Текст книги "Шпионы среди нас: секретные материалы"

«Секретный» номер 687-го ракетного полка из состава 60-й ракетной дивизии в ЗАТО (закрытом административно-территориальном образовании) Светлый Саратовской области разгласил еще в 2003 году не кто иной, как бывший тогда министр обороны Сергей Иванов. Причем разгласил при явно отягчающих обстоятельствах: во время публичного доклада тогдашнему верховному главнокомандующему Владимиру Путину. Как сообщило 22 декабря 2003 года государственное информационное агентство ИТАР-ТАСС, «министр обороны Сергей Иванов доложил президенту России о планах дальнейшего совершенствования стратегических ядерных сил… Иванов доложил, что новый 687-й полк 60-й дивизии Ракетных войск стратегического назначения «полностью боеготов»…» То есть вдобавок к секретным номерам полка и дивизии министр обороны с помощью сообщников из официальной информслужбы разгласил шпионам всего мира степень боеготовности ракетной части.

Способствуют разглашению и чиновники рангом пониже. Вот президент Республики Марий Эл едет в сентябре 2000 года в расположенную в его регионе ракетную дивизию, а присутствующие при этом корреспонденты агентства Regions.ru информируют читателей: «Президент республики посетил Киевско-Житомирскую ракетную дивизию стратегического назначения… Глава республики и командующий армией присутствовали на учениях 290-го ракетного полка, где они знакомились с работой центра боевого управления и боевых расчетов…» Именно так номер ракетного полка и оказался в справочнике «Власти».

А вот депутат законодательного собрания Калужской области Е. Головкин пишет в январе 2003 года отчет о работе, в котором также разглашает гостайну: «Нам помогает славная Козельская дивизия Ракетных войск стратегического назначения, в которой над 168-м Калужским ракетным полком шефствует наша область». И пишет он этот отчет не в ЦРУ, как могли бы подумать несведущие, а в газету «Козельск» (№ 006 (9588) от 14 января 2003 года).

Прекрасны и карты (как и многие другие данные), публикуемые в книгах по истории РВСН. До такой степени разглашения всем известных гостайн «Власти» далеко.

В упомянутой выше книге «Омская гвардейская… ракетная армия» приводится топографическая карта, на которой указаны точные места расположения ракетных полков 29-й гвардейской ракетной Витебской дивизии. «Власть» в справочнике ограничилась указанием, что сама дивизия находится в микрорайоне Зеленый города Иркутска. Кстати, сведения о местонахождении дивизии были получены с официального сайта государственного СМИ – ГТРК «Иркутск», где говорится: «В микрорайоне Зеленый Иркутска, где базируется ракетная дивизия, весь личный состав выстроился на плацу» (http://vesti.irk.ru/ gorod/2003/12/17/14371/).

В книге же флажками помечены не только расположение штаба дивизии, но и населенные пункты, где дислоцируются три ее действующих ракетных полка: Жердовка, Хомутова и Московщина. Ликвидированный полк в поселке Свердлово помечен особым флажком; на той же карте указан его номер (видимо, секретный) – 345. Напомним, что книга издана под общей редакцией командующего 33-й ракетной армией гвардии генерал-лейтенанта Геннадия Привалова. Он занял этот пост в июле 2006 года и покинул его летом 2010-го.

Чтобы не получить предупреждение за разглашение якобы секретной информации, отметим, что информация о только что упомянутых кадровых перемещениях в руководстве 33-й ракетной армии взята из сообщения ИТАР-ТАСС от 20 сентября 2010 года. Источником сведений был официальный представитель РВСН полковник Вадим Коваль. В том же сообщении уточняется, что новым командующим армией стал генерал-майор Александр Пономаренко.

ШПИОНЫ ЗАСЕЛИ НА ВСЕХ УРОВНЯХ ВЛАСТИ, А ИХ ПОСОБНИКИ – ВО ВСЕХ ВОЗМОЖНЫХ СМИ.

