Текст книги "XIX век. Айвазовский, море и вся его жизнь"

После отъезда Саргиса в Венецию, на Ованеса возложили ещё большую ответственность по дому, нужно было помогать родителям. Он начал относить мамины рукодельные работы в богатые дома, где его встречали напыщенные, порой капризные женщины. Он очень их не любил, т. к. из – за них маме его приходилось допоздна и трудно работать, хотя конечно, их семью очень выручали деньги с этих заказов, позволяя худо – бедно существовать на этом свете. Потом, выполнив поручения матери, он уходил на целые дни в порт. Там рыбаки всегда звали ребят на помощь. В эту осень вернулось тепло, и море успокоилось на какое – то время. Рыбаки, пользуясь моментом, выходили в море на камбалу, белугу, скумбрию, хорошо ловилась макрель и кефаль. За работу на берегу, помогая рыбакам выгружать и перебирать только – что пойманную рыбу, Ованес с друзьями получали по полному ведёрку с трепещущей, отливающей серебром рыбой. После такой работы руки у мальчуганов всегда были в ссадинах от острых плавников и шипов. Отец гордился сыном – помощником, а мама тайком утирала слёзы. Растёт сын!

Когда не было рыбы и баркасы задерживались в море, ребята ходили вдоль берега в поисках обломков кораблей, ящиков, бочек, остатков снастей. Потом рыбаки с интересом рассматривали находки и гадали с какого потерпевшего кораблекрушение корабля тот или иной предмет. Иногда поиски заканчивались и совсем интересными экспонатами в виде старинных монет с изображениями львов, рыб, каких – то чудовищ. Старые рыбаки рассказывали, глядя на них, что скорей всего это со старинных греческих кораблей, которые раньше бывали частыми гостями этих мест. Изредка они отправляли ребят в музей с особо ценными находками, где им рассказывали какие монеты греческие, какие генуэзские, иногда даже за особо ценные им перепадало и деньгами.

Мальчик сидел на берегу, перед ним плескалось его море. Морем он привык любоваться с первых дней своей жизни и разговаривать с ним как с живым существом. И вот оно укрыто молочным покрывалом раннего утра, пролегло до самого горизонта. Не так давно он стал работать в греческой кофейне грека Александра. Сегодня он пришёл на работу пораньше, быстро навёл порядок после вчерашнего рабочего дня. На чистовую, протёр столы, пол, расставил пепельницы на столы, убрал вчерашние огарки и поставил новые свечи. Сходил в подсобку и вынес мусор в специальный ящик сзади кофейни, позже приедет извозчик и заберёт мусор на свалку. Впереди новый рабочий день, но было еще с полчаса времени и он побежал к своему морю, на берегу сел на деревянную лодку и предался размышлению:

– С 10 лет я стал работать в греческой кофейне грека Александра. Вставать приходится рано, прихожу домой поздно, глядя на родителей и видя, как они «вон лезут из кожи», очень стараюсь им помочь. Буду работать и пойду учиться! Стану знаменитым музыкантом! Нет, лучше буду великим художником! – так начиналось за размышлениями почти каждое утро Ованеса.

История Крыма тесно переплелась с кофе. Надо сказать, что кофе в Крыму начали пить задолго, чем оно пришло в Европу. Турки, армяне, греки издавна любили пить этот благородный, пахучий напиток. А Феодосия в своё время, носила имя Каффа – что возможно связано с торговлей кофейными зернами. Положением «О гостиницах, ресторациях, кофейных домах и харчевнях…» 1821 г. разрешалось кофейни строить в любых местах. Кофейня грека Александра располагалась на втором этаже и напоминала типичные крымские дома полуострова: двухэтажное здание, на первом этаже которого была мастерская ремесленника и лавка цирюльника, а на втором – кофейня, к которой вела деревянная лестница. При ней было и помещение для прибывших моряков, купцов и других посетителей города для ночлега.

Кофейню в основном посещали мужчины. Здесь они решали торговые сделки, передавали новости, обсуждали дела. Сидя за столами, играли в шашки, триктрак, юзюк (кольцо), пили кофе, курили трубки.

