Текст книги "Дух свободы"

Александр Верт
Дух свободы

От автора

Сразу признаюсь, я участник протестного движения, не активист, не волонтер и по ряду обстоятельств почти бесполезный человек, по крайней мере, так я себя чувствую, но то, что о происходящем говорят и пишут, куда страшнее. Именно поэтому я хочу рассказать вам правду.

Важно! Я не участвовал в первых по-настоящему страшных акциях протеста, но я говорил с людьми, которые там были, которые это видели, с людьми, которым я верю, и на основе этих слов будет писаться история.

Герой этой книги Кирилл – вымышленный персонаж, но он пройдет Марш Свободы тем же маршрутом, что его прошел я, поэтому при чтении рекомендую поглядывать на карту Минска.

Все люди, о которых вы прочтете, вымышленные, но я специально подберу для вас разные типажи участников протеста, чтобы вы увидели ситуацию с самых разных углов. Если кто-то найдет в книге свою фразу или что-то очень похожее на свою историю, или вовсе самого себя в каком-то из эпизодов, можете считать это моим братским признанием в любви.

Краткое описание предшествующих событий

Культ личности Александра Григорьевича Лукашенко в Республике Беларусь стали развивать давно, но последние годы, пока за рубежом все восхищались Батькой, сами белорусы все чаще содрогались, видя монологи – диалогов у президента не бывает – на государственных каналах. Мало того, что правитель постоянно тыкал каким-то расставленным вокруг людям, так еще и чудил, решая за экспертов, что и как должно быть во всех сферах жизни.

Например, ему не понравились черви в курсе школьной биологии, и он поручил провести сокращение червей в школьной программе. Поручение было выполнено. Белорусы, конечно, посмеялись, дескать, Коленька[1]1
  Младший сын А.Г. Лукашенко


[Закрыть] червей не потянул, но проглотили это, по-настоящему подавившись во время коронавируса.

Вместо того чтобы сказать: «Мы бедная страна, мы не потянем карантин, берегите себя», наш правитель заявил: «Вы видите вирус? Я не вижу[2]2
  Нет, я не преувеличиваю и не шучу.


[Закрыть]», а потом стал долго и много рассуждать о том, что у нас «Свой путь»[3]3
  Это цитата, от которой у меня лично дергается бровь.


[Закрыть] и весь мир смотрит на нас и завидует, при этом не забывая оскорблять свой народ, рассуждая о том, кем надо быть, чтобы заболеть?

Парад 9-го мая и вовсе стал подобием пира во время чумы, поэтому люди просто хотели выбрать президента, от голоса которого не захочется выключить телевизор, от решения которого внутри ничего не содрогнется, но это право у них тоже отобрали.

9 августа 2020 года в Республике Беларусь состоялись президентские выборы. Три кандидата в президенты были не допущены к выборам, двое из них арестованы, а вокруг Светланы Тихановской, мужа которой арестовали, был организован объединённый штаб этих троих кандидатов, выступающий за честные выборы.

Во время выборов на участки не пускали наблюдателей, после выборов не вывешивались протоколы, а после предварительных результатов голосования протесты окончательно вышли из-под контроля. Люди устали от откровенной лжи и столкнулись с силовым удержанием власти. С 9-го по 11-ое августа в вечернее и ночное время происходили массовые столкновения протестующих с силовиками. В ход шли дубинки, светошумовые гранаты, резиновые и пластиковые пули, коктейли Молотова[4]4
  Бутылка с зажигательной смесью, которую можно использовать, как примитивную жидкостную гранату. Их применение самый спорный вопрос истории, по некоторым данным, они были, их было немного и швыряли их на дорогу перед ОМОНом, но не в самих силовиков.


[Закрыть], биты. Ни одно здание не пострадало (хотя есть сведения о разбитых выстрелами окнах, но я не могу быть в них уверен). В результате силового подавления протестов по всей стране было арестовано около семи тысяч человек, сотни получили ранения. По данным МВД, пострадало сто двадцать один (позже цифра стала сто пятьдесят[5]5
  Есть шутливая версия, что они потянули мышцы, пока избивали арестованных (несмешная, как все о ситуации в стране).


[Закрыть], хотя столкновений и разгонов протестов больше не было) силовик разных ведомств. Официальных данных о протесте не было, в государственных СМИ о пострадавших не говорили ничего, показывая одиночных непонятных людей в татуировках или задержанных иностранных граждан, в том числе россиян. При этом отключение интернета 9-го августа подстегнула людей искать информацию о происходящем.

12-го августа ситуация переменилась, потому что на улицу стали выходить женщины с цветами, пытаясь хоть как-то защитить своих мужчин. С того дня протесты имели только мирный характер вне зависимости от присутствия или отсутствия силовиков на улице.

