Текст книги "Николай Пржевальский – первый европеец в глубинах Северного Тибета"

17 марта они пришли в город Долон-нор, который, по сделанному ими наблюдению высоты Полярной звезды, лежал под 42-116 северной широты и представлял собой важный торговый пункт. Сопровождаемые толпой любопытных зевак, они долго ходили по улицам города, отыскивая гостиницу, в которой можно было бы остановиться, однако их нигде не пустили, отговариваясь тем, что нет свободного места.

Утомлённые большим переходом и промёрзшие, путники решились, наконец, воспользоваться советом одного монгола и отправились просить пристанища в монгольской кумирне. Здесь их приняли радушно и отвели фанзу, в которой они смогли согреться и отдохнуть. Верстах в сорока от Долон-нора караван вступил в пределы аймака Кэшиктэн. Начиная отсюда, вплоть до озера Далай-нор, тянулись песчаные холмы, известные у монголов под именем Гучин-гурбу, то есть «тридцать три».

Лишь только 25 марта они пришли на берега озера Далай-нор которое лежит на северной окраине холмов и по своей величине занимает первое место среди других озёр Юго-Восточной Монголии. Вода озера оказалась солёной, само озеро очень глубоким и располагалось среди безводных степей Монголии и служило местами миграции для пролётных птиц. В конце марта здесь осело множество пернатых. Сильные и холодные ветры, постоянно господствующие на озере, мешали охотиться, однако путешественники били уток и гусей, чтобы прокормиться. Иногда даже запас переполнялся через край. Но такая стрельба служила и учением по движущимся целям, что было необходимо для поддержания боеспособности отряда. После 13-дневного пребывания на берегах озера они направились прежним путём в город Долон-нор, чтобы следовать отсюда в Калган[175]175
  Когда Пржевальский прибыль в Калган после своего двухмесячного путешествия к оз. Далайнор, у него уже собралась значительная коллекция в 130 препарированных экземпляров.


[Закрыть].

Для ночёвок даже и вблизи городов располагались по большей части под открытым небом, избегая душных и отвратительно грязных гостиниц куда, впрочем, их не всегда и пускали. Спали всегда с заряженными револьверами под головами, так как местное население относилось к ним очень недружелюбно, подозревая в путешественниках тайных шпионов, и всеми силами старалось затруднить им путешествие, так что не проходило дня, чтобы не вышло какого-нибудь неприятного столкновения. Местные узрели в оружии наших путников что-то особенное, небывалое, и понимали, что с этими четырьмя «заморскими чертями» не так-то легко справиться.

Однажды вздумали затравить охотничью собаку Пржевальского, – Фауста, но первая же из спущенных свирепых собак была убита из револьвера Николая Михайловича, а вторая пуля обещана была самому хозяину, на этом инцидент был исчерпан.

«Только такие меры и надежда на счастье, – вспоминал Николай Михайлович, давали уверенность в том, что „смелость города берёт“, – вот те данные, на которых основывалась решимость пуститься вперёд, очертя голову, без рассуждения о том, что будет, или что может быть»…

Поиск погонщиков

Обработка собранных материалов. Охрана лагеря

8 мая, небольшой, вновь сформированный караван из 8 верблюдов, выступил из Калгана[176]176
  Шесть из которых было нагружено багажом, на остальных ехали казаки. В Калгане два прежних казака были заменены другими, из животных куплен был один новый верблюд.


[Закрыть] и поднялся на Монгольское нагорье. Пржевальский и Пыльцов ехали на верховых лошадях. Обычно сортировка и укладка в гербарий собранных дорогой растений, а также препарирование животных, подготовка чучел производилась путешественниками на привале, в ожидании обеда. А если выпадала свободная минута, то Николай Михайлович переносил на чистый планшет и результаты работы. Сразу после обеда все члены экспедиции принимались за работу. Николай Михайлович со своим товарищем отправлялся на экскурс и на охоту, а если заканчивались очередные занятия, то казаки пасли верблюдов. Вечером разводился огонь, варилась на ужин каша и чай. Лошади и верблюды, с пастбища, подгоняли к палаткам и привязывали к вбитым в землю колышкам.

