Текст книги "Закопанные"

– Вертухаю пинка дал утром. Разбудил меня, сука. А я не люблю, когда меня беспокоят. Так что? Снимите? Ключики-то у вас имеются, я знаю.

Зажим посмотрел на Ходжу. Тот недовольно засопел – он еще помнил недавнюю выходку Носа.

– Мне по барабану, – подумав, сказал Зажим, еще раз оглядывая с ног до головы закованного в наручники зэка. Он выглядел щуплым, и если что, он одним ударом расправится с ним.

– Я тоже не против, – процедил Ходжа, и Зажим полез за ключами. Когда наручники были сняты, Зажим забрал их себе.

Ходжа поманил Носа, и тот послушно приблизился.

– Слушай сюда. Сейчас не время и не место разборки устраивать. Но я не забыл то, что ты сделал в автозаке. Так что как только мы выберемся отсюда, я спрошу с тебя за этот беспредел. Ответишь.

Нос кивнул, улыбаясь.

– Несомненно, отвечу.

Ходжа отодвинулся, хмуро рассматривая зэка. Нос совершенно не казался испуганным, и даже обеспокоенным.

– Нос, одно из двух. Ты или стукнутый на весь шарабан, или у тебя железные яйца, – покачал головой Зажим.

– Считай как хочеф, – беззаботно пожал плечами Нос, потирая запястья. Он посмотрел в чащу, куда несколько минут назад ушел Сава, и неожиданно произнес: – Надо уходить отсюда. Плохое место.

Ходжа вытаращился на зэка, словно у него проклюнулся на лбу третий глаз.

– Во как. А что так? – задал вопрос Зажим.

– Не знаю, – ответил Нос. – Но я… как бы сказать… Чувствую это. Понимаеф, Зажим?

– Ни хрена не понимаю, – буркнул Зажим. – Но мы никуда не двинем. Все, тема закрыта.

Нос мягко, по-кошачьи шагнул назад, не сводя пристального взгляда с насупившихся зэков.

– Тогда я пойду один. Никто не против? – вкрадчиво поинтересовался он.

– Нет, – отрубил Зажим и потряс в воздухе наручниками. – Вместе шли, вместе и дойдем до озера. Доктор сам решит, что с тобой делать.

– Я не знаю никакого Доктора, – вежливо улыбнулся Нос, но эта улыбка больше напоминала разрез на мертвой плоти. – Я вообте никогда не любил врачей. Повторяю, здесь небезопасно. Я хочу уйти отсюда, и я уйду. Или ты снова наденеф на меня «браслеты»?

– Не-а. Я просто сломаю тебе руки, придурок, – пообещал Зажим, выпятив вперед щетинистый подбородок. – И скажу, что так было.

Его вид не оставлял сомнений, что он выполнит свою угрозу, причем немедленно.

Глаза-монетки Носа тускло блеснули, но выражение его лица не изменилось, оставаясь сонно-безмятежным.

– Против такого аргумента у меня нет возражений, – сказал он, снова подмигнув неизвестно кому. – Ладно. Утро покажет, кто был прав.

На скулах Зажима заиграли желваки.

– Вот компашка подобралась, да? – услышал он голос Ходжи и раздраженно обернулся:

– Ты еще здесь?

Хмыкнув, Ходжа подобрал с земли коробку с горчичным порошком и побрел в заросли.

Сава снял очки, энергично, до боли потер глаза, моргая. Трясущимися руками водрузил очки обратно на нос, снова ошеломленно уставившись перед собой.

Он стоял на обрыве, покрытом выжженной солнцем травой и жидким кустарником. Там, буквально в пяти шагах от него, зияла глубокая пропасть. Далеко внизу темно поблескивающей змейкой извивалась узкая речка. Солнце уже скрылось за чернеющей полоской деревьев, лишь просветы в ветвях слегка искрились золотом. На окрашенном сочным багрянцем небе уже мерцала первая звезда. Открывшаяся Саве картина поражала своим великолепием, но голова зэка была занята совершенно иными мыслями.

Они рядом с обрывом. И они шли именно в этом направлении.

Это значит, что деревьев с зарубками больше не будет.

«Я ничего не скажу им, – подумал Сава, разворачиваясь. – Не сейчас. Нет, не сейчас…»

* * *

Зажиму пришлась по душе землянка, обнаруженная Савой, и он принял решение заночевать в ней.

– Не иначе, Доктор нору выкопал, – сказал Ходжа, с восхищением разглядывая землянку. Поднял с земли одеяло, стряхнув с него прилипшие листочки и мелкие травинки. – Эх, жаль костерок замутить нельзя. Щас бы сальца на веточку, да на угли… Ммм! Вкуснотища!

