Текст книги "Новая философия глобального мира: проблемная репрезентация"

Глава 3. Русская философия глобального мира

В современной науке, экспертных разработках, в общественном мнении достаточно устоялся и занял свое место концепт глобализации общества. Его принято определять как «процесс универсализации, становления единых для всей планеты Земля структур, связей и отношений в различных сферах жизни ^{общества»}[87]87
  Глобалистика. Международный междисциплинарный энциклопедический словарь. М. – СПб.—Н.-Й.: Елима, Питер, 2006. C. 163.


[Закрыть], а также как применяемого для обозначения «интеграционных и дезинтеграционных процессов планетарного масштаба в области экономики, политики, культуры, а также антропогенных изменений окружающей среды, которые по форме носят всеобщий характер, а по содержанию затрагивают интересы всего мирового сообщества»[88]88
  Чумаков А.Н. Глобалистика в системе современного научного знания // Вопросы философии. 2012. № 7. С. 5.


[Закрыть].

Соответственно, результаты исследований и различных интерпретаций процесса глобализации концентрируются в междисциплинарной области научных исследований, получившей название «глобалистика». Ее усилия направлены «на выявление сущности глобализации, причин ее появления и тенденций развития, а также на анализ порождаемых его позитивных и негативных последствий»[89]89
  Там же. С. 4.


[Закрыть].

В последние годы в процессе глобализации и в отражающей его глобалистике наметился ряд острых проблем. Данные коллизии отмечаются в современных работах по глобалистике. Как уже отмечалось выше, в обостренной форме и с указанием на первостепенную значимость переориентации социально-мировоззренческих подходов и взглядов на глобализацию выступили классики в области глобального моделирования – организаторы и координаторы Римского клуба в юбилейном докладе этому клубу (2018 г.) «Come On! Capitalism, Short-termism, Population and the Destruction of the Planet»[90]90
  Weizsaecker E., Wijkman A. Come On! Capitalism, Short-termism, Population and the Destruction of the Planet. A Report to the Club of Rome. N.-Y., Springer, 2018.


[Закрыть].

Здесь содержится призыв к разработке новой стратегии «гарантированной планетарной безопасности и выживания» в условиях «полного мира», что требует формирования нового мировоззрения, основанного на «новом Просвещении». Безусловный акцент делается на формирование гуманистических ценностей нового поколения, требование критического пересмотра нарастающих глобальных рисков, продуцируемых современным спекулятивным капитализмом.

Однако авторы не предлагают новой модели глобализации, влекущей за собой смену социальных установок в ответ на нарастающий вал массового потребления и формирование новой системы глобального регулирования и управления, которые бы пришли на смену экономическим и политическим институтам глобального капиталистического рынка. Поэтому претензия на выдвижение новых глобально-мировоззренческих ориентиров должна, как и в Юбилейном докладе Римскому клубу, отталкиваться и от репрезентации современной проблематики глобальной динамики, и от мировоззренческих концепций и традиций их развития, которые уже достаточно обозначены в мировой культуре и обладают значимым духовным потенциалом.

Отметим, что авторы юбилейного доклада Римскому клубу в своих философско-мировоззренческих поисках в основном апеллируют и в критической своей части, и в конструктивной к западному мировоззренческому опыту, в том числе призывая к формированию программы «Нового Просвещения». Мы бы обратили внимание на другую мировоззренческую локацию: опыт Востока и России.

Обратимся в этом плане к любопытным наблюдениям, сделанным Ричардом Э. Нейсбитом, противопоставляющим превалированию в западном мышлении и опыте формализма, биологизма, элементаризма, детерминизма и редукционизма, стремление к непротиворечивости и иных параметров мышления, превалированию стратегем, вытекающих из философского опыта Востока и обусловленных им мыслительных схем. Здесь: «Высокоуровневое мышление по большей части происходит с использованием постформальных операций»[91]91
  Нейсбит Р.Э. География мысли. М.: Астрель, 2011. С. 246.


[Закрыть]. К ним прежде всего относится способность наблюдать картину происходящего в большей полноте и холистический, компромиссный подход к решению проблем[92]92
  Там же. С. 255–256.