Но с наступлением ночи утомлённые путешественники не могли все спокойно отдыхать, так как приходилось назначать караул во избежание краж со стороны окрестных жителей. В необходимости этих мер убедились после того, как нанятый переводчиком, монгол со знанием китайского, оказался вероломным типом, – скрылся и прихватил все, что смог с собою унести, а также охотничий нож и револьвер. Через несколько дней, когда караван ушёл далеко от места стоянки, его нагнали миссионеры и вернули отобранные у пройдохи пистолет и нож. Остальное бесследно исчезло.

Случай стал хорошим уроком путешественникам для дальнейших действий. Пржевальский с Пыльцовым дежурили до полуночи по два часа каждый, а затем до рассвета наступала очередь казаков. Хотя эти дежурства были очень утомительны после всех дневных трудов, но процедура считалась необходимой, – ибо трусливые местные разбойники никогда не решались совершить открытое нападение, зная, что их встретит залп четырёх метких и далеко поражающих берданок. Караулы неукоснительно продолжались недели две, а потом, когда о бдительности «заморских чертей» разошлась молва, их прекратили и ограничились тем, что всем приходилось спать всегда с ружьями и револьверами под изголовьем.

«Погонщика из монголов невозможно найти ни за какие деньги, – вспоминал Пржевальский, – все боятся, так что я иду только с двумя казаками. Не удалось найти даже временного проводника, так что с первого раза пришлось идти наугад или по расспросам что, конечно, было очень затруднительно, при незнании китайского языка. Туземные жители или совсем отказывались указать дорогу, или указывали ее неверно, иногда совсем в противоположную сторону. Приходилось блуждать почти каждый день, теряли понапрасну время и излишне истощали свои силы, делая бессмысленные круги. В подобных случаях, вздували нагайкой виновного, если удавалось его отыскать, но по большей части их скрывали»[177]177
  Из письма Фатееву 2 февраля 1872 г.


[Закрыть].

Направляясь к Жёлтой реке и не имея проводника, шли по расспросам, истощая напрасно силы. Как назло, приходилось часто идти по местности с плотно заселённым китайским населением, где всякие затруднения увеличивались кратно. Обыкновенно при проходе через деревню поднималась большая суматоха. Пропустив верблюдов, один из путешественников оставался, чтобы расспросить у местных дорогу. После пустословный беседы китайцы указывали рукой направление пути. При множестве пересекающихся дорог между деревнями такое указание, конечно, не могло служить достаточным руководством, так что почти всегда шли наугад до другой деревни, где повторялась та же самая история.

Легенда, возвысившая авторитет

Вступление в горную область. Выход к Баотоу

В районе горного кряжа Шара-хада, где хребет этот по склонам покрыт густыми зарослями кустарников и здесь впервые в Монгольской степи путешественники встретили изобилие насекомых, из которых Пыльцов сразу составил довольно большую коллекцию.

Между тем научная работа страдала от постоянной назойливости посетителей, являвшихся для покупок, и от которых трудно было избавиться. Прочувствовав этот недостаток, Николай Михайлович в один прекрасный день решил покончить с пустой коммерцией. Все его товары были упакованы и отложены до лучшего времени, а покупатели прогнаны и как говорят – лавочка закрыта. И тогда Пржевальский, чтобы ему не задавали лишних вопросов, придумал себе новую легенду прикрытия, – объявил себя нойоном[178]178
  Люди в ханствах зачастую решавшие многие вопросы политической жизни, были приближенными хана, а также чиновниками, путешествующими без всякой определённой цели, просто для своего удовольствия, чтобы видеть неизвестные страны.


[Закрыть]. Благо местные считали, что раз «об этом знает их царь, который выдал разрешение на беспрепятственное путешествие по своей земле, – значит всё законно».