– Не покатит, – подтвердил Зажим. – И так мы тут палимся… Начнем костер мутить, дым тут же по лесу разнесет. Придется так. К тому же, – добавил он, – в рюкзаке есть чем согреться.

Сообразив, о чем идет речь, Ходжа с готовностью вытащил из вещмешка бутылку со спиртом.

– Все остальное тоже выкладывай, – велел Зажим. Он посмотрел на Саву, который сидел словно пришибленный, рассматривая свои чумазые руки. – А ты че расселся? Помогай!

Сава встрепенулся и потянулся к консервам. Глядя, как он растерянно крутит банку с сайрой, Зажим бросил ему перочинный нож:

– На. Только вены себе не вскрой.

Сава молча открыл лезвие, замешкавшись. Затем исподлобья взглянул на Зажима, и это движение не осталось без внимания уголовника.

– Смотри, толстяк. Сделаешь глупость, я тебе этот нож в задницу засуну, – предупредил Зажим. – Без шуток.

Вздохнув, Сава вонзил лезвие в матово блеснувшую крышку банки, с кряхтеньем принявшись за работу. Запахло рыбными консервами.

Ели руками (вилок и ложек не было), молча и торопливо, едва прожевывая куски, запивая нехитрый ужин водой. Зажим с Ходжой изредка прикладывались к бутылке со спиртом. Нос глотнул лишь один раз, Сава же вовсе отказался от алкоголя.

– Слабак, – подытожил Ходжа. – Разве нормальный пацан откажется дерябнуть стопку? Да еще под сальце с хлебушком?!

– Я вообще не пью, – оправдываясь, сказал Сава. – Ну… организм не переносит алкоголь.

Зажим рыгнул, отряхивая с живота крошки хлеба.

– Ну вот. Теперь я почти в полном порядке, – лениво протянул он, ковыряясь в зубах желтым ногтем.

– Осталась еще одна банка тушенки, – доложил Ходжа. – Вскрываем?

– Не нажрался? – усмехнулся Зажим.

– Я всегда голодный, – сказал Ходжа, погладив живот. – И ем впрок.

– Может, не надо? – робко спросил Сава. – Мало ли, как завтра все обернется?

– Я живу сегодняшним днем, – сказал Ходжа, начиная открывать банку. – А до завтра еще дожить надо. Там и видно будет…

Нос выловил пальцами последний кусок сайры и, выпив мутную жижу, оставшуюся на дне банки, дочиста вылизал внутреннюю сторону крышки.

Сава брезгливо отвернулся, ища глазами женщину. Она неподвижно сидела в углу землянки, поджав под себя ноги и скрючившись, словно испытывая сильный холод.

Сава подумал о том, что она вообще не притронулась к еде, лишь немного попила воды.

– Хочешь есть? – тихо спросил он, но она даже не подняла головы.

С губ Савы сорвался тяжелый вздох.

– Все вздыхаешь, валенок? – хихикнул Ходжа. – О чем хоть думаешь? Опять о всяких космических материях? Или лобковые вши замучали?

Сава снял очки, тоскливо провел пальцем по треснувшему стеклу, затем снова нацепил их на нос.

– Даже если завтра нас встретит ваш приятель Доктор, ничего не изменится.

– То есть? – задал вопрос Зажим, сдвинув брови.

– Он нам сделает документы? Спрячет? Нет, не думаю… Что мы будем делать дальше? Мы до конца жизни будем шарахаться от собственной тени, – промолвил Сава ничего не выражающим голосом. – Я не смогу нормально спать, зная, что нас ищут. И рано или поздно найдут.

– Ого. Поди, уже от страха штаны обдристал? – презрительно спросил Ходжа. – Вот на фига ты живешь вообще? Если ссышься от каждого шороха? Не жри эти консервы, отравишься. Не пей воду, козлом станешь. Хотя ты и так почти уже что… не дыши воздухом, рак подхватишь. Ну что, валенок, продолжить список? Знаешь поговорку? «Хитрый Дмитрий насрал в штаны, а говорит – ржавчина…» Это про тебя.

– Толстяк, знаешь, в чем между нами разница? – прищурился Зажим, когда Ходжа закончил. – Ты прогибаешься под обстановку. Ты как тряпка, медуза. Мятая, мокрая и вонючая. От тебя ничего не зависит, и ты ничего не решаешь. А мы против режима. Мы живем, а ты выживаешь. Врубаешься?

Сава нервно потер ухо.