Часть цветочных магазинов делало скидки. Работники многих из них вручную срезали шипы с роз, спасибо им за это.

Люди страны, еще со времен эпидемии коронавируса начавшие организовываться самостоятельно, осознавшие, что никакой помощи от государства у них нет, решили бороться до конца за новое государство, которое будет на их стороне, которое будет учитывать их права, которое будет защищать их. Поэтому они сами организовали себя, сами вышли на улицу, сами объединились в единую силу.

Все, что вы прочтете здесь, не является авторским вымыслом. Это настоящее лицо протестного движения в Республике Беларусь, такое какое оно действительно есть. Ничего из нижесказанного я не добавляю для красивой картинки. Все просто: есть люди, которые хотят соблюдения прав и законов, люди, которые против избиений и оскорблений, потому что ни один закон не предусматривает подобных мер наказания, какое бы правонарушение не совершил человек.

К слову, по официальным данным, на протесты выходит не более сорока тысяч человек, и это наверно единственное, что вам нужно знать об официальных данных в нашей стране.

Дух свободы

Еще подъезжая к Минску, Кирилл набрал Витю – своего лучшего друга. Тот появлялся в чате только смайликами уже третий день, и это было как-то странно. Телефон при этом оказался вне зоны действия сети.

– Вот же, – шикнул он, ему трудно было уже сидеть на месте столько времени и делать вид, что ничего не происходит.

Девятого, выходя из участка голосования, он как раз посмотрел на Витю и сказал:

– Блин, а скажут же, что он набрал семьдесят процентов.

– Да ну, не-е-ет, – протянул Витя, закурив. – Это слишком, каких-нибудь шестьдесят.

– Поспорим? – почти весело сказал тогда Кирилл.

Они, как два физика, любили точные цифры и спорить тоже любили, а теперь было совсем не смешно, потому что спор бы состоялся, если бы не пришел Сергей и не спросил про фотки, дескать, есть ли шанс сфоткать бюллетень.

– Есть, – тут же ответил Витя. – Там шторка закреплена с одной стороны, но стол она прикрывает.

– Не забудь, что фоткать надо две стороны, а то ты можешь, – сказал Кирилл ему вслед.

Потом они ждали друга, отходили подальше от школы, где был участок, на ходу кивая ребятам из независимых наблюдателей, которые сидели на стульях, на крыльце, раскладных, словно они тут на рыбалке. Главное было показать им белые браслеты на руке, чтобы они знали, кто тут за кого голосовал. Те кивали и делали записи. Называется – крутились, как могли, в свободной правовой стране. На «Голос»[6]6
  Сайт, созданный для дополнительного честного подсчета голосов.


[Закрыть] фотки отправляли уже с Сережей, отойдя от участка как можно дальше, а то мало ли.

Это самое «мало ли» витает в воздухе уже больше месяца.

– Не поеду в центр, а то мало ли?

– Давай не будем в центре встречаться, а то мало ли?

– На проспекте? О нет! Я не хочу, а то мало ли?

И почему тогда это самое «мало ли» никого по-настоящему не пугало, а так только по мелочи, и не важно, что автозаки выстраивались в колоны в городе, а ОМОН[7]7
  Отряд милиции особого назначения


[Закрыть] бродил по улицам. Теперь даже вспоминать это было страшно.

Мало ли, в мирное время в центре республики, и вот теперь у Вити недоступен телефон, у Вити, который с ним не расставался и всегда заряжал.

«Ты там хоть жив?» – написал Кирилл тому в личку, потому что в голову полезли действительно страшные мысли.

«Жив, конечно. Хуй я помру, пока мы режим не свалим», – ответил Витя, хоть и не сразу, а ведь раньше он не матерился, особенно в сообщениях. Интеллигент ведь.

«А я приехал»

«Молодец», – как-то странно ответил друг и, пока Кирилл думал, исчез из сети.

Самому Кириллу было и обидно, и стыдно, что он все это время не был в Минске, мать еще в день выборов почему-то насела, что срочно надо починить крышу в доме в деревне.

– Какая разница? Зачем сейчас? – не понимал он, но она просила, и отец настаивал, вот он и согласился, а теперь ехал назад с отцом и нервно стучал телефоном по колену.

«Починил крышу, да видимо не ту», – подумал Кирилл и поежился, видя, как в сторону центра опять поехала колона автозаков. Эти темно-зеленые машины уже никого не удивляли и даже не пугали, только внутри что-то сжималось, и кулаки сжимались сами так, что Кирилл чуть телефон свой не раздавил.

– И когда это началось? – спросил задумчиво отец Кирилла, глядя на эту колону.

