Текст книги "Евангелие от Афея"

10

– Что это было? – уняв волнение, сухо спросил Матвей. Говорить не хотелось, но и молчать было глупо.

– Вариант будущего.

– То есть?

– То есть, будущее ваших близких с вероятностью 99,9%.

– Вы умеете предсказывать будущее?

– Мы умеем его конструировать, в этом и заключается основное назначение нашего мира. Или вы думаете, что мы здесь отдыхаем под сенью райских кущ?

– Вы?! Конструировать?! Каким образом? Каким образом невидимые даже вооруженным глазом сущности могут влиять на поведение миллиардов и миллиардов плотных и потных людей? – не заботясь о вежливости, воскликнул Матвей.

– Для этого вовсе не обязательно влиять на миллиарды, – терпеливо отвечал Проводник. – Человеческий генотип при всех его экзотических проявлениях не более чем информационная система, и как таковая открыт для внешних воздействий. Козьма Прутков сказал об этом так: "Щелкни кобылу в нос – она махнет хвостом". А потому задача состоит в том, чтобы реализовать это мудрое наблюдение в отношении человека.

Как я вам уже говорил, наши миры взаимопроникают. Это значит, что мы находимся среди людей, а люди – среди нас. Но есть разница: мы можем влиять на людей, а люди на нас – нет. Есть еще один нюанс: возможности отдельного гетакрона недостаточны для полноценного воздействия на отдельного человека. Поэтому применяется их суммарное воздействие. А это уже коллективная деятельность, которая требует организации. Воздействию подвергаются только те, от кого в данный момент зависит принятие решений стратегического характера. Лучше во время сна. Вот и все. Понятно?

– Не совсем. Однако не стану спорить – скорее всего, так оно и есть, как вы говорите. Но вот какой сразу напрашивается вопрос: откуда вы знаете, что ваши воздействия приведут к нужному результату в будущем? И потом, кто и как решает, какое будущее нужно человечеству? – продолжал грубить Матвей.

– Информация о будущем доступна, в принципе, даже людям, не говоря уже о нас, – на удивление терпеливо продолжал Проводник. – Поэтому не представляет труда проследить последствия воздействий как на ближнее, так и на более отдаленное будущее. Если последствия нас не удовлетворяют, мы производим коррекцию. Будущее многовариантно.

Матвею вдруг стало обидно за людей, чей ход истории так бесцеремонно кроит и перекраивает кучка масонов с молекулами вместо мозгов. Он уже приготовился, что называется, открыть рот, но Проводник опередил его возмущение:

– Безусловно, люди сами творят свою историю. Мы вмешиваемся лишь тогда, когда близорукость ваших политиков начинает угрожать самому существованию человечества.

И сделав паузу, добавил:

– Знаете, на вашем месте я бы не утруждал себя переживаниями по поводу судеб человечества. Поверьте, сейчас для этого не время и не место.

Что ж, тут он, пожалуй, был прав. Остатки пара выходили из Матвея и, превращаясь в мелкие колкости, летели в сторону ни в чем неповинного труженика Приемного покоя, каким был его новый знакомый. И Матвей задал вопрос, который, как ему показалось, больше подходил к текущему моменту:

– Почему человеку не дано знать будущее?

– К пропасти лучше идти с завязанными глазами, тем более в толпе, -лаконично ответил Проводник, всем своим видом давая понять, что ждет более удачного вопроса.

Ладно, пусть будет так, лично Матвея это уже не касается. И он задал следующий вопрос:

– Можно ли предотвратить нежелательные события в жизни наших ближних?

– Вы даже не представляете, как вы порадовали меня вашим вопросом! Наконец-то ваши мысли обретают нужное направление! – вдруг оживился Проводник и безо всякого перехода добавил: – Нет, нельзя.

