Текст книги "Несущие свет"

– Если среди заведующих кафедрами найдутся желающие внедрить ежедневные научные планы для каждого сотрудника – я уступаю этот способ, – влез в разговор Игнат Сахапович, обращаясь непосредственно к Ивану Ивановичу.

Но Иван Иванович, занятый своими мыслями, никак не отреагировал на выкинувшего белый флаг заведующего кафедрой «Экономическое право» товарища Гуревича. Хотя Роман Руфусович согласно кивнул своему подчинённому, и это не осталось не замеченным присутствующими.

– Вот! – продолжил Игнат Сахапович, подбодренный этим кивком. Он оглядел присутствующих. – Вот! Предлагаю это Александру Игоревичу! На его кафедру!

– Ещё чего! – вскричал Александр Игоревич, от неожиданности подскакивая на стуле! – Спасибо, премного благодарен! Нашли козла отпущения!

«Молодец товарищ Гуревич! – восхищённо подумал Иван Иванович. – Дурак дураком, а умный! Как точно определил кандидатуру. Слабоват наш Александр Игоревич для таких дел, такого новаторства. Сей час мы всё это и похороним. А с Ариной Афанасьевной, с этой с позволения сказать учёной секретуткой надо будет плотно поработать».

– Предлагаю другое, – страстно говорил Александр Игоревич, стараясь обращаться ко всем присутствующим, но глядел только на сидящего прямо перед ним Иван Ивановича. – Мы очень узко мыслим! Считаю, что надо составить обращение от имени нашего Парткома и Ректората ко всем преподавателям не только нашего института, а и всех других институтов. И не только высшей школы. Всем включиться в соревнование под лозунгом… – Александр Игоревич на секунду замешкался. – Например, «Передовой научный и педагогический опыт – в массы!» Это ведь правильно? – Он обернулся к сидящему за его спиной Симону Авдоновичу. – Товарищ Арм, вы ведь мой декан! Подтвердите, что всё, что я говорю, не только правильно, но и своевременно!

– Конечно, конечно, – пискнул Симон Авдонович, вжимаясь в стул так, что его почти стало невидно рядом с огромным Александром Игоревичем. – Всё что вы тут сказали это не просто правильно и своевременно, но и необходимо. Для всестороннего понимания экономического момента!

– Вот! И деканат меня поддержал, – веско сказал Александр Игоревич. Он победно оглядел всех присутствующих и с достоинством уселся на место.

«Всё, Игнат Сахапович, – облегчённо подумал Иван Иванович. – Закатали твоё предложение в бетон! Сейчас, ещё сверху асфальтом пройдёмся для надёжности – и всё».

– Правильно! – воодушевлённо начал Иван Иванович, поглядывая в сторону окна, где по-прежнему с безучастным видом сидел начальник первого отдела. – Нельзя замыкаться с этим почином в рамках одного института! Это – узкий политический подход. Участие широких сознательных научных и педагогических масс – вот решение данной проблемы! Там, где личный научный интеллект пасует, там коллективный научный разум победит! И это политически правильно! Как вы считаете, товарищ Петров?

Начальник первого отдела оторвался от созерцания улицы и удивлённо уставился на Ивана Ивановича. Он явно не ожидал, что его пригласят для участия в дискуссии. А Иван Иванович хитро, по-ленински прищурившись, смотрел на него, явно ожидая реакции.

Возникла неловкая пауза, в течение которой всё внимание участников совещания переключилось на начальника первого отдела. А он явно прослушал выступление Ивана Ивановича, думая о чём-то своём. Спас положение Роман Руфусович.

– А в это что-то есть! – с оживлением сказал заслуженный юрист СССР, поворачиваясь всем телом к окну и к Алексею Ильичу. – Думаю, что наверху нас одобрят. Даже берусь составить такой текст обращения. Наверняка мы получим большую поддержку!

