Электронная библиотека » Александр Токунов » » онлайн чтение - страница 5


  • Текст добавлен: 25 мая 2015, 17:09


Автор книги: Александр Токунов


Жанр: Боевая фантастика, Фантастика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Я полагаю, что торг здесь неуместен

Россия, Москва, Рынок Крылатского анклава

Рынок галдел десятками голосов. Следопыты из других анклавов, торговцы, короче, все, кому не лень. Торг шел хорошо. Сыч подумал, что сегодня ему удастся продать и что-то более весомое, навар будет. Он был назначен старшим по Рынку – сегодня главный торговец, именно он может организовывать распродажи, делать скидки и так далее.

Полковник Смирнов оказался добр к нему. Смирнов был комендантом Рынка, назначили его недавно, и он только осваивался на должности, обживался, так сказать. Сычу он не нравился – этому полковнику было всего двадцать пять, мальчишка еще. Да Сыч только торгует двадцать пять лет! Он вспомнил, как девятилетним пацаном бегал по всяким поручениям на Рынке, он его знает как свои пять пальцев. Да, не военный, но с должностью коменданта он справился бы. Сыч не мог понять, почему Васин отдал его заслуженную должность Смирнову.

Первым делом, естественно, он сменил всё руководство Рынка, поставив своих людей на все мало-мальски значимые места. Смирнова можно было назвать системным оппозиционером, и именно такую оппозицию он постарался выстроить здесь, на Рынке, – всё как угодно, лишь бы не как у Васина.

Комендант руководил всем на Рынке, включая пропускную систему и систему обороны, а всеми торговыми операциями руководил старший по Рынку. Он избирался на ежемесячном собрании, а его кандидатура утверждалась комендантом.

– Алюминиевые, – внезапно уловили уши Сыча тихий голос, – легче обычных, редкая вещь – бери, не пожалеешь…

Сыч развернулся. Какой-то торговец, закутанный в плащ-дождевик, вокруг него кучкуются несколько людей среднего возраста, судя по снаряжению, следопыты из других анклавов.

«Послушаем»

– Легче обычных, бери-бери, – продолжал торговец, – что тут думать? Это выбор профессионалов!

– Дорого же ты за них просишь! – рыкнул один из следопытов. Видимо, намёк на его непрофессионализм ему не понравился.

– Так товар редкий, прямо со склада беру, не пользовался ими никто! – похвастался торговец.

«Нужно, чтобы они сторговались, а там уже можно брать…» У Сыча в этих вопросах был богатый опыт.

– Больше пяти канистр не дам, – отрезал следопыт.

– Десять, – настаивал торговец, – по канистре за каждый. И канистры я оставлю себе.

– Восемь.

– По рукам! – обрадовался торговец. Он тут же достал из поясной сумки ещё восемь магазинов и передал их следопыту.

Сыч задумался: «Если те двое с ним, то своего командира в обиду не дадут – брать опасно, а дежурных нет… Где ж их носит?! Впрочем, за нападение на старшего по Рынку можно и высшую меру схлопотать… Однако они не боятся торговать краденым и изъятым из оборота. Обождём…»

Сделка была завершена, но покупатели не торопились уходить.

– Мурат, а не много ли ты себе затырил? – спросил один из следопытов.

– Да, братан, многовато ты себе захапал, давай делиться, – поддакнул второй, – давай дели всё по-братски!

Он хлопнул Мурата по плечу, тот фыркнул и отпихнул его, завязалась перебранка. Сыч понял, что время пришло, пока эта компания сильно увлечена своими разборками.

– Бобр – Сычу, патруль в седьмой, и быстро, вооружённая потасовка, скупка краденого, – отрапортовал Сыч в переговорное устройство и тут же, перекрикивая следопытов, продолжил, передёргивая затвор: – Всем стоять! Руки за голову, так, чтобы я их видел!

Сцена выглядела глупо, очень глупо, и, если Бобр не подоспеет вовремя, в неё добавится изрядная доля сатиры. Эффект неожиданности был произведён, но продлится он недолго. Теперь важно, чтобы они ничего не поняли.

