Текст книги "Подарок фюреру, или В будущем году – в Аушвице! (сборник)"

Глава 6

Лотта вздрогнула и открыла глаза.

«Вот те на! – хихикнула она в самой глубине души. – Совсем потеряла бдительность! Спросить, что ли, тетку: дремала я или нет? – и тут же сама себя одернула: – Молчи! Нашла о чем спрашивать! Как-нибудь… в другой раз!»

Но пожилая соседка сама спросила ее:

– Вы часто спите в трамвае? Поверьте, это очень опасно! Не приведи бог, налет!

– Я не спала, мадам, – почему-то слегка обиделась Лотта. – Я просто… задумалась. А налета не будет, сегодня – туман.

– Да, туман, – неохотно согласилась попутчица. – Но есть враги гораздо более опасные, чем английские москиты!

Лотта очень хотела промолчать. И ей бы это вполне удалось. Но природный черный юмор, как всегда, взял вверх.

– Мадам имеет в виду немецких тараканов? О, она абсолютно права! У нас в бомбоубежище их – тьма! Мы все их так боимся!

По вагону пробежал чуть слышный смешок.

– Как вы, арийка, можете так шутить! – старуха зловеще придвинулась к Лотте.

От этих слов Лотте сразу стало не до смеха. Даже крик «юде!» не шокировал бы ее сильнее!

«Господи! Неужели я так хорошо… перекрасилась!» – с ужасом подумала она.

– Извините! – прошептала Лотта и оглянулась на Рут, но та сидела, низко опустив голову. – Вы меня, кажется, не так поняли!

– Я всегда понимаю так, милочка! – сурово поправила ее старуха. – Как старый член партии, я не имею права ошибаться! – она отвернула угол поношенного жакета, на ее груди тускло сверкнул золотой партийный значок. – Если бы вы не были так похожи на истинную арийку, я легко могла бы принять вас ззза… еврейку! Хотя для еврейки вы – слишком легкомысленны и неосторожны.

Она уже гораздо доброжелательней глянула на Лотту и громко, чтобы слышали все в вагоне, сказала:

– Разве вы не знаете, что всего три дня назад в Шпортпаласте сказал доктор Геббельс? Всему виной дьявольские происки злобных еврейских сил. Это они хотят поссорить Германию со всем миром!

Лотта жалобно икнула и согласно кивнула головой.

– Но мы, немцы, – нравоучительно продолжила старая нацистка, – не позволим евреям перессорить нас в такой… – тут она скорбно умолкла, – в момент такого… тревожного знака судьбы!

Трамвай занесло на повороте. Многие недовольно скривились. Приближалась очередная остановка, но сидевшая рядом с Лоттой вредная старуха и не думала выходить. Она словно прилипла к сиденью и только изредка косилась в сторону Лотты. А вдруг она тоже едет… в салон красоты?!

От этой страшной мысли Лотту передернуло сильнее, чем от трамвайной тряски.

– Послушайте, – мегера, видно, решила не оставлять девушку в покое, – вы, возможно, не в курсе, но на той остановке, на которой вы вошли, находится последняя жидовская больница в Германии. Наши говорят, что именно оттуда евреи наводят на Берлин английские бомбардировщики. Попомните мое слово, когда весь Веддинг будет лежать в руинах, эта больница по-прежнему будет невредима. Гестапо уже давно к ней присматривается, но она, шайсе, подчинена Адольфу Эйхману, а тот – лично фюреру! Кто ж ее тронет!

Лотта уже с интересом присматривалась к старухе, даже не заметившей, что давно несет откровенную ересь.