«Вот ведь влез, сволота. Всё равно не будет тебе прощения и уж тем более реабилитации. Сгниёшь ты тут на своей должности. А будешь лезть, когда не надо, то быстренько не то что преподавателем, уборщиком говно убирать в северном филиале будешь», – зло подумал Иван Иванович, и вслух сказал:

– Вот и ладушки. Считаю, что через два-три дня, ну максимум через неделю, такой текст у нас будет? – Тут он увидел, как Симон Авдонович уже выпрямившись, перестал, предано и с испугом смотреть в его сторону, а всё больше поглядывает в сторону Алексея Ильича. – Как Симон Авдонович? Поможете Роман Руфусовичу сочинить обращение?

Вновь услышав своё имя, декан экономического факультета чуть не свалился со стула. Он резко, как будто выполнил команду «равняйсь», повернул голову, вновь уставившись на председателя. Челюсть его при этом мелко затряслась.

– Вот и славно, – добродушно сказал Иван Иванович, неотрывно, словно удав на кролика, глядя на Симона Авдоновича. – На этом совещание считаю закрытым. О дате следующего все будут оповещены через секретариат института.

Присутствующие дружно задвигав стульями, встали и направились к выходу.

«Эх, – горько подумал Иван Иванович, – никакой дисциплины. Ведь в ногу даже ходить легче».

Он принялся с задумчивым видом складывать разложенные на столе бумаги в свою папку и не сразу заметил подошедшую к столу Арину Афанасьевну.

– Я бы хотела объясниться, – сказала та, робко поглядывая на Ивана Ивановича.

– Объясниться? – удивлённо переспросил Иван Иванович. – Зачем? Всё предельно ясно, дорогая моя…

– Но поймите, я ведь просто предложила применить принцип «кассы взаимопомощи», – перебила его Арина Афанасьевна. – Конечно, всё это спорно. Но ведь именно в споре…

– Спорно?! – в свою очередь перебил её Иван Иванович. – Тут спорить не о чём! Тут будем делать оргвыводы. Но не здесь, в другом месте, и там с вами спорить никто не будет!

– Но ведь и Алексей Ильич считает… – начала было оправдываться и искать поддержки у проходящего мимо них начальника первого отдела.

– Я?! – удивлённо вскричал Алексей Ильич, споткнувшись о ножку стула. – Не впутывайте меня в свои грязные измышления! Мы ещё проверим, чем вы дышите и как вы думаете на столь ответственной должности!

Арина Афанасьевна сильно побледнела и растерянно проводила взглядом спешащего к выходу начальника первого отдела. Иван Иванович, полагая, что разговор окончен, встал. Тут Арина Афанасьевна повернулась к Ивану Ивановичу и, приблизив почти в плотную к нему своё белое лицо одними губами прошептала:

– Ты товарищ Потапов, дурак. Сапог кирзовый, ничего ты не понял. Дорого тебе всё это обойдётся!

От неожиданности Иван Иванович опустился на стул и растеряно посмотрел снизу-вверх на перекошенное злобой лицо Арины Афанасьевны. Ивана Ивановича прошиб пот – он понял: ещё мгновение и она кинется на него, выцарапает глаза, вцепится в глотку. Он попытался закрыться папкой, но пальцы рук не слушались. И тут с лицом Арины Афанасьевны произошла удивительная метаморфоза. Оно моментально порозовело и приобрело миловидный, почти невинный образ этакой деревенской простушки. Широко раскрытые глаза по-доброму взглянули в лицо Ивана Ивановича, как бы спрашивая его: «Что же вы, дорогой мой? Зачем так обижать доверившуюся вам женщину?» Секунду Арина Афанасьевна смотрела на опешившего и сжавшегося за столом Ивана Ивановича, потом усмехнулась и, повернувшись, направилась к выходу.

«Привидится же такое, – тяжело вздохнул Иван Иванович и помотал головой. – Что же это она, в самом деле? Просто ведьма. На костёр таких, на костёр».

Повторяя это: «На костёр, только на костёр», он поднялся и тут же опустился обратно на стул. Ноги его тряслись, да и сердце стучало так, как будто собиралось вырваться из груди.

«Спокойно! – сказал сам себе Иван Иванович. – Ты же офицер! Ну-ка, быстро взял себя в руки!» Он глубоко вздохнул несколько раз и поднялся. На этот раз ноги слушались, сердце вошло в привычный ритм, дыхание наладилось.