В общем, если следовать логике специалистов Минобороны, шпионы засели на всех уровнях власти, а их пособники – во всех возможных СМИ. Тем не менее они, а вслед за ними и Роскомнадзор увидели угрозу государственной тайне именно в публикации «Власти». Эта необъяснимая избирательность показалась редакции несправедливой, а упомянутая выше манипуляция с «разглашением сведений» и «распространением информации» стала основанием для обращения в суд с иском о признании предупреждения незаконным. По всем опубликованным данным суду были представлены информационные источники, но этого оказалось недостаточно. Суд оставил предупреждение в силе. Обосновывая свое решение, он, в частности, указал, что «на сайте Министерства обороны Российской Федерации (www.mil.ru) сведения, раскрывающие боевой состав Ракетных войск стратегического назначения с указанием их вооружения и мест дислокации, отсутствуют», что «ссылка заявителя на «интернет-сайты самих ракетных дивизий» является необоснованной, так как таковые сайты отсутствуют в силу п. 5 Приказа Министра обороны Российской Федерации 2006 года № 120», что «на степени секретности информации никак не отражается факт ее опубликования в открытых источниках». Изложенная в иске мысль о том, что отсутствие уголовного дела о разглашении говорит об отсутствии самого разглашения, а отсутствие разглашения говорит об отсутствии нарушения Закона о СМИ, суд парировал особенно изящно, указав, что доводы истца «являются несостоятельными, основанными на ином толковании закона».

«Власть» обжаловала решение Мосгорсуда в Верховном Суде РФ. Тот ожидаемо оставил решение Мосгорсуда в силе. Вся эта история – классический пример того, как обвинение в шпионаже может быть предъявлено человеку, использующему несекретную информацию из открытых источников для анализа, если результаты анализа могут быть отнесены к информации секретной, способной принести ущерб государству. Суть проблемы как в профессионализме журналистов, так и в несовершенстве законодательства в новой информационной среде, где «распространение информации» вполне может оказаться «разглашением гостайны».

Причем подобное параноидальное отношение к шпионам и шпионажу давно уже не новость. Сформировалось лет сто – а то и более – назад.

Часть 2
Судьба резидента

Серебряный век

«Серебряный век» – конец XIX – начало ХХ в. – был периодом переломным, бурным, романтическим и циничным. Название это придумал Николай Бердяев, для того чтобы описать эпоху модернизма в русской поэзии. Он, конечно, имел в виду Брюсова и Бальмонта, Блока и Гиппиус, Гумилева и Северянина, Маяковского и Мандельштама, Анну Ахматову, Сашу Черного, наконец. Но постепенно поэтами Серебряного века стали называть всех, кто удосужился в то время срифмовать хотя бы пару строк – настолько популярным тогда было увлечение поэзией. В конце концов, те десятки и сотни любителей, так и не ушедшие дальше первой, неуклюжей пробы пера, создали условия для появления ведущих поэтов-модернистов.

В разведке, как ни странно, происходило примерно то же. Наряду с уже традиционными, «профильными» организациями и опять же традиционно совмещавшими разведку с основной деятельностью коммерсантами, путешественниками и исследователями, в ряды рыцарей плаща и кинжала ринулись записываться актеры и писатели, философы и великосветские бездельники, инженеры и официанты. Привлекательность профессии шпиона нарастала вместе со шпиономанией, задолго до начала Первой мировой войны достигшей уровня панъевропейского помешательства. И причин – вполне объективных – этому было немало.

С развитием сети железных дорог путешествия становились проще и быстрее, информации – и средств ее распространения – становилось все больше, прогресс шел семимильными шагами, да и признаки того, что нации Старого Света вот-вот схлестнутся в невиданной дотоле битве за передел мира, становились все более явными. В такой ситуации нужная информация в нужном месте и в нужное время становилась весьма дорогим товаром, а шпионаж – доходным делом. Во всяком случае, он определенно таковым казался, а что подстегивает авантюризм лучше запаха денег и намека на запретное знание? Добавляло пикантной романтики и набирающее силу раскрепощение женщин. Пожалуй, в начале прошлого века образ профессии сформировался окончательно. Тройному соблазну – богатства, тайны и секса – сопротивляться стало решительно невозможно.

ЛЮБИТЕЛЬ ВСЕГДА ОСТАВАЛСЯ ФИГУРОЙ В ИГРЕ ПРОФЕССИОНАЛОВ. НОМИНАЛ ФИГУРЫ МОГ БЫТЬ РАЗНЫМ, НО ЧАЩЕ ВСЕГО ЭТО БЫЛА ПЕШКА.

В эту эпоху, случалось, инициативные профаны обставляли даже профессиональных разведчиков. Точнее, так представлялось широкой публике.

