Текст книги "Семья Звонаревых. Том 1"

Глава 15

Судебная машина, спотыкаясь на каждом шагу, всё же подвигалась к концу дела. Как ни старалась защита обелить обвиняемых, так велики и очевидны были их проступки, что замазать все преступления предателей не представлялось возможным. Помимо воли Верховного суда с каждым заседанием делалось всё яснее и понятнее, что главные виновники сдачи Порт-Артура находились вне стен суда, что вместе со Стесселем и его подручными на скамью подсудимых должны были попасть военный и морской министры, не обеспечившие боеспособность Артурской крепости, а также министры финансов и иностранных дел, задержавшие отпуск средств на сооружение крепостных фортов и строительство великого Сибирского пути и тем лишившие возможности завоза необходимого продовольствия и боеприпасов в Порт-Артур. В измене и предательстве был замешан ряд великих князей во главе с самим царём, которые вместе с придворной камарильей, помещиками и капиталистами мечтали о лёгкой наживе и огромных прибылях на Дальнем Востоке, в «жёлтой России», и из своих корыстных целей умышленно развязали войну с Японией.

Но кто посмел бы обвинить правящую династию в столь тяжких грехах?! Чтобы успокоить общественное мнение и укрепить престиж монарха, на одном из секретных заседаний во дворце решено было выдать с головою Стесселя на суд и расправу, свалив на него всю вину за неудачный исход войны.

– Чернь жаждет крови, дадим же её черни! – бросил тогда крылатую фразу царский министр граф Витте, именуемый в обществе Полусахалинским за отдачу японцам по Портсмутскому миру половины острова Сахалин.

Дошла очередь до свидетельских показаний Звонарёва. Борейко должен был выступать несколько позже Енджеевского.

– Как известно, под Цзинджоу вела наступательные бои третья японская армия генерала Оку, – спокойно начал Звонарёв. – С нашей стороны ей противостоял всего лишь один пятый сибирский стрелковый полк. Что вам сказать о позициях полка? Только то, что они были преступно плохо разработаны, преступно плохо подготовлены…

– Прошу вас выбирать выражения, – предупредил Звонарёва председатель суда.

– Окопы были мелкие, оплетены всего-навсего двумя рядами простой проволоки… Не лучше обстояло дело и у нас, у артиллеристов. Артиллерия стояла на открытых позициях. Пушки выстроились, как на параде. Японцы без труда, с двух-трёх залпов вывели их из строя, перебили и перекалечили прислугу. И всё это почему? Да потому, что наши генералы и слушать не хотели о закрытых позициях. «Позор, видите ли, русскому солдату прятаться от японских пушек». Вот что они говорили. Им было всё равно, что почти весь полк лёг под Цзинджоу… Погибли русские солдаты и офицеры, как герои, как храбрецы… Не в пример их трусливым генералам. – Звонарёв проговорил это, смотря в глаза генералу Фоку[29]29
  Фок Александр Викторович (6 сентября 1843 – 2 декабря 1926) – русский генерал. Во время русско-японской войны начальник 4-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, находившейся в Порт-Артуре. В декабре 1904 после гибели генерала Р. И. Кондратенко назначен генералом Стесселем начальником сухопутной обороны крепости. После сдачи Порт-Артура был отдан под суд, но оправдан. В 1908 уволен со службы. В 1912–1913 годах принимал участие


[Закрыть].

– Я вам делаю второе предупреждение. В случае повторения оскорбительных выражений лишу вас слова, – возмутился председатель суда.

…Звонарёв вспомнил то страшное время, бой под Цзинджоу. Против целой армии один полк! Почти без артиллерии, без пулемётов! Разве можно было принимать в расчёт устаревшие трофейные китайские пушки! Когда он на взмыленном коне прискакал в штаб Фока с донесением от полковника Третьякова: «Положение катастрофически трудное. Требуется помощь…» – что тогда ответил Фок?

Увидев, что генерал Надеин распорядился немедленно отправить в полк батарею, Фок отменил этот приказ, грубо, площадно изругал полковника Третьякова. «Помощи ему не будет, – заявил он. – Пусть сам как хочет, так и справляется с атаками».

– Имелись ли в распоряжении генерала Фока свежие части? – спросил прокурор.

– Своими глазами я видел три совершенно свежих полка дивизии Фока и три батареи. Они стояли непосредственно около штаба дивизии.