– Повоюем ещё, – прошептал Иван Иванович. Он сгрёб со стола папку и направился к выходу. В комнате уже никого не оставалось, и Иван Иванович, стоя в дверях, обернулся на резкий и противный скрип у окна. Как будто кто-то водил железом по стеклу.

Дождь по-прежнему лил, не переставая. Деревянные рамы не справлялись с потоками обрушившихся на них воды. И на подоконнике, и под окном на полу образовалась приличная лужа. А возле окна стояла Арина Афанасьевна и скребла ногтями пальцев рук по стеклу пытаясь дотянуться до горла Ивана Ивановича. Глаза её горели тёмно-красными углями, а из открытого рта вырывалось змеиное шипение. Волосы были мокрыми и налипли длинными чёрными космами на лоб, лицо и плечи. Да и вся одежда на ней промокла, хоть выжимай.

Иван Иванович не сразу понял, что Арина Афанасьевна находится по ту сторону окна. В его голове раздалась барабанная дробь, кто-то ударил в литавры и заорал дурным голосом: «Через прорезь прицела!» Рука Ивана Ивановича машинально, повинуясь приказу, потянулась к поясу, к тому месту, где обычно висит кобура у офицеров. Но вместо кобуры, Иван Иванович нащупал в кармане пиджака портсигар, подаренный ему на сорока пятилетие сослуживцами. Зажав его в кулаке, он выдернул его из кармана, на манер кавалерийской шашки, подняв над головой.

– Н-н-а-а! – хрипло крикнул Иван Иванович, и широко размахнувшись, кинул портсигар, как гранату, в окно, целя в Арину Афанасьевну.

Раздался звон разбитого стекла. В голове Ивана Ивановича прогремел орудийный залп сменившейся грохотом близких разрывов, подобных тому, что контузили его на учениях. Ударной волной Ивана Ивановича бросило на дверь, которая под его телом распахнулась, и он оказался в коридоре.

Ярко светило солнце в вымытые ливнем окна. Иван Иванович зажмурился в его лучах, и быстро, чуть ли не бегом, бросился прочь от кабинета.

На следующий день Иван Иванович отменил через секретаря все запланированные встречи и заперся у себя в кабинете, строго-настрого запретив секретарю, беспокоить его по каким бы то ни было делам. Вчерашнее совещание дало огромное поле для размышлений. Обычная повестка, нацеленная на обсуждение эффективности работы, непонятным для него образом превратилось в конкретное обсуждение материальной заинтересованности в работе! Да ещё в столь опасной форме самостоятельного распределения отпущенных средств.

Иван Иванович был опытным аппаратчиком и хорошо усвоил простую вещь – главное не спешить. Конечно, реакция со стороны партии на выступления и Игнат Сахаповича, и Арины Афанасьевны должна быть, и она, несомненно, будет. И уж тем более, реакция должна быть на совершенно непонятное молчание и пассивность Алексея Ильича. Именно это странное поведение начальника первого отдела и заставило взять паузу, не отвечать сокрушительно и моментально на эти вредные и опасные выступления.

Что же до этого странного и мистического происшествия, случившегося с Иваном Ивановичем при попытке Арины Афанасьевны объясниться с ним, то, Иван Иванович не придал ему кого-либо значения, списав всё на общую усталость, нервы и контузию, случившуюся ещё в бытность службы в армии. Правда жена Иван Ивановича утром была сильно обеспокоена тем, что, придя с работы, он весь вечер нервничал, поужинал без аппетита, не выпил стопку водки и рано лёг спать. Во сне метался и даже плакал, чем совершенно не давал покоя жене. И проснулся он с мучительным криком, чего с ним ранее никогда не случалось.

Конечно, у Ивана Ивановича хватило ума не рассказывать жене о странном видении на совещании. Оправдался он всё теми же расшатанными нервами и усталостью. Дав жене клятвенное обещание, что в самое ближайшее время он посетит врача и возьмёт отпуск, Иван Иванович отбыл в институт.

