Текст книги "Генерал Зима"
Автор книги: Александр Тюрин
Жанр: Киберпанк, Фантастика
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
В конце полета я еще влепился в какую-то твердь. И «поплыл», все струилось вокруг меня и даже возносилось, а я не мог поверить сообщениям сенсоров, что бронежилет не пробит и артериальное давление в норме.
«Тени» потеряли меня из виду, однако они рыскали со всех сторон – изощренное зверье с гипертрофированным охотничьим инстинктом. На что я надеялся? Но то же, что и Хома Брут. Что Вий не поднимет веки.
Снова пошел минометный обстрел – я это дело узнаю по характерному свисту – и «теням» стало не до меня. Тем более, я был завален снегом, потому что воткнулся в сугроб, который укрыл меня от Вия и его подчиненных.
Где-то вдалеке разгорался новый бой, шум стрельбы уходил. Я вылез из сугроба и, сделав несколько шагов, ступил на относительно ровный лед. Похоже, подо мной была река или озерко. Лед был толстый, только в толще он отливал не синевой, как обычный, а сиреневыми и фиолетовыми тонами – знак присутствия «мертвой воды».
Неподалеку вмерзло в лед несколько досок, прикрытых каких-то тряпьем.
Я лег на доски и накрылся рогожей. Когда отрубался, дал себе задание: по примеру Штирлица проспать ровно сорок пять минут.
8. Сбежавший монстр
Когда я открыл глаза, было дурно, промозгло и больно. А еще качало. От дурноты, подумал я. Но когда я попытался перекатиться на бок, то свалился в воду. В очень холодную воду, но все-таки жидкую. На бронике надулось несколько поплавков – река понесла меня.
Я был за пределами Зимы. Погодная аномалия осталась далеко позади. Пример Штирлица не сработал, прошло двенадцать часов с тех пор как я отрубился. Навигационная система опять функционировала, показывая, что меня унесло далеко к северу.
Судя по карте, выведенной сейчас очками-экранами, речка Коротаиха доставила мой плот почти что к побережью славного Карского моря… Неподалеку Джугра-Порт – это бывший поселок Амдерма, где и служил мой дедуля, который мочканул американский бомбер.
Навигационной системе энергии еще хватало, но топливные элементы почти что сдохли, остыли тепловые конструкции комбеза, поэтому меня и разбудил холод. Хотя далеко не минус двадцать, как бывало здесь раньше в это время года, температура плюс два, но и этого достаточно для смертельного переохлаждения, если комбинезон намок.
Кое-как забрался обратно на плотик и стал подгребать к берегу – туда, где было несколько мостков, сходни и яхта со звучным названием «Tirpitz». Пока что ни одного человека там не было видно, однако и я старался не шуметь.
Я сгрузился с плотика возле самого берега – река была еще мне по колено – дно илистое тягучее. И вдруг из яхты кто-то высочил и понесся вверху по берегу. Того и гляди скроется за гребнем берегового склона. Но «кто-то» поскользнулся, упал и я его разглядел. Мужчина в комбинезоне с надписью «Tirpitz», видимо яхтсмен. Мужчина снова вскочил и я потянулся к ремню винтовки – а оружия нет, видно утопил его в реке. Я рванулся следом за улепетывающим яхтсменом и успел ухватить его за щиколотку, когда он уже почти выкарабкался. Я дернул его за ногу, что есть сил дернул, и мы вместе с ним покатились вниз.
Мужчина завопил что-то вроде «Achtung Partisanen» и попытался воткнуть мне сверло дрели в глаз. Но одной рукой я успел перехватить его за запястье, а другой рукой… видимо, попытался ухватить немца за горло, но мой большой палец случайно угодил ему в раззявленный рот. Еще бы немного и я бы лишился этого пальца. Чтобы немец не откусил мою драгоценную конечность, изо всех сил стал оттягивать его нижнюю челюсть вниз.