«Зато, какими свободными чувствовали себя, мы теперь, – вспоминал он, когда дело пошло на чистоту и не нужно было притворяться»! С этих пор всё лишние посетители обыкновенно прогонялись без церемонии, и путники принимали только тех из них, в которых имели какую-либо необходимость[179]179
  Н. М. Пржевальский  //  «Монголия и страна тангутов». (С.104)


[Закрыть].

Превращение из купца в чиновника отразилось очень благоприятно на положении экспедиции и на успешности занятий наукой. Путешественники могли теперь держать себя гораздо самостоятельнее, чем прежде, относительно местного населения, что неудобно было делать под видом купца.

«При столкновении с людьми, какими себя представляют китайцы или монголы, привыкшие уважать только силу, – говорил Пржевальский, – слишком доброе, ласковое обращение ни к чему хорошему не приводит. Всё это принимается ими за слабость и трусость. Наоборот, дерзкий тон, в известных случаях, магически влияет на местный люд, и путешественник с подобной сноровкой гораздо скорее достигнет своей цели в своих делах. Я не проповедую кулачного обращения, но хочу сказать, что, отправляясь в далёкие страны Азии, путешественник должен поневоле заменить многие из своих прежних воззрений другими, более практичными, по отношению к той сфере, среди которой ему придётся вращаться»[180]180
  Там же. С. 105.


[Закрыть].

К сожалению наших путешественников, их прохождение к Хуанхэ большей частью совершалось наугад, так как проводников не было, а расспросы населения не давали результатов, во-первых, из-за отсутствия переводчика китайского языка, а ещё и потому, что местные, в особенности китайцы, всегда относились к путешественникам в высшей степени подозрительно и недружелюбно, и постоянно либо отказывались показать дорогу, либо ещё хуже того, – хором врали как будтозаранее сговорились.

Вскоре превосходные пастбища, встречавшиеся повсюду на земле Чахаров, окончились с вступлением в горную область, так что лошади и верблюды начали быстро худеть, не находя давно своего любимого гуджиру[181]181
  Верблюды с удовольствием едят белый соляной налёт, или так называемый гуджир, обильно покрывающий все солончаки и часто выступающий из почвы, даже на травяных степях Монголии.


[Закрыть]: от самой кяхтинской дороги нигде не встречались солончаки. Поэтому Николай Михайлович решил пробыть несколько дней на берегах встретившегося небольшого солёного озера Дабасун-нор, чтобы дать отдых верблюдам.

Путешественники подвигались вперёд, не спеша и в местах удобных для научных экскурсий останавливались примерно на 2–8 дней. На третий день, следуя по течению небольшой горной речки, они взобрались до самых её истоков и здесь на небольшой живописной лужайке, недалеко от главного хребта, разбили свою палатку. Неожиданное появление каравана в горах произвело переполох между обитавшими там горцами, которые видели европейцев впервые. Пересудам и всевозможным догадкам о прибытии невиданных пришельцев не было конца. Ламы прибегли даже к гаданию по этому случаю, а главный духовный владыка, настоятель расположенной там кумирни, запретил жителям продавать путешественникам, что бы то ни было из съестных припасов.

Таким образом, монголы думали выжить пришельцев из своих пределов. Поэтому последним несколько дней пришлось питаться исключительно просяной кашей, так как на первое время, не зная местности, трудно было добыть что-нибудь на охоте. Но как только опытный охотник, Николай Михайлович, немного ознакомился с окрестными горами, он отправился на охоту и убил сначала косулю, затем антилопу, и сразу же мясо появилось в изобилии. Тогда и монголы, видя, что голодом не удаётся выпроводить непрошеных гостей, прекратили свои репрессии и сами стали приносить на бивуак для продажи масло и молоко.

В горах Муни-ула, совершив однодневной переход в 40 вёрст, наши путешественники прибыли в город Баотоу, расположенный в семи вёрстах от берега Жёлтой реки. Город этот был довольно большой и по обыкновению обнесён квадратной глиняной стеной, каждая сторона которой имела версты три в длину. Числа жителей, не смотря на расспросы, толком не удалось узнать, но несомненно, что оно довольно велико, так как Баотоу представлял очень важный торговый и промышленный центр. Здесь обнаружился даже чугунно-плавильный завод, на котором массами выделывались чугунные чаши, расходящиеся по соседним частям Монголии, Ордосу, Алашаню. Внешность этого города, как и вообще, в Китае очень грязная и не привлекательная. В городе путешественники пробыли только одни сутки, но и за это время крайне измучились.