– Когда? С цепи солидарности[8]8
  18-го июня 2020 года в Минске на проспекте Независимости выстроилось больше трех тысяч человек в живую цепь на тротуаре в знак протеста в связи с арестом одного из кандидатов в президенты Виктора Бабарико и его сына. Отдельно надо сказать, что люди стояли на дистанции друг от друга, не мешали даже пешеходам. Машины в поддержку подавали звуковые сигналы, иногда люди хлопали. Часть людей было задержано. Это была первая, но не последняя цепь. Но это было не настоящим началом проблемы, например, Сергей Тихановский уже был арестован, и его арест можно найти в сети и полюбоваться его разумностью.


[Закрыть], – рыкнул Кирилл, – хотя нет, раньше и это наша вина.

– В смысле? – не понял отец.

– В прямом, ты ведь все понимаешь! Ты же из Минска меня увез, чтобы я никуда не пошел, потому что знал, что что-то будет, и вот оно есть!

Мужчина потупил взгляд, но ничего не сказал, зато Кирилл эмоций своих постыдился. Да, он хотел с друзьями пойти и посмотреть протоколы комиссий на ближайших участках, но он сам по-настоящему не верил, что все обернется так, вот и уехал, даже на сообщение Сережи, что, мол, говорят, интернет отключат, не обратил внимания, не поверил, посмеялся.

«Ну бред же. Это же во вред государству», – подумал он, а интернет все равно отключили, а крыша чинилась.

– Извини, – сказал он отцу.

– На самом деле ты прав, – сказал пожилой осунувшийся педагог на пенсии. – Мы сами ему это позволили.

Кирилл ничего на это не сказал, только телефон закинул обратно в рюкзак. Больше всего его пугало, что друзья почти ничего не хотели говорить о происходящем. Приедешь – поговорим, – говорили они с тех самых пор, как появился интернет, они-то первое время вообще думали, что дело просто в деревне, живет-то в ней три старика и собака, может, и сеть тут такая себе, никогда хорошей не была, а тут совсем упала. Бывает.

«У нас все бывает, а потом хрен найдешь, где конец», – мысленно ругался Кирилл, глядя на последний автозак.

У дороги уже были люди, опять с шарами, цветами и лентами. Кириллу было даже стыдно им махать не потому, что он не с ними, а потому, что сейчас мать наверняка заплачет и скажет, что он не должен никуда ходить, что она не выдержит, если с ним что-то случится, а она действительно не выдержит, и отец тоже. Соврать им и сказать, что он никуда не пойдет, а потом, если что случится, его и искать не начнут сразу.

«Театр абсурда»[9]9
  Убедительная просьба от автора, запомните эту фразу и вспоминайте всякий раз, когда вам захочется подумать, что такого быть не может. К нашему ужасу, мы тоже о многом так думали, но оно происходило прямо у нас на глазах.


[Закрыть], – думал Кирилл и едва не вздрогнул, когда отец внезапно ударил рукой по рулю, сбрасывая скорость до двадцати километров в час, как шутили в Минске – единственной разрешенной скорости по новым правилам движения.

– Уроды, – внезапно вырвалось у мужчины, но, глядя, как загудела толпа у дороги, как разномастные женщины машут руками, приветствуя его, как своего, перестал злиться. – Ты собираешься сегодня на Марш за свободу? – спросил он.

– Откуда ты знаешь про марш? – удивился Кирилл.

Он уже как-то привык, что протест объявили телеграммным, а всех, у кого его нет, вычеркнули из списка участников, потому что всеми управляют кукловоды, только те почему-то то с России, то с Украины, то с запада, хотя когда это Лукашенко в своих речах не путался в показаниях? Это уже никого не удивляло, да и всерьез его слова уже никто не воспринимал. «Овцам», «наркоманам», «безработным» и «проплаченным»[10]10
  Все эти слова так или иначе звучали в адрес народа от главы государства с экранов государственных СМИ.


[Закрыть] уже хватило слов и оскорблений сполна.

– Мне друг звонил, сказал про марш, спрашивал, приеду ли я.

– А ты?

– Сказал, приеду, но, мол, не знаю, пойду ли. Опасно же, а теперь точно пойду, – сказал мужчина и, улыбаясь, помахал последней женщине в колоне, явно «самой продажной» старушке с тростью и цветами.

Кирилл посмотрел на нее с сочувствием, понимая, что сейчас народ прикрывается женщинами[11]11
  12-го августа 2020 ход протестного движения резко переменился, потому что на улицу вышли женщины. Первые женщины с цветами появились на Комаровском рынке, их было немного, около тридцати человек, но это подхватили сотни женщин Минска, а затем и всей страны. Уже к концу дня тысячи женщин собирались у дорог, чтобы остановить силовой разгон протестующих, что происходил с 9-го по 11-ое число.