– Вы, фройляйн, еще очень молоды, – уже на весь вагон возмущенно кричала она, – поэтому у вас еще отсутствует расовый инстинкт, расовое чутье! И у многих немцев оно утрачено навсегда, – от нее пахло казенными эрзац-сигаретами и эрзац-кофе, и еще чем-то очень похожим на вонь общественного туалета. – Немцы перестали чувствовать рядом с собой врагов! Они не отличают их от своих и даже встают на их сторону. По сравнению с утратой расового инстинкта даже поражение под Сталинградом – детская болезнь! Евреи этим вовсю пользуются. Но у меня-то на них собачий нюх! Момент, момент! – схватила она Лотту за рукав, видя, что та собирается встать. – Я кое-что расскажу! До остановки еще далеко. Куда это вы так торопитесь?! Так вот, я работаю уборщицей на станции метро. Да! Всего-навсего уборщицей! Но я аккуратно плачу партийные взносы! Так вот, вчера вечером какая-то совсем юная фройляйн с разбегу заскочила в вагон, поскользнулась, дверь закрылась, и ей придавило ногу. Так с зажатой дверью ногой она и доехала до моей станции. Подумаешь, какая-то нога, когда целая армия погибла под Сталинградом! Ногу не оторвало и даже не раздробило, так… немного примяло. Но болело, видать, здорово: девчонка чуть не теряла сознание от боли. И при этом наотрез отказывалась от «скорой помощи»! Я сразу подумала: а чего она так боится и так спешит слинять с места события?! Все стали ее уговаривать вызвать «скорую» и не рисковать ногой. А она что-то бормочет про ночную смену, и что ее выгонят с работы, если опоздает хоть на минуту. И все ей поверили, шайсе, кроме меня! «Господа, – говорю, – с этой девушкой что-то не так! Мы должны вызвать не «скорую», а полицию! А для начала потребовать у нее аусвайс! Она – или шпионка, или еврейка! Или еврейская шпионка!» Но начальник станции велел ее отпустить, а мне заткнуться и продолжать чистить урны, а не сеять панику! Он, шайсе, тоже – член партии! И все разошлись очень довольные, что помогли спастись этой сучке!

До самой остановки трамвая Лотта и Рут слышали у себя за спиной угрожающее бормотание старухи с золотым партийным значком на груди:

– У меня чутье на евреев! У меня чутье…

Выйдя на платформу, Лотта абсолютно спокойно сказала трясущейся как в припадке Рут:

– Дорогая, как хорошо, что мы еще не успели сделать укладку! Эта… невоспитанная женщина все время тыкалась носом в мое ухо. Фи, как противно! – и вдруг скрипучим голосом старухи возмущенно прокаркала: – Как вы, арийка, можете так шутить!

На платформе было многолюдно и очень шумно. Никто даже не оглянулся. Но перепуганная Рут закрыла лицо руками.

– Лотти, прекрати немедленно, нас же могут услышать! Не кричи так громко!

– Хорошо, солнышко! Я буду кричать тихо. Арийкам все позволено! А мы с тобой кто? Ты же слышала, что сказала мне эта старая хура! Чутье у нее, видите ли, на евреев! Тоже мне, овчарка немецкая! Пошли!

– Куда? – совсем сбитая с толку, сморщилась Рут. – С меня хватит!

– В чем дело? – топнула ногой Лотта. – У меня сегодня день рождения! Намечена большая праздничная программа: салон красоты, ресторан «Адлон»… Все билеты распроданы! Гуляем, подруга! Имеем право!

Глава 7

Салон красоты, куда привела подругу Лотта, назывался вполне в духе Третьего Рейха – «Белокурая бестия» и имел отличную репутацию, а стало быть, и цены. Но Лотта категорически пресекла все робкие предложения Рут найти что-нибудь попроще.

– В «Адлон» не пустят с прической от сельского парикмахера! Встречают по прическе! – с удовольствием, но не совсем точно процитировала она где-то подхваченную, кажется, русскую пословицу.

– Но, Лотти, – попросила Рут у самого порога в салон, – только, пожалуйста, без своих кунштюков! Я не могу все время за тебя краснеть! Господи, шетцхен, пока мы не вошли: а с какими прическами пускают в «Адлон»?

Лотта, как всегда в минуты глубокого раздумья, прищурила правый глаз, потом левый, потом тяжело вздохнула и, наконец, изрекла:

– Рутти, это очень-очень трудный вопрос! «Адлон» – один из лучших отелей Европы! И ресторан там, само собой, перфект! Так что…

– Откуда ты знаешь, что перфект? Ты уже была в этом ресторане? Но когда?

