Текст книги "Хазарская петля"

– Да, десятник, путники сказали правду, господин Гальбар с нетерпением ждет гостей от вождя племени. Велел пропустить.

Старший стражник кивнул:

– Хоп! – Кивнул Пегри: – Ты и твой товарищ могут проезжать, парню остаться здесь.

– Да он домой поедет, это служка Гавиза, хозяина…

Старший перебил его:

– Я знаю, кто такой Гавиз, проезжайте, но учтите, ехать только к дому тархана. Он справа по первой улице от моста. Ко дворцам кагана и шада ни ногой.

– Да они и не нужны нам.

Старший побагровел:

– Думай, о чем говоришь, нам всем нужен и каган, и царь, это вы никому, кроме своего вождя, не нужны.

Пегри поклонился:

– Да, конечно, я неправильно сказал, извини, воин.

– Идите.

Пегри и Амас завели коней на мост, служка побежал обратно к караван-сараю. Вскоре они оказались у ворот забора, за которым высился большой дом. Ворота были открыты, рядом стоял какой-то мужчина.

Бележи спешились.

– Ассолом аллейкум, – поприветствовал мужчину Пегри, Амас только кивнул.

– Ва аллейкум, уважаемые, проходите. Коней у вас примут, я провожу вас к господину Гальбару. Место отдыха и ужин скоро подготовят.

– Да мы не задержимся.

– Заходите.

Бележи завели коней, их приняла прислуга.

Мужчина провел гостей в большую залу.

Тархан стоял посреди богато убранной комнаты.

– Приветствую вас, славные бележи, с какой новостью приехали?

Посланники бека поклонились и слово в слово передали то, что должны были передать Хамир и Беган.

Гальбар удивился:

– И это все? Почему бек не передал через вас, что случилось с моим братом и племянником?

Пегри развел руки:

– Извини, уважаемый, но что велено, то мы и передали. Остальное поведает сам вождь при встрече. Он просил не затягивать с приездом в Саркел.

– Ничего не понимаю. – Тархан ожидал совсем другого, но поделать ничего не мог. – Саркел? Ладно, я буду в Саркеле. Передайте беку, чтобы он ожидал меня на прежнем месте. Он знает, где это.

– Да, уважаемый, обязательно передадим. Дозволь удалиться, мы намерены немедленно покинуть Хамлых.

– Встреча на четвертый от сегодняшнего дня вечер.

– Передадим.

– Ступайте.

Тархан кивнул своему помощнику, который на время заменял болышчи Забара Тарбака:

– Ахад, проводи их и дай провизии в дорогу.

– Слушаюсь, господин.

Помощник распорядился, в сумы гонцов прислуга положила провизию, а бурдюки заполнила водой.

Пегри и Амас направились обратно к мосту.

На выезде старший стражник удивился:

– Так быстро?

– Да, – ответил Пегри, – я же говорил, мы на острове не задержимся. Можем ехать?

– Погоди!

Старший недоверчиво посмотрел на бележей и, подозвав одного из ратников, наказал ему проехать к дому Гальбара, узнать, все ли там в порядке, убедиться, что тархан на месте, жив и здоров.

Стражник уехал и скоро вернулся.

– Все в порядке, десятник. Тархан велел выпустить гонцов.

– И сколько вы ехали сюда? – спросил старший стражник.

– Два дня.

– Для того, чтобы тут же уехать обратно?

– Мы исполняем волю своего господина.

– Ладно, езжайте.

Он посторонился, бележи отъехали от моста.

Пегри проговорил:

– Шайтан, зачем мы отпустили служку хозяина караван-сарая, в этих улочках заблудиться можно.

Амас ответил:

– Не беспокойся, Пегри. Я запомнил дорогу. Чтобы в больших городах найти нужное место, следует ехать к главной мечети. Все улицы ведут к ней, а рядом обычно расположен большой рынок. Там знают все!

– Верно. Минарет прямо перед нами.

– На рынок заглянем? – спросил Амас. – У нас такие же кони, как и в конюшне караван-сарая, приценимся, может, на рынке дадут больше, чем Гавиз?

Пегри кинул:

– Давай заедем.

Бележи проскакали до площади у мечети, свернули в короткий проулок, что вел к рынку.

Коней там продавалось много.