[Закрыть], почти как щитом, и не ясно, как долго это будет работать. Ощущение, что в любой момент могут начать стрелять, Кирилла не покидало, хотя он был далеко, но успел насмотреться таких видео, что волосы на затылке шевелились, а о молчании СМИ и говорить не стоит. На улицах Минска взрывы, а в новостях радостно сообщают, что мы готовимся к Дожинкам[12]12
  Ежегодный фестиваль-ярмарка, который проводится в конце уборочной.


[Закрыть], это ли не издевательство?

– Фэйки всякие там в интернете пускают, – говорит президент и хочется разбить телевизор, только бы он уже умолк.

«Да, фэйки, а мы идиоты, мы не знаем своих улиц, не узнаем своих знакомых и, вообще, мы – „овцы, наркоманы, тунеядцы“ – права не имеем думать, знать, понимать. Господи, да хватит врать!» – хотелось кричать Кириллу, но он молчал, боясь нервировать отца, а тот вдруг про Марш за свободу сам говорит.

– Я хочу на Марш, – признался Кирилл. – Нет, не так, я должен быть там.

Отец ему только кивнул. От этого разговора о политике, которого они оба избегали, внезапно стало легче, даже как-то спокойней, особенно Кириллу.

«Если отец того же мнения, то мать можно будет убедить», – решил он.

– Мне же это… звонили, спрашивали, в городе ли я.

– Кто? – удивился Кирилл.

– Ректор… урод.

– А ты?

– Сказал, что в деревне. Это он что, меня на этот провластный митинг звать собрался, что ли?! – ругался отец, действительно ругался, хотя это для него было совсем несвойственно.

– Или хотел запретить идти на Марш, – пожимая плечами, сказал Кирилл. – Это же типа нормально решать, куда мы идем и что говорим. За нас даже решили, кто у нас президент.

– И не говори, – выдохнул отец.

– Кстати, ты за кого голосовал?

– За Тихановскую, и мать за нее голосовала. Я вообще не знаю ни одного человека, кто за него голосовал.

– А я знаю, – вздохнул Кирилл, – ребенок силовика областного масштаба.

– Ну и бог с ним, просто не восемьдесят процентов, совсем не восемьдесят. Ну написал бы он себе каких-нибудь пятьдесят три, я бы может и поверил, но восемьдесят.

– Мы победили коронавирус[13]13
  Так заявил Лукашенко Александр Григорьевич, и это, как всегда, показали в новостях госканалов.


[Закрыть], – отмахнулся Кирилл.

– И то верно, – вздохнул мужчина, продолжая неспешно двигаться в сторону родного района, самого тихого за всю историю протестов. – Сообщения о событиях на родных улицах были только двенадцатого числа, когда появился интернет и протесты стали мирными, хотя говорили, что кого-то в тот день еще даже задержали, схватили и уволокли в одну из тех вон темно-зеленых машин.

– И все это на наши налоги, – тяжело вздохнул отец, будто они с Кириллом думали про одно и то же. – Ну бьют, издеваются…

– Людей на провластный митинг возят[14]14
  16-го августа на площадь Независимости со всей страны привезли людей.


[Закрыть].

– И не говори. Слушай, а есть у нас что-то на районе? Я бы еще мимо толпы проехал, да как бы погудел, а то… аж трясет от злости.

– Я понятия не имею, все новости про площадь и митинг, – пожал плечами Кирилл.

– Много там едет?

– Ну с Могилева вот пишут – пустые автобусы катятся.

– Невидимая поддержка бесценна, – пошутил мужчина, но все равно сделал петлю, чтобы проехать по самой оживленной улице района, а там действительно оказался женский ряд, совсем небольшой, все явно к Маршу готовятся.

– Валя! – вдруг воскликнул отец Кирилла и ударил по тормозам, увидев у дороги свою жену.

Кирилл тоже глазам не поверил, но его мама в черном платье с белыми цветами стояла у дороги.

Меньше всего Кирилл думал, что сможет увидеть тут мать. Он даже из машины вышел, хотя они стали там, где запрещена остановка, но это почему-то никого не смутило, словно по какому-то негласному правилу все машины знали, что крайняя полоса именно для таких вот выходок, просто ехали по другой, продолжая сигналить.

– Ой, а что? Почему…

Мама у Кирилла так растерялась, увидев мужа, что чуть не стала убегать от дороги, как минимум, попятилась.

– Ты не ругайся, у нас тут тихо. Я тут только днем, автозаков тут не было, – стала оправдываться она, а отец резко шагнул к ней и обнял.

– Да, вы на нее не ругайтесь, все хорошо. Мы тут осторожны, – поддержала еще одна женщина.