– А собсно, в чём дело? – начал один из следопытов, характерно, по-хамски сминая слова. – Ты кто ваще такой?

– Старший по Рынку. Вы задержаны. – ответствовал Сыч. Тут же ему вспомнилась фраза из очень старого фильма: «Ну куда ж я лезу один на троих?»

Всё происходило словно в замедленной съёмке. Как же медленно тянется время в такие моменты! Вот лицо Мурата вытягивается от удивления, в глазах смесь вызова и растерянности. Один из его подручных пытается передёрнуть затвор и вскинуть автомат. «Недавно же вы здесь, ребятки, совсем наших правил не знаете…» – теперь Сыч имел полное право открыть огонь на поражение. Но Мурат ударил своего подельника по руке – в это мгновение время словно бы ускорилось, и из-за угла вывернул Бобр с двумя дежурными. «Пронесло!» – подумал Сыч. Перестрелка на Рынке в узком пространстве между торговыми рядами – дело опасное и непредсказуемое, можно и своих задеть ненароком, места для маневра мало. Тонкие деревянные доски от пуль совсем не защищают.

Дежурные разом взяли следопытов на прицел.

– Прошу вас следовать за мной в Комендатуру.

Комендатурой называли небольшое четырёхэтажное здание, стоявшее посреди Рынка. Это было единственное здесь герметичное и стерильное строение. На первом этаже располагались оружейные комнаты и шлюз, на втором – небольшая харчевня и гостиница для приезжих, на третьем – казармы дежурных, на четвёртом – кабинет коменданта, допросные и изоляторы. В разное время на Рынке находилось от пятидесяти до семидесяти дежурных. Ещё человек пятьдесят несли охрану на стенах и сторожевых вышках.

Сам Рынок представлял собой многоугольник, в центре которого шла широкая дорога – от входных ворот Рынка до входных ворот по направлению к анклаву. Посредине эта дорога образовывала некое подобие площади, на которой и находилась Комендатура.

Торговых рядов было много, а столпотворение напоминало Стамбульский рынок на старых гравюрах. И недолгий путь до Комендатуры занял порядочное количество времени. Несмотря на то, что все старались пропустить конвой, места было мало. «Вот так выглядит зона свободной торговли, – подумалось Сычу, – толкучка, неразбериха, хотя все усиленно создают видимость порядка…»

Наконец они вошли в оружейную Комендатуры. Последовала привычная процедура обеззараживания. Поднялись по левой лестнице – правая была для посторонних, и на ней двери в служебные помещения были закрыты. Бобр постучал в дверь.

– Старый конь борозды не испортит, – прозвучало из-за двери.

– Но и не вспашет, – ответил Бобр. – Открывай, спекулянтов на допрос привели.

Щёлкнули замки, дверь приоткрылась, чтобы впустить всех по одному. В Комендатуре не было каких-либо изысков и высоких технологий, только компьютер в кабинете коменданта, посредством которого велись все учётные операции Рынка. Сыча удивляла эта мода Смирнова допрашивать всех нарушителей лично, хотя, может быть, он делал это просто от скуки.

Комендант был, как всегда, хмур. Он имел весьма запоминающуюся внешность: густые чёрные волосы были зачесаны чёлкой вперёд, почти сразу начинались невероятных размеров брови – вначале отдельными волосками, а затем всё гуще. Лицом и формой черепа Смирнов напоминал гориллу – массивная квадратная челюсть, скошенный лоб и такие же массивные надбровные дуги. Голова была прочно укреплена на массивной бычьей шее.

Сычу всегда было любопытно, почему человек с русскими именем, отчеством и фамилией имел столь нерусскую внешность. Поговаривали, что дед и отец Смирнова женились на иранках, притом не на самых красивых, вот у внука и получилась такая физиономия.

– Кого привёл? – без церемоний прорычал Смирнов.

– Здравия желаю, товарищ полковник! – начал доклад Сыч. – Мною были задержаны трое следопытов, которые пытались купить алюминиевые магазины…

– Значит, из спецхрана воруют, а эти и рады покупать, гады! – констатировал Смирнов.

От тона коменданта следопытам стало не по себе.

