Текст книги "Четыре четверти. Учебное пособие для учителей"

В «Гондурасе» проблема. Будильнику поставили «пять», Бондарчук оценен на «три». Черепанов, как реалист, позволил оценить себя также на скромную «троечку». Газизов получил «пару».

– Как это «пару»? – удивляюсь и возмущаюсь я, – так нельзя.

– Почему это нельзя? – возражает Черепанов, – мы чо, из-за этой чурки должны рисковать.

У меня начинают чесаться руки. – Если еще раз Газизова обзовешь как-нибудь, я тебе морду разобью! – непедагогично говорю я Черепанову и буравлю его злобным взором.

– Я ничего, я на самом деле не знал, – миролюбиво подает голос Газизов, который вследствие философического склада своего восточного характера не обиделся ни на «двойку», ни на «чурку», – я потом сдам!

– Хорошо, – соглашаюсь я. – Тяните свой жребий.

Будильник тянет руку, но отдергивает ее и вопросительно смотрит на Черепана.

– Давай, давай, тяни! Вытянешь не «Доверие» – убью! – подбодрил Черепан своего капитана.

– Сам тогда тяни! – огрызнулся Будильник.

– Тихо! Тянет всегда капитан! – прекратил я спор. – Тяни!

Будильник вытягивает «Выбор».

– Сам вытянул, сам и рассказывай, – сразу пресекает возможные дискуссии Черепанов.

Будильник старательно и методично отбарабанивает выученные наизусть определения и формулы. Некоторое время думаю, задавать ему вопросы на вскрытие, так сказать, сущности. Потом решаю, что не стоит этого делать, потому что Будильник на «пять», конечно же, не знает и никакой сущности не вскроет. Поэтому, когда он срежется, во-первых, Черепанов его побьет, во-вторых, впереди еще «Блондинки», которых я не успеваю спросить. Подтверждаю его результат. В «Гондурасе» государственный праздник, в том числе и у Газизова, которому радоваться вроде не с чего.

С тоской перехожу к «Блондинкам», которые поставили себе по «четверке». Некоторое время убеждаю их, что завышение оценки чревато. Они сдаются очень быстро и снижают претензии до «трояков».

В нашей системе оценивания более низкая оценка больших народных масс не предусмотрена, поэтому соглашаюсь с «Блондинками», хотя понимаю, что и это для них – слишком круто. Старательно подсовываю «Блондинкам» «Доверие», которое они и вытягивают. Все бросают свои дела и угрюмо-завистливо взирают на визжащих от счастья «Блондинок». Урок закончен. Занавес.

Нехитрая игра в капитаны и экипажи навела на мысль, что, может быть, получившиеся образования целесообразно сохранить и даже укрепить.

На следующем уроке даю пять задач на команду. Все задачи разные по сложности и имеют свой весовой коэффициент. Пусть капитан распределяет, кому чего решать.

После проверки задач объявляю команде баллы, которые опять же распределяет капитан. Своего рода коэффициент трудового участия.

«Сливки» срубили максимально возможное количество баллов, на втором месте оказались «Бакланы», почетное третье место занял «Гондурас», «Блондинки» показали абсолютно минимальный результат – ноль. Наверное, команду придется усилить легионершей из «Сливок» – Настей. Она им подробно и нудно все распишет.

Работать учителем – это, конечно, не уголек в шахте рубать. Но есть и здесь свои мерзопакостные особенности. Одна из самых противных издержек профессии заключается в том, что ты не можешь не думать о работе. Нормальный токарь со смены домой приходит и весь вечер голову не ломает, а как бы завтра деталь получше обработать, а как себя станок с утра поведет. А ты после уроков все время в перманентном раздумье о своих завтрашних занятиях. Даже ночью уроки начинают сниться.