Феодосия. Восход солнца. 1854.

В кофейню часто приходил и играл на скрипке рапсод Хайдар. Хозяин всячески этому способствовал, с уважением относился к нему, так как его игра привлекала в кафе всё новых посетителей, иногда посетителям удавалось послушать рассказы заезжих народных сказителей кедаев. Кофейня последнее время ещё превратилась и в место сбора людей для обсуждения военных событий. Что касается характеристики посетителей, то особенно можно было уловить внешние оттенки, которыми различаются эти люди, принадлежащие к племенам совершенно разным. У армян вообще цвет лица темнее нежели у татар, они дороднее, бороду имеют длиннее и глаже… Караимы замечательны преимущественно тем, что всегда одеваются с чрезвычайною тщательностью. Но основной контингент кофейни грека Александра – это моряки, рыбаки, мелкие торговцы. Они дымят длинными трубками за столами и, попивая вино и кофе, делятся воспоминаниями своей молодости, морскими походами и участиями в битвах. Многие из них зашли в Феодосийский порт на торговых кораблях и шхунах. Больше всего споры шли между моряками и рыбаками, до хрипоты и до драк, они спорили о преимуществе их профессий и кому из них трудней приходится в море.

Ованес внимательно слушал морские истории и байки разнородных посетителей. Иногда случались пьяные перебранки, и тогда старый толстый грек, пробиваясь между столиками, приструнивал разбушевавшихся посетителей, предлагал выпить вкусное вино за примирение. В кофейне всегда стоял сумрак от табачного дыма, через который с трудом пробивался свет свечей. Но и без драк в кофейне всегда было шумно, как в разбуженном улье. Трудна была работа «мальчика» в кафе. Ованес очень старался угодить посетителям и юлой вертелся между столиками, доставляя посетителям еду, вино, кофе, трубки, чем вызывал у посетителей возгласы одобрения своей работой. Ованес тоже любил выпить пахучего кофе, когда удавалось «выцарапать» немного времени в бесконечной беготне между столиками по обслуживанию посетителей. Пройдёт немного времени, и замечательная крымская поэтесса того времени Дина Лопатто напишет гимн кофе, где есть слова:

 
«Как налёт волны прибоя
Поверх крепкого настоя.
Я, еще не все сказала,
Выпить кофе – это мало;
От Аравии до Крыма
Всем давно известно стало —
„Кофе чашечка без дыма —
Это сон без одеяла!“
Чтоб вполне довольным быть,
Надо с кофе закурить.»
 

Сегодня отдельно на мягком диване сидела группа караимов. Перед каждым из сидевших дымилась чашка кофе и стояло блюдце с маленькими кусочками сахара. Каждый из караимов через длинные промежутки времени откусывал крошечный кусочек сахара, потягивал из чашки ароматное кофе и неизменно заканчивал глоток возгласом:

– о-о-о-х!

А вчера был в кофейне толстый турок и он то и дело командовал, что ему принести: – Мальчик, сюда! Мальчик, туда! – командовал он, – Кафеджи дольдур! («Подлей ещё» – по-турецки), Кафеджи дольдур!

Среди шума Ованес не услышал требование турка и пронесся с подносом к соседнему столику. Турок обиделся и поднял крик. Прибежал хозяин, дороживший богатым клиентом, и, кланяясь, сам стал подливать ему кофе. Но расходившийся купец не унимался и требовал, чтобы хозяин прогнал из кофейни нерадивого армянского мальчишку. Неизвестно, чем бы все окончилось, если б не рапсод (здесь странствующий певец, музыкант) Хайдар, который отвёл грозу от паренька. С Хайдаром их семья познакомилась давно, ещё тогда Ованесу исполнилось 4 годика и на день рождение мама подарила голубую красивую рубашку, а папа игрушечный, вырезанный из дерева настоящий военный бриг, который изготовил и подарил известный феодосийский резчик Ваган Арутюнян. Он не стал брать у Константина деньги, узнав, что он хочет купить бриг в подарок сыну на день рождение. Тогда же Ваган и сказал Хайдару, бродячему музыканту, что у Ованеса, сына Константина, день рождение. И Хайдар пришёл совсем плохо одетый, сел и стал играть возле их дома, а мама его позвала и накормила едой. Он пел песни невольников, тягучие и печальные, пел заводные музыкальные песни новороссов (так в царской России называли Украину-Новороссия). Замечательное получилось день рождение.

