Текст книги "Новая философия глобального мира: проблемная репрезентация"

Глава 4. Глобальный кватернион и стратегии мировой динамики

В последние годы в процессе глобализации и в отражающей его глобалистике наметился ряд острых проблем. Данные коллизии отмечаются в современных работах по глобалистике.

В обостренной форме и с указанием на первостепенную значимость переориентации социально-мировоззренческих подходов и взглядов на глобализацию, как уже отмечалось выше, выступили классики в области глобального моделирования – организаторы и координаторы Римского клуба в юбилейном докладе этому клубу (2018 г.) «Come On! Capitalism, Short-termism, Population and the Destruction of the Planet»[118]118
  Weizsaecker E. von, Wijkman A. Come On! Capitalism, Short-termism, Population and the Destruction of the Planet. A Report to the Clab of Rome. N.-Y., Springer, 2018.


[Закрыть].

Здесь содержится призыв к разработке новой стратегии «гарантированной планетарной безопасности и выживания» в условиях «полного мира», что требует формирования нового мировоззрения, основанного на «новом Просвещении». Безусловный акцент делается на формирование гуманистических ценностей нового поколения, требование критического пересмотра нарастающих глобальных рисков, продуцируемых современным спекулятивным капитализмом.

Обращаясь к рассмотрению современной глобальной динамики с учетом уже имеющегося когнитивного опыта, и, прежде всего, имея в виду контекст альтернативных подходов и их оснований, обозначим основные коллизии современной глобальной динамики (глобальный контекст и детерминанты его неустойчивости) и методологию их возможной конвергенции.

Прежде всего следует указать на необходимость перехода от секторной, аналитической реконструкции процессов современной глобализации к межсекторной и междисциплинарной. Однако важно подготовить такой многоэтапный переход. Ибо для формирования междисциплинарного видения необходимы не только концепты междисциплинарного уровня, но и связей между ними и, соответственно, с их прообразами.

С нашей точки зрения, значимым выступает матричный подход, где в рамках основных компонентов матрицы глобальных трансформаций выступают наиболее значимые их аспекты. Поэтому целесообразно, имея в виду указанные аспекты, рассматривать в системе геополитические, геоэкономические, геокультурные, глобально-экологические кластеры инноваций. Итог их взаимодействия может рассматриваться как глобальный кватернион взаимосвязанных глобальных кластеров развития. Таким образом, глобальный кватернион выступает как четырехэлементная матрица глобальных трансформаций с геополитической, геоэкономической, геокультурной и геосоциоэкологической компонентами. Система взаимосвязей между которыми их качество и удельный вес в системе взаимодействий изменяются со сменой глобальных волн в процессе социального развития.

Отметим вкратце основные инновационные особенности и характеристики указанного кватерниона. Итак, кластер геополитических инноваций.

Прежде всего, это переход от системы глобальной иерархии, сложившейся и функционировавшей четверть века и связанной с распадом СССР и социалистической системы, что получило название «однополярного мира». В настоящее время формируется полиархическая система, связанная с существенным укреплением экономического и военного потенциала Китая, а также Индии и изменением политических притязаний России. Все это может быть названо устремленностью к глобальной демократии. На очереди становление новых международно-правовых и международно-финансовых отношений, что может также занять 25–30 лет. Но в итоге сформируется политико-экономическая платформа нового этапа глобализации[119]119
  См. подробнее: Старостин А. М. Философия международных отношений: введение в проблему // Наука и образование: хозяйство и экономика; предпринимательство; право и управление. 2019. № 5. С. 107–115.


[Закрыть].

Не следует также упускать из вида, что глобальные экономические и политические процессы сопровождаются и балансируются сопряженным процессом государствообразования. За период с конца 40-х гг. XX в. (около 70 лет) число государств в мире выросло более чем вчетверо. Государствообразование этого периода включает две интенсивные волны: послевоенную, связанную с распадом колониальной системы Запада и постсоветский период, связанный с распадом СССР и восточно-европейской социалистической системы.

Именно государствообразующий процесс способствовал продвижению к глобальной демократии посредством ускоренного развития новых крупных государств и образования новых государственных союзов, не связанных с геополитическими и геоэкономическими мотивами и интересами, сложившимися под влиянием стран Запада.