И, не давая Матвею опомниться, продолжал:

– Ваш вопрос не так прост, как кажется. Начнем с того, что отдельный человек с точки зрения всего человечества интересен прежде всего своими репродуктивными возможностями. Не секрет, что развитие человечества, как вида, обеспечивается благодаря всего нескольким процентам его представителей. Это те, кто способен указать путь остальным. Отсюда первая задача человечества – постоянное пополнение их рядов. Задача почетная и ответственная. Исполнение – на грани азарта. Приз – имя в истории. Участвуют все. Те, у кого получилось – живут с чувством исполненного долга. Те, у кого не получилось, возлагают надежды на будущие поколения. Так или иначе, в историческом плане жизнь девяноста с лишним процентов людей, по большому счету, сводится к попытке использовать свой шанс в качестве производителей. Конечно, всегда находятся такие, которые присваивает себе право принадлежать к числу избранных, не имея на то никаких оснований. Бедняги, время все расставляет на свои места, в чем они, не успев убедиться там, убеждаются здесь!

В этом месте в голосе Проводника проскочило злорадство, видимо, связанное с личными воспоминаниями. Отведя таким образом душу, он продолжал:

– Искомые проценты появляются в результате реализации миллиардов случайных комбинаций.

– Случайных – в смысле случка? – неожиданно для самого себя брякнул Матвей.

– В смысле – случай, – невозмутимо поправил Проводник и с неприкрытой иронией заметил: – Кстати, я рад, что вы так внимательно слушаете. Вы, оказывается, веселый человек и остроумный собеседник.

– Простите за глупость! Ей-богу, нечаянно вырвалось… – смутился Матвей.

– Так вот, именно непредсказуемость и случайность огромного количества комбинаций гарантирует появление личностей с необходимым набором способностей. Теперь представьте себе, что бы произошло, если бы отдельные гетакроны взялись предотвращать нежелательные, по их мнению, события в жизни своих и, будьте уверены, чужих родственников. Был бы нарушен принцип естественного отбора, воцарился бы селекционный хаос, где миллиарды конструкторов каждый на свой манер пытались бы конструировать будущее. Последствия были бы ужасны! Нет, что ни говорите, а наши Создатели были весьма предусмотрительны, лишив нас этой возможности! – удовлетворенно подвел итог Проводник.

Что ж, не Матвею судить – правильно это или нет. Ведь он здесь не для того, чтобы сотрясать основы мироздания. Его дело – благоговейно внимать и не болтать лишнего. Но каверзный вопросик он, все-таки, задал! Ведь как-никак по образованию он инженер!

– Если я вас правильно понял, энергетические возможности гетакрона напрямую зависят от силы поля Активной Зоны. Теоретически, однако, возможно увеличить силу поля до такой величины, чтобы у отдельного гетакрона появилась возможность реально воздействовать на человека. И тогда, как вы говорите, последствия будут ужасны, не так ли?

Проводник с экрана воззрился на него. Некоторое время он молчал, а потом сказал:

– Браво, мой друг, браво, я вас недооценил. А знаете ли вы, что только что предложили один из самых изящных способов ликвидации человечества? Как же так? Едва покинув мир людей, вы уже горите желанием свести с ним счеты? А ведь судя по вашим ресурсам, вы там не так уж и страдали!

И пошло-поехало!

Проводник со вкусом возил Матвееву физиономию по роялю, явно получая удовольствие от извлекаемых таким образом звуков. Его лицо на экране преобразилось, как у шахматиста, противник которого совершил роковой ход. Его руки двигались как лапы кота, который придушил мышь и не оставляет ей ни малейшего шанса на побег. Он иронизировал, язвил и насмехался безмерно! Видно было, что он намеренно пытается вывести Матвея из равновесия. Странное дело, но все его старания оставались тщетными: Матвей торжествовал! Все его рабоче-крестьянское нутро налилось злорадством: эффект явно превзошел ожидания! Впервые с начала знакомства он почувствовал себя окрепшим духом и готовым к испытаниям.