Хайдар стал каждый день приходить в кофейню и играть на скрипке, хозяин кофейни грек Александр был очень доволен, т. к. выручка сразу подросла, многие посетители приходили не только выпить вина и кофе, но и послушать музыку и пение Хайдара. Он стал учить Ованеса игре на скрипке. Учил как нужно правильно садиться, как правильно держать скрипку, как водить смычком. И Ованес старался всё выполнять как учил его рапсод. Вот он садится на стул, левую ногу кладёт на правую, скрипку берёт в левую руку и упирает её в левое колено перекинутой ноги, а в правую руку берёт смычок. Такая поза для игры на скрипке отличается от классической, когда нужно только играть мелодии, поза позволяет не только играть, но и петь. А голос у Ованеса был красивый, мелодично льющийся в такт музыке. Мальчик научился у Хайдара множеству красивых восточных мелодий и песен.

Посетителям всё больше нравилось, когда играл и пел Ованес, всё меньше его звали:

– Мальчик, иди сюда! – а всё больше просили:

– Ванюша, давай нам сыграй!

Понимая это, грек всё больше говорил:

– Хайдар, посиди, отдохни! Оник, давай сыграй гостям!

Россия, ведя постоянные войны с турками, не раз обращалась к Греции выступить за свою свободу, поднять восстания против османского ига, и Греция своими действиями против турок оттягивала большие силы на себя, чем и помогала России в борьбе с османским царством. В то же время в России вольнодумные мысли к свободе, к борьбе уже давно бродили в умах интеллигенции, поэтов, писателей, уже арестованы декабристы, ссылают за вольнодумие Александра Сергеевича Пушкина… В апреле 1824 года, когда мир узнал о кончине Байрона. Пушкин откликнулся на эту трагедию стихотворением «К морю»:

 
«…Другой от нас умчался гений,
Другой властитель наших дум.
Исчез, оплаканный свободой,
Оставя миру свой венец.
Шуми, взволнуйся непогодой:
Он был, о море, твой певец.
Твой образ был на нем означен,
Он духом создан был твоим:
Как ты, могущ, глубок и мрачен,
Как ты, ничем неукротим.»
 

Русские, греки, армяне, как единоверцы, конечно, стояли на стороне Греции. Однажды в кофейню пришёл грек – капитан судна, Ованес узнал его, т. к. когда – то он в порту угощал мальчишек орехами и сладостями. Возле капитана образовался сразу круг слушателей. В ту пору Греция как раз и вела освободительную войну против османского ига. И капитан рассказал, как он сражался с клефтами (свободными крестьянами) против кровавого турецкого режима, с огромным волнением в голосе он передал как к ним примкнул, воевал и погиб знаменитый английский поэт Ноэль Байрон, и как вся Греция чтит его за этот подвиг, в дали от его родины, за свободу греков. Ованес при этом приостановился с подносом и застыл у столиков моряков, вслушиваясь в слова капитана, а голос грека продолжал:

– На собственные средства Байрон купил английский бриг, припасы, оружие и снарядил полтысячи солдат, с которыми 14 июля 1823 года отплыл в Грецию. Кроме этого предводители движения сильно не ладили друг с другом. Между тем издержки росли, и Байрон распорядился о продаже всего своего имущества в Англии, а деньги отдал на правое дело повстанческого движения и благодаря своему неудержимому таланту возглавил борьбу за свободу Греции, объединяя несогласованные группировки греческих повстанцев!