Геоэкономический инновационный кластер связан с интенсивным процессом глобальной экономической перестройки[120]120
  См.: Кондратьев В.Б. Новый этап глобализации: особенности и перспективы // МЭиМО. Т. 62. № 6. С. 5–17.


[Закрыть], основные проявления которой сводятся к следующим направлениям:

• в технологическом плане – это четвертая промышленная революция (по Клаусу Швабу[121]121
  Шваб К. Четвертая промышленная революция. М.: Э, 2017.


[Закрыть] или, о чем чаще говорится в отечественной экономической литературе – переход к шестому технологическому укладу, вытекающему из кондратьевских циклов[122]122
  Глазьев С.Ю. Стратегия опережающего развития России в условиях глобального кризиса. М.: Экономика, 2010; Акаев А. А., Садовничий В.А. О новой методологии долгосрочного циклического прогнозирования динамики развития мировой системы и России // Прогноз и моделирование кризисов и мировой динамики. М, 2012. С. 5–69.


[Закрыть]. И в том, и в другом случае говорится о начале 20-х гг. XXI в. и сюда включают такие базовые технологические новшества, как освоение технологий квантовых вычислений и искусственного интеллекта (ИИ); Интернета вещей (ИВ); трехмерной печати; создание мощных нано– и биотехнологических отраслей; «зеленая экономика»; новая (микрокосмическая и макрокосмическая) энергетика; создание транспортной инфраструктуры, базирующейся на новых энергетических носителях;

• в финансово-экономическом плане – это преодоление расширяющегося разрыва между реальной глобальной экономикой и финансовой сферой через посредство инфосферы и информационных регулятивов рыночных обменов[123]123
  Смыслов Д.В. Эволюция глобализации мировой экономики: современные тенденции // МЭиМО. Т. 63. № 2. С. 5–12.


[Закрыть];

• глобальная капитализация человеческих ресурсов (многопараметрическая) и, в частности, рост социальной сферы, что явно обозначилось в странах ЕС, на которые уже приходится около 60 % совокупного мирового объема социальных расходов при менее 10 % населения мира[124]124
  Глобальная перестройка / отв. ред. А. А. Дынкин, Н. И. Иванова; Институт мировой экономики и международных отношений РАН. М.: Весь мир, 2014. С. 31–32.


[Закрыть];

• формирование геокосмической экономической инфраструктуры[125]125
  Старостин А.М. Философские инновации: концепция и основные сферы проявлений. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2009. С. 115–121.


[Закрыть];

• формирование эколого-экономической сферы (производство замкнутых и открытых экологических макро– и микросред).

К этому необходимо добавить глобализацию и синхронизацию развития научно-инновационных процессов, прежде всего, сопряженных с глобальной цифровой инфосферой, что проявляется:

• в формировании глобальной инфосферы как суммы инфомиров с атрибутами самоорганизации и саморазвития, и перемещении туда научно-экспериментальной и проектной деятельности как базовой области практического опыта и его верификации (альтернативная когнитивистика)[126]126
  См. подробнее: Старостин А.М. Прикладная философия как философская инноватика. Ростов н/Д: Изд-во ЮРИУ РАНХиГС, 2015. С. 163–165.


[Закрыть]; освоение новых фрагментов фундаментальной реальности и установление сопряжений (не только когнитивных) между этими областями и инфореальностью;

• концентрации научно-инновационных процессов на сохранении и приумножении человеческого потенциала, и поддержании потенциала самоорганизации глобального социума;

• формировании новой волны военно-технологической и военно-политической революции, позволяющей парировать, купировать и элиминировать возможности оружия массового поражения; перемещение военной конкуренции в область инфосферы (когнитивное оружие, кибероружие)[127]127
  Мировойна. Все против всех. Новейшие концепции боевых действий англосаксов. М.: Книжный мир, 2015.


[Закрыть].

Отмечая новые тенденции геоэкономического развития, следует подчеркнуть как их эволюционную, так и конкурентно-конфронтационную проекцию. На последнем аспекте особо останавливаются известные авторы Р. Блэквилл и Дж. Харрис в своей монографии «Война иными средствами. Геоэкономика и искусство управлять государством»[128]128
  Блэквилл Р., Харрис Дж. Война иными средствами. Геоэкономика и искусство управлять государством. М.: АСТ, 2017.