Потому что любители даже в такой благодатной атмосфере оставались любителями. Лучшее, на что они могли надеятся – это провал, а даже маломальский успех был чреват фатальным исходом. В любом случае любитель всегда оставался фигурой в игре профессионалов. Номинал фигуры мог быть разным, но чаще всего это была пешка.

В подобной ситуации оказался, например, знаменитый английский писатель Сомерсет Моэм. Он был завербован британской разведкой в 1915 году и назначен резидентом в Швейцарии. Нейтральная Швейцария во время войны была гнездом международного шпионажа. Впоследствии Моэм описал свои швейцарские приключения в сборнике рассказов «Эшенден, или Британский агент». В сентябре 1917 года Моэма направили со специальной миссией в Петроград с заданием предотвратить возможный выход России из войны, посулить Временному правительству значительную военную и финансовую помощь и предотвратить приход к власти большевиков. Моэм неоднократно встречался с Александром Керенским, который обещал воевать до победного конца, и получил от него послание для британского правительства.

Чутье выдающегося хроникера современности и знатока человеческих душ серьезно подвело писателя. В своем отчете о положении в России (составленном где-то в середине октября 1917 года) Моэм отмечал, что власть Керенского крепка, как никогда, и что большевики вряд ли когда-либо придут к власти.

Поверив Керенскому и Савинкову, не разглядевшим реальную угрозу со стороны Петроградского совета – с точки зрения историка британской разведки Майкла Смита (бывший офицер британской военной разведки и автор книги «Six: A History of Britain's Secret Intelligence Service» («Шесть: история британской секретной разведывательной службы»), посвященной деятельности британской разведки в первой трети ХХ века), они больше всего боялись реставрации неких «правых сил», – Моэм остался слеп и глух к реальному положению вещей. Впрочем, он сам в этом впоследствии признавался. Не успел Моэм добраться до Англии, как большевики захватили власть, а через месяц заключили перемирие с Германией.

Вообще, революционное движение в Европе начала ХХ века расширило само понятие шпионажа до невероятных пределов. Если до этого двойные или тройные агенты, как правило, работали все-таки в интересах государств или конкретных политических групп, то призрак мировой революции, угрожавший стереть границы, в какой-то мере обесценил понятие национального патриотизма. Шпионаж стал аполитичным в том смысле, что политические убеждения шпионить отнюдь не мешали, а, скорее, даже помогали – шпионаж за товарищами по партии становился одной из разновидностей профессии.

Подлинным корифеем в этой области стал человек, в разное время известный как «Иван Николаевич», «Валентин Кузьмич», «инженер Азиев», «господин Раскин», «Александр Неймайер» или просто «Толстый». Звали его Евно Фишелевич (а также Евгений Филиппович) Азеф. Имя его стало нарицательным, а его «информационный бизнес» – образцовым. В течение десятилетий он умудрялся балансировать между созданной им эсеровской Боевой организацией и стражами правопорядка, которым он продавал как информацию, так и товарищей по оружию. В итоге в его распоряжении были и партийная касса, и полицейские гонорары.

ПО ЗАДАНИЮ ПОЛИЦИИ АЗЕФ СМЕНИЛ ПОЛИТИЧЕСКУЮ ОРИЕНТАЦИЮ, ПРЕВРАТИВШИСЬ ИЗ ЛИБЕРАЛА В УБЕЖДЕННОГО ТЕРРОРИСТА.

Начал свою карьеру полунищий студент Политехнического университета в Карлсруэ с письма в Департамент полиции, в котором он предлагал свои услуги в качестве платного осведомителя. Вскоре полиция оценила своего нового сотрудника. «Сообщения Азефа, – читаем мы в одном из полицейских документов, – поражают своей точностью при полном отсутствии рассуждений». По заданию полиции Азеф сменил политическую ориентацию, превратившись из либерала в убежденного террориста. Полиция опасалась, что разгромленная «Народная воля» возобновит террористическую деятельность, и хотела иметь среди террористов своего человека.