– Боже мой! – Лотта молитвенно вскинула руки к небу. – О чем спрашивает эта наивная еврейская девочка! А какой, по-твоему, ресторан может быть в одном из лучших отелей Европы? Только – перфект! Даже не знаю, кто за кого должен краснеть! А еще из благородной семьи! Ну, почти благородной! Скажем так, очень приличной! А что, семья еврейского врача не может считаться благородной?

– Только не сейчас, – грустно махнула рукой Рут. – Ты же сама знаешь, еврейские врачи давным-давно лишены лицензий. И папа тоже. Так что увы! Теперь мы с тобой обе как бы из неприличных семей.

– А вот мы с тобой сегодня и проверим, из каких мы семей, дорогая! Вот увидишь, нас будут принимать по самому высшему разряду! Сперва – здесь, а потом – там! Даже не сомневайся!

Лотта толкнула тяжелую дверь салона красоты – храма немецкого сервиса и французского парфюма.

Сперва все шло мило, как в лучших гламурных романах, то есть абсолютно без проблем и на райском уровне! Им мыли волосы, подсушивали, стригли, завивали, укладывали и умащивали. Они мгновенно забыли, в какой стране живут, в каком году и кто они, собственно, такие!

Но потом все соскочило на дешевый бульварный романчик, то есть наперекосяк, и они сразу вспомнили, кто они и откуда!

Когда прическа Рут была полностью готова, а Лотта досушивалась под феном, в зал вбежала одна из самых дорогих клиенток – дама в шикарном норковом манто, с золотыми часиками на запястье, в браслет которых были вделаны настоящие крохотные бриллианты. Дама начала кричать, что пока ее тут укладывали, из ее сумочки исчезла крупная сумма, и она не сойдет с этого места до приезда полиции, которая сыщет вора, а точнее, воровку!

Вот тут-то Рут и Лотта и почувствовали то, что чувствовала та еврейская девушка на станции метро, о которой с таким наслаждением рассказывала старая нацистка. Самое позднее через полчаса здесь будет полиция, а еще через несколько минут у них потребуют аусвайсы, которые они предусмотрительно оставили дома.

И все будет так, как на курсах медсестер, когда доктор Лустиг приказывал им в целях воспитания характера и дисциплины раздеться догола и сперва стоять перед ним с руками по швам, а затем лечь на операционный стол и лежать с открытыми глазами, не шелохнувшись. А он смотрел на них холодным, профессиональным взглядом хирурга и патологоанатома, но всем казалось, что они стоят и лежат под взглядом безжалостной судьбы.

Естественно, обнаружат за лацканами жакетов желтые звезды и, скорее всего, тут же депортируют туда, откуда еще никто не возвращался. А может, и расстреляют в подвалах на Принц Альбрехт-штрассе.

Первой пришла в себя Лотта. Она вдруг вспомнила, что в портмоне, черт знает зачем, все еще лежит дурацкая фотка, на которой она – с желтой звездой на груди. На какой-то момент она напрочь забыла, что точно такая же звезда спрятана у нее за лацканом жакета и, конечно же, будет обнаружена при обыске.

Но самое неприятное было то, что она в отличие от Рут все еще сидела под сушкой и не могла незаметно покинуть зал. Откуда ей было знать, что хозяин заведения лично до приезда полиции запер все входные двери.

Ценой невероятных усилий Лотте удалось незаметно извлечь мерзкую фотку из портмоне, превратить ее в четвертушку и спрятать в бюстгальтер. После этого она уже победоносно окинула взглядом зал и голосом светской львицы подозвала к себе хозяина салона.

– Герр…

– Хольц! – любезно подсказал тот. – Что угодно фройляйн? Фройляйн боится пересушить свои шикарные волосы? Но это совершенно исключено! Как только истечет время сушки, прибор отключится автоматически. К приезду полиции вы будете готовы на все сто!

– Нет, герр Хольц, – как можно беззаботней улыбнулась Лотта, – с сушкой все в порядке! У вас чудесный салон! И мы с подружкой готовы тут жить вечно! А не только до приезда полиции. Но… – Лотта кокетливо прикусила нижнюю губку, как бы давая понять хозяину салона, как ей неприятно отказывать ему в такой малости, – но, видите ли, мы… сотрудницы секретариата министра пропаганды доктора Геббельса. И если мы хоть раз опоздаем на работу, нас могут разжаловать в машинистки, а того, кто нас задержал… мне даже трудно представить, какие его ждут неприятности!

