Текст книги "Формула власти"

26. Гость просит о помощи

Ефим спустился с крыши и постучал в комендантскую дверь.

– Да, входите! Не заперто! – услышал он голос Городовикова.

Во внешнем мире было темно и тревожно, а в башне – светло и уютно.

Пахло домашней стряпней.

– А я думаю, где ты потерялся? – выглянул Владимир Иванович из-за ширмы. – Садись! Сейчас чайку попьем… Алька мне пирожков с капустой оставила… Я их сейчас на сковородке погрею… Закусим… Яблоновки клюкнем… Как ты на это смотришь?

– Очень положительно. – отозвался майор.

Он постоял в задумчивости, провел рукой по ставшему за день колючему подбородку и опустился в старое кресло.

В этот момент в дверь комендантского обиталища постучали.

Постучали негромко, но решительно.

Ефим подобрался, но тут же успокоил себя.

Те, кто разыскивают Лжеконтрибутова, вряд ли бы стали вежливо стучать в дверь. Наоборот, использовали бы фактор внезапности и ворвались неожиданно, без всякого стука.

– Стучат, что ли? – выглянул из-за ширмы комендант с полотенцем в руках.

Негромкий стук повторился.

– Да заходите. Открыто! – крикнул Владимир Иванович.

Дверь отворилась, и на пороге появилась невысокая квадратная фигура директора и владельца Колосовского ликероводочного завода Марата Матвеевича Карабанова.

– Добрый вечер! – произнес он.

– Здоров, Марат Матвеевич! – обтерев полотенцем, подал ему руку Городовиков.

– О! И контрразведка здесь! – почему-то обрадовался директор, заметив сидящего в углу Ефима. – Это хорошо! Вечер добрый, Ефим Алексеевич!

Майор привстал, пожимая, протянутую ему толстую короткопалую ладонь.

– Садись, Марат! Мы как раз чай собрались пить! С пирожками! – хлебосольничал хозяин.

– Спасибо, Владимир Иванович! Сыт я! Ну, если только пол-чашечки плесни, чтоб горло не засохло!

Он опустился во второе, стоящее у стола кресло.

– Рюмочку? – предложил комендант.

– Ну, если только одну, для разговора. – кивнул директор ликероводочного завода. – Я сейчас этим не злоупотребляю… Сердце шалит… Возраст, а, Володя?

– Да, ну, какой у тебя возраст! Тебе еще до пенсии десятку тянуть!

– На моей работе год за три идет! Как на фронте… У тебя водка-то моя? – с начальственной строгостью сложил толстые губы директор ликероводки.

– Чего это – твоя? У меня – яблоновка!

– Которую Штирба гонит? – нахмурился Марат Матвеевич.

– Почему Штирба? Моя Алина гонит. Чистейший напиток! Вот понюхай! – Городовиков протянул Карабанову полную стопку. – Пахнет, как мед с пасеки!

– Ну, тогда выпью! – согласился директор. – А то Штирба свою водку из дички-падалицы гонит. Никогда такое пить не стану!

– Он из падалицы, а ты – из опилок! – заметил Городовиков.

– Ничего подобного. – решительно возразил Карабанов. – У меня только питьевой спирт! Из пшеницы! Я «Колосовскую» из спирта марки «Экстра» делаю, а «Степную» вообще только из «Люкса»!

Марат Матвеевич выпил пол-стопки, Владимир Иванович – стопку целиком, а Ефим только сделал вид, что пьет.

– Я ведь по делу, к тебе, Владимир Иванович! Да, и Ефим Алексеевич кстати! – сказал Марат Матвеевич, откусывая сразу половину пирожка с капустой. По толщине его губы достойно соперничали с пухлым Алиным пирожком.

– Это я понял… Когда ты ко мне без дела-то заходил? – произнес Городовиков, разливая свежезаваренный чай.

– Ай, Владимир Иванович! Не обижайся ты ради бога! Уж ты-то меня знаешь! Жизнь-то у меня какая! Крутишься, как белка в колесе! Бывает, и правда, старых друзей забудешь! Но, поверь, не со зла! Не со зла!

– Да, верю! – махнул рукой комендант. – Что за дело-то у тебя?

– Помощь твоя нужна… – Карабанов облизал после хорошего глотка чая свои оладьеподобные губы.