[Закрыть]. Что касается России, то ее философский опыт приоритетно нацелен на подготовку условий для смысложизненной и идентификационной рефлексии.

Более того, мы хотели бы подчеркнуть, что именно российский философско-мировоззренческий опыт и содержит зародыш искомой новой философии глобального мира XXI в.

Остановимся на этом более подробно.

Что есть русская философия? В сложившейся в отечественной истории русской философии ответ дается достаточно пространный и, чаще всего, основанный на обзоре 1000-летнего многоэтапного пути и большого ряда имен, что в итоге должно показать специфику отечественной философской мысли: «Русская философия – органическая часть всеобщей истории философии, являющаяся специфическим отображением многовековой истории развития русского самосознания, выраженная в идеях, взглядах и концепциях, отражающих национально-своеобразное осмысление универсальных философских проблем»[93]93
  Русская философия. Энциклопедия. М., 2007. С. 476.


[Закрыть].

Однако ни такое определение, ни сам подход не дают в итоге представления о специфике русского философского мышления. В лучшем случае мы говорим о различных проявлениях социально-рефлексивного и национально-рефлексивного мышления. Это всегда (по крайней мере, последние 200 лет) чувствовали отечественные мыслители. Поэтому вопрос о статусе и специфике русской философии вряд ли можно считать решенным. Более того, экспертный опрос современных профессиональных философов – отечественных и зарубежных – зачастую в таком статусе русской философии отказывает. Такая идея в последние годы все чаще высказывается, правда, сделаем оговорку, при не прекращающихся попытках тех же экспертов-скептиков такую специфику все же выявить. Обратим внимание на фундаментальные исследования Ф. И. Гиренка, В. И. Красикова, П. А. Сапронова и ряда других авторов.[94]94
  Гиренок Ф.И. Удовольствие мыслить иначе. М., 2008; Красиков В.И. Русская философия today. М., 2008; Сапронов П.А. Русская философия. Проблема своеобразия и основные линии развития. СПб., 2008.


[Закрыть]

Вот программное суждение П. А. Сапронова: «Увы, ни платонов, ни гегелей, ни их великих и значительных, хотя и младших, собратьев на отечественной почве обнаружить не удалось. Встреча с какой-либо очередной философской знаменитостью каждый раз приводила к одному и тому же результату: по западным (а какие еще есть?) критериям отечественные мыслители философами не являются, и читать их тексты так же, как трактаты и тексты Декарта, Канта или Гегеля означает повергнуть их в философское небытие»[95]95
  Сапронов П.А. Русская философия. Проблема своеобразия и основные линии развития. СПб., 2008. С. 8–9.


[Закрыть]. Ему вторит В. И. Красиков, обстоятельно проанализировавший не только отечественный философский продукт, но и отношение к нему зарубежной философской мысли, прежде всего современной: «Россия в современном мировом философском раскладе занимает такое же место, как, к примеру, африканская или южноамериканская философия, т. е. среднее между отдаленным, региональным филиалом континентальной философии – как южноамериканская философия, где доминируют испаноязычные и португалоязычные версии европейской философии, – и каким-то радостно-примитивным, упоенно-партикуляристским наивом африканской философии»[96]96
  Красиков В.И. Русская философия today. М., 2008. С. 48–49.


[Закрыть].

А вот и поясняющее суждение Ф. И. Гиренка: «Есть производители философии, и есть ее потребители. Сегодня среди производителей доминирует Франция и Германия. Их стремится теснить Америка. Россия – потребитель философии. У нас философия не играет какой-либо самостоятельной роли. Она не дает большого символического капитала и является одним из вариантов европейского культуртрегерства… В России доминируют не философы, а интеллигенты»[97]97
  Гиренок Ф.И. Удовольствие мыслить иначе. М., 2008. С. 225.


[Закрыть].