Голос грека – капитана крепчал и становился громче:

– В Месолонгионе Байрон заболел лихорадкой, продолжая отдавать все свои силы на борьбу за свободу страны. 19 января 1824 года он писал Хэнкопу: «Мы готовимся к экспедиции», а 22 января, в день своего рождения, он вошёл в комнату полковника Стэнхоупа, где было несколько человек гостей, и весело сказал:

– Вы упрекаете меня, что я не пишу стихов, а вот я только что написал стихотворение, – и Байрон прочёл: «Сегодня мне исполнилось 36 лет».

 
Должно бы сердце стать глухим
И чувства прежние забыть,
Но, пусть никем я не любим,
Хочу любить!
Мой листопад шуршит листвой.
Все меньше листьев в вышине.
Недуг и камень гробовой
Остались мне.
Огонь мои сжигает дни,
Но одиноко он горит.
Лишь погребальные огни
Он породит.
Надежда в горестной судьбе,
Любовь моя – навек прости.
Могу лишь помнить о тебе
И цепь нести.
Но здесь сейчас не до тоски.
Свершается великий труд.
Из лавра гордые венки
Героев ждут.
О Греция! Прекрасен вид
Твоих мечей, твоих знамен!
Спартанец, поднятый на щит,
Не покорен.
Восстань! (Не Греция восстань
Уже восстал сей древний край!)
Восстань, мой дух! И снова дань
Борьбе отдай.
О мужестве! Тенета рви,
Топчи лукавые мечты,
Не слушай голосов любви
И красоты.
Нет утешения, так что ж
Грустить о юности своей?
Погибни! Ты конец найдешь
Среди мечей.
Могила жадно ждет солдат,
Пока сражаются они.
Так брось назад прощальный взгляд
И в ней усни.
 

– Однажды, продолжал рассказчик, у Байрона болела дочь Ада, да и сам он был не очень здоров, но получив письмо с хорошей вестью о выздоровлении дочери, захотел поехать прогуляться с графом Гамба. Во время прогулки пошёл страшный дождь, и Байрон промок, простудился окончательно и захворал. Последними словами поэта при жизни были отрывочные фразы: «Сестра моя! дитя моё!.. бедная Греция!.. я отдал ей время, состояние, здоровье!.. теперь отдаю ей и жизнь!»

В один из таких дней после страстных разговоров о борьбе Греции, о пушкинских стихах во славу Греции, о поддержке русского народа этой борьбы, капитан предложил сыграть на скрипке, но Хайдара не оказалось на месте. Грек – хозяин посетовал, что нет скрипки, на что капитан сказал:

– Скрипка есть! – и достал свёрток со скрипкой.

В этот вечер Ованес первый раз играл самостоятельно, ноты лились из его скрипки то суровыми звуками, то переходили на лёгкие мелодии, то плакали, то смеялись. Посетители кафе замерли от красоты звуков, от пения мальчика. Когда звуки замолкли, капитан подошёл к Ованесу и сказал, что это скрипка его погибшего друга и он был бы рад, чтобы она досталась Ованесу. Вся кофейня взорвалась овациями, а Ованес замер и не мог проронить от счастья ни слова. Потом, прижав её груди, в знак уважения поклонился греку – капитану и произнёс:

– Теперь у меня есть своя скрипка!

Выходя на террасу, Ованес много и подолгу смотрел на море, он видел, как в зависимости от времени суток и погоды меняются вокруг краски, как паруса корабля от белого под воздействием света становятся розовыми и даже алыми, и у мальчика стало возникать непреодолимое желание нарисовать такой корабль, передать эту игру красок. В один из дней он взял кусок самоварного угля и на стене ограды дома, побеленной белой глиной, нарисовал корабль, рассекающий море. Картина настолько получилась удачной, что отец не стал его ругать, а подарил ему листок пожелтевшей бумаги и карандаш. И вскоре листок бумаги весь оказался испещрённым рисунками. Мальчуган стал выходить на взгорок, недалеко от дома, садиться на корточки и рисовать на всех подвернувшихся под руку листах бумаги людей, проходящих мимо, виды феодосийского рейда, море, корабли в море и на рейде. Однажды нарисовал даже на страницах домашней книги, за что отец дал ему трёпа. Так 12-летним ребёнком он нарисовал первые свои рисунки. Любил Ованес пройтись и по рынку, там высматривал различные старинные вазы, тарелки с рисунками на них, всё это он старался перенести на бумагу.