Попросив у секретаря крепкого чая с сушками, он заказал по внутренней связи в отделе кадров личные дела заведующего кафедрой «Экономическое право» товарища Гуревича И.И. и учёного секретаря института товарища Лебедевой А.А.

«И всё же, откуда ветер дует? – раздумывал Иван Иванович, попивая чаёк из высокого гранёного стакана, стоящего в стальном подстаканнике. Он перелистывал страницы дела Гуревича и всё больше убеждался, что сам Гуревич не мог додуматься до такой крамолы. Вернее, конечно, мог – мысль-то не хитрая, да и не новая. Но самому решиться на то, чтобы её озвучить… – Вроде еврей, а такой дурак. Кто же тебя, паскудник, надоумил?»

Иван Иванович отодвинул на край стола раскрытое дело Гуревича и взял папку с личным делом учёного секретаря Лебедевой.

– Ну, ладно, чертовка, – прошептал Иван Иванович, разглядывая фотографию Арины Афанасьевны, наклеенную на первой странице дела. – Это сколько тебе тут? – Он пролистал несколько страниц. – Вот! Назначена учёным секретарём в феврале семидесятого. Ого! Кандидатура выдвинута ректором и поддержана деканами Армом С.С. и Вокшином Р.Р. – Иван Иванович откинулся на спинку стула и полез в карман за портсигаром. – А чёрт! – ругнулся о, вспомнив, что вчера запузырил портсигаром в окошко. Он выдвинул верхний ящик стола, где лежала вскрытая пачка «ВТ», и закурил. – Вокшин ладно, он у нас активен и всегда горой за начальство. А вот еврей-то наш, Симон Авдонович, как решился свою аспирантку на такую должность рекомендовать? Охотников-то наверняка было воз и маленькая тележка. Или потому что ректор выдвинул? – Иван Иванович глубоко затянулся и, выпустив дым из ноздрей, углубился в папку, листая страницы и шепча себе под нос: – Так…Школа с золотой медалью, учёба в МГУ… и распределение к нам сюда. А семья?.. Ага, неполная: отец погиб в аварии, воспитывалась матерью. Так, а что у меня на неё есть?

Иван Иванович задавил окурок в пепельнице и встал со стула. Потягиваясь, подошёл к шкафу с бумагами.

«Где ты у меня тут, красавица? – Он перекладывал папки, ругая себя за бардак в документах. – Давно пора всё разложить по полочкам и систематизировать. Стукачество бардака не любит. Ага, вот ты у меня где… – Иван Иванович извлёк из глубин шкафа папку с надписью: «Дело. Арина Афанасьевна Лебедева. Только для служебного пользования». – Увесистая ты у меня дама. Тут листов пятьдесят, если не больше».

Иван Иванович раскрыл папку.

«О, и сразу донос! – пронеслось в голове: товарищ Вокшин Р.Р. отметился. – «Довожу до Вашего сведения, что учёный секретарь института товарищ Лебедева А.А…» – начал читать Иван Иванович и остановился, так как понял, что, похоже, информации будет много, и надо их всех достать, голубчиков.

Он кинул папку на стол и вновь полез в шкаф. Минут пять оттуда доносилось кряхтение и возгласы Ивана Ивановича. Наконец он отошёл от шкафа и положил на стол целую стопку папок различной толщины.

– Однако, мой предшественник не зря тут сидел, – удовлетворённо молвил Иван Иванович, отряхивая пиджак от пыли и паутины. – Да и мы тоже время зря не теряем…

Он хлебнул из стакана чайку и открыл папку Арины Афанасьевны.

«Довожу до Вашего сведения, что учёный секретарь института товарищ Лебедева А.А. получила эту должность благодаря интимной связи с ректором нашего института. Сама же товарищ Лебедева А.А. не могла и не может претендовать на эту должность, поскольку её научных заслуг явно недостаточно.