И вот смотрю я телевизор вечером, а там показывают про наших разведчиков в США, которые в Пентагоне разветвленное гнездо свили. И мысль возникает: а я-то тоже своего рода разведчик. Закинули меня во враждебную среду. Никто меня не любит, никто меня не уважает. Все в этой школе обожают физкультуру, что естественно, и математику, что противоестественно. Физику мою в упор никто не видит. Если приду я к директору и скажу: – Дайте мне пять тысяч на новый осциллограф или на набор по оптике, – он мне тут же выдаст: – Да ты что, какой осциллограф, если у нас первенство района по баскетболу скоро, а мячей для тренировки нет! – И все ученики думают так же. А мне надо эту порочную систему сломать, подточить, чтобы все говорили наоборот: – Какие мячи, когда у нас осциллографа в хозяйстве нет, а олимпиада по физике на носу!

Что делает разведчик? Правильно: озирается, находит подходящих людей и вербует их. Из них он создает агентурную сеть, которая начинает копать под систему. Мне необходимо сделать то же самое. Сначала найти тех, кто потенциально готов нести свет физического образования в массы. Это несложно: даю домашнюю задачу и говорю, что делать ее необязательно, но она очень интересная. Жду. Разведчик должен уметь ждать. С первого раза не получилось, забросил удочку во второй. Главное – методичность. И если кто-то из учеников клюнул, решил или хотя бы попытался решить эту задачу, он ваш. Считайте, что вы его вербанули.

Наживку нужно менять и разнообразить.

В конце урока посетуйте, что к следующему уроку опыт нужно интересный поставить, но одному его готовить невозможно, нужен помощник. Кто-то вызвался помочь – он ваш.

Предложите заядлому мотоциклисту приготовить на урок рассказ о коробке передач и ее судьбоносном значении в мировоззрении мотогонщика – и он ваш с потрохами!

Предложите Тюленёву-спортсмену рассказать о влиянии коэффициента трения на результат лыжной гонки – и вы получите знатока физики, пусть только на 5 минут и по конкретной теме.

И вот у тебя есть своя группировка, ты уже не одинок и приобретаешь влияние. Даешь своим апостолам задачи посложнее, с которыми они в одиночку справиться не могут. Если у мотоциклиста есть друг компьютерщик, попроси его свой рассказ в следующий раз сопроводить компьютерной демонстрацией макета коробки передач, чего-нибудь из Интернета накопать. Бац! И компьютерщик уже в твоей банде!

Чем представительнее твоя группировка, тем большее воздействие она оказывает на окружающих. Пусть она будет маленькой, но чуть больше и чуть сильнее, чем окружающие банды любителей русского языка или биологии, тогда ваша маленькая Македония становится параметром порядка. Она начинает лавинообразно расти и подминать под себя окружающих, пока не разрастется на полмира или хотя бы на всю школу.

Теперь все школьные классы играют между собой в физический КВН, национальный герой в масштабах школы – победитель районной олимпиады по физике, а в вашу школу тянутся косяками не длиннорукие баскетболисты, а интеллектуальные очкарики. А вас начинают уважать, потому что вы ведете самый престижный предмет в школе. Под комментарий телевизионного ведущего про глупых парней из ЦРУ и наших доблестных чекистов на бумаге рождается следующая последовательность действий по созданию только что промелькнувшего в мозгу светлого будущего (рис. 1).

Итак, на первом этапе необходимо отобрать группу учеников, интересующихся физикой, имеющих авторитет в классе. По классификации Михалыча, такие ученики будут называться «бойцы». В принципе, это уже сделано, хотя таких учеников кот наплакал (группа «Сливки» в полном составе да Баклановы).

Рис. 1

На втором этапе буду к каждому из «бойцов» прикреплять какого-нибудь «чайника» (а может, и двух) и предлагать совместные задания (провести фрагмент урока, приготовить и показать интересный опыт, провести игру и т. д.). Основная задача – втянуть «чайников» в свою компанию.

Далее возможен переход к третьему этапу, когда «Сливки» официально объявляются правящей партией при подготовке какого-нибудь глобального мероприятия. Пусть, например, «Сливки» мне физический вечер в классе организуют или поход в лес. При этом в деятельность группы втягиваются новые «чайники».

