Текст книги "Новая философия глобального мира: проблемная репрезентация"

Глава 2. Альтернативные модели глобализации в контексте современных глобальных трансформаций

Прежде всего хотелось бы подчеркнуть, что нижеследующие материалы представляют композицию и обобщение авторских исследований 2017–2020 гг. на базе вновь организованного Ростовского института междисциплинарных исследований глобальных процессов и глокализации РГЭУ (РИНХ) и, что естественно, содержат ряд положений, апробированных на более чем 20 международных и российских научных конференциях и в соответствующих публикациях[49]49
  Старостин А.М. Альтернативные модели глобализации и проблемы современной глобальной динамики. Ростов н/Д: Изд-во РГЭУ (РИНХ), 2018; Старостин А. М. Глобальный кватернион и новые стратегии развития // В сб.: «Современная архитектура мировой экономики: инвестиции, инновации, индустрия, интеграция». Ростов н/Д: Изд-во РГЭУ (РИНХ), 2019. С. 72–80; Старостин А.М. Стратегические направления современной глобальной динамики: междисциплинарный ракурс // В колл. моногр. «Глобальные вызовы современного развития экономических систем: новые риски и приоритеты». Ростов н/Д: Изд-во РГЭУ (РИНХ), 2019. С. 174–186.


[Закрыть].

Сам термин «альтернативные модели глобализации» был предложен в это время нами вместе с указанием на основание альтернативности. Итак, прежде всего следует отметить, что современная ситуация в социально-глобальном развитии в последние годы подвергается все нарастающему критико-рефлексивному прессингу. Если ссылаться на самые высокие авторитеты, то в обостренной форме и с указанием на первостепенную значимость смены современной глобалистской парадигмы выступили классики в области глобального моделирования – организаторы и координаторы Римского клуба в юбилейном докладе этому клубу (2018 г.): «Come on» Capitalism, Short-termism, Population and the Destruction of the Planet»[50]50
  Weizsaecker E. von, Wijkman A. Come On! Capitalism, Short-termism, Population and the Destruction of the Planet. A Report to the Clab of Rome. N.-Y., Springer, 2018.


[Закрыть].

Здесь говорится о необходимости разработки новой философии глобального мира, содержится призыв перехода к новой стратегии «гарантированной планетарной безопасности и выживания» в условиях гуманистических ценностей нового поколения, требование критического пересмотра нарастающих глобальных рисков, продуцируемых в значительной мере под воздействием современного финансово-спекулятивного капитализма.

Однако авторы не предлагают принципиально новой модели глобализации, влекущей за собой смену требуемых фундаментальных социальных установок в ответ на нарастающий вал массового потребления. Нет глубокой рефлексии и по поводу формирования новой системы глобального регулирования и управления, которые бы пришли на смену экономическим и политическим институтам глобального капиталистического рынка. Да и обозревая методологические основания данного труда, трудно представить какие-либо глубокие ориентиры выхода из когнитивного тупика, относящегося к разработке этой проблематики.

Поэтому не случайно движение к новой платформе, намечаемой Римским клубом, сталкивается с критикой. Прежде всего обращается внимание на отсутствие попытки преодолеть давно известный диссонанс между натуроцентризмом (как раз обстоятельно представленным в работах Римского клуба) и культуроцентризмом (представленным в других глобалистских платформах). Поэтому трудно и ожидать какого-то продвижения под призывом «Come on!»

Нужно подчеркнуть, что со своей стороны к данной ситуации серьезное внимание проявило также ЮНЕСКО, учредив научную программу МОСТ («Управление социальными преобразованиями») и обозначив ее основной вектор на анализ глобального контекста социальных преобразований[51]51
  Материалы к заседанию Российского комитета по программе ЮНЕСКО «Управление социальными преобразованиями МОСТ» при Комиссии РФ по делам ЮНЕСКО 11 декабря 2019 г.; Федотова К.Е. Россия и ЮНЕСКО: культурные аспекты внешней политики. М.: Канон+, 2019.


[Закрыть].