– Я хочу на свободу. Так же, как и вы. Только… гм… – он замялся, словно подыскивая нужные слова, – законным способом. А вы…

– Что «мы»?! – резко спросил Зажим. – Что «мы», жирдяй?!

Сава пригнулся, будто получив удар плетью.

– Почему вы так ненавидите меня? – прошептал он. Его дрожащие пальцы судорожно мяли и без того изжеванный клочок бумаги, неизвестно откуда появившийся в его руках.

– Почему? Если ты такой тупой, объясню, – сказал Зажим. Он растопырил пальцы на правой руке, сильные и цепкие.

«Вполне способные сломать шею несговорчивому собеседнику. Такому, как мне», – промелькнула у Савы мысль, и он ощутил, как все его мышцы заиндевели от леденящего страха. И зачем он начал этот разговор?!

– Ты никчемный валенок. Не умеешь и не хочешь постоять за себя, – продолжал Зажим. – От этого об тебя все ноги вытирают. Раз. Дристун, которых свет не видывал – кладешь в штаны, увидев таракана. Это два.

Уголовник загнул второй палец.

– Готов очко любому вылизывать, чтобы только мимо тебя прошли. Это три. Как тебя еще не опустили, я вообще не в понятках. Далее. С «активом» сотрудничал? Сотрудничал. Знаешь, что с такими в зонах делают? На нож ставят. Это четыре.

– И наверняка он «куму»[14]14
  Оперативный сотрудник в местах лишения свободы (жарг.).


[Закрыть] стучал, – подлил масла в огонь Ходжа. – Иначе никак.

– Стучал? – спросил Зажим, вперив в съежившегося от страха зэка колючий взгляд.

– Н-нет… Зажим, послушай, – залепетал Сава. – Я никогда… честно…

– И взгляд у тебя ненормальный! – продолжал распаляться Зажим. – Как будто специально косишь зенками! Что, пакость задумал какую-то?!

– Скорее всего, – поддержал зэка Ходжа.

– Я вижу насквозь людей. Я вижу всю изнанку, нутро с потрохами. Так вот, Сава. Ты гнилой человек, – подвел итог Зажим. – Толку от тебя – ноль. Вощем-та, вот тебе и пятый пункт. Ты хоть бабу когда-нибудь трахал? Признайся? Что там у тебя в руках, валенок? Ходжа, забери!

Прежде чем Сава успел спрятать клочок бумаги, Ходжа ловко выхватил его из рук зэка и передал Зажиму.

– Какая-то открытка, по ходу, – заметил Ходжа. – Мятая вся. Не иначе Сава срать собрался, бумажку готовил.

Зажим включил фонарь и, расправив открытку, пробежал глазами по тексту.

– Че за бред? – скривился он брезгливо. – Стишки какие-то мудацкие… Да и те не в рифму…

Перевернув на другую сторону, увидел на обороте открытки большой белый гриб, окруженный травой.

– Это… от моей жены, – не глядя на зэка, вымученно произнес Сава.

– Ха-ха! – засмеялся Ходжа. – И нашлась же дура? Грибочки любит, да?

Зажим пожал плечами:

– На свете много баб. Есть нормальные. А кому-то нравятся вот такие, – он брезгливо ткнул пальцем в Саву.

– А ты своей бабе изменял? – допытывался Ходжа у Савы. – А? Не менжуйся, мы никому не скажем. Как ты ее чпокал? По рабоче-крестьянскому? Или по Камасутре? Кверху ногами, в гамаке и с веником в жопе?

Сава покачал головой.

Зажим протянул руку к бутылке и отхлебнул. Глотку обожгло, в голове появилась приятная легкость.

– А мы щас это исправим, – сказал он. – Ну-ка, валенок, снимай штаны.

Сава вжал голову в плечи, став похожим на дряхлую черепаху, которая увидела приближающегося охотника с большим камнем. Камнем для кромсания панциря.

– Не надо, – пискнул он.

– Надо, валенок, – ухмыльнулся Зажим. – Расчехляй пердак. Будешь трахаться. А не то сами из тебя девочку сделаем. Эй, Але!

Женщина не шелохнулась.

– Задеревенели. Оба, – сказал Ходжа, возбужденно облизываясь. Зажим протянул зэку бутылку, и тот сделал долгий глоток.

Подойдя к Саве, Зажим приказал:

– Снимай. Снимай штаны, толстяк.

Сава поднял на зэка умоляющий взгляд.

– Давай.

Пошатываясь, Сава поднялся на ноги. Непослушными пальцами медленно расстегнул пуговицы на ширинке.