Пегри и Амас подъехали к первому торговцу:

– Салам, уважаемый.

– Салам.

– Сколько дашь за наших коней?

Торговец тут же начал осмотр товара, попросив всадников спешиться.

– Ничего не скажешь, кони хорошие. В иное время за них вы легко получили бы по сорок, а то и по пятьдесят дирхемов, но сейчас товара слишком много, а потому… я дам за них по тридцать дирхемов. Поверьте, это хорошая цена, другие торговцы предложат меньше.

– Посмотрим.

Бележи обошли рынок, за коней им предлагали от двадцати пяти до тридцати дирхемов. Прав оказался хозяин караван-сарая, он дал лучшую цену. Пегри и Амас проехали туда, где торговали невольниками. Интересно, сколько запросят за девиц? Работорговцы просили от трехсот до четырехсот дирхемов за наложницу.

Пегри сказал:

– Надо передать беку о ценах на рабов. Если кони сейчас дешевые, то за невольников дают неплохую цену, девицы разойдутся за один день.

– Если бы еще что-нибудь от этого перепало нам!

Пегри взглянул на Амаса:

– Деньги за общих невольниц поровну делятся по родам.

Амас усмехнулся:

– Поровну-то поровну, только мы видим с тобой сейчас цену в триста-четыреста дирхемов, а бек заявит, что продал женщин за сто пятьдесят-двести, потому как цены упали. Кто поедет в Хамлых проверять? Никто. Да-а, торг дело такое. Сегодня на товар такая цена, завтра – другая.

Пегри сказал:

– Э-э, Амас, нас ждет достойная награда. А тут еще и коней нукеров Байзара продадим. В любом случае для нас эта поездка получится выгодной.

– Тогда в караван-сарае продаем коней и – в путь?

– Да, до темноты мы должны дойти до селения Кабачи.

– Налегке дойдем!

Бележи вернулись в караван-сарай, поторговались по обычаю с Гавизом и отдали коней Хамира и Бегана за тридцать пять дирхемов каждого. И тут же выехали из крепости. Гавиз вовремя подсуетился, большая часть торговцев каравана, что пришел в Хамлых, остановилась у него.

Провизия у бележей была от Гальбара, поэтому от кушаний в караван-сарае они отказались. Зачем попусту тратить деньги? Да и неудобно при таком скоплении народа.

Обратно пошли быстрее. Сейчас их не удерживало ничто: ни задание, ни кони убитых соплеменников. На молитвы и трапезы останавливались в степи. К вечерней молитве заехали в Кабачи. Получивший хороший барыш хозяин тамошнего караван-сарая встретил бележей радушно. И даже цену сбросил. Переночевав, гонцы Шамата продолжили путь. В аул въехали до предвечерней молитвы, то есть когда солнце только начало клониться к закату.

Их встретил бай Каир, Пегри и Амас были из его рода, из его сотни. Расспрашивать нукеров Каир не стал, провел к Шамату.

Бек спросил:

– Что?

– Задание выполнено, господин.

– Рассказывайте, где и как.

Пегри поведал о том, как они расправились с Хамиром и Беганом.

Бек кинул:

– Это вы хорошо придумали – присоединиться к ним и стать на ночевку у ручья. Лучшего места найти невозможно. Но уверены ли вы, что из Кабачи никто не видел, что произошло на берегу?

Пегри твердо заверил:

– Да, господин. Даже если кто-то и смотрел за нами, то мог видеть из селения лишь каких-то людей, что встали на ночевку.

– Хоп, – прервал его Шамат, – вы видели Гальбара?

– Конечно! Иначе мы бы еще не вернулись.

Пегри рассказал, как они с Амасом попали во дворец тархана.

Бек усмехнулся:

– Значит, тархан был удивлен, что вы всего лишь объявили ему о моем намерении встретиться с ним в Саркеле?

Подал голос Амас:

– Я бы сказал, что Тимур Гальбар выглядел даже расстроенным и немного растерянным.

Бек и бай Каир рассмеялись:

– Так и должно было быть. Пусть ломает голову, почему я поступил так, а не приехал к нему сам. Мыслю, он уже понимает, что его ждут плохие вести, но надежды не теряет. Мается. Ну и пусть, это нам на руку.

