Текст книги "Испытание на прочность"

К этому времени сражение за Евпаторию приближалось к своему финалу. Преодолевая упорное сопротивление врага, штурмовые колонны полковника Попова отбросили неприятеля к берегу моря и принудили его сложить оружие. Победа была полной. Лишь малой части турок во главе с раненным в ногу Карим-пашой и с несколькими британскими инструкторами удалось погрузиться на баркасы и отплыть в море. Все остальные либо сложили оружие, либо погибли во славу правителя Блистательной Порты.

Едва только Карим-паша покинул Евпаторию, как началось избиение турецкими солдатами английских инструкторов, не успевших бежать с пашой на баркасах. С огромной радостью они обращали свое оружие против тех, кто еще совсем недавно преподавал им уроки жизни с помощью стеков и увесистых палок.

Колонны пленных уже потекли в русский тыл широкой рекой, когда загрохотали пушки подошедших со стороны Севастополя вражеских кораблей. Ощетинившись жерлами своих многочисленных пушек, они с ужасающей методичностью изрыгали из себя гудящую смерть, стремясь внести ложку дегтя в бочку русской победы.

Самым простым и разумным выходом в этой ситуации был бы отвод русских войск от города и терпеливое ожидание того момента, когда у вражеских канониров закончится порох и они уйдут восвояси. Однако Михаил Павлович считал себя ответственным перед жителями Евпатории и, не желая допустить гибель мирного населения, приказал артиллеристам Гофмана незамедлительно вступить в бой против вражеской армады.

Огневое противостояние между сторонами продлилось около сорока минут, и русские пушкари вновь показали свои отличные боевые навыки. Уже после первых залпов ядра стали падать вблизи парусников и пароходов противника, а затем и поражать их. Получив несколько весьма существенных повреждений, корабли коалиции покинули бухту Евпатории, напоследок засыпав русских артиллеристов градом бомб. Город был спасен от неминуемого разрушения, но это стоило жизни многим русским артиллеристам вместе с их командиром, получившим смертельное ранение.

Освобождение Евпатории и взятие в плен свыше двадцати тысяч пленных произвели эффект разорвавшейся бомбы. Русские войска наконец одержали полную и безоговорочную победу над войсками коалиции. Пусть даже была разгромлена самая слабая часть вражеского воинства – турки, – но это была победа, в результате которой был освобожден ранее утраченный русский город.

За этот бой полковник Попов был произведен государем в генерал-майоры и награжден орденом святого Георгия третьей степени. Командующего Крымской армией Горчакова награды также не обошли стороной. За умелое руководство армией князь был награжден орденом святого Владимира второй степени, чем Михаил Дмитриевич остался вполне доволен. Самого Ардатова царь удостоил более скромной награды, ордена святой Анны первой степени с мечами.

Однако весть об этом не застала графа в Бахчисарае: он покинул войска на другой же день после освобождения Евпатории из-за срочного известия, пришедшего из Азова с фельдъегерем. Там были собраны и приведены в полную готовность семь пароходов, реквизированных Ардатовым у волжского купечества и в разобранном виде переправленных на Дон. Вернее сказать, в разобранном виде туда были доставлены паровые машины, а сами пароходные остовы были переправлены волоком через Маныч, древнее гирло между двумя великими русскими реками.

Имея удачный опыт по использованию пароходов в качестве брандеров, Ардатов страстно желал повторить его против вражеского флота. Находясь зимой в Петербурге, он имел возможность общаться с офицерами Балтийского флота, тщательно отбирая из них кандидатов в экипажи брандеров. Отбор этот строился исключительно на добровольных началах – это было главное кредо Ардатова. К его удивлению, желание принять участие в столь опасном, но очень важном деле изъявило множество моряков. Все хорошо знали, что Ардатов полностью исполнил все взятые на себя обязательства по отношению к семьям погибших, и потому были готовы рискнуть собой без всякой оглядки.

Граф так страстно отнесся к этому проекту, что экипажи кораблей были сформированы в марте и уже с апреля находились в Азове в ожидании прибытия волжских пароходов. Без всякой раскачки они принялись проводить испытания своих кораблей, тщательно изучая их особенности и всячески приспосабливаясь к ним. Пароходы можно было использовать уже в начале июня, но вся загвоздка заключалась в оснащении брандеров. Готовя новое нападение на вражеский флот, Ардатов категорически настоял, чтобы все пароходы были оснащены исключительно шестовыми минами, которые лучше всего наносили смертельные повреждения любому кораблю, паровому или парусному. Из-за особенностей русского снабжения доставка мин в Азов задерживалась, и намертво прикованный к Севастополю граф мог только метать бумажные молнии, грозя ужасными карами виновникам задержки.

После отражения вражеского штурма Ардатов моментально занялся нуждами своих брандеров, и его появление в Азове сразу дало нужный результат. Брандеры получили мины в нужном количестве, и командир отряда, капитан второго ранга Колотовский, отрапортовал графу о своей скорой готовности прибыть в Керчь. Здесь, по мнению Ардатова, брандеры должны были оставаться до прибытия второй части отряда, десяти других пароходов, экипажи которых еще только приступали к ходовым испытаниям.

Михаил Павлович спешил в Керчь на встречу с Колотовским и совершенно не предполагал, какой сюрприз готовила ему судьба. Обозленное потерей Евпатории союзное командование решило нанести русским ответный удар, и местом этого удара стала Керчь. За сутки до прибытия русских брандеров в Керчь туда отбыл коалиционный флот, состоявший из одного линейного французского корабля, пяти паровых фрегатов и шести корветов под командованием адмирала Брюа и четырех линейных и десяти паровых фрегатов во главе с адмиралом Лайонсом. Союзники собирались высадить десант под командованием генерала Броуна, в распоряжении которого было семь тысяч человек из дивизии генерала Отмара при восемнадцати орудиях, три тысячи английских пехотинцев из бригады генерала Камерона при шести орудиях и полуэскадрон гусар. Кроме них был еще турецкий отряд в десять тысяч человек под командованием Рашид-паши, которому отводилась чисто вспомогательная роль.

Нисколько не опасаясь противодействия со стороны русского флота, союзники встали у мыса Такиль, выискивая подходящее место для высадки десанта. Все это делалось обстоятельно и неторопливо, отчего высадка пехоты началась в третьем часу пополудни между Камыш-Буруном и Амбелаки.

На берег уже успели сойти шотландская бригада Камерона и турецкий отряд Рашид-паши, когда дозорные, наблюдавшие за горизонтом, заметили пароходные дымки. Это со стороны Азова к Керчи приближался отряд ничего не подозревавшего капитана Колотовского. Отрабатывая навыки атаки врага на море, он вел свои пароходы косой линией, из-за чего они как бы накатывались широкой волной на стоявшие у берега корабли коалиции.

Желая создать для команд брандеров условия, максимально приближенные к боевой обстановке, Колотовский перед выходом из Азова приказал установить на всех кораблях шестовые мины. Единственное, чем не были оснащены корабли брандерного отряда, так это весельными шлюпками, предназначенными для спасения экипажа судна после столкновения с целью. Их предполагалось получить в Керчи после прибытия в порт.

Ардатов не зря назначил командиром отряда брандеров именно Колотовского. Капитан второго ранга был ярый фанатик порученного ему дела. Он собирался уничтожать вражеские корабли при любых условиях и обстоятельствах, и данный фактор сыграл ключевую роль в событиях, развернувшихся под Керчью.

Едва только стало ясно, что на пути отряда находится вражеский флот, как Колотовский, не колеблясь ни секунды, принял решение атаковать врага с ходу, полностью презрев возможность собственной гибели.

– Ребята! – обратился командир к двум своим товарищам. – Перед нами британский флот. У нас нет спасательных шлюпок, но несмотря на это, я намерен немедленно его атаковать. Если кто не согласен с моим решением, пусть прыгает за борт. Не обижусь. Мне только больше чести будет!

Никто из экипажа брандера не воспользовался предложением своего капитана.

– Двум смертям не бывать, а одной не миновать, – изрек мичман Нифонтов, в глазах которого заблестел лихорадочный азарт смертельного боя.

– Сыграем в орлянку с господами британцами. Давно у меня на них руки чешутся! – поддержал товарищей лейтенант Кобелев, чем вызвал радостную улыбку у командира.

– Тогда подать кораблям сигнал «делай как я», – приказал Колотовский и решительным движением повернул штурвал судна, бросая свой корабль в атаку на неприятеля.

Ни один из экипажей ведомых Колотовским брандеров не отказался повиноваться приказу своего командира, хотя у каждого из них была возможность уклониться от атаки под благовидным предлогом отсутствия шлюпок.

Для многих из русских моряков внезапная встреча с противником была сильным потрясением, хотя они к ней целенаправленно готовились вот уже несколько месяцев. Еще большим угнетающим фактором являлось отсутствие шлюпок, что делало шанс спасения после взрыва близким к нулю. Было очень страшно, но честь и долг перед Родиной, а также страстное желание поквитаться с ненавистными врагами, отодвинули все иные душевные помыслы далеко назад. Брандеры все как один повторили полученный от командира сигнал и пошли на сближение с врагом. Наступил решающий час испытаний.

Первыми, кто отреагировал на возникшую опасность, были британские канонерки стоявшие вдоль береговой линии. По замыслу английского адмирала они должны были прикрывать своими пушками высадку англо-французского десанта, так как благодаря низкой осадке могли приблизиться к берегу на максимально возможное расстояние.

Разогнав первыми выстрелами казачий пикет, английские дозорные стали внимательно наблюдать за Павловской батареей, со стороны которой ожидалось появление русских войск. Заметив приближение неизвестных пароходов, британцы некоторое время колебались в раздумье, а затем на их мачтах взвились сигналы, предупреждающие эскадру об опасности. Корабли коалиции дружно отрепетовали полученное известие, но вместо боевой готовности к отражению вражеской атаки на судах возникла тихая паника, которая быстро разрасталась. Все дело заключалось в том, что, убаюканные своим всесилием, союзные суда не были готовы к отражению атаки русских брандеров. На парусных кораблях были свернуты паруса и снасти, а на пароходах не были разведены в полную силу котлы. Оставалось надеяться на меткость союзных комендоров и на госпожу удачу.

Едва приближающиеся к эскадре корабли были квалифицированы дозорными как русские брандеры, как все корабли коалиции открыли хаотичный огонь, который ни в какой степени не представлял серьезной угрозы для пароходов Колотовского. Напрасно линейные корабли и фрегаты извергали из себя мощные бортовые залпы. Их ядра и бомбы попадали куда угодно, только не в цель. Маленькие и юркие пароходики всякий раз успевали покинуть то место, куда стреляли вражеские канониры. Лишь только одно ядро, как бы в насмешку над всей союзной эскадрой, угодило в борт головного парохода, на котором шел Колотовский, не причинив большого ущерба. Еще через некоторое время на других пароходах были сбиты труба и мачта, но попадания эти носили скорее случайный характер. Офицеры бегали вокруг канониров, обрушивая на их головы гневные потоки криков и угроз, но это мало помогало делу.

Капитан Колотовский сразу определил свою цель атаки среди стоявших на якоре кораблей противника. Им стал стодвадцатипушечный корабль «Фридлянд», на котором располагались главные силы первой бригады генерала Ниоля, еще не успевшие съехать на берег. От его бортов только отошли первые шлюпки, наполненные солдатами, одетыми в синие мундиры.

– Проклятье! Так они все успеют удрать от меня! – гневно воскликнул Колотовский, пытаясь определить количество оставшихся на борту солдат.

– Не торопитесь, Николай Сергеевич, – подал голос мичман Нифонтов, также наблюдающий за врагом в подзорную трубу. – Это только первая партия. На берегу синюков не видно.

Командир головного брандера согласно кивнул головой: синие мундиры на берегу явно не просматривались.

– Прикройтесь, сейчас будет жарко! – крикнул Колотовский своему помощнику и был прав: брандер вступил в зону ружейного огня.

Штуцерные пули глухо забарабанили по корпусу судна, дружно выпуская из защитных заграждений желтые струйки песка, корежа деревянную обшивку судна. Свинцовая смерть отчаянно стучалась в рубку корабля, но капитан не обращал на нее никакого внимания. Цепко ухватив рулевое колесо, он упорно вел свой брандер к цели, вцепившись в свою жертву смертельной хваткой.

Расстояние между кораблями быстро сокращалось. В очередной раз с борта «Фридлянда» гулко ударили корабельные пушки, но все ядра и бомбы упрямо пролетели мимо маленького парохода, поскольку он оказался в мертвой зоне поражения. Крики ужаса и отчаяние раздались на палубе корабля при виде неотвратимо надвигающегося русского брандера, до которого оставались последние метры. В огромном корпусе вражеского корабля Колотовский выбрал то место, где согласно морскому уставу должна была находиться главная крюйт-камера. Получив последнюю порцию ружейных выстрелов, брандер мягко скользнул к носу французского корабля, и в тот же миг раздался сильный взрыв.

Судьба часто бывает благосклонна к тем, кто идет в бой, презрев опасность, а к тем, кто не задумываясь ставит на кон свою жизнь, благосклонна вдвойне. У Колотовского получилось все так, как он и задумал, хотя подобное бывало очень редко. От взрыва мин, размещенных на носу брандера, в пороховой камере французского корабля возник пожар, и уже через несколько секунд огромный корабль взлетел на воздух.

Гибель линейного корабля была поистине феерическим зрелищем. Сильный взрыв в одно мгновение разметал в разные стороны тяжелые мачты судна вместе с различными фрагментами такелажа и корпуса, вперемешку с людскими телами. Увиденное настолько завладело вниманием союзников, что на некоторое время они позабыли о русских, а когда вспомнили, то на их кораблях вновь разнеслись крики тревоги и отчаяния.

Второй русский брандер, следовавший за пароходом Колотовского, уже выходил на угол атаки, быстро накатываясь на стодвадцатипушечный британский «Трафальгар», стоявший чуть в стороне от «Фридлянда».

К вящему ужасу англичан, с их кораблем происходило то же самое, что несколькими минутами назад произошло с товарищами по оружию. Напрасно британский гигант пытался отогнать от себя русского овода, отчаянно изрыгая потоки ядер и пуль. Словно заговоренный неведомой магией, русский брандер неотвратимо приближался к массивному корпусу «Трафальгара», дабы нанести свой смертельный удар.

Пока он преодолевал последний отрезок своего нелегкого пути, с борта британского красавца раздавалась жуткая какофония человеческих голосов. Взрыв мин брандера на какое-то мгновение заглушил людские крики, но вскоре они послышались снова, ибо никто из находившихся на борту корабля людей не хотел умирать.

Бог хранил «Трафальгар», вернее сказать, часть его экипажа, которой удалось спастись во время гибели судна. Командир брандера лейтенант Корсаков сделал все правильно и подорвал именно ту часть корпуса, где находился пороховой погреб, но сильного взрыва той же силы, который уничтожил «Фридлянд», не произошло. Через огромную пробоину в корпус «Трафальгара» хлынули морские волны, которые стали для англичан и спасительными, и губительными. В мгновение ока весь находящийся порох был основательно залит, и благодаря этому крюйт-камера осталась цела. «Трафальгар» избежал страшных объятий всепожирающего огня, но был обречен на скорую гибель в пучине вод. Многим английским матросам удалось разминуться с клокочущей смертью благодаря умению плавать, чего нельзя было сказать о солдатах второй бригады генерала Бретона. В страшной суматохе, охватившей гибнущий корабль, удалось спустить малое количество шлюпок, ставших спасением для тех, кому посчастливилось сесть в них. Все остальные пошли на дно вместе с «Трафальгаром», ибо такова была их планида.

Линейный корабль ее величества королевы Виктории еще отчаянно боролся за лишние минуты своего существования, а русские брандеры уже приближались к новым целям. «Лондон» и «Маренго» стали новыми жертвами питомцев графа Ардатова, и притом почти одновременно. Так получилось, что они оказались прямо по курсу русских брандеров. Вражеский флот продолжал вести беспорядочный огонь по русским кораблям в яростной надежде уничтожить хоть один из приближающихся к ним брандеров, однако все было напрасно. Очередные мстители прорвались сквозь огневой заслон кораблей коалиции и уверенно протаранили свои цели. Два громких взрыва прогремели в керченских водах с интервалом чуть более пяти минут, и неприятельский флот лишился своих лучших представителей паровых кораблей. Русские мины так основательно разворотили их борта, что экипажам не оставалось ничего другого, как покинуть свои корабли.

Английский линейный корабль «Британия» благодаря своему расположению в стороне от других союзных линейцев получил некоторое преимущество во время русской атаки. Перед капитаном корабля стояла важная дилемма: рубить якоря и на имевшихся парусах попытаться уйти от врага или остаться на месте, но успеть выгрузить хотя бы часть имевшейся на борту пехоты, ради которой русские моряки и рисковали своими жизнями.

Капитан «Британии» Джеймс Фергюссон самоотверженно выбрал второй вариант, решив пожертвовать своим кораблем ради успеха общего дела. Убедившись, что ядра его корабля не способны поспеть за быстрым противником, он отдал приказ спускать на воду шлюпки. Оценивая расположение союзных кораблей, Фергюссон сделал логический вывод, что следующей жертвой русской атаки будет либо винтовой фрегат «Линс», расположенный прямо по курсу очередного русского парохода, исполняющего роль брандера, либо корвет «Агамемнон», находившийся чуть правее. В любом случае, чтобы добраться до «Британии», русскому капитану придется подставлять свой борт английским пушкам, а это было большим риском. Основываясь на этих здравых расчетах, капитан Фергюссон и отдал приказ о спуске шлюпок, однако не учел реакцию русского мичмана Малькова, который, подобно своему командиру Колотовскому, был нацелен только на нанесение максимального урона врагу. Заметив, что на борту «Британии» находится французская пехота, он, не раздумывая ни секунды, изменил курс своей атаки и направил брандер на новую цель.

Храбрецам везет. Эту истину уже доказал сегодня Колотовский, и ее же подтвердил молодой мичман. Его решение атаковать «Британию» вызвало сильное удивление и замешательство у комендоров «Линса». В результате они сильно промедлили с открытием своего огня и позволили русскому брандеру выиграть несколько драгоценных минут.

Желая остановить продвижение русского смертника и уберечь «Британию» от атаки, все находившиеся вблизи корабли эскадры открыли по нему торопливый огонь. Состязание атакующего брандера с грохочущей и ревущей смертью обострилось с удвоенной силой. Малые и большие корабли европейской армады торопливо палили по юркому суденышку, посмевшему бросить им столь дерзкий вызов. Все то короткое время, пока брандер продвигался к своей цели, вокруг него стоял целый лес водяных столбов от падений вражеских бомб. Несколько ядер, угодивших в пароход, сильно искорежили его палубные надстройки и даже частично разрушили защитную баррикаду из мешков с песком. Угоди хоть одно ядро в мины, находившиеся на носу брандера, и союзная эскадра могла бы вздохнуть свободно, но этого не произошло. Избитый и израненный пароход все же прорвался к стодвадцатипушечной «Британии» и протаранил ее.

Британская крюйт-камера и на этот раз уцелела от взрыва адской машины инженера Якоби, однако то, что творилось на палубе корабля, было в сто раз хуже. Все беды корабля начались со спуска корабельных шлюпок. Для французских пехотинцев, находившихся на борту «Британии», гибель их товарищей при взрыве «Фридлянда» была сильнейшим шоком, который еще больше усилился при виде тонущих солдат с «Трафальгара». Поэтому, когда британцы начали спускать шлюпки, французские пехотинцы, среди которых было большое количество зуавов, решили, что настала их последняя минута. Звериное чувство страха за свою жизнь выплеснулось из солдат с такой жуткой силой, которую уже ничто не могло остановить. Не слушая приказов своих офицеров и команд матросов, пехотинцы неуправляемой толпой ринулись к шлюпкам, сминая все на своем пути.

Возможно, британские моряки с французскими офицерами кулаками, саблями и тростями смогли бы остановить эту людскую массу и привести ее в чувство, но вид русского брандера, неудержимо идущего на «Британию», сводил на нет все их мужественные усилия. За обладание корабельными шлюпками началась борьба, которая быстро переросла в жестокую потасовку, логичным финалом которой стало пролитие крови. Как только это свершилось, зуавы сделались окончательно неуправляемыми, и корабль был обречен. Спасти его могло лишь только чудо в виде немедленной гибели русского брандера, но фортуна упрямо продолжала смотреть мимо «Юнион Джека» и французских императорских орлов.

Взрыв, потрясший корпус судна, известил о начале последнего акта этой скоротечной трагедии. Уже никто из находящихся на борту людей не думал о спасении корабля, всех занимала только собственная судьба. Ужасные сцены насилия разыгрывались сначала на палубе «Британии», а затем в море вокруг гибнущего корабля. Люди с остервенением дрались буквально за все, что могло продлить их существование: сначала за место в шлюпке, затем за кусок дерева, способный спасти тонущего человека, и в довершение всего – за простую возможность держаться на поверхности воды, при этом нещадно топя друг друга. Стоит ли удивляться, что число французских солдат, погибших на «Британии», мало уступало числу погибших на «Фридлянде».

После подрыва «Британии» и разыгравшейся затем трагедии на воде действия последних русских брандеров были уже не так заметны. Пока весь союзный флот пытался потопить брандер Малькова, два русских парохода атаковали девяностопушечный винтовой корвет «Агамемнон» и шестидесятипушечный корвет «Шарлемань», по воле судеб оказавшиеся на пути их следования.

Старшему лейтенанту Белецкому, командиру брандера, идущего на таран «Агамемнона», посчастливилось повторить боевую удачу капитана Колотовского. В результате столкновения с кораблем противника произошел взрыв крюйт-камеры, и новейший британский винтовой корвет моментально затонул вместе со всем своим многочисленным экипажем.

Французскому корвету «Шарлемань» повезло куда больше. Хотя русские мины и основательно пробили его борт, вся сила взрыва обратилась против русского парохода, буквально расколов его пополам. Сам же корвет, зачерпнув бортом большое количество воды, смог удержаться на поверхности моря в полузатопленном состоянии. Ради спасения судна матросы вынуждены были сбросить с него все, включая пушки и весь запас ядер, бомб и пороха.

Когда отгремели последние взрывы, чувство страха охватило английских и французских моряков. Глядя на морское пространство, обильно усеянное обломками погибших кораблей, все моряки эскадры адмирала Брюа стали истово славить Господа за то, что их миновала сия скорбная чаша.

Внезапное нападение русских моряков на вражескую эскадру смогло полностью сорвать высадку вражеского десанта под Керчью, поскольку из семи тысяч французских пехотинцев, находившихся на линейных суднах, удалось спастись чуть более полутора тысячам, а все остальные, вместе с генералами Ниолем и Бретоном, погибли среди морских вод.

После столь масштабных потерь генералу Броуну не оставалось ничего другого, как отдать приказ о срочной эвакуации на корабли ранее высаженных солдат. Четвертый линейный корабль «Куин», прикрытый со стороны моря цепью паровых канонерок, спешно принимал в свои недра шотландцев. Дети гор с большой опаской грузились на корабль, постоянно бросая тревожные взгляды на север, в страхе перед возможным появлением новых русских брандеров. По иронии судьбы, огромный британский парусник, избежавший атаки брандеров, во время нападения был абсолютно пуст. Весь привезенный им десант успел сойти на берег.

Потеря свыше шести тысячи человек под Керчью после неудачного штурма Севастополя и оставления Евпатории вылилась в большой политический скандал, разразившийся в Лондоне и Париже. Императору Наполеону и лорду Пальмерстону требовалось быстро объяснить причины столь масштабных неудач, постигших коалиционные войска в Крыму. И если губительные последствия атаки брандеров в прошлом году в глазах общественности еще можно было как-то преуменьшить, то закрыть фиговым листком срам от нынешнего нападения врага было невозможно. Столь масштабные потери армии можно было объяснить только наличием у русских чудо-оружия, благодаря которому русский флот, на котором европейцы поставили жирный крест, смог внезапно нанести столь существенный урон самому могучему флоту в мире.

Желая спасти свою репутацию, адмиралы коалиции в один голос стали уверять, что, вне всякого сомнения, на брандерах, атаковавших их корабли, находились люди, приговоренные за свои проступки к смерти. Русский царь Николай каким-то чудовищным образом сумел заставить их сесть на начиненные динамитом пароходы и атаковать ничего не подозревавших английских и французских моряков. Эту наглую ложь немедленно подхватили представители свободной прессы, постаравшиеся основательно извратить произошедшие события на страницах своих газет. Французские и английские репортеры принялись соревноваться между собой в фантазиях насчет причин, побудивших экипажи брандеров атаковать корабли эскадры. Тут были и смертники, прикованные к штурвалу парохода цепями, и зажженные свечи посреди бочек с порохом, и прочая бульварная атрибутика, в которую просвещенные читатели охотно верили. Да и как не поверить, если все это было так похоже на правду, которую они желали услышать!

Проглотив удобную наживку, англичане и французы начали наперебой осуждать бездушие русского монарха. Больше всего лондонцев и парижан занимал вопрос, кого русский царь посадит на брандеры в следующий раз – закоренелых каторжников или умалишенных, – ведь никакой здравомыслящий человек не согласиться управлять кораблем-«смертником».

Однако, что бы ни говорилось, керченская атака русских моряков породила сильный страх среди неприятеля. С этого дня весь союзный флот, начиная от простых матросов и кончая адмиралами, как огня стал бояться русских брандеров.