В принципе данные суждения не противоречат и оценкам классического периода, в котором тоже высказывалась мысль о том, что русская философская мысль как-то уж очень не похожа на классические образцы философствования. В частности, Н. А. Бердяев, В. В. Зеньковский полагали, что отечественная философская мысль значительные результаты дает в областях, представляющих «болевые точки» национального самосознания. Но для мирового философского процесса они малозначимы: «В XVIII в. и в начале XIX в. у нас настоящей философии не было, она находилась в младенческом состоянии. И еще долго у нас по-настоящему не возникнет философской культуры, а будут лишь одинокие мыслители. Мы увидим, что наша философия будет прежде всего философией истории…»[98]98
  Бердяев Н.А. Русская идея. СПб., 2008. С. 61.


[Закрыть].

Таким образом, весьма правомочна постановка вопроса: Существует ли русская философия как самостоятельный феномен? Это самостоятельная философская школа или одна из крупных школ (течений) Западной философии? (А возможно, и просто русский диатрибический вариант западной философии). Либо же то, что называют «русской философией» – это течение общественной мысли, не поднимающееся ни дисциплинарно, ни методологически, ни институционально до уровня и качества философии?

Мы мало что поймем в специфике русской философии, если к вышесказанному не добавим те черты, которые Н. А. Бердяев отмечает в «Русской идее» и «Духе России»: противоречивость и склонность, поляризуясь, концентрироваться в «крайних» или радикальных формах; синкретизм; мистичность и т. п.[99]99
  Бердяев Н. А. Душа России / Русская идея. М., 1992. С. 299–301; Бердяев Н.А. Русская идея. СПб., 2008.


[Закрыть] А эти черты, в свою очередь, обозначились, исходя из необходимости огромной духовной работы по рефлексированию и выявлению «болевых точек» и обозначению конструктивных «точек роста» национального самосознания и составили главный предмет философских занятий, полемики и последующей идеологической и политической апробации славянофилов и западников: «Россия с ее евразийским, детским еще универсализмом вообще выглядит только робким новичком в философии. Однако за столетие (30–40-е гг. XIX – 30–40-е гг. XX вв.) она сумела создать то, на что другим требовались века. Первой возникла националистическая, славянофильская традиция»[100]100
  Красиков В.И. Русская философия today. М., 2008. С. 15.


[Закрыть].

Особое место в формировании отечественного национального самосознания занимают мировоззренческие поиски в русле концепции «Русской идеи». Мы хотели бы обратить внимание не только на содержательный аспект этих поисков, к которому устремлены и усилия русских философов почти двух последних столетий, но и на сложный контекст, в который входят не только национальные и цивилизационные мотивы, а также и общечеловеческие, и природно-космические.

Русской и зарубежной мыслью накоплен большой пласт исследований, связанных с Русской идеей. Значительная их часть основывается на анализе особенностей духовной и социальной эволюции России и творцов Русской идеи, рассмотрении России в узле культурных и экономических связей между Западом и Востоком.

С нашей точки зрения этого недостаточно. Необходим системный и межпредметный анализ феномена Русской идеи. В этот контекст, по крайней мере как дополняющий его, следует включить социально-экологические и историко-географические исследования и, прежде всего, нужно упомянуть о концепции этногенеза в исторический период Л. Н. Гумилева.

С системных позиций феномен Русской идеи может описываться по меньшей мере в трех планах: 1) анализ социально-экономического развития России и ее взаимосвязей с соседними регионами, отражение этих процессов в духовных исканиях; 2) духовная эволюция, культурные традиции России и взаимодействие с Западной и Восточной культурами, их воздействие на искания русской мысли; 3) социально-экологические и этногенетические реалии как условие и импульс к духовным поискам новых ценностных ориентаций.

Проблемная ситуация, приведшая к возникновению Русской идеи, связана с тем, что Россия нуждалась в модернизации. Для русских мыслителей (философов, писателей, художников, ученых), живших в предмодернизационную эпоху, характерны активные поиски общенациональных смысложизненных ориентаций, генерирование новых мировоззренческих идей.

Русская идея – это разработка одного из фундаментальных вариантов национального самосознания, ответ на потребность иметь оригинальную философию истории. Ее особенностями являются: глобально-эволюционный подход; идея межкультурной, межнациональной, нравственной соборности; антропокосмизм, поиск путей преодоления телесной, пространственной и временной ограниченности; поиски «царства божьего», преодоления духовной ограниченности и замкнутости. Эти составляющие Русской идеи получают философское, этическое, теологическое обоснование. Исторический и грядущий путь России видится своеобразным: не только в самом себе, но и в ее мировом предназначении, и здесь достаточно сильно звучат мессианские мотивы. В отличие от многих иных проявлений мессианства, Русская идея характерна сохранением православно-христианской духовности, гуманистической открытостью и толерантностью.