После этого Шамат неожиданно спросил у Пегри:

– Дорого ли продали коней Хамира и Бегана?

Не моргнув глазом, видимо, сам того не желая, Пегри солгал:

– За тридцать дирхемов, господин.

– Это при том, что такие кони, что были у нукеров Байзара, стоят не менее пятидесяти дирхемов?

Пегри рассказал о посещении рынка.

– Кони сейчас подешевели, зато наложницы подорожали, особенно девицы и молодые женщины.

Это вызвало интерес у Шамата:

– И за сколько продают девиц?

– За триста-четыреста дирхемов.

– Это завышенная цена, долго она не продержится. Стоит нам привезти к работорговцам пленных девок, цена упадет до двухсот дирхемов.

Нукеры переглянулись, об этом они и говорили.

Шамат же продолжил:

– Но и это хорошая цена. Впрочем, вас это уже не касается. Вы получите то, что и другие.

– Да, господин, – закивали нукеры Каира.

– И еще, что я обещал…

Бек достал мошну, бросил ее под ноги Пегри и Амаса:

– Там шестьдесят дирхемов, как видите, за выполнение задания плачу стоимость хорошего коня, разделите сами. Думаю, у вас хватит ума не говорить об этой награде. – Бек взглянул на Каира: – Нукеры твои, бай, ты и распоряжайся ими.

Каир велел:

– Идите домой, отдыхайте.

Нукеры поклонились и, пятясь назад, вышли из дома вождя.

Пегри усмехнулся:

– Хорошо вышло. Еще по тридцать дирхемов получили. Идем ко мне, там поделим деньги.

– Ко мне ближе, – возразил Амас.

Пегри сощурился:

– На каких-то десять саженей?

– И все равно – ближе.

– Хоп, идем к тебе!

Нукеры-убийцы прошли в дом Амаса. Он сильно отличался от жилищ баев и бека.

На четвертый день Ганзал Шамат с верным сотником Каиром и охраной в два десятка под началом Хамзаята выехал из аула Кумерга в Саркел. К крепости отряд бека прибыл после полуденной молитвы.

Стража пропустила их. Миновав ремесленную и торговую часть, они подъехали на прежнее место, к башне дижон. Там остановились. Нукеры быстро поставили шатер, занесли ковры и подушки. Для себя поставили юрты. Развели костер, принялись готовить еду.

Миновала вечерняя молитва. И только когда начало темнеть, Хамзаят доложил, что приехал тархан Тимур Гальбар с помощником и тремя десятками охраны.

Шамат распорядился, чтобы охрана тархана стала за пределами цитадели у каменной стены, тархана же с помощником велел пропустить.

Гальбар был недоволен этим, но подчинился. Бележи отличались гордостью и решительностью. Сомнений в том, что они просто выбросят охрану тархана из цитадели, не было. Свара никому не нужна.

Тархан с помощником подъехали к шатру.

Хамзаят проводил их внутрь.

Шамат и Каир поднялись с ковра:

– Салам аллейкум, уважаемый Тимур. Салам, человек, – поприветствовал бек тархана и его помощника.

Гальбар представил помощника:

– Это Ахад Тумин, он временно исполняет обязанности Забара Тарбака.

Шамат проговорил:

– Теперь ты можешь назначить его своим болышчи.

Гальбар устремил взор на Шамата:

– Что ты хочешь этим сказать, бек?

– То, что сказал. Присаживайтесь, разговор нам предстоит непростой. Поэтому я не предлагаю покушать. Потом решим, ужинать или нет.

В предчувствиях худого Тархан сел на ковер, поджал под себя ноги, рядом устроился Тумин. Шамат и Каир напротив. Хамзаят на входе.

– Говори, бек!

– Это приказ? – удивленно посмотрел на тархана вождь бележей.

– Просьба, – выдавил из себя Гальбар.

– Хорошо, слушай.

Шамат начал заранее подготовленную речь:

– Как и было оговорено, мои пять сотен в отведенное время двинулись в сторону трех селений полян. Дошли без приключений, стали лагерем, – он развернул свиток-схему, переданную ему Гальбаром до похода, – вот здесь.

Бек указал место лагеря.

– Как видишь, слева лес, впереди поле, за ними должны были быть селения Рубино, Вабежа и Заледово, жители которых так неучтиво встретили твоего брата с племянником.