– Чем же я тебе, Марат, помочь могу? Ты теперь большой человек… Это, когда ты у меня мебелью заведовал, я тебе помочь мог. Например, про макли твои со стеллажами Федоровскому не говорить…

– Ах, стеллажи эти! – хохотнул Карабанов. – Молодость, молодость! Думаешь, я забыл, что ты ни милиции, ни Федоровскому тогда ничего говорить не стал? Нет, не забыл! Помню! Ну, помоги еще раз, Владимир Иванович! Прошу!

– Ну, если смогу, почему не помочь? – тоном отпетого дипломата ответил старший прапорщик запаса.

– Можешь! Ты же с Чечулиным в хороших отношениях? – взялся за чашку с чаем директор.

– В нормальных.

– Ты же с ним на охоту ездишь! – вскинул глаза от чашки Карабанов.

– Ну, пару раз ездил… В компании.

– Вот! – причмокнул толстыми губами Марат Матвеевич. – Прошу, чтоб ты с ним поговорил.

– О чем поговорить-то?

– Ты же знаешь, что у «Флоры» за последнюю неделю три машины с продукцией сгорели…

– Знаю, конечно! Последнюю даже тушить помогал.

– Чечулин считает, что это я сделал! – расплескав чай, поставил чашку на стол Марат Матвеевич.

– Ну! – покачал головой Городовиков.

– И Сабаталина отравил! Из-за того, что вместо моей водки народ стал его «Милену» пить.

– Однако, ты и развернулся, Марат! – играя восхищение, произнес Владимир Иванович.

– Да ты что, Владимир Иванович! Ты что? – взвился Карабанов. – Неужели ты думаешь, что я все это сделал?

– А это не ты? – с интересом спросил Городовиков.

– Володя, что ты такое говоришь? Конечно, не я! Чем хочешь поклянусь!

Ты ж меня столько лет знаешь! Я же – культурный человек! Я все дела всегда миром решал! Без разборок бандитских, без пожаров всяких… А уж так, чтоб человека отравить – мне и в голову такое придти не могло!

Городовиков раздумывал, прихлебывая чай.

– Ну, хорошо! А от меня-то ты что хочешь? – наконец, спросил он.

– Поговори с Чечулиным! Объясни ему, что Карабанов здесь не при делах!

– А что ж ты сам с Чечулиным не поговоришь? – искоса взглянул на Карабанова комендант. – Вот сам ему все и объясни!

– В том-то и дело! – шлепнул губами Марат Матвеевич. – Хотел я с ним поговорить! Отказывается он со мной встречаться и все! – он вздохнул и поморщился. – По телефону сказал, что мстить будет!

В башне повисло молчание.

Ефима насторожился. Ему показалось, что за дверью кто-то стоит. Шуршит и переступает с ноги на ногу. Он прислушался. Но, ничего не услышал. Только негромко стучал колесами, идущий мимо поселка поезд.

Конечно, шуршание ему могло и померещиться, решил майор. После всех событий сегодняшнего дня в этом не было бы ничего удивительного.

Владимир Иванович отхлебнул чай, откусил пирожок, прожевал и сказал:

– Ну, допустим, я поговорю с Чечулиным. Допустим. И что, думаешь, он мне поверит? Я уже знаю, что Чечулин мне скажет. Он скажет, а кто же тогда все эти пакости творит, если не Карабанов? Ну, и что я ему отвечу?

– Как что? Скажешь, как есть на самом деле! – рубанул рукой по воздуху Марат Матвеевич.

– А как на самом деле? – с интересом спросил бывший начальник Марата.

– А то ты не знаешь? – хмыкнул директор ликероводки.

– Нет. – пожал плечами Владимир Иванович.

– Хорошо! Тогда я тебе скажу, кто это все устраивает! – придал многозначительное выражение своему лицу Карабанов.

– Скажи! Просвети меня. – откусил пирожок Городовиков.

– Одна стерва, хорошо тебе известная!.. – притушил голос Марат Матвеевич. – Гарна дивчина! Галей Стороженко зовут. Ты, Ефим Алексеевич уж не обижайся за нее! – повернулся к майору Карабанов. – Знаю, ты с ней, вроде как, в Институте дружил! Но, что правда, то правда! Скрывать не буду! Вот уж кому, «Флора», действительно поперек горла встала! Вот уж кому, действительно, Борис Петрович мешал!