– Зачем вам это надо? – помертвевшим голосом произнес он.

– Шевелись! – прикрикнул Зажим. – Ходжа, спирт.

Зэк услужливо поднес ему бутылку, и Зажим рявкнул Саве:

– Открывай рот. Быстро! Или мне твою пасть мочегоном[15]15
  Нож (жарг.).


[Закрыть] разжать?! Как домкратом?!

Сава послушно разинул рот, и Зажим с силой впихнул ему между зубов горлышко бутылки.

– Пора стать настоящим мужчиной, Сава, – сказал он, насильно вливая зэку огненную жидкость в глотку. – Отдай жену дяде, а сам иди к б…ди.

Сава закашлялся, отплевываясь. Нутро вспыхнуло жаром, словно там кузнечными мехами раздували угли.

– А теперь снимай штаны!

Когда мятые брюки Савы были спущены до лодыжек, Зажим толкнул его на женщину.

Ходжа заулюлюкал, хлопнув в ладоши. Нос лишь холодно улыбался. Он сидел на одеяле, раздвинув колени, и неторопливо, с хрустом, поочередно разминал пальцы.

– Пожалуйста, – заныл Сава. – Я прошу…

– Ходжа, – скомандовал Зажим, и зэк нетвердым шагом двинулся к женщине. Склонился над ней, ощерившись в яростной улыбке.

– Ку-ку, цыпа, – прошипел он, раздирая на ней остатки тюремной блузки. В тусклом свете фонаря мелькнули налитые груди. – Эй, Але! Ух ты сочненькая какая… будто сливка спелая… только что с деревца…

Женщина хрипло дышала, не предпринимая никаких попыток сопротивляться. Даже оставшись полностью обнаженной, она просто лежала и смотрела на склонившихся над нею мужчин. Сава беззвучно плакал, уткнувшись головой в холодную землю.

– Ну? Чего улегся? – раздраженно спросил Зажим. Пихнул ногой в ягодицы Савы, оставив на бледной коже грязный отпечаток. – Але тебя хочет.

Ходжа погладил грудь женщины. Она была упругой, сосок затвердел, и зэк почувствовал, как где-то внизу живота у него сладко заныло. На лбу выступили крупные капли пота.

– Да на хрен его, Зажим, – тяжело дыша, проговорил он. – У этого валенка не стоит… Разве не видно?

Несколько секунд Зажим с омерзением разглядывал хнычущего Саву, после чего плюнул ему на спину:

– Отползай прочь, слизняк. Только не оставляй за собой сопливый след.

– Не надо, – выдавил из себя Сава. Неуклюже елозя на земле, он принялся натягивать брюки. – Не… надо. Пожалейте.

Пока он испуганно бубнил, Ходжа торопливо скидывал с себя одежду, не сводя плотоядного взгляда с женщины.

– Зажим!! – воскликнул Сава, видя, как зэк, похотливо дыша, уселся на зэчку. – Зажим, останови его!!!

Неизвестно, сколько бы он продолжал призывать на помощь, как сильный удар в ухо заставил его умолкнуть. Сава ошарашенно затряс головой. Удар был настолько мощным, что ему показалось, будто рядом с ним разорвалась граната.

– Не надо, – едва ворочая языком, прошептал он. Все звуки воспринимались так, словно он находился под водой, а голова смахивала на улей с пчелами, по которому шарахнули палкой.

Зажим ударил снова, и Сава мешком свалился на землю. Очки слетели, и все происходящее превратилось в огромную размыто-шевелящуюся массу. На его глазах выступили слезы.

– Не… надо…

Зажим наступил ногой на его лицо, сплющивая каблуком толстую щеку.

– Давай быстрее, – крикнул он Ходже. – Ты здесь не один.

Сава закричал, и он ударил его ногой. Носок ботинка попал зэку в висок, и он отключился.

Женщина что-то пробормотала. Ее руки поднялись и опустились.

По телу Ходжи прошла волна оргазма, и он, замерев, распластался на безвольном теле несчастной. Его тощая, покрытая шрамами спина блестела от пота.

– Слазь, – приказал Зажим, снимая с себя рубашку в грязных разводах.

Улыбка, игравшая на лице Носа, стала еще шире.

– Мне оставиф хоть немного, Зажим? – мягко спросил он.

– Не знаю, – буркнул Зажим, наваливаясь на женщину. Она всхлипнула.

Нос, казалось, удовлетворился ответом. Неожиданно он разинул рот и, протянув руку, не спеша прошелся подушечками пальцев по уродливым обломкам зубов, словно проверяя их на прочность.