После нескольких таких мероприятий группа активистов должна стать самой крутой, которой смотрят в рот все остальные. Все другие группы желают участвовать в мероприятиях, организуемых мною как президентом и моей правящей партией. Такая группа будет называться референтной. Отдельные «трупы», то есть совершенно индифферентные индивиды (по классификации Михалыча), до сих пор безучастно взирающие на наши мероприятия, начинают ощущать дискомфорт, связанный с оторванностью от большинства одноклассников. Иными словами, Заманова начинает понимать, что со своим вязанием на уроке она отрывается от коллектива и теряет своих подруг.

Пятый этап сопровождается укреплением монолитности и единства партии и народа (класс становится эталонной группой, т. е. группой, мнение которой для ученика наиболее значимо). Центростремительные силы максимально усиливаются, что заставляет последних «неприсоединившихся» особей каким-то, пусть минимальным образом, принимать участие в достижении общих коллективных целей. То есть не только Дымкова, но даже Черепанов включается в общее мероприятие. Иначе он будет выглядеть совершеннейшим предателем и отщепенцем. В самом деле, если я устрою соревнование с другим классом по физике, в котором надо будет перетягивать канат, то неужели Череп не поможет родному классу?

Наконец, появляется саморегулирующаяся, саморазвивающаяся система, являющаяся классным коллективом. Это качественное изменение социальной группы знаменует переход к шестому этапу, на котором классный коллектив сам определяет цели, сам находит пути для их достижения. Я начинаю почивать на лаврах президента, все делается само: назначается дежурство по классу, проверяются домашние задачи и даже объясняется новый материал тем, кто его не понял с урока.

Достижение божественного рая на земле должно осуществляться с помощью конкретных земных форм организации, которые и изображены на рис. 2.

Рис. 2

Теперь осталось последовательно и целенаправленно все это воплощать в жизнь с хитростью и упорством Штирлица.

Утро вернуло к реалиям жизни. Кто-то варварски взломал замок в кабинет физики и проник в лаборантскую, в которой повыбрасывал часть оборудования на пол. Первый поверхностный осмотр показал, что ничего не взято или взято что-то настолько незаметное, что не обнаруживается с первого раза (какие-нибудь шарики от подшипников, или старые размагниченные магниты, или еще какая дребедень). Но чувство нечистоты, опоганенности места не позволяло радоваться целостности оборудования. Не надо быть Шерлоком Холмсом, так как даже слегка туповатый Ватсон без труда укажет исполнителя. Я встретил Черепанова у входа в школу и завел его в лаборантскую.

– Зачем ты это сделал? – я показал на груду проводов, железок, коробочек на полу.

– Что? – вопросил он, честно глядя мне в глаза.

– Вот это! – я еще раз показал на пол. Его честный вид вызвал во мне колебания. Если он будет отпираться, то я не то что не смогу доказать его вину, но даже сам поверю в его непричастность. И я даже хотел, чтобы он все отрицал, тогда этот незначительный ущерб можно будет забыть и считать произошедшее проделками полтергейста.

– Так просто, – спокойно ответил Черепан.

– Что так просто? – изумился я. – Так просто взломал дверь и повыкидывал из шкафов вещи?!

– Ну да. А чо такого? Может, мне скучно было, – заявил Черепанов.

Я вдруг понял, как такие вот ребята убивают и калечат не из-за

чего-то, а так просто, от скуки, чтобы понаблюдать за мучениями жертвы и развеяться. Эта мысль неожиданно не только для Черепана, но и прежде всего для меня самого вызвала молниеносные, пугающие и совершенно антипедагогичные действия моего туловища.

Я схватил Черапана за шею, с нечеловеческой вурдалачьей силой подтащил его к окну и два раза приложил мордой об подоконник. Из его носа пошла кровь. Испугавшись содеянного, я тут же отпустил его. Он задрал голову и схватился руками за нос. Как можно хладнокровнее я вытащил из аптечки бинт, вату и подал ее Черепану: – На, приложи и иди отсюда.