[Закрыть]. Они подчеркивают значимость семи наиболее задействуемых в этом ключе направлений и соответствующих технологий глобального уровня: торговую политику, инвестиционную политику, экономические санкции, киберсферу, финансовую помощь, денежно-кредитную политику, энергетическую и сырьевую политику.

Мощным фактором становления нового этапа глобализации и нового глобального культурно-антропологического контекста выступают цивилизационные факторы, в центре которых возобновление локально-цивилизационной динамики. На это повлияло как изменение баланса отношений крупнейших государств и новых государственных объединений (США и ЕЭС, Китай, Индия, Россия, страны Ближнего и Среднего Востока), так и девальвация объединяющего потенциала крупнейших идеологических систем (национал-социализм, коммунизм, либерализм). Ныне, наряду с христианско-протестантскими началами, которые все еще продолжают занимать ведущее место в ценностно-цивилизационном ряду, усиливается влияние конфуцианско-буддийского комплекса, палитры исламских религиозно-ценностных комплексов, а также православно-христианских цивилизационно-духовных начал[129]129
  Добреньков В.И. Глобализация духовности. М.: Академический проект, 2019. С. 511–518.


[Закрыть].

Следует подчеркнуть ныне четко обозначившееся существенное воздействие на становление нового глобального контекста таких культурно-антропологических факторов, которые связаны, прежде всего, с очень высокой динамикой в прохождении населения многих стран мира, макрорегионов основных ценностно-мотивационных ступеней в процессе первичной и вторичной социализации. Прежде всего, это выход основной массы человечества за период после Второй мировой войны на ступень массового материального потребления и некоторой части населения мира (до 15–20 %) – на ступень личностной и духовной самореализации и духовно-культурных приоритетов в массовом потреблении.

Можно предположить, что последующие 25–30 лет (жизнь одного поколения) приоритеты духовно-личностной самореализации станут нормой не только для элитного и среднего слоя, но и распространятся в массовом слое, что скорее всего отразится и на приоритетах глобальной экономики, а также будет связано со становлением новых технологических укладов и их задействованием на обеспечение мотивов и потребностей высокого уровня.

Впрочем, данные процессы протекают не только неравномерно, но, зачастую в парадоксальных формах макросоциального развития, генерируемых на стыке разных цивилизационных ступеней развития и направленных на устранение межступенных барьеров через социальный взрыв, скачок, таких как демографический взрыв, миграционный взрыв, гендерный взрыв, экстремистско-террористический взрыв, взрыв ненасильственных движений (цветных революций). Это сочетается с задействованием глобальных инноваций для поддержания этих новых девиационных кластеров и «пузырей» массового иждивенчества, что приводит к застреванию на уровне низких мотивационно-потребительских ниш, культивированию традиционных и архаических субкультур. Данные проявления требуют подробного рассмотрения не только в парадигме расширения социокультурного разнообразия, но и рисков глобального развития, связанных с переизбыточным заполнением уже «заполненного» (по выражению классиков Римского клуба), или относительно «заполненного мира». Это то, что тормозит переход к социальным укладам, делающим мир вновь «пустым» или «незаполненным».

Что касается геоэкологической проблематики, то она находилась постоянно в течение более полувека в поле зрения крупных научных и экспертных организаций, таких как Римский клуб. В отечественном исполнении они объединялись усилиями ряда крупных исследователей (Н. Моисеев, В. Александров, В. Данилов-Данильян, А. Урсул, М. Будыко, Н. Реймерс, Э. Кульпин, О. Яблоков, А. Назаретян, В. Грачев, О. Яницкий и др.) и организаций (Российская академия экологии, факультет глобальных процессов МГУ, Российское философское общество и др.).

Наиболее значимые коллизии инновационного порядка здесь наметились в связи с коррективами, вносимыми в известную концепцию (доктрину) устойчивого развития. А также в связи с потребностью скоординированного, и в том числе, междисциплинарного взгляда на социально-экологические процессы в период изменения глобальной динамики, обусловленной сменой экономико-технологического уклада и перенормировкой геополитических процессов[130]130
  См. также: Старостин А.М. Исследовательская философия. Ростов н/Д: Изд-во РГЭУ (РИНХ), 2018. С. 203–208; Попкова Н.В. Философская экология. М.: Либроком, 2018. С. 183–201; Яницкий О.Н. Биосфера и социосфера: как совместить их исследование? // Общественные науки и современность. 2019. № 1. С. 178–188.