Проводник прекратил свои издевательства также внезапно, как и начал. Как ни в чем не бывало, он перешел на деловой тон и сообщил:

– Самое забавное, что это возможно не только теоретически, но и практически. Именно так и вымерли тупиковые ветви цивилизации. А вообще, вы не открыли ничего нового. Многие, рано или поздно, додумываются до этого. Придумать что-либо новое у нас чрезвычайно трудно. Но все равно вы заслуживаете похвалы. Хотите знать что-нибудь еще? – голос Проводника звучал по-отечески.

– Кстати, а что это за история с французом? – вдруг вспомнил Матвей.

– С каким французом?

– О котором говорила моя дочь. Ну, в этом вашем варианте будущего!

– Понятия не имею!

– Так уж и не имеете?

– За кого вы меня принимаете? Разве я могу все знать? Всеведущий у нас только господь бог!

– А зачем же вы мне подсунули именно эту сцену?

– Что значит – подсунул? Ничего не подсунул! Просто ткнул, куда придется, вот и вышло невпопад… А что там?

– Там про какого-то француза, который заморочил моей жене голову…

– Ну, и что тут такого? Заморочил и заморочил! Вам-то какое теперь до этого дело?

– Как какое? Жена, все-таки!

– Вот появится она здесь – сами ее и спр0сите! А пока спросИте меня что-нибудь полегче!

Матвей подумал и спросил:

– Скажите, а переселение душ возможно?

Лицо Проводника вдруг подобралось, и он несколько секунд пристально разглядывал Матвея:

– А позвольте полюбопытствовать, почему вы спросили именно об этом?

– Ну, не знаю… Видимо, потому что я человек земной…

– О да, даже слишком земной! – рассмеялся Проводник.

– Что вы имеете в виду?

– А вы? – улыбался Проводник. – Ну, хорошо, хорошо, оставим это. Так вот: гетакрон располагается в самой глубине мозга и получает надежный сигнал на Разделение, когда для этого приходит время. Однако бывают случаи, когда сигнал по вине мозга оказывается преждевременным, и освободившееся место может быть занято чужим гетакроном. Тут есть технические тонкости, но опыты в этом направлении ведутся.

– А скажите, сколько лет гетакроны… существуют? – помявшись, спросил Матвей. Язык у него не повернулся сказать "живут".

– Ну, наконец-то! – расплылся в широкой улыбке Проводник. – Наконец-то! А я все жду, когда вы меня об этом спросите!

– А что, я что-то не то спросил? – смутился Матвей.

– Вы как раз спросили то, что нужно. Правда, не так быстро, как я рассчитывал. Оказывается, вы привязаны к Земле сильнее, чем я думал, -веселился Проводник.

– Но как же может быть иначе? Кто же на моем месте поведет себя по-другому?

– Представьте, есть и такие, и первое, что они хотят знать, поняв где они и что с ними – это сколько у них осталось времени. Замечательные, должен сказать, экземпляры, просто замечательные! Их способность радоваться истинам, которые я им открываю, доставляет мне эстетическое наслаждение! Они обладают незаурядной интуицией, и блестящее будущее ждет их здесь! -воодушевился Проводник.

– Простите, если не оправдал ваших ожиданий, – обиделся Матвей.

– Ничего, не беспокойтесь, – деловито вернулся к своим обязанностям его собеседник. – Надеюсь, мои дальнейшие сообщения все же заинтересуют вас, и вы перестанете сожалеть о том, что оказались у нас. Что касается вашего вопроса… – задумчиво посмотрел он на Матвея: – К великому сожалению, разум в любом его виде, как и всё в этом мире обречен на распад, и на то есть естественные причины. В материальном смысле риски здесь те же, что и на Земле. Как я вам уже говорил, каждый гетакрон представляет собой высокоорганизованную структуру молекулярного типа. Его функционирование обусловлено взаимодействием слабого поля самого гетакрона со всеми видами наружных полей. И если поле Активной Зоны обеспечивает его защиту и жизнедеятельность, то прочие поля способны вызвать в нем необратимые изменения, вплоть до полного разрушения. Например, вы можете погибнуть, оказавшись в зоне действия электрического разряда. Также вредны жесткие излучения, высокая температура, ну, и прочее. Все будет зависеть от образа вашей жизни: например, авантюристы долго не живут. Но попадаются и великовозрастные самоубийцы. Короче говоря, вечной жизни не обещаю, но скажу так: у вас будет достаточно времени, чтобы надоесть самому себе. А впрочем, не следует думать о конце пути в самом его начале. Любопытство должно быть предметным, – тонко улыбнулся щедро улыбчивый Проводник.