В рамках обозначенной коллизии можно увидеть все более расходящийся веер векторов, описывающих технократический, технико-технологический спектр возможностей развития общества и социально-гуманистических устремлений и обобщений социально-глобального опыта.

Между тем быстро нарастающие угрозы глобального уровня в последние годы добавляют все новые острые сюжеты, возникающие как в русле технико-технологического развития, так и в рамках социального и экономического развития.

Все отмеченные аспекты требуют своего когнитивного и управленческого переформатирования и введения в русло сбалансированного когнитивно– и ценностно-ориентирующего стратегического видения, что востребует и новую философию глобального мира, и исходящие из нее новые модели и стратегии глобального развития[52]52
  Старостин А.М. Новая философия глобального полицентричного мира // Век глобализации. 2020. № 1. С. 28–40.


[Закрыть]. Это позволяет нам обратить внимание на нашу авторскую концепцию исследовательской философии, распространяемую в том числе и на философию глобализации (см. гл. 1 данной монографии).

Обратимся к конкретному кейсу, связанному с глобалистикой с позиций исследовательской философии. Здесь проблемная ситуация в развитии глобальных процессов фиксируется ныне концептами: «деглобализация», «глобальная перестройка», «инклюзивная глобализация», «переход к альтернативным моделям глобализации». Интерпретация указанных коллизий требует когнитивных усилий, направленных на развитие теоретического и прикладного инструментария современной глобалистики. Необходимо особо остановиться на идее альтернативных моделей глобализации, который был нами введен недавно на основе использования указанных выше направлений и подходов исследовательской философии[53]53
  Старостин А.М. Глобализация современного мира: концептуальная репрезентация: монография. Ростов н/Д: Изд-во РГЭУ (РИНХ), 2018.


[Закрыть].

В этом плане в качестве нового направления предлагается концепция «альтернативной глобалистики», где в качестве основы выдвигается исследование и соотнесение ряда парадигмально-концептных коллизий в области современной глобалистики. Движение в русле синтеза этих коллизий должно будет способствовать более глубокому пониманию сущности глобализации и выработке междисциплинарного взгляда на нее.

Первичный анализ концептуальных оснований альтернативных моделей глобализации позволяет выделить несколько основных трендов в их развитии (см. схему 4), которые либо устоялись (a), либо проявились (c) и могут укорениться в последующие несколько десятилетий (b).

Схема 4

Следует отметить, что с нашей точки зрения более вероятны и оптимальны поиски в русле новой антропологической революции, для понимания которой и необходим междисциплинарный подход. Институциональная среда в этом случае концентрируется вокруг задач раскрытия человеческого потенциала и эффективности его применения, а также на рисках и угрозах этого уровня функционирования глобального социума (экология человека, а не природы вообще, экономика человека, новая гуманность).

Нужно подчеркнуть, что в рамках вхождения в новую антропологическую фазу получили развитие все массовые эмансипационные процессы последнего столетия (социально-классовые, гендерные, национально-этнические и расовые, социокультурные и др.). И речь идет о реализации принципа социальной справедливости не только в сфере труда и экономических интересов, но и в сфере постматериальных интересов и ценностей, глубинных основ человеческого существования.

Необходимо также говорить об обновленной социально-ценностной и личностно ориентированной эгалитарной матрице[54]54
  Старостин А.М. Элитарный и эгалитарный контекст социальной справедливости: возможна ли конвергенция? / Социальная справедливость в современном мире. М.: Ключ-С, 2017; Швец Л. Г. Справедливость в гендерном измерении / Социальная справедливость в современном мире. М.: Ключ-С, 2017.


[Закрыть]. Она включает, кроме традиционно выдвигаемых ценностей личностных прав и свобод и социальной справедливости также и ценности альтруизма и гуманизма, солидарности и социальной и личностной ответственности, общего дела и общего блага[55]55
  Старостин А.М. Элитарный и эгалитарный контекст социальной справедливости: возможна ли конвергенция? / Социальная справедливость в современном мире. М.: Ключ-С, 2017.