– Да, – подтвердила девушка и подмигнула Кириллу.

Тот сразу полез в багажник за яблоками, потому что их было много, а протестующих уже стало традицией чем-то угощать, да и поддержать их действительно хотелось, особенно если учесть, что их совсем не много, но они стоят, это тебе не толпой веселой продержаться.

Настроение было гадкое и эту горечь очень хотелось разогнать, вот хотя бы яблоком.

«Мы едины и нас большинство», – напомнил себе Кирилл и стал раздавать яблоки, сначала как-то осторожно, почти заставляя себя, словно делает какую-то обязательную работу, а потом вдруг стало так светло.

– Они вкусные, с яблони буквально вчера сорваны, – пояснил он.

– Ой, спасибо, будет нам витаминка, – сказала женщина лет сорока, и Кирилл внезапно узнал свою первую учительницу, тогда совсем еще девчонку.

«Хоть кто-то еще сидит дома?» – спросил он себя, понимая, как внутри все проясняется и даже голос меняется.

– Яблочко? – спросил он у девушки с белыми шариками уже совсем иначе, с настоящей улыбкой.

– Спасибо, – сказала она, выбирая себе угощение из ведра.

– Ладно, девочки, – сказала мама Кирилла своим боевым подругам, – Надо мне мальчиков своих покормить, и не важно, что они у меня тут все взрослые.

– Конечно, – ответила ей одна из женщин, что стояла рядом. – Мы на Марш не пойдем, страшно, тут будем, если что приходи.

– Приду.

Они даже обнялись, прежде чем отойти, а Кирилл, недолго думая, отсыпал в пакет еще яблок и уже с чистым энтузиазмом протянул его своей учительнице, хотя та его явно не узнала.

– Спасибо, – сказал он ей и за то, что она здесь, и за то, что в комиссии на выборах ее не было, и вообще за человечность, которая в памяти у него и друзей осталась. – Пусть будут для тех, кто еще придет.

Яблоки приняли, а они всем семейством вернулись в машину, разве что сестры не хватало, фельдшера скорой.

«Не волнуйся, – написала она, – Я сейчас езжу с мужчиной врачом, а не одна», только после этого сообщения все равно после каждой ее смены Кирилл ждал сообщения, что она жива и здорова, потому что с медиками тоже никто не церемонился, как мать это пережила, не ясно.

– Как ты вообще тут оказалась? – спросил Кирилл, когда они сели в машину, искренне не веря, что его мать на такое способна. Она же от страха дрожала, даже если ей вовремя не отзвонишься, поехав куда-то.

– Я все это как увидела, – сказала женщина, закрывая лицо руками. – Я как увидела Машу…

– А что с Машей? – встрепенулся мужчина.

– Она цела, все в порядке, – призналась женщина, тихо заплакав. – Она просто двенадцатого ко мне приехала вся в слезах, потому что была там…

– Где? На Окрестина[15]15
  Так стали называть центр изоляции правонарушителей на улице Окрестина в городе Минске


[Закрыть]? Ее что успели арестовать? – наперебой спрашивали мужчины.

– На вызове там была, – глухо ответила женщина. – Витю забирала.

– Как Витю?

Кирилл так дернулся, что чуть прямо в машине не подскочил, если бы сидел за рулем, точно дело кончилось бы плохо, а отцу как-то хватило сил продолжить ехать. Он только руль сжимал и хмурился.

– Вот так, Витю… Маша сказала, что его одиннадцатого на Риге[16]16
  Торговый центр «Рига» в городе Минске, одна из точек столкновения протестующих с правоохранительными органами, по некоторым свидетельствам, там отвоевывали у ОМОНа щиты и шлемы.


[Закрыть] арестовали.

– Как одиннадцатого? – глухо спросил Кирилл, не веря, что ему такое просто не сказали.

– По телефону сейчас о таком боятся говорить, – призналась женщина, вытирая слезы. – Вот я тринадцатого и вышла, приехав с работы. Витю-то за что? Он же хороший парень.

– Но голосовал неправильно, – ответил Кирилл, почти рыча, потому что Витя уж точно не был человеком, который схватит арматуру или того хуже начнет швырять коктейли Молотова, которые вроде тоже в ход шли в тот день. Кто угодно, но не Витя.

«Что он вообще делал в этой мясорубке?» – думал Кирилл, теперь точно зная, что он сегодня пойдет до конца, и не только сегодня, но и завтра.

– Сказать вам было страшно, – тихо прошептала женщина, – боялась, что ругать меня будете, а вот выходить уже не страшно, сначала было, а потом…

– Страшно, что ничего не изменится, – за нее сказал мужчина, в очередной раз доказав, что они действительно «одна сатана».