На какой телесной основе базируется Русская идея? Здесь необходимо посмотреть на этногенетические ее основания. Русский суперэтнос (по Л. Н. Гумилеву) достаточно молод, пассионарен и находится в акматической фазе развития.

Гигантские пространственно-географические масштабы расселения супертноса, пространственная избыточность (дальше на Земле расширяться незачем), с одной стороны, с другой – сопоставимость этих масштабов с планетарными, переизбыток пассионарной энергии создавали импульс не к геополитическим и социально-экономическим исканиям (как в этносах Запада периода индустриализма), а сразу выводили на поиск предельных социально-экологических, нравственных, мировоззренческих оснований социального бытия, поиск его космического смысла. В этом отношении русский космизм выступает как логическое продолжение Русской идеи. Во всяком случае космизм Запада носит природосообразный, объективированный, а не антропокосмический – как в России – характер.

Русский космизм продолжает Русскую идею, онтологизируя те историософские, нравственные, социально-экологические интуиции всемирно-исторической миссии России, которыми увлечены определенные круги либеральной интеллигенции и поднимая их до вселенского уровня. Иначе говоря, космизм – это вселенское обоснование Русской идеи, ее вселенский уровень. И этногенетические и социальные, и духовные посылы Русской идеи и русского космизма носят настолько универсальный характер, что воспроизводятся в разных, порой совершенно независимых группах интеллигенции в философской, религиозной, художественной, научной, мистической формах.

Жива ли Русская идея и русский космизм в наше время? Конечно, они развиваются в естественных формах и фазах. Россия сейчас находится в преддверии новой модернизации, она вновь на перепутье. С одной стороны, это симптом пробуждения Русской идеи, а с другой, Россия и ее духовность вновь перед выбором, как сказочный богатырь у дорожного камня.

К этому сюжету мы вернемся чуть позже, завершая в целом обзор эксклюзивных моментов русской философии.

Второй особенный философский дискурс, распространенный в сфере отечественного философствования, – это контекстуальный философский дискурс, обращаясь к которому, как мы уже заметили выше, невольно возникает вопрос: «Да философия ли все это?» Но тем не менее в истории русской философии не пройдешь мимо имен Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского, А. П. Чехова и М. Булгакова, М. Шолохова и А. Платонова.

Думается, что термин «художественная философия» будет вполне адекватен тем исканиям и открытиям, которые заложены в творчестве великих русских писателей. Вполне можно согласиться с суждением Ф. И. Гиренка о том, что: «Русская философия возникает за пределами философии. Она с самого начала показывает свою связь с литературой»[101]101
  Гиренок Ф.И. Удовольствие мыслить иначе. М., 2008. С. 180.


[Закрыть].

Аналогичные характеристики следует отметить и по отношению к религиозно-философским поискам, которые ряд современных авторов даже отождествляют вообще со спецификой русской философии. Но вряд ли следует это делать. Скорее мы сталкиваемся еще с одной формой контекстуального философского дискурса в отечественной философии.

В рамках данной формы дискурса развертывается сложная игра между философией и православной теологией, которая реализуется именно в контекстуальном философском дискурсе, из которого приходится то «выковыривать» «философский изюм», то сомневаться в его присутствии, как делает это современный исследователь данного течения русской мысли П. А. Сапронов: «Русская философия предпочла для себя бытие в промежутке между богословием и философией, в том очень ограниченном по своим возможностям интеллектуальном пространстве, которое остается еще раз обозначить как склонную к мифологизированию публицистику на религиозные и философские темы»[102]102
  Сапронов П.А. Русская философия. Проблема своеобразия и основные линии развития. СПб., 2008. С. 477.


[Закрыть].

