Текст книги "Испытание на прочность"

Глава V. В горах и в песках

Перед тем как начать давно запланированное летнее наступление, русский император решал довольно непростую кадровую задачу с назначением нового наместника на Кавказе. Прежний наместник, князь Михаил Сергеевич Воронцов, неплохо справлялся со своими обязанностями, но был вынужден оставить свой пост по состоянию здоровья. Долгие годы семидесятипятилетний Воронцов верой и правдой служил своему государю, но в ноябре 1854 года серьезно заболел, и пост наместника оказался вакантным. По давно сложившейся традиции на этот пост назначались либо члены царской фамилии, такие, как великий князь Михаил Николаевич, либо высокородные аристократы, такие, как князь Михаил Воронцов или Александр Барятинский. Не будь сейчас столь страшной войны, Николай Павлович легко бы продолжил эту традицию, но сейчас ему был нужен особый человек, на плечи которого можно было возложить столь трудную миссию, как летнее наступление.

Подобная щепетильность царя была обусловлена довольно прозаической причиной – нехваткой войск. Нет, солдаты, слава богу, у русского императора были, но больше того числа, которым располагал кавказский корпус, царь дать не мог. Войска были нужны в Крыму, на западной границе России, в Прибалтике, под Петербургом, а также в далеком Оренбурге, для организации индийского похода.

Русских сил на Кавказе вполне хватало как для отражения наступления турецких войск, так и для борьбы с Шамилем, но их было совершенно недостаточно для организации победоносного наступления на Анатолию. Так считал прежний наместник Кавказа Михаил Воронцов, того же мнения были полные генералы во главе с князем Горчаковым и графом Орловым, которые напрямую связывали успех летнего наступления на Карс с получением Кавказским корпусом дополнительных сил. Когда же император отказывал в предоставлении свежих полков, то они в свою очередь отказывались принимать командование Кавказским корпусом, и Николай Павлович был вынужден терпеть этот тихий генеральский саботаж.

Для успешного осуществления своего стратегического замысла Николаю был нужен полностью посторонний человек, который бы без всяких пререканий в точности выполнил бы его приказ и при этом не смел просить дополнительных войск. Император долго корпел над этой задачей, но все же сумел разрешить ее. После тщательного изучения всевозможных кандидатов царь остановил свой выбор на генерале Николае Николаевиче Муравьеве, командире гренадерского корпуса. Это человек не был столь знатного происхождения, как его предшественники, и назначение на столь высокий пост было для него подобно манне небесной.

Когда на личном приеме император объявил генералу о его новом назначении, Муравьев сначала не поверил своим ушам, а затем с радостью согласился с назначением на столь важный пост, горячо заверив государя, что не подведет и постарается полностью оправдать оказанное ему высокое доверие. Потом, во время детальной проработки своей новой задачи, генерал тоже попытался заикнуться об усилении Кавказского корпуса, но Николай тут же одернул Муравьева, заявив о необходимости решать возложенную на него задачу теми силами, которые уже имелись. Николай Николаевич сразу осекся и больше этого вопроса в беседе с царем не поднимал. Вскоре он отбыл на Кавказ для организации летнего наступления.

Главные турецкие силы, противостоящие Кавказскому корпусу русских, были сосредоточены в анатолийском городе Карсе, который представлял собой неприступную крепость. По крайней мере, так горделиво заявляли репортерам британские военные строители, под руководством которых в течение полугода турки проводили работы по укреплению карских позиций.

К началу лета 1855 года гарнизон крепости насчитывал свыше двадцати тысяч солдат под командованием Вассыф-паши, который, что называется, смотрел в рот британскому генералу Уильямсу, присланному в Карс из Индии по секретной договоренности с англичанами. Кроме гарнизона Карса в распоряжении турок были двенадцатитысячный отряд башибузуков Вели-паши, стоявший под Баязетом, и полуторатысячный гарнизон Эрзурума, прикрывавший тылы Анатолийской армии.

Общая численность русского корпуса на Кавказе составляла двадцать одну тысячу пехотинцев, три тысячи драгунов и такое же число казаков. Число орудийных стволов насчитывало девяносто один, и большая часть из них относилась к легкой артиллерии.

Главным помощником и наставником вновь прибывшего командира Кавказского корпуса и по совместительству наместника Кавказа был начальник иррегулярной конницы генерал Яков Петрович Бакланов, подлинный русский богатырь и телом, и отвагой, который в конце шестого десятка лазил со своим вестовым и двумя-тремя пластунами ночью по оврагам и кустарникам под ногами у неприятельских часовых. «Если струсишь, – видишь вот этот мой кулак? – так я тебя этим самым кулаком и размозжу!» – говорил он своим казакам, которые его обожали и восторгались тем, что он ни разу никого не отдал под суд, а все вершил по совести.