– Хорошо ли была видна боевая позиция пятого полка с наблюдательного пункта генерала Фока? – справился прокурор.

– Прекрасно. И поддержать полковника Третьякова генералу Фоку было нетрудно. Поэтому я считаю бездеятельность генерала Фока преступной, граничащей с прямой изменой, а гибель пятого полка – его преступлением…

– Господин Звонарёв, вы только свидетель и не имеете права давать оценку деятельности генерала, тем более в оскорбительных выражениях. Вынужден вас лишить слова.

– Безобразие, лишают слова за правду! – гремел голос Борейко.

в Балканских войнах в составе болгарской армии. После 1917 года эмигрировал в Болгарию. Скончался 2 декабря 1926 года. Похоронен в братской могиле вблизи города Свиштова.

– Нечего было тогда вызывать свидетелей!

– За такие преступления надо карать смертной казнью, – раздавались гневные реплики из зала.

Вслед за Звонарёвым давал показания Енджеевский.

– В бою под Цзинджоу генерал Фок оказался не только предателем, но и трусом, – начал своё выступление Стах.

– Если вы, господин поручик, будете продолжать так же, как начали, я лишу вас слова и привлеку к дисциплинарной ответственности за оскорбление.

– Я никого не оскорбляю, господин председатель суда, а только называю вещи своими именами. Я как начальник разведки, – продолжал спокойно и независимо Стах, – знал, что против пятого полка развернулась целая японская армия, и донёс об этом непосредственно в штаб Фока. Тем не менее, Фок на моё донесение не обратил внимания. Когда же вспыхнул бой по всей линии, и стало очевидным, что сведения разведки были справедливы, генерал Фок просто потерял голову от страха. Он бросил на произвол судьбы истекавший кровью пятый полк и отдал приказ немедленно форсированным маршем двигаться прямо в Порт-Артур. Моей команде разведчиков в двести стрелков Фок приказал прикрывать своё отступление. Подумайте только! Команда разведчиков должна была задержать продвижение целой японской армии в Порт-Артур! Фок позорно бежал, спасая свою шкуру. Он бросил на произвол судьбы своих солдат, орудия, боеприпасы…

– Подсудимый по своему возрасту вам годится в отцы, – перебил Стаха прокурор. – Из уважения к его сединам постеснялись бы подобных выражений.

– Мне не за что уважать его седины, господин прокурор, – с достоинством ответил Енджеевский, покидая трибуну.

– Жалею, что в Артуре не повесил этого мальчишку за его недисциплинированность и красноту, – злобно выкрикнул Фок.

Только к вечеру вызвали Борейко для свидетельских показаний.

– Не волнуйся, Боря, – провожая его, сказала Оля, – не горячись! Возьми себя в руки и говори спокойно. Не давай им повода лишить тебя слова. Конечно, суд – это комедия. Но пусть смеяться будем мы, а не они. – Она пожала ему руку. – Ну, ни пуха ни пера!

– Второго декабря 1904 года был убит на форту номер одиннадцать наш любимый генерал Кондратенко[30]30
  Кондратенко Роман Исидорович (1857–1904) – генерал-майор, военный инженер. Окончил Военно-инженерную академию и академию Генерального штаба. Перед русско-японской войной служил в штабе Приамурского военного округа, командовал 7-й Восточносибирской стрелковой бригадой в Порт-Артуре. С началом войны назначен командующим сухопутной обороны крепости Порт-Артур, организатор и герой её защиты.


[Закрыть], – тихо начал Борейко. – Командование обороной перешло в руки генерала Фока. Что же сделал новый командующий? Он приказал четвертого декабря сдать японцам форт номер одиннадцать. Форт, который японцы безуспешно штурмовали в течение нескольких месяцев, форт, который стоил столько крови и жизней! Может быть, в этом была необходимость? Враг наступал, и сдача была неизбежной? – постепенно накаляясь, загремел в зале голос Борейко. – Нет! Ещё седьмого декабря солдаты держали форт, и японцы прекратили атаки, видя их бесполезность. А форт всё-таки сдали. И сдали по приказу Фока! Кондратенко за него жизнь отдал, а Фок сдал и тем самым открыл путь к Порт– Артуру. Мне не разрешат здесь назвать это изменой или предательством. Но народ сам сумеет в этом разобраться.