– Больше, чем вам, Марат Матвеевич? – вступил в разговор майор.

– Конечно, больше! Конечно! – ударил ладонью по подлокотнику кресла Карабанов. – Мне-то что! Я водкой в десяти районах торгую! Ну, пусть, в Москаленках или в Бородянске «Флора» мне мешает! Так это для меня – ерунда! Мелочь! В остальных районах как пили мою «Колосовскую», так и пьют!

– А я слышал и на севере области «Милена» появилась… О пригородных районах, уж и не говорю! – почти наугад произнес майор. О том, где и как продается «Милена», он до сегодняшнего дня и не слышал. Но не ошибся. Попал в десятку.

– Ну и что из этого! – прямо-таки взвился Марат Матвеевич. – Что из этого? Ну, пусть в нашей области эта «Милена» колосовскую водку потеснит, пусть! Раз наши граждане не понимают свою пользу, пусть травятся, язву с импотенцией зарабатывают! Меня этим не убьешь! Я скоро в Тюменскую область литраж грузить начну, тогда мне вообще никакая «Милена» не страшна будет!

– Так уж и не страшна? – подзадорил директора Ефим.

– Нисколько! А вот Гале Стороженко очень даже страшна! У нее магазины только в трех ближних районах… А Сабаталин-то во всех этих районах тоже свою гигиену продает! И не через ее продуктовые магазины, а через хозяйственные, да через киоски «Роспечати!» У «Галины» за счет снижения продажи виноводочных изделий товарооборот раза в два упал! Вот кому, на самом деле, «Флора» мешает! А не мне!

На этих словах Карабанова дверь распахнулась и на пороге выросла скульптурная фигура Галины Васильевны Стороженко.

Директор ликероводочного завода замер с застрявшими на губах словами.

– Ну, спасибо тебе, Марат, на добром слове! Спасибо, дорогой! – громко произнесла Галина. – А я-то, дура, сама хотела к Чечулину идти, тебя отмазывать! Спасать тебя, идиотка, собралась! Ведь все мне говорили, какой ты, Маратик, подлец! А я тебя еще защищала! Говорила, да, дескать, умом не блещет, зато сердцем чист! Какой там чист! Грязное у тебя, Марат Матвеевич, сердце! Подлое! Как у Иуды!

– Да, подожди, Галя! – облизал толстые губы Карабанов. – Ты ничего толком не слышала, а кипятишься!

– Все я слышала! Я десять минут за дверью стояла! Мерзавец ты, Карабанов, и негодяй! Господи, а что еще можно ожидать от недолеченного алкоголика? – спросила Галина Васильевна неизвестно у кого.

– Галя, зря ты так… – голосом несправедливо обиженного человека протянул директор.

– Галина Васильевна, может быть чайку? – попытался на правах хозяина разрядить обстановку Городовиков.

– Ефим, – не отвечая ему, обратилась Галина Васильевна к Мимикьянову. – Прошу тебя, проводи меня! Я не могу находиться рядом с этим человеком! – презрительно кивнула она в сторону Марата Матвеевича.

Директор ликероводки поджал свои мощные губы и молча смотрел в стол перед собой.

Мимикьянову очень не хотелось подниматься с удобного продавленного кресла и снова выходить в мир, где за Викулом Контрибутовым охотились разные люди.

Но он сделал героическое усилие над собственным организмом и встал с кресла.

27. Майор попадает в засаду

Ночь была насыщена электричеством.

Возможно, где-то над степью собиралась гроза. Но здесь в Колосовке небо над головой оставалось безоблачно звездным.

Ефиму показалось, что насыщающие воздух электрические разряды даже покалывает кожу.

Видимо, Галина почувствовала то же самое. Она как-то зябко провела ладонями по обнаженным выше локтей рукам, хотя было тепло.

– Замерзла? – спросил Ефим.

– Нет. Так что-то… Нервы! Мерзавец этот меня расстроил! За счет меня решил перед Чечулиным оправдаться! Негодяй! А я уверена, все это – его рук дело! И Сабаталин и сгоревшие машины!

Майор Мимикьянов ничего не сказал, предложил женщине руку, и они пошли в ночь.

– Ты домой?

– Ну, да!

– А чего без машины?