Автопортрет (1827)

В свои представления о географии Айвазовский не мог допустить такого абсурда, как суша без моря. Услышав в 8-летнем возрасте рассказ отца о том, что есть такие места, где одна земля, а моря вообще нет, он категорически отказался верить в реальность такого кошмара. Этого не могло быть никогда:

– Ни кораблю, ни человеку без моря жить невозможно! – говорил Ованес Айвазовский.

На склоне лет знаменитый художник вспоминал:

– Первые картины, виденные мною, когда во мне разгоралась искра пламенной любви к живописи, были литографии, изображающие подвиги героев в исходе двадцатых годов, сражавшихся с турками за освобождение Греции. Впоследствии я узнал, что сочувствие грекам, свергающим турецкое иго, высказывали тогда все поэты Европы: Байрон, Пушкин, Гюго, Ламартин… Мысль об этой великой стране часто посещала меня в виде битв на суше и на море.

Городской архитектор Кох жил и работал в небольшом доме, который выгодно отличался от соседних домов своей красотой и оригинальностью. В доме было мало мебели, на стенах висело множество чертежей, гравюр и несколько красочных картин с изображением Феодосии. Наши читатели помнят, как Ованес нарисовал на стене отцовского дома корабль рассекающий море, и как отец не стал его ругать за этот рисунок, который получился очень удачно, и многие прохожие останавливались, чтобы на него посмотреть. Именно Яков Христианович Кох, будучи в гостях у отца, похвалил настенный рисунок, и именно эта похвала сподвигла отца не ругать сына. Вот и в этот раз архитектор прогуливался по городу, когда наткнулся на Ованеса, выбежавшего из-за угла, спасаясь от госпожи Дуранте, на фасаде дома которой, он запечатлел корабль, увиденный в море. Корабль был такой красивый, словно парящий на синеватых волнах, Ованес не удержался и тут же запечатлел его в своём рисунке на фасаде дома госпожи Дуранте, которая никак не оценила порыв мальчика и разразилась руганью.

– Ованес, что случилось? – обеспокоенно спросил архитектор.

Ованес переведя дух, объяснил ситуацию с рисунком и разбушевавшейся госпожой Дуранте. Кох потрепал его по волосам и сказал:

– Пойдём, дорогой, мы сейчас уладим этот вопрос!

Архитектор взял за руку мальчика, и они пошли на встречу хозяйке:

– Уважаемая, госпожа, я берусь уладить возникшее недоразумение и пришлю рабочих, которые приведут в порядок стену вашего дома! – сказал архитектор и повёл мальчика в свой дом.

После этой встречи Ованес уже больше не ходил на работу в кофейню грека Александра, так как Яков Христианович, увидев гениальные задатки в рисовании мальчика, взял его под свою опеку. С тех пор Ованес много раз приходил к архитектору, который много рассказывал ему о таинствах рисунка, особенностях линий, теней, цветов.

Кох говорил мальчику:

– Уметь рисовать – очень важно, особенно для творческих людей. Ведь рисунок лежит в основе любой изобразительной техники. Если вы научитесь рисовать, то перед вами будут открыты все области изобразительного искусства. Для создания рисунка нужно всего несколько несложных инструментов. И при этом рисование – огромное удовольствие.

– Кроме того, рисование развивает наблюдательность, делает ум острее, а руки – более ловкими. Вы научитесь видеть красоту окружающего мира и мыслить образно. Перенося на чистый лист бумаги образы, рожденные собственной фантазией или подсмотренные у природы, художник свободен в выборе формы их отображения. Он может изобразить их с почти фотографической точностью, а может трансформировать, подчиняя их определенной пластической идее.