Поборы коменданта

Моральные мытарства. Получение пропуска и паспорта

Если труднопроходимая местность пустынь и гор причиняла физические страдания по пути следования путешественников, то самые большие нравственные страдания, встречающиеся на пути, исходили от местных чиновников и местечковых бонз.

Лишь только караван подошёл к городским воротам, как стоящая здесь стража под предлогом скрупулёзного выполнения инструкций, принялась к первому этапу глумления над путешественниками. Они потребовали паспорт, затем солдаты повели всех в ямынь т. е. городское управление. Перед воротами этого судилища путникам пришлось простоять минут двадцать, при этом их окружила громадная толпа любопытных, сбежавшихся со всех сторон посмотреть на невиданных ещё здесь «заморских чертей». Спустя время из управления вышли чиновники и объявили, что прибывших чужестранцев желает видеть мандарин[182]182
  Мандарин происходит от mandarim – министр, чиновник, от санскр. – мантрин: советник, данное португальцами.


[Закрыть] – комендант города.

Затем наступил второй этап экзекуции. Путники подъехали к жилищу китайского генерала, где им предложили слезть с лошадей и войти во двор пешком. В воротах у всех отобрали ружья, а затем повели к мандарину, который, весь в красном одеянии, ожидал в дверях своей фанзы. Монгол-проводник, увидав такого важного начальника, тотчас же бросился перед ним на колени. Пржевальский с товарищем и казак – переводчик сдержанно раскланялись по-европейски. Пригласив всех в свою фанзу и посадив здесь Николая Михайловича и Пыльцова (монгол и казак стояли), мандарин приказал подать чаю. Затем начались расспросы: откуда мы? Куда идём? Кто такие и т. д. Когда Пржевальский объявил о своём желании пройти через Ордос в Алашань, то мандарин приступил к следующему этапу морального давления на нас, чтобы выманить подношения. Он отвечал, что это очень опасно, так как по дороге везде шляются разбойники… тут Пржевальский понял:

«Зная, что в Китае без взятки ничего нельзя сделать, я уклонился от дальнейших рассуждений о предстоящем пути и велел своему казаку передать, что желаю подарить мандарину на память хорошую русскую вещь, именно часы. Такое предложение произвело своё действие. Мандарин сначала как будто отказался от подарка, но потом поблагодарил за него и обещал дать нам свободный пропуск в Ордос. Обрадовавшись такому удачному обороту дела, мы раскланялись с китайским генералом и просили его приказать помочь нам отыскать квартиру».

Мандарин отдал приказание нескольким полицейским, и те отправились вместе с путешественниками, на поиски ночлега, сопровождаемые стихийной толпой. Задача оказалась трудной, так как никто не хотел их брать на постой. Случайно нашлась невообразимо грязная и дурно пахнущая фанза, которую полицейские и предложили путешественникам для размещения.

Положение было безвыходное. Развьючив верблюдов, путники перетаскали весь груз в свою конуру и с наслаждением думали, что теперь конец их мытарствам и можно будет спокойно разместиться на отдых. Не тут-то было! Толпа зевак наполнила весь двор. Пришлось запереть окно и дверь фанзы.

Полицейские, которым Николай Михайлович обещал щедро заплатить за усердие, старались всеми силами удержать напор толпы, и дело не раз доходило до драки; наконец, полиции удалось очистить двор, и ворота были заперты. Но, нисколько не смущаясь этим, любопытные продолжали лезть с улицы на крышу фанзы, а оттуда спускались во двор и продолжали приставать целою толпой. «Самые нахальные, – рассказывает Пржевальский, получали при этом от меня несколько зуботычин, но все-таки не угомонились». Видя, что дело плохо, пришлось за подарок выпросить у генерала пять человек солдат для охраны. Но дело от этого не улучшилось, так как солдаты, поставленные у ворот, стали впускать на двор любопытных за деньги и устроили из путешественников «нечто вроде зверинца».