[Закрыть], что формирует развитую социальную эгалитарную культуру. Поддержку данные ценности и ориентации находят прежде всего в современных социалистических и постсоциалистических движениях (неокоммунизм, социал-демократия, христианско-демократические движения и другие аналогичные религиозно-конфессиональные движения) и в появлении новых светских неоэгалитарных течений в науке, культуре, образовании[56]56
  Старостин А.М. Прикладная философия как философская инноватика. Ростов н/Д: Изд-во ЮРИУ РАНХиГС, 2015. С. 42–43.


[Закрыть].

К сказанному нужно добавить то, что в мире современных глобальных реалий на деле реализуются одновременно несколько глобальных стратегий, реализующих интенции глобального развития и безопасности, а не только доктрина «устойчивого развития», которая в значительной мере политизирована в наше время.

Таким образом, уже начальный цикл, связанный с применением алгоритма междисциплинарного синтеза, позволяет обозначить основания базовых альтернативных моделей глобализации, связанных и со структурной перестройкой мировой цивилизации, и с приоритетными стратегиями.

Резюмируя изложенные выше положения, связанные с проработкой вариантов новой философии полицентричного глобального мира, и соотнеся их с векторами поисков, предлагаемыми в докладе Римскому клубу 2018 г., нужно согласиться с той частью их общих выводов, говорящих о том, что опыт последних десятилетий глобализации показал, что она не имеет успешных перспектив в реализации на социально-экономической и политической платформе капитализма и посткапитализма. Вместе с тем характерно, что в новую доктрину Римского клуба изначально не заложена «философия общего дела» и общечеловеческих интересов. Это действительно должна быть другая философия, нацеленная на человека, его духовные интересы и возможности личностной и общественной самореализации, не умаляя диатропики (многообразия путей) форм социального развития. Социальные трансформации именно в этом направлении, способствующие росту национального и глобального человеческого капитала (потенциала), позволят успешно преодолевать глобальные трудности роста и относительные пределы на этом пути.

Думается, в связи с этим требуют корректировки и даже пересмотра те утвердившиеся в международной практике доктрины и стратегии, которые поддерживаются в настоящее время многими государствами.

Следует также акцентировать внимание на происходящем ныне процессе перекомпозиции глобализации в условиях пандемии коронавируса, что происходит вне привычного ранее контекста мировых войн, революций и масштабных глобальных кризисов. Ныне идет процесс формирования платформы надвигающегося VI технологического уклада (по Н. Д. Кондратьеву), начиная с 2020-х гг. Наблюдаемые изменения показывают высокую вероятность перекомпонирования приоритетов в комплексе конвергентных NBYCS-технологий на те из них, что будут обеспечивать новую антропологическую революцию. В связи с этим важно акцентировать внимание на данном глобально-антропологическом аспекте.

Проблема человека в современной глобалистике

В современной глобалистике тема человека, антропологическая тематика находятся пока на периферии научного дискурса. На первом плане: массовые широкомасштабные изменения планетарного уровня в экономике, политике, экологии[57]57
  Глобалистика. Международный энциклопедический словарь. М.-СПб. – Нью-Йорк: Питер, 2006. С. 34–38, 162–163, 997–1002, 1041–1042.


[Закрыть]. Хотя уже в первых докладах Римскому клубу и некоторых трудах его основоположников рефлексия по поводу роли человека, его культуры, особенностей социализации в глобальных условиях уже явно присутствовала, но не задавала основную «повестку дня». Пример – известная книга А. Печчеи «Человеческие качества» с концепцией нового гуманизма[58]58
  Печчеи А. Человеческие качества. М., 1980.


[Закрыть]. В последующем, еще в условиях перестроечного СССР были сформированы ориентации на «новое глобальное мышление и видение» и «общечеловеческие ценности». Однако данная проблематика оказалась существенно идеологически нагружена, что помешало ее дальнейшей разработке.

К настоящему времени под влиянием все новых инновационных проявлений в науке и обществе прошествовали темы, явно антропологически нагруженные: «постчеловека», «биоэтики» и «экологической этики», человека в контексте стандартов массового потребления и массовой культуры, человека в сфере виртуальной реальности и т. п.