– Да уж в гараж поставила… Никуда из Колосовки ехать не собиралась. А тут куда ездить-то? Двигаться надо больше, а то уж в юбки не влажу!..

– Да уж не наговаривай на себя! На тебя хоть спереди, хоть сзади взглянуть приятно.

– Правда? – посмотрела ему в глаза Галя Стороженко.

– Тебе легкая полнота даже идет!

– Врешь, обманщик! Знаю я тебя!

– Ну, когда я тебе врал? – притворно обиделся Ефим.

– Всегда! – засмеялась Галя и, словно бы, ненароком, прижалась к нему круглым теплым плечом.

Ночь свежо дышала созревающими колосовскими огурцами и стучала идущими сквозь нее составами.

Они поднялись на виадук и остановились у его гладких перил.

Перед ними блестел огнями вокзал, а позади высился черной громадой Институт. Света на его этажах не было. И только в комендантской башне горели лимонным светом высокие бойницы окон.

– Ефим, ты, наверное, сердишься? – спросила Галина.

– Почему это я должен сердиться?

– Ну, думаешь, вот баба наглая, из-за стола выдернула…

– Да, ну, Галя, не выдумывай! – вежливо соврал майор.

Внизу поблескивали отраженным светом железнодорожные рельсы. Их геометрические линии уходили во тьму и тянулись в одну сторону – до Атлантического, в другую, до – Тихого океана.

Ефим посмотрел на парные стальные струны и, словно бы почувствовал пришедшую оттуда, с далеких краев континента, вибрацию океанских волн, бьющихся о бетонные причалы. Он даже ощутил, как в одном из океанов начинается шторм, а в другом приближается к берегу крутящийся смерч. Ефим тряхнул головой и повел плечами, чтобы погасить пришедшую из страшного далека дрожь.

Галина его состояние заметила, но истолковала по-своему.

Женщина придвинулась к нему и просунула под его руку свою.

Они спустились с виадука и направились к двухэтажному дому, предназначенному когда-то для директора Института и его заместителей. Теперь в его угловой квартире на втором этаже жил с супругой пенсионер Горынин. А в соседнем подъезде занимала просторные апартаменты бывшая заведующая столовой института, а ныне хозяйка солидной торгово-закупочной фирмы Галина Васильевна Стороженко.

– Зайдешь, ко мне? – спросила Галина.

– Зайду. Но позже. – ответил Ефим. – К Горынину еще надо заглянуть…

– Понятно. – вздохнула Галя. – А после зайдешь?

– После зайду! – пообещал майор.

Он проводил Галину до двери ее подъезда.

– Так, ты приходи, как освободишься! – сказала женщина. – Я буду ждать!

Ефиму показалось, что сказала искренне.

– Постараюсь! – ответил майор и направился к соседнему горынинскому подъезду.

Колосовская ночь дышала и звенела сверчками. Вокруг горящего на столбе круглого фонаря клубился переливающийся шар ночной мошкары. А в небе упрямо торчала Луна, зеленоватая, словно французский сыр «рокфор».

Ефим остановился на ступенях подъезда, вдохнул пахнущий огуречной свежестью воздух, и уже собрался открыть дверь, как его окликнули:

– Ефим Алексеевич! Мы вас ждем!

Говоривший стремился кричать шепотом, и майор голос не узнал. Он настороженно вгляделся в черный массив кустов, откуда как будто исходили звуки.

Из косматой массы веток вырвались две большие черные кляксы и быстро приблизились к дому.

Это были Петя Бацанов и Рита Терлеева.

Левой рукой Петр Сергеевич прижимал к себе небольшой школьный глобус без ножки. Земной шар льнул к нему, как котенок, ищущий защиты от бегающих рядом собак.

– Ефим Алексеевич, мы узнали, кто он такой! Узнали! – округлив глаза, произнесла женщина.

– Да. – сурово кивнул бывший стрелок железнодорожной охраны.

– Мы его выследили! – пояснила Рита.

– Считай, весь день ушел. – солидно добавил Петя.

– Так, кто он? – поинтересовался майор.

– Мы можем назвать имя. – сказал Петя Бацанов. – Но!

Мимикьянов ничего не говорил, ожидал продолжения. Впрочем, о его содержании он догадывался.

– Но понимаете, обстоятельства жизни! – мрачно проговорил Петя. – Просто ужасная дороговизна буквально всего!..