– Но он же продавал, дорогой, мы покупали – это Рынок, какие к нам вопросы могут быть?

– Это мой Рынок! – Смирнов специально выделил голосом слово «мой». Сыч понял: собрался договариваться. Сейчас попросит выйти, и пропало дело. Это уже не в первый раз. Вот и стало больше бардака…

– А может, договоримся, дорогой? – произнёс Мурат столь же предсказуемую фразу.

– Ты что, предлагаешь мне взятку?! – лицо коменданта налилось кровью. Он грохнул кулаком по столу, затем сухо распорядился: – Конвой свободен, – и, обращаясь к Сычу, добавил: – И вы тоже.

Всё это напоминало Сычу гуманный способ рыбалки, о котором рассказывал батя. Гуманный и бестолковый – рыбу вначале ловят на удочку, а затем отпускают на волю. Только Смирнов не был бескорыстным рыбаком, он выпытывал у следопытов секреты, места расположения схронов и тайников.

Если следопыту было нечего предложить, его привлекали к ответственности, а если были дельные предложения – отпускали на волю. Или убивали при попытке к бегству, если информация была слишком ценной. Потом Смирнову каким-то образом удавалось организовывать экспедиции в районы тайников, разумеется, на сдельной основе.

Смирнов хоть и недавно был на должности, но умел находить общий язык с представителями других анклавов, он был для них своим. Большая часть торговцев на Рынке была людьми пришлыми. Продукция Крылатского анклава распространялась только официальными продавцами. Ни одного заражённого на Рынке, понятное дело, не было. Это была площадка для розничной торговли, все крупные торговые сделки заключались на высшем уровне посредством специальных встреч и конференций, а отгрузка по контрактам происходила на специальной площадке Рынка.

Сычу часто приходилось выполнять следственные функции с целью выявления недобросовестных торговцев и просто несунов. К сожалению, очень часто на Рынке присутствовал и теневой оборот, так как контроля было значительно меньше, нежели в анклаве. Гришка, тот самый торговец алюминиевыми магазинами, был давний агент Сыча и провокатор со стажем, именно он помогал выявлять недобросовестных покупателей. Он уже вторую неделю продавал одни и те же магазины, а спрос на них был очень велик. Опытный следопыт знал, что в дальней вылазке каждый грамм был на счету. Обыватель скажет: эка невидаль – восемьсот граммов? Пустяки. Но Сыч знал, что от этих граммов порой может зависеть жизнь: банально ноги откажут раньше, и ты не сможешь дойти до безопасного места. Поэтому о граммах, как и о мгновениях, не нужно было думать свысока.

Сыч спустился в харчевню, заказал себе тарелку жареной картошки с грибами и луком и принялся уплетать.

Обстановка в харчевне была спокойная – никто не хотел беспорядков и конфликтов, «правило водопоя» действовало почти безотказно. На дальней стене висела карта с обозначением станций метро и зон активности мутантов, сверху было приписано: «Стой! Опасная зона! Работают МУТЫ!» Сыч улыбнулся – Эпидемия, катаклизмы, а чувства юмора люди не теряют. Припомнилось выражение старого друга: «Что такое катаклизмы? Правильно, это когда коту делают клизму». Всё-таки русский народ привык смотреть на любые неприятности с юмором, именно это качество позволяло ему побеждать.

Неожиданно к столику приблизился человек, Сыч узнал его. Что потребовалось здесь заместителю Верховного цензора? Тем временем Мустафа Нарден по-свойски сел на скамейку напротив Сыча.

– Приятного аппетита, Александр! – вместо приветствия сказал Нарден.

– Благодарю. А что же вы?

– Мне сейчас принесут. Как поживает полковник Смирнов?

– Спросите у него, – безразлично ответил Сыч. – Мне он не докладывает.

– Ну что вы, не нужно враждебности, мне не больше вашего приятно его пребывание на этом посту. Что поделать, анклаву сейчас намного выгоднее иметь под рукой сотню-другую выявленных тайников, чем десяток-другой повешенных следопытов. Знаете поговорку: «Последним смеется тот, кто стреляет первым»?