Думается, полностью был прав Н. А. Бердяев, который ранее других схватил эту герменевтическую черту русской философской мысли, ярко проявившуюся в XIX – начале XX вв.: «В русском движении того времени были специфически русские черты, которые связаны с русским XIX в. Это прежде всего религиозное беспокойство и религиозное искание, это – постоянный переход в философии за границы философского познания, в поэзии – за границы искусства, в политике – за границы политики в направлении эсхатологической перспективы»[103]103
  Бердяев Н.А. Душа России / Русская идея. М., 1992. С. 296.


[Закрыть].

Еще одна значимая форма философского дискурса, характерная для русской философской мысли, – это отечественная социально-философская и геополитико-философская концепция локальных цивилизаций Н. Я. Данилевского и его продолжателей, что вновь на слуху при обсуждении современных глобальных проблем.

Возвращаясь к сюжету о русском космизме, следует подчеркнуть, что стратегически значимой в мировоззренческом ключе видится проецирование глобального развития в контексте космизма и глобального эволюционизма и значимость этого в современных условиях возрастает, приобретая реалистически-конструктивную направленность.

В целом в философско-мировоззренческих поисках российской философской и гуманитарной мысли данное направление разрабатывается несколько столетий и представляет относительно отработанный контекст. Стоит обратить на это пристальное внимание прежде всего с позиций мировоззренческих поисков, на которые нацеливает и Римский клуб, а также на современных исследованиях междисциплинарных комплексов, объединяющих философию, современную науку и другие духовные области[104]104
  Старостин А.М. Исследовательская философия в системном и инструментальном измерении. Монография. Ростов н/Д, 2018. С. 7–24; Старостин А.М. Философские инновации. Концепция и основные сферы проявлений: монография. Ростов н/Д, 2009; Золотухина-Аболина Е.В. Поиск системы философских знаний (Размышления над книгой А. М. Старостина «Исследовательская философия») // Экономическая наука современной России. 2019. № 3. С. 152–157.


[Закрыть].

Исследованию русского космизма посвящена большая по массиву публикаций литература[105]105
  Для примера укажем на следующие работы: Русский космизм: Антология философской мысли. М., 1993; Философия русского космизма. М., 1996; Космическая философия К. Э. Циолковского. М., 2001; Куракина О.Д. Русский космизм как социокультурный феномен. М., 1993; Николаенко Н.М. Космизм в контексте отечественной философской культуры. Омск, 2006; Хайруллин К.Х. Философия космизма. Казань, 2003; Философская инноватика и русский космизм. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2011.


[Закрыть]. В ней даны различные определения и интерпретации русского космизма, выявляются разные его формы, изучается эволюция.

В целом в изучении феномена русского космизма нет недостатка внимания со стороны философов, естествоиспытателей, теологов, публицистов. Однако следует обратить внимание на такую характерную ситуацию, когда менее всего касаются или даже осознанно обходят вниманием исследователи и пропагандисты русского космизма: основные проявления русского космизма резко обрываются на фигурах К. Э. Циолковского, В. И. Вернадского, А. Л. Чижевского. Как бы продолжения не следует. Между тем, на наш взгляд, нужно говорить об эволюционном развитии парадигмы русского космизма и его трансформации из классической формы в современный русский космизм или «советский космизм», который дал огромный пласт философских, социально-политических, естественно-научных, художественных и публицистических публикаций, связанных с предвестием и началом космической эры – непосредственным проникновением в космическое пространство, его изучением и освоением.

Отметим, что современные формы русского космизма формировались в связи с началом Космической Эры и возникшей необходимостью как осмысления принципиально нового вида человеческого опыта, так и прогнозирования и подготовки к новым шагам в данной области. В связи с формированием указанной проблематики в 60–80 гг. XX в. сложилось несколько ведущих исследовательских центров, координирующих разработки в области мировоззренческой и гуманитарно-космической проблематики. Ими стали отдел философских проблем естествознания Института философии АН СССР и Институт истории естествознания и техники АН СССР.

Основным форумом для обсуждения научно-технических, философских, социально-политических и правовых проблем освоения космоса стали многочисленные научные секции Чтений памяти К. Э. Циолковского, ежегодно проводимые в г. Калуге на базе музея истории космонавтики им. К. Э. Циолковского. Проведено уже более 50 чтений.

