Текст книги "Библия и наука по вопросу о происхождении мира и человека"

Известный И. Фогт пишет: «Ни один эмбрион определенного класса позвоночных животных не похож на эмбрион другого класса в какое-либо время своего существования».

Знаменитый анатом фон-Бишоф в заседании физико-математического отделения Королевско-Баварской Академии наук сказал: «Я представил тщательные и точные рисунки увеличенных в 400 раз зародышевых яиц человека, коровы, собаки, свиньи, кролика, кошки, мыши и крота, и рисунки эти позволяют заметить значительные различия как в величине яйца, толщине оболочки желтка, так особенно в составе яичного желтка».

Против Геккеля говорят еще по поводу данного вопроса Ранке, фон-Баер, Деннерт, Васманн, Флейшман и мн. др.

Как же это случилось, что Геккель, такой крупный биолог, и вдруг допустил такую крупную ошибку?

Дело в том, что тут не ошибка, а обман.

Вскоре по выходе книги Геккеля в свет Рютимейер, профеееор зоологии и сравнительной анатомии в Базеле, доказал в «Архив антропология» т. 8, 1868 г. стр. 300), что Геккель одни рисунки выдумал; для других «произвольно видоизменил или обобщил существовавшие модели». Точные исследования показали, что три рисунка каждый раз сделаны были одним и тем же клише или, по крайней мере, три клише каждый раз были сделаны по одной и той же деревянной болванке. Словом, Геккель один и тот же рисунок назвал зародышевым яйцом человека, другой раз – яйцом обезьяны, третий – яйцом собаки; тоже самое было проделано и с тремя эмбрионами.

Спустя некоторое время В. Гис, профессор анатомии в Лейпциге, опять поднял это дело и доказал Геккелю дальнейшие его подлоги. Это он сделал в сочинении «Форма нашего тела и физиологическая проблема ее происхождения». Лейпциг, 1875 г. В этом сочинении, после изложения вышеприведенного дела, мы читаем следующее: «Насколько дело касается оригиналов Геккеля, я ничуть не сомневаюсь и прямо утверждаю, что рисунки отчасти в высшей степени неверны, отчасти прямо выдуманы. Выдумана, например, фиг. 42, затем выдуманы две фигуры человеческих эмбрионов на стр. 217 «Ест. Ист. Творения», выдумана также большая часть фигур эмбрионов на табл. IV и V».

Интересующиеся подробностями закулисного творчества Геккеля могут обратиться к книге д-ра Деннерта «Геккель и его „мировые загадки” по суждениям специалистов», в которой найдут богатый и разносторонний материал по желаемому вопросу.

Итак, наиболее крупные и авторитетные натуралисты в доказательство своих убеждений ссылаются даже на несуществующие или искаженные данные, т.е., выражаясь мягко, прибегают к обману.

Подводя итог всему вышесказанному, мы должны сказать, что из зоологических доказательств животного происхождения человека нет ни одного такого, которое отличалось бы бесспорностью, точностью и убедительностью. Все они более или менее сомнительны, не установившиеся. А на таких доказательствах нельзя основывать решения столь серьезных и важных вопросов, как вопрос о происхождении человека.

Перейдем теперь к другому типу доказательств.

Теория естественного подбора основою своею имеет предположение о крайней постепенности в переходе одной формы в другую, опыт же указывает на бездну между человеком и совершеннейшим приматом. Очевидно, здесь смерть дарвинизма. Где те формы, где тот целый мир, который отделяет человека от обезьяны? В ответ на это дарвинизм отделывается только обрывками из этого мира, да и то мнимыми, когда время от времени выдает за искомую промежуточную форму между обезьяной и человеком кусочки скелетов от людей и ныне существующих видов обезьян. Неудачи в поисках промежуточной формы понятны: нельзя найти того, чего нет.

Но все таки рассмотрим палеонтологические доказательства в пользу животного происхождения человека и критически оценим их.