[Закрыть].

К сказанному нужно добавить то, что репрезентированные кластеры глобальных инноваций, сконцентрированные в рамках упомянутого их кватерниона, так или иначе втягиваются в соответствующие стратегии глобального развития.

При всем уважении к наиболее популярной ныне стратегии устойчивого развития, учитывая концепцию Н. Кондратьева[131]131
  Кондратьевские волны: к 125-летию со дня рождения Н. Д. Кондратьева. Ежегодник. Волгоград: Учитель, 2018. С. 5–13.


[Закрыть], следует подчеркнуть наличие и других стратегий. Одни из них доминировали на этапе бурного индустриального развития, другие только заявили о себе. Подчеркнем их наличие и значимость в современной глобальной динамике.

1. Еще в 60–70-е гг. XX в. доминантой в выборе приоритетных моделей социально-экономического развития можно было рассматривать философию безопасности и развития в условиях устойчивого социально-экономического роста. С тех времен, пожалуй, лишь Индия и Китай из числа крупных государств сохранили такой общий подход к развитию, что, с одной стороны, вызывает в некоторых кругах удивление и даже несогласие, поскольку, например, экономика КНР за счет этого занимает все более заметные позиции в мировой экономике. В то же время китайский феномен ускоренного экономического роста порождает и тревогу о быстром приумножении факторов риска в глобальной эколого-социальной системе.

2. Начиная с 90-х гг XX в. вступила в пору философия безопасности и развития в условиях устойчивых глобальных межсекторных балансов и рисков, связанных с их нарушением. Это доктрина «устойчивого развития», которая продолжает доминировать и поныне. Однако ныне возникли значительные сомнения по истечении четверти века попыток ее утвердить.

3. С нашей точки зрения, о чем уже отмечалось выше, зарождается новая философия безопасности и развития на пороге зарождения тенденций глобальной эволюционной диатропики[132]132
  Термин введен известным методологом Ю. В. Чайковским (см.: Чайковский Ю.В. Активный связный мир. М., 2008. С. 312), под чем подразумевается сопоставление рядов эволюционирующих объектов (в данном случае речь идет о локальных цивилизациях).


[Закрыть], обусловленной нарастанием влияния локально-цивилизационных систем. В этих рамках все более явственно заявляет о себе доктрина устойчивого роста глобального человеческого капитала (потенциала), активно поддерживаемая в последние 12–15 лет ООН и как генерализирующая общий диатропический поток. В итоге речь следует вести о сопоставлении разных моделей глобальной социальной эволюции в общем потоке современной глобальной динамики, ориентированной на социально-антропологические приоритеты.

4. Можно говорить о формируемой доктрине управляемого кризиса, «отрицательного» роста, которая на слуху в определенных экспертно-аналитических центрах.

Раньше, до начала первой половины XX в. основным механизмом управляемого кризиса и «отрицательного роста» были война и широкомасштабный экономический кризис. Сейчас возможности этого сократились (даже на уровне локальных и глобальных войн). Но ресурсы Земли ограничены и новые переделы и спады в росте возможны в основном невоенным путем, что обусловливает поиск механизмов приостановки роста и даже акцентуации на «отрицательном» росте.

В итоге речь следует вести о сопоставлении разных моделей глобальной социальной эволюции в общем потоке современной глобальной динамики, приоритетно ориентированной на социально-антропологические цели и ценности.

И в заключение о России. Ее место в глобальной динамике зависит в первую очередь от полноты обладания ею государственным и локально-цивилизационным суверенитетом. Если в геополитическом ракурсе Россия обладает практически полным суверенитетом, то в экономическом этот уровень не более 25–30 %. А по социокультурным основаниям общество определенно расколото на несколько кластеров, отношения между которыми могут описываться разными градациями конфликтности. Но решающую значимость в вопросах социокультурного партнерства и сотрудничества приобрели ныне культурно-антропологические и инновационные факторы. Касательно проблем и парадоксов инновационного развития России остановимся подробнее.