Тархан спросил:

– Что значит «должны были быть»?

– Ты слушай, я все расскажу.

Шамат поведал, как его орда вместо селений увидела на другом берегу реки крепость, как отряд пошел смотреть лес и наткнулся на елань, где тархан Ильдуан ставил лагерь. Как в болоте нашли тело Джабу…

На этом тархан воскликнул:

– Так, значит, Джабу умер?

– Его убили. Как и твоего брата, и всех, кто был с ним. К сожалению, Тимур, но это точно. Я сам ездил к болоту, мы хотели достать тела Янура Ильдуана и Джабу, но не смогли. Болото крепко держит свои жертвы. На месте лагеря – пожарище, повсюду следы крови. Поляне разгромили отряд твоего брата. Почему дошло до свары, я не знаю. Некому было рассказать, но, видно, воины Ильдуана сильно обидели полян, если вызвали среди них бунт.

Гальбар помолился, провел по лицу ладонями:

– Вечный покой им и память. Как же мне теперь сказать об этом жене тархана?

– Еще раз сожалею. Но это не главное.

– Не главное? – воскликнул Гальбар. – А что же главное?

– А то, – повысил голос Шамат, – что я, следуя обещанию наказать полян, повел свое войско к крепости. Мы хотели перейти через Оку и зайти к крепости со всех сторон, но тут из леса, со стороны Заледово, в поле вышла огромная, больше тысячи воинов, хорошо вооруженная и подготовленная рать.

– Рать? – изумился Гальбар. – Это мужики селений?

– Нет, Тимур, это настоящая рать, да и где бы местные собрали столько воинов, коней, всевозможного оружия и когда бы успели обучить их! Это была рать, и у меня сложилось мнение, что она ждала нас. Поляне из селения, которые теперь называют себя варузы, выставили своих мужей на стены крепости. А рать пошла на нас. Мои сотни попали в окружение. Пришлось принять бой. Бележи отличные воины, и мы дрались как львы. В бою я случайно услышал имя воеводы, кто-то в передней сотне крикнул: «Князь Всеволод Славный!» Я наказал нукерам следовать за мной и бросился на переднюю сотню, но воеводу не настиг. В общем, сеча длилась до вечера. Рать князя Всеволода так и не смогла нас одолеть и, потеряв две трети своих воинов, ушла в леса. Мы победили в этом бою. Но потеряли три сотни. Двумя оставшимися, в которых было много раненых, штурмовать крепость я не мог. Пришлось уйти обратно. Вот так закончился поход.

Гальбар сидел, словно окаменев.

– Какая-то рать. Вас ждали. Я не понимаю…

Шамат вновь повысил голос:

– Что тебе непонятно, Тимур? Мы сделали то, что ты просил, нашли брата и племянника. Мы пошли мстить, и мы отомстили, порубив в сечи не менее семи сотен полян. Да, крепость не взяли. Но это было выше наших сил. Посему ты должен заплатить еще пятьдесят тысяч дирхемов.

– Почему?

– А как будут жить семьи погибших воинов? Ведь они погибли, выполняя твою просьбу.

– Но у тебя нет никаких доказательств.

– Тебе мало моего слова?

– А… Забар Тарбак.

– Я же говорил, тебе придется назначать нового помощника. Тарбак имел все доказательства, которые подтвердили бы мои слова, но он бежал, когда мы вступили в бой. Далеко он не ушел, его труп нашли на той же елани. Спроси сотника Каира, – вождь бележей кивнул на бая, – Тарбак уходил через елань и был убит ударом копья, раздет и прибит к дереву. Видно, варузы смотрели за еланью. Но и это еще не все. По весне я вновь пойду с войском на крепость. И поход оплатишь ты, а это еще пятьдесят тысяч дирхемов. Половину за то, что сделано, ты должен заплатить в ближайшее время, остальное – позже. Клянусь, я привезу тебе головы вождя племени и глав родов. А также заставлю их вытащить тела Ильдуана и Джабу.

Тархан посмотрел на бека:

– Я не буду ничего оплачивать. Ты уже получил деньги за поход.

– Так? Хоп. Самовольство Ильдуана вы с шадом тщательно скрывали. Каган не знает об этом. Не заплатишь, он узнает все!