Яхтсмен вдруг перестал рычать, выпучил глаза и повалился набок. Подрыгался чуток, пустил обильную слюну и вот уже на глинистом береговом склоне лежит всамделишный мертвец, хоть сейчас на кладбище. А еще через несколько секунд за его макияж не взялся бы ни один похоронных дел мастер. У яхтсмена лопнули глаза. Раздвигая кровавые сгустки, из глазниц стал выдавливаться снег, он полз из ноздрей, ушей и рта. Задрожала, имитируя дыхательный процесс, грудная клетка, да еще стала набухать. Затрещали ребра и грудная клетка лопнула – из нее вышел сталактит. В завершение, весь труп яхтсмена покрылся инеем, как у фрица под Москвой зимой 1941 года!
Я – в полном обалдении. Иностранца убила и разорвала изнутри мертвая вода. Но ее тут явно не было, пока я не приплыл из Зоны Зимы. Значит, я заразил его мертвой водой? Значит, я прикончил яхтсмена как натуральный снежный орк? Да, до этого я убивал врагов – натовскую вертушку с двумя пилотами сбил на войне, намедни грохнул виджилянта и двух полицаев, но сейчас-то отправил к праотцам совсем мирного немца. Он, конечно, тут лишний, и ему нефиг делать на нашей земле без приглашения, но все-таки был он безоружный и также, как и все, искал лучшей жизни… А я грохнул. Выходит, мертвая вода всегда во мне, литр, два литра, сколько ее там? А почему она меня не убивает? Из-за нее у меня, похоже, только голова поболела и ID-чип разрушился.
И людей Бреговского она тоже не убивает. Они сказали, что проспали пять лет. А зачем? Когда стало ясно, что война проиграна, то, конечно, спецназ мог принять смерть на поле боя под умными бомбами противника, выкрикивая что-нибудь вроде «старая гвардия не сдается»? Подвиг, но абсолютно напрасный, без надежды причинить какой-либо ущерб врагу, даже без надежды попасть в «книгу подвигов» или в народный эпос. А что давала пятилетняя консервация? Если пролежать пять лет на манер спящей красавицы, а потом встать с гордым видом, то шансов одолеть могучего врага опять кот наплакал. Однако ж, если появится такой могучий союзник как мертвая вода, то это совсем другое дело. И, такое впечатление, что я разношу мертвую воду, как ворон из сказки. Ворон летит в тридевятое царство и возвращается со склянкой, а мне и лететь не пришлось, склянку мне в посылке прислали…
Тут я поймал себя на том, что предаюсь размышлениям не только перед сфинксом неведомой силы, но еще и перед обезображенным трупом яхтсмена. А еще страшно холодно в мокрой одежке. Зубы уже не чечетку выплясывают, а брейк-данс, и все члены тела им помогает.
Вот доннер-веттер, кто-то звонит растерзанному яхтсмену на мобильник.
Я вынул смартфон и выслушал тираду на немецком. Тирада как будто имела повышающуюся вопросительную интонацию.
Я сказал ja-ja (с максимальным выражением, почерпнутым из старого военного фильма) и отключил звонок. Пройдет ли этот номер? Что ж, назвался груздем, полезай в кузов. По крайней мере, в чужой комбинезон.
Я стащил с немца его комбинезон и натянул вместо своего, мокрого. Вернее разместился в нем. Немец был куда более объемным, да еще его одежка была сильно порвана на груди. Хорошо хоть, что на сходнях нашлась штормовка яхтсмена, прикрыл ею декольте.
Приняв приличный вид, я взобрался вверх по береговому склону. Рядом шла проселочная дорога, покрытая стандартной гэрбидж-плиткой, сделанной из останков прежней цивилизации. На дороге стоял пикапчик. Похоже, это машина погибшего яхтсмена. Я выудил из кармана штормовки автомобильные ключи.
Ключ подошел и я двинул в сторону Джугра-порта. Сейчас это не поселок, а приличных размеров город – неподалеку, в море, «Шелл» активно сосет нефть. Значит так, доеду до окраины, брошу машину и дальше двину своим ходом – пока не набреду на каких-нибудь «неандертальцев», промышляющих на свалках и помойках. Об остальном сейчас не надо думать.
