Текст книги "Лев Яшин. Легендарный вратарь"

И все же Яшин именно в эти годы начал ощущать некую тупиковость в отношениях с молодыми игроками, особенно, конечно, новоявленными любителями поглощать шампанское бутылками, признавался, что подход к ним найти становилось все труднее. Да и не любил он увещеваний, опасался пережать. Продолжал находить нестандартные слова, еще как-то трогавшие спортивные струны их нестойких душ, но скорее воздействовал невольно, даже заражал своим отношением к делу. Неподдающиеся, видя непоказную и неугасающую выкладку Яшина на тренировках, преображались в своем просыпавшемся рвении – футбол-то как-никак любили.

Однако даже воцарение Константина Ивановича Бескова, заступившего на тренерский пост взамен Соловьева в 1967 году, при достигнутом переломе в игре, да и спортивных достижениях, кардинально не преобразило «Динамо», мало того – возвернуло прерванную в 50-х моральную ломкость команды, познанную и, вероятно, впитанную Бесковым-игроком. Для Яшина же заново открыло старую динамовскую болезнь – драму бездарных концовок первенства, неумение доводить до окончательной победы вполне соответствующую ей игру Бесков-то все это не раз пережил, он считал, а, может быть, лишь самого себя успокаивал тем, что качественная игра важнее результата, поэтому внешне спокойно относился к финишным срывам 1967 и 1970 годов, когда были упущены верные шансы сотворить «дубль» – к выигранному Кубку добавить золотые медали. Яшин же от этого «серебра» рвал и метал.

После второй переигровки 1970 года за чемпионский титул с ЦСКА в Ташкенте (первая – 1:1), когда динамовцы впервые за 16 сезонов (с 1954 года!), ведя два мяча, отдали матч (3:4), на ветеране, казалось, все повидавшем, лица не было. Телевидение то и дело показывало крупным планом Яшина, не сумевшего выйти на поле из-за травмы. Вся страна видела, как до боли знакомый человек на непривычном месте – скамейке запасных и в непривычном «обмундировании» – элегантном сером реглане предвкушал долгожданное счастье победы родного клуба, радостно, но, увы, преждевременно потирал руки, как с каждым голом армейцев мрачнел, готовый расплакаться от обиды, как понуро, согнувшись под непереносимой тяжестью угодившего в самое сердце удара, медленными шагами покидал бушевавший стадион. Он сказал мне, вернувшись из Ташкента, что так тяжело не переносил никакие собственные вратарские ошибки, решавшие судьбу матчей. В отчаянии махнул рукой: «Пора уходить, и на тебе – подарочек напоследок».

Чрезвычайно обидно было оба раза отдавать «золото» вполне сложившихся сезонов, когда Бесков сумел поставить команде вполне приличную, более или менее зрелищную игру, в которой были пригнаны одно к другому все звенья и в каждом из них выделялись заметные фигуры тех памятных чемпионатов – Виктор Аничкин и Валерий Зыков в защите, Валерий Маслов и Геннадий Гусаров в полузащите, Игорь Численко, Владимир Козлов, Геннадий Еврюжихин в нападении. Ну и, само собой, Лев Яшин.

Как и легендарный вратарь, Константин Бесков ненавидел бесчестный футбол и подтасовки, но был, очевидно, бессилен предотвращать их. В финальном крахе 1970 года тоже обвинил некоторых игроков, якобы продавших игру матерым картежникам, крупно поставившим на ЦСКА в подпольном тотализаторе и хорошо «отстегнувшим» за услуги. Своей версией поделился с Яшиным. Валерий Маслов, который, понятно, давно и начисто это предположение отверг, считает, что тем самым вызвал у Льва Ивановича явное к себе охлаждение. Но незадолго до кончины тот передал через общего знакомого, чтобы Валерий ему позвонил. Раскаялся в необоснованности своих подозрений или простил – кто теперь скажет?