В середине 80-х гг. XX в., подводя рубежные итоги, Институт философии АН СССР подготовил и опубликовал 5-томное издание «История философии в СССР». Одна из глав издания специально была посвящена философско-мировоззренческому осмыслению космической практики[106]106
  История философии в СССР. Т. 5. Кн. 1. М., 1985. С. 782–797.


[Закрыть].

В частности, здесь отмечалось: «К предмету философских проблем освоения космоса были отнесены наиболее общие закономерности и тенденции взаимодействия общества и космоса, исследование общих характеристик отношений типа «человек – Вселенная», «общество – космос», «человечество – космические цивилизации»… Систематическая разработка философских и социологических проблем космонавтики развернулась в начале 60-х гг., после первых космических полетов людей в космос. В настоящее время в Советском Союзе над этой проблемой работает большой коллектив ученых, опубликовано в общей сложности более 300 работ… Расширение общих масштабов космической деятельности еще больше привлекло внимание философов и социологов (В. Е. Давидович, Б. М. Кедров, В. В. Рубцов, A. M. Старостин, Ю. Н. Стемпурский, А. И. Тукмачева, П. Ф. Тукмачев, Е. Т. Фаддеев, Ю. А. Школенко, К. Х. Хайруллин и др.), ученых и специалистов в области ракетно-космической техники, космических исследований, космической биологии и медицины, астрономии, астрофизики (О. М. Белоцерковский, О. Т. Газенко, В. П. Глушко, Н. С. Кардашев, К. Я. Кондратьев, Б. Н. Петров, Р. З. Сагдеев, Б. В. Раушенбах, И. С. Шкловский и др.), летчиков-космонавтов СССР (Г. Т. Береговой, А. А. Леонов, В. И. Севастьянов, К. П. Феоктистов и др.) к общетеоретическим проблемам космонавтики»[107]107
  Там же. С. 784–785.


[Закрыть].

В приведенном ряду имен и публикаций необходимо отметить выдающуюся роль в качестве мыслителя и организатора исследований в рамках современного русского космизма Аркадия Дмитриевича Урсула (1936–2020), доктора философских наук, профессора, заслуженного деятеля науки РФ и действительного члена АН Молдавии.

Большой цикл его публикаций, а также труды учеников его научной школы и единомышленников образуют основной пласт данных разработок. В работах по философским проблемам космонавтики и освоения космоса, начиная с конца 60-х гг. XX в., им был очерчен основной круг проблем в данной тематике[108]108
  См.: Урсул А.Д. Человечество. Земля. Вселенная. Философские проблемы космонавтики. М., 1977; Севастьянов В. И., Урсул А.Д. Эра космоса: общество и природа. М., 1972; Урсул А.Д. Освоение космоса (философско-методологические и социологические проблемы). М., 1967.


[Закрыть]. Руководя отделом философских проблем естествознания Института философии АН СССР, он акцентировал внимание советской и зарубежной научной философской мысли в данном направлении. Опубликовал лично и вкупе с молодыми учеными ряд пионерских работ[109]109
  Севастьянов В. И., Старостин А. М., Урсул А.Д. Космонавтика и научный эксперимент (проблемы методологии). М., 1979; Урсул А. Д., Урсул Т.А. Эволюция, космос, человек. Кишинев, 1986; Рубцов В. В., Урсул А.Д. Проблема внеземных цивилизаций. Кишинев, 1986; Урсул А. Д., Дронов А.И. Космонавтика и социальная деятельность. Кишинев, 1985.


[Закрыть]. Он был основателем и почетным президентом Российской академии космонавтики имени К. Э. Циолковского (1991 г.). В последние годы возглавлял Центр глобальных исследований (начиная с 2010 г.) факультета глобальных процессов МГУ имени М. В. Ломоносова.

Огромный пласт работ, опубликованных в 60–80-е гг. XX в., затрагивал как общемировоззренческие и онтологические проблемы взаимодействия человека и его духа с космосом[110]110
  Ильенков Э.В. Космология духа // Наука и религия. 1988. № 8, 9; Казначеев В. П., Спирин Е.А. Космопланетарный феномен человека. Новосибирск, 1991.