Эти подходы и коллизии, с ними связанные, хорошо обозначены в известной книге Ф. Фукуямы «Наше постчеловеческое будущее»[59]59
  Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее. М., 2008; Fukuyama F. Our Posthuman Future. N.-Y., 2002. P. 19.


[Закрыть] и их последующими интерпретациями[60]60
  См., напр.: Многомерный образ человека: на пути к созданию единой науки о человеке. М.: Прогресс-Традиция, 2007; Губин В. Д., Некрасова Е.Н. Человек в трех измерениях. М.: Изд-во РГГУ, 2010; Проблема совершенствования человека в свете новых технологий. М.: Ленанд, 2015.


[Закрыть].

Каких-то новых глубоких, стержневых антропологических идей выдвинуто не было. И новой глобальной «повестки дня» в антропологической проекции не сформировано. Тем не менее философско-антропологическая рефлексия зафиксировала сложившуюся асимметрию и отметив вероятную ее причину: «Ведя речь о перспективах современного человека, можно сказать, что XX век оказался знаковым в истории человеческого рода. Именно в это время произошло превращение человека в силу уже явно сверхземного, космического масштаба. Добившись колоссальной власти над миром внешним (и природным, и социальным тоже), он, однако, не обрел такой же власти над самим собой»[61]61
  Горбачев В.Г. Философская антропология. Движение к своему статусу в советской и постсоветской философии. М.: Либроком, 2011. С. 273–274.


[Закрыть].

Иначе говоря, поиски реальных «пределов роста» в сложившемся формате отношений общества с окружающей природой стоит перенести с внешних (природно-социальных) условий и обстоятельств – к внутренним, антропологическим (ограничения сознания и внутренней культуры). На это в свое время указывал еще А. Печчеи.

Мы хотели бы обратить внимание на новые концептуальные подходы в глобалистике, которые ориентированы на человека, гуманистику в глобально-стратегической перспективе. Это наша концепция «альтернативных моделей в глобалистике» (см. схему 4).

Данная концепция ориентирована в ретроспективе на представление о волнообразном характере глобальной динамики[62]62
  Линдси Б. Глобализация: повторение пройденного. Неопределенное будущее глобального капитализма. М.: ИРИСЭН, 2008. С. 365–367.


[Закрыть].

А в современной репрезентации – на три возможных модели глобальной динамики: секторную, эволюционно-антропологическую и глобально-эволюционную. В рамках каждой из трех моделей культивируется и своя модель перспектив человека в глобальном мире.

В секторной модели доминирует модель человека экономического[63]63
  Шаститко Е.А. Модели человека в экономической теории. М.: ИНФРА-М, 2006.


[Закрыть], ориентированная на высокие стандарты массового потребления (элитный и субэлитный экономический человек), включая и вопросы безопасности, здоровья, собственности, досуга, образования, коммуникаций. Они должны быть вписаны в динамику глобального устойчивого развития и определенных ограничений в экономическом росте, что породило в виде идеологизированной метафоры – идею о «золотом миллиарде». Иначе говоря, в развитом глобальном обществе в условиях конечных и ограниченных природных ресурсов место найдется лишь для каждого седьмого-десятого, а именно – для верхней социально-экономической страты.

Большинство разработок, касающихся технологических, информационных, биологических инноваций, применимых к человеку-потребляющему на элитном уровне (генные коррективы, биологически-витальные коррективы в организме, ИИ в виде приставок к человеческому восприятию и мышлению, «умные дома» и «умные города» и т. п.) носит в основном секторный характер[64]64
  Шваб К. Четвертая промышленная революция. М.: Э, 2017. С. 149–197.


[Закрыть].

В рамках этой же модели возникают проблемы, связанные с идентичностью и смысло-жизненными ориентациями индивидуально-персоналистского типа[65]65
  Гуревич П. С., Спирова Э.М. Идентичность как социальный и антропологический феномен. М.: Канон+, 2015. С. 332–340.


[Закрыть].

Данная секторная модель накладывает свои ограничения и на эмансипационные процессы социального, гендерного, этнического и расового, религиозного и культурного плана.