В Департаменте полиции своим осведомителем явно дорожили. Если в начале карьеры он получал 50 рублей в месяц, то через несколько лет его зарплата возросла до 100, а затем и до 150 рублей в месяц – очень значительная сумма по тем временам. Вскоре по поручению Департамента полиции Азеф переехал в Москву, где его работа оплачивалась еще лучше. Здесь его пас сам С. Зубатов – экс-народоволец, а к тому времени уже начальник Московского охранного отделения и будущий статский советник. Азеф виртуозно сдавал властям членов революционных организаций, оставаясь при этом вне подозрений. Когда по его наводке начались поголовные аресты членов Северного союза социалистов-революционеров, Азефу было передано все: система связей, пароли и конспиративные адреса. Такая исчерпывающая информация стоила дорого, и полицейская зарплата нашего героя возросла до 500 рублей – невиданная сумма для полицейского агента. При этом, поскольку полиция проводила аресты лишь с согласия своего осведомителя, разоблачения он мог практически не опасаться.

А с 1901 года он начал свою собственную игру. С того, что принял самое активное участие в создании Боевой группы – террористической организации партии эсеров. Теперь в его донесениях сообщалось далеко не все. Так, например, Азеф ничего не сообщил о намерении Боевой группы убить министра внутренних дел Сипягина, своего начальника по полицейскому ведомству. Лишь после того, как покушение успешно завершилось, он назвал своим кураторам имя Гершуни, который к тому моменту уже выехал за границу и был недосягаем для российских властей. При этом Азеф потребовал от Департамента полиции компенсировать отданные на нужды Боевой организации личные 500 рублей. П. Дурново, новый министр внутренних дел, хотя и поворчал по поводу того, что полиция финансирует террор, деньги выдал.

Передавая информацию о готовящихся покушениях, Азеф любил приврать. Так, сообщив о реально готовившемся убийстве Плеве, он рассказал о покушении и на Зубатова, которое никто не планировал. «Спасение жизни» сразу двум полицейским чинам привело к тому, что Азефу было позволено вопреки всем инструкциям вступить в Боевую организацию и непосредственно принимать участие в террористической деятельности. Правда, передав полиции информацию о готовящемся покушении на Плеве, Азеф, разумеется, не счел нужным сообщить, что его собственные боевики тоже охотятся на министра. Занимаясь расстройством одного покушения, Азеф готовил другое.

Азеф был блестящим психологом – среди тех, кого он лично отбирал для работы в террористической организации, никто не был сломлен на допросах. Когда в Боевую организацию пытался вступить Керенский, Азефу хватило одного взгляда на будущего руководителя Временного правительства, чтобы категорически ему отказать. Его люди были не просто идейными борцами, они были настоящими артистами. Так, Борис Савинков жил в съемной квартире под видом англичанина (по-английски он не знал ни слова), а террористка Дора Бриллиант – под видом его содержанки. Они настолько вошли в роль, что квартирная хозяйка несколько раз предлагала Доре Бриллиант найти более выгодное место, на что та отвечала, что живет с англичанином по любви, а не из-за денег.

Убийство Плеве (срывавшееся по разным причинам минимум четырежды) обошлось эсерам в 30 тыс. рублей, причем значительная часть этой суммы пошла в карман организатору. Следующей жертвой Боевой группы стал великий князь Сергей Александрович. За ним должен был последовать министр внутренних дел П. Дурново. Но здесь Азефу сильно не повезло – Охранное отделение без его помощи вычислило террористов, наблюдавших за домом министра, и вышло на их организатора. Участников покушения уже собирались арестовывать, когда в руководителе террористов узнали тайного сотрудника полиции. Азефа задержали и доставили в кабинет начальника Охранного отделения А. Герасимова. Думающий о политической карьере Азеф не жаждал возобновлять сотрудничество с полицией, однако вариантов у него не было. Сохранилось чудесное описание встречи Азефа с его бывшим начальником Рачковским. Азеф буквально засыпал Рачковского упреками в том, что его оставили без средств к существованию и ему пришлось связаться с террористами. Крупные полицейские чины как должное восприняли сообщение о том, что их мучимый безденежьем сотрудник решил подработать, занявшись организацией террористического акта.

Поняв, что от возвращения на работу в полицию ему не отвертеться, Азеф начал с того, что потребовал выплатить ему 5 тыс. рублей – компенсацию за то время, когда он бескорыстно взрывал государственных чиновников. Полиция надеялась с помощью Азефа расстроить готовящиеся теракты, и П. Дурново, из-за постоянной угрозы покушения переставший даже посещать любовниц, охотно санкционировал выдачу этих денег. Действительно, Азефу удалось расстроить подготовленный взрыв дома, где жил Дурново. Уже была сшита жилетка со специальными карманами для динамита (впоследствии этот фасон получил название «пояс шахидов»). Однако Азеф неожиданно заявил, что согласен на этот взрыв лишь в том случае, если он сам будет смертником. Члены Боевой группы не решились пожертвовать лидером, и в результате Дурново остался жив.