Он молча приложил бесформенный белый ком к носу и ушел.

Я уставился на свои руки. Постепенно стало приходить осознание безобразности совершенного мною поступка. Взрослый мужик избил ребенка, причем детдомовского ребенка, за разбитый нос которого никто не побежит подавать заявлений в суд. А Черепанов, может, и не будет больше лазить в лаборантскую. Но не потому, что кратковременный контакт с подоконником перевернул его воровское мировоззрение. Наоборот, он еще раз убедился, что сильный прав. Здесь я пахан, а не он. Когда он будет сильнее, он меня приложит и к подоконнику, и к батарее, и к шкафам.

Ломоносов посмотрел на меня из своего портрета более укоризненно, чем обычно.

– Да пошел ты! – сказал я ему, – сам-то ты подраться тоже, говорят, не дурак был! И Макаренко в воспитанников стулом кидал!

Следующий за этим событием урок, естественно, прошел не блестяще. Дети, заметив некоторую мою рассеянность, вызванную задумчивостью о своем непредсказуемом поведении, расслабились. Но в этот день это меня даже не расстроило.

После уроков я заставил себя сделать то, что должен. Я снова дождался Черепанова у выхода из школы. Увидев меня, он слегка испугался, остановился вдалеке и опасливо спросил: – К директору поведете? Я же ничего не взял!

Я подошел ближе: – Извини меня, сам не понимаю, как это я сделал. Просто бессмысленность твоих действий и спокойствие меня как-то вывели. Еще раз прости. Если хочешь, можешь заявление написать, что я тебя ударил. Я признаю и публично принесу извинения.

– Да вы чо! Чо, мне нос что ли никогда не разбивали! Не надо мне никаких извинений! – его голос внезапно сел.

Было видно, что Черепанов не ожидал подобного поворота событий и даже потрясен. Видимо, ситуация, когда взрослый и более сильный извиняется перед ним, была ему в новинку и не вписывалась в его понимание.

– И ты не делай так больше, – я протянул ему руку: – Мир?

Он пожал мою руку и как-то быстро отвернулся. Никто не должен видеть, что авторитет может проявлять чувства, даже если ему еще всего-то четырнадцать лет.

А мне стало удивительно легко и хорошо.

На волне хорошего настроения я решил кардинально поменять характер своих взаимоотношений с системным врагом. Для начала необходимо дать себе внутреннюю установку, что это не крысоподобный трусливый кобелек, исподтишка хватающий за пятки, а симпатичный дворняга, друг человека с изящно выгнутыми дугой короткими лапками. Когда он залаял на безопасном для себя расстоянии, я не замахнулся камнем, а очень вежливо и аккуратно кинул в его сторону небольшой кусок колбасы. Когда я удалился, коберул сожрал брошенный мною кусок. Наверное, он подумал, что одержал победу, и я начал платить ему дань. Глупец! Хотя я, как педагог, тоже умиляюсь и думаю, что управляю учеником, когда он поступает по-моему.

Все люди делятся на два разряда: тех, кто имеет привычку делить всех людей на два разряда, и тех, кто не имеет такой привычки.

Роберт Бенчли

Неожиданно для себя я полюбил процесс подготовки к урокам, еще несколько месяцев назад казавшийся досадным и ненужным занятием. Вечером, когда становится темно, я выключаю верхний свет и включаю настольную лампу. Комната сразу приобретает какой-то уют. Наверное, это приятное чувство от локального источника света генетически перешло от предков, коротавших свои первобытные вечера в пещере у костра. Все окружающее пространство погружается в полумрак и становится как бы не в фокусе. Так и тянет к тетрадке с конспектами уроков, лежащей в центре освещаемого пятна на столе. Тетрадь открыта на новой, чистой странице, на которой через час вы отразите свое видение сорока пяти минут своего будущего и будущего двух десятков учеников.