– Да, – тихо ответила женщина, пока они въезжали во двор, где обычно были дети, а теперь почему-то сидели только две пожилые женщины на лавке и больше никого.

– У нас тут все словно вымерло, – призналась женщина, озираясь по сторонам.

– Воскресенье утро, еще одиннадцати нет, – попытался оправдать эту тишину Кирилл.

– Нет, тут так теперь всегда, – грустно сказала женщина и первой поплелась к подъезду.

Только теперь у нее на руке он заметил белую ленту, хотя именно она запрещала ему идти голосовать с белым браслетом, а то мало ли что…

Комментировать он это не стал, просто последовал за родителями домой, хоть и жил Кирилл не с родителями, а квартиру снимал, как раз с Витей, но теперь ехать туда даже не хотелось.

«Белая футболка тут и так найдется», – решил он, все еще не понимая, как они могли целую неделю просидеть в деревне, копаясь в крыше старого дома. О том, что эту самую крышу надо починить, они решили давно, отпуска специально с отцом взяли в одно время в августе, думали, если что еще и на море сгонять успеют. Все эти планы на начало года теперь казались такими нелепыми, словно целая вечность прошла.

– Я все думала, как с вами поговорить, чтобы на Марш пойти, – призналась мама.

– Пойдем, – сказал отец и больше об этом уже не говорили.

Кириллу хотелось позвонить сестре и узнать все про Витю, где он, что с ним, но вспоминались слова мамы о том, что по телефону об этом не говорят, поэтому он просто написал Сергею, что приехал и спросил только одно: «где встречаемся?»

«Ты готов шатать режим?» – спросил Сережа и зачем-то налепил кучу бодрых смайликов, словно дело в какой-то веселой игре, но, несмотря на неприятное чувство, Кирилл ответил: «да».

«Ты вообще где? У себя или у предков?»

«У предков»

«Тогда выскакивай из дома этак в 13.30, поедем на какой-нибудь Челюскинц[17]17
  Парк Челюскинцев в Минске, так же называется станция метро, расположенная рядом с ним на проспекте Независимости.


[Закрыть]»

«Ок», – сначала написал Кирилл, потом подумал и спросил: «Чего про Витю не сказали?»

«Он жив, остальное неважно», – ответил Сергей как-то слишком резко, нехарактерно для своей отчаянной головы.

«Просто выходи как обычно», – закончил разговор Сережа, словно еще раз подчеркнул, что Кирилл не в теме настолько, что с ним и обсуждать нечего.

– Так что там с митингом за власть? – спросил отец, пока мама накрывала на стол. – Вроде уже двенадцать или когда там собрались его начать?

– В двенадцать, – согласился Кирилл.

– Но не начнут, еще не все приехали, вот «тутбай»[18]18
  TUT.by – информационный интернет-портал, заработавший большой кредит доверия белорусов.


[Закрыть] пишет, – сказала мама, и только тогда он понял, что та не выпускает из рук телефон, да и ленту с руки не сняла, хотя переоделась. – Туда еще тракторы зачем-то поставили у дороги.

– Позорище какое постановочное, – устало вздохнул отец, но все же принес на кухню ноутбук.

– Включай «БелСат»[19]19
  Польский спутниковый телеканал, который вел прямые эфиры на белорусском языке во время акций протеста и связывался со своими корреспондентами на месте событий.


[Закрыть], у них наверняка трансляция, – сказала мама, и Кирилл совсем осел, потому что мама и «тутбай» это еще куда ни шло, но если его мама нашла «БелСат» и запускает «псифон»[20]20
  Psiphon – бесплатный инструмент для обхода цензуры, который помог очень многим белорусам не исчезнуть из сети.


[Закрыть], чтобы уж наверняка ничего не сбоило, то мир явно перевернулся и прежним уже не станет.

Оказывается, если хотеть знать, что происходит, это можно сделать, даже если государство отключило интернет, и не важно, что при этом говорят о каких-то атаках извне.

– Кому мы вообще нужны, атаковать наш интернет? – сказала мама Кирилла на работе.

– Таракану[21]21
  Тараканом стали называть президента со времен одного из стримов Сергея Тихановского (кандидата в президенты), одна из женщин назвала Александра Григорьевича Лукашенко тараканом и сказала, что его пора прихлопнуть. Идея таракана мгновенно была впитана массами.


[Закрыть], – ответили ей парни из другого отдела и дали флэшку с волшебным «псифоном», мгновенно сделав трусливую Валю жадным охотником на информацию.

– Ну, мама, ты даешь, – удивился Кирилл.

– Это еще что! У меня есть телеграмм! – заявила женщина, которая вайбер отказывалась ставить, потому что все это не для нее.