Азеф не упускал случая продемонстрировать полиции свою независимость. Он был одним из организаторов покушения на губернатора Ф. Дубасова, подавившего Московское восстание 1905 года. Охранное отделение прекрасно знало, что в подготовке покушения участвовал их агент, но не могло ничего сделать – арестовать собственного сотрудника за покушение такого уровня было немыслимо.

После того как в июле 1906 года председателем Совета министров стал П. Столыпин, Азеф сделал окончательный выбор – он оказался большим поклонником политики нового премьера. Теперь работа Азефа сильно изменилась. Он не столько поставлял информацию о террористах, сколько охранял первых лиц государства – Николая II и П. Столыпина, смерти которых желало столько народу, что арестовывать всех потенциальных убийц было бессмысленно. Поэтому ставку сделали на информационной безопасности. Получив информацию об уже подготовленном покушении, меняли маршрут следования царского поезда или отменяли бал, во время которого должен был прогреметь взрыв. Борцы с террором надеялись, что бесконечные неудачи постепенно уменьшат число желающих совершить террористический акт.

Боевики были в полном недоумении – вроде бы они все делали правильно, но ничего не получалось. Крупные теракты совершали представители других партий (только в мае 1906 года террористами было убито более ста человек), а эсеровская Боевая организация молчала. Правда, Азеф периодически выступал с идеями внедрения в дело террора технического прогресса. Он на полном серьезе предлагал эсерам финансировать работы по созданию самолета, с которого можно было бы разбомбить Зимний дворец! Ему же принадлежала идея атаковать императорскую яхту при помощи специально изготовленной подводной лодки. А в донесениях своему полицейскому начальству Азеф говорил, что целью этих проектов является опустошение партийной кассы.

СИТУАЦИЯ БЫЛА НЕВЕРОЯТНОЙ – ПОЛИЦЕЙСКИЙ АГЕНТ ПО ЗАДАНИЮ СВОЕГО НАЧАЛЬСТВА ЗАНИМАЛСЯ ПОДГОТОВКОЙ ПОКУШЕНИЯ НА ИМПЕРАТОРА И ПРЕМЬЕР-МИНИСТРА!

И тем не менее ситуация была невероятной – полицейский агент по заданию своего начальства занимался подготовкой покушения на императора и премьер-министра! При этом ему было обещано, что ни один член его организации не будет арестован. Договор выполнялся неукоснительно. Царь жил в надежно охраняемом Петергофе, а когда он собирался выезжать, начальник Департамента полиции выяснял у Азефа, есть ли в столице его террористы. Если Боевая группа оказывалась на месте, царь отменял поездку.

Охота на царя щедро спонсировалась. Так, из 300 тыс. рублей, которые эсеры украли в Государственном казначействе, 100 тыс. они передали Азефу. Служа верой и правдой полиции, Азеф даже не просил о повышении жалованья: революционных денег вполне хватало. Периодически ему удавалось вырваться в Европу, где он оттягивался, играя в Монте-Карло. Все-таки Азеф был азартным человеком.

Возможно, этот азарт поддерживал его интерес к двойной игре не слабее, чем жажда наживы. Игроком Азеф был виртуозным. В 1905 году к члену петербургского комитета партии эсеров Е. Ростковскому пришла женщина в густой вуали и передала письмо, которое гласило: «Товарищи! Партии грозит погром. Вас предают два серьезных шпиона. Один из них… недавно прибыл из-за границы – какой-то инженер Азиев…» В письме содержался подробный перечень того, что выдали эти люди.

По иронии судьбы первым человеком, которому Е. Ростковский показал это письмо, был именно Азеф. Он сразу все понял, но самообладания не потерял. «Азиев – это я. Моя фамилия Азеф», – сказал он потрясенному Ростковскому, знавшему его лишь по партийной кличке. После этого разговора Азеф сам сообщил руководству эсеров о письме, и оно было объявлено полицейской провокацией против лучшего боевика.