– Кажется, так говорил какой-то генерал… Но какое это отношение имеет к нашей ситуации?

– Грядёт большая война. Нам могут дорого обойтись эти тридцать три года без войны. Пусть лучше предают те, от кого мы этого ожидаем. – Нарден прищурился. – Если кто-то и намерен нас предать, то это Смирнов. Я думаю, в случае необходимости вы сможете взять ситуацию под контроль.

– Планы Васина неисповедимы! – удивился Сыч.

– Хочу напомнить вам ещё одну поговорку, – улыбнулся Нарден, – где тонко, там и рвётся. Помните, как позапрошлой зимой Смирнов пытался настроить радикалов бункера против Имама в надежде повернуть политический курс? Тогда нам не удалось выдвинуть ему обвинения. Не было прямых доказательств – а сейчас появилась возможность их получить. У меня есть серьезные подозрения, что сейчас Смирнов будет искать контактов с Объединённым генералитетом.

– Что мне делать?

– Ждать, смотреть, слушать, докладывать, – улыбнулся Нарден и встал из-за стола.

Сыч остался наедине с пустой тарелкой и очень непростыми думами.

Профессор

Россия, Москва, главное здание МГУ

«Шар» завис над звездой МГУ. Совсем рядом, казалось, протяни руку – и достанешь, были металлизированные стёкла звезды, покрашенные в золотисто-желтый цвет. Кое-где стёкла отсутствовали. Зерна колосьев оказались большими. «Больше метра», – прикинул Володька и посмотрел вниз. Под ногами раскинулось здание в виде огромной буквы «Ж». Отсюда всё на земле казалось мелким и незначительным.

Основная антенна на звезде, несколько других на верхних колосьях и очень большое количество вокруг шара, на котором держится звезда. «Этот шар снизу был почти не виден, а антенны вовсе не видны», – отметил Николаев, открывая нижний люк и сбрасывая веревочную лестницу.

Как только он ступил на лестницу, почувствовал сильный ветер, который стал болтать его в воздухе. Теперь многое будет зависеть от мастерства Гаргара – сможет ли он удержать аэростат неподвижно, чтобы не только не задеть антенны, но и чтобы Володька успел спуститься на перила горизонтальных лучей звезды.

Николаев стал быстро спускаться вниз, пытаясь противостоять ветру. Тут же из другого люка на канате пополз груз. Володька спрыгнул на один из горизонтальных лучей и помахал рукой, показывая, как лучше повернуть аэростат, чтобы легче было принять груз. Через две минуты груз был принят, и аэростат стал подниматься вверх, чтобы потом начать спуск возле крыльца со стороны Ломоносова для полной разгрузки.

Рейсы в МГУ Крылатский анклав совершал систематически, ведя торговлю с общиной «студентов», как называли себя заражённые, проживавшие в здании. Община в основном поставляла анклаву продукты питания, а также найденные в зданиях университета артефакты. А анклав, в свою очередь, обменивал их на оружие, медикаменты, одежду.

Торговые отношения завязались давно. Но что было более ценным, так это вот эти самые антенны дальней связи, через которые анклав мог иметь связь с различными анклавами и бункерами, узнавая новости о жизни других. Здесь же располагалось оборудование для перехвата переговоров других анклавов, благодаря которому удавалось разгадать многие секреты и выжить. Вот это самое оборудование Володьке и предстояло модернизировать, замкнуть его напрямую на Крылатский анклав, а также на аэростат.

«Так, что там первое в инструкциях Игоря Эдуардовича и Гаргара?» Николаев закрепил лямки рюкзака фиксатором и стал подниматься по звезде к антенне. Тренированное тело выполняло подъём, а мысли вращались возле «шарика», как ласково называли анклавовцы аэростат, точнее, возле Инги. Он глянул вниз: аэростат, похожий на маленький воздушный шар, завис над крыльцом. За его сферой не было видно, как проходит разгрузка, но Володя прекрасно представлял себе это. За годы сотрудничества всё было отработано до мелочей, несмотря на то, что общинники часто менялись – жили они, к сожалению, недолго, часто мутировали, и тогда их, как везде, убивали. К этому все привыкли, но Николаев привыкнуть не мог. Он не хотел привыкать к мысли, что Инга и Густав могут мутировать, и тогда ему как командиру придется их застрелить.