– Тогда могу я вам задать чисто предметный вопрос?

– Прошу вас, не стесняйтесь!

– Смогу ли я общаться с… с моими близкими и родственниками?

– Сколько угодно и с кем угодно! Хоть с праотцами! – победно улыбнулся Проводник и добавил: – При условии, что они в одной компании с нами. За остальными вы сможете только наблюдать.

И тут Матвей сдался. А что ему оставалось? Ведь разум легко убедить, а зов тела он так и не услышал…

Так рыба внизу плотины выпрыгивает из воды, пытаясь попасть наверх, откуда она родом. Но с каждой попыткой высота ее прыжков все меньше и меньше, пока, ослабевшая, она не покорится могучему потоку и послушно не двинется вместе с ним между новых камней, меж новых берегов. Пройдет время, силы вернутся к ней, и окажется, что река у плотины не кончается, что вместе с ней продолжают путь ее сородичи, что заводи здесь такие же тихие, а солнце такое же теплое. Утихнут рыбьи воспоминания, и вот она уже резвится на новом просторе, стремительная и блестящая!

11

– Ну, слава богу – с одним мы, кажется, разобрались! – плотоядно потер руки Проводник. – В таком случае едем дальше.

– И куда же мы едем?

– К вашим ресурсам. Таков порядок: каждый должен взглянуть на то, что сотворил. Взглянуть и устыдиться. Что-то вроде Страшного самосуда. Это поможет вам по окончанию процедуры принять единственно верное решение, – отвечал укротитель строптивых.

Что ж, он мог быть доволен: еще одна обезумевшая душа покорилась его власти. Сомнительное, однако, удовольствие, когда знаешь наперед, что это случится. И все же следует отдать ему должное: ни малейших признаков нетерпения, никаких примет спешки. А ведь таких, как Матвей у него, верно, тысячи! И что же – он с каждым возится, как с ребенком? Но что за решение надлежит принять? Неужели и здесь не обойтись без обязательств? Неужели и здесь не оставят в покое?

– Вы хотите Покоя? – тут же поинтересовался Проводник.

Матвей уже привык к тому, что его мысли написаны у него на лбу и что Проводник, не церемонясь, читает их вслух. Это что же, ему теперь и подумать ничего нельзя без того, чтобы его снисходительно не похлопал по плечу?!

– Так как насчет Покоя? – снова поинтересовался Проводник.

– Я еще не знаю, – благоразумно уклонился Матвей. – А, кстати, что вы имеете в виду?

– Я имею в виду выбор, который вы имеете право сделать. Но лично я считаю, что для Покоя вы слишком любознательны. Сейчас вы утомлены бесплодным сопротивлением и не вполне готовы принять нужное решение. Мой совет: погрузитесь в милые сердцу воспоминания, это успокоит и освежит. Хотя, если вы станете настаивать на Покое – я не имею права возражать, – с притворной готовностью закончил ушлый загробный лис.

Опытный зазывала с ярмарки тщеславия, этот Проводник. Но какой же товар он собирается всучить? И Матвей решил набраться терпения. Ресурсы так ресурсы: полистаем книгу жизни!

– У меня нет никакой личной заинтересованности! Мой долг – помочь вам использовать ваши возможности с наибольшей для вас выгодой! – прокричал ему вдогонку Проводник.

12

Жизнь подростка – это аттракцион под названием «Сумей увернуться!». Ему следует пересечь площадку, над которой во все стороны раскачиваются мешки с песком. Строго говоря, они раскачиваются всю нашу жизнь, но их удары особенно болезненны именно в этот период.