– Но тогда несдобровать и твоему племени?

– А что племя? Оно в ауле, к которому ведет одна горная дорога. Завалим ее, ни одно войско не пройдет. Да и не будет каган разбираться с нами, мы не в каганате, а вот ты лишишься всего. И головы тоже. То, что ты послал нас на поиски брата, который самовольно отправился разорять земли полян и брать с них сверх того, что берет каган, привело к объединению и усилению полян. Теперь брать с них дань будет невозможно. В крепость наверняка станут приходить жители ближних и дальних селений. Они объединятся в союз, быстро поднимут город. Сначала один, потом второй, третий. Кто-то продолжит работать на земле, охотиться, рыбачить, а кто-то станет воином. И рать соберут сильную, и смогут защищать себя. Как думаешь, простит каган тебе потерю дани и ясыря? – И тут же сам ответил: – Нет, не простит. И за все ответишь ты. Шад останется в стороне, мы тоже, с нами выгодней поддерживать дружеские отношения, а вот тебя принесут в жертву. Так будешь платить? И мы весной разгромим крепость, возьмем ясырь, а сборщики налогов продолжат сбор дани, Каган же ничего не узнает о наших делах. Говори сейчас – да или нет?

Тархан тихо проговорил:

– Я заплачу. Но…

Шамат прервал его:

– Сначала деньги за погибших воинов, потом все твои «но»… Я буду до утра третьего дня ждать твоих людей с деньгами. Пятьдесят тысяч дирхемов. Весенний поход обсудим, как закончится зима. Это все!

Гальбар, осознав, в какую ловушку он попал, резко поднялся и вышел из шатра, не прощаясь, за ним последовал новоиспеченный болышчи.

Тархан выполнил все требования вождя бележей, и тот уже зимой начал готовить войско для нового похода к крепости Вольное.

Глава четвертая

Миновала зима. В племени варузов отгуляли праздники. Поначалу Коляду или Рождение Солнца, означавшее начало зимы, Комоедицу (Масленицу) – проводы зимы, Велик день, или Красную горку, – начало весны.

Праздновали всем городищем Вольное. Особо весело гуляли на Коляду. Перед Колядой отпраздновали праздник Карачун, день, завершавший год. Это время весьма опасно для женщин на сносях, так как на праздник Колесо года размыкалась и появлялась дверь из мира духов в мир живых. А женщины на сносях носили в себе новую жизнь. Обитатели же Нави стремились увести к себе эту новую, зарождающуюся жизнь.

Опасными считались дни перед Колядой и после – святочные вечера. Первые шесть дней были страшные, колядочные, ворожные, другие шесть дней, напротив, – святые, светлые.

Во время Коляды главный праздник – Зажигание нового огня. Этот огонь сводил с божественным, солнечным огнем.

Праздник начинался с того, что повсюду тушили все огни, а затем зажигали костры на вершинах холмов, на столб поднималось огненное колесо. И если на Купалу его катили, то на Коляду только поднимали. Тем самым варузы зажигали новый год.

Потом шло колядование. Люди выворачивали шубы наизнанку, как бы являя собой выходцев из Нави, где обитали души предков. Колядовщики ходили по дворам, пели песни, за что хозяева одаривали их гостинцами. Попадались и жадные, которые не желали одаривать колядовщиков, их же соплеменников, тогда колядовщики принимались петь песни, сулившие скрягам страшные кары. Этого боялись, так как духи предков, которые были в то время рядом, могли разгневаться и обойти дом благополучием.

Обряды под руководством волхвов исполняли как должно. Сжигали бадняки – полена, в которых были запрятаны все беды и хвори, бывшие за весь год в доме. Когда полено загоралось, по нему стучали, выбивая искры. Сколько искр вылетит из бадняки, столько благ будет в новом году. У кого-то вылетали целые снопы, у кого-то лишь малая часть.

И если солнце рождалось на Коляду, то Сила Жизни, сила Яви против закрытого мира Нави приходила на Комоедицу (Масленицу) в конце месяца Березень (март). «Комом» называли медведя, который олицетворял бога скота Велеса. Праздновали Комоедицу тогда, когда день становился равен ночи, когда пробуждается природа и бог солнца Ярило растапливает снега. В тот же день почитали Медвежьего бога, приносили «блинные жертвы» (отсюда и пошла поговорка – первый блин комам, медведям).

