детей не надо». Кому-то и не надо, наверное, в целом – надо. Не надо превращать себя в средство и тягловую скотину, а новую жизнь – в ярмо на шее и талон индульгенции. Помимо прочего, это сигнал детям – не уважать. Ты живешь только ради меня? Ну давай, моя скотинка, давай молока и зрелищ. Раньше, кажется, это понимали лучше: дети существуют для родителей, только так, не иначе. Вести себя иначе означает подавать плохой пример детям.

Операционная палата онтологии

О том, что есть некий орган, мы узнаем, если это болит. «Душа» не исключение. На всякий случай: душа – это сейчас такая метафора, я вот не говорю, что она существует так же, как рука, нога или тумбочка. «Душа болит» – это о чем? Это когда хреново, и это хреново никак и нигде не локализуется. Ни в конкретном месте тела, ни даже в конкретном событии. Тогда, конечно, болит «душа», как – сейчас будет философская цитата, приготовьтесь – «указатель не на предметность, но на отсутствие возможности предметного указания».

Душа болит, помещенная в этот мир, и тут возникает несколько вариантов. Можно ампутировать то, чего болит, на хрен. Можно анестезировать. Если к реальности добавить религию-философию и принять этот анальгетик, крепость мирового зла заметно понизится. Можно его растворить – весьма.

Можно, как сказано, ампутировать. Но это жесткий вариант. У гностиков это называлось гилики, сорт людей. Чтобы не мучиться в свинарнике, выгоднее всего быть свиньей. Не иметь тех настроек и надстроек, которыми можно словить болючую волну. Как-то хороший вкус, чувство собственного достоинства, прочее рисковое.

Наверное, можно сделать что-то еще.

«Миллион алых роз» и «подачка»

Один человек может сделать другому подарок. Оказать услугу. Вложиться. Впрячься. Оказать благодеяние.

Размер благодеяния зависит от двух вещей: мощи благодетеля и его отношения к объекту филантропии. Олигарх дарит случайной девушке шубу с легкостью прохожего, кидающего в кружку нищего 50 копеек. Она ему, по большому счету, безразлична, но жалко ли – 50 копеек? Средний человек копит на тот же самый подарок, допустим, год. С тем же итогом-подарком. От перестановки множителей произведение не меняется. Или все-таки меняется?

Возьмем более абстрактный пример. Поддержка условной силы в 100 единиц может быть следствием различных раскладов. Либо это 50 баллов мощи, умноженных на 2 балла участия, либо это 2 балла мощи, умноженных на 50 баллов участия. В первом случае это называется «с барского плеча», во втором – «самопожертвование». Что ценнее? Скажем так – что будет сильнее оценено? «На тебе, у меня такого навалом» или «с себя снял, последнее отдаю». Конкретно – кого предпочтут? Как правило? Добрые чувства подают голос – «конечно, второго, ведь он действительно любит», но… ответ неверный. Оглянитесь вокруг. Выберут первого.

В первом случае мы имеем великодушие как избыток себя, во втором – жертвенность как нехватку себя. «Не могу без тебя жить» – в чем это признание, кроме любви? В том, что страдаешь от дефицита. Если тебя толком нет без кого-то, тебя нет самого по себе. Это не героизм. Это довольно постыдное состояние. И самое главное – если тебя нет, кому нужно это пустое место?

Художник из давней песни Аллы Пугачевой про «миллион алых роз»… или напомнить сюжет? Там художник продает свои картины, имущество, дом и покупает миллион алых роз, у него теперь ничего нет, а у дамы есть миллион алых роз. Так вот, этот художник, прежде всего – я не люблю грубые выражения, но мне сейчас нужно грубое выражение – так вот, он в первую очередь конченый придурок, а во вторую очередь остальное, как то: влюбленный, благородный, талантливый и т. д. Самое сильное чувство, которое он вызовет, разве что испуг. Мало ли. Укусит еще.

Это не про то, что не надо помогать людям. Надо. Берущий обычно слабее дающего. Просто надо осторожнее жертвовать. Лучше проявлять великодушие.

Поддерживая беседу

Можно придумать кучу определений, что такое философия. Вот еще одно, до кучи. Оно поэтическое, метафорическое, но там есть важный смысл. Философия как учение о части нашего мира, которой вообще-то нет, но учение о которой делает возможным самое важное из того, что есть. Иными словами, нечто, реальное лишь в разговоре – пока этот разговор идет. Кончится разговор, и все, окончание. Только не разговору, и даже не тому, о чем он шел (все равно же этого нет!), а чему-то другому, нам важному.

Требующие любви

Требовать любви, считать, что люди должны тебя любить – путь в ад. Многим так холодно, что они готовы греться и в пекле. Жалко не их, но тех, кого могут захватить по пути.