Глобально-эволюционная модель имеет более чем столетнюю (м.б. даже 150-летнюю) традицию в русском космизме и в аналогичных течениях западного глобального эволюционизма (Т. де Шарден, Э. Леруа и современные мыслители – Х. Шепли, Ф. Хойл и др.[66]66
  Олейников Ю. В., Оносов А.А. Ноосферный проект социоприродной эволюции. М.: Изд-во ИФАН, 1999; Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М.: Мысль, 1965; Вернадский В. И. Философские мысли натуралиста. М.: Наука, 1988.


[Закрыть] и основана на идее радикального и поступенного преображения духовного и материально-биологического облика человека. Именно эти преображения могут составить основу для достижения личностного бессмертия, а освоение (колонизация) космоса – неисчерпаемый ресурс для антропологизации космоса. Таковы взгляды Н. Федорова и К. Циолковского, биокосмистов[67]67
  Олейников Ю. В., Оносов А.А. Ноосферный проект социоприродной эволюции. М.: Изд-во ИФАН, 1999; Циолковский К.Э. Воля Вселенной. Космическая философия. М.: Эксмо, 2015; Гройс Б. Русский космизм. Антология. М.: Ад Маргинем Пресс, 2015; Маслобоева О.Д. Российский органицизм и космизм XIX–XX вв.: эволюция и актуальность. М., 2007.


[Закрыть].

Впрочем, естествоиспытатели, чье воображение не простиралось в область космической экспансии (В. Вернадский, А. Чижевский), предпочитали видеть глобального человека, развивающегося коэволюционно с биосферой (идея ноосферы)[68]68
  Олейников Ю. В., Оносов А.А. Ноосферный проект социоприродной эволюции. М.: Изд-во ИФАН, 1999; Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. М.: Наука, 1988.


[Закрыть].

Отдельно следует говорить о теологической версии ноосферы, которая ориентирована на преображение духовное, в основе которого лежит теократическая эволюция, практически не включающая техносферу, либо же тотально-регулируемую техносферу[69]69
  Олейников Ю. В., Оносов А.А. Ноосферный проект социоприродной эволюции. М.: Изд-во ИФАН, 1999; Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М.: Мысль, 1965.


[Закрыть]. В настоящее время глобально-эволюционные разработки практически не задействованы в концепциях глобального управления. Или, скорее, сдвинуты на его когнитивную и управленческую периферию.

Эволюционно-антропологическая модель ориентирована на глобально-эгалитарный подход. В рамках этой модели можно говорить о третьей антропологической революции (после неолитической и индустриальной), в рамках которой происходит смена фундаментальных установок организации социальной жизни на уровне массового социального бытия – переход к модели личностной и групповой самореализации и концентрации духовного капитала. Ее существенные проявления и предпосылки уже просматриваются в организации жизнедеятельности значительного слоя людей нескольких наиболее развитых стран мира (Северный и Центральный пояс ЕЭС) и явно обозначаются установки на развитие и расширенное воспроизводство прежде всего человеческого потенциала («человеческого капитала»), а не промышленного потенциала, финансового капитала и других, отчужденных от живой человеческой, прежде всего духовной деятельности, видов капитализации труда и иных видов деятельности. Так, к примеру, в странах ЕЭС сконцентрированы затраты около 60 % мирового объема социальных услуг при менее 10 % населения планеты[70]70
  Глобальная перестройка. М.: Весь мир, 2014. С. 31–32.


[Закрыть].

В рамках вхождения в новую антропологическую революцию получили развитие все массовые эмансипационные процессы последнего столетия (социально-классовые, гендерные, национально-этнические и расовые, социокультурные и др.). И речь идет о реализации принципа социальной справедливости не только в сфере труда и экономических интересов, но и в сфере постматериальных интересов и ценностей, глубинных основ человеческого существования.