Дорога из плиточной превратилась в наноплантовую эстакаду, которая проносилась над бесчисленными югорскими речушками, над озерками с болотистыми отмелями и берегами, изъеденными сгинувшим уже льдом, над безжизненным столом тундры, где во время войны вымер дружный коллектив водорослей и грибков, именуемый ягелем. Заодно с ягелем сгинули и мелкие кривые березки. Вместо этого одна серая техноплесень… Эстакада стала возноситься к облакам, но не успела уткнуться в небо – пронзительно алыми и желтыми грибами небоскребов на горизонте вырос Джугра-порт.
Я пересек автодорожную развязку – это уже городская окраина, пора бросать машину и двигаться дальше общечеловеческим ходом. Я выбрал первый съезд с высотной трассы, бодро съехал вниз и там меня задержал полицейский патруль.
Полицейская машина остановилась сзади. Двое полицейских сидели в салоне и ждали, пока подъедет еще одна патрульная команда. Второй полицейский автомобиль встал почти впритык к моему бамперу.
Один полицейский вышел из передней машины, другой из задней, оба неторопливо пошли ко мне. Я тоскливо оглянулся. Справа от дороги – дренажная канава, за ней пустырь, метрах в ста несколько обгоревших остовов старинной автотехники – это поохотились натовские летуны. Слева – двухполоска, на которую вылетают машины со скайвея. За ней какое-то складское здание, полуразвалившееся, довоенное.
Полицейский показал пальцем, чтобы я опустил стекло. Правая рука его недвусмысленно лежала на рукоятке пистолета, выглядывающего из кобуры.
– Документы.
– Машина брата, дал мне покататься, – промямлил я; всё во мне обвисло, включая язык и челюсть.
– Выйти из машины. Руки держать на виду, – распорядился полицейский.
Теперь уже на меня смотрели две пушки.
Едва я вышел, как крепкие полицейские руки бросили меня на капот, обыскали и надели наручники. Полицейские руки поднесли к моему лицу сканер.
– ID-чип не отзывается, – сказал один полицейский.
– Кто такой? – прогудел в ухо другой полицай, до меня долетела даже табачная вонь от его усов. Сигары курит в подражание американским копам.
– Почему вы не говорите, что я могу потребовать адвоката?
– Это тебе не кино. Ну-ка, повернись, красавчик.
Тычок мощного кулака в живот вытряс из меня потроха – с полминуты меня выворачивало, желудочный сок пополам с желчью хотел выйти наружу и поздороваться.
– Ладно, поехали, – сказал первый полицейский, более интеллигентного, так сказать, вида.
Нажатием на макушку меня заставили согнуться еще больше, а тычком в затылок усадили в полицейскую машину.
– Кажется, это тот фрукт, который грохнул яхтсмена на Коротаихе, – сказал полицейский на переднем сидении, а «интеллигентный», что сидел рядом, саданул мне локтем в скулу. Блин, как кувалдой – у меня с минуту сыпались искры из глаз.
– Еще раз такое, и я блевану в машине, – сказал я.
– Чего-чего? – промычал собеседник, но предусмотрительно отодвинулся.
Полицейская машина резко двинулась с места, за ней пристроилась и другая. Ребята видно соскучились по делу, из-за этого ко мне такое повышенное внимание.
– Нет, я все-таки должен стравить, – пообещал я «интеллигентному» полицейскому, ваш некультурный товарищ мне все кишки раздавил, а у меня предъязвеное состояние. Остановите, или я тут вам все замараю, – я булькнул горлом. Очень натурально.
– А ну, попробуй, скотина, – вызывающе сказал «интеллигент», но постарался отодвинуться подальше. Если бы все убиваемые и пытаемые не стеснялись бы гадить на своих мучителей, то наверное убийств и пыток было бы меньше. Кто желает съесть скунса, пусть он маленький и слабенький? Никто, даже самый страшный обжора.
– Да, попробует, попробует, на то он и скотина, а потом нам нюхать эту вонь до вечера, – сказал передний полицейский и остановил машину. – Только в темпе, приятель. Отошел на шаг, стравил и обратно.