* * *

Веки мужчины задрожали, словно крылья умирающего на свече мотылька. Сава открыл глаза, невидяще уставившись в темноту. Пошевелил пальцами на руках, вроде все цело. После этого он попытался приподнять налитую свинцом голову. Мгновенно вспыхнула боль, вспарывая мозг, словно консервным ножом, и беглый зэк издал протяжный стон.

Пахло перегаром, остатками консервов и немытыми телами. Наверху, завывая, шумел ветер, шелестя листвой.

Наконец Саве удалось подтащить свое тело к стенке землянки, и он, помогая себе ногами, сел. Покрутил головой. Единственный источник света – тусклый фонарь, лежащий возле ног Зажима, луч которого был направлен в сторону выхода. Вероятно, его попросту забыли выключить.

И тут Сава все вспомнил.

Все, начиная с того момента, как автозак перевернулся, вплоть до того, как Зажим начал избивать его. По телу ужом заскользила судорога, и он скрипнул зубами. А он-то считал все происходящее сном!

«Они изнасиловали ее».

Эта мысль выплыла на поверхность сознания, словно крошечный пузырек воздуха, и Сава медленно повернул голову, выискивая несчастную женщину. Однако все, что ему удалось разглядеть, – неясные силуэты лежащих вповалку тел. Кто-то храпел, один из зэков постоянно вертелся, что-то бессвязно бормоча во сне, но ее не было видно.

Закряхтев, Сава потянулся к фонарю.

– Мы помчимся… в заоблачную даль[16]16
  Текст песни из советского мультфильма «Облака – белогривые лошадки».


[Закрыть], – внезапно услышал он хриплый шепот позади себя и чуть не подскочил от неожиданности.

– Мимо… гаснущих звезд… На небосклоне…

Голос затрепетал, и Сава почувствовал, как его сердце подскочило куда-то вверх.

Это она.

Она.

Что они с ней сделали?!

– Эй, – тихо позвал он.

Женщина не отозвалась. Вздохнув, она продолжила все тем же монотонно-хрипловатым голосом:

– К нам неслышно… опустится звезда.

Речь давалась ей с трудом, словно каждое слово было плотным комком, облепленным стеклянной крошкой. Сава протянул руку, пальцы коснулись корпуса фонаря. Он был прохладным.

– И ромашкой…

Она вздохнула и издала короткий смешок:

– …останется в ладони…

Стиснув в руке фонарь, Сава посветил на спящих.

Вот Ходжа, укрывшийся ветхим одеялом, нервно вздрагивающий при каждом вздохе. Зажим спал на спине, разбросав в стороны свои громадные руки, и громко храпел. Ярко-желтый луч остановился на третьем уголовнике, и рука Савы дрогнула, едва не выронив фонарь.

Нос не лежал, а сидел, прислонившись спиной к стене землянки, и, ухмыляясь, смотрел прямо на него. Его глаза были полуприкрыты, из-под бледных век мерцали холодные монетки. Губы и подбородок уголовника были вымазаны темно-красным. Саве почему-то совершенно не хотелось знать о происхождении этих пятен, хотя и дураку было ясно, что это запекшаяся кровь.

Нос дышал ровно и размеренно, и лишь спустя пару секунд до оторопевшего Савы дошло, что зэк спит с открытыми глазами.

«Кровь. У него на губах кровь».

Эти слова застучали у него в висках тяжеленным молотом, причиняя новую боль.

– Что… ты сделал? – с трудом выплевывая слова, проговорил Сава.

Нос хранил молчание.

Медленно, как в замедленной съемке, Сава повернулся на звук женского голоса. Дрожащий и подпрыгивающий луч фонаря наконец сфокусировался на очертаниях тела уголовницы.

Она все еще была голой, и в горле Савы застрял комок. Он пополз к несчастной, молясь про себя.

– Облака… – снова забормотала женщина, раздвинув ноги. – Белогривые… лошадки…

– Эй, – шепотом позвал Сава. Вздохнув, он направил луч в лицо женщины и едва не закричал.

– Облака… что вы мчитесь…

Она снова вздохнула.

– Без оглядки…

«Боже, боже… что они с ней сделали!..»

Сава подполз ближе, с ужасом глядя на кусок губы, свисающий рваным лоскутом. В левой щеке зияла дырка, сквозь которую поблескивали зубы.

Луч медленно пополз вниз, освещая обнаженное тело. На шее краснел распухший укус, одна залитая кровью грудь была без соска. Живот, бедра, плечи – все покрыто кровоточащими ссадинами.