Только смотреть толком ничего не стали, потому что стыдно было за этот самым митинг за Лукашенко и жалко людей, которые там оказались, да и чувство гадкое, липкое поднималось в груди, особенно когда появлялись кадры с президентской речи.

– Ой, лучше поесть, – решила мама и просто его отключила, опустив крышку ноутбука, и замерла. – Страшно мне слушать, что он говорит, – призналась она. – Я вообще не понимаю, как он может что-то говорить людям после всего.

Она снова тихо заплакала, явно от усталости, но позволила мужу себя обнять.

– Я рада, что вас тут не было эти дни, – призналась она. – Тут же так все гремело, зарево на весь Минск стояло, дымом пахло даже здесь, а он еще что-то говорит. Какая уже разница, кто вообще на этих выборах победил? После вот этого всего?

– Ну он тут гнет, что народ сам виноват, – пробормотал Кирилл, действительно не понимая, как они все оказались в заложниках у собственного государства.

– Виноват?! – внезапно вспыхнула мама. – Смешно! Вооруженные люли избивают парней в шортах и те виноваты сами?! Да даже если они там баррикады строили, даже если кидались, как там говорили, плиткой, так судите их, а не… а не вот это вот! Устроили концлагерь[22]22
  Так многие называют Окрестина после того, как стали известны факты избиений, издевательств и даже изнасилований дубинками задержанных.


[Закрыть] в центре страны! Если ты это допустил, то ты больше не президент, сколько бы там за тебя ни проголосовало людей!

Кирилл не смог ничего сказать, просто поел, сходил в душ и пошел искать белую майку, но, оказалось, мама ее уже нашла.

– Держи, – сказала она, – и это тоже…

Она почти торжественно вручила ему белый браслет, который отобрала в день, когда отправляла в деревню.

– Ты только будь осторожен.

– Конечно. Может, вы с нами?

– Нет, встретимся у стелы[23]23
  Точка сбора на Марше Свободы – Стела Минск – город-герой, место, где проходят парады Победы, даже в эпоху коронавируса.


[Закрыть], сынок, – сказал отец. – Мы на машине до Немиги[24]24
  Улица и станция метро в городе Минске, место, где в мае 1999-го года из-за массовой давки людей погибло пятьдесят три человека, что наглядно показало опасность толпы. Люди так пытались спрятаться от града, что стали давить друг друга на входе в метро. Министр МВД припомнил этот инцидент, напоминая про опасность массовых мероприятий, а также подчеркнул, что в той трагедии погибли сотрудники милиции (два человека).


[Закрыть], а там со знакомыми пойдем дальше.

– Это хорошо, – согласился Кирилл, – там попробуем найтись.

– Маша тоже будет там, – сказала мама, – но за нее не бойтесь, она под защитой.

Кирилл хотел бы узнать, под какой такой защитой, но надо было бежать, а то потом от Серегиных шуточек отбоя не будет, весь день за опоздание троллить будет. Он такой, ну или был таким, потому что Серега стоял у машины и курил, вминая окурки в баночку от какого-то крема, которую он поставил на капот.

– Витя просил без него режим не валить, так что пока просто шатаем, – не то всерьез, не то шутя сказал Сережа, но даже не улыбнулся.

Когда Кирилл его видел в последний раз, он постоянно улыбался, а теперь только хмурился.

– Кстати, на нашем участке за Лукаша проголосовало семьдесят пять процентов, прикинь? Наш район нас киданул.

– Ты же сейчас шутишь? – растерянно спросил Кирилл, понимая, что он действительно не в теме.

– Про проценты нет, а про «киданул» – конечно. Ладно! – Он внезапно улыбнулся. – Поехали, а то колона уже шагает по проспекту! Моя труба режим шатать!

– Про Витю хоть расскажешь? Что с ним? – спросил Кирилл уже в машине.

– Да как у всех – гематомы, синяя жопа, разбитая голова, травма промежности…

– Что? – не понял Кирилл.

– Не тупи! Яйца они ему отбили, пидоры! – крикнул Сергей и, включив Цоя, наконец-то стал выезжать со двора. Только почему-то выбрал он не «Перемен» – песню, которая почти стала гимном протеста, а «Группу крови». – Еще не ясно, чем все это кончится у Вити. Его там желтым пометили[25]25
  По свидетельствам тех, кто побывал на Окрестина, на задержанных, которые нуждались в повышенном внимании (формулировка не моя), ставили желтые метки на спинах и избивали больше остальных.


[Закрыть] явно за чаты обсуждений. Мы же держали оборону Риги[26]26
  Напоминаю, что это торговый центр в Минске, а не город.


[Закрыть].

– Зачем? – спросил Кирилл, не понимая. – Зачем вообще надо было сунуться в это пекло?