Второй полицейский вытащил меня за шкирку из салона, я сделал шаг и наклонился над дренажной канавой. Долго напрягаться не пришлось, из меня полилось…
– Погадил? – спросил полицейский, который стоял в метре от меня, кривя подвижное лицо. – Пошли в машину.
А, может, далеко идти не надо? Зачем мне это – тюремная клетка, суд, потом с хорошей вероятностью электрический стул – всё как в Техасе сто лет назад. Пусть лучше сразу пуля в затылок.
И я как был, буквой «Г», опрокинулся в канаву.
Когда я разгибался, чтобы выпрыгнуть на другую сторону канавы, мне показалось, что моя голова прорывает какое-то препятствие, вроде пленки. Я вынырнул и устремился на противоположный склон канавы – затылок просто пульсировал, ожидая пулю. Но я не смог с первой попытки выкарабкаться – руки-то скованы – да и канава вдруг оказалась вся затянутой испарениями. Однако стрельба началась, когда я уже преодолел склон. Метрах в двадцати от канавы я не удержался, при всем моем страхе (диком, животном и так далее), обернулся назад и обомлел.
Позади меня оставался облачный след, как от самолета! Двое полицейских кое-как проглядывали сквозь туман, застилавший канаву, но они были по ту сторону, а еще двоих я не видел.
Выстрелов больше не было, но я продолжал удирать, домчал почти до сгоревшего вездехода. А потом остановился, подождал пару минут – явная тишина – и пошел назад.
Туман, застилавший канаву, немного рассеялся, почти вся она была заполнена шугой, а еще в ней было два ледяных образования, похожих на сталактиты. На верхушке одного из сталактитов, образуя авангардный монумент, находилась полицейская фуражка. Это что – замерзшие полицаи? Еще один полицейский лежал на склоне – ногами в канаве, лицом вниз. Его затылок был пробит изнутри ледяным клином. Последний полицейский распростерся около двери машины. Штанины его, до колена, заледенели, а из его рта медленно вытекала вязкая прозрачная жижа.
Минуты три я вытаскивал ключи от наручников из кармана полисмена и пытался попасть в отверстие замочка. Я еще не закончил, когда рядом остановился автомобиль. Я улегся за открытой дверью полицейской машины и видел только ноги приближающегося человека. Виджилянт – этих типов сразу можно узнать по ковбойским сапогам. Ковбоец, не видя меня, стал окликать:
– Эй, парни, что у вас случилось?
Я наконец избавился от наручников, ну и вломил виджилянту от души, едва он обогнул машину. Рукояткой полицейского пистолета в лоб.
Потом, честно признаюсь, вытер о виджилянта ноги, сел в его джип и поехал в центр Джугра-порта.
Пока я ехал по трассе, навстречу пронеслось несколько полицейский автомоблей, в том числе «хаммер» с приличным вооружением – я едва усмирил свою вегетативную нервную систему, которая хотела вжать педаль газа в пол.
Вышел около большого торгового центра, снаружи напоминающего ледяные торосы. Надо было купить одежду, используя трофейные наличные, и выйти через другой ход.
Центр «Marine Palace» включал в себя немыслимое количество торговых залов, стилизованные под подводные пещеры с сокровищам а ля «Tomb Rider». Товары были навалены в сундуки – бери не глядя, плати по весу – как в раю. Это был потребительский рай, потрясающий своим изобилием на краю обитаемой земли. Да что там рай, это был своего рода коммунизм, обеспеченный технологиями молекулярной разборки-сборки, где от каждого амраша по способностям, каждому амрашу по потребностям… Три поколения советских людей мечтало об этом самом, но впустую, потому что не дожили до нужных технологий, да и четвертому поколению сюда заходить не стоит. Потому что ему не хватает ни способностей, ни потребностей. А вот амрашу можно имплантировать и способности и потребности с помощью нейрософта.