Кроме этого товарищ Лебедева А.А. имела и имеет интимную связь как со своим научным руководителем, деканом экономического факультета товарищем Армом С.С., так и с лауреатом Ленинской премии профессором товарищем Алексеевым С.С. Который и является настоящим автором диссертации товарища Лебедевой А.А. (об этом я сообщал ранее.) Также товарищ Лебедева А.А. имеет постоянные половые связи со студентами нашего института».

– Ну, так, – хмыкнул Иван Иванович. – Сообщение об интиме со студентами за оценки: это святое. Без этого ни один донос в порядочном ВУЗе не обходится. Но в целом образцовая «телега»! И на своего начальника настучал, и на более удачливых и умных коллег. А на самого тебя, что у нас тут?

Иван Иванович протянул руку и пальцами перебрал стопку папок.

– Вот ты где, субчик. – Он легко подтянул к себе тоненькую папку нужного дела. – О, как! Да ты Роман Руфусович сам бабник. Интересная у меня тут вырисовывается компания.

Иван Иванович поднялся со стула, качнулся всем телом с пяток на носки, и удовлетворённо осмотрел стол с разложенными на нём папками – работы было немерено. Настроение его улучшалось с каждой минутой. Он потянулся к стакану и, поняв, что чай остыл, направился к двери кабинета.

Чуть приоткрыв дверь, с интересом посмотрел на свою секретаршу, Вику. Та вся была в работе – печатала на машинке текст, беспрерывно сверяясь с открытым журналом, лежащим справа от неё. Судя по твёрдой красной обложке, это были материалы очередного съезда партии.

«Ай, молодец, девчонка! Сколько ей? Лет двадцать, может чуть больше, а уже на правильном пути, – радостно подумал Иван Иванович. – Всё-таки надо, надо ей заняться вплотную». Он давно уже обратил внимание на её шейку, как у молодой кобылки, на ладно посаженную головку. Да и вся её фигурка молодой и аппетитной девочки с точёными ножками, сложенными под стулом, на котором она сидела, так и звала к себе, обещая многое – ох, многое.

Вика почувствовала на себе взгляд и, перестав печатать, вопросительно и строго взглянула на своего начальника. И только в глубине её голубых глаз метались озорные искорки.

– А приготовь-ка мне чаю покрепче, пожалуйста, – широко улыбнулся Иван Иванович и помотал головой, отгоняя грешные мысли.

– Конечно, гебиста достать вряд ли получится, – пробормотал он себе поднос, возвращаясь за стол и поудобнее устраиваясь на стуле, – всё-таки мелковато для него. А вот всю эту компанию профессоров, деканов и учёных секретуток прижучить можно. Надо только как следует подготовиться, учесть все аспекты, и, главное, не спешить. На ближайшем Парткоме, поднять вопрос. Кстати, когда он у нас?..

Иван Иванович потянулся к настольному календарю.

«Ага… вот, через три дня. Ого, времени-то в обрез! – подумал он, глядя на Вику, вошедшую с подносом, на котором стоял стакан свежезаваренного чая».

Секретарша бесшумно, стараясь не мешать мыслям руководителя, проскользнула к столу и, наклонившись, поставила поднос на стол. Иван Иванович невольно проследил за ней взглядом, и ему открылось в вырезе трикотажной кофточки девичья грудь. Совсем чуть-чуть: плотно прилегающий к телу лифчик надёжно скрывал прелести секретарши от нескромных взглядов. Но и этого было достаточно, чтобы Иван Иванович сильно покраснел и закашлялся. Мысли его смешались и приобрели совсем уж нерабочее направление. Тем временем Вика поменяла стакан чая и так же бесшумно направилась к двери. И только чёрная мини-юбка колыхалась над коленками в такт шагам.

«Нет, надо запрещать такую форму одежды! – переводя дух, подумал Иван Иванович. – Лучше пусть голой ходит!»

Он взял рукой подстаканник и хлебнул из стакана тёмную, почти непрозрачную жидкость. Чай оказался огненно-горячим.

– А, чёрт! – вскричал Иван Иванович, выплёвывая кипяток на пол. Он глубоко задышал широко открытым ртом, пытаясь остудить обожжённую часть ротовой полости. – Вот стерва! Знает же, что я не люблю горячий.