– Не смотрите вы, пожалуйста, – продолжала женщина, неотрывно глядя в одну точку. – Свысока. А по небу прокатите нас…

– Не надо, – попросил Сава.

– Прокатите нас, – повторила женщина, будто не слыша зэка. – Облака.

Нащупав одеяло, Сава трясущимися руками укрыл несчастную.

«Прости. Но это единственное, что я могу сделать», – подумал он в смятении.

– Облака, – снова произнесла женщина. – Зэня?

– Все… – Сава почувствовал, как его глаза повлажнели от слез. – Все будет хорошо. Мне очень жаль.

– Домой, – очень тихо произнесла женщина. – Зэня, домой.

– Конечно. Домой.

Сава беззвучно плакал. Укрыв ее одеялом, он машинально гладил ноги женщины.

– Облака… белогривые…

– Не надо, – взмолился он. – А то они снова проснутся.

– Без оглядки, – устало произнесла женщина и вдруг тихо засмеялась. – Скоро домой. Да?

– Да, – выдавил из себя Сава.

Помедлив, он пополз к Ходже и осторожно потряс его за плечо. Зэк что-то пробубнил, натянув одеяло на голову.

– Ходжа… проснись, – проговорил Сава. Ходжа вытянулся, затем, не снимая одеяла с головы, проскрежетал:

– Какого рожна, Сава? В глаз хочешь?

– Ходжа…

– Мало тебе Зажим вхерачил? Так я добавлю.

– Ходжа, пожалуйста…

Уголовник сбросил с себя одеяло и резко поднялся, взъерошенный и разозленный.

– Че надо, валенок? – прошипел он.

– Ходжа, он чуть не убил ее.

– Кто? – раздраженно спросил зэк. – Кого убил, придурок?

– Нос. Нос искалечил женщину. Она вся в крови.

Ходжа издал сиплый звук сдувшейся камеры.

– Да хер с ней. Тебе что, под венец с ней идти?

Сава облизал пересохшие губы.

– На него нужно одеть наручники. Он ненормальный. Ходжа, он опасен!

Сава старался говорить как можно убедительнее, но, судя по реакции Ходжи, не очень-то у него это получалось.

– Отвали, Сава, – зевнув, проговорил Ходжа. – Утром разберемся.

– Ход… Ходжа, ннн… нет, – испуганно забормотал Сава. От страха он начал заикаться. – Послушай… Парни говорили, что этот Нос непростой тип. Это он с виду спокойный. Помнишь, как он на тебя в автозаке напал? И еще. Он единственный, кто был в наручниках. Это…

Зэк понизил голос:

– Говорят, он кого-то съел. Сожрал, как зверь. Поэтому ему и зубы повышибали, пока его к нам этапировали. Повышибали, да не все… Ходжа, он людоед!

– Ложись спать, – сонно отозвался Ходжа. – Или я сам тебе повышибаю…

– Ходжа! Ходжа! – позвал Сава, но зэк снова укрылся одеялом и больше не отвечал.

Сава вполголоса выругался.

Несколько минут он просидел в полном молчании, осмысливая ситуацию.

Женщина тоже притихла.

«Наверное, она уснула», – подумал Сава, одновременно признавая нелепость и идиотизм этой мысли. Потерять сознание при таких ранах – можно. Но никак не уснуть.

«Я просто боюсь проверить, как она. Боюсь еще раз увидеть ее».

Нет, она не спит.

Скорее всего, все так же молча лежит с открытыми глазами, безразлично рассматривая сосновые бревна, которые служат потолком их временного пристанища.

«Я убью его».

Сава мысленно повторил эти слова, пытаясь убедить себя, что действительно способен на это. Направив луч фонаря на Носа, ему стоило громадных усилий не закричать. Поза зэка не изменилась – он сидел точно так же, как несколько минут назад. С точно такой же леденящей ухмылкой на лице, покрытом багрово-засохшей коркой крови.

Как только он выключил фонарь, улыбка зэка стала еще шире, а веки приподнялись, словно заслонки. Только Сава этого уже не видел. Не знал Сава и того, что Нос очень хорошо слышал его короткий разговор с Ходжой.

– Сава!

Он сел, растерянно оглядываясь. В землянке было светло.

И он был один. Ни его спутников, ни женщины не было, только смятые одеяла и пустые консервные банки.

– Вылезай, валенок! – раздался грозный голос Зажима, и Саву словно подбросило. Он заторопился наверх, словно послушная собачонка.

Они сидели на земле, словно три старых ворона, и ощупывали его пристальными взглядами, как необычную диковинку.