Найденное объяснение работало безукоризненно. Когда эсеры получали какую-либо информацию о том, что Азеф ведет двойную игру – а такие сведения всплывали периодически, – они сразу вспоминали, что однажды полиция уже клеветала на этого кристально чистого человека. И даже созываемые партией комиссии по расследованию доносов на Азефа отказывались всерьез проверять деятельность столь выдающейся личности.

ЧТО-ТО ПОДОБНОЕ ИСПЫТАЛИ БЫ АМЕРИКАНЦЫ, СЛУЧАЙНО УЗНАВ, ЧТО ОСАМА БЕН ЛАДЕН ЯВЛЯЕТСЯ ДАВНИМ СОТРУДНИКОМ ЦРУ.

Человеком, которому удалось поколебать всеобщую веру в Азефа, стал профессиональный охотник на провокаторов Василий Бурцев. Сведений, нарытых Бурцевым, хватило бы на разоблачение десятка полицейских агентов, но в виновность Азефа, организовавшего убийства великого князя Сергея Александровича и министра внутренних дел Плеве, верить отказывались. В конце концов Бурцеву удалось невозможное – бывший директор Департамента полиции Алексей Лопухин согласился на беседу с ним, а затем дал подробные письменные показания. Можно себе представить, в каком состоянии были руководители партии эсеров. Вероятно, что-то подобное испытали бы американцы, случайно узнав, что Осама бен Ладен является давним сотрудником ЦРУ.

Бесконечные революционные суды и комиссии по делу Азефа долго не решались признать его виновным. А когда в январе 1909 года его вина все-таки была признана, убить его так и не решились. Азефу удалось бежать, и желающих его искать не оказалось.

Умер он 24 апреля 1918 года. Но поверить в его смерть прогрессивная общественность долго не могла. Призрак Азефа всплывал и на страницах нелегальных эсеровских изданий, и во время показательных процессов 1930-х годов. В этом смысле Азеф остался идеальным шпионом – он был везде и нигде, про него знали все (или думали, что знали), но сделать с ним ничего не могли.

В чем-то сродни Азефу публицист, философ, теоретик (и финансист) революционного движения (и прочая, и прочая) Израиль Лазаревич Гельфанд, более известный как Александр Львович Парвус. Его едва не увенчавшаяся успехом попытка организовать мировую революцию на деньги германского правительства не обошлась и без шпионских игр. Впрочем, о собственных интересах Парвус не забывал никогда и ради них был готов пожертвовать интересами и германской разведки, и мировой революции. И в этом он, пожалуй, Азефа превзошел.

Парвус получил степень доктора философии в Базельском университете (диссертация была вполне марксистской по духу), знал несколько языков и был талантливым публицистом. В Германии он сотрудничал со многими изданиями социалистического толка и считался крупным экспертом по России. Его талант публициста признавали крупные деятели русской социал-демократии, в том числе Мартов, Потресов и Ленин. Мюнхенская квартира Парвуса стала клубом, где бывали многие политэмигранты из России. А Троцкий вместе с женой так и вовсе там поселились. Мало того, у Парвуса на дому печатались первые номера «Искры». В общем, неудивительно, что Парвус оказался посредником между русскими марксистами и западными социалистами.

Близко знавший Парвуса Троцкий говорил, что в его «бульдожьей голове» страсть к обогащению сочетается с жаждой поиска путей социальной революции. Стоит сравнить мнение Троцкого с романтическим высказыванием Карла Радека: «Этот страстный тип эпохи Ренессанса не мог вместиться в рамках спокойной германской социал-демократии». Поистине, Парвус был настоящим человеком (и шпионом) Серебряного века.

Правда, первая попытка Парвуса проверить свои революционные теории на практике не задалась. Бросившись в Россию с началом первой русской революции, Парвус было преуспел, став редактором «Русской газеты», тираж которой подскочил с 30 тысяч до полумиллиона экземпляров. Основная идея, которую Парвус пытался донести до своих читателей, заключалась в том, что мировая пролетарская революция начнется в России, а затем охватит всю Европу. Таким образом, он фактически предвосхитил известную ленинскую мысль о «слабом звене в цепи империализма».

Но Парвус хотел быть в центре событий и некоторое время даже возглавлял Санкт-Петербургский совет. Он призывал к активным действиям – например, разоружить полицию при помощи пожарных брандспойтов и, соответственно, вооружить рабочих. Однако революция потерпела поражение, и ему пришлось пожить некоторое время в Петропавловской крепости. Потом Парвуса сослали в Сибирь, но по дороге он, обычное дело тогда, сбежал. Это был его последний приезд в Россию.