После всего люди веселились на гулянье, жгли костры, умывались снегом или талой водой. Чествовали тех, кто начал семейную жизнь в прошедшем году, девицам повязывали ленты. Но самой интересной традицией празднование Комоедицы был обычай пробуждение медведя – хозяина леса. Ряженый юноша ложился в пустую или выкопанную берлогу, другие молодые люди пели, хороводили, бросали в ряженого ветки и снежки. Но «медведь» просыпался после того, как на него сверху садилась и прыгала девица. Она хватала «зверя» за лапу и убегала. «Медведь», проснувшись, начинал, пританцовывая, искать свою обидчицу. Поймав девицу, «душил» ее в своих объятиях. После начинались игрища, а среди них – и кулачные бои. В конце всего люди угощали друг друга и просили прощения за нанесенные обиды, целовались, кланялись друг другу.

Отпраздновали и Лельник, или Красную горку, сразу после Комоедицы, праздник плодородия. Выбрали девушку из рода Дедилы, которую нарекали потешно Лелей – богиней весны, брака, плодородия. Ее отвели за крепость, за большой холм, усадили на поставленную для того скамью, где были выставлены приношения – каравай хлеба, кувшин молока, другие продукты. Разложили вокруг скамьи венки, водили хороводы и пели обрядовые песни, в которых просили богиню о хорошем урожае. Девушка надевала на кого-то венки, кого-то угощала из того, что было на скамье. Все это длилось до вечера. Потом, как водится, разожгли большой костер, но не прыгали через него, как в день Купалы, а водили вокруг хороводы.

Отпраздновав эти большие праздники, взялись за работу: засевали поля, занимались огородами. И так до Травеня месяца (мая).

В середине Травеня, рано утром, как только солнце вышло из-за леса, к заводи речушки Горша, что текла с севера и за нижним перелазом впадала в Оку, на лодках-однодревках, к корме которых были прицеплены корзины, плыли вверх по течению Вавула и друг его Коваль.

Гребли дружно, не прилагая особых усилий: течение слабое. Орудовали не обычными веслами, а новыми. Один мастеровой из заледовских придумал двухлопастное весло. Все удивились: и как ведь додумался? Но грести таким веслом куда легче, чем обычным.

– За излучиной слева первая заводь, – сказал Коваль.

Вавула посмотрел на него:

– Ты думаешь, я не помню, где ставили мережи?

– А кто тебя знает, может, запамятовал, – рассмеялся Коваль.

Улыбнулся и Вавула.

Прошли излучину, зашли в заводь, увидели конец веревки, закрепленной на ветвях ивы.

Вытащили мережу – сетку, натянутую на несколько обручей, спереди дыра, в которую рыба заплыть могла, а выплыть уже нет, так как передняя сетка привязана к арке. Такую форму имел первый обруч, в сеть вставлен усынок – конус, задерживающий выход рыбы. Крепилась мережа за ее задний конец – кутец.

Рыбы в затоне было много. Тут и лещи, и сазаны, и головли, и жерехи, довольно крупная щука, несколько язей, а больше плотвы, красноперки, пескарей. Малую рыбу выпустили, крупную бросили в корзину, прикрепленную к корме лодки.

– Сегодня хорошо, – оценил улов Коваль.

– Поглядим, что в других мережах будет.

Всего на этой речушке друзья поставили три мережи.

До второй заводи было саженей сто. Поплыли, держась рядом друг с другом.

Вавула неожиданно рассмеялся:

– Ты чего, Умной?

Прозвище «Умной» Вавуле дали после разгрома орды бележей, за те заграды, что он придумал ставить под водой.

– Да вспомнил, как праздновали Комоедицу, обычай пробуждения медведя.

– Это когда Бахарь Первуша вызвался быть комом?

– Ну, да. А кто-то видел в лесу пустую берлогу. Уж кто, не помню.

– Я там не был, слышал вполуха, рассказали.