Во многом благодаря его мужеству и храбрости в прошлом году русские войска смогли отстоять Кавказ, и в новом, 1855, году генералу предстояло много славных свершений. Предвидя скорое наступление Кавказского корпуса на Карс, Бакланов еще в начале апреля, до прибытия на Кавказ Муравьева, вторгся на турецкую территорию и занял Аджан-Кале, важный стратегический пункт севернее Карса.

Не дожидаясь указаний свыше, генерал лично провел рекогносцировку окрестностей крепости и по достоинству оценил силу и мощь вражеских укреплений. В сопровождении десятка казаков, Бакланов ночью подползал к передней линии постов противника и проводил скрытное наблюдение, желая составить личное мнение о силе и слабости неприятеля.

Сама по себе крепость Карс не являлась такой уж неприступной. Вся хитрость заключалась в господствующих над городом высотах, пушечный обстрел с которых непременно заставил бы капитулировать гарнизон Карса, вне зависимости от его численности. Именно там британские инженеры возвели хорошо защищенные оборонительные укрепления, при штурме которых противник обязательно понес бы громадные потери.

Самыми важными из всех карских укреплений были Шорахские высоты, на которых установили два редута, Тохмас-табиа и Тепе-табиа, вооруженные артиллерией и имевшие соединения между собой в виде ретраншемента. Кроме них, на склоне горы Ширшаны имелась батарея Тетек-табиа и мощная линия окопов, вооруженных полевой артиллерией и простирающихся до Башибузукской горы.

Бакланов по достоинству оценил силы вражеских позиций, но на совещании у генерала Муравьева, состоявшемся в начале мая, он настаивал на немедленном штурме Карса, пока неприятель находится в неведении относительно русских планов. Несмотря на всю кажущуюся противоречивость, в словах казачьего генерала был свой резон.

– Атаковать Карс надо сейчас. Пока турки убеждены, что вслед за новым наместником на Кавказ прибудут свежие части. Об этом только и говорят на всех закавказских базарах, которые являются здесь главным источником всей информации. Вассыф-паша очень напуган скорым прибытием нового русского войска и потому не будет долго сопротивляться, если мы нападем на Карс в ближайшие дни. Смотрите, ваше превосходительство, промедлим сейчас – упустим благоприятную минуту, а потом будем турок с высот выковыривать, если только сил хватит, – убежденно говорил Бакланов, размахивая для убедительности своими огромными кулаками.

Подобная манера говорить очень коробила Муравьева, однако он был вынужден сдерживать себя. Популярность Бакланова в войсках была огромной, и царскому наместнику приходилось с этим считаться.

Предложение Бакланова о немедленном наступлении на Карс также поддержал генерал-лейтенант Ковалевский, однако боязнь потерпеть фиаско в начале своей карьеры заставила Муравьева воздержаться от активных действий. Плоть от плоти старого генералитета, он был сторонник осторожных действий.

– Вот если бы у нас было бы еще десять тысяч человек, то тогда я бы не только согласился штурмовать Карс, но еще бы двинулся и на Эрзурум, – говорил Муравьев своим пылким оппонентам, которые, как ни пытались, но так и не смогли переубедить своего излишне осторожного командира.

После бурных споров было решено вместо внезапной атаки турецких позиций приступить к полной блокаде Карса с целью принуждения вражеского гарнизона к капитуляции. Это, по мнению Муравьева, гарантировало полное исполнение царского замысла в отношении Кавказа.

Согласно принятой диспозиции, наместник вместе с главными силами корпуса выдвигался к Карсу по прямой, тогда как Бакланову и Ковалевскому предписывалось провести боковой охват крепости, чтобы помешать подвозу продовольствия к турецкому гарнизону.

Выполняя приказ командующего и нещадно костеря его за излишнюю осторожность, Бакланов немедленно двинул своих казаков в обход Карса и уже к концу мая полностью перерезал сообщение крепости с Эрзурумом, который являлся главной базой Анатолийской армии. Казачьи отряды рассыпались по горным склонам Армении, нещадно истребляя турецких фуражиров. Карский гарнизон сразу ощутил появление русских пластунов в тылу. Поступление провианта в крепость резко сократилось, зато возникло множество рассказов об ужасных казаках, которые не садились за стол, не окропив свои сабли кровью правоверных мусульман.