В 1893 году один голландский военный доктор Эжен Дюбуа нашел на острове Ява, на старом русле реки, черепной покров, верхнюю черепную кость и две челюсти, лежащие на расстоянии нескольких метров друг от друга. Казалось, что все эти кости принадлежат одному и тому же индивидууму. Геккель тотчас же признал в нем «недостающий член» между человеком и обезьяною и окрестил его громким именем: Pithecantropus erectus, т. е. прямоходящая обезьяна-человек. Сам виновник открытия этих костей тоже так думал о своей находке. Так, в 1895 году на третьем зоологическом конгрессе в Лейдене он в двухчасовой речи пытался доказать, что этот питекантроп и есть до сих пор напрасно разыскиваемое missing link (недостающее звено) между человеком и обезьяной.

Но мир беспристрастных ученых натуралистов не согласился с мнением Э. Дюбуа и Геккеля. Например, Вирхов на Лейденском конгрессе 1895 г., где он был почетным президентом, выяснил, что нельзя с уверенностью утверждать, будто найденные кости принадлежат одному индивидууму и что еще менее можно решить – был ли этот индивидуум человеком или обезьяною: бедренная кость говорит как будто за человека, черепная покрышка – за обезьяну. Только в случае, если был бы найден полный скелет Pithecantropus можно было бы произнести решительное суждение о его положении в зоологической систематике. Это рассуждение Вирхова сохраняет свою силу и поныне.

Возможность всякого отождествления этой находки с промежуточною формою, по мнению проф. Гейнке, совершенно устранена тщательными геолого-палеонтологическими расследованиями геолога проф. Фольца на меете самой находки в 1904–1906 г.: ими неопровержимо установлено, что Pithecantropus принадлежал к средине дилювиальной эпохи (дилювиальная формация – наносные отложения геологической эпохи, предшествовавшей современной) и жил вместе е людьми в местности, где найден. Между тем по теории человек и обезьяна должны были разойтись раньше.

Затем, питекантроп по некоторым своим свойствам действительно представляет как бы промежуточное звено между человеком и обезьяной, но по другим свойствам он является как бы промежуточным звеном между высшими и низшими обезьянами настоящего времени. На это обратил внимание профессор Швальбе, сам заинтересованный в отыскивании доказательств животного происхождения человека. Теперь больше склоняются к тому, чтобы видеть в питекантропе боковую ветвь рода обезьян. Его нужно помещать не в ряду предков человека, а в ряду предков современных обезьян. Рихард Гертвиг склоняется к выводу, что скорее всего останки яванского скелета принадлежать вымершей гиббонообразной обезьяне, отличающейся от современных необыкновенною величиною и громадною емкостью черепа, заставляющей предполагать относительно большой мозг. Точно так же Макнамара пришел к заключению, что питекантроп есть чистая обезьяна большой величины. Он при помощи методов измерения Швальбе произвел сравнение яванского черепа е черепом шимпанзе. Оказалось, что они различаются между собою почти лишь величиною, но не формою.

Такое же разнообразие мнений существуешь и насчет неандертальского человека. Череп его был найден в пятидесятых годах пред одной пещерой в Дюссельской долине на Рейне. Он был неоднократно исследуем целым рядом антропологов и истолковываем ими всевозможным образом. Так, неандертальца считали то идиотом, то монгольским казаком, то древним германцем, древним голландцем, древним фризом, кузеном австралийского негра, примитивным первочеловеком, примитивным обезьяночеловеком. Эта научная судьба остатков неандертальского скелета показывает, что он принадлежит к числу тех многозначащих находок, из которых каждый исследователь извлекает то, что ему нравится. Было бы совеем преступно на основании подобных, в высшей степени сомнительных находок заявлять, что найдено связующее звено между обезьяною и человеком.

Ценность неандертальской находки теряется еще вследствие того, что совершенно невозможно определить ее геологический возраст. Рафф подчеркнул, что никакой компетентный исследователь не видел неандертальского скелета в его первоначальном положении. Когда Фюльрат, открывший его, пришел на место находки, рабочие уже вынули глину с костями и поместили у подножия скалы. Вирхов тоже отметил, что никто не видел – помещались ли кости в дюливиальной глине. А вся слава найденного черепа обусловливалась тем, что о нем сначала утвердилось мнение, будто он лежал в дилювиальной глине, которая образовалась ко времени древних млекопитающих. Знаменитый неандерталец мог быть гораздо новейшего происхождения, чем дилювиальная глина пещеры, в которой лежал: он мог быть погребен в ней позднее. С этим падают все утверждения относительно значения черепа для теории развития.

Одним словом, есть ли посредствующее звено между человеком и обезьяной?

Крупный ученый Вирхов так отвечает на этот вопрос: «Я, право, не знаю, что сказать о предположении, будто человек ведет свое происхождении от обезьяны. Фактически таких переходов от человека к обезьяне не существует; а между тем в настоящее время должны были бы существовать представители подобных форм, если только они имели место в развитии человека».

Вот более позднее признание.

Профессор Бранко, директор геолого-палеонтологического института Берлинского университета держал на V международном зоологическом конгрессе в Берлине 16 августа 1901 г. заключительную речь «Ископаемый человек». Главное положение речи Бранко формулировалось так: человек является пред нами в земной истории по истине как homo novus, а не как потомок раннейших родов. Между тем как большая часть млекопитающих настоящего времени, оказывается, имеет длинные ряды предков в третичное время, человек является прямо и внезапно в дюливиальную эпоху так, что мы ничего не знаем о его третичных предшественниках. Третичного человека нет, а следы его деятельности в третичное время имеют сомнительную природу. Напротив, остатков дилювиального человека много, но дилювиальный человек выступаешь как совершенный homo sapiens.

Отсюда на вопрос «Кто был предком человека?» Бранко дает следующий чисто научный ответ: «Палеонтология ничего не знает об этом, она не знает предков человека».

Если так, то, значит, все доказательства, которые думали извлечь из яванской находки и неандертальского черепа в пользу животного происхождения человека, просто падают сами собой.

Ну, хорошо. На время допустим, что дарвинизм истинен, что ему удалось доказать совершеннейшее тождество человека и животного в телесном отношении. Но и в таком случае он ничего не выигрывает. Ведь тождество это не отрицается и догматом творения, допускающим лишь различие в степени совершенства. Прекрасно рассуждает по данному вопросу профессор богословия в Новороссийском Университете А.М. Клитин. В первом томе «Истории религии» (Одесса, 1910 г.) он пишет:

«В Библии не дается никаких данных к тому, чтобы утверждать, что человек появился сразу, в готовой форме своей природы... Персть земная, или прах, очевидно должна была развиваться, или пройти известные степени или виды жизни, пока сделалась достойной или способной вместить в себя „дыхание жизни”, или стать во всей целостности человеческой природы (Арх. Чернигов. Филарет Догмат. Богословие. ч. I. изд. 3. СПб. 1882 г. стр. 195), образом и подобием Божиим. В этом и состояло создание из праха земного. Но в чем именно состояло это развитие или прохождение чрез формы жизни, чрез какие именно формы жизни совершилось это прохождение и как долго оно продолжалось – об этом никаких свидетельств в Библии нет (см. «Понятие о творении» –Христ. жизнь. 1906 г. №17). Если и признать, что человек проходил «во время развития своего праха» все стадии животного развития, то только до тех пор, пока тело его не стало сообразно „образу Божию” и не приняло в себя, в ноздри свои, дыхания Божия. Как только человек стал человеком, все животное окончилось. Началась жизнь человеческая, разумная, свободная, словесная. Человек стал говорить. Это естественный, логичный, несомненный ход жизни».

Посему, если признать такого рода рассуждение, для принятия которого нет никаких препятствий со стороны Библии, то все аргументы в пользу животного происхождения человека, основанные на сходстве телесной организации и животного, должны быть признаны непопадающими в цель. Никакими аргументами этого рода не затрагивается существенное различие между человеком и животным, лежащее в иной психической области.

«Вопрос об отношении человека к обезьяне, говорит Рейнке, нельзя решить, если мы будем иметь в виду одни лишь их телесные свойства; также тщательно должно сравнить их психические свойства, и здесь мы наталкиваемся на непроходимую бездну. В чем она? В человеке есть нечто, что возвышаешь его над животным. Это – его личность. Это свойство связано прежде всего с его духом, а потом уж зависит и от тела; но к животным понятие личности неприложимо. Животное может иметь индивидуальность, не личность, которая есть всегда нечто духовное. От человека к животному – величайший скачок, какой только знает органическое царство… Откуда явился человек на нашей планете, „облекся в плоть”, об этом естествознание ничему не учит; мы ничего об этом не знали бы даже и в том случае, если бы было доказано, что тело человека образовалось из обезьяны.

Поэтому учением об эволюции или о животном происхождении человека не наносилось бы никакого ущерба достоинству человека и царственному положению его в природе, о котором учит христианство, даже если бы эволюционизм был прав.

Тот же Рейнке пишет: «Значение человека, его личности, его души не затрагивается нашими представлениями о способе происхождения его тела, будем ли мы представлять тело первого предка людей, вышедшим непосредственно из минерального царства, из земли (согласно с Библией), или же будем думать, что оно произошло путем превращения какого-нибудь животного вида».

Даже сами эволюционисты, некоторые из них, как Уоллес, друг Дарвина, говорит, что человек не мог явиться естественною силою только законов эволюции без вмешательства сверхъестественного или нового Божественного творческого акта, насколько дело идет о душе человека.

Итак, своими аргументами в пользу животного происхождения человека, основанными на телесных сходствах человека и обезьяны, дарвинисты, в сущности, как видим, ничего не достигают.

Но должны ли православных христиан смущать все эти рационалистические и натуралистические теории, гипотезы и думы?

Совсем нет.

Прекрасно рассуждает по данному вопросу Эрих Васманн, словами которого мы и закончим свой очерк.

«В 1859 году настал час, когда могучий вал подобно урагану понесся со стороны Англии. Вал увеличивался, становился выше и шире, так что пенистый гребень его достигал зубцов скалы. Конечно, вал этот не носит имя Дарвина и дарвинизма в узком смысле слова, это – теория развития, борющаяся с теорией постоянства, и до сих пор борющаяся победоносно и, очевидно, имеющая победить ее до конца. Но должны ли мы трепетать за твердость скалы? Нет не должны. Несмотря на это, несмотря на водоворот у своей подошвы, скала христианского миросозерцания устоит. И, быть может, пройдет еще несколько десятков лет и эта новая волна будет мирно покоиться у подошвы скалы. И потом, когда через несколько веков опять придет другая, более сильная волна, чтобы вытеснить свою предшественницу, скала христианского мировоззрения и тогда будет так же твердо стоять, как и до сих пор.

Я лично твердо убежден в непоколебимости скалы христианского миросозерцания. А почему? Потому что скала и волны по природе своей не враги, а друзья. Почему же – человеческое знание и христианское вероучение не враждебны друг другу? Оба они суть только два потока из одного источника, из одного первого источника, из одной и той же бесконечной вечной премудрости Божией. Эта премудрость не может противоречить себе самой, хотя бы она говорила нам на том или ином языке. Поэтому я твердо убежден, что между христианской верой и наукой не может быть действительного противоречия».

Заключение

Апостол Павел в одном из своих посланий к Тимофею говорит: «Будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням» (2; 4 гл. 3–4 ст.).

Это пророчество первоверховного апостола с буквальною точностью исполняется в настоящее время. Теперь весьма многие здравого учения, учения св. Писания, не принимают. Отвергают его. Даже смеются над ним. И взамен его придерживаются ложных теорий, идут за лжеучителями, которые, действительно отвращают слух от истины и обращают его к басням».

Возьмем например, настоящий вопрос. Вопрос о творении человека. Сколько лет учили людей тому, что человек происходит от обезьяны? Сколько лет смеялись и издевались над библейским сказаньем о происхождении человека? Сколько верующих сердец разбились об этот камень преткновения и соблазна? Сколько мудрых и неразумных, великих и малых, мужчин и женщин, верующих и неверующих склонили свои колена пред теорией Дарвина, признали ее за твердо установленную истину и внесли ее в качестве краеугольного догмата в своей научный катехизис.

И что же? Настало время, когда теория о происхождении человека от обезьяны потеряла свой кредит повсюду. Не только среди простых, но среди и ученых. Теперь редко кто придерживается дарвиновой теории, как таковой. Редко кто верит в происхождение человека от обезьяны. Долго владевшая умами теория при всеобщем смущении, к стыду всех ее проповедников сдается в архив. Она доживает свои последние дни, будучи всеми оставлена, критикуема, постепенно забываема.

На смену ей выступает новая теория, новое решение вопроса о происхождения человека.

А как ей верили! Как были убеждены в ней! Как горячо всегда отстаивали ее! Как самоуверенно возвышали ее над библейским сказанием! И вдруг – полное крушение ее.

А сколько верующих душ погибло напрасно из-за нее. Сколько соблазна внесла она в среду правоверных христиан! И все это из-за чего? С позволения сказать, из-за чепухи, из-за простого предположения, из-за недоказанной мысли, из-за нелепейшей теории.

Подлинно: «от истины отвратили слух и обратились к басням».

Скажем несколько слов о вновь появившейся теории.

Теперь все так называемые ученые натуралисты, разделяют такое убеждение, что человек вовсе не происходит от обезьяны, но что он и обезьяна имеют одного общего родоначальника. Произошли от одного и того же предка. Существующие между ними различия, как более существенные, так и менее существенные, получились оттого, что человек пошел по пути развития, прогресса, а обезьяна, наоборот, по пути регресса, так как перестала развиваться и совершенствоваться.

Наиболее видными представителями современной теории по вопросу о происхождении человека являются такие знаменитые ученные, как Штратц, Альсберг, Клаач и др. Последний известен и у нас, в России, благодаря книгоиздательству «Просвещение», которое ознакомило читающую публику с означенной теорией.

Что же, какое существо считают за первоначальный организм, давший два родовых древа?

На этот вопрос пока нет определенного ответа. Его решают различно. И решения эти пока не что иное, как предположения, которые еще не обоснованы, не проверены, не доказаны.

Так, Штратц представляет этот первичный тип как т.н. саламандру (Nolcheus) – мышь. Клаач говорит об общем типе обезьяны, но тип этот доставляет большие затруднения, поскольку он не похож на человеческий тип, который будто бы произошел от него. И т.д.

Какова же проба всех этих предположений?

Весьма низкая. Это можно, по крайней мере, видеть из того, что на антропологическом конгрессе в Линдау, когда Клаач стал подробно развивать свою теорию, Ранке, автор двухтомного исследования «Человек», возразил, что выставлять такие гипотезы, значить «просто фантазировать».

Великолепно оценивает эту модную теорию известный биолог Эрих Васман. Он пишет:

«При рассмотрении этой теории весьма важен следующий палеонтологический момент: чем далее мы относим эту первичную форму, тем более должно быть посредствующих звеньев между человеком и обезьяной в палеонтологии.

Но так ли это? Взглянем на оба гипотетических родовых древа. На одной стороне мы видим ряды развития, приведшие к образованию настоящих (в смысле нынешних) обезьян и полуобезьян. Здесь мы находим удивительно прекрасное палеонтологическое дерево: тридцать родов ископаемых обезьян. Но как обстоит дело на другой стороне, где должны стоять зоологические промежуточные звенья между этой основной родовой формой и современным человеком? Ни одного рода, ни одного вида как промежуточного звена. Это весьма знаменательно. Если действительно такое развитие имело место, тогда должны бы найтись промежуточные формы на этой стороне. А их-то и нет».

Что же отсюда следует?

А то, что и вновь народившаяся теория о происхождении человека не имеет под собою никаких положительных оснований и зиждется исключительно на предположениях, догадках, необоснованных данных. Об этом, по крайней мере, говорят такие авторитетные ученые, как знаменитый зоолог Ранке и не менее известный биолог Эрих Васман.

Не смотря на это и пред вновь появившейся теорией начинают так же благоговеть и так же преклоняться, как в свое время пред много нашумевшей теорией Дарвина. Ей поют гимны. Ей пророчат будущее. Ей отдают предпочтение пред многими другими теориями и гипотезами. В ней видят начало того пути, на котором человечество найдет давно искомую истину о происхождении на Земле человека.

Несомненно, и эта теория для многих будет камнем преткновения и соблазна. И она вызовет в умах многих верующих людей бурю таких же сомнений, колебаний и недоумений, как и предшествовавшая ей теория Дарвина.

Но и она не будет вечной. Ее сменит другая, новая теория, которая своим появлением вытеснит свою предшественницу, нанесет решительный удар и навеки удалит ее с поля сознания мыслящих людей.

Там новые жертвы. Новые падения. Новые басни. Новые уклонения от истины. И так без конца. Во веки веков.

Грустно, тяжело!

Пусть же подобного рода колебания и постоянная измена научным идолам не пройдет бесследно для нас, для истинно верующих христиан. Пусть эти беспрерывные крушения научных основ предостерегут нас от увлечения ветром новых учений, от легкомысленных уступок и побудят нас твердо держаться того, что предано нам.