Знаю только одно: мне Лев Иванович пару раз уже после событий 1970 года так нахваливал Маслова, что я подумал – это его любимчик, да и как было не ценить игрока, безотказно колесившего по всему полю, отдававшего игре сердце? Молва насчитала даже два – за беспримерную работоспособность и звали Маслова газетчики «человеком с двумя сердцами». Но люди, близкие к футболу, знали, что «мотор команды» умудрялся исправно работать даже при винных перегрузках. Видно, и Яшин разрывался от противоречивых чувств к противоречивому партнеру: человечность конфликтовала с претензиями.

Бескову же, увы, человечности к игрокам было отпущено не так щедро, как режиссерского дара, поэтому ему трудно было добиться единения и победного духа. Как же мешало команде «Динамо» (а впоследствии «Спартаку»), что замечательному постановщику тренировочного процесса и самой игры сложный, непредсказуемый характер вставлял палки в колеса взаимоотношений с людьми. Даже всеми вокруг обожаемый, к тому же вполне безобидный Яшин попадался под горячую руку.

Как-то по ходу игры в южноамериканском турне 1969 года за довольно безвредную провинность тренер облаял старого вратаря самым грубым образом. Реплика для ушей Яшина, вероятно, не предназначалась, а тот услышал, ринулся в сторону тренера со сжатыми кулаками – еле остановили. Мирный и казавшийся иногда флегматичным за пределами поля, Яшин в игре подпадал под ток высокого спортивного напряжения, и этот ток, случалось, обжигал его натянутые нервы.

Словом, футбольная повседневность 60-х годов, волею обстоятельств умалившая участие Яшина в судьбе «Динамо», но никак не персональное реноме, принесла ему немало тревог, главные из которых – вынужденное отдаление от клубных дел и нараставшее отставание динамовских достижений от личных, которым не придавал такого важного значения. Откат «Динамо» с прежних чемпионских высот больно задевал его.

Душа Яшина была выкрашена в бело-голубые цвета, поэтому он сам едва ли понимал, что главное его предназначение в 60-е годы выявлялось на международной стезе. Из национальной фигуры он все больше превращался в интернациональную. В то время отвлечение из клуба в сборную никак не лимитировалось предписаниями ФИФА, тем более так строго, как сегодня, когда национальные команды могут беспрепятственно получать игроков в свое распоряжение на семь матчей в год за два дня до каждой из этих встреч.

В яшинские времена сборные проводили наряду с турнирными массу (несравнимо больше, чем теперь) товарищеских матчей, и им придавалось самостоятельное, престижное значение. А уж в Советском Союзе сборная была центром футбольного мироздания. Футболисты изымались из клубов на какое угодно время. В предсезонных и послесезонных поездках находились месяцами (а Яшин провел в них суммарно времени больше, чем любой из его партнеров, потому что в зарубежных контрактах специально оговаривалось его участие). Непосредственно перед серьезными мировыми и европейскими турнирами футболисты «главной команды» тоже подолгу готовились на сборах с выездами на контрольные игры.

Да и «Динамо», под предлогом «пропаганды советского футбола за рубежом» уцепившееся за коммерческие выгоды (а заодно дававшее заработать и игрокам), приложило руку к расширению международной деятельности Яшина. Как самый известный в то время советский клуб (под этим именем импресарио даже просили выступать олимпийскую сборную СССР), «Динамо» значилось среди первых приглашенных из нашей страны в коммерческие турне по Южной Америке, где главной приманкой опять-таки был Яшин. И, получается, невольно стал косвенным виновником стартовых провалов своей команды в чемпионатах страны 1965, 1968 и 1969 годов, когда серьезные по продолжительности, наезженному километражу, силе соперников испытания требовали соответствующих усилий и отодвигали сроки подготовки к первенству, так что накануне первых календарных игр приходилось ее форсировать. И только более легкая, скорее тренировочная поездка 1970 года в Австралию, где спарринг-партнеры были заметно слабее, не дала отрицательного эффекта.