Несмотря на то, что применительно к инновационному развитию страны за последние годы принят ряд крупных решений, быстро формируется соответствующая нормативно-правовая база, выделяются уже сотни миллиардов рублей на краткосрочную перспективу в этой сфере, здесь существует целый ряд нерешенных концептуальных и прикладных проблем, последствия которых ощущаются в виде механизмов торможения, низкой эффективности в управлении и реализации инновационной политики.

Основной крен здесь взят в сторону институциональных проблем инновационного развития. Что пока не дало желаемого эффекта. На это указывают и ведущие наши эксперты: «К сожалению, в России наблюдается так называемый реформаторский зуд: мы не раз перетряхивали министерства, ликвидировали и сливали их, создавали вместо них агентства и другие структуры, но заметного улучшения дела не достигли»[133]133
  Богомолов О.Т. Социально-гуманитарные аспекты модернизации России // Вестник РАН. 2012. № 1. С. 68.


[Закрыть].

В то же время весьма слабо разрабатываются и освещаются поведенческие и социально-коммуникативные проблемы, связанные со взаимодействием элит и состоянием их ценностно-мотивационной сферы применительно к инновационным процессам.

Между тем стоит прислушаться к важной методологической установке, высказанной еще М. Вебером применительно к становлению и развитию индустриального общества и культивированию технологических и экономических инноваций на этой платформе. Речь идет о «духе капитализма», «протестантской этике» и тому подобных ценностно-мотивационных факторах, которые данный классик противопоставлял методологическим позициям других классиков («невидимая рука рынка», «основные противоречия капитализма» и т. п.), которые в большей мере выстраивались во внешнем, объективистском плане.

Возвращаясь к проблеме перспектив российского инновационного развития и оценивая их с позиций современного состояния межэлитных коммуникаций и ценностно-мотивационной сферы элит, следует подчеркнуть не только недостаточность данных предпосылок, но и недостаточное внимание к их изучению и изменению.

Резюмируя, подчеркнем: основные тренды системного характера политического и социально-экономического развития российского общества свидетельствуют не о шагах в продвижении к информационному, инновационному обществу, а о попятном, инверсионном движении.

На этом пути возможно создание неких «заповедников» инноваций, но не системная трансформация, которая обусловит массовую востребованность инновационной деятельности.

Для последнего требуются шаги по реформированию политической и экономической системы, существенное обновление политической и бизнес-элиты и их взаимоотношений с интеллектуальной элитой, разрушение системы теневой экономики. Иными словами, это – обширное поле в том числе, а скорее всего приоритетно и для социально-гуманитарных инноваций на макроуровне общества.

Глава 5. Новые измерения глобализации: антивирусная глобализация

Современная ситуация в социально-глобальном развитии в последние годы подвергается все нарастающему критико-рефлексивному прессингу. Если ссылаться на самые высокие авторитеты, то в обостренной форме и с указанием на первостепенную значимость смены современной глобалистской парадигмы выступили классики в области глобального моделирования – организаторы и координаторы Римского клуба в юбилейном докладе этому клубу (2018 г.): «Come on» Capitalism, Short-termism, Population and the Destruction of the Planet»[134]134
  Weizsaecker E. von, Wijkman A. Come On! Capitalism, Short-termism, Population and the Destruction of the Planet. A Report to the Clab of Rome. N.-Y., Springer, 2018.


[Закрыть].

Здесь говорится о необходимости разработки новой философии глобального мира, содержится призыв перехода к новой стратегии «гарантированной планетарной безопасности и выживания» в условиях гуманистических ценностей нового поколения, требование критического пересмотра нарастающих глобальных рисков, продуцируемых в значительной мере под воздействием современного финансово-спекулятивного капитализма.

Однако авторы не предлагают принципиально новой модели глобализации, влекущей за собой смену фундаментальных социальных установок в ответ на нарастающий вал массового потребления. Нет глубокой рефлексии и по поводу формирования новой системы глобального регулирования и управления, которые бы пришли на смену экономическим и политическим институтам глобального капиталистического рынка. Да и, обозревая методологические основания данного труда, трудно представить какие-либо глубокие ориентиры выхода из когнитивного тупика, относящегося к разработке этой проблематики.