– Да, потеха знатная вышла. Люди прознали про ту пустую берлогу и решили, зачем рыть, если готовая есть. Ну, Бахаря приодели в одежду нутром вверх, выбрали девушку, что должна была его будить. Там еще заместо Первуши просился Сияш, но жрец не позволил. Девицу из заледовских выбрали. Пошли все к лесу. Берлога не на опушке, а немного дальше, саженях в десяти, под старым дубом. Подошли. Не посмотрели внутрь, ну Первуша и сунулся туда. А там ком настоящий, да здоровый такой! Бахарь как стрела с лука из этой берлоги вылетел, хорошо успел, да сразу на дерево, народ – кто куда. Я тоже на дерево соседнее. А разбуженный медведь вылез из берлоги, встал на задние лапы и заревел дурным голосом.

Коваль рассмеялся:

– Заревешь, когда до поры разбудили. Ведьмедь он злой, если так подымут.

– Истинно. Уж не ведаю, как он запомнил Первушу, но запомнил. Пошел не на меня, а именно на Бахаря, да как давай его дерево трясти. Первуша долго не продержался, слетел вниз. Добре, что народ далеко не ушел. Бахарь в бега, ведьмедь за ним. А тот ведь быстро бегает, того и гляди догонит. Тут народ шум поднял со всех сторон. Ком в лес и подался. А Первуша потом штаны до поры дома менял. Обделался наш Бахарь.

– Немудрено. Ведьмедь насмерть задрал бы.

– Это так. Но ладно, подходим ко второй заводи.

– А вечером нам еще на охоту, – напомнил Коваль.

– После обеда двинем, как раз вовремя придем.

– Кого позвал-то?

– Гриню Белоуса, Гаврилу Мовика да Ерему Богдаря. Звал Первушу, тот отказался. Сказал, в лес один больше не ходок.

– Так ведь не один же пошел бы.

– А на охоте?

– Ну, там один, так другие рядом.

– Отказался Бахарь.

– Понятно, надолго запомнил берлогу с комом.

– Ну, да.

Лодки-однодревки вышли в левую заводь.

Здесь мережа была закреплена подальше от берега за вбитый в дно кол. И из этой ловушки рыбаки взяли много рыбы.

Так же и в третьей заводи. Обе корзины были заполнены.

– Хорошо порыбачили, – довольно проговорил Вавула.

– Да, – согласился Коваль, – рыбы тут прорва, не пройтись ли по затону неводом?

– Неудобно крутиться на лодках, только снасть спутаем, да и зачем? Ту, что в мережах взяли, вполне хватит.

Коваль почесал затылок:

– А я все же перекрою речушку сетью. От берега до берега. Рыба же пригодится. Кто знает, какой урожай будет? А рыбу женки и засолят, и засушат. Евсей Труха закоптит, у него коптильня большая. Будет, что зимой жевать вместе с грибами да ягодами.

– Дело твое, – произнес Вавула, – только перекрыть Горшу не получится. Мужики по ней часто лес сплавляют до излучины, там река близко к пологому берегу подходит. Порвут твою сеть.

Коваль вздохнул:

– Это верно, порвут. Ладно, ты прав, хватит и того, что достаем из мережей, а сеть я на Оке поставлю.

– Тебе что, некуда ее пристроить?

– Всю прошлую зиму вязал, чего добру пропадать?

– Ну, на Оке еще можно, на южной стороне, где селение наше было, там сейчас места непуганые.

Друзья вышли к излучине. Там вытащили лодки и корзины, набитые рыбой, на сушу. Потрапезничали, покуда все просохло, затем уложили лодки и корзины на телеги, повели коней в поводу к северным воротам крепости Вольное.

За осень, пока не стали холода, городище обнесли большой деревянной стеной. По углам и у ворот возвели башни, в которых могли встать пять-шесть лучников. Со стороны Оки тоже подняли стену и сделали ворота, увеличили причал. Там теперь стояло два десятка крепких плотов, способных переправлять и людей, и животных. Углубили и расширили рвы, сделали из дуба мосты, что могли опускаться и подниматься к воротам.

Внутри городища землянки были только у старцев, что не желали менять уклад жизни, даже полуземлянок стало мало – в основном у молодых семей, что строились рядом. Больше на улицах стало домов с остроконечными крышами, с подклетями, клетями, сараями. Оборудовали отхожие места, для которых выкопали глубокие ямы. Разбили сады, оградили дворы городьбой вместо плетней, хотя и плетни еще стояли по всему Вольному.