Сначала смотрим в тематический план, составлению которого меня научила МЧС. Из плана мы узнаем, что должны завтра изучать. Затем вспоминаем последний прошедший урок и минут на пять впадаем в задумчивость: а целесообразно ли следовать этому плану? А может, посвятить старой теме дополнительный, не предусмотренный планом еще один урок? Или, наоборот, ваше ощущение потери темпа дает вам право не проводить запланированный урок по дальнейшему разжевыванию изучаемой темы, а перескочить на новый материал. Наконец решение принято.

Затем мы должны придумать, как проверить домашнее задание.

Вариантов не то что очень много, но они есть. Можно вызвать пару несчастных к доске. Пока они пишут – обойти народные массы и определить наличие решения домашних задач в тетради. Можно, не впадая в раздумья, собрать тетради и потом полдня их проверять. Можно менее тупо собрать только часть тетрадей, выбранных непредсказуемым и объективно честным ко всем методом тыка. Можно с помощью графопроектора сразу представить готовое решение, заранее написанное тушью на стекле. Пока умненькие сверяют свое решение с моим, я могу пообщаться с пелетоном. Можно просто честно предложить поднять руку тому, кто сегодня без домашнего задания. И при этом тотальную проверку правдивости не осуществлять, так как подобный шмон целесообразен через раз.

Определившись с проверкой домашнего задания, придумаем разминку. Часть заданий надо составить на повторение, типа: «Перевести 72 км/ч в м/с» или посложнее: «Шагающий экскаватор захватил 15 кубических метров глины. Сломается ли его ковш, выдерживающий 30 тонн груза? Плотность глины 1 800 кг/м³». Интереснее было бы, чтобы сломался, но это непедагогично, потому что возникает вопрос о профессионализме экскаваторщика. Скрепя сердце, оставляю 30 тонн и сохраняю гигантский шагающий экскаватор целым. Пусть еще покопает.

Среди заданий должны быть такие, которые вызывают некоторый интерес у плебса, ни черта в физике не понимающего. Например: «Весы, на которых стоит петух, показывают массу 3 кг. Какую массу они покажут, если петух поднимет одну ногу? А изменится ли при этом давление, оказываемое петухом на поверхность?».

Некоторые задания должны приготовить к восприятию нового, т. е. должны позволить ученику вспомнить старое, на земляной основе которого заколосится новое знание. Например: «Жук сидит на доске вот в этой точке. Где будет жук через 1 минуту, если за секунду он проползает 1 см?». Фишка в том, что жук нарисован так, как будто он собирается ползти направо. Когда ученики влегкую показывают точку, отстоящую от морды (правильнее, головогруди) жука вправо на 60 см, я с удовольствием говорю, что это неверный ответ. Мне тут же, не отходя от кассы, указывают на жульническую формулировку вопроса, потому что по нему нельзя точно определить местоположение коварного насекомого. Смысл всего этого действия в том, чтобы детишечки усвоили, что есть такие величины, которые характеризуются еще и направлением.

Унавозив почву, переходим к самому интересному и трудному. Как ненавязчиво вложить в голову обалдуя мысль, что жизнь без понятия «сила» является напрасно прожитой? Особенно, если сам в этом не уверен. Аргумент типа если не будешь знать, я тебе «двойку» поставлю с введением рейтинговой системы утратил свою универсальную и железобетонную убедительность.

Начинаю сочинять тезисы беседы. Наконец рождается хоть какая-то затравка. Предлагаю представить ситуацию, когда два рыбака хвастаются пойманными когда-то ими рыбами. Если считать, что рыбаки не врут, как по их описаниям сравнить улов? Понятно, что надо сравнить массу (это дети должны сказать). Это мы уже проходили (я точно проходил). Заодно и вспомним мудрое определение: чтобы измерить физическую величину, надо ее сравнить с однородной величиной, взятой за единицу.