Подростку никак нельзя без друзей. Есть старшие друзья, с которыми нужно ладить. Есть младшие, которых нужно держать в узде. Есть один, просто друг, самый лучший и самый верный. Есть непонятно для чего девчонки. Иногда одна из них начинает испускать розовые лучи и тогда подросток прячет от нее взгляд, словно этот свет его слепит. Особую угрозу представляют взрослые, которые все, как назло, желают ему добра. Некоторые ему особенно симпатичны, но это, как ни странно, те, кого не любят его родители. Жизнь подростка – это сбитые локти и колени, ссадины и ушибы. Это жадно раскрытые глаза, навостренные уши и пальцы, готовые сжаться в кулаки. Это начало всех увлечений, искушений и пороков. Это вольер, откуда выходят волки и волкодавы, пастухи и овцы.

Организм торопится сформировать скелет, плоть не поспевает за костями, и от этого Матвей кажется худым. Он возбужден, нетерпелив, сверх меры гримасничает, говорит торопливо и неряшливо, срывается на крик, командует младшими. Он боится боли – вернее, не самой боли, а ее ожидания: уколов, например. Он боится матери: замечаниями, подзатыльниками и окриками она воздвигает между ним и соблазнами стены, одни из которых он впоследствии разрушит, а другие признает разумными. Ему давно уже ведом страх наказания, и чтобы избежать его, он, когда нужно, убедительно лжет. Он старательно воспроизводит вредные привычки взрослых: например, тайком курит, а запах заедает хлебом. И лишь бдительность скорой на расправу матери на десять лет отвращает его от этой пагубной привычки. Он знает плохие слова и пользуется забором, чтобы сообщить об этом другим – до того беспечно, что делает это однажды на глазах вездесущей матери, за что, как и в случае с курением, порот до визга, до костей. Он нетерпим к чужим ошибкам и снисходителен к своим. Он непримирим к предательству и трусости, и компромиссы ему, как и клятвопреступления пока чужды. Вместо "любите врагов ваших" он их ненавидит, и материальные сокровища на земле ему бесконечно ближе и дороже, чем неведомые сокровища на небе.

Время у него пока в союзниках, и он, приложив поверх его природных проявлений (день, ночь, сезоны) свои и чужие порядки (школьные будни, выходные, праздники, каникулы, дни рождения), неплохо с ним ладит. Ему нравится грузная, кумачовая торжественность ноябрьских праздников, и революционные песни отдаются в нем священной дрожью. На особом счету хвойно-белоснежно-апельсиново-карнавально-многообещающий Новый год. Легкий, приподнятый май хорош предчувствием каникул. А вот и сами каникулы – вольные, смуглые, босоногие, звонкоголосые. Ну и, конечно, день рождения – день бескорыстного внимания, улыбчивых взглядов и смущенных поздравлений. По сути, его рождение – это в первую очередь заслуга матери, и сам он имеет к нему лишь прилагательное отношение, но чтобы он так не думал, ему дарят подарки.

Хорошо жить в ладу со Временем! Правда, иногда Матвей нет-нет, да и упрекнет его за медлительность.

Мое одиннадцатое лето.

Я с дружком и двумя пацанами играют в пристенок, или, как это зовется в наших краях – "чИку". Мы устроились в закоулках деревянных бараков, подальше от взрослых. Черные от времени доски обильно покрыты рисунками и надписями недетского содержания. Самая безобидная из них – "Привет безногому Хамыре!" – прославляет местного бродячего пса без одной ноги. Земля вокруг, как и все дороги в городе от души засыпана шлаком. Городок наш – паровозный, и этого добра здесь, что называется, навалом. Есть и связанные с этим неудобства: босиком не разбегаешься.

Метрах в десяти от нас группа ребят постарше набивает «зоску» – кусочек свинца, залитый в клочки шерсти так, что клочки равномерно торчат из него со всех сторон и придают устойчивость в полете. Зоску набивают внутренней стороной ступни, как мячик, кто больше. Тот, кто набивает, ловко пританцовывает и громко считает вслух, остальные стоят вокруг. Многие курят, матерятся все.