– Я понял! – кивнул Ефим и его рука отправилась в карман брюк за бумажником.

Достав портмоне, он вытащил из него очередную сотню.

Глаза партнеров по розыску заблестели в свете луны, будто натертые фосфором, а пальцы мгновенно оказались рядом с купюрой.

Но майор деньги отдавать не стал, укрыл бумажку на своей груди:

– Сначала имя.

Партнеры переглянулись.

Петя Бацанов положил на землю земной шар, вытянул руки по швам и шагнул к Ефиму. Наклонившись к его уху, он тихо прошептал имя человека, которого Рита видела на перроне в день несчастья с Борисом Петровичем Сабаталиным.

Майор отдал Пете сотку.

Имя не стало для майор Мимикьянова сюрпризом. Но, услышав его, майор вынужден был признать, что его добровольные помощники свои деньги отработали честно.

Бацанов по уставному сделал шаг назад и, стоя с руками по швам, строго произнес:

– Готовы выполнить любое задание! Можете на нас рассчитывать!

– Ну, мы пойдем, Ефим Алексеевич? У нас еще столько дел! Голова кругом идет! – пропела Маргарита Николаевна Терлеева.

Петя подобрал, лежащий у его ног небольшой земной шар, и неунывающая парочка отправилась по своим как будто вполне понятным и в то же время совершенно загадочным делам.

Ефим проводил их взглядом, повернулся и взялся за ручку двери, но войти в подъезд ему снова не удалось.

За своей спиной он услышал:

– Эй, мужик! Подожди чуток!

Майор оглянулся.

Шагах в десяти, под фонарем стоял человек.

Человек этот Ефиму совсем не понравился.

Был он молод и уверен в себе. Стоял в боевой стойке и демонстративно постукивал сжатым кулаком о ладонь.

– Слушай мужик, тут с тобой поговорить хотят. – с нарочитой ленцой произнес он.

Ефим по опыту знал: в любой ситуации инициативу нужно забирать себе.

– Так, ты меня ищешь? – шагнул он навстречу незнакомцу. – А я думал, ты, где поссать выбираешь.

– Чего ты вякнул? – повесил кулак в нескольких сантиметрах от своей раскрытой ладони неизвестный посланец.

– А то давай, не стесняйся… – продолжал Ефим.

– Ты базлать-то прекращай. – набычился противник. – Пока табло целое. Серьезные люди тебя к себе зовут.

– Руку дай! – резко сказал майор.

– Чего? – слегка растерялся боец.

– Левую! – указал Ефим на раскрытую ладонь, быстро протянул свою руку, захватил ладонь противника в замок и резко вывернул вверх.

Почувствовав резкую боль в пальцевых суставах, парень закричал и инстинктивно бросил правый кулак в лицо майора. Но это была типовая реакция при болевом замковом захвате ладони, и Ефим ее ждал. Не выпуская захваченной руки, он слегка присел, уходя влево. Кулак противника прошел мимо. В то же мгновение парень взвыл и согнулся, следуя за своей плененной конечностью.

– Пусти, сука, ты что! Пусти! Больно же!.. – просипел он.

– Эй, стоп, стоп! – услышал Ефим сбоку, скосил глаза и увидел вышедшего из темноты невысокого широкоплечего человека.

Это был начальник службы безопасности и совладелец акционерного общества «Флора» Виктор Михайлович Чечулин.

28. Страх

– Ефим Алексеевич, да отпустите вы этого дурака! – с досадой произнес Виктор Михайлович. – Вы не беспокойтесь, я за любой волос с вашей головы, ему из башки тыкву сделаю! Ничего поручить нельзя! Ну, народ! Сказал же: вежливо пригласить! Вежливо! А он, наверное, опять из себя медведушку начал лепить? Извините меня, ради бога!

Майор Мимикьянов не верил дважды судимому гражданину Чечулину нм на грош. Он подозревал, что незадачливый боец вел себя именно так, как Виктор Михайлович ему и велел, но, разумеется, как-то проявлять свои мысли не стал. Он разжал захват, удерживающий руку чечулинского бойца.

Пленник разогнулся и начал тереть правой рукой освобожденную ладонь. Глаз он не поднимал, и даже как будто уменьшился в размерах.