За сдачей второго форта были сданы форты номер три и укрепление номер два. Чтобы они продержались, нужна была небольшая поддержка из резерва. Но генерал Фок, наоборот, сократил чуть ли не вдвое численность гарнизона этих фортов. Это ли не прямая измена воинскому долгу? – отчетливо и громко спросил Борейко.

В зале зашумели:

– На виселицу Фока!

– За измену давно пора вздернуть!

– Далее, – покрывая общий гул возмущения, продолжал Борейко. – Генерал Фок по приказу Стесселя приказал очистить от наших войск Китайскую стенку от Куропаткинского люнета до батареи литера Б. Сдачей Китайской стенки фактически уничтожилась основная линия обороны Восточного фронта. Это предательство видели простые солдаты, и они – слышите? – Борейко повернулся к подсудимым, – они, а не вы были верны своей присяге! Они отказались выполнить ваш предательский приказ. А что сделал Стессель? Он приказал батареям второй линии обороны открыть огонь с тыла по Китайской стенке и батарее литера Б. Не японцы, а свои по приказу Стесселя стреляли в солдат! Стало ясно, что генерал Стессель и Фок сговорились с японцами о сдаче русской крепости. Это ли не измена Родине?! – гремел на весь зал голос Борейко.

– Нет, это возмутительно, – напрягая голос, говорил председатель суда. – Штабс-капитан Борейко, вы забываетесь! Вы ещё не прокурор, не государственный обвинитель, чтобы обличать в измене. Вина подсудимых ещё не доказана! Я лишаю вас слова и прошу удалиться из зала заседания.

Последние слова председателя потонули в гуле возмущённых голосов. Люди вскакивали со своих мест и устремлялись к столу прокурора. Образовалась давка. Напрасно председатель, надрываясь, кричал, – порядок установить было невозможно. Ему ничего не оставалось, как закрыть заседание.

Безобразное ведение судебной процедуры до крайности возмущало Борейко и Енджеевского. Иногда после судебных заседаний они заезжали к Звонарёвым, чтобы у них отвести свою душу. Особое негодование у Бориса Дмитриевича вызвали показания Стесселя по поводу его бегства из Порт-Артура и об исчезновении трофейного китайского золота.

– Ты представляешь себе, Серёжа, – гневно говорил в тот день Борейко у Звонарёвых. – Когда спросили Стесселя, почему он бросил на произвол судьбы гарнизон Артура, удрал в Россию и не пошёл в японский плен, этот генерал-прохвост, не моргнув глазом, ответил: «По повелению вдовствующей императрицы[31]31
  Мария Фёдоровна (при рождении Мария София Фредерика Дагмар; 26 ноября 1847 – 13 октября 1928) – российская императрица, супруга Александра III (с 28 октября 1866), мать императора Николая II. С 1881 императрица, после смерти мужа в 1894 – вдовствующая императрица.


[Закрыть]». – Борейко презрительно усмехнулся: – Нашёл себе командира в юбке! Оказалось, что при сдаче Артура императрица прислала Стесселю телеграмму, в которой выражала радость по поводу того, что части гарнизона удалось уцелеть во время осады. Телеграмма эта заканчивалась словами: «Буду рада видеть вас по возвращении». Ну а ловкач Стессель истолковал эти слова как «повеление» Марии Фёдоровны об отъезде в Россию. Его наглость поразила даже придворных! Со старой царицей чуть родимчик не приключился. Царь затребовал от неё объяснений по этому поводу и, говорят, сильно недоволен Стесселем. Ещё бы! Как хочешь выкручивайся, но боже сохрани упоминать лиц императорской фамилии!

– Стесселю нечего терять, вот он и идёт ва-банк! – пояснил Звонарёв.

– Ещё почище история с пропажей китайского золота, – сказал Енджеевский. – По оценке наших экспертов, его было в Артуре на восемьсот тысяч рублей. В действительности же золота было раз в десять больше. Его никуда не вывозили, японцам не сдавали, но, тем не менее, оно бесследно исчезло.

– Но это же не иголка в сене! – недоверчиво промолвила Варя.

– Стессель уверяет, что передал золото японцам, но никаких подтверждающих документов у него нет. Генерал Ноги официально заявляет, что командованию японской армии ничего не известно об этом золоте, – развёл руками Енджеевский.

– А не спросили Стесселя, что он вывез из Артура на тридцати трёх подводах? – напомнил Звонарёв.

– Спрашивали, – ответил Борейко. – Говорит, домашнее имущество, ковры наместника Алексеева и так далее.

– И ему верят? – насмешливо воскликнула Варя. – Надо произвести обыск у Стесселя, перевернуть у него всё вверх дном.

Борейко безнадежно покачал головой:

– Кто-кто, а уж Стессельша не дура. Смею вас уверить, что по дороге из Артура она сдала золото на хранение в один из иностранных банков. Там оно находится в полной сохранности, будь хоть сто раз краденым.

– Смотря где, – возразил Звонарёв. – Вероятно, лежит в сейфах швейцарского или английского банка…

– Не всё ли равно где? Почему не во французских или немецких банках? – удивилась Варя.

– Далеко не всё равно, – покачал головой Звонарёв. – Во Франции Стессель был разоблачен прежде, чем у нас. Там его золота в банке не утаишь, а из Германии по родственной договоренности с нашим царем золото могли бы и выдать. Все международные жулики и мошенники исстари хранили награбленное имущество в Англии. Ну и наша царская фамилия тоже пристроила свои капиталы там же.

– Выходит, Стессель не только трус и предатель но и крупный вор, – вырвалось брезгливо у Вари.

– А мало ли их у нас в верхах?! – воскликнул Енджеевский. – Возьмём, к примеру, царского дядюшку великого князя Владимира Александровича. Был председателем комитета по сооружению храма-памятника «Спаса на крови», что стоит на месте убийства его отца Александра II, и при постройке украл свыше миллиона рублей. Или великий князь Александр Михайлович, который ведает авиацией. Того прямо прозвали «летающим вором». Сергей Михайлович обкрадывает артиллерию. Витте во время заключения Портсмутского договора игрой на бирже миллионное состояние приобрёл. Да разве перечтёшь всех?!

– Но ведь это же безобразие! Куда же мы идём? – ужаснулась Звонарёва.

– Посмотрим, куда кривая выведет, – вздохнул Сергей Владимирович.

– А мне верится, что новая революция не за горами, – задумчиво проговорил Борейко и, окинув всех вспыхнувшим взглядом, сжал кулаки. – Только на этот раз она будет похлеще, чем в девятьсот пятом году…

Все на время погрузились в думы о дальнейших судьбах России, и вдруг прозвучал звонок в передней, затем оттуда донесся приглушённый, хрипловатый голос:

– Принимают в этом доме незваных гостей?

– Папочка! – сорвалась с места Варя.

В дверях показался Белый. Поцеловав дочь, он сказал ей по-отцовски ласково:

– Пришёл проведать, как ты живёшь тут, как твоя семья. Мать мне строго наказала: подробно ей обо всем рассказать.

Звонарёв и офицеры поднялись навстречу генералу. Он дружески поздоровался с ними, подсел к столу. Варя захлопотала с чаем.

– До смерти надоел мне этот суд, – устало и раздражённо сказал генерал. – Совершенно ведь ясно, что Стессель, Фок и Рейс виновны, и что Смирнов на скамье подсудимых случайно. Так нет же – стараются усложнить, запутать дело. Дней через пять-шесть уеду. Вот и зашёл к вам перед отъездом.

– К Стесселям перед отъездом не думаешь заглянуть? – поинтересовалась Варя.

– Нет, – ответил Белый. – Стессели смотрят на меня как на личного врага. Они не могут понять, что долг генерала и честного человека не разрешает мне поступить против истины, будь я десять раз их родственником.

– Вера Алексеевна и Руся упрекают и нас в чёрствости и жестокосердии, – сообщила Варя. – Но не может же Серёжа давать лживые показания.

– Увы, Стессель слишком погряз в тёмных делах, слишком много сделал зла России, чтобы его можно было защищать, – нахмурился Белый. – Всем насолил: и пехоте, и артиллерии, и особенно морякам. Адмирал Григорович, Вирен, Шенснович[32]32
  Шенснович – в документах и воспоминаниях участников обороны Порт-Артура фамилия командира броненосца «Ретвизан» капитана первого ранга пишется «Щенснович».


[Закрыть] и Эссен[33]33
  Эссен Николай Оттович (1860–1915) – адмирал, талантливый русский флотоводец, ученик С. О. Макарова. После русско-японской войны служил на кораблях Тихого океана и Средиземного моря, С 1908 года – командующий Балтийским флотом. Сыграл большую роль в усилении боеспособности русского флота, нанесшего крупные потери германскому флоту в Первую мировую войну.


[Закрыть] дали убийственные показания против Стесселя. Григорович характеризовал его как труса, хвастуна и фанфарона, лишь по большому недоразумению попавшего в коменданты крепости.

– Моряков-свидетелей вызвано очень мало, и только адмиралы, а из младших офицеров всего двое-трое. Конечно, моряки пользуются случаем свести со Стесселем артурские счёты. Обвиняют его в создании умышленной розни между моряками и армией, что приводило к снижению обороноспособности крепости, – добавил Борейко.

– Мы тоже стремимся уехать домой, но нам не разрешают до конца судебной процедуры. Говорят, что нас могут вызвать для дачи повторных показаний, – пожаловался Енджеевский.

– Не беспокойся, после наших сегодняшних выступлений едва ли нас захотят слушать второй раз. Это им невыгодно, – усмехнулся Борейко.

Немного помолчав, генерал бросил беглый взгляд на лежавшую перед ним газету и заговорил недовольно:

– Сейчас в газетах и журналах идёт яростная полемика между противниками и сторонниками Стесселя. Выступают многие офицеры, критикуют своих командиров, причём часто сводят с ними личные счёты. По-моему, в армии подобные выступления недопустимы. Коль скоро ты недоволен порядками в армии, уходи в отставку и критикуй, кого душе заблагорассудится, а пока носишь мундир, держи язык за зубами.

– Не считаете ли вы, что выступления на суде против Стесселя и его компании тоже недопустимы? – нс без иронии спросил Енджеевский.

– Ведь я говорю совсем о другом, – пожал плечами Белый. – На суде Стессель и его сообщники уже не являются командирами. Это просто подсудимые, и выступление против них отнюдь не подрывает ни авторитета начальников, ни чести офицерского мундира. Но в газетах офицеры критикуют своих прямых, а иногда и непосредственных начальников. Вот против чего возражаю я самым категорическим образом, – пояснил генерал свою мысль и добавил: – Я имею сведения, что в конце января суд закончится. Осталось ждать всего неделю с небольшим.

– Очень благодарны вашему превосходительству за приятное сообщение, а то уж очень надоело два месяца толкаться здесь без дела, – проговорил Борейко.

Вскоре гости ушли, и Белый остался в кругу своих близких.

Глава 16

Только 7 февраля 1908 года, после более чем двухмесячного судебного разбирательства, был, наконец, вынесен приговор по делу Стесселя.

Переполненный до отказа зал стоя слушал пространное определение Верховного суда. Подсудимые тоже стояли навытяжку, внимательно вслушиваясь в чтение.

– «По указу его императорского величества Верховный военно-уголовный суд по делу о преждевременной сдаче крепости Порт-Артур над бывшим генерал-лейтенантом Стесселем, бывшими генералами Фоком, Рейсом, Смирновым…» – монотонно и нудно читал председатель суда генерал Акимов.

Мадам Стессель, окружённая своими близкими, находилась в первом ряду и не спускала сердитого взгляда с мужа. Стессель, бледный, с нервно подёргивающимися руками и лицом, то и дело пил воду из стоявшего поблизости графина. На изжелта-тёмном лице Фока сохранялось бесстрастное выражение, будто приговор его не касался. Рейс нервничал больше всех. Его ноги мелко дрожали от слабости, а лицо побледнело до такой степени, что казалось, он вот-вот упадёт в обморок. Смирнов был совершенно спокоен. Его щёки были покрыты обычным здоровым румянцем, и он со скучающим видом слушал затянувшееся чтение приговора.

– Тянут-потянут, никак вытянуть не могут, – нетерпеливо поглядывала на часы Варя. – Сказали бы просто:

за измену и предательство казнить Стесселя, Фока и Рейса, а Смирнова оправдать.

– Это ещё как сказать, – пробасил приглушенно Борейко. – Может, и тянут для того, чтобы вместо казни благодарность объявить им царскую.

– Тогда я в глаза назову председателя суда самым настоящим прохвостом, – сказала Варя.

– И за оскорбление суда получишь три года тюрьмы, – предрёк Звонарёв.

Генерал Акимов сделал непродолжительную паузу, откашлялся и, несколько повысив голос, прочитал медленно, с расстановкой:

– «Суд постановил признать отставного генерал-лейтенанта Стесселя Анатолия Михайловича, пятидесяти девяти лет от роду, виновным в преждевременной сдаче крепости Порт-Артур, им не были использованы все возможности для продолжения её обороны, что предусмотрено статьями свода военных постановлений, и приговорил его к смертной казни через расстреляние».

– Ах! – громко вскрикнула Вера Алексеевна и истерически зарыдала. Её под руки вывели из зала. Сам Стессель ещё больше побледнел, пошатнулся, закрыл лицо руками.

По залу пронёсся гул одобрения, кто-то даже начал аплодировать, но на него тотчас же зашикали.

– Засудили-таки хоть одного предателя, – радостно прошептала Варя, пожимая руку стоящего рядом Борейко.

– Господа, прошу соблюдать тишину и порядок, – громко проговорил председатель суда и продолжил чтение.

– «Принимая во внимание, что под руководством Стесселя Порт-Артурская крепость выдержала невиданную в военной истории одиннадцатимесячную осаду и удивила весь мир геройством его защитников, суд постановил ходатайствовать перед его величеством о замене смертной казни осуждённому Стесселю десятью годами заключения в крепости».

Это определение вызвало негодование в публике.

– Не под руководством Стесселя, а вопреки его изменническому руководству крепость выдержала столь длительную осаду! – гневно выкрикнул Борейко.

– Сдал крепость, да ещё и золото украл, – неслось со всех сторон зала.

– Рука руку моет!

– Вы бы ещё орден ему за предательство дали!

Председатель суда отчаянно дребезжал звонком, призывая публику к порядку, но прошло несколько минут, прежде чем водворилась тишина. Когда было объявлено, что виновность бывшего генерала Фока не доказана и что суд оправдал его, в публике снова поднялась волна возмущения.

– Неправильно! Отменить приговор!

– Фок виновен больше Стесселя!

– На виселицу их обоих!

Дежурные по суду безуспешно пытались утихомирить возмущенных офицеров.

– Рекомендую проходить дальше во избежание крупных неприятностей, – предупредил Борейко подлетевшего к нему дежурного капитана.

Вид Бориса Дмитриевича был так внушителен и грозен, что капитан поспешил ретироваться.

В это время Варя схватилась с другим офицером.

– Вы рискуете получить по физиономии, если не уберётесь подобру-поздорову от меня, – пригрозила она.

– Я не знаю, кто вы такая, мадам… – начал было судеец.

– Честная русская женщина, которая до глубины души возмущена оправданием этого прохвоста Фока, – оборвала его Варя.

– Это не даёт вам права нарушать порядок в зале суда, – не отступал от неё дежурный.

– Убирайтесь прочь от моей жены! – потерял терпение Звонарёв.

Офицер успел только крикнуть: «Я протестую», как Борейко вытолкал его к выходу. Поднялся невероятный шум.

– Господа, господа, прошу соблюдать тишину! Дайте мне закончить чтение приговора, – взывал председатель охрипшим голосом.

С большим трудом, то и дело запинаясь от шума, он дочитал приговор до конца. Известие об оправдании Рейса тоже вызвало в зале негодование, а оправдание Смирнова было встречено одобрением большинства публики.

– На основании всего вышеизложенного приказываю осуждённого судом государственного преступника Стесселя Анатолия Михайловича взять под стражу, – закончил председатель.

Два солдата с винтовками стали по бокам Стесселя.

– Я не виновен! Виноваты другие, но их даже не судили! – сжав кулаки, выкрикнул Стессель. Его лицо было красно от возмущения и переполнявшей его злобы.

– Вывести осуждённого из зала заседания, – распорядился председатель.

– Напра-во! Шагом марш! – скомандовал бывшему генералу караульный унтер-офицер, и Стессель, сразу подобравшись, строевым шагом вышел из зала.

Председатель тотчас объявил судебное заседание закрытым. Судьи торопливо покинули зал.

Ввиду крайнего возбуждения в публике никто из дежурных на суде офицеров и чиновников уже не пытался наводить в зале порядок. Медленно, споря и негодуя, расходились люди.

– А Блохин-то оказался прав! – мрачно проговорил Борейко. – Трое оправдано, а четвёртого царь помилует.

– Ворон ворону глаз не выклюет, – невесело усмехнулся Енджеевский.