Отдышавшись и промокнув обожжённые губы носовым платком, Иван Иванович вернулся к своим папкам.

1977 год, февраль.

Арина Афанасьевна Лебедева. 41 год. Учёный секретарь. Не замужем

Арина Афанасьевна сидела на стуле возле задёрнутого шторой окна – был яркий солнечный и морозный день, солнце навылет простреливало весь зал, слепя глаза – хоть тёмные очки надевай. Она, поглядывая на дверь, отмечая у себя в тетрадке входящих в просторный зал, где обычно проводились заседания учёного совета. Заседания почти всегда, проходили в открытом режиме, но, несмотря на это сотрудники кафедр почти их не посещали. Об этом уже открыто говорилось на заседаниях у ректора, и Арине Афанасьевне было сделано замечание о низкой явке преподавательского и научного контингента на вверенный ей участок фронта научных изысканий.

«Чем меньше наших преподавателей и учёных ходят на учёные советы института, тем меньше они интересуются научной деятельностью нашего заведения. А, в конечном итоге, у них пропадает желание участвовать в жизни и работе коллектива», – сказал ей проректор по учебной части товарищ Копытко Еремей Фадеевич на том памятном для неё заседании у ректора. Хотя, конечно, явка на учёный совет работников института была делом сугубо добровольным, и это тоже неоднократно подчёркивалась.

Как и полагается советскому учёному, Арина Афанасьевна подошла к проблеме повышения посещений заседаний учёного совета со всей ответственностью. Ею была составлена таблица явки работников всех без исключений кафедр института и на основе этой таблицы Арина Афанасьевна строила графики посещений работниками заседаний учёного совета, которые неизменно ложились на стол ректора, всех его заместителей и деканов. Профессор Арм был настолько поражён новаторским подходом к проблеме, что публично выразил своё восхищение проделываемой Ариной Афанасьевной работой. А профессор Алексеев, отметил с хитрой улыбкой, что разрабатываемую товарищем Лебедевой методику необходимо внедрить и в другие учебные заведения, начиная со школ. Поскольку научный авторитет лауреата Ленинской премии профессора Алексеева был непререкаем, то на последнем совещании при ректоре решили создать группу для Арины Афанасьевны, чтобы наиболее полно и всесторонне исследовать данный вопрос.

«Вот ведь твари, – горько подумала Арина Афанасьевна, поняв, что и на этом заседании кроме членов учёного совета никого не будет, – а ведь все – и заведующие кафедрами, и деканы, не говоря уже о ректорате, знают, что проблема посещений только усугубляется. Ведь даже аспирантов, и тех нет!»

Она взглянула на часы, висевшие на стене – одиннадцать. Женщина встала и, громко и с вызовом захлопнув тетрадь посещений, строго оглядела присутствующих.

– Внимание! Начинаем работу учёного совета, – звонким голосом сказала Арина Афанасьевна, пройдя на место председателя за широкий, длинный стол, который левым торцом упирался в кафедру. – Сегодня на обсуждение поставлен только один вопрос, а именно: повышение качества проведения лекций профессорско-преподавательским составом и эффективности научных работ на кафедрах. Хочу отметить, что уже не в первый раз мы обсуждаем данный вопрос, и нам пора уже принять какое-то решение.

Она строго осмотрела зал и увидела, что профессор Гуртцайт поднял руку.

– Разрешите дополнить повестку дня? – робко спросил зав. кафедрой «Цикличность Госплана», не опуская руки. – На днях проводилось совещание при ректоре, где были приняты важные решения.

– Да, – кивнула ему Арина Афанасьевна. – Мы заслушаем информацию о решениях, которые были приняты на совещании при ректоре неделю назад. А также и о решениях, принятых на вчерашнем заседании парткома. Тем более, что не все из присутствующих были на тех заседаниях. – Она выдержала паузу, пока Генрих Джакобович шёл к трибуне. – Есть ещё предложения, чтобы включить их в повестку дня?.. Нет?.. Слово предоставляется заведующему кафедрой товарищу Гуртцайту.