Майор молчал, выжидательно смотрел на человека, являющегося в настоящее время фактическим руководителем и владельцем акционерного общества «Флора».

– Понимаете, Ефим Алексеевич, мне очень надо с вами поговорить… – сказал Виктор Михайлович.

– Слушаю вас. – доброжелательным тоном произнес майор.

Чечулин чуть помялся и произнес:

– Ефим Алексеевич, ну, что же мы здесь стоять будем? Как вы смотрите, если мы ко мне в офис подъедем и там побеседуем?

Майор выдержал паузу, но только для того, чтобы придать вес своему решению. Беседа с гражданином Чечулиным была для него совсем не лишней.

– Поехали! – помолчав секунд двадцать, кивнул он.

Они погрузились в тяжелый джип и отправились за триста метров. К бывшему зданию Института.

Акционерное общество «Флора», арендовало ту часть бывшего Института, где когда-то находились отделы биоподобного излучения. Именно тут располагались и лаборатории доктора Горынина.

Это крыло здания венчала круглая башня. Раньше в ней помещался полигон излучающих приборов, а ныне оборудовали свои кабинеты совладельцы «Флоры» – Борис Петрович Сабаталин и Виктор Михайлович Чечулин.

Здесь находился единственный в помещениях Института лифт. Раньше он был грузовым, и представлял собой большой, рассчитанный на крупногабаритное оборудование стальной ящик, окрашенный в мрачный серый цвет.

Лифтовая кабина, судя по размерам, осталась прежней, но теперь ее прежде неуютные стены были обшиты деревянным шпоном теплой расцветки. Панель напротив раздвижных дверей украшало большое зеркало, а потолок превратился в сплошной светильник под матовой плоскостью.

Они вышли на последнем пятом этаже и затем по лестнице, укрытой сизым ворсистым покрытием, поднялись в башню.

В башне Ефим тоже отметил большие перемены. Единый производственный зал был разделен перегородками на несколько помещений.

Сначала они оказались в приемной. Из нее в разные стороны вели две кожаные двери. На дверях были привинчены солидные, под бронзу, таблички с именами двух членов Совета директоров фирмы – Бориса Петровича Сабаталина и Виктора Михайловича Чечулина.

При их появлении из-за стола-аэродрома поднялась, будто подброшенная мощной пружиной, светловолосая секретарша. Ее внешность заслуживала самой высокой оценки.

– Прошу! – Виктор Михайлович протянул руку в сторону одной из дверей. Не к той, где висела табличка с его собственной фамилией, а к другой, на двери которого значилось – Председатель Совета директоров Сабаталин Б.П.

– Танюша, все, как положено! Быстренько! – по пути бросил Чечулин секретарше. Та мгновенно выпорхнула из-за огромного письменного сооружения и пропала из приемной, будто растворилась в воздухе. Но не мистика послужила тому причиной: рядом с креслом секретарши в перегородке была прорезана маленькая полированная дверца. В нее и нырнула девушка.

Кабинет председателя Совета директоров выглядел соответственно должности. Но по-настоящему роскошной вещью в нем были только высокие окна. Все остальное было хоть и дорогим, но скучно-стандартным. А вот готические окна с узорчатым переплетом рождали ощущения настоящего богатства и аристократизма. Но к созданию высоких островерхих проемов фирма «Флора», разумеется, никакого отношения не имела. Круглая башня вместе со своими готическими окнами была построена в далекие послевоенные годы.

В углу кабинета под листьями тропических растений располагалась зона отдыха – низкий столик и два широких кресла.

Пока секретарша Таня расставляла на столике тарелочки с закуской, Ефим подошел к окну, отодвинул тяжелую штору и взглянул вниз.

Там, в ночи светились маленькими окнами игрушечные коробочки одноэтажных домиков. Они слегка подрагивали и мерцали. И Ефиму почему-то пришло в голову, будто это – не настоящие постройки из твердого дерева и камня, а кем-то созданные объемные голографические изображения. Щелкнет неизвестный выключателем, изображение погаснет, и окажется, что ничего внизу и не было – только мертвая чернота погасшего экрана.

Ефим даже тряхнул головой, чтобы прогнать неизвестно почему родившуюся в сознании неприятную картину.

– Прошу к нашему скромному столу! – окликнул его Чечулин.