– Где… она? – проскрипел Сава. – Что вы с ней сделали?

Ходжа с Зажимом переглянулись, и на их небритых физиономиях зазмеились недобрые улыбки.

– А ты что, ничего не знаешь? – подмигнул ему Нос. Его лицо было абсолютно чистым, без единой капли крови.

– Только не включай дурку, – влез в разговор Ходжа. – Послушай, ты что, правда не помнишь, что сделал с ней ночью?!

– Нет, – холодея, ответил Сава.

– Посмотри на свои руки, ущербное, – предложил Зажим, и Сава, предчувствуя неладное, опустил глаза.

Дикий, нечеловеческий крик вырвался из его глотки, колени стали ватными, и он без сил опустился на землю.

Обе руки были по локоть в липкой крови. Почему он сразу этого не заметил?!

– Ты ее убил, толстяк, – раздался плавающий голос Зажима. – Вспорол ей живот и вытащил желудок. Распотрошил, как селедку.

Сава поднял мутный взгляд.

Нос, усмехаясь, вытащил из-за спины вещевой мешок, и совершенно некстати Сава обратил внимание, что на грубой материи медленно расплывалось темное пятно. Засунув внутрь руку, Нос выудил овальный предмет, багрово-черный, с сальной волосяной копной, похожей на жесткую гриву.

– Лови! – визгливо крикнул он, швыряя в него голову женщины.

Сава истошно завопил.

Голова лежала на его коленях, в остекленевших глазах застыло тупое недоумение. Рваный кусок губы свисал дохлой пиявкой.

Дрожащими руками Сава поднял голову. Из левой ноздри выполз муравей.

– Я не хотел, – всхлипнул Сава. – Понимаешь? Не хотел.

Глаза женщины приняли осмысленное выражение, изуродованный рот ощерился в жуткой улыбке. Теперь голова смотрела прямо на него.

– Белогривые лофадки, – прошамкала она голосом Носа.

Сава закричал, и голова разинула рот. Зубы, удлиняясь, потянулись наружу, словно костяные наконечники стрел.

Он кричал и кричал, а пилообразные клыки вцепились в его нос мертвой хваткой, вгрызаясь в плоть. Хлынула кровь, нестерпимая боль пронзила мозг. Перед расширенными глазами Савы маячило перекошенное лицо женщины, и ему казалось, что он может разглядеть каждую морщинку, каждую родинку и даже каждый капилляр на ее неестественно выпученных глазных яблоках…

Пронзительный, преисполненный животного ужаса крик чуть не разорвал барабанные перепонки, и Саве понадобилось несколько секунд, чтобы осознать – кричал он. От жуткой, всепоглощающей боли на лице.

«Сон… Отрубленная голова в руках – это сон».

Только боль, раздирающая ржавыми крючьями его плоть на лице, не была сном. Кто-то рвал и сдирал с него кожу. Живьем.

В то же мгновение носоглотка наполнилась горячей кровью, которая, пузырясь, застыла в глотке соленой киселеобразной жижей. Сава закашлялся, размахивая руками. Пальцы, скользнув по холодному воздуху, наткнулись на чье-то плечо.

– По… помогите! – задыхаясь, прохрипел зэк. Он начал захлебываться собственной кровью. В темноте мелькнула блеклая тень, и Сава услышал, как кто-то над самым ухом зашептал:

– Сожру тебя. Сожру вас всех.

Тень хихикнула и добавила еще тише:

– Всех до единого.

– На помощь! – завопил Сава, отчаянно дрыгая ногами. Изо рта полетели брызги крови. – Ходжа! Зажим!!

Из темноты послышалась ругань Ходжи. Кто-то включил фонарь.

– Че за кипиш? – злобно выкрикнул Зажим.

Сава в ужасе ощупывал свое лицо, которое было непривычно липким и горячим. Пальцы коснулись рыхлой раны, отчего пульсирующая боль выстрелила новым раскаленным зарядом. Саву затрясло от ужаса – носа не было. Точнее, он еще болтался на лоскутке кожи, но с таким же успехом можно было сказать, что его не было.

– Зажи-и-м!! – тонко и гнусаво завизжал он. Судорожными движениями скинул с себя провонявшую потом рубашку, оторвал рукав и прижал импровизированный тампон к ране. – Зажим, он убьет нас всех!!!

Луч фонаря скользнул по его лицу, на мгновение ослепив. Зажим изумленно присвистнул. После этого он направил фонарь в другую сторону, и желтое пятно света остановилось на сгорбленной фигуре Носа. Он сидел, неторопливо вытирая лицо одеялом.