Поэтому не случайно движение к новой платформе, намечаемой Римским клубом, сталкивается с критикой. Прежде всего обращается внимание на отсутствие попытки преодолеть давно известный диссонанс между натуроцентризмом (как раз обстоятельно представленным в работах Римского клуба) и культуроцентризмом (представленным в других глобалистских платформах). Поэтому трудно и ожидать какого-то продвижения под призывом «Come on!»

В рамках данной коллизии можно увидеть все более расходящийся веер векторов, описывающих технократический, технико-технологический спектр возможностей развития общества и социально-гуманистических устремлений и обобщений социально-глобального опыта.

Между тем быстро нарастающие угрозы глобального уровня в последние годы добавляют все новые острые сюжеты, возникающие как в русле технико-технологического развития, так и в рамках социального и экономического.

Не следует оставлять за скобками и движения в рамках метапланетарного контекста, который никто не отменял, но от которого заставили абстрагироваться реалии нарастающих возможностей широкомасштабных проявлений технико-технологических инноваций в земных условиях.

Этот горизонт и сейчас не фиксируется, когда прилетел новый «Черный лебедь» глобальных пандемических угроз.

Следует лишь подчеркнуть наличие не только «плоскостного» измерения социально-глобального развития, но и «вертикальных» его измерений. Они обусловлены, с одной стороны, микробиологическими и микрохимическими детерминантами земной биосферы, проникающими в структуры социосферы и антропосферы.

А с другой – геокосмическими и гелиокосмическими факторами, воздействующими на условия человеческого существования в циклическом и в импульсном формате.

Ярким примером микробиологических воздействий с катастрофическими последствиями выступает современная глобальная коронавирусная атака.

Кстати говоря, даже в условиях глобальной и национальной мобилизации, связанной с этими угрозами с пока еще не просматриваемыми кратко-, средне– и долгосрочными последствиями современной пандемической ситуации никто до сих пор не поднял глаз к небу и не прокомментировал то, что было точно установлено сто лет назад в трудах А. Л. Чижевского[135]135
  Чижевский А.Л. Космический пульс жизни. М.: Мысль, 1995; Владимирский Б. М. Солнечная активность и общественная жизнь. Космическая историометрия: от первых российских космистов до наших дней. М.: Либроком, 2017.


[Закрыть] и, как в социально-экономической проекции гелиобиологического знания, в работах и прогнозах Н. Д. Кондратьева[136]136
  Кондратьев Н.Д. Кризисы и периоды в свете теории длинных волн. Взгляд из современности. М.: Учитель, 2017.


[Закрыть].

Стоит об этом напомнить, поскольку данные направления исследований рождалось первоначально в русле русского космизма. А практически первой монографической работой, защищенной в виде диссертации в 1918 г., стало исследование А. Л. Чижевского «Физические факторы исторического процесса». Здесь автор характеризует открытый им феномен гелиобиологии, показывая синхронистические его проявления на развитие биологических и исторических процессов. И хотя данное направление получило развитие в трудах многочисленных последователей и независимых ученых свою разработку[137]137
  Там же.


[Закрыть], но до сих пор находится на периферии научного мейнстрима.

Можно сказать, что в работах А. Л. Чижевского и других представителей гелиобиологии вероятно была предпринята удачная попытка найти сопряжение натуралистической и культурологической парадигм субкультур познания[138]138
  Сноу Ч.П. Две культуры. М.: Прогресс, 1973.


[Закрыть]. В этих рамках и по сей день идет изучение проявлений синхронизации космических, биологических и социальных циклов развития. К нашему сведению стоит учесть, что 2020 г. относится к экстремуму 11-летнего цикла солнечной активности и во временном плане относится к области наибольших рисков, связанных с такими экстремальными проявлениями, как пандемии, крупные социальные конфликты, войны, революции, экономические кризисы.

Следует также обратить внимание и на тот факт, что в качестве макроэкономической проекции гелиобиологической активности и цикличности можно рассматривать Кондратьевские циклы. Они коррелируют с целой цепью гелиоциклов продолжающихся в течение 45–55 лет, в рамках которых запускаются все новые, сменяющие друг друга технологические уклады. Прошедший 2020 г. маркирует начало перехода к шестому технологическому укладу[139]139
  Кондратьев Н. Д. Кризисы и периоды в свете теории длинных волн. Взгляд из современности. М.: Учитель, 2017; Глазьев С.Ю. Рывок в будущее. Россия в новых технологическом и мирохозяйственном укладах. М.: Книжный мир, 2018.