Поднявшись к антенне, он закрепил себя тросом и, отбросив лишние мысли, стал крепить аппаратуру в той последовательности, как делал это на многочисленных тренировках на земле. Гаргар собирался сам установить оборудование, но было решено, что это всё же сделает Николаев. К такому решению пришли после того, как провели тесты на физическую выносливость. Гаргар очень огорчился, что не прошел их, и вначале в бункере, а потом на поверхности стал гонять Володьку, добиваясь от него полного автоматизма движений.

– Гаргар – Штирлицу. Аппаратура установлена. Канал переключен. Проверка связи.

– Клён – Штирлицу, – вместо Гаргара ответил Константин Фёдорович, – с частью задачи справились. Гаргар, слышите нас?

– Слышу, слышу. Погрузку закончил. Вылетаю. Штирлиц, вернусь через три часа. Будь готов. Привет Профессору!

– Взаимно, – прозвучал в «ухе» немного хриплый голос Профессора.

Гаргар рассмеялся:

– Здравствуйте, Профессор! Извините, зайти не получится, спешу.

– Извиняю. Мы поговорим о вас со Штирлицем, – Профессор тоже засмеялся.

– Штирлиц, через три часа внизу. Сообщи о полной установке оборудования.

– Сообщу. – Володька отсоединил страховочный трос, намотал его на пояс. Теперь предстоял восьмидесятиметровый спуск со шпиля вниз, а потом до тридцать третьего этажа по винтовой лестнице.

Владимир, спустившись на луч звезды, упаковал в опустевший рюкзак хрупкое оборудование, которое ещё предстояло установить на тридцать шестом и тридцать пятом этажах. Застегнул фиксаторы рюкзака, закрепил сзади три контейнера с менее хрупким оборудованием, бросил взгляд на уходящий на северо-запад аэростат и начал спуск. Володька аккуратно, пытаясь не задеть контейнерами конструкцию, спускался по металлическим лестницам, радуясь, что, когда планировали эту операцию, остановились на спуске, а не на подъёме.

«С таким грузом вверх пришлось бы делать несколько ходок, а вниз – вполне нормально, перехватывай только перекладины да следи, чтобы не зацепиться контейнером, – размышлял Володька. – Сейчас установлю оборудование, а потом к Профессору».

Профессор на протяжении тридцати с лишним лет был главой общины «студентов». Для многочисленных родившихся в университете общинников он был сродни Богу, чему-то вечному и постоянному, которое всегда будет с ними. Все знали его и называли не иначе как Профессор. Никто точно не мог сказать, сколько ему лет. Он просто был «постоянной константой», как он сам себя в шутку называл. Крепкая фигура, внимательные серые глаза под седыми бровями, седые же, когда-то курчавые волосы. При ходьбе он опирался на палку с тяжёлым набалдашником, но, по мнению Володьки, это скорее было данью давней привычке, чем необходимостью. Володька был очевидцем, когда Профессор, зажав палку в руке, споро сбегал по бесконечным лестницам университета. Правда, он утверждал, что походы вниз, а потом наверх ему уже тяжелы.

Жил он в Ротонде на тридцать третьем этаже, вход в которую для большинства «студентов» был не только запрещён, но и невозможен, поскольку лестничные пролеты перекрывали несколько дверей и решеток с кодовыми замками. Профессор рассказывал, что в старые времена ко входу в Ротонду с двадцать восьмого этажа ходил специальный лифт, но он остановился, когда прекратилась подача электричества в здание. Сейчас на «лапах» бывших жилых секторов стояли ветроэлектростанции, а на плоских крышах – солнечные батареи, но их энергии хватало только для освещения, обогрева и приготовления пищи, а не для подъёма и спуска лифтовой кабины. Володька подозревал, что большинство «студентов» даже не догадываются не только о функциональном назначении лифтов, но и об их наличии.