Все это вызвало определенные волнения среди турецких солдат, и, не будь в крепости британского генерала Уильямса, Вассыф-паша уже начал бы рассматривать варианты капитуляции перед страшным врагом. Присутствие в Карсе английского генерала было сильным противоядием против панических слухов и упаднических настроений. Приказав публично повесить несколько особо болтливых солдат, генерал Уильямс торжественно поклялся на Коране, что пока он жив, ни один русский не ступит на крепостную площадь. Действия и слова белого офицера оказали нужное воздействие на турок, и волнения улеглись.

Окончательно же избавиться от страхов перед неведомым врагом турецкому гарнизону помогли сами русские, появившиеся под крепостными стенами. Видя приблизительную численность противника, турки быстро успокоились, и к ним вновь вернулись уверенность в собственных силах и твердость духа.

Убедившись, что новый царский наместник не привел с собой свежих полков, Вассыф-паша сразу оставил мысли о капитуляции и стал слать гонцов в Эрзурум, с требованием оказания помощи в снятии блокады. Вскоре один из пробравшихся в крепость гонцов привез осажденному гарнизону радостную весть. Комендант Эрзурума Ибрагим-паша известил блистательного султана о бедственном положении Карса и получил ответ о решении дивана направить в помощь анатолийцам самого Омер-пашу со стотысячным войском.

Это известие оказало двоякое воздействие на карский гарнизон. С одной стороны, турки полностью отбросили потаенные мысли о сдаче города противнику, но с другой – это известие свело на нет активность осажденного гарнизона. Если раньше турки активно обсуждали планы вылазок за стены крепости, то теперь всяческие разговоры на эту тему были полностью прекращены. Зачем подвергать риску свои жизни, если через месяц придет непобедимый Омер-паша и прогонит неверных? Надо только немного подождать, и больше ничего.

Напрасно Уильямс пытался подвигнуть Вассыф-пашу к энергичным действиям, напоминая извечную истину о том, что самая лучшая оборона – это нападение. Все было абсолютно бесполезно, и, покидая покои паши, англичанин каждый раз бубнил, что запад есть запад, а восток есть восток, и вместе они не сойдутся.

Пока осажденные турки ждали прихода своего спасителя, русские войска тем временем все плотнее стягивали удавку голода на горле неприятеля. Совершив быстрый переход, генерал Ковалевский внезапным приступом взял город Ардаган, находившийся на дороге, связывающей Карс с турецким портом Батум на южном побережье Черного моря. Появление русских войск было столь стремительным, что гарнизон Ардагана не оказал штурмовой колонне Ковалевского какого-либо серьезного сопротивления. Падение Ардагана было весьма чувствительным ударом по гарнизону Карса, так как именно из этого города все еще шло снабжение солдат Вассыф-паши провиантом.

В это же время действующий в районе Баязета генерал Суслов в быстрых стычках сильно потрепал башибузуков Вали-паши и заставил их отойти к верховьям Евфрата. Паша попытался закрепиться на подступах к хребту Деве-Бойну, но неожиданно подвергся нападению казаков генерала Бакланова. При поддержке легкой артиллерии, полученной от Муравьева, казаки не только наголову разбили один из отрядов Вали-паши, но и в течение полутора часов отбивали атаки главных сил противника.

Увлекшись фронтальными атаками на отряд полковника Гречко, башибузуки полностью проглядели угрозу для своего левого фланга, за что немедленно поплатились. Подошедший к месту сражения генерал Бакланов быстро разобрался в скоротечной картине боя и, совершив скрытый обходной маневр, обрушился на врага всей мощью своего отряда.

Эффект от появления свежих казачьих сил в тылу башибузуков был поразителен. Вообразив, что страшные казаки полностью их окружили, турки моментально обратились в паническое бегство, и казакам оставалось только гнать их по горным долинам, устилая землю порубленными телами врагов. Свыше полутора тысяч человек погибли в этот день у Вали-паши, и около трех тысяч солдат числились пропавшими без вести, ибо пленных было крайне мало.

Сам Вали-паша, чудом уцелевший в этой бойне, вместе с остатками своего отряда отошел к стенам Эрзурума, совершенно не помышляя о дальнейших действиях против русских. Вид разбитого воинства, а также слухи о бесчинствах казаков в промежутке между Карсом и Эрзурумом, так сильно деморализовали Ибрагим-пашу, что, появись в этот момент под стенами крепости Бакланов со своим отрядом, турки немедленно сдались бы или оставили крепость.

Пока Бакланов, Суслов и Ковалевский громили турок на севере и юге Закавказья, сам генерал Муравьев продолжал методично сжимать тиски блокады вокруг Карса. Не имея возможности полностью пресечь поставки продовольствия от местного населения, Николай Николаевич предпринял очень хитрый ход, надежно перерезавший один из последних продовольственных ручейков, поступавших к осажденному гарнизону. Едва только русские войска подошли к Карсу, как царский наместник велел объявить во всех прилегающих к крепости деревнях, что готов скупить у местного населения весь фураж и продовольствие.