Тест на гнилость

У правильных людей сила противодействия прямо пропорциональна действию на них, у гнилых – наоборот. Простой тест: если к человеку отнестись хуже – это его улучшит или наоборот? Увы и ах, слишком многих сограждан это улучшит.

А у правильных все правильно. На квант зла по отношению к ним они ответят примерно таким же квантом. Это их справедливость. А то, что они могут долго повышать ставку (от вежливой полемики до драки на смерть), причем аккуратно – это их сила.

Соответственно воздается и за добро. Прямо пропорционально. Или с небольшой переплатой от щедрот души.

У гнилых гнило с пропорцией. Ты ему 1 единицу зла, а он тебе 10. Ты ему 10, а он на колени встал и смотрит преданными глазами. Ты ему 1 единицу добра, а он лыбится – слабину почуял. Ты ему добавил заботы, а он тебе дерьма мешок.

Хорошие люди практически не управляемы посредством кнута, плохие – посредством пряника.

Любая же унифицированная модель, любой «социализм» в отдельно взятой конторе будет значить, что всем недодали.

Когда я был преподом в не самом лучшем вузе в не самое лучшее время – это было отлично видно на студентах. Умница нуждается в свободе, дурачки и гопнички – в дисциплине. Нос погладишь – получишь хвостом по голове. Накрутишь хвост – отвалится нос. Очевидный выход в разделении агнцев от козлищ, но в обществе это непопулярно. Нечего, мол, разводить апартеид.

Сто цветов и одна колючка

Есть миллион способов того, как быть хорошим, и миллиард, как быть дефектным. Один из миллиарда – точно знать единственный способ, каковым люди бывают хорошими. Вспомнилось речение одной девушки: «настоящие мужчины так себя не ведут». Ага. Настоящие – бывают настоящими миллионом способов. Так, полагаю, писатель Брет Истон Эллис – настоящий. Хотя он бисексуал, героиновый наркоман, сидящий вдобавок еще на коксе, и т. д., если верить его же книгам. И что? Это не ода бисексуальности или опиатным наркотикам, просто замечание на полях, что бывает и так. Это же касается «настоящих женщин», «русских интеллигентов», «реальных пацанов» и кого угодно еще. Миллион способов, миллион.

А если вы знаете тот единственный, на соответствие которому готовы протестировать весь белый свет, то это, выражаясь языком Ницще, пассивный нигилизм и ресентимент. Добавляя языком Делеза – «фашизм» и «паранойя», добавляя попроще – чухня и подростковые комплексы.

Гуманитарии без понтов

Гуманитарные науки не станут подлинной силой, пока там не сменится парадигма, согласно коей оценивается, в частности, профессионализм. А значит и содержание профессии. Что тестирует современная диссертация? Это тест на знание, самое главное там, и это закономерно – список используемой литературы. Это тормозящая парадигма. Я не очень-то представляю, как, но тестировать надо деятельность.

На свете нет ничего практичней хорошей теории, все хорошие теории это подтверждают. А у нас? Социологом считается тот, кто может пересказать учебник социологии, психолог рассказывает учебник психологии, философ – учебник философии, и т. п.

«Советы психолога». Что обычно бывает в такой рубрике СМИ? Представили? Обычно некая общеобразная банальность, любой человек с образованием справится с этой рубрикой.

«Мнение наших политологов». Представили, чего там за мнение? Любой человек с нормальным образованием отыграет такого политолога, как говорят в ролевке.

Психолог лишь тот, кто врач, т. е. может банально снять у человека невроз, психоз. Все остальные, видимо, шарлатаны. Социолог лишь тот, кто мог бы предстать в ипостаси консалтера, продать свой разговор об обществе. Не обязательно, конечно, психологу врачевать, а социологу консалтерить – можно и семинары вести. Но семинары вести должен тот, кто может вот это.

Вопрос – а кем тогда должен предстать философ? Как минимум, полагаю я, литератором. То есть таким писателем в духе высокой фантастики а ля Борхес, человек, который может продать письменный текст на тему философии (не обязательно продать подразумевает какие-то деньги, имеется ввиду – накалякать некий текст, который прочтут). Как вариант – священником. То есть опять-таки продавцом, но некоего самого главного. Если правильно понимаю, брахманы держали социум тем, что монопольно торговали смыслом жизни. Очень ликвидная, дорогая штука. Если умеючи.

Просто наши не умеют.

Одерживая поражение

Сколько поражений приходится одерживать, лишь бы не потерпеть победу! Кто-нибудь да поймет, о чем я… А если и не поймут – все равно ж красивая фраза.