– То есть надо было дальше делать вид, что нас не обманывают, или, может, нам надо было не защищаться, когда они гранаты в толпу кидали?

– Светошумовые?

– Хрен их знает какие, Кир. Я те что, эксперт по гранатам? Но взрывалось только так, и вообще не хочу я об этом, бескровный режим гражданской войны должен продержаться как можно дольше, потому что нас много, но мы не бессмертны.

Кирилл не мог не согласиться, но говорить ничего не стал, ему все еще хотелось верить, что есть еще какой-то выход.

«Хотя какой, если он даже сейчас собирает свой митинг и что-то там снимает и не важно, что в этом уже нет никакого смысла», – думал Кирилл, а потом напрягся, когда понял, что Сергей едет к этой самой Риге.

– Мы заберем одного моего товарища, оставим тут машину и пойдем пешком, заодно я тебе покажу кое-что, – сказал Сергей, прежде чем съехал с дороги в один из дворов.

Там почему-то были открыты все подъезды.

– Красота, – сказал Сергей и вышел первым, прихватив с собой рюкзак. – Пошли.

Он зашел в один из подъездов, почти как к себе домой, и потянул Кирилла за собой, чтобы остановиться на пролете между первым и вторым этажом, там на табуретке стояла бутылка перекиси, а рядом лежали бинты, вата и даже жгут.

– Вот это любовь, – сказал он с улыбкой, но из рюкзака достал еще бутылку с водой и совсем довольно улыбнулся. – Да ладно тебе, Кирилл, хватит смотреть на все с такой скорбной рожей, это же так, из предосторожности, потому что готовым надо быть ко всему!

Он похлопал с важным видом по рюкзаку.

– Словно у тебя там боеприпасы, – невесело пошутил Кирилл.

– Боеприпасы? Ну давай посмотрим… так, где тут боеприпасы? – спросил он, вдумчиво копаясь в рюкзаке. – О! Смотри, вот тебе боеприпас! – Он торжественно протянул Кириллу конфету. – Вчера какая-то девчонка на протесте дала, потому что я ей понравился, но это неудивительно, я же красавчик!

– И болтун еще, – внезапно вмешался еще один голос.

По лестнице к ним спускался худой рослый парень в очках.

– Смотрю, машина твоя стоит, открываю дверь – трындит. Ты неисправим, – сказал он, подойдя к Сергею, но несмотря на ворчание пожал ему руку крепко и уверенно.

– Я же не президент, чтобы меняться, – пошутил Сергей и представил парней друг другу: – Кир, это Руслан, программист, с которым в разведку идти не страшно. Рус, это Кирилл, он нормальный, хоть и не был в Минске все эти дни.

Руслан довольно скептически осмотрел Кирилла, но ничего не сказал, только руку ему пожал и сказал, что как бы стоит пошевеливаться.

– И так уже к стеле не пробиться будет.

– Артур к стеле не хочет, – пожал плечами Сергей.

– Чего это?

– Ну его там повязали, говорит – местность открытая, и вообще…

– День, народ там с детьми вообще-то, думаешь что-то будет?

– Что-то может быть всегда, но если Артур не хочет, значит не пойдем.

– А кто такой Артур? – подал голос Кирилл, совершенно растерянный.

– Не поверишь, парень твоей сестры!

– Блин, такое чувство, что я не неделю отсутствовал, а пару лет! – воскликнул Кирилл, действительно не узнавая людей вокруг. Они были теми же и в то же время другими.

– Если тебя не было неделю, то ты пропустил целую эпоху, – задумчиво сказал Руслан и первым пошел вниз.

У него тоже был рюкзак, перевязанный белыми и красными ленточками, Кириллу даже странно стало, что он тут один почти без ничего идет на мирное шествие или на войну, теперь уже и не разобрать.

У подъезда при этом внезапно нашлась старушка, которая посмотрела на парней зло и недовольно.

– Ничего не понимают, опять польскими флагами махать пошли, – ворчала она себе под нос.

Кирилл на нее обернулся, но говорить ничего не стал. Сергей даже не дернулся, и только Руслан, не оборачиваясь, ответил:

– Мы наркоманы тупые, мы никогда ничего не поймем.

– Дальше пешком, – решил за всех Сергей. – Дойдем до проспекта, узнаем, где там Артур. Они с Уручья[27]27
  Район Минска с одноименной станцией метро, одна из точек столкновений.


[Закрыть] уже стартанули.

– Принято, только еще Катю подхватим.

– О-о-о-о, наш снайпер с нами, – рассмеялся Сергей и тут же сложился пополам, видя взгляд Кирилла. – Ну ты что, дурак? Ты что вообще о нас всех думаешь, а? Она сидела на балконе и предупреждала, если приезжала техника, те же водометы, например.