Уже про себя думаю, а как измерить «педагогическую» величину? Например, трудолюбие? За единицу можно взять одного коня, или вола, или ишака (смотря какое животное вам будет однородным). Но не будем уходить в педагогические дебри.

Прошу кого-нибудь описать, как его однажды сильно толкнули, а затем то же самое предлагаю сделать другому человеку (не в смысле толкнуть, а рассказать). Потом прошу зрителей определить, кто же был «толкнут сильнее». После критики различных вариантов (типа его толкнули сильнее, потому что ему разбили нос до крови, а Снежанне – не до крови) наконец приходим к идее введения некоторой характеристики, которая могла бы нам описывать и сравнивать взаимодействие тел так же однозначно, как массу или длину рыбины.

Дискуссия может быть интересной, но она может затянуться, особенно если я увлекусь процессом стеба над разными объяснениями. Пишу на полях красным: делать быстрее!

Наконец, перехожу к главному. Для этого я обязательно должен определить те основные пункты, которые составляют смысл изучаемого материала. Этих пунктов не должно быть больше, чем пальцев на одной руке. Читаю § 23 учебника физики А.В. Перышкина. Выделяю следующее: 1) сила вызывает ускорение и деформацию; 2) сила является векторной физической величиной и мерой взаимодействия тел; 3) сила определяется направлением, величиной и точкой приложения; 4) измеряется в ньютонах.

Последний пункт, правда, изучается только в § 27, но если я этого не скажу, то народ вполне закономерно может спросить: «Так как же все-таки определить, кого толкнули сильнее и насколько?».

Вот эти четыре пункта я выпишу на доске. Что бы ни происходило, кто бы в гробу по церкви ни летал, из круга не выходить, добиться, чтобы всякий таракан, оказавшийся случайно в классе, усвоил священные для этого урока пункты.

Если это сделал – все! Знания заколосились, навоз не пропал зря, концерт состоялся, все мишени поражены.

Дальше пара-тройка упражнений. В самом конце – смешной рисунок с лебедем, раком и щукой и вопрос: «Куда будет двигаться телега и с какой силой?». Надо из силы щуки вычесть силу рака, а полученную силу сложить с силой рвущегося в облака лебедя. Причем величину равнодействующей надо находить по теореме Пифагора. А так как урок физики, а не математики, то никто, даже знающий теорему, не догадается ее использовать. Поэтому шансов сразу дать правильный ответ ни у кого, кроме Тюленёва, нет. Назначу за эту задачу сразу 8 баллов. Придумываю подсказки до 3 баллов, рисую тушью на стекле лебедя, рака и щуку для демонстрации на графопроекторе, так как компьютер с проектором еще не изобретен (по крайней мере, в нашей школе). Щука получилась похожей на подводную лодку, рак – на мифическую голову Медузы Горгоны, и только лебедь отчетливо узнавался по двум крылам и хвосту.

Теперь осталось сочинить еще домашнее задание, посильное, но не очень легкое, и в довесок задачу для продвинутых, чтобы служба им медом не казалась.

Венчаю урок эпиграфом: «Сила есть – ума не надо». Эпиграф так себе, но лучше сегодня не смогу найти, спать уже хочется, а кураж прошел.

Планчик получился не шедевр. В нем, наверное, опытный методист наковыряет кучу ошибок. Особенно спорным представляется предложение сравнивать характеристики толчков (в смысле силовых воздействий). Но художника обидеть каждый может, а уж учителю наплевать в конспект, как в душу, – раз плюнуть! Точка. Все! Можно переходить к следующему плану для 8 класса. Засекаю время. Да, в сентябре я тратил на подготовку значительно меньше времени – по 15 минут на урок. Впрочем, результаты прошлого шапкозакидательства я расхлебываю до сих пор.