Следует говорить также об обновленной социально-ценностной и личностно-ориентированной эгалитарной матрице[71]71
  Старостин А.М. Элитарный и эгалитарный контекст социальной справедливости: возможна ли конвергенция? / Социальная справедливость в современном мире. М.: Ключ-С, 2017; Швец Л.Г. Справедливость в гендерном измерении / Социальная справедливость в современном мире. М.: Ключ-С, 2017.


[Закрыть]. Она включает, кроме традиционно выдвигаемых ценностей личностных прав и свобод и социальной справедливости также и ценности альтруизма и гуманизма, солидарности и социальной и личностной ответственности, общего дела и общего блага[72]72
  Старостин А.М. Элитарный и эгалитарный контекст социальной справедливости: возможна ли конвергенция? / Социальная справедливость в современном мире. М.: Ключ-С, 2017.


[Закрыть], что формирует развитую социальную эгалитарную культуру. Поддержку данные ценности и ориентации находят прежде всего в современных социалистических и постсоциалистических движениях (неокоммунизм, социал-демократия, христианско-демократические движения и другие аналогичные религиозно-конфессиональные движения) и в появлении новых светских неоэгалитарных течений в науке, культуре, образовании[73]73
  Старостин А.М. Современная прикладная философия как философская инноватика. Ростов н/Д: Изд-во ЮРИУ РАНХиГС, 2015. С. 42–43.


[Закрыть].

В заключение следует подчеркнуть методологическую значимость в разработке проблемы человека, как относительно самостоятельной, так и в глобальном контексте, взаимоотношения двух парадигм: технократической (естественнонаучной) и культурологической (гуманитарной). Пока они находятся в рамках действия принципа дополнительности и значительных подвижек конвергентного порядка или интегративного плана не особо наблюдается. Возможно это зависит от прогресса в соответствующих взаимодействующих научных дисциплинах. Но, возможно – и от продвижения в рамках контекстов, куда включается антропологическая проблематика. В данном случае это глобалистский контекст.

В современных условиях это достаточно наглядно видно на примере проблемы искусственного интеллекта (ИИ) и ее проецирования в глобальный контекст. Следует заметить, что здесь уже наметились соответствующие методологические альтернативы в глобально-цивилизационном и глобально-антропологическом измерениях. Покажем их.

К постановке проблемы

Интеллект как инструмент познания и управления привлекает издавна внимание философов, психологов, филологов, кибернетиков, педагогов, специалистов по управлению в различных сферах общественной деятельности. В потенциале – это междисциплинарная проблема. Но решается, как и ряд других проблем, секторно-дисциплинарно, что является, в том числе, определенным способом абстрагирования (и упрощения)[74]74
  Мирский Э.М. Междисциплинарные исследования и дисциплинарная организация науки. М.: Наука, 1980. 304 с.


[Закрыть]. В последние 50–70 лет на передний план выдвинулся кибернетический подход и в качестве ведущей обозначена проблема создания искусственного интеллекта[75]75
  Искусственный интеллект. Что стоит знать о наступающей эпохе разумных машин. М.: ACT, 2019. 352 с.


[Закрыть]. Здесь на волне растущей востребованности автоматизации базовых управленческо-технических и когнитивных операций и действий в последние годы созданы впечатляющие технические образцы, базирующиеся на основе быстродействующих компьютерных систем, именуемые ИИ. Они используются в ситуациях, востребующих автоматизацию расчетных, технико-управленческих, координационных действий. Прежде всего, это военная, производственная, космическая, телекоммуникационная сферы. Там, где имеют место гигантские объемы и скорости сбора, обработки, передачи, обобщения информации. Одновременно доминирующее место заняли знаково-цифровые системы кодирования и двузначной логики в этой области. Технократическая парадигма исследования и проектирования способствовала становлению монопольного подхода к именно таким функциям интеллекта и его пониманию и зашорило наличие других треков в развитии и проявлениях интеллекта. Технократический подход к интеллекту создал вместе с тем иллюзию конечности и исчерпаемости интеллекта и близость к созданию не только ИИ, но и супер-ИИ. Погруженность в мир растущей техносферы ведет ко все большему отчуждению технического ИИ от человека и формированию идеологемы метачеловеческого ИИ, подчиняющего человека и его интеллект. Тезис о подчиненности ИИ творческому началу естественного интеллекта оказывается как бы преодоленным. В действительности же создается барьер, мембрана, за которой остается небольшая часть общества, группа, которая так или иначе вмонтирована в системы с ИИ. А большие группы людей оказываются по другую сторону. Собственность, владение системами с ИИ оказывается наиболее важной частью владения различными средствами производства, природными человеческими и социальными ресурсами. Процесс такой киборгизации имеет, тем не менее, свои природные, социальные и антропологические границы и барьеры.