И Ованес внимал каждому слову архитектора, каждой клеточкой тела впитывал новые знания, он помнил своё обещание данное морю, нарисовать его в лучших красках, самых красивых, ведь море – это целая галактика цветов! Ованес научился организовывать своё рабочее место. Он узнал, что располагаться надо так, чтобы свет падал слева, а тень от руки не падала на лист с рисунком, а натуру или модель ставить чуть левее рабочего места и на таком расстоянии, с которого её целиком видно взглядом, научился определять пропорции. Архитектор рассказывал о горизонтальных и вертикальных линиях, прямоугольных фигурах, как научиться передавать объем. Подводя мальчика к картине, изображающей Феодосию, архитектор объяснял, как надо правильно располагать облака, деревья, холмы, чтобы чувствовалось в картине ощущение пространства и глубины. Вместе они тщательно разбирают домашние задания, рисунки Ованеса, выполненные им дома на природе. И Гайвазовский, маленький будущий гений моря был на седьмом небе:

– Я рисую!

Феодосия сложно выживала после войны 1812-го, принёсшей разруху чуму. Улицы города потихоньку приходили в ветхое состояние, фонтаны выходили из строя один за другим, как и остатки средневекового водопровода, тогда, в 1827 году, градоначальником города был назначен Александр Иванович Казначеев. Это был уже повидавший виды полковник, участник Отечественной войны 1812 года, который проходил службу в петербургском ополчении, был ординарцем у М. И. Кутузова, участвовал в битвах при Бородине, при Тарутине и при Лейпциге. Александр Иванович обстоятельно начал наводить порядок в городе, занимаясь всеми вопросами по его восстановлению и благоустройству. Горожане заговорили, зашептались, что вот бог послал наконец-то им правителя, к которому можно при случае и обратиться, попросить за нужду, радовались и работам, проводимым по восстановлению города. Потом прошёл слух, что градоначальник служил и у новороссийского и бессарабского наместника графа М. С. Воронцова и прослыл там человеком, который может и за себя постоять и вопросы решить.

– Ну, и слава богу, хороший барин!

Александр Иванович Казначеев

Александр Иванович не брезговал и пешочком порой пройтись и в закоулки заглянуть, что и как там обстоят дела. А вдруг там не порядок? В тот день Казначеев сидел в экипаже, посматривая по сторонам. Он только что проверил идущие работы по приведению в порядок фонтанов, проехал в порт и решил подняться вверх по улице и посмотреть порядок на окраине города.

Погода стояла тёплая, экипаж не спеша пробирался вверх по улочке, как градоначальника привлекли звуки музыки. Скрипка наигрывала медленную красивую мелодию, Казначеев встрепенулся и приказал кучеру остановиться возле дома, откуда лилась музыка. Он увидел мальчонку со скрипкой и подозвал его к себе.

– Скажи мне мальчик, как зовут тебя и где ты так научился замечательно играть!

Это был Ованес. Он, подбежал к экипажу, с интересом заглянул в глаза градоначальника:

– Это мои любимые восточные мелодии, – сказал он.

– А научился играть сам, мелодии подбираю на слух.

– А, фамилию скажи свою, имя?

– Звать меня Ованес, а фамилия Гайвазовский.

– Значит Ваня, Ваня Гайвазовский, молодец Ваня!

И не спеша тронулся дальше, посматривая по сторонам. Настроение у Казначеева поднялось, и он начал намурлыкивать под нос услышанные только что мелодии.

Ранним весенним утром 1829 года царила сказочная погода, и градоначальник Феодосии, Александр Иванович Казначеев, решил прокатиться по переулкам вверенного ему города. Градоначальник ехал на своем экипаже, придирчиво осматривая улицы:

– Всё ли так как должно быть?

Как вдруг, на одном из заборов очень важного учреждения он увидел намалеванный углем рисунок. Рисунок, впрочем, был совсем не плох: рыбак, лодка и сеть. Что в этом удивительного – Феодосия находится на берегу Черного моря и, видимо, тот, кто нарисовал сей шедевр, не равнодушен к морской стихии. Но порядок есть порядок, и он должен быть во всем и везде, поэтому:

– Закрасить! – сказал градоначальник подбежавшему тут же полицейскому и добавил:

– Немедленно!