[Закрыть] и как бы продолжающие мировоззренческие изыскания К. Э. Циолковского, Тейяр де Шардена, В. И. Вернадского, так и содержащих достаточно конкретную проблематику, обобщающие реальную практику космической деятельности[111]111
  См. работы А. Д. Урсула, A. M. Старостина, П. Ф. Тукмачева, М. П. Фомичева, Г. С. Хозина, Ю. А. Школенко, Ю. Н. Стемпурского и др.


[Закрыть] и, вместе с тем, ставящие и обсуждающие проблемные ситуации, которые могут реально возникнуть в процессе целенаправленного исследования и освоения ближнего и дальнего Космоса. К числу таких проблем следует отнести не только анализ перспективных направлений освоения и обживания космоса, возможных позитивных и негативных воздействий на экологию Земли и человека, но и вопросы поиска разумной жизни во Вселенной и установления контактов с внеземными цивилизациями (программы CETI и SETI)[112]112
  См.: CETI (связь с внеземными цивилизациями). М., 1975; Шкловский И.С. Вселенная, жизнь, разум. 3-е изд. М., 1973; Кардашев Н. С. Астрофизический аспект проблемы поиска внеземных цивилизаций // Внеземные цивилизации. М., 1969.


[Закрыть].

Следует отметить, что в значительной мере данная проблематика была идеологически нагружена, достаточно объемно включена в идеологические акции «холодной войны». Основополагающим пропагандистским тезисом здесь выступал: «Социализм – стартовая площадка советских космических кораблей».

К концу 80-х гг. многоаспектная и масштабная деятельность, осуществляемая в СССР, стала претерпевать серьезные сокращения. В массовой печати появились нападки на советский ракетно-космический комплекс, который «оттягивает огромные средства от удовлетворения нужд советского народа».

В последующие 90-е гг. после разрушения СССР космическая деятельность многократно сократилась. Оценочно к середине 90-х гг. финансирование космической деятельности сократилось более чем в 20 раз (оно и сейчас более чем в 10 раз уступает уровню финансирования советских космических программ в середине 80-х гг.).

На практике как бы демонстративно стали убирать все то, что напоминает о том, что «социализм – стартовая площадка освоения космоса», поскольку и в самом деле организационно-управленческая и материально-техническая эффективность обеспечения большими космическими проектами в СССР в 3–4 раза превосходила американскую эффективность за счет прежде всего более высокого уровня централизации, сокращения конкурентных и трансакционных издержек в процессе государственного управления большими проектами[113]113
  Делягин М. Г., Шеянов В.В. Русский космос: победы и поражения. М., 2011. С. 156–188.


[Закрыть].

Существенно сократились и объемы гуманитарных исследований и публикаций по данной тематике, наметились новые направления, связанные прежде всего с освоением внерациональных способов отражения космоса и космической деятельности. Следует подчеркнуть, что это еще в большей мере коснулось массовых представлений, которые ныне формируются по-преимуществу на внерациональной и иррационально-мистической основе.

Тем не менее в середине 90-х гг. XX в. – начале XXI в. в отечественной исторической, мемуарной, философско-мировоззренческой литературе был введен в оборот значительный пласт знаний, расширяющих как представления о классике русского космизма, так и разрабатывающие и популяризирующие внерациональные формы духовного освоения космоса. В основном это связано с преодолением прежних цензурных и идеологических препон.

Например, наследие такого оригинального отечественного, но малоизвестного направления, как биокосмизм не разрабатывалось, поскольку в 20–30-е гг. основные его представители были репрессированы. Недостаточно освоено было наследие таких мыслителей, как Н. Федоров, П. Флоренский, А. Чижевский. Да и большинство философских и гуманитарных работ К. Э. Циолковского увидело свет только в этот период.

Тем не менее к началу XXI в. проблематика отечественного космизма в его современных формах продолжает развиваться.

В последние годы появились крупные обобщающие работы, в которых подытоживаются и обобщаются результаты исследований, проведенных в 70–90-е гг. На рубеже XX и XXI вв. защищен ряд докторских диссертаций, в которых разрабатываются различные аспекты космической деятельности.