Вот мой дружок Юрдон, которого его собственные родители больше знают под именем Юра, привычно прищурив глаз и примерившись, точным ударом ребра о стенку сарая посылает свой пятак точно на пятак одного из пацанов. Звякнув, пятаки разлетаются.

"Чика! – кричит Юрдон. – Гони монету!"

"А это видел?! – показывает ему пацан руку, согнутую в локте с ребром ладони другой руки посередине. – Сначала натяни!"

" А я и не должен! Была чика!" – орет Юрдон и толкает пацана в плечо.

Пацан кидается на Юрку, и оба падают на землю. От группы старших отделяется один, подходит к дерущимся, растаскивает их, потом поднимает Юрку, как щенка и говорит, ощерившись: "Ты чё, сука, на моего брата тянешь?!" Ставит его на землю, отнимает деньги, толкает его так, что тот снова оказывается на земле и заканчивает: "Канай отсюда, ….. твою мать!"

От злости и бессилия Юрдон начинает реветь. Делать нам здесь больше нечего, и мы, понеся моральный и материальный урон, постепенно отступаем. Удалившись на безопасное расстояние, мой друг кричит в сторону обидчика:

"Ну, подожди, падла, я братану все расскажу! Он тебе сопатку-то начистит, сука!"

Падла и сука делает вид, будто собираясь бежать за нами, и мы припускаемся во весь дух в сторону спасительного Юркиного дома.

Юрке хорошо: он может пожаловаться старшему брату. А кому жаловаться мне? Не родителям же…

Кривыми дорожками рабочей слободы подхожу к Юркиному дому. Издалека виду стриженую Юркину голову, которая мелькает во дворе. Подойдя ближе, вижу самого Юрку, бегающего по двору в страшном возбуждении. Смысл траектории его движения мне непонятен. Увидев меня, Юрка останавливается и, загребая воздух рукой, зовет к себе. Я подхожу, заинтригованный. Юрка, блестя глазами, показывает рукой в дальний угол двора и выпаливает:

"Витька собаку убил из батькиного ружья!"

Витька – старший брат Юрки. Зачем он убил собаку – непонятно. Раньше он собак не убивал. Я растерянно спрашиваю:

"А зачем?"

"Развелось их здесь, проходу нет!" – негодует Юрка явно словами брата.

Я смотрю туда, куда показал Юрка. Там, метрах в двадцати, лежит что-то лохматое и неподвижное. Невозможно понять, где лапы, где голова, где хвост. Лишь шевелится от ветра рыжая собачья шерсть на самом верху бесформенного тела.

"Может, она еще живая?" – с надеждой говорю я.

"Пойдем поближе, посмотрим!" – предлагает Юрка, и мы боязливо направляемся в сторону убитой собаки. Не доходя метров пяти, мы останавливаемся, вытягиваем шеи и пытаемся ее рассмотреть.

Наш город полон собак и, конечно, я видел не одну собаку, пристроившуюся где-нибудь в укромном месте вдали от людей, чтобы поспать. Глядя на такую собаку, не было никакого сомнения, что она, хоть и неподвижная, но живая. Здесь же, без сомнения, была мертвая собака. Которая еще недавно была живая. Зачем же Витька ее убил?

Мы возвращаемся к дому и останавливаемся у крыльца. Юрка говорит:

"Витька сказал, чтобы я ему сказал, если еще собаку увижу…"

Я не знает, что мне делать – караулить вместе с Юркой других собак или идти домой. Мне не хочется смотреть, как убивают собак, и в то же время какое-то тайное любопытство удерживает меня.

Я остаюсь, и мы с Юркой крутим головами по сторонам, пытаясь обнаружить в высокой траве появление новых собак. Вдруг Юрка толкает меня в бок и шипит:

"Смотри, вон там!"