– Есть! Будет исполнено, – ответил полицейский и бегом побежал исполнять приказание.

На следующий день история с рисунком повторилась, но на этот раз неизвестный изобразил на заборе корзину с рыбой. Александр Иванович не на шутку разозлился и отдал новое распоряжение:

– Закрасить снова и поставить здесь городового!

Так уж случилось, что в эту пору городской архитектор Кох пришёл на приём к градоначальнику и попросил посмотреть рисунки, выполненные на бумаге. Перебирая листы, Александр Иванович увидел тот же рисунок, что он видел при объезде городских улиц. Казначеев спросил:

– И кто же этот таинственный художник?

На что архитектор ответил, что это Ованес Гайвазовский. Так что дальше не было проблем вычислить маленького нарушителя. Когда мальчика привели в его кабинет, Казначеев воскликнул:

– А старый знакомый! Ты хорошо рисуешь, Ваня, для начала определю тебя в гимназию, а там посмотрим.

Вскоре городской голова Феодосии А. К. Казначеев был назначен Таврическим губернатором. С семьёй он переехал в Симферополь, взяв с собой и Ованеса Гайвазовского. Спустя некоторое время при содействии А. И Казначеева и его ближайшего окружения, четырнадцатилетний Иван 15 августа 1831 года поступил в первый класс Таврической казённой мужской гимназии, где проучился до июля 1833 года. Интересно, что эта старинная гимназия, открытая ещё в 1812 году, сохранилась до сих пор, как сохранились и некоторые другие учебные заведения средней школы, появившиеся на полуострове ещё в XIX веке. Учебный план гимназии был разносторонним и обширным. В приоритете были общественные науки, отсутствовали религиозные дисциплины. Изучение предметов проводилось по циклам, каждый из которых вел один из восьми учителей. Даже простое перечисление предметов дает представление о широте гимназической программы: математический цикл (алгебра, физика, тригонометрия, геометрия); изящные искусства (словесность, то есть литература, эстетика, теория поэзии); естественная история (ботаника, минералогия, зоология); иностранные языки (латинский, французский, немецкий); цикл наук философских (этика); экономические науки (статистика общая и государства Российского, коммерческая теория); история и география; музыка, танцы, гимнастика. Тридцать учебных часов составляли недельный учебный план. Учебный день: с 8 до 12 и с 14 до 16 часов. В среду и субботу занятия длились с 8 до 11 часов. Для надзора за учащимися учреждались должности классных надзирателей, которые должны были следить за поведением гимназистов в урочное и внеурочное время. В ту пору в гимназиях существовали и телесные наказания.

Ваня Г айвазовский с головой ушёл в учёбу, всё ему нравилось, во всё он вникал, от радости, что он гимназист у него вырастали крылья. Здесь он продолжил совершенствование своего художественного мастерства. Первым учителем рисования юного Ивана Айвазовского был немецкий художник Иоганн Людвиг Гросс. Из свидетельства Симферопольской гимназии об учебе и успеваемости И. К. Айвазовского. [1833 г.]: «Ученик Таврической гимназии 2-го класса из мещанского звания – Иван Айвазовский, поступив в Таврическую гимназию в 1831 году августа 15 дня, обучался в первых двух классах оной по ниже писанное число, как из засвидетельствования учителей гимназии явствует, российской грамматике и логике, всеобщей российской истории и географии, начальным основам алгебры и геометрии, начальным правилам немецкого языка с успехом изрядным, начальным правилам латинского и французского языков – с хорошим, начаткам зоологии и линейному рисованию – с очень хорошим, вообще рисовальному искусству – с превосходным…»

Через 178 лет, в 2007 году на всемирно известном аукционе «Кристис» картина этого самого мальчика «Корабль у скал Гибралтара» будет продана за 2, 708 миллиона фунтов стерлингов. Конечно, тогда Казначеев не догадывался, что бедный и никому неизвестный мальчишка, в чью судьбу он вмешался, будущий известный на весь мир художник, Иван Константинович Айвазовский.

– Было ли это счастливой случайностью или предопределено свыше? – спрашивают современники.