Новую революцию Парвус поехал искать в Турции – а нашел там состояние. В 1910 году он отправился в Константинополь, чтобы написать серию статей, но задержался там на пять лет. На Балканах тогда активно формировались рабочие партии, и Парвуса считали в них европейским мэтром социал-демократии. Кроме того, в Турции никого не смущала плохая деловая репутация Парвуса, и вскоре – наряду со спекуляциями зерном, ставшими основой его благополучия, – он занялся протежированием крупных немецких компаний, в том числе концерна Круппа.

Известие о начале Первой мировой войны Александр Парвус принял с восторгом. Основным врагом европейского пролетариата он видел русский царизм и считал, что для борьбы с ним любые средства хороши. Ему не составило труда развернуть на Балканах прогерманскую пропаганду – Парвус имел большой опыт в подобных делах, да и связи наработанные помогали.

Тогда же он начал обхаживать националистические организации Украины, Грузии и Армении, надеясь сформировать действующие внутри Российской империи отряды повстанцев. Эта затея успеха не имела, зато на Александра Парвуса обратила внимание немецкая разведка. 7 января 1915 года его принял германский посол в Турции Ханс Фрайхер фон Вангенхайм. На следующий день посол отправил в МИД Германии подробный отчет об этой встрече, где привел слова Парвуса: «Интересы германского правительства целиком совпадают с интересами русских революционеров. Российские демократы могут добиться осуществления своих целей только при условии полного разрушения самодержавия и разделения России на отдельные государства. С другой стороны, Германии не удастся добиться полного успеха, если в России не произойдет революции. Кроме того, даже в случае победы Германии Россия будет представлять для нее немалую опасность, если Российская империя не распадется на отдельные независимые государства».

Именно после этих переговоров германское правительство разработало программу помощи российским социалистам, а Парвус стал выступать в роли посредника при передаче им денежных средств. В феврале Парвуса удостоил аудиенции государственный секретарь МИД фон Ягов. Во время беседы с ним Парвус обозначил три основных направления действий против Российской империи, позднее изложенные в документе, известном как «Меморандум д-ра Гельфанда». Во-первых, предлагалось оказать финансовую поддержку российским революционным партиям, во-вторых, развернуть внутри России мощную антиправительственную и антивоенную пропаганду, в-третьих – организовать в мировой прессе кампанию против царизма.

«Повсеместные забастовки и восстания, вызванные бедственным положением народа, – утверждал Парвус, – и усиление политической агитации поставят царское правительство в сложное положение. Если оно прибегнет к репрессиям, это приведет к росту сопротивления, если же проявит снисходительность, это будет воспринято как признак слабости и пламя революционного движения разгорится ярче».

Основной российской революционной силой Парвус считал социал-демократов, в первую очередь – руководимых Лениным большевиков. В середине марта 1915 года Парвус стал главным консультантом германского правительства по рабочему движению. А в конце марта получил от МИДа первый миллион марок, который частями был переведен в Бухарест, Цюрих и Копенгаген. Из Бухареста эти деньги передавались в Париж Троцкому, Мартову и Луначарскому – издателям газеты «Наше слово», ратующей за «революционное» поражение царского самодержавия в войне.

При этом, к полному недоумению Парвуса, Ленин категорически отказывался от прямых контактов с ним. Возможно, глава большевиков опасался провокаций и обвинений в сотрудничестве с германской разведкой, агентом которой он, похоже, считал (и вполне справедливо) Александра Парвуса. А может, ему просто не хотелось видеть рядом с собой претендующего на лидерство революционера-финансиста.

И предложение Парвуса организовать свою доставку в Петроград после Февральской революции Ленин решительно отклонил. Однако спустя некоторое время из Цюриха все-таки отбыл пресловутый «пломбированный» вагон, в котором возвращались на родину 40 большевистских лидеров. Формально Парвус не имел к этому отношения – организовывал отправку непосредственно германский МИД (возможно, именно то, что предполагаемый «транзит» большевиков оказался таким масштабным, помогло уговорить Ленина). Германские социалисты до поры до времени ничего не знали об этой операции, а узнав, пришли в необыкновенное умиление – решили, что это дело рук Парвуса и что он действовал от собственного имени, чтобы в случае неудачи не скомпрометировать товарищей по СДПГ.