Размышляя, Николаев добрался до входа на тридцать шестой этаж. Поколдовал возле замка, набрав код. Толкнул тяжёлую металлическую дверь: «Вот оно, царство технологий и артефактов, недостижимых для многих живущих в Москве!» Володька вошёл, дверь за ним мягко щёлкнула, закрывшись. Сразу вспыхнули электрические лампы. Всё помещение было заставлено металлическими ящиками, почти такими же, как в епархии Ахмада – в компьютерной бункера. Только там были комплектующие «Ломоносова», а тут – аппаратура несколько иного рода.

– Гаргар Штирлицу. Я на тридцать шестом.

– Штирлиц, смотри внимательно. На каждом модуле имеются буквенное и цифровое обозначения. Ищи: четырнадцать восемьдесят восемь. Будь внимателен.

– Модуль нашёл. Открываю.

– Включи камеру.

Володька снял контейнеры и рюкзак, затем толстые резиновые с металлической нитью перчатки, оставшись в тонких резиновых, на поверхность которых был нанесён папиллярный узор. Чьи это были отпечатки пальцев, Володьке было очень интересно, но найти инфу даже в «Ломоносове» не удалось. Он поднёс руку к окошку датчика, приложил вначале указательный палец, затем все остальные по очереди, завершив большим.

Дверь зажужжала и открылась. Николаев вновь надел толстые перчатки, открыл контейнеры, начал доставать электросхемы и соединять с имеющимися в модуле. Толстые перчатки здорово мешали, поэтому он вновь снял их и стал работать в одних тонких, стараясь не причинить вреда рисунку отпечатков пальцев.

За десять минут непривычной работы он устал больше, чем если бы три раза поднялся на звезду МГУ и спустился обратно. Игорь Эдуардович и Ахмад, контролируя его действия через камеру, давали советы. Работа с модулем была завершена и проверена, дверь закрыта. Володька с облегчением надел рюкзак, подхватил контейнер и пошёл к двери в противоположной стороне комнаты. На следующем этаже операция повторилась.

Наконец работа была завершена, и воспрянувший духом Штирлиц быстро спустился к входу на Ротонду. В его рюкзаке осталось только несколько книг из библиотеки ЦИТО, о которых просил Профессор, и несколько упаковок с лекарством, изготовленных лабораторией Цессарского специально для него. Контейнеры были сложены и превратились в обычные пластины.

Володька спустился на площадку и подошёл к двери в верхнем этаже Ротонды. Не успел нажать на звонок, как дверь открылась. На пороге стоял Профессор, опираясь на неизменную палку.

– Здравствуйте, душа моя! – сердечно приветствовал его Профессор. – Как прошла операция? Хотя можете не отвечать, знаю, что успешно, слышал. Проходите, прошу вас.

– Здравствуйте, Профессор.

Николаев обвел взглядом помещение. С прошлого раза тут ничего не изменилось, как, очевидно, не менялось уже в течение многих лет.

Ротонда представляла собой цилиндрическое двухуровневое помещение, оканчивавшееся куполом с мозаикой. Володька поднял голову: мозаичная звезда, как всегда, туманно светилась в высоте. Верхняя часть Ротонды была разделена на несколько частей. В секторе сразу за дверью была кухня, потом шёл кабинет, потом гостевая комната. И так по кругу, до спальни Профессора.

Володька посмотрел вниз. На первом уровне Ротонды тоже всё было по-прежнему: посредине рядами стояли стулья, чернели мониторы, за колоннами вдоль высоких окон и между ними находились столы и шкафы с книгами и фотографиями. На полу между колоннами и на широких подоконниках вперемежку с горшками с цветами стояли ящики с петрушкой, укропом и редиской. Одна из колонн была обвита огуречником, огурцы свешивались, топорщась пупырышками.

– Душа моя, жаль, что вы сейчас не можете попробовать моего огурчика! Но не переживайте, я дам их вам с собой. Они очень хорошо растут в этом помещении, потому что на окнах ещё в прежние времена было вставлено фотогальваническое стекло. Как раз перед трагедией – в качестве эксперимента. Оно не только пропускает свет, но и концентрирует тепло. Да что я вам объясняю: насколько я информирован, у вас в анклаве такие стекла тоже не редкость.