[Закрыть]. Стоит также отметить немалое число работ, разрабатывающих проблематику цикличности в истории и политике[140]140
  Пантин В.И. Циклы и волны глобальной истории. Глобализация в историческом измерении. М.: Новый век, 2003; Турчин П.В. Историческая динамика. На пути к теоретической истории. М.: Изд-во ЛКИ, 2007.


[Закрыть].

Из сказанного, на наш взгляд, можно сделать предварительный общий вывод методологического порядка о назревшем часе (или, метафорически звучащем – «судном дне»), настоятельно требующем смены парадигмы видения планетарного (и вместе с этим социально-глобального) развития. Она должна быть сродни выходу в надсистемную (по отношению к сегодняшней) проекции, подобной переходу от геоцентризма к гелиоцентризму.

Заделы для такого продвижения имеются в фонде глобального мировоззрения как в натуроцентричной и технократической проекции, так и в культуроцентричном ракурсе. Можно указать, прежде всего, на разработки в рамках отечественного космизма, так и в зарубежных наработках последнего столетия.

В свою очередь, хотелось бы обратить внимание на собственные наработки последних лет в этой области. Это прежде всего касается нескольких связанных между собой концептов: «альтернативных моделей глобализации»[141]141
  Старостин А.М. Альтернативные модели глобализации и проблемы современной глобальной динамики. Ростов н/Д: Изд-во РГЭУ (РИНХ), 2018.


[Закрыть]; «глобального кватерниона»[142]142
  Старостин А.М. Глобальный кватернион и новые стратегии развития // В сборнике «Современная архитектура мировой экономики: инвестиции, инновации, индустрия, интеграция». Ростов н/Д: Изд-во РГЭУ (РИНХ), 2019. С. 72–80.


[Закрыть]; «диатропики стратегий мирового и национального развития»[143]143
  Старостин А.М. Стратегические направления современной глобальной динамики: междисциплинарный ракурс // В колл. моногр. «Глобальные вызовы современного развития экономических систем: новые риски и приоритеты». Ростов н/Д: Изд-во РГЭУ (РИНХ), 2019. С. 174–186.


[Закрыть]; «Новой философии глобального полицентричного мира»[144]144
  Старостин А.М. Новая философия глобального полицентричного мира // Век глобализации. 2020. № 1.


[Закрыть].

Они нацелены, во-первых, на поиски путей междисциплинарного стыка, как на межпарадигмальном, так и межпредметном уровнях. А во-вторых, обращают внимание на альтернативные подходы к ключевым проблемам, в том числе связанным с глобальными рисками и безопасностью.

В контекстуальных рамках этих концептов следует обратить внимание на новый аспект продолжающегося и модифицирующегося на наших глазах процесса социальной глобализации. За несколько прошедших месяцев 2020 года сложилось феноменологическая проекция нового аспекта глобализации, которую следует обозначить «антивирусной глобализацией». Она практически почти не проявлялась в рамках современного глобального развития. А теперь требует уже не только релевантных эмпирических описаний, но и подготовки футурологических разработок. Это то, что может быть обозначено как «План В» новой волны глобализации. Естественно, что угрозы пандемического характера могут быть дополнены рядом других ситуаций – угроз, которые ныне находятся на периферии общечеловеческого внимания (астероидная угроза; геотектоническая угроза; катастрофические всплески океанологической активности; проблемы с потреблением пресной воды и др.), и к которым, как показали последние события, многие государства и межгосударственные институты и структуры не готовы ни когнитивно, ни организационно, ни психологически.

Возвращаясь к нынешней пандемической опасности, следует обратить внимание не только на медико-биологические аспекты и регулирование социальной и экономической деятельности на разных уровнях (межгосударственный, национальный, местный), но и политико-управленческую сторону проблемы.