На следующий день, в полдень чиновник снова пригласил путешественников к себе. В ожидании встречи, им пришлось провести с пол – часа в солдатской казарме, где можно было наблюдать домашний быт китайских воинов, подробности которого Пржевальский осветил в своём отчёте. Мандарин ещё вчера спрашивал у Пржевальского, не знает ли он какого-нибудь лекарства от опиума, чтобы отучить солдат от этой пагубной привычки, и предлагал заплатить за это большие деньги. Обстановка аудиенции была подобна вчерашней, причём мандарину вручён был обещанный накануне подарка медные часы-луковица.

Николай Михайлович объявил, что он желает покинуть город в тот же день, и просил отдать приказание, чтобы караван без задержки переправили через реку. Мандарин обещал всё организовать. Распростившись с ним, путешественники отправились на свою квартиру, где наскоро завьючили верблюдов и двинулись в путь, как только им принесены были пропускной билет и паспорт.

Трудная переправа

История страны Ордос. Путь вдоль долины реки Хуанхэ

Наконец, экспедиция оставила город, и караван вскоре подошёл к месту, где предстояла трудная переправа на противоположный берег реки Хуанхэ.

Трудности переправы через реку верблюдами

Прежде чем приступать к переправе через реку, стояли следующие задачи: выявить обстоятельства её преодоления и поиск участков переправ. Обследования начали с подступов к реке, установки доступности ее урочища и поймы. Затем экспедиция выдвинулась к реке и детально обследовала намеченный участок. Установила: ширину реки; наличие брода (направление, ширину и глубину); скорость течения и состояние грунта дна берега реки; наличие в зоне препятствия превышение берегов и их крутизну, – и все эти данные Пржевальский занёс в свой дневник.

Пришлось заплатить 4000 чох[183]183
  Мелкая монета в Китае с отверстием внутри. – Прим. автора.


[Закрыть] за арендованные средства переправы, так как ширина реки в этом месте была около вёрсты. Затем развьючили верблюдов и перетаскали вьюки на большой баркас. Судно – большой плот, сажени (размер 2,11 м) четыре длиною и около двух шириной, окружённый со всех сторон бортами, подымающимися над водою фута на три. Никаких сходней не полагается, так что и животные, и люди должны пройти по реке до судна, а затем перелезть через борт. С лошадями справились довольно скоро и водворили их на судно, но с трусливыми верблюдами была очень большая возня. С трудом их почти волоком затаскивали на баркас, а затем связывали и тотчас же укладывали таким образом, что животное лишено было возможности встать на ноги во время переправы.

Часа два продолжалась укладка каравана на судно, затем его потащили на верёвках вверх по реке и, заведя, таким образом, вверх на расстояние около версты, баркас пустили по течению, а гребцы, усиленно работая вёслами, пригнали его к противоположному берегу. Ещё часа два продолжалась выгрузка, а затем путешественники вздохнули свободно, очутившись в необозримых равнинах Ордоса.

Ордос представляет переходный уступ к низменности Китая со стороны монгольского нагорья. Существуете гипотеза, что он в прошлом был дном обширного озера, которое впоследствии проторило себе выход к океану через понижение, образующее нынешнее русло р. Хуанхэ. А сыпучие пески представляют собой отмели этого древнего озера. Гипотеза основывалась на многих геологических данных. Кроме того, она подтверждалась и историческими преданиями китайцев о великих потопах, происходивших в области р. Хуанхэ в весьма отдалённые времена: за 3100 и за 2300 лет до н. э. Страна эта в древнейшие времена была добычей различных великих завоевателей, постепенно сменявших друг друга, и постоянно служила ареной великих исторических событий.

В древности страна называлась Хэ-дао, а позднее Хэ-нань[184]184
  Провинция Хэнань в древности называли Чжунъюань, что значит Центральные Земли, Хэнань – колыбель китайской цивилизации. Здесь находились столицы более 20 династий и царств в истории Китая.