Выверт и уверт

Поймал себя на том, что собирался написать дельный пост, но обидный конкретному знакомому человеку (при том, что человек его, наверное, не прочитает, ну, может и прочитает – с вероятностью 50 %). Короче, не написал.

Это не благородство.

Это самая натуральная трусость.

Лишь немного искупаемая тем фактом, что я в ней признаюсь. Ибо признание в трусости может быть чем угодно, но уж не самой трусостью, да.

Низко о высоком

– Если предположить, что мыслители делятся на «шизофреников» и «параноиков», то мне явно интереснее первый тип мышления и жизни, хотя сам могу относиться и ко второму.

– А в чем разница?

– Первые живут так, чтобы мыслить, у них мышление – сродни физиологическому отправлению. А вторые откуда-то знают правильную идею и гонят под нее жизнь. «Настоящая любовь», «настоящая правда» и т. п. Но это же скучно. Поэт должен писать стихи, а мыслитель думать – ну, как люди, к примеру, мочатся, – и вот это и есть настоящее. А «любовь», «искренность», «справедливость» и прочие понятия – засуньте себе обратно…

50 грамм онтологии

В «язычниках» смущает природность. Как в анекдоте. «Настоящий хомяк должен сделать в жизни три вещи: пожрать, поспать и сдохнуть». Язычество же не викинг рогатый, и не маг чудодейный, и не Дионис, а… вот эта воспроизводимость круговорота природности. День прошел – хорошо. Преклонение перед простыми штуками: укладом, пищей, деторождением. Настоящий хомяк, после того как поест-поспит и перед тем как сдохнет, должен еще оставить потомство. Чтобы было кому сдыхать далее. Жизнь, полностью помещенная в натуральное. Чистый обывательский мир, куда не вписываются, к примеру, наркотики и самоубийство, но также – мышление, творчество, различие, одиночество, подвиг. Скука мне, всего прежде – смертная скука.

Но не менее смущают меня и «христиане». Презрением к реальности, что ли. Скажем так: я не верю, что последние станут первыми. Более того: не считаю, что такой кувырок был бы благом. Наименее христианская из всех веток – протестантизм – кажется в этом вопросе и менее оторванной от земли. Если тезисно, то лох по жизни проклят настолько, что по смерти ему будет еще хуже.

Таким образом, претит мир натуральный. Претит и его отрицание в любой почти метафизике.

Нижние и верхние нигилисты

Более всего раздражают люди, которые ни во что не верят, потому что они дураки. Причем злобные дураки. Для злобного дурака нет авторитетов, вообще. Более же всего восхищают те, которые ни во что не верят, потому что они не дураки. Люди, за плечами которых годы некоего послушания, школы, и им не надо верить кому либо, кроме себя. Да и себе – не обязательно.

Орден Ивана Отступника первой степени

Долг лучшего ученика – отречься от учителя. Ибо любой учитель должен хотеть вырастить лучшее, чем он сам. Или хотя бы схожее, но другое, т. е. равного собеседника. Если он хочет лишь свою же ухудшенную копию, это не учитель, а бизнесмен, политик, сектант, хрен с горы и кто угодно еще. Когда же лучший ученик совершится как надо, со стороны это будет предательством. Да и не только со стороны.

Немного о пиратах

Пираты, они же корсары, флибустьеры и прочая водоплавающая братва – крутые и романтичные, это мы знаем, смелые и ядреные. Про это книги, фильмы. В них дети играют. В костюмах пирата приходят на Новый год. «Мальчик Вася хочет быть пиратом XVII века». Но ежели на минуту остановить привычку, то… ведь это же почти абсолютная такая мразь.

По сути, обычный гоп-стопщик и беспредельщик, легко идущий на мокрое. Он бескорыстен? От него какая-то польза? Он меньшее зло? Нет, от него сугубый вред, он сугубо корыстен, в общем, натуральное исчадие ада. Его аналоги сейчас тормозят тачки, убивают водителей и продают то, чего отобрали. Вот это – оно самое (а вовсе не капитан Блад, Джек Воробей и прочие симпатяги).

Я к чему? Ведь не к поднятию же темы борьбы с водоплавающим пиратством?

…Нет, никто не перестанет любить пиратов. Через 100 лет, не исключено, романтизируют и остальных беспредельщиков. На детские утренники – кто их знает? – будут приходить в костюмах эсэсовцев, моджахедов, бандюков. Может, в костюмах сексуальных маньяков. Правда, не очень понимаю, какие там костюмы. Но игра примерно такая – «я буду Чикатилой, а ты маленькой девочкой, раз-два, убегай».

Нет такого зла в мировой истории, которое не пытались обернуть если не добром, то чем-то интересным. На фоне которого и само добро выглядит унылым.