Нужно подчеркнуть, что как классический, так и современный русский (российский) космизм органично включает антропокосмический аспект, что возвращает нас ко второй позиции модели альтернативных векторов глобализации, а именно – глобально-антропологической революции[114]114
  Старостин А.М. Глобализация современного мира: концептуальная репрезентация. Ростов н/Д, 2018. С. 81.


[Закрыть]. Следует отметить, что данный аспект в современном космизме активно разрабатывался в художественных формах в советской научной фантастике, а затем после распада СССР надолго был приостановлен. Что касается современных, не фантастических форм, а прогнозируемых реалий, то следует подчеркнуть ныне четко обозначившееся существенное воздействие на становление нового глобального контекста культурно-антропологических факторов новой волны глобализации. Они связаны, прежде всего, с очень высокой динамикой в прохождении населения многих стран мира, мировых макрорегионов основных ценностно-мотивационных ступеней в процессе первичной и вторичной социализации. Прежде всего, это выход основной массы человечества за период после Второй мировой войны на ступень массового материального потребления и некоторой части населения мира (до 15–20 %) – на ступень личностной и духовной самореализации и духовно-культурных приоритетов в массовом потреблении.

Можно предположить, что последующие 25–30 лет (жизнь одного поколения) приоритеты духовно-личностной самореализации станут нормой не только для элитного и среднего слоя, но и распространятся в массовом слое. И значимым становится реализация принципа социальной справедливости не только в сфере труда и экономических интересов, а также властных статусов и ролей, но и в сфере постматериальных интересов и ценностей, глубинных основ человеческого существования и уже не в локальном, а в глобальном формате.

Следует говорить также об обновленной социально-ценностной и личностно ориентированной эгалитарной матрице[115]115
  Старостин А.М. Элитарный и эгалитарный контекст социальной справедливости: возможна ли конвергенция? / Социальная справедливость в современном мире. М.: Ключ-С, 2017; Швец Л.Г. Справедливость в гендерном измерении / Социальная справедливость в современном мире. М.: Ключ-С, 2017.


[Закрыть]. Она включает, кроме традиционно выдвигаемых ценностей личностных прав и свобод и социальной справедливости также и ценности альтруизма и гуманизма, солидарности и социальной и личностной ответственности, общего дела и общего блага[116]116
  Старостин А.М. Элитарный и эгалитарный контекст социальной справедливости: возможна ли конвергенция? / Социальная справедливость в современном мире. М.: Ключ-С, 2017.


[Закрыть], что формирует развитую социальную эгалитарную культуру. Поддержку данные ценности и ориентации находят прежде всего в современных социалистических и постсоциалистических движениях (неокоммунизм, социал-демократия, христианско-демократические движения и другие аналогичные религиозно-конфессиональные движения) и в появлении новых светских неоэгалитарных течений в науке, культуре, образовании[117]117
  Старостин А. М. Прикладная философия как философская инноватика. Ростов н/Д: Изд-во ЮРИУ РАНХиГС, 2015. С. 42–43.


[Закрыть].

Возвращаясь в заключение к идеям юбилейного доклада Римскому клубу о «полном мире» и новых «пределах роста», следует подчеркнуть относительный характер подобных оценочных суждений, их зависимость от мировоззренческой системы координат.

С позиций палео– и исторической глобальной экологии человечество уже пережило 3–4 рубежных этапа «полного мира» только в рамках своей послепотопной истории, переходя от охоты и собирательства к земледелию и скотоводству, затем к протогосударственным и государственным системам, эпохе раннего индустриализма и зрелого индустриализма и, в итоге включаясь в постиндустриальную и информационную эру. Эти шаги сопровождались качественными экологическими, демографическими, экономическими, когнитивными рубежами.

Вступая в рубежную полосу, связанную с полным освоением пространства Земли и околоземного пространства на базе наукоемких технологий, нам придется вновь качественно менять нормы, ценности, стандарты поведения в более объемной и структурно сложной среде. Здесь нас ждут новые риски и опасности. Конечно, требуется и новая мировоззренческая система координат – космическая. Даже глобальный геоцентризм уже «пробуксовывает». И такая система мировоззренческих координат давно существует – это классический и современный русский космизм. Да, и по большому счету, мировой космизм в целом.