Но только Генрих Джакобович открыл рот, как Арина Афанасьевна взмахнула руками и сказала:

– Что же вы товарищи расселись по всему залу? Нас тут всего одиннадцать человек. Давайте-ка поближе к трибуне, нам стесняться нечего – все свои.

И пока присутствующие двигали стульями, пересаживаясь в первый ряд, она внимательно с легкой улыбкой смотрела на слегка растерявшегося докладчика.

«Будешь ты мне повестку менять, недобиток, – зло подумала Арина Афанасьевна. – Как ты вообще можешь жить с такой фамилией в нашей стране, пережившей такую войну? Ещё и карьеру сделал – профессор, заведующий кафедрой, член учёного совета и т. д., и т. п. Сволочь! Не одной юбки не пропускаешь, как только тебя жена терпит, мышь серая. Хоть бы «телегу» на тебя в партком накатала. Небось любовница у тебя из горкома или обкома и покрывает… Всё у тебя, гадёныш, через баб».

– Вопрос эффективности преподавания и научной работы на каждом факультете и отдельно взятой кафедре – это, прежде всего, вопрос о сплочённом и дружном коллективе данной кафедры, – наконец-то начал говорить Генрих Джакобович из-за кафедры. – Там, где успех каждого работника оценивается как общий успех всего коллектива, а любая неудача отдельного работника – это вина всего коллектива, – там мы можем ожидать крупных открытий и успехов в преподавании и в решении научных проблем.

– Как и в любой общественной сфере! – выкрикнул Симон Авдонович. Он, как обычно, прятался за широкую спину впереди сидящего. На этот раз это был Роман Руфусович.

«Что за детский сад! – с негодованием подумала Арина Афанасьевна. – Хочешь сказать, дополнить докладчика – дослушай до конца, подними руку. А дадут тебе слово, выйди и говори. Балаган устраивает, а ещё профессор. Хрен моржовый».

– Совершенно верно! – повернулся Генрих Джакобович к Симону Авдоновичу. – Поэтому заведующий кафедрой, а тем более, декан факультета – это, прежде всего, организатор дружного коллектива. – Докладчик расправил плечи и посмотрел в потолок. – А вот на втором месте по значению стоит плановость работ. Каждый профессор и преподаватель должен иметь свой личный план научных работ, где обязательно указать конкретные задачи и сроки их выполнения. Партком установил правило, по которому любая научная проблема и, тем более, проблема, возникающая в преподавании, должна быть расписана в деталях и сроках выполнения с указанием на каждый день планового задания каждому члену преподавательского коллектива. Мы полагаем, что это существенно упростит контроль за выполнением всех работ и решением всех проблем. Мы посмели и взяли на себя инициативу по организации такого решения научных проблем! И мы думаем обратиться с этим почином к коллективам всех соседних высших учебных заведений, которые – мы не сомневаемся в этом – нас поддержат.

– И это очень правильно! – добавила с места председательствующего Арина Афанасьевна. – Хочу обратить ваше внимание и подчеркнуть, что при такой форме творческой деятельности работа каждого находится под вниманием и контролем всего коллектива.

Она привстала, взглядом отыскивая профессора Арма за спиной декана юридического факультета профессора Вокшина. И хотя тот со скучающим видом смотрел в окно, Арина Афанасьевна не пропустила, как ей показалось, и справедливо показалось, вызов в скучающей фигуре декана юридического факультета.

«Ладно с тобой потом, заслуженный юрист. – гневно подумала Арина Афанасьевна. – Скучно тебе! Я тебя ещё развеселю… не до тебя пока».

– Симон Авдонович, товарищ Арм! По-моему, вы хотели что-то добавить или я ошибаюсь? – со злорадством спросила Арина Афанасьевна, глядя на моментально вспотевшего декана экономического факультета.

– Нет, нет, – просипел из-за спины Романа Руфусовича, Симон Авдонович. – Вернее да, конечно, да. Но я потом добавлю, обязательно добавлю.

Он достал из кармана брюк тёмно-красный платок и вытер им лицо.