[Закрыть]. В середине XV века здесь впервые появились монголы, а затем в XVI – в начале ХVII вв. вся эта область была завоёвана цахарами[185]185
  Цахары (чахары – монг. цахар, чахар) – южно-монгольский этнос, проживающий на территории Внутренней Монголии.


[Закрыть] и с этого времени получил своё настоящее название Ордос. В XVII веке цахары должны были признать над собою господство водворившегося на китайском престоле Маньчжурского дома. Великая Стена, отделяя Ордос от низменности собственного Китая, составляла в то же время границу оседлой культуры китайцев и кочевого, пастушеского состояния монголов.

По своему физическому характеру он представляет степную равнину, прорезанную иногда по окраинам невысокими горами. Почва везде песчаная или глинисто-солёная, неудобная для возделывания. Исключение составляет только долина Хуанхэ, где является оседлое китайское население. Есть такие реки, русла которых находятся выше окружающей местности. Яркий пример – Хуанхэ. Название ее в переводе с китайского означает «Жёлтая река». Она переносит большое количество горных пород – лёсса, так что ее вода окрашивается в жёлтый цвет. Море, в которое впадает Хуанхэ, называется Жёлтым по этой же причине.

Абсолютная высота страны, около 3000–3500 футов, так что она составляет переходный уступ к Китаю со стороны пустыни Гоби и от неё отделяется горами, стоящими по северную и восточную стороны реки Хуанхэ.

Переправившись, экспедиция двинулась по берегу Жёлтой реки 434 версты от переправы против города Баотоу до города Дын-коу, и результатом проведённых исследований появился следующий вывод, что разветвлений Хуанхэ при северном ее изгибе не существует в том виде, как их обыкновенно изображают на картах, и река в этом месте изменила своё течение. Долина реки в описываемой, части ее течения имеет ширину от 30 до 60 вёрст и наносную глинистую почву.

На реке Хурай-хунды путники пробыли три дня, посвятив все это время охоте за чернохвостыми антилопами, которые встретились им здесь в первый раз. Следуя вверх по южной стороне Хуанхэ, путники не встречали населения, и только раза два-три им попадались небольшие стойбища монголов, занимавшихся добыванием лакричного корня. Причиной такого опустения было, как упомянуто выше, дунганское нашествие, которому подверглась эта земля за два года до нашего посещения.

Южная часть высокого нагорья Гоби, к западу от среднего течения Хуанхэ, представляла собой дикую и бесплодную пустыню, населённую монголами-олютами и известную под именем «Ала-шань», или Заордос. Алашаньская пустыня на многие десятки, даже сотни вёрст представляла одни голые сыпучие пески.

Очередная встреча и налаживание отношений с местными чиновниками

14 сентября 1871 г. путешественники прибыли в город Дынь-юань-ин, где за целый переход до города путников встретили чиновники, посланные князем узнать, кто они такие. Одним из первых вопросов этих посланцев было: не миссионеры ли они? И когда был дан отрицательный ответ, то им начали жать руки и объяснять, что в случае, если бы они оказались миссионерами, князь не велел пускать их к себе в город. Вообще в числе причин, обусловивших успех путешествия, на видном месте следует поставить то обстоятельство, что русские никому не навязывали своих религиозных воззрений.

Следует упомянуть ещё об одном ламе, по имени Балдын-Сорджи. От природы хитрый и сметливый, Сорджи вскоре приобрёл расположение амбаня[186]186
  Слово из маньчжурского, – означает «высокое должностное лицо», которое соответствует числу различных официальных названий в Цин имперского правительства Китая.


[Закрыть] и сделался его приближенным. По поручению князя он каждый год ездил в Пекин за различными покупками и даже один раз был в Кяхте, и потому знал русских и их язык.

Для экспедиции лама был чрезвычайно полезен своей услужливостью и тем значением, каким он пользовался в городе. Без него русские, быть может, не встретили бы столь радушного приёма со стороны князя и его сыновей. Он находился также в числе трёх лиц, высланных князем вперёд узнать, кто они такие. Николай Михайлович объяснил алашаньскому амбаню, что они действительно русские, а не какие-либо другие иностранцы.