Хозяин растерянно окинул взглядом сидящую под феном эффектную блондинку и уже хотел что-то возразить, но неожиданно к Лотте подскочила Рут:

– Да, да, да, герр Хольц! У нас начальник отдела суровый, как… фельдмаршал! К тому же сам доктор Геббельс иногда заходит к нам в отдел и… упаси Бог!..

– Конечно, конечно, фройляйн! – хозяин явно не знал, что предпринять. – Я все понимаю! Но ведь у нашей клиентки действительно пропала крупная сумма денег! И взял ее кто-то из присутствующих, я не исключаю и своих сотрудниц. И только полиция может дать гарантию, что этот кто-то не…

– Вы хотите сказать, что только полиция даст гарантию, что это – не мы? Верно? – Лотта поймала взгляд Рут, та определенно была на грани паники. – Так вот, что я вам скажу, слушайте меня внимательно, герр Хольц! Я могу гарантировать, что деньги украла точно не Рут! А Рут может гарантировать, что не я! Вам этого недостаточно?!

– Но почему… почему я… мы все… должны вам верить? – недоуменно пожал плечами хозяин салона. – Мы все видим вас в первый раз!

– Да потому… – бойко начала Лотта и запнулась, она не успела ничего придумать.

С минуту на минуту могла прибыть полиция.

– Да потому, – на последнем дыхании перебила смертельную паузу Рут, – что в момент, когда украли деньги, я и моя подруга, мы обе были в зале! И это могут подтвердить все!

– Дааа, – мучительно протянул хозяин салона, – это так. Обе фройляйн были в зале и никуда не отлучались.

– Вот именно! – поспешила добавить, обретя второе дыхание, Лотта, машинально схватила с рабочего стола пуховку, дунула на нее и мгновенно скрылась за удушливым облаком розовой пудры. – Кроме того, герр Хольц, рассудите сами: будет ли прилично, если даже подозрение в краже падет на сотрудниц аппарата гауляйтера Берлина?! Даже подозрение!

Хозяин салона красоты, извиняясь и расшаркиваясь, лично проводил двух проблематичных клиенток до самой двери и выпустил их наружу.

Только на углу улицы девчонки оглянулись назад. У самого подъезда салона уже стоял черный полицейский фургон.

– Бежим! – отчаянно шепнула Рут.

– Зачем? – немного косноязычно не согласилась с ней Лотта. – За нами никто не гонится. Мы – вне подозрений!

Облизнула пересохшие губы. На вкус губы были приторные с горчинкой.

– А с пудрой, шатц, они определенно переборщили, шайсе! – раздраженно сказала она. – И кто их просил! В следующий раз, солнышко, на твой день рождения, пойдем в другой салон!

Глава 8

Легендарный отель «Адлон», чей изысканный ресторан Лотта Шюфтан выбрала для празднования своего дня рождения, статус «легендарный» получил уже в момент рождения в 1908 году, как только что родившийся младенец голубых кровей звание сержанта в гвардейском полку.

Расположенный в самом центре знаменитой Линден-аллее на Парижской площади у Бранденбургских ворот, «Адлон» с самого рождения находился под покровительством императора Вильгельма Второго. Тот не только стал его первым постояльцем, но и считал «Адлон» одной их своих резиденций. Ежегодно императорская казна тратила огромные суммы, чтобы гарантировать люксовые номера для самого кайзера и его избранных гостей.

Вслед за царственной особой и немецкая аристократия не замедлила перебраться в прекрасно отапливаемые, шикарные апартаменты «Адлона» из своих промозглых зимних замковых резиденций.

Отель навещали десятки именитых и респектабельных личностей со всего мира: европейские короли, русские цари, автомобильный магнат Генри Форд, по чьему заказу в 1919 году полумиллионным тиражом был выпущен и распространен ставший настольной книгой Адольфа Гитлера «Всемирный еврей» с «Протоколами сионских мудрецов», изобретатель Томас Эдисон, миллионер Джон Д. Рокфеллер…

После Первой мировой войны в «Адлоне» вместо остзейских и прочих немецких баронов надежно поселились состоятельные американцы. «Золотые двадцатые» стали золотой эрой «Адлона» – Чарли Чаплин, Марлен Дитрих… всех не перечесть!

Но потом наступили сумеречные тридцатые. К власти пришли истинные германцы, потомки викингов, нибелунгов, арийцев, тевтонцев, каждого в отдельности и всех вместе взятых, которые в глухом Тевтобургском лесу в первый и последний раз, кажется, наголову разбили два заблудившихся в нем римских легиона.

Характер у наци был нордический, стойкий, вкус – прямоугольный, масштаб замыслов – безразмерный, жажда жизненного пространства – испепеляющая, ненависть к инородным телам – безумная.

Так кому же, как не Альберту Шпееру, потомственному архитектору и члену НДСПА с тридцать первого, а СС – с тридцать второго года, фюрер мог поручить «вновь сделать Берлин настоящей и истинной столицей Рейха»?

Планы Шпеера были грандиозные. На все времени не хватило. Например, на центральную магистраль, пересекающую город с севера на юг, которая должна была начинаться от гигантского вокзала, проходить под новой Триумфальной аркой Бранденбургских ворот и упираться в Народный дом с куполом, превосходящим по размеру купол Святого Петра в Риме. Шпеер собирался увенчать его изображением орла, держащего в когтях земной шар.

Всего, как уже было сказано, Шпееру создать не удалось, но кое-что он все же успел. По его распоряжению для расширения оси «восток-запад» были срублены знаменитые липы на Унтер-ден-Линден. Теперь память о них сохранялась только в названии аллеи, что тоже было не так уж и плохо, потому что согласно безудержной фантазии личного архитектора Гитлера многие берлинские улицы и площади решено было переименовать в духе новой, еще невиданной в истории человечества эры.

Повсюду воздвигались мраморные колонны, украшенные орлами, знаменами и национал-социалистскими эмблемами. Вместо старых лип посадили молодняк. Когда еще подрастет!

Так вот, после прихода Адольфа Первого владельцы «Адлона» сделали все возможное, чтобы превратить его в излюбленное место нацистской элиты. Отчасти им это удалось. Нацистским бонзам нравилось его аристократическое убранство и кухня, но не его интернациональная среда. До сорок третьего года, когда прямым попаданием бомбы был разрушен отель «Кайзерхоф», именно он, а не «Адлон» считался титульным отелем Третьего Рейха. И все-таки в «Адлоне» всегда были в избытке высокопоставленные партийные функционеры, дипломаты, эсэсовцы и самые преуспевающие предприниматели.

Девчонки едва ли могли вспомнить, когда в последний раз были на Унтер-ден-Линден аллее. Скорее всего, было это задолго до войны, когда цвели еще знаменитые липы и не нужно было носить позорные желтые звезды.

Лотта знала об отеле «Адлон» чуть-чуть, а Рут еще меньше. Обе догадывались, что это очень и очень приличное место, супердорогое и таинственное, к которому евреям, как Адаму и Еве к Эдему после изгнания, даже приближаться смертельно опасно. Они ожидали увидеть там все что угодно – от храма царя Соломона до Содома и Гоморры. Но от того, что увидели, у них натурально потемнело в глазах: весь огромный зал ресторана был, словно жирными пятнами сажи, густо заляпан черными эсэсовскими мундирами с «молниями» в петлицах и нашивками на рукавах. Мундиры лоснились и подрагивали, как воздух в тяжкий зной.

В первый миг Лотте и Рут показалось, что у тех, в черном, нет голов: черные блестящие мундиры над черными блестящими сапогами. И все! Конечно, в зале были не только эсэсовцы, но подружки видели только их и ничего кроме. Обеих охватил настоящий тихий ужас, сродни тому, что всегда охватывает евреев в ожидании приближающегося погрома.

Рут и Лотта стали инстинктивно искать глазами двери, в которые они только что вошли. Но двери исчезли, словно растворились в рваных облаках пряного дыма от дорогих сигарет и сигар. Они уже готовы были бежать куда глаза глядят, но было поздно: к ним подошли.

– Мы приветствуем вас в ресторане легендарного отеля «Адлон»! О, фройляйн чудесно выглядят! Желаете пообедать или пройти в бар?

К счастью, юные медсестры не заметили, каким оценивающим взглядом окинули их встречающие. Взгляд был профессиональным, стремительно-скользящим. Но, вероятно, ничего экстраординарного жрецы «Адлона» не обнаружили.

Лотта была крайне удивлена, когда сквозь монотонный приглушенный гул зала вдруг отчетливо услышала похожий на ее собственный голос. Голос звучал на удивление уверенно и даже несколько фривольно:

– Дело в том, господа, что у меня сегодня день рождения. Представляете, мне уже исполнилось 20 лет – целая вечность!

Вечером я буду праздновать его в кругу семьи, а сейчас мы с подругой хотели бы как-нибудь отметить эту солидную дату у вас! Но только… – тут она как будто вспомнила, кто они и куда их занесло! – …только без особых излишеств! Мы с подругой – на строжайшей диете! – сурово добавила Лотта и неожиданно для себя грациозно улыбнулась.

– О! Администрация нашего ресторана поздравляет вас, фройляйн, с круглой датой! День рождения – особый день в жизни! Тем более в такое трудное для нашей родины время! Все ваши пожелания будут выполнены! Диета… – тут Лотта заметила, что говорящий с нею даже позволил себе совсем крохотную, но очень похожую на искреннюю, улыбку. – Диета для юных девушек – дело святое!

Их подвели к небольшому, но очень уютному круглому столику на двоих. В центре него в изящном подсвечнике розовела тонкая свеча. Официант тут же зажег ее и подал меню в коричневом кожаном переплете с золотыми вензелями отеля.

Лотта как можно непринужденней открыла меню с бесконечным перечнем горячих и холодных закусок, фирменных вторых блюд и десерта. Отдельно шли вина. Их названия ей говорили не больше, чем многие древнееврейские цитаты из Торы и Талмуда. Но цены… о! цены говорили о многом! Даже слишком о многом!

Очень скоро Лотта поняла, что их почти годовых сбережений хватит здесь разве что на пару холодных закусок, одно… не самое дорогое второе блюдо, малюсенький десерт и по бокалу вина попроще. О чаевых она постаралась даже не думать, искренне полагая, что либо в таком царственном заведении их давно отменили, либо все образуется как-то само собой.

Лотта, как опытный актер, долго тянула паузу, официант терпеливо ждал. Наконец, она заказала фирменное блюдо Kalbstick Adlon. К нему подавался соус «мадера» и картофель фри.

Еще от бабушки она узнала, что к мясу подходит красное вино. Вина стоили просто несусветно. И все же на два бокала «Бычьей крови» хватало. На десерт – пирожные «безе» и черный кофе без сахара.

– Вот! – сказала она, не глядя на официанта. – Это – все! – и подумав, уточнила: – Пока – все.

И тут же строго погрозила пальчиком ошарашенной Рут:

– Все, все, милочка, и не проси! День рождения – не повод нарушать диету! Что скажет твой Альбертик?!

В упор глянула на официанта и, к неприятному удивлению, заметила, что он ничего не пишет, а как-то довольно подозрительно косится на них. Теперь от его взгляда не ускользнуло, что кисти рук дорогих клиенток больше годятся для работы на пишущей машинке или для стирки белья, чем для столовых принадлежностей лучшего ресторана столицы. Но их фирменные прически, точный выбор вина к мясу, а главное, абсолютно беззаботный, амбициозный вид Лотты, сбивал его с толку. Однако сам выбор блюд заставил его насторожиться.

Ничего не понимая, Лотта по привычке стала выстукивать на столе костяшками пальцев что-то очень похожее на военный марш.

– Фройляйн, вероятно, забыли, какой сегодня день!

Лотта тревожно, словно ища подсказки, уставилась на Рут. По ее совершенно бессмысленным глазам она поняла, что подсказки ждать не стоит. Откуда двум юным иудейкам, для которых с рождения святым днем была суббота, было знать, что пятница для большинства христиан – немясной день!

Видя их замешательство, официант нахмурился и уже собрался было вызвать метрдотеля. Но тут в зал вошла большая группа высокопоставленных персон во главе с маленьким господином с большой не по росту головой, с гладко зачесанными назад темными волосами и холодными пронзительными глазами.

«Доктор Лустиг!» – чуть было не вскрикнула Лотта. Но тут же заметила, что вошедший схож с шефом их больницы только ростом.

Официант же, мгновенно потеряв к ним интерес, скороговоркой выпалил:

– Однако столь юным дамам простительна такая забывчивость! Если позволите, я принесу вам наше фирменное блюдо Seezungе Adlon. Оно больше подходит к такому дню и вам, безусловно, понравится!

И почти бегом вслед за внезапно появившимся метрдотелем устремился навстречу новым гостям.

– Доктор Геббельс, доктор Геббельс! – пронеслось по залу.

А маленький господин в строгом сером костюме вместе со своей свитой прошел в двух шагах от столика Лотты и Рут, по пути коротким взмахом руки отвечая на приветствия. Лотте показалось, что, проходя мимо, Геббельс посмотрел прямо на них и даже весьма саркастично кивнул головой.

Девочкам принесли их заказ и маленькую коробочку дорогих конфет – подарок ко дню рождения от ресторана гостиницы «Адлон». Рут и Лотта блаженствовали. Впервые за много-много лет они пили классное вино, ели бесподобную рыбу и, что самое невероятное, чувствовали себя тут уже совершенно «своими»!

От перенесенного страшного напряжения Лотта вконец опьянела, расслабилась и даже позволила себе пококетничать с сидящими вокруг офицерами в черном. На них уже стали обращать внимание. Вероятно, две миловидные блондинки пришлись по вкусу отборнейшим нацистам настолько, так как сидящий за столиком напротив белокурый молодой эсэсовец подмигнул Лотте и весело захлопал в ладоши.

Лотта интригующе помахала ему рукой и попыталась отдать честь. Рут возмущенно наступила ей под столом на ногу. Один неосторожный кунштюк, и эти веселящиеся парни в черном превратятся в сбесившихся горилл! К тому же надо было успеть к началу своей смены. А для этого снова проехать через весь город. Без аусвайсов и, конечно, без звезд.

Уже в полупустом трамвае Лотта, продолжая веселиться, всю дорогу пыталась расшевелить полуживую подружку.

– Рути! – задорно шептала она. – Ну чего ты скуксилась? Радуйся! Смотри, как все славно! Мы, две маленькие хитренькие евреечки, за один день прокатились без звезд по Берлину, заделали себе умопомрачительные прически, откушали в шикарном ресторане «Адлон», видели самого доктора Геббельса! И чего ты кричала, что он похож на нашего шефа? Да ни капельки! Наш шеф рядом с ним – генерал! А он рядом с ним – ефрейтор! Но все равно, это же память на всю жизнь! А главное, мы всех обвели вокруг пальца! Как говорил недавно твой любимый доктор Геббельс: они победили нас там, а мы их здесь! Нет, что ни говори, а та тетка была права: у немцев с расовым чутьем точно проблемы! Может, после Сталинграда, а?!

– Лотти, – тихо сказала Рут, – все это прекрасно. Но что бы мы делали, если бы нас раскрыли? Это же прямая дорога… сама знаешь куда!

Лотта вытащила из бокового кармана жакета маленькую стеклянную ампулу с какой-то жидкостью.

– А вот что! Многие евреи хотели бы иметь такое! Но имеют немногие. Я тебе добуду, клянусь! И никакое гестапо тогда тебя не достанет!

Потом раскрыла коробочку дареных конфет и протянула Рут.

– Ешь, ешь! Шоколад восстанавливает нервные клетки! А знаешь, мне только сейчас пришла в голову обалденная мысль! У меня же 22 марта день рождения! Тебе это ни о чем не говорит? Так я тебе скажу! Мы отпразднуем его в ресторане «Кайзерхоф»!

– Лотти, но у нас, кажется, уже нет ни пфеннига!

– Дааа… кажется, нет! – печально вздохнула Лотта. – Как жаль! Но, шатц, прошу тебя, не будем о грустном!