Обработали обширные поля: за рекой земли больше, чем на прежнем месте. К зиме городище окрепло, теперь с наскока его не взять. На случай затяжной осады выкопали большие погреба, где заготовили провизию. Над этим начальствовал Дедил.

Если раньше одежда, рубахи, штаны, пояса, плащи или накидки шились женщинами в каждой семье, то теперь в родах появились семьи ремесленников, которые занимались каждый своим делом, за что получали плату натурой. Сапоги шил Матвей Шиба, скорняк Егор Барок навострился кроить тулупы.

Роды жили дружно, всех объединила война с иноземцами.

Но война та, и это понимали все, не закончилась. Придет время – вновь придут хазары, но от тех можно отделаться данью невеликой, если только не затребуют девиц.

Людей вабежи решили не отдавать. Лучше сеча. Главная опасность для полян таилась в приходившем в прошлом году племени бележи. Их вождь увел две уцелевшие сотни из пяти после того, как попытался взять Вольное. И вряд ли стерпит тот позор. Вот он придет не за данью, хотя при случае заберет все, что сможет, он придет мстить до полного разорения крепости. А какое бек Шамат может собрать войско, знали только его баи.

Об этой опасности помнили, к ней готовились. По последней осенней воде запустили вниз по течению в муромские земли торговый караван. И выгадали. Сумели обменять пушнину на оружие. Теперь у каждого мужа появилась своя сабля, у многих – копья, луки с колчанами стрел, мечи, щиты круглые и продолговатые, кольчуги, секиры, палицы, короткие топорики, у некоторых даже шлемы. Последние могли быть у всех, но варузы относились к ним с недоверием. Только лишняя тяжесть на голове да помеха, когда надо быстро осмотреться вокруг. А если что, от удара того же топора и кольчуга не спасет.

Первый торговый караван показал, что можно сбывать многое из того, что добывалось варузами: та же пушнина, мед, что получали бортники, излишки зерна, одежда, обувь. Теперь вождь Дедил думал о новом караване в середине лета. Роды готовились к нему.

Вавула Умной и Степан Коваль подвели телеги к мосту через овраг. Ворота были открыты. Сейчас в башне всего один юноша-сторож, этого хватало. В случае появления чужаков стоит ему свистнуть, тут же сбегутся мужики, подымут мост, займут оборону.

Юноша узнал Умного и Коваля. Проехав в ворота, друзья остановили коней.

Вавула сказал:

– Ты не забудь, Степа, после обеденной трапезы собираемся у этих же ворот.

– Как забуду, Вавула? Договор же.

– Давай, до того с уловом разберись.

– Угу.

Они разъехались по своим подворьям.

Потрапезничав, Вавула занялся городьбой, надо было сменить часть плетня на деревянный забор. Закончив с этим делом, стал готовиться к охоте. Она предстояла непростая – на кабана. Охотиться решили в северном лесу, там было много дубов.

Охота на кабана штука непростая и опасная. В Травене месяце поросята весили уже около четверти пуда, имели темно-бурый окрас с серыми полосами. Самка приносила от четырех до шести поросят, в стаде главенствовал кабан, у него было две-три самки. Кабан, как любой глава семейства, защищал его. Он был очень опасен, хитер и осторожен. Охотники знали: кабан ловок и вынослив, быстро бегает, легко догоняет человека, он хорошо плавает, переходит через болото, умело прячется, без особого труда взбирается на крутые холмы и обрывы. У кабана плохое зрение, но отличный нюх. Взрослый кабан весит больше шестнадцати пудов. Главным его оружием являются клыки. Особо опасен раненый кабан. Получив рану или оказавшись в ловушке, он идет напролом на растерявшегося охотника и может убить его. Посему подготовка к охоте требовала особой серьезности.

Вавула проверил лук, стрелы, надел онучи, в них легче, штаны и рубаху, чтобы не мешали быстро двигаться.

После обеденной трапезы Умной вышел к северным воротам городища. Там уже были Степан Коваль, Гриня Белоус, Гаврила Мовик и Ерема Богдарь. Все одеты так же, как Вавула, у всех луки и стрелы. Охотиться предстояло из засады, место которой давно выбрано. Чаще всего стадо диких свиней выходило из леса перед заходом солнца. До того охотникам следовало занять свои места, договорившись, кто как действует.