Однако такой трек развития (техносферный) выступает как один из ведущих треков и детерминантов в том числе и антропологического развития. Но вместе с тем далеко не единственный. Есть и другие азимуты в глобально-антропологической эволюции. Они репрезентируются прежде всего в локально-цивилизационных треках. Порой даже создается ощущение, что трек, ориентированный на внутренний мир, антропологические основания интеллекта, все больше уступает место техносферному его базису. Лидерство в последнем отдается Западной цивилизации. Но все более проясняется, что техносферный базис имеет свои границы роста. И в ретроспективе, и в ближайшей перспективе цивилизации Востока убедительно указывают на них. Вместе с тем, обнаруживая иные, альтернативные базисные основания и ресурсы интеллекта, не содержащиеся в техносфере. Но что же это за ресурсы?

Перспективы подходов к решению проблемы

Границы техносферного ресурса обнаруживаются по мере развития технического ИИ и выхода на решение других задач саморазвития, самостимулирования, самопрограммирования и обнаружения новых горизонтов направленного воздействия на человеческую автоэволюцию.

С другой стороны, такие границы роста и развития все более наглядно выявляются по мере развития 300-летней дискуссии о границах познания: от Канта до Гёделя и от Н. Винера до Неймана и современных споров о копне науки, границах науки и рационального мировосприятия в целом[76]76
  Будущее фундаментальной науки. М.: КРАСАНД, 2011. 288 с.


[Закрыть].

Что касается других направлений, то следует обратить внимание по меньшей мере на три вариации концепции множественного интеллекта.

Наиболее простой очевидной видится концепция Говарда Гарднера, которую он выдвинул более 30 лет назад[77]77
  Гарднер Г. Структура разума: теория множественного интеллекта. М.: Вильямс, 2007. 512 с.; Гарднер Г. Мышление будущего: Пять стратегий, ведущих к успеху. М.: Альпина Паблишер, 2015. 168 с.


[Закрыть]. Это прежде всего идея о многообразии источников символического кодирования с помощью специализации интеллектуальных задатков и последующем их развитии в семейство 5–8 разновидностей естественного интеллекта (лингвистического, музыкального, логико-математического, пространственно-кинестетического, религиозно-мистического и др.). Данное семейство при последующем развитии и социализации включается в сферу интеллектуального потенциала, определяющую перспективные направления развития человека и общества. Концепция Г. Гарднера продолжает активно разрабатываться[78]78
  Гоулман Д. Эмоциональный интеллект. Почему он может значить больше, чем IQ. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2018; Дейл К., Пейтон П. Физический интеллект. Как слышать свое тело и управлять эмоциями. М.: Альпина Паблишер, 2020. 532 с.


[Закрыть].

Другая концепция множественного естественного интеллекта принадлежит Ричарду Нейсбиту, изложена в концентрированном виде в книге «География мысли»[79]79
  Нейсбит Р. География мысли. М.: Астрель, 2012. 285 с.


[Закрыть]. В ней излагается идея паритетности универсально-человеческих и специфически-цивилизационных проявлений в разных моделях развития естественного интеллекта: условно-Западного и условно-Восточного. И не только о сочетании в них рациональных и внерациональных начал, но и о существенных различиях структур рационального и внерационального.

В нашей философской и логической литературе похожая (но и отличная) концепция развивается в трудах известного логика, директора Института философии РАН, академика А. В. Смирнова[80]80
  Смирнов А.В. Всечеловеческое VS общечеловеческое. М.: Садра, 2019.