Для Яшина же лично эффект всех этих поездок был положительный с точки зрения международного имиджа. Он и в самом деле стал «человеком мира». Времени и матчей, проведенных им за это десятилетие с зарубежными командами, прежде всего на выезде, достаточно для сопоставимости с объемом участия во внутренних соревнованиях. Я уже не говорю о том, что следовавшие сплошняком и, как правило, успешные интернациональные встречи, стало быть, незыблемая международная репутация Яшина оказывали все это время определяющее влияние на его высокие рейтинги, не исключая наши собственные (неизменное вплоть до 1969 года вратарское первенство в списке 33 лучших футболистов СССР), при том что и у себя дома вратарь особенно не давал повода для снижения котировок.

То взлет, то посадка…

Очень хорошо помню, что и как происходило в начале 60-х, поэтому меня покоробило от выдумок, переполняющих интервью Владимира Маслаченко корреспонденту «Московского комсомольца» Борису Левину 5 марта 2003 года. Зная о теплом отношении этого журналиста к Яшину, подтвержденном рядом его публикаций, не могу судить, почему вдруг (может быть, потому, что с Маслаченко состоял, как не раз афишировал, в приятельских отношениях?) интервьюер начал неприкрыто подпевать его мании величия: «В начале 60-х ты был, безусловно, лучшим вратарем страны, особенно в 1962-м…» Такую подачу, как погоду в популярной песенке, «надо благодарно принимать», и Владимир Никитович, не находя, естественно, возражений, это охотно сделал. Да и без наводящих вопросов неоднократно расписывал свой перевес этих лет.

Я хотел сразу после публикации спросить автора более чем смелого утверждения: «А совесть, друзья, у вас есть?». Но хворал в то время, угодил в больницу, а Бориса судьба совсем не пощадила – попал в автокатастрофу, после которой не выкарабкался. В общем, так и не довелось выведать, как мог коллега сделать столь абсурдный, да еще «безусловный» вывод. Фактуру, которую, парируя этот вывод, я хотел ему напомнить, тем более не скрою от читателей.

Даже если относить 1960 год, когда Яшин сверкал на всю Европу, к концовке предыдущего десятилетия, а не к началу следующего («миллениум» тоже стартовал не 2000-м, а 2001 годом), разве же 1961 год, когда вслед за Европой ему открыл объятия второй футбольный континент, Южная Америка, – это не начало 60-х? А 1963-й, вообще лучший сезон Яшина, увенчанный «Золотым мячом», тоже не относится к началу 60-х? И если 1962-й еще вызывает споры в предпочтениях, перечеркивающие по меньшей мере безусловность выигрышного положения Маслаченко, то именно в 1961 и 1963 годах Яшин, может быть, больше, чем в любые другие, покорил футбольный мир, лишая всяких оснований и делая мнимым превосходство самозваного конкурента в начале 60-х.

В 1961 году болезнь впервые так надолго вывела Яшина из строя, вслед за ним был травмирован Беляев, а «Динамо» выступало, в том числе и по причине отсутствия обоих вратарей, с неопытным Белкиным в «голу», крайне неудачно. Правда, когда в «Динамо» Яшин выходил на поле, то себя лично какими-то существенными изъянами в игре не запятнал. Плюс к тому, запомнился безупречными действиями в заключительных отборочных матчах чемпионата мира со сборными Норвегии (3:0) и особенно Турции (2:1).

В Стамбуле обстановка была накаленнее некуда, ведь хозяева поля в случае победы могли рассчитывать на дополнительный матч за выход из группы в финальный турнир. Обозленные якобы за то, что советским футболистам заказаны авиабилеты из Стамбула в Буэнос-Айрес для товарищеских игр в Южной Америке, а значит, гости заранее считают себя победителями группы, турки устроили на поле дикий шабаш, еле пресеченный израильским арбитром. От Яшина требовалась особая стойкость – на него ополчились в особенности, задирали неприкрыто. Понадобилось прибавить свойственных ему терпения и мужества. И вратарь отыграл в этом «турецком аду», именно так позже названном в Европе, как положено, как от него ждали.