Древний скульптор, определивший свою задачу как отсекание лишнего от камня, сказал красиво, но спижонил. И сильно. У одного ваятеля из камня выйдет юная дева, а у другого – надгробный крест. Все зависит не от камня, а от того образа, который сложился в полужидкой субстанции, называемой мозгом. Я так же могу сказать, что конспект урока уже заранее есть в пасте моей шариковой ручки, просто ее надо правильно размазать по бумаге. Смысл тот же, но звучит по-идиотски, что и требовалось доказать.

Составление плана урока – нечто совершенно другое, чем высекание скульптуры из камня. Камень мертв и материален, а урок в материальном воплощении даже не существует, это ваше предвидение будущего. Урок – это даже не спектакль. В спектакле каждый артист наизусть знает свою роль и не может в процессе выступления послать подальше творческие изыски режиссера и гнать полнейшую отсебятину. Я же сочиняю сценарий спектакля для актеров, не догадывающихся о своих ролях. Действующие лица на уроке живут своей жизнью со своими мыслями, целями и поступками. Планируя их действия и поступки, я совершаю локальное чудо – я включаю в голове маленькую машинку времени и переношусь в завтрашний день с 9:00 до 9:45. Вероятность угадывания совсем не стопроцентная, но все же значительно выше, чем у всякого рода астрологов, приветов из дикого Средневековья.

Ставлю последнюю точку, складываю конспекты в свой портфель, вшагиваю в огромные валенки, накидываю тулуп и выбегаю на ночной мороз. Выйдя ночью из дома в огород по вполне земной причине, ты неожиданно оказываешься в Космосе и замираешь с задранной головой. Над темной деревней, островком домов расположенной среди Леса, нависает Вселенная всем своим непостижимым человеку великолепием. Большая Медведица ведет свой вечный хоровод вокруг Полярной звезды, Млечный Путь диагонально пересекает холодное, сверкающее крупными звездами небо. И все это куплено администрацией Тюленёвской средней школы всего за восемь тысяч рублей!

А вот виден мигающий красный огонек высоко летящего лайнера. Там тепло, дают кофе и даже коньяк, там цивилизация, но тебе не хочется туда. Здесь ты ближе к небесам, ты видишь звезды, ты осознаешь себя и понимаешь людей. Старик Кант был прав, есть только ты и звезды и только этим двум вещам можно удивляться.

Освобожденный от низменного и телесного, наполненный возвышенным и духовным, ты забираешься под одеяло возле живого тепла с вечера натопленной печки и засыпаешь так крепко, как никогда нельзя уснуть в суетном и неправильном городе.

Вот и вторая четверть стремительно подлетела к своему финалу. Подведем некоторые итоги. Всю последнюю неделю после уроков толпы жаждущих получить баллы оккупировали мой кабинет. Я устал придумывать задачи и задания. Задачник Рымкевича перерешали в хлам. Все приборы протерли от пыли, бирки на шкафах переписали, шторы постирали и повесили, окна помыли. Несмотря на это, результаты в точности совпадают с теми, которые я поставил бы традиционно. Мыли, клеили и стирали заядлые и хронические двоечники, от которых я все равно ничего членораздельного по физике не добился бы, а «тройки» все равно налепил бы. Зато отличники набросились на задачи со звездочкой (повышенной трудности). Это меня стало даже напрягать, потому что добрую половину этих задач я сам с ходу не могу решить, а вторую – ни с ходу, ни вообще никак. Купил в городе решебник ко всем имеющимся задачникам и тайком в них подсматриваю.

Произошла первая попытка фальсификации. Витя Бондарчук, коварно соблазненный возможностью получить по сумме баллов «пятерку» за четверть, внезапно понял, что ему не только «пятерка», но даже «тройка» слабо светит. Зато корячится «двояк», причем не условный, а вполне реальный. Почувствовав себя обманутым, как вкладчик МММ, Витя решил вернуть себе дивиденды. Он пририсовал в планшете себе «тройки». Так как баллов ему хотелось побольше, то и «троек» он нарисовал от души и залез не только в ближайшее будущее, но и в отдаленное. В общем, история старая – жадность фраера сгубила. Мой взгляд сразу зацепился за выдающийся ряд криво нарисованных «трояков», из которых следовало, что Витя Бондарчук учится с большим перевыполнением плана и сейчас уже получает оценки за апрель. А на дворе – декабрь. Я аннулировал все результаты. Витя – в трауре, начинает понимать, как несправедлив мир.