Впрочем, монголы всех европейцев крестили общим именем русских, так что обыкновенно говорили: русские-французы, русские-англичане, разумея под этими именами французов и англичан, притом номады везде думали, что все европейцы находятся в вассальной зависимости от цаган-хана, то есть белого царя.

На восьмой день пребывания в Дынь-юань-ине, Пржевальский получил приглашение на свидание с амбанем. Предварительно лама, вероятно, по совету самого князя, спрашивал у путников: – каким образом мы будем приветствовать их повелителя по-своему ли обычаю или по монгольскому, то есть падать на колени.

Получив, конечно, ответ, что они будут кланяться князю по-европейски, Сорджи начал просить, чтобы перед амбанем стал на колени хотя бы наш казак-переводчик, но и в этом ему Пржевальский решительно отказал.

Когда вошли и поклонились князю, то он пригласил всех сесть на приготовленные места, казак же стал у дверей. Кроме амбаня, в фанзе находился китаец богатый пекинский купец, как его узнали впоследствии. В дверях фанзы и далее в прихожей стояли адъютанты князя и его сыновья, которые должны были присутствовать при приёме. После обычных расспросов о здоровье и благополучии пути амбань сказал, что, с тех пор как существует Ала-шань, в нем не был ещё ни один русский, что он сам видит этих иностранцев в первый раз и очень рад нашему посещению.

Затем он начал расспрашивать про Россию: какая там религия, как обрабатывают землю, как делают стеариновые свечи, как ездят по железным дорогам и, наконец, каким образом снимают фотографические портреты? Князь начал просить привезти ему «машину для снимания портретов», и Пржевальский едва мог отделаться от подобного поручения, сказав, что это невозможно, ввиду того, что дорогой стекла машины непременно разобьются.

Аудиенция продолжалась около часа; на прощанье князь подарил казаку-переводчику 20 лан и разрешил сходить поохотиться в соседние горы. В горы путники отправились на следующий день и разбили свою палатку в вершине ущелья, почти близ гребня самого хребта. Верблюды остались на попечении приятеля Сорджи в городе, равно как и казак, который опять заболел сильнее прежнего, причиной его болезни была главным образом тоска по родине. От князя были посланы с ними провожатые и один лама, вероятно, в качестве надсмотрщика. Здесь они пробыли целый месяц, проводя научные экскурсии по районам близлежащих окрестностей, прилегающих к городу.

Возвращение в Калган

Болезнь Пыльцова. Завершение первого этапа экспедиции

Утром 15 октября путешественники оставили город Дынь-юань-ин и направились обратно в Калган так как лошадей и верблюдов катастрофически не хватало для дальних переходов, а денег на приобретения их почти не было. Теперь предстоял далёкий, трудный путь, так как от Дынь-юань-ина до Калгана расстояние (по Монголии) около 1 200 вёрст, которые они должны были пройти без остановок. Между тем приближалась зима с сильными морозами и ветрами, столь обыкновенными в Монголии в это время года.

Наконец, к довершению зол, спутник Михаил Александрович Пыльцов вскоре по выходе из Дынь-юань-ина заболел тифозной горячкой так сильно, что все были вынуждены простоять девять дней возле ключа Хара-моритэ в северных пределах Ала-шаня. Положение товарища становилось тем опаснее, что он вовсе был лишён медицинской помощи и, хотя имелись с собой некоторые лекарства, никто не мог удачно распоряжаться ими, не зная медицины. К счастью, молодой организм переломил болезнь, и Михаил Александрович, все ещё слабый, мог кое-как сидеть на лошади, хотя ему приходилось иногда так круто, что он падал в обморок. Тем не менее, все должны были идти день в день, от восхода до заката солнца.