Уже первые несколько месяцев карантинной деятельности показали резкие проявления в межгосударственной и национальной политике. Это связано с повсеместным переходом на режим чрезвычайного или околочрезвычайного положения. Регламенты повседневной политической жизни оказались на этот случай слабо проработаны. И политико-управленческая деятельность мобилизационного типа далеко задвинула формат привычной публичной политики, соблюдение прав человека, демократические нормы и ценности. Хозяином положения стали структуры исполнительной власти, действующие даже не слишком ориентируясь на рекомендации ученых, экспертов, организаторов здравоохранения и, конечно, мнение населения. В нашей стране высший уровень готовности и отмобилизованности продемонстрировали военные, прежде всего в опоре на специальные службы и формирования. Поэтому и у нас, и в ряде других государств антипандемические действия многими восприняты как квазивоенные. А если отнестись к этим событиям с позиций, изучающим смену кондратьевских циклов, механизмом которых часто выступают войны и социальные катаклизмы, то пандемия может рассматриваться и как новый экономико-технологический локомотив перехода к шестому укладу и сжатия основных направлений Пятого. Однако далеко не все те ключевые технологии, которые были анонсированы ранее футурологами[145]145
  Турчин А. В., Батин М.А. Футурология. XXI век: бессмертие или глобальная катастрофа? М.: БИНОМ, 2013; Шваб К. Четвертая промышленная революция. М.: Э, 2017.


[Закрыть] могут оказаться наиболее приоритетными.

Возвращаясь к современному пандемическому контенту, в традициях футурологических подходов[146]146
  Турчин А. В., Батин М.А. Указ. соч.


[Закрыть], следует обозначить основные сценарные варианты в его развитии и возможные модификации обозначившейся ситуации. Нам уже приходилось высказываться ранее в этом ключе[147]147
  Старостин А.М. Альтернативные модели глобализации и проблемы современной глобальной динамики. Ростов н/Д: Изд-во РГЭУ (РИНХ), 2018.


[Закрыть].

Возьмем эти суждения за основу. Итак, три основных сценария[148]148
  Суждения, касающиеся основных сценариев, были высказаны в первой половине 2020 г. Но, судя по последующим событиям, они продолжают действовать.


[Закрыть].

1. Сценарий первый (маятниковый) – кратковременный, хотя и с моментами циклизма, возвратности и увеличенной долей пандемических рисков. По этому сценарию сложившийся глобальный уклад с его базовыми трендами возвращается в прежний формат, добавляя к нему новый дополнительный уровень вирусологической защиты. Работы в этом направлении уже интенсивно идут и требуют качественно новых капиталовложений в интенсивное развитие медицинских эпидемиологических, санитарно-гигиенических служб и, вместе с тем, новый аспект добавляется к привычным геополитическим, геоэкономическим, геокультурным, геоэкологическим направлениям. Более того, если коронавирусная инфекция приобретает циклически-сезонный характер, то новые службы защиты начнут действовать по такому же фазовому принципу, и весь наш образ жизни может измениться и подстроиться под смену таких фаз также, как в жизни автомобилистов периодически меняются периоды смены шин: с «зимних» на «летние» и наоборот. А вместе с климатическими циклами, влекущими включение и отключение отопления и сменой видов одежды в практику войдут переключения с дистантных на контактные виды деятельности. Вместе с этим начнутся экономические перетоки и переливы и психологические обострения[149]149
  Шваб К. Четвертая промышленная революция. М.: Э, 2017.


[Закрыть] под влиянием вирусологических циклов. То, что сейчас кажется чрезвычайными и временными мерами, войдет в привычный формат.

2. Согласно второму сценарию (линейно-восходящему) коронавирусные воздействия, в особенности при быстрых мутациях и при незначительных «приливах» и «отливах», потребуют выстраивания эшелонированной антивирусной защиты (одежда, помещения, регламенты общения и взаимодействия, деятельность медицинских учреждений). В то же время станет быстро расти удельный вес активных мер по распознаванию вирусологической опасности (мониторинго-диагностические методы, техника, фармацевтия) и парированию ее угроз. Получит быстрое развитие дистантная экономика. Все это на постоянной основе. Потребуются существенные коррективы в организационной, производственной и культурной деятельности, изменения форматов коллективного и межличностного общения. Все это сопоставимо со сменой прежнего городского уклада жизни и переходом к новой урбанистической революции. Глобализация станет в существенной мере базироваться на информационно-компьютерных форматах и ускоренном развитии роботизации и IT-визации человеческой деятельности, поддерживаемой космической инфраструктурой.