В Marine Palace есть, помимо обильных товаров, еще и неслабые зрелища. Здесь расположены музей освоения севера европейскими мореплавателями и парк аттракционов – ведь продавать развлечения сегодня выгоднее, чем товары. Среди экспонатов музея и парка были милые викинги, романтичные пираты и кровожадные советские подводники, белые медведи и акулы с горящими глазами, мамонты и морские змеи. Все – подвижные, пасти разевают, ластами шевелят. Музейная экспозиция была непосредственно рассредоточена в торговых залах, которые имели оформление северных птичьих базаров и южных тропических островов. Тропические острова плавно переходили в аквапарк. Практически не отходя от кассы, покупатели могли превратиться в купальщиков. Торговые залы отделялись от бассейнов, водопадов и огромных джакузи лишь зарослями неестественных растений. У них огромные полупрозрачные листья, потому что гены искусственные.
Я глянул через наружное окно – неприятности неподалеку, к трофейному джипу уже подвалило двое полицейских и буравило его пристальными взглядами.
Я прошел по перпендикулярному проходу, который был одновременно кривоватой средневековой улицей, где желтоволосые «девушки»-биомехи предлагали пиво и коттбуллары.
Огромный детина остановился передо мной наклонил голову и сказал. Только из-за его размеров можно было догадаться, что это техманн [11]11
биомех, имитирующий внешний вид и некоторые функции человека, в частности коммуникативные и интеллектуальные
[Закрыть].
– Господин, следуйте за мной.
– Это еще зачем?
– Каждый входящий сюда автоматически участвует в лотерее. Вы – выиграли. Извольте получить приз.
Он, возможно, действует по стандартной программе, но на мозги давит. Под конвоем кнехта я вступил в темный переулочек, слегка подсвеченный фальшивыми звездами. Антураж рыбацкой деревушки – сети, гарпуны, крючки, вытащенные на берег рыбацкие суденышки. Прямо за прозрачной перегородкой плавали рыбы. Стоящая вертикально вода в полумраке напоминала волну цунами.
За рыбацкой сетью, отчаянно источающие вонь кильки, была вполне современная дверь с надписью «Подарочный отдел». Кнехт подвел меня к этой двери, и встал позади – еще немного и вдавит меня внутрь.
– Что-то душно стало, – я отпрыгнул, сорвал сеть, накинул ее на кнехта и тут же гвозданул его гарпуном. Острие с хрустом прошло сквозь экзоскелет кнехта и пригвоздило его к борту рыбацкого судна.
Кнехт стал дергаться на гарпуне, как таракан на иголке – кошмарное зрелище – да еще раскачивал суденышко, пытаясь высвободится. А из песка стали подниматься биомехи, совсем как тролли. Я бросился удирать – и эта братия кинулась за мной, не разбирая дороги, по стенам, по потолку, как ящерицы, на четырех конечностях.
Когда один из них прыгнул на меня, я начал стрелять из трофейного пистолета. Стрелял я, как последний кретин, в несколько секунд растратил всю обойму, кажется двум троллям разнес головы, но не более того.
Однако в Marina Palace было очень-очень много воды – вокруг же аквапарк. Отовсюду забили струи, вода разбросала троллей, сбила меня с ног, потащила, и, чем дальше меня тащило, тем больше было несущейся воды. Она заливала торговые залы, текла по лестницам, пандусам, эскалаторам. Она уносила стеллажи, коробки, прилавки, посетителей торгового центра.
Меня слило в центральный проход и, вместе с потоками, низвергло со второго яруса в холл первого яруса. Визг стоял вокруг неописуемый, водные процедуры уже напоминали водные аттракционы. Вода несла телевизоры, компьютеры, плейеры, одежду и игрушки, манекены и кукол – все сокровища потребительского рая. Она крушила потребительский рай, как воды достопамятного всемирного потопа.
А потом по воде пробежала серебристая волна и настала эпоха хруста и звона.
Кругом лопались прозрачные трубы и емкости – их разрывало льдом. Погасли окромные экраны, выдающие информацию ньюс-серверов. Выключилась голографическая реклама. За десять минут красочный торговый центр превратился в айсберг. Все стало серым и сумеречным. Покрытые сосульками посетители диким табуном вырвались на улицу, вместе с ними слинял и персонал. Лопнула южная стена торгового центра – мертвая вода плохо отнеслась к нанопланту. За исчезнувшей стеной я увидел, как к Marina Palace едет с десяток хамеров, с робопулеметами на крышах, за ними шурует целая колонна полицейских машин с включенными сиренами и мигалками. Впечатляющее зрелище. Я обернулся и побежал в противоположную сторону – но другая стена была на моих глазах искрошена очередями из крупнокалиберных пулеметов. На той стороне, в первым ряду наступающих сил противника, был боевой робот MY100 на шести ногах – этакий скорпион, взамен ядовитого жала безоткатная автоматическая пушка. Вся эта рать уже знала, где я и хотел стереть меня в порошок.