В конце ноября путники оставили долину Жёлтой реки и поднялись через Шохоин-да-бан на более высокую окраину Монгольского нагорья, где опять наступили сильные холода. Бедные животные у путников томились голодом, и одна из лошадей замёрзла ночью. Больной верблюд издох через два дня и лежал прямо против дверей палатки. Таким образом, экспедиция осталась с одной лошадью, да и та едва волочила ноги. Лошадь эта была спасена от голодной смерти лишь тем, что китайцы «повелись» на этого издохшего верблюда, довольно жирного, и они обменяли его на 25 снопов хорошего сена.

Всего в течение первого года экспедиции путешественники потеряли 12 верблюдов и 11 лошадей. Впрочем, лошади, большей частью, обменивались с монголами на более лучшие экземпляры.

Закупив новых верблюдов, экспедиция двинулась в Калган форсированными переходами, и только задержались на два дня в горах Сума-хада, чтобы поохотиться на аргали. Дорогой лошадь Пыльцова, испугавшись чего-то, бросилась в сторону и понесла. Слабый здоровьем он не смог удержаться в седле и рухнул прямо головой на мёрзлую землю так сильно, что он получил сильное сотрясение мозга. Правда подпоручик вскоре пришёл в себя и отделался только ушибом.

День за днём уменьшалось расстояние, отделявшее их от Калгана, а вместе с тем увеличивалось нетерпение поскорее попасть в этот город. Наконец, как раз накануне нового, 1872 года, поздно вечером они явились к своим калганским соотечественникам, у которых по-прежнему встретили самый радушный приём.

Пржевальский всегда предпочитал писать свои дневники чернилами и только в самом крайнем случае брал карандаш, но, к сожалению, на морозе чернила замерзали. А карандаш быстро стирался, так что потом трудно было разобрать написанное.

Он отметил в своём дневнике: «Первый акт экспедиции был окончен. Результаты путешествия, копившиеся понемногу, теперь обрисовались яснее. Мы могли с чистой совестью сказать, что выполнили свою первую задачу, и этот успех ещё более разжигал страстное желание пуститься вновь в глубь Азии, к далёким берегам озера Куку-нора»[187]187
  Из письма Фатееву от 2 февраля 1872 г.


[Закрыть].

Громадные коллекции птиц и зверей, маршрутная съёмка, метеорологический журнал и прочее, несомненно, доказывали, что задачу свою Николай Михайлович выполнил блестяще и оправдал возлагавшиеся на него надежды…

В плане экспедиции было, как можно скорее, снова пуститься в путь и желательно к берегам озера Куку-нора. Но для этого нужны были деньги, которых так не хватало, и которые можно было достать только в Пекине[188]188
  А. В. Зеленин // Путешествия Н. М. Пржевальского, СПб.1899. С. 272.


[Закрыть].

Снова финансовые и хозяйственные хлопоты

Помощь посланника. Закупка и проверка нового оружия

Оставив своих спутников в Калгане и, поручив им заготовить кое-какие мелочи, Николай Михайлович, загнанный в угол роковым стечением обстоятельств, срочно отправился в Пекин в Российское посольство. Встретившись с посланником Влангали, Пржевальский объяснил ему, что с теми денежными средствами, которыми располагает экспедиция и при больших затратах на путешествие, они не достигнут Кукунора, а тем более Тибета.

Исходя из этого, он настойчиво просил посланника ходатайствовать перед военным министром об увеличении средств на экспедицию на 1000 рублей в год, а также увеличить содержание его спутника офицера Пыльцова, годовой оклад которого составлял только 294 руб. Апелляция была подкреплена документами и вескими аргументами.

Но расходы на продовольствие составляли наименьшую статью издержек, так как к покупке круп и хлебопродуктов прибегали только в случае крайней необходимости. Что же касается мяса, то полагались на свои ружья и кормились охотой. Больше всего средств поглощала покупка вьючных животных, так как они часто болели в дороге и умирали. А сосредоточить все силы по уходу за животными означало забросить съёмки и научные экскурсы, что являлось основной целью экспедиции.

Нарекания вызывала и сама доставка денег, которая производилась крайне неаккуратно. Например, прибыв в Пекин в январе 1872 г., Николай Михайлович смог получить денежное содержание только по 1 августа 1871 г.