– Ну-ну, будем ждать, – усмехнулась Арина Афанасьевна, и, повернувшись к докладчику, сказала: – Продолжайте!

– Так вот… – слегка смешался Генрих Джакобович. Он налил в гранёный стакан воды из графина, примостившейся рядом с графином. На лице Генриха Джакобовича явственно проступило сожаление, от того факта, что в графине оказалась вода, а не… Впрочем, он быстро взял себя в руки.

– Конечно, – продолжил он, – отдельно следует рассмотреть вопрос контроля за выполнением намеченного плана. После всестороннего изучения данного вопроса на моей кафедре, предлагаю на обсуждение метод взаимоконтроля коллективов кафедр. Я не буду сейчас рассказывать об истории вопроса и о том, каким путём мы пришли к этому методу. Если, это кому-то интересно, я могу сделать доклад к следующему учёному совету. – Генрих Джакобович прокашлялся, прочищая горло, и посмотрел на присутствующих. – Суть предлагаемого метода состоит в том, что коллектив кафедры, например, «Экономического права» проверяет выполняемость научного плана и плана лекций коллективом кафедры, скажем, «Методология плана». В свою очередь, кафедра товарища Мамедовой проверяет кафедру товарища Гуревича Игната Сахаповича. В такую схему можно вписать три-четыре кафедры или больше. Так сказать, по цепочке, и даже на разных факультетах. Такой подход, кроме объективности проверки, будет способствовать, как полагаем, ещё и укреплению дружбы между кафедрами. И, несомненно, будет укреплять коллектив всего института, что обязательно повысит профессиональный уровень.

– Позвольте вопрос? – поднял руку Роман Руфусович. – А как же вы таким методом собираетесь регламентировать работу лаборантов и техников?

– Действительно! – включилась в дискуссию Арина Афанасьевна. – Лаборанты и техники – это весьма многочисленный контингент нашего института. С ними-то как?

Генрих Джакобович с задумчивым видом допил воду из стакана и начал отвечать:

– Что касается лаборантов, техников или там инженеров, которые не учувствуют непосредственно в преподавательской и научной работе, то для них предполагается ввести хронометраж рабочего дня. Это письменная фиксация на особом бланке всех видов работ. Ну, там: монтаж, сборка приборов или устройств для демонстрации, экономические расчёты, чтение литературы и прочие дела, которыми данный специалист был занят в конкретный рабочий день. С указанием промежутка времени, которое оказалось затрачено на каждую процедуру. Когда порученная техническому персоналу работа выполнена, этот бланк заверяется заведующим кафедрой и деканом, а в конце месяца – данный бланк явится основов для начисления зарплаты.

– О, как! – сказал Роман Руфусович. – Умно, очень умно. Вы действительно неплохо поработали.

– Да, – сказала Арина Афанасьевна, – работа проделана большая и нужная. От себя я добавлю, что был ещё рассмотрен вопрос о психологическом и, главное, о моральном факторе в работе педагогов и учёных. Хотя правильнее объединить эти два фактора в один: морально-психологический.

– И конечно на первом месте: моральный фактор, как моральный кодекс Строителя Коммунизма! – поднял палец Роман Руфусович.

– Именно! – кивнула Арина Афанасьевна. – И в этом конкретном случае мы понимаем данный фактор, как степень готовности каждого – от профессора до лаборанта – к преодолению трудностей и преград на пути решения коллективной проблемы. Что скрывать, у некоторых из нас ещё сильны единоличные, частные интересы, стремление к удовлетворению своих личных целей, иногда даже в ущерб интересам коллектива. И вот тут, товарищи, надо смелее привлекать технический персонал института. Дворники, грузчики, водители – их обязательно надо вводить в курс наших проблем и задач! И я верю, что не за горами то светлое время, когда каждая техничка, каждый сантехник будет в курсе всех научных свершений в педагогике. И, чем чёрт не шутит, может они ещё, и подскажут, и направят, и может быть, даже будут выбирать руководителей.

– Дорогая моя, это вы уже что-то не то говорите! – воскликнул Игнат Сахапович. – Как это – выбирать?!