Майор повернулся и увидел, что Таня уже ушла, а маленький стол был сплошь уставлен тарелочками с закусками, рюмками и бокалами. Секретарша свое дело знала отлично и, должно быть, местом дорожила.

– Коньячку, Ефим Алексеевич? – спросил новый хозяин кабинета, когда майор удобно устроился в мягком удобном кресле. – Или, может быть, нашей, колосовской фирменной, а?

– Вы имеете в виду «Милену»? – спросил майор.

– Скажете тоже! – засмеялся Виктор Иванович, показывая, что, не обиделся и расценил слова гостя, как шутку. – Я предпочитаю нашу яблочную самогонку.

– Я тоже. – сказал Ефим.

– Никакой иностранный кальвадос рядом не поставлю! – уверенным тоном произнес Чечулин.

– Смешно даже сравнивать! – поддержал хозяина майор.

Виктор Михайлович привставал и достал из встроенного бара квадратную граненую бутылку без этикетки.

– Вот она – наша колосовская яблоновка! – сказал он, щелкая пальцем по бутылке, и разлил по рюмкам жидкость соломенного оттенка.

Они выпили.

Чечулин всю рюмку, Ефим – один глоток.

– Хорошо! – одобрительно кивнул Виктор Михайлович.

– Неплохо, – степенно кивнул майор Мимикьянов, взял вилку и потянулся к закуске.

На его взгляд внимание заслуживало копченое мясо. Оно было порезано вишневыми просвечивающими ломтиками и обвалено в красном перце. Майор откусил, пожевал и одобрительно закивал головой. Хозяин тоже наколол на вилку тонкий мясной пластик, но почему-то до рта не донес, положил на салфетку рядом со своей рюмкой.

Они помолчали.

Лицо у Виктора Михайловича было большим, правильно вылепленным и в целом производило приятное впечатление. Немного подводили только глаза. Они были непропорционально маленькими и твердыми, как шарикоподшипники.

Ефим несколько раз ожидающе взглядывал на Виктора Михайловича, ожидая начала разговора, но совладелец «Флоры» молчал, вертел в пальцах пустую рюмку. Будто раздумывал, не совершает ли он ошибку, пойдя на это разговор.

Майор решил его поторопить.

– Так о чем вы хотели поговорить со мной, Виктор Михайлович? – громко произнес он.

Начальник службы безопасности поднял на него взгляд, изучающее посмотрел в лицо, видимо, что-то для себя решил и произнес:

– Ну, вы, конечно, знаете, что случилось с Борисом Петровичем?

– Знаю. – качнул головой Ефим. – В общих чертах.

– Да и с КАМАЗами у нас то же не все в порядке… – потер подбородок новый хозяин кабинета.

– Сегодня лично наблюдать пришлось… – подтвердил майор.

– Так вот, – кое-кто думает, что это дело рук хозяина Колосовской ликероводки Марата Карабанова… – Якобы, он за сбыт своей водки испугался…

Чечулин снова замолчал.

– А вы по-другому думаете? – заинтересовался майор.

– Нет, не то что бы по-другому, но… – Виктор Михайлович попытался сойти с места, но почему-то завяз.

– Так, вы считаете, Карабанов к вашим неприятностям отношения не имеет? – попытался вытащить его Ефим.

– Понимаете, я думаю, что к поджогу КАМАЗов Карабанов мог руку приложить… – осторожно двинулся в путь Виктор Михайлович. – Основания для этого у него, что ж скрывать, есть… Одно дело – бутылка водки за шестьдесят рублей, а другое дело – за пятнадцать… А спирт в нашем средстве для ванн даже лучше, чем в Карабановской водке!.. И вредных добавок никаких нет… Если, кто вам другое говорит, – не верьте! Чистый спирт марки «Люкс»! Несколько миллиграмм отдушки для запаха и все… Видите, Ефим Алексеевич, я с вами полностью откровенен… Но вот, что касается Бориса Петровича, тут совсем другое дело…

Чечулин снова замолчал.

– Другое дело? – тащил клещами слова из собеседника майор.

– Совсем другое… Да. – кашлянул хозяин кабинета.

Он резко выдохнул воздух и сказал, будто нырнул в холодную воду:

– Короче говоря, Борису Петровичу угрожали.

– Кто угрожал?