Born to die? Я обратился к Всевышнему с горячей просьбой вспомнить обо мне, ведь последние пять лет он не слишком много уделял мне внимания. Я вздымал руки и кланялся, мешая строчки из молитв с откровенным вымогательством. «Если Ты не спасешь меня сейчас, то я перестану в Тебя верить, так и знай».
А когда моя молитва уже пошла на упаднической понижающейся интонации, то хрустнул лед, с трудом открылся люк в стене и меня поманила чья-то рука.
Я почему-то сразу понял, что это Нея. В смысле, не виртуалка проклятая, а то физическое протеиново-нуклеотидное существо, которое за скрывается за маской принцессы.
Я нырнул в люк, когда на меня накатывала волна разрывов.
9. За что любят девушки
Нея была поменьше ростом, чем я. Но физически точно покрепче. Пока я ничего не различал в темноте, она тащила меня похлеще портового буксира. Потом мы ненадолго вынырнули на свет, но она сразу затолкала меня в какой-то спецтранспорт, вернее в бак, перевозимый спецтранспортом. Через полчаса – когда я почти околел в мокрой одежде – люк приоткрылся на секундочу и мне кинули сухую робу. Я просидел в холодном скользком баке с запахом гнилой рыбы еще два часа, а потом почувствовал, как мою «жилую площадь» переносят куда-то по воздуху. Неприятные ощущения и попутно мысли неприятные – вдруг уронят меня, чего доброго, и тогда я расшибусь всмятку. Но бак стал на твердое место. Я ощутил вибрацию, которую ни с чем не спутаешь. Так работает судовой двигатель. И мой бак расположился где-то неподалеку от гребного вала.
Бак открылся только через два часа – у меня мочевой пузырь едва не разорвался за это время, но ведь плавать в собственной моче не хотелось.
– Где гальюн, мать вашу? – заорал я, выскочив наружу.
– Вот так рыцарь, – передо мной стояла принцесса Нея. То есть, какая там принцесса! Черт возьми, я знаю, кто это. Это девица из нашего отдела в «Applied Materials», у которой я был на побегушках шесть лет назад.
– Люба, это ты? Любовь Виноградова, это вы?
– Ты же вроде гальюн искал.
– Да! Гальюн я тоже искал и буду искать.
– Выше палубой, направо от трапа.
И я понесся вверх, как голубь.
Любка, гальюн, Любка.
Мне вдогонку засмеялся какой-то мореман в старорежимной тельняшке.
Уф, наконец-то открылась заветная дверь. Горшок – мой, только мой.
Теперь можно расслабиться и подумать о приятном. Впрочем, ничего особо приятного в прошлых взаимоотношениях с Любой Виноградовой не было.
Во-первых, она меня на работу в российское отделение Applied Materials принимала. Когда я ее впервые увидел, то подумал, что эта девка в мини-юбочке какая-нибудь секритутка их тех, что выполняют «принеси-унеси» и вертят круглой попкой перед шефом. Но именна эта «секритутка» раскатала меня как танк на техническом тестировании. Затем Люба написала благоприятный отчет о нашей встрече и меня взяли на работу – я впервые стал какие-то бабки грести. Я думал, что это у нее из-за симпатии к моей персоне (ведь мы сразу перешли на «ты») и Люба только ждет момента, чтобы придти и сказать: «Я – твоя».