– Вот лекарства, передал Константин Фёдорович, – спохватился Володька, – а это книги, которые вы просили.

Профессор аккуратно взял книги, прочитал названия, погладил корешки.

– Это то, чего как раз не хватает для моего исследования. Знаете, душа моя, я раньше занимался исследованием проблем интеллигенции, а теперь понял, что только обучение студентов, формирование их сознания, общение с ними были для меня определяющими. Да ты садись, на меня не смотри. Я буду говорить, так как привык обучать. А теперь поговорить практически не с кем. А из интеллигентов-идеалистов остались только два человека: я да ваш Клён…

– Константин Фёдорович? – уточнил Володька.

– Да, душа моя, он. Причём он даже больший идеалист, чем я! Когда я работал в МГУ профессором кафедры, мне блокировали доступы на мои страницы учёных официальных сайтов, запрещали иметь собственный сайт. Но к тому моменту я уже был закалённым бойцом. Наверное, в жизни каждого человека бывают моменты, когда нужно сделать принципиальный выбор, и этот выбор круто меняет умонастроение, а возможно, и представление о мире. У меня такой момент наступил в момент начала перестройки, в 1985 году. Хотелось верить в «очищение социализма от бюрократической накипи», но эта накипь, как оказалось, никуда не делась. Я тогда работал доцентом кафедры в Волгоградском университете и был председателем профкома. Впрочем, ты, наверное, не знаешь, что такое профсоюзы?

– Знаю, Профессор. У нас историю ведёт Воронов, который нам всё доходчиво разъясняет.

– Ну, тем лучше, не надо долго объяснять. Так вот, ректор университета уволил одного преподавателя. А мы, пятнадцать преподавателей, не согласившись с этим, написали письмо в ЦК КПСС. Что такое ЦК КПСС, надеюсь, тоже знаешь?

– Знаю, – подтвердил Володька.

– Так вот, наше письмо было спущено на решение ректору, на которого мы жаловались. Было срочно проведено общее открытое партийное собрание коллектива университета и принято решение нас всех, пятнадцать человек, уволить с работы и выгнать из партии. Самым жутким тогда для меня стало то, что вчерашние мои друзья, товарищи и приятели, активно выступали за моё исключение и увольнение. Не умереть от горечи потери прекрасных иллюзий было трудно, но все же удалось. Мы тогда написали ещё одно письмо в ЦК. В конечном итоге нас всех восстановили и на работе, и в партии. Я заплатил тогда все взносы вплоть до девяносто первого года, из партии не вышел, как некоторые, и считаю, что по сию пору состою в ней. А потом сорок лет научно-преподавательской работы… Знаете, душа человека бессмертна, а физическое тело порой по неожиданным причинам даёт сбой. Так случалось со мной не раз: были планы, надежды, проекты, но смертельная опасность нависала внезапно. Перенес ишемический инсульт, инфаркт, заболевание почек, а поди ж ты, жив! Спокойно поднимаюсь на мою верхотуру. Чувствую в себе такие силы, какие в молодости не чувствовал. И теперь, душа моя, я спокоен, как лосось после нереста, – Профессор рассмеялся.

Володька выглянул в окно. Далеко внизу блестела лента Москвы-реки, возле которой еле угадывалось движение мутов. Он сел в кресло у окна, слушая Профессора и изредка посматривая на пространство перед рекой.

– Да, тут у меня отличный наблюдательный пункт, – уловил интерес Николаева Профессор. – А благодаря специалистам вашего анклава удаётся поддерживать и работу круговой камеры наверху, поэтому нападения мутов для нас давно уже не становятся неожиданностью.

– А ночью?