Коллективообразование, задуманное мною, тихо, но верно осуществляется. Группа «Сливки» уже превратилась в некий центр, в который ходят уже не просто банально списать домашнюю задачу, а за консультацией. Тетради они уже проверяют и зачеты мелкие по темам отдельных уроков принимают. Причем никто не возмущается, все принимают это как должное.

Учителя стали жаловаться, что на их уроках дети занимаются физикой. Каждая такая жалоба значительно поднимает мое настроение. Не всё на физике русским языком и литературой заниматься! Мы с Михайло Васильевичем еще Льва Николаевича и УШУ уделаем!

Но всю эту идиллию омрачал один маленький, но весьма важный факт. А факт заключается в том, что реально дети физику не знают! Уж я-то сам себе без свидетелей в этом могу честно признаться.

Получить неплохие результаты районной и любой другой внешней контрольной работы вовсе не так и трудно. Достаточно на один вариант посадить Сашу Тюленёва, а на другой – Чижову Настю. Если и они что-то не так будут делать, им достаточно малейшего намека, движения руки, даже взгляда, чтобы понять свою ошибку. Убедившись, что у них все «чики-брики», нужно вовремя отвернуться. Даже с учетом потери информации, неизбежной при передаче, каждый «чайник» списывает незнакомые ему буковки в тетрадь на твердую «тройку». Никакой проверяльщик не заметит моей халтуры.

Но если я провожу свою внутреннюю контрольную, картина получается другая. Всех «чайников» я сажаю в одну зону, «бойцов» – в другую.

Первые 10 минут можно расслабиться, «бойцы» еще заняты решением, плебс им не мешает своими просьбами о помощи. К тому моменту, когда возникает необходимость слить информацию, я уже нахожу такую точку, с которой могу «простреливать» границы между зонами. Затем 30 минут нужно неотрывно и даже не мигая следить, чтобы материальные объекты этих границ не пересекали. В последние пять минут «чайники» впадают в меланхолию, так как понимают, что списать им не удалось, их шлюпка тонет и надежд на спасательную шпаргалку больше нет.

Посторонний наблюдатель не заметит никакой разницы в процедуре написания контрольных работ и будет зело удивлен разницей в результатах. По этим результатам можно вычислить КПД моей работы. Он оказывается близким к КПД первых паровозов и составляет около 5 %. Все остальные проценты со свистом уходят паром в чистое деревенское небо.

Специально ставил эксперимент, накануне решал на уроке задачу, которую на следующем уроке давал в контрольной работе. Половина учеников не догадывалась списать ее с рабочей тетради в контрольную!

Безысходность, возникающую при проверке задач, скрашивают лишь перлы, которые неизменно можно найти в результатах творческого полета не обремененной лишним знанием мысли учащихся. Например, «Человек, когда поскальзывается, падает на свой за//? который у него меняет свой объем и форму», или «Шкаф в углу кабинета у Вентилятора (Вентилятора – зачеркнуто, написано – физика) можно считать материальной точкой, потому что мне совершенно безразлично, какие у него размеры, потому что там моего ничего нет!».

Банальная связь между плохим знанием учеников и непонятными объяснениями учителя потому и банальна, что лежит на поверхности и устроить меня уже не может. Озвучивать параграф учебника так, чтобы меня слушали или хотя бы делали вид, что слушают, я научился. Всякие устные и письменные заклинания методистов о необходимости развития мышления учащихся, формирования научного мировоззрения и всего такого то ли по глупости, то ли по наивности я принял за чистую монету. Разовьем учащегося, и он просто не сможет не знать второй закон Ньютона или там второе начало термодинамики для адиабатного процесса.