В свою очередь, для Маслаченко сезон складывался как нельзя лучше – 25-летний вратарь отлично выступал за «Локомотив», и на него положил глаз «Спартак». Дебютируя в сборной, вполне благополучно заменил в трех играх хворавшего первую половину сезона Яшина. Редакция журнала «Огонек», за год до этого учредившая приз лучшему вратарю (на что, кстати, натолкнула огоньковцев потрясающая игра Яшина, который и открыл список обладателей приза), сочла нужным присудить награду Маслаченко. Не смею сказать «незаслуженно», но поспешно объявила свой выбор еще до поездки сборной в Южную Америку, где Яшин и проявил себя во всей красе. Недаром же говорят: конец – делу венец. И президиум Федерации футбола СССР, выбирая вратарей для списка 33 лучших, обоснованно, к тому же единогласно поставил Яшина в тройке вратарей под № 1.

Если бы впечатление, произведенное тогда им в Аргентине как на профессионалов высокого полета, так и на любителей футбола, не сохранялось в их памяти десятилетиями, я наверняка поискал бы для этой книги другую завязку. Так что вы уже кое-что о тех давних событиях знаете с первых страниц. А добавление кое-каких красок сделает картину законченной. В Буэнос-Айресе Яшину противостояли две крупные фигуры аргентинского футбола – Луис Артиме и Хосе Франсиско Санфилиппо, которых по виртуозности, ударной мощи, популярности не смог превзойти даже центрфорвард команды-победительницы и лучший бомбардир чемпионата мира 1978 года Марио Кемпес и только через два десятка лет сумел затмить Диего Марадона. К тому же оба лидера аргентинского нападения 1961 года были в ударе, отличаясь чуть ли не каждую календарную игру в предшествии советско-аргентинской схватки на стадионе «Ривер плейт».

Эту встречу вся советская сборная провела убедительно. Но под давлением хозяев поля вынуждена была немало времени провести на своей половине, отвечая, как и полагается уважающей себя команде, предприимчивостью острых контрвыпадов. В такой контратаке Виктор Понедельник забил свой второй в матче гол красивейшим ударом через себя в акробатическом кульбите, оба мяча – с передач стремительных крайних Славы Метревели и Михаила Месхи.

Но чего стоила победа гостей! Атакующий хав Валерий Воронин был отведен назад подальше и подольше, чем когда бы то ни было. Однако полностью парализовать угрозы воротам даже укрепленная защита была не в состоянии. Разыгрывающий Артиме действовал медлительно и был заменен, зато Санфилиппо разошелся – мортира голеадора из голеадоров была хорошо заряжена. Если бы не активное вмешательство Яшина, центрфорвард нанес бы наверняка больше трех зафиксированных ударов, но все они, без упоминания даже попыток его партнеров, были чрезвычайно опасны. Особенно когда кумир «инчады» пустил мяч словно пушечное ядро с шести метров в самый угол. Уж такой удар казался ему и всей сотне тысяч вскочивших как один зрителей неминуемым голом. Воздев было руки к небу, чтобы отпраздновать, наконец, верх над Яшиным, Санфилиппо через мгновенье бился головой о землю в прямом смысле слова: рухнул на газон и несколько раз от бессилия с размаха приложился к нему лбом, когда увидел вратаря с мячом в руках. Единственный гол аргентинцы забили в конце игры после замены Яшина, вынужденного покинуть поле после столкновения с Марсело Пагани.

Президент Южноамериканской футбольной конфедерации и Аргентинской ассоциации футбола (АФА) Хосе Рауль Коломбо стоя бурно аплодировал герою матча, когда тот покидал поле. Через пять лет на каком-то приеме в Лондоне я, увязавшись за своим знакомым, известным польским журналистом Гжегожем Александровичем, попытался взять хотя бы короткое интервью у главы аргентинского футбола, но оказалось, он куда-то спешил, на бегу извинился и, стремительно удаляясь, обернулся, чтобы вскинуть руку с поднятым большим пальцем и выкрикнуть всего одно слово: «Яшин!»

Следующий матч южноамериканского турне – против сборной Чили (1:0) Яшин пропустил, но ушиб, полученный на исходе предыдущей встречи, позволил все-таки выйти на поле легендарной арены первого чемпионата мира (1930) – стадиона «Сентенарио», где разыгрывался заключительный матч турне Уругвай – СССР (1:2). Вратарь вновь был явно в ударе. К тому же изумил местную изумления публику диковинным для нее приемом, совершенно смутившим и аргентинского рефери Луиса Прадбауде.

В противоборстве с аргентинским голеадором X. Санфилиппо в матче Аргентина – СССР 18 ноября 1961 года (1:2) Л.Яшин превзошел сам себя. Автору несостоявшегося гола (крайний слева), как и В.Воронину, А.Масленкину, Л.Артиме, остается только застыть в немой позе

Ожидание мяча у границы штрафной показалось Яшину опасным, он выбежал за линию дозволения играть рукой и отбил мяч головой. Арбитр от неожиданности опешил и… назначил штрафной удар, хотя никакие правила нарушены не были. В перерыве, правда, принес извинения, оправдываясь тем, что видит вратарскую игру головой впервые. Пресса к многочисленным эпитетам, которыми наградила Яшина, добавила экстравагантность. И только самые искушенные наблюдатели понимали, что она не вяжется с простой и убедительной манерой действий открытого Америкой вратаря, догадываясь, что и игра головой входит в яшинский арсенал.

Уругвайская газета «Эль Пайс» устами лучшего футбольного обозревателя страны Бернардо Гарроса писала: «Возможно, некоторым игра советских футболистов покажется лишенной нашей виртуозности. Да, лишена, но виртуозности, которая сейчас так мало дает уругвайскому футболу. Советские футболисты свои действия основывают на коллективной игре, владении пасом, на быстрых и сухих ударах. Впрочем, это касается не всех. Есть в советской команде и настоящий виртуоз, заставляющий восторгаться публику, но вместе с тем игрок чрезвычайно полезный. Это вратарь Яшин. Он мастер в своем индивидуальном специфическом деле и одновременно мастер общей игры. Вся оборона советской команды играет с Яшиным. Он выходит вперед, чтобы получить мяч, адресованный ему одним из партнеров, и посредством нескольких шагов и мощного броска рукой кладет начало новой комбинации. Яшин – часть сплоченного коллектива, который служит не только для того, чтобы уберечь свои ворота».

Похоже, поведение вратаря в южноамериканских встречах было настолько необычным, что Яшин, «чьи безупречные перехваты и приемы мяча вызывали у зрителей нескрываемый восторг, все время оставался в центре внимания». Даже в сравнении со стройными и быстрыми действиями советских нападающих, а этим сравнением оперировал известный французский журналист Франсуа Тебо. Да, Европа не осталась в стороне от советского футбольного десанта в Южную Америку и в один голос отметила, что наша сборная разбила миф о непобедимости южноамериканцев у себя дома.

Французский журнал «Мируар дю футбол», как раз и снарядивший в дальнюю командировку своего главного редактора Тебо, опубликовал его многострочный отчет, который заканчивается специальным разделом «Несравненный Яшин». В нем говорится:

«Можно утверждать, что сильнейшим игроком сборной СССР является Яшин. Этот поистине бесподобный футболист обладает необыкновенно тонким футбольным чутьем. В позиционном плане игра Яшина является уникальной. Восхищает и то искусство, с которым он берет самые трудные, казалось, неотразимые мячи, те непринужденность и уверенность, с которыми он покидает ворота, чтобы ликвидировать опасную ситуацию в штрафной площади. Возможно, аргентинцам так и не удалось бы размочить счет, если бы не вынужденный уход Яшина, получившего травму».

Конечно, не этим достаточно вольным и недоказуемым предположением опровергается «безусловное» самоназначение Маслаченко лучшим вратарем СССР начала 60-х. Я больше верю и собственным впечатлениям 45-летней давности, навеянным видеозаписью южноамериканских матчей, и тогдашним наблюдениям зарубежных специалистов, и оценкам советских участников и очевидцев сразу же по горячим следам событий 1961 года, неоднократно подтвержденным по прошествии времени. Виктор Понедельник, который сам значился среди особо отличившихся, но не упивался своей персоной, а бурно восхищался партнерами, в первую очередь Яшиным, по возвращении заметил: «Он выходил на стадионах Южной Америки из таких ситуаций, которых не представляли себе видавшие виды специалисты. Они только пожимали плечами».

Если все эти факты и отзывы перечеркивают запоздалые претензии на «безусловное» превосходство Маслаченко в 1961 году, то он и сам едва ли посмеет (хотя от фантазера можно ожидать всего) толковать о своем верховенстве в 1963-м, когда Яшин установил редкостный рекорд непробиваемости, дал «мастер-класс» в Лондоне и Риме, стал первым и до сих пор единственным среди вратарей владельцем европейского «Золотого мяча». Всех его коллег и даже, можете себе представить, самого Маслаченко 1963 год заметнее, чем любой другой сезон, оставил в глубокой тени Яшина. Это же совершеннейшая аксиома, не требующая для аргументации дополнительных подробностей (но для них обязательно еще найдется место, потому что без незабываемого 1963-го останется неполной биография Яшина). Чтобы было удовлетворено желание запасного вратаря сборной СССР, так и не сумевшего выбиться в основные, выдать старт десятилетия за пору своего триумфа над Яшиным, остается лишь превратить очевидное в невероятное, например, объявить, что 1963 год к началу 60-х не относится.

Итак, с 1961 и 1963 годами худо-бедно разобрались, так что два года из трех в начале 60-х полностью дезавуируют не то что безусловные – вообще какие бы то ни было основания, чтобы представить себе Владимира Никитовича в ореоле лидера советских вратарей. Стало быть, даже его премьерство 1962-го не могло бы нарушить соотношение вратарских сил в пресловутом начале 60-х. Да и премьерство это еще надо доказать.

1962 год следует подвергнуть тщательному разбору не только, конечно, потому, что на него с нажимом упирает Маслаченко в стремлении постфактум обскакать человека, якобы загородившего ему свет. Этот сезон стоит особняком в длинной футбольной жизни Яшина как самый тревожный и беспокойный, чуть не загородивший свет ему самому.

Футбольному диссиденту, как с гордостью позиционирует себя Маслаченко (только разве диссидента позволили бы избирать комсоргом сборной и капитаном ведущего клуба?), очень хочется вдогонку ушедшему времени заткнуть Яшина за пояс хотя бы своим успешным, действительно успешным 1962 годом. Было бы нечестно с моей стороны умолчать, что самого Льва Ивановича он, во всяком случае публично, не упрекает в провале, который сводится фактически к одному матчу – четвертьфиналу мирового первенства со сборной Чили (1:2), где Яшин обязан был, в его представлении, брать оба пропущенных мяча.

Свои проклятья Владимир Никитович адресует аппаратчикам ЦК КПСС, которые якобы навязали тренеру сборной Г.Д. Качалину ставку на «обожаемого» вратаря, взятого на чемпионат мира больным и неподготовленным, о чем знал, как поясняет, со слов и жалоб самого Яшина. Но если поинтересоваться у знающих людей, они подтвердят, что степень вмешательства чиновников доведена в этой версии до полного абсурда. Партийные функционеры были вовсе не такие дуроломы, чтобы подставлять себя разделением ответственности в случае неудачи сборной. Да и Качалин при всей своей пресловутой мягкости, как рассказывал мне начальник команды Ан. П. Старостин, был готов выслушивать советы, но решения по составу принимал самостоятельно.

«Больной» Яшин не вызывал у тренера сомнений: давно залечив травму (растяжение мышц бедра), несмотря на три недели пропуска тренировок, убедительно отыграл абсолютно все подготовительные матчи с клубами (ГДР, Бразилии) и сборными (Люксембурга, Уругвая, Швеции) – от шведов, проигравших нам в Стокгольме 0:2, даже взял пенальти. Уругвайский журналист Марселино Перес, шокированный поражением (0:5) своей сборной, между прочим, двукратного чемпиона мира, и отслеживавший в других встречах ее главного соперника в группе, передавал из Москвы, что лучший вратарь современности играл «с превосходной уверенностью». Коллеги из других стран отличались только тем, что ровно такую же оценку выражали другими словами.

Не подвел Яшин и в стартовых встречах мирового первенства с Югославией (2:0) и Уругваем (2:1). А курьезный гол колумбийцев (Гиви Чохели не расслышал подсказку вратаря) и уже его собственный мах ногой мимо мяча, стоивший другого гола, были явно перекрыты двумя отчаянными бросками, которые в концовке игры просто-напросто уберегли сборную от поражения (4:4). Запасной вратарь Сергей Котрикадзе закричал вслед заключительному полету за сумасшедшим мячом: «Приеду в гостиницу – расцелую Льва за то, что спас нас».

В подготовительных встречах на полях Центральной и Южной Америки перед высадкой в Чили наш тренерский штаб наигрывал двух вратарей – Яшина и Маслаченко, которых, судя по всему, собирался чередовать на самом чемпионате в зависимости от их состояния. Яшин в Коста-Рике действительно почувствовал недомогание, которое ни от кого не скрывал, в частности, от своего дублера. Маслаченко, хорошо зарекомендовавший себя там в последних контрольных играх, с учетом неважного самочувствия Яшина не без оснований претендовал на попадание в состав, по крайней мере на стартовые матчи. Но в последней, костариканской игре получил перелом челюсти. Дозаявку сделать было невозможно – это не предусматривалось регламентом, а состав из 22 персон к этому времени был уже в ФИФА подан.

Так сборная СССР явилась в полупустынную Арику где базировалась наша предварительная группа, всего с двумя вратарями. Кого было предпочесть? Искушенного, не раз мужественно справлявшегося с недугами Яшина или засветившегося дома хорошей игрой, но совершенно необстрелянного в серьезных матчах, к тому же импульсивного, горячего Котрикадзе? Смешно теперь слушать Маслаченко, в доказательство готовности Котрикадзе ссылающегося на его преуспевание… в тренировках.

Выбор, естественно, был сделан в пользу Яшина. Тот в групповом микротурнире обнаружил некоторые признаки мало идущей ему невыдержанности, в частности сцепился с уругвайским форвардом, который неверно атаковал вратаря. Нервничал, очевидно, больше обычного, стало быть, находился не в оптимальной форме, но все это не помешало Яшину столько раз спасать ворота в трех первых поединках, что если бы не он, команде вообще было не видать четвертьфинала. Существовали ли резоны вдруг вводить на злосчастный матч против чилийцев Котрикадзе, как задним числом, уже после поражения, рассуждали разные умники, а через 40 лет негодовал по поводу обратного решения Маслаченко?

Начало матча с Чили было омрачено, однако, неприятным инцидентом: Яшину заехал бутсой по голове центрфорвард Онорино Ланда, и вратарь вынужден был продолжать игру с сотрясением мозга (замены еще не разрешались). Его качало, потемнело в глазах. Долг и отвага истинного спортсмена только и удержали на поле. А мнения очевидцев о двух пропущенных мячах со временем разделились натрое: одни клеймили Яшина, другие дивились не этим голам, а мужеству вратаря, доигравшего до конца, третьи же вообще не признавали эти голевые удары легкими, а потому вовсе не желали обсуждать его вину.

Однако сразу по возвращении Яшин был объявлен если не единственным, то главным виновником поражения, подвергся чудовищным оскорблениям футбольной швали, обструкции на стадионах, особенно в Москве, и посему даже вынужден был взять паузу в чемпионате страны, чтобы обдумать, не порвать ли с футболом вообще. Позднее Лев Иванович признавал сложившуюся ситуацию самой тяжелой для него за длинную череду футбольных лет, самой «ухабистой» на жизненной дороге, поэтому и место ей в специальном разделе «Ухабы большого пути».