– Твоя работа, Нос? – с тревогой в голосе спросил Зажим.

– Он напал на меня, – совершенно спокойно отозвался зэк. – Хотел отомстить за ту свихнувфуюся идиотку. Я просто затитялся.

– Он… врет, – задыхаясь от гнева и боли, выкрикнул Сава. Тряпка, которой он закрыл рану, моментально набухла от крови. Любое прикосновение к оголенному хрящу причиняло невыносимую боль, от которой темнело в глазах. – Я же говорил… я же…

Не выдержав, он зарыдал. Из огрызка носа, хлюпнув, выполз розовый пузырь.

Зажим загремел наручниками.

– Ну-ка, протяни клешни, Нос.

– Зачем? – промурлыкал зэк, улыбаясь. У него был настолько простодушный вид, какой бывает у добропорядочного гражданина, сидевшего на лавочке с газетой и наслаждающегося хорошей погодой.

– Пожалуй, лучше тебе побыть в «браслетах», – рассудительно произнес Зажим. – Не хочу однажды утром проснуться без носа или уха.

– Я затитялся, – повторил Нос, но руки протянул.

Раздался отчетливый щелчок.

– Утром с тобой разберемся, – нахмурившись, сказал Зажим. – Все.

Испытующе взглянув на Саву, он бросил:

– Сам виноват, валенок. Вечно с тобой всякая хрень происходит. Сидел бы молча, ничего бы не было.

Саве показалось, что он ослышался. Внутри, словно варево под крышкой раскаленного котла, заклокотала ярость.

Зажим себя вел так, будто ничего особенного не случилось.

Значит, это он виноват? Что, они только ограничатся наручниками?! И все?! Можно спать дальше, будто ничего и не произошло?!!

«Будешь качать права, получишь еще», – услышал он внутренний голос.

– Нет… нет, Зажим. Слушайте… – Сава запнулся, отхаркивая скопившуюся во рту кровь. – Мне и этой женщине нужен врач! Я истеку кровью!

– Не истечешь, – буркнул Ходжа. – Заткни тряпкой дырку, и все.

– Он опасный псих! – всхлипывая, захныкал Сава. – Так нельзя… Наручники… ему не помеха. Его нужно связать! Прошу… вас.

– Не смотрите вы, пожалуйста, – медленно, чуть ли не по слогам протянул Нос, подмигивая Саве. – Свысока-а-а… а по небу прокатите нас…

– Зат… заткнись, – едва ворочая языком, проговорил Сава. Он чувствовал себя полностью разбитым – сказывалась потеря крови и болевой шок. – Заткнись, мразь.

Нос тихо рассмеялся. Откинувшись спиной к стене, он застыл, глядя на Саву из-под полуприкрытых век.

– Спокойной ночи, – шепотом произнес он, и Сава содрогнулся.

Он больше не уснет. Иначе эта нелюдь снова подкрадется к нему и обгрызет все лицо.

Оторвав от рубашки второй рукав, зэк поменял «тампон».

Кровь скоро должна остановиться.

Он потерпит. Обязательно потерпит.

Фонарь потух, и зэки вновь улеглись.

Сава придвинулся к женщине. Она глубоко дышала, укрывшись одеялом, и он, нащупав ее руку, робко погладил ее. Странно, но это придало ему немного уверенности.

– Домой…

Сава склонился над ней. Несколько капель крови, сорвавшись с его раны, упали ей на лицо, но, казалось, она этого не заметила.

– Послушай… ты должна бежать отсюда, – прошептал Сава, убедившись, что женщина не спит и смотрит на него.

Сквозь просвет в потолочном настиле скользнул бледно-желтый свет луны, и Саве стало видно ее лицо, бледное и окровавленное.

– Я… я помогу тебе. Беги. Или погибнешь. Утром они опять тебя изнасилуют. И если не придет помощь, мы погибнем.

Несколько секунд она безмолвно смотрела на зэка, потом вздохнула и отвернулась.

Сава вытянул трясущуюся руку, разглядывая ее в лунном свете. Кровь на ней быстро подсыхала, начиная стягивать кожу.

Потом посмотрел в темноту.

Нос.

Там, в трех шагах от него, сидел опасный психопат. Людоед.

«Он смотрит на тебя», – прошелестел в мозгу внутренний голос, и мужчина покрылся ледяным потом.

* * *

«Домой. Домой».

«Домо-о-о-ой…»

Заунывно-монотонный голос сновал по закоулкам сознания, словно смертельно раненный зверек, царапаясь в агонии и оставляя повсюду капельки крови.