– Один человек угрожал. Некий Контрибутов… Местный бездельник…

Виктор Михайлович двигался по руслу беседы тяжело, будто вез на себе самом ящики с «Миленой».

– И что этому Контрибутову от вас было нужно? – стал помогать рассказчику майор.

– Да, тут вот какая история… – повел плечами, будто поежился Чечулин. – Два месяца назад этот Контрибутов встретил нас с Борисом Петровичем у входа в офис, и начал требовать, чтобы Сабаталин свернул производство «Милены» в Колосовке… Дескать, мы народ спаиваем и все такое… Как будто народ без нас не пил! Да, так вот, этот Контрибутов сказал, что если Бориса Петрович его не послушает, через неделю у него ровно на сутки пропадет слух… Сабаталин его, естественно, послал… А через неделю у него на самом деле пропал слух… Оглох совершенно.

– Интересно. – замер в кресле майор Мимикьянов.

– Еще как интересно… – невесело кивнул Чечулин. – Ну, Борис Петрович – к врачам… Те ничего сказать не могут… А через сутки, как и говорил этот Контрибутов, слух вернулся. Ну, тогда Сабаталин, все-таки особого значения этому не придал… Дело в том, что он накануне грипповал сильно… Подумал, что от этого. Какое-нибудь особое осложнение на уши получилось, А слова Контрибутова этого, – так, случайное совпадение… А через некоторое время этот интеллигент снова нас подкараулил и свою бодягу затянул, дескать, спаиваете народ… Опять Борису Петровичу пригрозил, что, если он не закроет предприятие, то на сутки ослепнет… И снова дал неделю сроку…

Виктор Михайлович наполнил свою рюмку и рывком отправил ее в рот.

– Через неделю Борис Петрович ослеп… – тихо произнес он. – Полностью. Ничего не видел. Ни-че-го! Мы его в больницу. Врачи ничего сказать не могут. Вроде все в порядке, а Борис Петрович в темноте! Через сутки зрение вернулось… Мы этого Контрибутова искать… А он и сам нашелся… У входа в офис нарисовался и предупредил, что дает на размышление два дня. Если не закроемся, то Борису Петровичу будет очень плохо. А, что конкретно, не сказал… Мы его задержать решили и допросить, как следует, что это еще за фокусы такие? Но это вечером было, уже темно, ускользнул он как-то, собака… Как сквозь землю провалился! Борис Петрович тогда даже заявление в милицию написал. Ну, вы знаете, что после случилось… Борис Петрович память потерял. Не помнит ничего… Самого себя назвать не может… Никого не узнает… Такая вот история.

Виктор Михайлович замолчал, вскинул взгляд на Ефима и тут же увел его в окно.

– Да, уж, история… – задумчиво протянул Ефим.

– Что, не верите? – мрачно усмехнулся хозяин кабинета.

– Не то, чтобы не верю… – помедлив, произнес Ефим. – Но, согласитесь, Виктор Михайлович, все, что вы рассказали, звучит не обычно… Мягко говоря.

– Я и сам бы не поверил, если бы мне еще месяц назад кто-нибудь такое рассказал… – обмяк лицом Чечулин.

– Ну, а милиция, что говорит? Контрибутова они нашли? Побеседовали с ним? – спросил Ефим и, переменив позу, оперся подбородком о сцепленные в замок ладони.

– Нашли. Тут он, на пожарном поезде живет… Побеседовали… Не признается ни в чем, сволочь такая! Ничего, дескать, не знаю! Я – не я! И хата не моя! Говорит, угрожал в сердцах! А к остальному отношения не имею! Что говорит, разве я волшебник, чтобы людей глухими и слепыми по своему желанию делать?

В кабинете Председателя Совета директоров акционерного общества «Флора» повисло молчание.

– Ну, а что вы от меня хотите, Виктор Михайлович, а? – наконец, спросил майор Мимикьянов.

Чечулин сидел, уткнув взгляд в стол. Втянув носом воздух, он медленно поднял глаза на Ефима и произнес глухим, совершенно не своим голосом:

– Остановите его, Ефим Алексеевич. Остановите Контрибутова!

Майор всмотрелся в лицо совладельца «Флоры».

Не было в его глазках твердости.

А было там совсем другое.

Страх.

Вот что увидел майор Мимикьянов в шарикоподшипниковых глазах гражданина Чечулина.