Как же, моя. Она у меня начальником оказалась, хоть и младше по возрасту. Утюжила меня все три года, пока я в Applied Materials работал. Я, как проклятый, доделывал программы за ее фаворитами и писал за них документацию, я бегал на работу по воскресеньям и праздникам, когда другим было влом. И за эти три года Люба ни разу мне не показала, что я глянулся (если не считать одного единственного исключения). Она могла сказать, к примеру: «Останься на работе, когда все уйдут, я хочу пообщаться с тобой наедине, мой красавчик». А «наедине» она долго и обстоятельно размазывала меня за какую-нибудь пустяковую ошибку – перфекционистом я никогда не был и любил проехать на «авось». У Любки был идельный математический ум (который предполагаешь увидеть в каком-нибудь пузатом лысоватом ашкеназе), но, помимо компьютерных наук, она мало что знала. За пределами математики и программирования она была полной инфантилкой-первоклассницей.
Я мог бы ее многому научить, но она ставила меня не слишком высоко, и учиться ничему у меня не хотела. За границами математики и компьютерных наук она целиком полагалась на мнение бойких питерских тусовщиков, среди которых у нее водились дружбаны. Собственно, помимо профессиональных вопросов, ее мало что интересовало. А меня не слишком увлекали профессиональные вопросы, так что мы с ней собственно и не могли сойтись, хотя мой пытливый взгляд всегда приковывала ее тугая попка, грудки-яблочки и презрительно кривящийся ротик. Да, будь я прекрасным атлетом с бронзой бугрящихся мышц и смолью кудрящихся волос, возможно и смог бы достучаться до ее генов, жаждущих размножения. Но до бугрящегося-кудрящегося атлета мне было далеко и десять лет назад. Уже после того, как я уволился, до меня дошли слухи, что Любку забрали в Америку на хороший пост в штаб-квартиру «Applied Materials», так что наши с ней доходы стали различаться в сотни раз. Мне и в голову не приходило, что я могу ей отписать письмецо…
Я вышел из гальюна, прямо передо мной была клинкетная дверь, я не удержался, открыл ее и оказался на палубе. Теперь можно оглядеться. Я на борту буксира. Не портовый буксир, но и не океанский, средний такой. Суденышко сейчас никого не буксировало, но упрямо шло через зеленоватые валы Карского моря, удаляясь от берега к северу. Устойчивость на курсе у буксира была неплохая, но волна прилично подбрасывала его. Я глянул вверх и мне показалось, что через бледную серость неба я вижу кольца Космического Змея, похожие на три шестерки.
– Можно и змея увидеть, – послышался рядом со мной голос Любы, – и небо в алмазах.
Люба была в мешковатом комбинезоне судового механика, но я все же приметил, что она несколько располнела. Однако это ни капельки не испортило ее. По крайней мере, на мой алчущий взгляд. Всё тот же презрительно кривящийся ротик, в который я столько раз – в своих мечтах – впивался как вампир. Увеличившиеся выпуклости делали её ещё притягательнее. А любины глаза – с чуток растянутыми уголками – снова принялись выволакивать из меня душу.
Так, надо сопоставить факты. Встреча с прежней начальницей, давно слинявшей в солнечную Калифорнию, не может быть случайностью, с бóльшей вероятностью я бы встретил Серого Волка и Елену Прекрасную.
– Принцесса Нея? Ты была ею? Ты втравила меня в эту идиотскую историю?
– В идиотскую историю ты втравил себя сам, когда украл автомобильный борт-компьютер. Есть такой древний закон «Не воруй», в общем и целом он справедлив до сих пор.
– А справедлив до сих пор древний закон «возлюби ближнего своего»? Или теперь он действует в краткой гастрономической редакции?
– И с чего ты взял, что тебя не любят?
– Ах да, мне (и миллионам таких как я) подарили замечательную возможность очистить от своего присутствия бывшую РФ. Все могло быть так культурно, добрые самаритяне из независимой организации «Лучший мир» помогают всем желающим пройти добровольную эвтаназию. Зачем мириться с низким стандартом жизни и отсутствием банковского счета, если можно получить эвтаназионный грант и целый месяц перед кончиной наслаждаться шоппингом. Можно даже купить розовый унитаз со встроенным интеллектом.
– Почему обязательно скончаться, ты бы мог найти свою нишу.