– И ночью тоже. Ваш Ахмад камеру несколько модернизировал, теперь если она засекает какое-либо движение, то сообщает об этом звонком. Да, о чём я?.. Я часто и долго работал на пяти работах, просыпался рано, ложился поздно, боялся что-то пропустить в житейской суете. А сегодня в полной мере осознаю, что последний стакан воды в жизни не так уж и нужен. Гораздо важнее вовремя осознать собственную востребованность для счастливой жизни других. Теперь я счастлив, я нужен моим детям, моим «студентам», которым без моего руководства и направления придется ох как туго! Запомни, Володя, так в жизни всегда: не знаешь, где найдёшь, где потеряешь! Эта всеобщая человеческая трагедия привела к великому осознанию жизни. Поверь, ничего не делается просто так. В конечном итоге она приведёт к очищению населения планеты!.. Но что-то я за разговорами забыл о деле… – Профессор засуетился, собирая необходимые для передачи в бункер вещи. – Я сейчас черкану несколько слов Клёну, а вы, душа моя, будьте любезны спуститься вниз и нарвать огурцов и зелени. – Профессор вынул из подставки ручку.

– Какой у вас чудный письменный прибор! – удивился Володька, рассматривая серебряного цыплёнка на будто светящемся изнутри камне цвета молодой травы.

– А, это агент Цыплаков! Его наша непоседа Василиса где-то нашла. Материал – волокнистый нефрит.

Володька спустился на первый уровень Ротонды, нарвал огурцов, пощипал зелень и стал бродить между шкафов с книгами, рассматривая корешки и фотографии. За этим занятием и застал его голос Игоря в «ухе»:

– Штирлиц Гаргару. На подлёте. Будем через пятнадцать минут. Профессор, будьте готовы принять груз.

– Хорошо, – Профессор уже с контейнером в руках спешил вниз.

Николаев пошёл ему навстречу, забрал контейнер.

– До свидания, душа моя, – Профессор пожал ему руку, – я вас провожу только до двери. А дальше отдам распоряжения Александру Григорьевичу, он проследит, чтобы всё было нормально.

Профессор довёл Володьку до двери, внимательно осмотрел через видеокамеру пространство перед ней. Только после этого отодвинул засовы, набрал код и открыл дверь.

– Да, чуть не забыл, передайте Клёну, – он протянул четверть листа, исписанного убористым почерком. – Только, пожалуйста, положите так, чтобы не попало в чужие руки.

Володька сложил листок пополам, расстегнул молнию на внешнем кармане комбеза и сунул туда лист бумаги.

– До свидания, Профессор.

На площадке как из воздуха материализовался тридцатипятилетний Александр Григорьевич Лукашенко – второй, после своего отца Григория Евстафьевича, помощник и заместитель Профессора. Они спустились на три этажа, Лукашенко открывал бесчисленные двери, потом начался бесконечный спуск по лестнице, перекрытой на каждой третьей площадке решётками.

Когда они спустились на первый этаж, то через холл в Шайбу уже вносили груз, снятый с аэростата. Володька оглянулся вокруг. Шайба с его последнего посещения разительно изменилась: мрамор колонн и пола был отчищен до блеска.

– Мы решили, что пора сделать уборку, – заметив его взгляд, сказал Лукашенко. – Начали с холла и Шайбы, потом дойдём и до остального.

Перед Володькой предстал холл, стены и полы которого также сверкали отполированным мрамором.

– Профессор говорит, что на момент заражения они такими чистыми не были, – не смог не похвалиться Александр.

Погрузка уже заканчивалась.

– Явился не запылился! – приветствовал его Игорь. – Давай поднимайся, принимай командование. А я буду испытывать то, что ты там на звезде наворочал.

Николаев помахал рукой высунувшейся из окна Инге, быстро поднялся по верёвочной лестнице. Проследил за тем, чтобы груз был закреплён, лестницы убраны, лебёдки зачехлены, и только тогда повернулся к штурвалу.

– В добрый путь, – раздался в «ухе» голос Профессора.

– Счастливо оставаться! До встречи!

Аэростат взмыл вверх. Главное здание МГУ пошло вниз. Местами большая керамическая плитка стен была закопчена пожарами, но нигде не отвалилась. Володька посмотрел на шпиль: звезда в венке из колосьев, установленная как символ мирного труда несокрушимой силы советского народа, золотилась в лучах заходящего солнца. Даже отсюда, с высоты, не было видно, что местами на ней отсутствует стекло. На фронтоне здания сохранились гербы, золотые колосья и скульптуры. Большие часы, как и прежде, отсчитывали время.

Внимание! Это не конец книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации