Текст книги "Немеркнущая звезда. Часть 3"

Подбежав и включив его, он стал нервно вертеть ручку с волнами вправо и влево, но всё без толку. Приёмник молчал: программы все были выключены…. И вдруг, о чудо! на коротких волнах он услышал сбивчивый голос какого-то неизвестного диктора, призывавшего всех москвичей идти к зданию Верховного Совета РСФСР – защищать первого президента России Бориса Ельцина и российскую демократию от захвативших-де власть путчистов. Понимай – восьмерых членов-руководителей ГКЧП, что взяли на себя руководство страной в отсутствие якобы заболевшего Горбачёва.

«Мы передаём из самого центра Москвы, с Тверской-Ямской улицы! – торопливо вещал в микрофон охрипший и уставший диктор. – К нам в двери уже барабанят агенты КГБ, и долго мы, судя по всему, не продержимся: нас вот-вот арестуют и бросят в тюрьму! Но мы не боимся их, тиранов-коммуняк и их холуёв с Лубянки, и готовы пострадать за правду и за свободу родины! И умоляем всех честных и порядочных москвичей последовать нашему примеру: не трусить, не сидеть и не прятаться по квартирам и тараканьим углам, а немедленно идти к Белому дому на строительство баррикад, на защиту молодой российской демократии! Извините, заканчиваем репортаж! – уже не говорил, а кричал истеричный диктор своим предполагаемым слушателям. – Здесь стучат! К нам уже какие-то громилы с лестничной площадки ломятся!» Дальше шёл треск, и не было ничего слышно…

«Сейчас этим отчаянным парням головы-то пооткручивают за такие призывы и репортажи, за явную антисоветчину, – помнится, было первое, что подумал тогда Стеблов, выключая приёмник. – С нашим КГБ шутки плохи… В особенности, когда дело государственных устоев касается».

Голова его шла кругом. Он ничего из происходившего не понимал. Всё это было так ново, остро и неожиданно. ГКЧП какой-то! Белый дом! Бузотёр и непоседа-Ельцин, которого надо было опять от кого-то там защищать, который всё никак не унимался!… А где президент страны Горбачёв? Почему его нет в столице в такое-то время? А его заместитель Янаев в компании министров-силовиков выступает от его имени?… И почему отключили радио с телевизором, наконец, погрузили страну в информационный мрак, в неведение, в гадание на кофейной гуще? Что за дикость и необходимость такая – страсти сознательно нагнетать?…

Всё это были такие вопросы острые и предельно-горячие, которые раскалёнными гвоздиками сразу же забились в голову и крепко засели там, причиняя боль. Ему, политику-самоучке, но социально-активному гражданину, душою болевшему за страну, на них хотелось немедленно получить ответы. Немедленно! Иначе он не успокоится и не уснёт, про отпуск и отдых забудет…

Но ответов не было. Никаких. Всё было окутано непроницаемой, глухой завесой тайны… И даже и москвичи, находившиеся в гуще событий “по определению”, в силу местожительства своего, были в полном неведении…

Он был в шоке и глубокой растерянности. И не знал, не представлял даже, что ему требовалось предпринять в данный конкретный момент, чтобы хоть что-то прояснить и вызнать. И потом уже начать действовать по привычке – гражданскую позицию и сознательность проявлять…

– Ну что? – за ужином опять спросила его с ухмылкой жена. – Ельцина-то защищать собираешься или нет? – я что-то не поняла. Собираешься ехать баррикады у Белого дома строить? Конституцию оберегать?

– Какие баррикады? от кого? Опомнись, – растерянно ответил поморщившийся Вадим, машинально овощной салат пережёвывая, а сам при этом весь в себя погрузившись, в думы свои невесёлые. – Разве ж они смогут спасти от спецназа? – группы “Альфа”, или группы “Вымпел” той же. Спектакль какой-то, цирк-шапито прямо, как ты сама же и окрестила всё это чудачество… Да и кого защищать, непонятно? Кто на этого придурковатого Ельцина нападает-то? кому он, прохвост неугомонный, нужен?… Стал президентом России пару месяцев назад, получил что хотел, Горбачёва по носу щёлкнул, из-под него наполовину выползя. Ну и живи – не тужи, казалось бы, пей любимую водку вёдрами у себя на даче… Нет, ему всё мало и мало. Всё никак не уймётся, не успокоится, паразит. Столько лет уж страну и народ баламутит…

После ужина не находивший места Стеблов опять включил “Океан”, без всякой надежды, впрочем, что снова там что-то на коротких волнах услышит.

«Давно уж, небось, приехали и забрали всех поголовно, и уже на Лубянке допрашивают, “хвосты” паренькам крутят, яйца каблуками щемят», – растерянно думал он, к приёмнику припадая… Но какого же было его удивление, когда на той же самой волне он услышал уже знакомого диктора с неведомой радиостанции “Эхо Москвы”, всё так же истерично и настойчиво призывавшего надтреснутым от усталости голосом собираться и ехать на защиту Ельцина и демократии, уверявшего радиослушателей, что к ним-де всё так же ломятся и стучат, да достучаться и вломиться вроде бы пока не могут; но это всё временно, дескать, что вот-вот их всех арестуют и поставят к стенке свирепые сотрудники из ЧК. Это как пить дать. Но они этого будто бы не боятся, будто бы до безрассудства смелые…

«Тут что-то не так, слушай, лажа какая-то стопроцентная, а может просто – брехня, – подозрительно подумал Стеблов, с недоверием приёмник опять выключая. – У нас что, КГБ разучился уже работать, что ли? или дверь не могут сломать, чтобы парней скрутить и заткнуть глотки?… Их же пару-тройку часов назад собирались арестовать, отчаянных журналистов этих, – и всё никак не арестуют. Хотя они уже и координаты в прямой эфир выдали, улицу свою назвали… Или же до Тверской-Ямской чекисты добраться никак не могут с Лубянки за целый день? Почему?… У них там что, у оперативных работников, машин уже нет? или бензин у всех разом кончился?…»

Когда он часов в десять вечера, не утерпев, в очередной раз включил “Океан”, и опять услышал там того же самого парня, что настойчиво призывал москвичей собираться и ехать на защиту Белого дома, при этом ещё и нагло продолжая врать в эфир, что к ним-де в квартиру чекисты ожесточённо ломятся, и вот-вот ворвутся и всех повяжут до одного, – тут уж Вадим не выдержал: взорвался негодованием и полную волю чувствам дал, со злостью выключая приёмник. Он, помнится, от души выругался тогда и обложил по матушке невидимого “отчугу-агитатора” из радиоэфира: «Кому другому мозги засерай, дружок, кто помоложе и поглупей, – с ядовитой ухмылкой сквозь зубы прошипел на того. – А нам не надо! Мы – люди грамотные!…»

Ему вдруг стало ясно как Божий день, что это “Эхо Москвы”, единственная незакрытая радиостанция на всю страну, – стопроцентно подсадная и вражеская, как и “Голос Америки” из Вашингтона, или английская “Би-Би-Си”. И создана она была, скорее всего, для одной-единственной цели – собрать у Белого дома побольше одураченных москвичей. Чтобы те обеспечили моральную поддержку и прикрытие забузившему в очередной раз Ельцину… И никакие чекисты к ним на самом-то деле не ломятся и не ломились никогда: это всё байки, рекламная пыль, чтобы людям мозги запудрить.

Больше он после этой догадки-прозрения приёмник включать не стал, ещё сильнее вознегодовав против взбалмошного прохвоста Ельцина, за спиною которого такие тёмные силы стояли, которым даже и советский КГБ не страшен был…

17

Уже перед самым сном, часов в одиннадцать вечера, к ним в дверь неожиданно позвонил сосед Николай и, извиняясь за поздний визит, настойчиво позвал Вадима выйти с ним покурить на лестничную площадку – для разговора. С Николаем этим Стеблов работал в одном институте, только в разных отделах. Они приятельствовали лет восемь уже, симпатизировали друг другу, ежедневно встречались и подолгу беседовали в курилке, новости обсуждали; вместе участвовали в ДНД, Москву по вечерам патрулировали; вместе же несколько лет назад в жилищный кооператив вступили, а, купив себе и семьям своим квартиры и поселившись на одной лестничной клетке, стали почти ежедневно общаться и на работе, и дома – семьями уже дружить, имея, к тому же, ещё и детишек-ровесников.

– Ну-у, ты слышал, надеюсь, что в нашей стране-то делается? – сразу же спросил он вышедшего в коридор Вадима, ещё даже и сигарету не успев закурить, спички достать из кармана. – Представляешь себе, какая заварилась каша!

– Слышать-то я слышал, Коль, да только ничего понять пока не могу, – виновато ответил Стеблов. – Ты хоть мне растолкуй теперь, что в Москве происходит. Кто там “наш”, кто – “не наш”. Кто – “красный”, кто – “белый”. И на чью сторону, соответственно, становиться, за кого в драку вписываться. А то ведь я весь день с ребятнёй на пляже был. Вернулся к ужину, а тут такое твориться!… От жены добиться ничего не могу: ей политика до одного места, сам знаешь. Кинулся к телевизору – там “Лебедей” запустили по всем каналам, хоть плачь. Радио не работает – мрак! Так что давай рассказывай, что успел узнать. Ты же, в отличие от меня, не в отпуске: на работу ездишь, с умными людьми общаешься, газеты утренние читаешь. Расскажи, что в институте-то у нас говорят про всё это?…

Соседа долго упрашивать не пришлось последними новостями поделиться: для этого, собственно, он и пришёл к Стеблову. Прикурив сигарету и затянувшись нервно, он, клубы дыма из себя выпуская, стал торопливо рассказывать всё, что знал: что с самого утра, оказывается, в стране было объявлено чрезвычайное положение в связи с резким ухудшением внутриполитической обстановки, и в девять утра по телевизору выступили члены Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению во главе с вице-президентом Янаевым. Он-то и объявил громогласно, что для предотвращения развала СССР и в связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым М.С. своих прямых обязанностей, он, Янаев Г.И., в соответствии со статьёй 127-7 Конституции СССР берёт на себя всю полноту власти. А значит, становится исполняющим обязанности президента СССР и вводит военную технику в Москву для охраны особо важных объектов. Всё. После этого заявления, добавил сосед, телевизоры сразу и выключили.

– Зачем? – недоумённо произнёс Стеблов, не понимая последнего действа… и потом, подумав, спросил, переваривая услышанное: – А кто на этой пресс-конференции помимо Янаева был, не помнишь? кто ГКЧП возглавил?

Сосед назвал восемь фамилий главных организаторов ГКЧП, которых показывали по телевизору:

“Бакланов О.Д. – первый заместитель председателя Совета Обороны СССР, Крючков В.А. – председатель КГБ СССР, Павлов В.С. – премьер-министр СССР, Пуго Б.К. – министр внутренних дел СССР, Стародубцев В.А. – председатель Крестьянского союза СССР, Тизяков А.И. – президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР, Язов Д.Т. – министр обороны СССР, Янаев Г.И. – и.о. Президента СССР”.

Все были люди известные и достойные, наделённые высшими властными полномочиями. Все как один – патриоты, за исключением чекиста Крючкова, который, пусть только и на словах, но тоже патриотом себя называл и позиционировал.

– Так они что, – Стеблов внимательно и в упор смотрел на соседа Кольку, пытаясь будто бы дальнейшие события предугадать, – Горбачева с трона скинуть собрались что ли?

– Не знаю. Наверное. Ближайшее время покажет.

– Да правильно решили мужики, молодцы! Давно пора этого гниду продажную выгнать и посадить – за всё то, что он, негодяй, со страною сделал.

–…Пора-то оно пора. Это верно, Вадим, кто спорит, – Николай усмехнулся, прищурился глубокомысленно, потупился и ещё гуще дымом на весь коридор зачадил. – Только… только там ещё и с Ельциным разобраться надо будет, не забывай, который тот ещё геморрой, с потрохами купленный… И тоже сдаваться без боя не собирается, гад. Слышал, небось, какую бучу-то уже поднял, едва появившись в Москве после прилёта из Казахстана от Назарбаева? Выступил после обеда с заявлением – американцы его, говорят, м…дака беспалого, перед тем накачали-науськали, – что он-де не поддерживает ГКЧП, считает членов его узурпаторами и самозванцами, отказывается им подчиняться и всё такое. Ну и призывает жителей Москвы поддержать его в этом неподчинении, прийти на защиту Дома Советов – то есть на его, президента Ельцина, защиту. Ты его, засланного казачка, защити, а он потом с Россией тоже, что и Горбачёв с СССР сотворит: камня на камне уже и от РСФСР не оставит. Молодец, хорошо придумал на пару со своими американскими руководителями. Раздолбай!

–…Я по “Океану” час назад какую-то новую радиостанцию слушал: “Эхо Москвы” называется, – помолчав, поделился Вадим с соседом уже своей собственной информацией. – Радиостанция явно вражеская, как я понял, ибо уже целый день в открытом эфире работает под носом у Кремля, призывает народ к бунту фактически, и никто с ней якобы сделать ничего не может, как и с тем “неуловимым Джо” из анекдота. Целый день туда к ним чекисты ломятся – и вроде как вломиться не могут. Короче, бред какой-то, на идиотов рассчитанный, на дурачков!… Так вот, это левое “Эхо Москвы” весь день призывает москвичей ехать к Белому дому, Ельцина защищать. Представляешь, как работают оперативно люди, какую Бориске нашему бесплатную рекламу делают, как умело сгоняют к нему народ. Вот и скажи теперь: подсадной он или не подсадной, полезный для страны или вредный? Тут уж, по-моему, и старой бабке понятно станет, на кого Борис Николаевич пашет и ради кого старается… Не хочешь, кстати, Коль, к Дому Советов-то съездить? – посмотреть своими глазами, что там у них, “защитников демократии”, делается-то? Давай вдвоём туда завтра утром пораньше смотаемся. А оттуда ты уже в институт поедешь, а я – домой.

– Да нечего там смотреть, Вадим, нечего, поверь, – махнул Николай рукой безнадёжно, очередной сигаретой затягиваясь. – Я ведь только что оттуда вернулся: после работы туда ради любопытства заехал со Славкой Наумовым – на тамошнюю публику посмотреть. Поэтому, к тебе и пришёл так поздно: чтобы всё рассказать, увиденным поделиться. Ты уж извини ещё раз за поздний визит.

– Ну так рассказывай давай! Чего стоишь и молчишь – интригуешь?! – недовольно взглянул Стеблов на соседа вспыхнувшими от любопытства и нетерпенья глазами. – Всё вокруг да около ходишь, как котёнок слепой, а самого главного не говоришь: про Белый дом, про Ельцина. Народу-то много там? Что, действительно баррикады строят как в 1905 году?

– Строят, строят, – без энтузиазма уже стал рассказывать Николай. – Доски гнилые из окрестных домом таскают, двери, диваны старые, камни и кирпичи. Дерьма только собственного не хватает, чтобы поверх навалить – до кучи. Все мусорные ящики вычистили, идиоты, дворников без работы оставили. Суетятся, к осаде готовятся. Как дети малые, право. Им ещё только рогатки раздать, для пущей важности, да чёрные повязки с черепами и костями на лоб – для устрашения.

– Это они против кого палки и камни-то собирают, не понял? Против “Альфы” и “Вымпела”, что ли?

– Не знаю, наверное.

– Смешные ребята, – ядовито ухмыльнулся Вадим. – Отважные!… Да офицерам “Альфы” достаточно будет только одну короткую очередь из автоматов сделать поверх их тупых голов трассирующими патронами, и там, возле Дома Советов, ни одного защитника не останется! Их надо будет потом с собаками где-нибудь под Волоколамском или Можайском искать, а, может, даже под Брянском, от страха с головы до ног обосранных… Неужели же там все такие дебильные, чтоб захотеть камнями и палками со спецназом бороться? Сколько же м…даков на свете, оказывается! Так вот живешь, живёшь – и не знаешь, и не догадываешься, что кругом тебя одни м…даки!

– Там не м…даки, не дебилы, Вадим, – мрачно сказал сосед. – Там – пидары и евреи. И столько у Белого дома всей этой визгливой публики собралось – аж страшно! Пьют, гуляют, гужуюся группами: жрачки и пойла у них – вагон. Откуда только, интересно, и на какие шиши?! И все орут заполошно, митингуют и кипятятся: героями себя показывают перед иностранными журналистами – засранцы.

– А чего орут-то? чего хотят?

– Хотят очередной революции! смены власти! – не ясно, что ли?! Ибо революция для них – праздник. Они только в революцию, когда бардак и разруха кругом, богато и счастливо и могут жить. Это ж – общеизвестно… И коли, скажу тебе, евреи московские так дружно за дело взялись и на площадь высыпали гурьбой, на баррикады – значит старой власти конец. Это, Вадим, признак верный и безошибочный – как медный флюгер на крыше, который бурю показывает… Представляешь, даже и слюнявого Ростроповича туда из-за рубежа притащили: бегает там, скоморох недоделанный, с автоматом Калашникова по этажам, веселит защитников.

– А этот-то урод продажный чего примчался?! – вытаращился на соседа Вадим. – Какого х…ра он тут забыл? И чего ему в Париже своём не сидится? Уж лет двадцать, наверное, как там отирается с красавицей-женой – и всё дорогу к нам сюда никак не забудет.

– Ельцина поддержать примчался, по указке хозяев, и “молодую российскую демократию”, – в свою очередь уже Николай ухмыльнулся невесело, зло. – Ну и себе самому попутно рекламу сделать как неустрашимому борцу за “свободу, равенство, братство”, перед телекамерами покрасоваться.

– Это он-то неустрашимый! этот пугало огородное! сопля на двух лапках! – Вадим сплюнул себе под ноги и грязно выругался. – Не смеши меня, Николай, сделай милость! Да он и прославился-то как виолончелист только после того, как Гальке Вишневской под юбку забрался. И так остался там как приклеенный – так ему под юбкою дюже сильно понравилось: мёдом, наверное, там у неё намазано или ещё чем, послаще и повкусней. А не залезь он туда – про него и не знал бы никто: по электричкам бы теперь пел ходил в обнимку со своей виолончелью, или бы давно спился, сдох под забором… Галька его подобрала, босяка чумазого, когда он пил беспробудно от скуки и от безделья, когда его из Большого театра выгнали, одела, обула, отмыла, “крышу” ему, долбаку безвольному, сделала, до уровня мировой величины подняла по своим еврейским каналам. Вот он теперь и бегает петушком – ершится и хорохорится, себя показывает вроде как мужиком… Неустрашимый! Смешно! Вот Галька у него да! – баба с перцем, с задоринкой. Воистину – стальная баба. Баба-зверь! Небось, это она ему, дурачку слюнявому, и дала команду мчаться в Москву на всех парусах – пиариться и тусоваться. А так поехал бы он без неё, пожалуй. Да он без её приказа, поди, даже и на горшок не садится, этот герой-то зачуханный и плешивый!

– То, что Ростропович – дерьмо безвольное и подконтрольное, и с потрохами купленное, это давно понятно, – поддакнул сосед с удовольствием. – Его с Солженицыным да с Сахаровым господа-сионисты так высоко вознесли с одной-единственной целью: чтобы Брежневу этой троицей в глаза ежедневно тыкать, порочить его в глазах простых советских людей. Видите, мол, люди добрые, каких “гениев” выслал, засранец, на которых весь мир молится, которые-де теперь на Западе как короли живут. Плохой он, значит, руководитель, ваш дорогой Леонид Ильич, плохой! – если “гениев” не бережёт, “гениями” разбрасывается. А если прямо сказать – х…ровый! Гнать его надо, значит, взашей. Других на его место ставить. Лукавого Андропова сначала. А потом – Горбачева с Ельциным. Эти, дескать, хорошие, эти всю нашу продажную рвань назад вернут, обратно запустят к нам откормленных “тараканов” заморских…

– Тут, короче, – чистой воды политика, идеологическая борьба двух систем, двух мировоззрений, и сейчас не об этом речь. Тут другое любопытно, Вадим. Подумай, опять-таки, к нашему с тобой разговору и реши: вот стали бы этого попугая безмозглого сюда привозить его кукловоды заокеанские во главе с уже упомянутой тобою супругой, которая, как ты говоришь, его, дятла слюнявого, на горшок ежедневно водит, – если б не чувствовали в себе силу, если б сомневались хоть грамм? Навряд ли бы. Точно могу сказать… Значит уверены, черти, в своей победе, значит кто-то знающий и всемогущий им что-то уже нашептал, куда чаша весов Истории клонится… А коли так – то туго придётся лидерам ГКЧП, сложат они, по всему видать, свои буйны головы… Потому-то и Горбачёва рядом с ними что-то не видно, который первым бы среди них должен был быть, по всем правилам-то, и просто обязан был самолично ГКЧП возглавить как президент страны… Но наш Михал Сергеевич тот ещё жук! В него и в ступе не попадёшь! – сам знаешь, какой он скользкий. Кинул их, восьмерых, на амбразуру в последний момент, когда судьба Советского Союза решается, да и его судьба – тоже. А сам сидит в Форосе и ждёт: выгорит у них дело – не выгорит. Гнида! Выгорит – он героем из Крыма вернётся, и будет единолично править страной, уже без Ельцина. А не выгорит – он от них восьмерых открестится тут же, путчистами всех объявит, врагами народа – и всех их с чистой совестью сдаст. Тому же Ельцину и его людям. Вот увидишь, что так оно всё и будет…

Соседи постояли и поговорили ещё: Ростроповича с Ельциным пообсуждали, трагическую ситуацию в государстве. И под конец разговора Стеблов спросил на прощание:

– И ты, значит, больше туда не пойдёшь – категорически не хочешь взглянуть ещё раз на “доблестных” защитников Белого дома, новости последние из первых уст узнать?

– Нет, Вадим, не зови. Не пойду я в эту демократическую клоаку – настроение себе только портить. Я что пидаров, что евреев плохо переношу. Ты же знаешь. Как и они меня, кстати, – тоже… Будем ждать, – обречённо добавил он, пепел с брюк и рубашки стряхивая, – чем всё дело кончится, да Бога усердно молить, чтобы у членов ГКЧП сил и воли хватило танками эту интернациональную шушеру подавить, бэтээрами по асфальту размазать… Боюсь только, что сил-то как раз и не хватит: больно силы-то не равны. Там ведь Америка за Ельциным опять стоит, всё золото и деньги мира… И чувствую я одно, Вадим, друг ты мой дорогой, – поделился своими тревогами сосед Николай напоследок, – чувствую, что ежели патриоты из ГКЧП проиграют – Советскому Союзу конец; а следом за ним – и России. Для того подлеца-Горбачёва президентом и сделали, как я теперь понимаю; и безголового Ельцина прямо-таки бульдозером затащили наверх – чтобы возродившуюся после 1917-го года Россию опять ограбить и развалить, чтобы от неё одно мокрое место оставить. На меньшее хозяева горбачёвско-ельцинские не согласны… И как тогда будем жить? – одному Богу ведомо… В таксисты с тобою пойдём, Вадим. Либо в официанты. Ибо специалисты из оборонной промышленности будут долго тогда не нужны: Америка всё сделает, чтобы нас, русских инженеров-изобретателей, без работы и средств к существованию оставить…

18

После разговора с соседом вернувшийся к себе Стеблов ещё долго не мог успокоиться: лежал на кровати, угарный и возбуждённый, тяжело вздыхал и сопел, ворочался с боку на бок, тревожа этим жену, – и всё про последние события думал, которые он пропустил… Разумеется, вспоминал он и слова Николая про будущую их, советских инженеров-оборонщиков, безрадостную судьбу, ужасающе-пророческий смысл которых он ещё плохо тогда понимал, но которые крепко запали в душу, произведя у него внутри ещё больший переполох, чем даже был до этого.

Не в силах быстро уснуть, как это происходило обычно, он тайком пробирался на кухню и включал телевизор с радио несколько раз. Но там по-прежнему было тихо. Только провокационная радиостанция “Эхо Москвы” всё от каких-то мифических спецназавцев “храбро и мужественно отбивалась”, при этом истошно призывая слушателей восставшего Ельцина поддержать, прийти на защиту Белого дома…

«Когда же этим провокаторам чекисты глотку-то, наконец, заткнут? Ведь сутки уже вещают, суки! – раздосадованный, матерился Вадим, зло выключая приёмник. – Танки в Москву ввели, государственное телевидение с радио повыключали на всех каналах – на это у них силы и воли хватило, видите ли. А подпольную радиостанцию у себя под носом закрыть, призывающую к бунту, к неповиновению, не могут. Чудно! Странно всё это!…»

«Ладно, может, к утру закроют, опомнятся. Может, руки пока не доходят до таких мелочей, когда там у них сейчас глобальные вопросы решаются, – далеко за полночь, укладываясь в кровать, самоуспокаивался он. – А заодно и Горбачеву с Ельциным головы посрывают! А то надоели оба как черти страшные из преисподней, или те же сибирские комары, которые всю кровь из народа высосали!… Сорвут, обязательно сорвут, – засыпая уже, думал он, улыбаясь натужно. – Коли уж танки с десантом ввели – то это уже серьёзно, это тебе не цирк, не спектакль опереточный, пошлый. Подождать просто надо чуть-чуть, набраться терпения. Не пацаны же всё это дело затеяли из детского сада, не кретины полные и самоубийцы. Три силовых союзных министра участвуют, как-никак, у которых вся власть и военная сила… И коли уж эти люди самого высокого ранга осмелились, вышли к народу и сказали «А» – то и «В» наверное скажут, не побоятся. Должны сказать, обязаны просто. Так что к нынешнему утру и управятся: это как пить дать… Нет, всё-таки молодцы эти парни из ГКЧП, молодцы! Давно надо было бы разогнать всю эту кремлёвскую камарилью»…

Но и на утро ничего не произошло, как ни странно: всё тот же балет надоевший по всем официальным телеканалам крутили, и всё те же призывы истошные звучали на радиостанции “Эхо Москвы”, которую, к великому удивлению и огорчению для Стеблова, так и не закрыли за ночь бравые парни с Лубянки, “не сумевшие, видимо, дверь сломать”. И засевшего в Доме Советов Ельцина так и не арестовали, не посадили в Лефортово за неподчинение указам вице-президента СССР Янаева, за бузу и баррикады на улицах, – что было совсем уж чудно и неправдоподобно. Почему в стране такое бессилие и безволие властное происходило? – было и непонятно, и чудно, и даже как-то дико со стороны простым советским гражданам наблюдать, привыкшим верить во всемогущество и суровость советской власти.

«Что-то у них определённо не складывается, у гэкачепистов этих, и что-то идёт не так, – выключая приёмник и телевизор, с досадой подумал предельно раздражённый Вадим, поражённый такой беспомощностью и нерасторопностью лидеров Комитета спасения. – Так долго спецоперации не проводят: это даже и мне, сугубо гражданскому человеку, понятно. И если уж начали, “спустили курок”, поднялись в атаку – сопли уже не жуют, не думают о выгодах и последствиях. Тут уж или грудь в крестах, или – голова в кустах. Или – всё проиграешь разом, или, наоборот, – всё выиграешь»…

Ситуация разрешилась только на третий день, причём – самым неожиданным образом. Заработавшее вдруг телевидение стало транслировать наперебой всеми своими программами, как танки с позором покидали Москву под свист и плевки ельцинистов и примкнувшей к ним нечести, что сонными мухами слетелась со всех уголков Москвы поглазеть на происходящее и почесать потом свои языки поганые. А “неустрашимый” и “несгибаемый” Ельцин в этот момент на приготовленном броневике праздновал свою очередную победу под оглушительные крики толпы, точь-в-точь как Ленин в Октябре Семнадцатого.

Передавали с каким-то диким восторгом и вовсе ужасные вещи. Что ночью, оказывается, “защитники” Белого дома полезли на танки с целью их захватить, а ошалевшие от страха молоденькие танкисты, брошенные командирами на произвол судьбы, попробовали было бегством спастись от озверелой толпы, от расправы. Но в результате манёвров по незнакомым улицам, да в ночной темноте, толкотне и нервозности, они раздавили-де трёх нападавших ребят гусеницами в Новоарбатском туннеле, за что их выволокли из машин и забили до смерти. Революции непременно нужны были жертвы и кровь, а иначе, какая же это революция – без крови-то! Она и пролилась на улицы Москвы, как того и заказывали “сценаристы”.

Понятно, что танкисты были здесь не причём, как теперь это уже отчётливо видится, которые сами стали жертвой интриг и достойны не меньшей жалости. Тех трёх дурачков малахольных, глупых “защитников демократии”, скорее всего сознательно пихнули под гусеницы переодетые под простых москвичей бейтаровцы или чекисты. А может – уже и мёртвых и изуродованных в тоннель привезли, заранее приготовленных к ритуальной жертве (в пользу чего говорит их вера: один из погибших был иудеем, другой – православным, третий – мусульманином, – то есть, чтобы представителей всех трёх главных религиозных конфессий этой трагедией разом озлобить и возбудить). Но списали этот кровавый акт на Армию и солдат, на руководителей ГКЧП в конечном итоге. Чтобы жертвенной кровью помазать их всех, которую русский народ не терпит, не переносит.

Приём этот излюбленный и безотказный, с успехов Бог знает сколько веков в России уже применяемый для дискредитации неугодной власти и немедленного свержения её: убиенного царевича Дмитрия хотя бы вспомните, к каким страстям и государственным катаклизмам его насильственная смерть привела, и как повлияла на ход Русской Истории… Вот и Янаев с компанией были унижены, раздавлены и посрамлены. Их политическая и государственная карьера на этом закончилась.

Ельцин же, наоборот, вознёсся очень высоко как бесстрашный усмиритель путча, сделался национальным героем на несколько месяцев – пока в декабре в Беловежье не съездил и Советский Союз не разрушил одним росчерком пера. После чего он героический ореол потерял, естественным образом, ибо не хотели жители РСФСР в подавляющем большинстве своём страну рушить.

А после гайдаровских реформ Борис Николаевич потерял и уважение в обществе. Стал человеком, глубоко ненавистным патриотической национальной России, которому она все девять лет упорно сопротивлялась и восставала, и из себя выдавливала-сблёвывала как инородный, глубоко-враждебный предмет, “проглоченный” по незнанью и глупости. Пока, наконец, не выдавила окончательно в 1999 году. И только тогда лишь свободно выдохнула и успокоилась…

19

22 августа на площади перед Белым домом давали большой праздничный концерт, транслировавшийся по всем канатам ТВ в прямом эфире. На него слетелись со всего мира (по предварительной договорённости, вероятно, не предполагавшей отказов и возражений) артисты-куплетисты интернационально-космополитической ориентации во главе с Ростроповичем – поддержать победившего президента России. «Новой России, свободной» – как они в один голос все утверждали со сцены, не в силах скрыть бурной радости и восторга. Концерт был хорошим, слов нет. Настроение москвичам он поднял.

– Новая жизнь наступает, Вадим, – сказала Стеблову жена, сидевшая рядом с ним на диване перед телевизором, у которой от увиденного светились счастьем глаза и дыхание перехватывало. – Без всех этих склок политических и противостояний, когда Ельцин с Горбачёвым всё бодались и бодались, как два бычка на лугу. Всё силами мерились и выясняли, кто из них двоих популярнее, желаннее и круче. Уж так они надоели оба за семь перестроечных лет этим своим идиотским “боданием”! Сил нет! Может, хоть теперь всё уляжется и утихнет…