Ох, сколько я слышал таких бодрых голосов по телеку, несть им числа, мол «вертись, совок, и все наладится, будешь жить как в Чикаго». Но даже такая банальщина не портит Любу. Собственно поверх этих произносимых слов я веду свой внутренний мысленный диалог с госпожой Виноградовой. «Ну как ты жила все эти годы?». А она мысленно отвечает: «Материально ничего, но мне так тебя не хватало».
– Конечно-конечно, Любовь моя. Мог найти нишу, уголок, щелку. Мог выращивать в своем организме органы на продажу, печеночку-селезеночку в нанопленочной упаковочке. Вырастил-продал-пополнил счет в банке, снова вырастил. Только благодаря применению «управляемых онкогенов» счастливый владелец счета в банке тянет не дольше белой лабораторной мыши… Скажи прямо, как ты меня нашла и что тебе от меня понадобилось?
Она показала мне рукой, присаживайся, устраивайся поудобнее. Тут за надстройкой, на корме, и в самом деле не слишком ветрено. Минут двадцать можно посидеть на запасных кранцах [12]12
мешки с пробочной крошкой, предназначенные для предохранения корпуса судна во время швартовок
[Закрыть].
– Нашла, потому что искала. Вернее, искали тебя мои сетевые боты. И вскоре после того, как ты появился в сети, тебя вычислили по характерным фразам и старорежимному стилю мышления. «Третьим будешь?», «Не хвались едучи на рать, а хвались едучи срати», «Кто там? сто грамм» и прочий соцарт. Если бы не я, то тебя бы нашла полиция и тебе бы не поздоровилась. От одного до трех пожизненных сроков. В этом случае тебе, Сенечка, действительно пришлось бы продажей своих органов удовлетворить иски, предъявленные «вдовами демократии» и Комитетом Защиты Свободы.
– А, значит, ты позаботилась о моем здоровье? Что ж ты, вместо коробки конфет прислала бутылочку с какой-то дьявольской мочой. Ты ведь меня сразу подставила, сделала из меня луч света в темном царстве…
– Это не моча, Сеня, а полимерная вода с модифицированными водородными связями.
– Просто полимерная вода?
– Да не может быть «просто» полимерной воды, Сенчик. Наоборот, это всё сложно. Обычная вода структурно состоит из дигидролей, а поливода – из неограниченного множества молекул воды, сцепленных водородными связями и, так сказать, сшитых квазичастицами, которые прозываются экситонами.
Экситоны так экситоны. Я поймал себя на том, что мне все равно, о чем говорить с Любой. Мне просто нравится заглядывать ей в ротик, из которого изрекаются всякие истины – всё, как и пять лет назад. Как и тогда, я опять в роли фанатично верного вассала. А, значит, являюсь потенциальной жертвой, которую можно одурачить, использовать и выбросить. Все-таки надо как-то ответственнее относится к собственной судьбе.
– Стоп, Любовь. Ты говоришь «вода», а снег и лед, а холод откуда?
– Оттуда, – весомо ответила Любовь. – Рост поливоды, то есть полимеризация, происходит за счет тепловой энергии окружающей среды – система-то открытая. А после понижения температуры до точки замерзания, обычная окружающая вода превращается в лед и снег. В обычный снег, обычный лёд-1.
– Уф, а я уже думал, что это какой-нибудь страшенный лед-6 или 7, для которого требуется дьявольское давление… Хотя и для создания поливоды требуются дьявольские мозги. Должно быть, выстраивание водородной сетки и экситоновых волн должно учитывать миллионы различных факторов. Ведь это происходит не в химическом реакторе, а в естественной среде. Кто ж этим управляет?
Любаша покачала головой, намекая на мою умственную недостаточность.
– Напрямую никто. Полимерная вода находится на самоуправлении. Это среда распределенного искусственного интеллекта, причем он, скорее, напоминают колонию информационных амеб, чем единый организм.
– А почему одних товарищей поливода убивает, а других нет?
– У всех амрашей и пискиперов есть химические маркеры – результат того, что им делают геннотерапевтические прививки, для противодействия гриппу, СПИДу и тэ дэ. Поливода, как информационная система, способна их распознавать.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.