Я смотрю в сторону Юркиной руки и вижу в двух метрах от мертвой собаки тщедушного пса. Пес стоит на месте и, подавшись вперед, вглядывается в своего мертвого сородича.

"Стой здесь, я – за Витькой!" – снова шипит Юрка и исчезает в доме.

Я стою, затаив дыхание, и наблюдаю за псом – убежит или нет? Странное дело, ведь я могу прогнать его одним движением руки, я чувствую, что этого хватило бы. Но я этого не делаю.

За моей спиной скрипит дверь. Покосившись, я вижу Юркиного брата с ружьем в руках, осторожно занимающего позицию на краю крыльца, и Юрку за его спиной. Юрка, сделав страшное лицо, знаками показывает мне, чтобы я зажал уши. Я указательными пальцами торопливо зажимаю уши, зажмуриваюсь и втягиваю голову в плечи. Где-то надо мной бабахает, от неожиданности я приседаю и тут же открываю глаза: задние лапы и хвост живого пса скрываются в траве!

"Эх, слабый пыж попался!" – с досадой сплевывает Витька и исчезает в доме, чтобы его не видели соседи. Запах пороха расползается по двору.

"Не попал?" – чувствуя облегчение, спрашиваю я Юрку.

"Пыж слабый попался!" – с досадой отвечает Юрка и цыкает через щель верхних зубов, как настоящий блатной.

И все же, зачем Витька укоротил и без того короткий собачий век?

Я живу в двухэтажном многоквартирном доме.

Из таких домов построен целый микрорайон. Каждый дом – самостоятельное мальчишеское государство, и мы враждуем друг с другом. Не дай бог пересечь чужой двор, чтобы срезать дорогу: поймают – поиздеваются вволю. Так делаем мы, так делают с нами.

У нас подобралась неплохая компания – девять пацанов приблизительно одного возраста. Наш атаман на три года старше меня, он курит, ругается матом и даже пробовал водку. Он заключает союзы с соседними дворами или объявляет им войну, и тогда все мы беспрекословно либо братаемся, либо встаем под ружье.

Сейчас зима. Мы собрались в снежной пещере, вырытой в одном из сугробов, которыми завален их двор. Здесь никто нас не видит и не слышит. Горит свеча, мы обсуждаем план налета на соседний двор. Там есть два бугая, и мы хотят звать на подмогу верных союзников. Но сначала нужна разведка. На повестке дня – как это сделать и кто пойдет. Настроение сосредоточенное.

Я обвожу глазами компанию. Дорогие, полузабытые детские лица!

Вот наш командир, Коля Таранов. Когда мы вырастем, то будем на голову выше его. Жить он будет так, как живут в провинции: работа, бутылка, работа, бутылка. По пьянке потеряет ключи от своей квартиры, сорвется и погибнет, пытаясь перебраться с соседнего балкона на свой.

Вот Вовка по прозвищу "Кошкин", получивший его за необыкновенную прыгучесть. Не было лучше вратаря во всей округе. Певун и комик – жизнь била из него ключом. До тридцати лет он состоял вратарем разных команд города, постепенно теряясь и опускаясь. Он умрет в сорок, никто не знает, почему. Его отец, с которым я встречался в один из моих редких приездов, скажет мне:

"Они говорят, что от водки: врут. Он просто не хотел жить…"

Вот Вовка Крымчук, с которым я отучился десять лет в одном классе. Мы дружили и ссорились, дрались и мирились и даже бегали за одной девчонкой. Победила дружба, а девчонка умерла в двадцать лет мучительной смертью от энцефалита. Вовка женился на красивой девочке Гале из нашего класса, честно и покладисто работал сварщиком в любую непогоду, испортил легкие и умер в сорок восемь от их воспаления.

Остальные трое в разное время разлетелись по стране и больше мы не виделись.

Но это все потом. А сейчас мы планируем налет на соседний двор, и нет на свете дела важнее, чем это.

Кстати, пройдет немного времени и мы подружимся с нынешними врагами, и будем вместе с ними отбиваться от шпаны на танцах в городском саду.