[Закрыть]. В центре его внимания процесс смыслополагания, логико-смысловой подход, который позволяет выявить разные парадигмы смыслообразования, в рамках которых и формируются различные эпистемные цепочки и разные логики (условно: локально-цивилизационные): субстанциональная (Запад), процессуальная (арабо-мусульманская культура).

В третьей концепции исследуется с кросс-когнитивных и кросс-культурных позиций Восточная интеллектуальная парадигма (Китай, Индия) с позиций выявленных глубинных интеллектуальных традиций, которые соединяют персональный и трансперсональный опыт, содержат сложные техники раскрытия сознания и его связей с познавательными механизмами и сочетаниями. Эта концепция ярко представлена в трудах Е. Торчинова[81]81
  Торчинов Е.А. Пути философии Востока и Запада: познание запредельного. СПб.: Азбука-Классика, 2007. 480 с.


[Закрыть]. Здесь следует говорить о началах теории вертикальной структуры интеллекта, что отличает «плоскостную» концепцию технократического подхода к интеллекту и, отчасти, от гарднеровских представлений о естественном интеллекте. Есть еще ряд оригинальных концепций (В. Налимов, М. Петров, В. Библер)[82]82
  Налимов В.В. Разбрасываю мысли. М.: Прогресс-Традиция, 2000. 344 с.; Петров М. К. Язык, знак. Культура. М.: УРСС, 2004. 388 с.


[Закрыть]. Но хотелось бы отметить, что наибольшее распространение в последние годы среди таких композитных подходов к интеллекту получила идея Эмоционального интеллекта, которая относительно противопоставлена идее Рационального интеллекта[83]83
  Гоулман Д. Эмоциональный интеллект. Почему он может значить больше, чем IQ. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2018.


[Закрыть].

С нашей точки зрения, приведенные выше подходы позволяют не только неординарно представить проблемы интеллекта и его развития, но и поставить более фундаментальные проблемы, связанные с онтологической природой информации и ее различными репрезентациями в разных эволюционно-эпистемологических рядах. Но и, конечно, ближе подойти к пониманию природы и подлинной значимости антропного принципа.

Резюме

1. Анализ показывает наличие диатропики (разнообразия) концепций естественного интеллекта, представления о котором в принципе не сводимы к информационно-компьютерной метафоре, лежащей в основе представлений об ИИ. Значимый тренд в развитии данной диатропики – упор на нерациональные и внерациональные компоненты естественного интеллекта, которые пока не удается вписать в современную парадигму. По всей видимости в поисках возможностей сопряжения представлений о естественном интеллекте (включая и внеземные проявления) и искусственном интеллекте требуется выход в пределы альтернативной онтологии и альтернативной когнитологии[84]84
  Старостин A.M. Исследовательская философия. Ростов н/Д: Изд-во РГЭУ (РИНХ), 2018. 704 с.


[Закрыть].

2. Изучение знаковых систем и семиотических оснований композитных представлений о естественном интеллекте обнаруживает их несводимость к наличной цифровой картине ИИ. В более узком ракурсе это проявляется даже в рамках современных представлений об интеллекте как рациональной машине, действующей на основе двузначной логики и логики тождественных отношений. В этом плане обозначился интерес к иным логикам: противоречий; подобия (толерантных отношений); диалогическим и рефлексивным[85]85
  Лефевр В.А. Рефлексия. М.: Когито-Центр, 2003. 496 с.; Рефлексивный подход: от методики к практике. М.: Когито-Центр, 2009. 417 с.


[Закрыть].

3. Обсуждение перспектив развития междисциплинарных представлений об интеллекте вообще и ИИ, в частности, обнаруживает ряд лакун комплементарной, конвергентной природы и содержащих возможности действия по принципу соответствия (расширительность). Наличие таких лакун определяет не только особенности, но и сложности, и возможные границы междисциплинарного синтеза. Прежде всего те, что лежат в плоскости возможностей совместимости натуроцентрической и культуроцентрической парадигм[86]86
  Сноу Ч.П. Две культуры. М.: Прогресс, 1973. 144 с.


[Закрыть].