В контексте же размышлений о спортивных перипетиях 1962 года интересно проследить, как же такая оказия могла стрястись. Начать следует с происходившего в самом матче Чили – СССР. Я, например, не раз просмотрел кинозапись голов, пропущенных Яшиным, но не берусь оценить их однозначно. Первый мяч левый крайний хозяев Леонель Санчес подрезал метров с 18 из мертвого для ударов по цели сектора между боковой и лицевой линиями, стало быть, под большим углом к воротам. Удар, конечно, был редкостный, и мэтр футбольной журналистики Аркадий Галинский, разбирая всю эту чилийскую вакханалию, писал («Советский спорт» от 24 сентября 1991 года), что если бы тогда существовало «Футбольное обозрение» (популярный тележурнал. – А.С), оно наверняка признало бы этот гол лучшим в сезоне. Получается, самим мастерством исполнения удара Аркадий Романович снимал вину с вратаря.

Андрей Старостин, начальник сборной СССР на чемпионате мира, в книге «Флагман футбола» (1988) заметил: «Яшин находился в оптимальной точке противостояния, и никакой вины, что мяч влетел в ворота, на нем не лежит». Маслаченко, наоборот, утверждает, что Яшин занял неверную позицию у дальней штанги. Однако должен пояснить, что в те времена, когда штрафная не была так насыщена, как сегодня, при боковых подачах с игры или «стандартов» (угловой, штрафной) вратари, включая «лично» Маслаченко, готовясь к отражению угрозы, обычно располагались именно у дальней штанги. Кому и чему верить? Своим глазам, но беда в том, что для меня до сих пор остается неясным, преобладает в этом голе высшее качество нанесенного удара или неготовность к нему вратаря. Скорее всего мастерство произведенного удара было столь высоко, что вызвало оцепенение хранителя ворот.

Второй мяч (при счете 1:1) Эладио Рохас отправил в ворота дальним ударом. Не с 35 метров, как было преувеличено в отчете наших журналистов из Сантъяго и как заученно повторяет теперь Маслаченко, а с 25 – не больше. Тоже, конечно, немалое расстояние, правда, удар оказался и мощным, и закрученным. Но извиняло ли Яшина сие обстоятельство? Сам он за этот мяч себя корил. Галинский снова берет вратаря под защиту и вот в чем прав.

Яшин так и не докричался до своих оборонцев, а ведь пока чилиец тащил мяч, несколько раз громогласно требовал, чтобы они накрыли полузащитника, беспрепятственно двигавшегося аж со своей стороны поля. Наши же пятились от мяча – скорее всего не желали бросать своих подопечных нападающих, которых персонально обязаны были придерживать. В результате перед воротами образовался вакуум, и ворвавшийся туда Рохас, улучив момент, когда защитники начали все же нехотя стягиваться к нему, но напасть еще не успели, нанес свой роковой удар. Наша команда проиграла при полном преимуществе с полдюжиной верных, увы, нереализованных голевых шансов. Но это не амнистирует грубые провалы защитной системы, выстроенной тренерами явно неудачно.

Нельзя умолчать, что некоторые авторитетные участники событий посчитали оба гола сложными для вратаря. Среди них начальник советской команды Ан. Старостин и чилийский тренер Фернандо Риера. Андрей Петрович писал в «Повести о футболе» (1973): «Никто не хотел считаться с тем, что несмотря на дальность дистанций, с которых были забиты голы, отразить их было непросто: через гущу игроков полет мяча не просматривался». При том недоверии, которую порождала атмосфера лжи, окутавшей (и окутывающей до сих пор) наше общество, я поймал себя на подозрении, а не пытался ли Старостин-младший, никогда не скрывавший пристрастия к Яшину, невольно обелить его.