Вначале турки с большой опаской отнеслись к столь необычным словам русского генерала, так как за фураж и продовольствие военные всегда платили либо бумажными деньгами, либо расписками, а то и вовсе конфисковывали все запасы по праву сильного. Каково же было удивление турецких крестьян, когда за каждую повозку сена или сданного бычка они получили из походной казны наместника золотые червонцы! Весть об этом моментально облетела все окрестности, и в русский лагерь широкой рекой потекло продовольствие, которое раньше уходило по тайным тропам в осажденный Карс. Чувство патриотизма и сострадания к терпящим нужду братьям мусульманам было полностью побеждено чувством выгоды. Напрасно ждали Вассыф-паша и его солдаты столь необходимого для них продовольствия от своих соотечественников – русское золото полностью перекрыло припасам путь в крепость.

Узнав об истинной причине отсутствия провианта, турки решили взять его силой и с этой целью организовали вылазку из Карса большого отряда фуражиров под прикрытием конницы. Казачьи дозорные вовремя известили главные силы генерала Бакланова, который беспрепятственно позволил противнику отойти как можно дальше от крепостных стен, а затем внезапным наскоком разгромил отряд неприятеля. Вернувшиеся в крепость турки недосчитались восьмидесяти пяти человек, погибших или попавших в плен.

Через два дня подобную попытку турок сорвал граф Нирод с двумя полками драгунов и полусотней казаков, которые убили сто тридцать два солдата противника и взяли в плен пятьдесят турок.

В это время на помощь Вассыф-паше из Эрзурума в Карс был отправлен большой караван с продовольствием, под прикрытием отряда Али-паши численностью две тысячи человек. Пробравшийся в Карс гонец известил об этом фактического главу обороны генерала Уильямса, решившего совершить вылазку навстречу каравану Али-паши для обеспечения доставки провианта в осажденную крепость.

Благодаря хорошо поставленной разведке, Муравьев вовремя узнал о приближении Али-паши и выслал ему навстречу отряд генерал-лейтенанта Ковалевского с драгунами, казаками и двадцатью орудиями.

Встреча противников произошла 21 июля возле Пеняка и закончилась полным поражением турок. Когда конная разведка донесла генералу Ковалевскому об обнаружении месторасположения вражеского лагеря, тот решил немедленно атаковать его. Момент для этого был самый благоприятный, поскольку турки остановились на привал и были заняты приготовлением пищи.

Выдвинув вперед артиллерию, Ковалевский подверг лагерь противника жестокому обстрелу, после чего, не давая врагу ни минуты форы, бросил в атаку сначала кавалеристов, а затем и пехоту. Не ожидавшие нападения турки практически не оказали никакого сопротивления и позорно бежали с поля боя. Русские захватили лагерь, обоз, а также множество пленных, в числе которых оказался и сам Али-паша.

Одновременно с этим казаки Бакланова наголову разгромили и рассеяли вышедший из крепости отряд Мухаким-аги. Эти турки также не оказывали большого сопротивления, предпочитая сдаваться в плен или дезертировать вместо того, чтобы сражаться.

К концу июля положение с продовольствием в Карсе стало особенно напряженным. Солдатские пайки были урезаны вдвое, что сразу увеличило число дезертиров в гарнизоне. Для борьбы с этим явлением генерал Уильямс применял самое радикальное средство – расстрелы. Они следовали один за другим на базарной площади, и это на время сняло остроту вопроса, но все понимали, что воцарившееся спокойствие недолговечно.

В начале августа у защитников Карса вновь забрезжила надежда на благополучный исход осады. Стало известно, что 4 августа в Батуми высадилась турецкая армия под командованием Омер-паши. Число его войска, правда, не достигало обещанных султаном ста тысяч воинов, а скромно равнялось всего лишь тридцати двум тысячам человек при сорока орудиях, но все равно это была реальная возможность снять осаду крепости. Находившиеся в Карсе турки с радостью ждали, когда прославленный воитель султана подойдет к крепости и заставит «русских собак» отойти от стен закавказской твердыни. Так думал гарнизон крепости, но дни проходили неспешной чередой, а долгожданная помощь все не появлялась.

В ответ на прибытие на Кавказ Омер-паши русская блокада Карса становилась все плотнее и плотнее. Все фуражирские вылазки турок оканчивались полной неудачей, а русские разведчики действовали все смелее и отважнее. Пластуны Бакланова чуть ли не среди белого дня нападали на турецкие караулы, наглядно демонстрируя осажденным, что Муравьев не собирается отступать от Карса.

Чудом через вражеские кордоны пробрался новый гонец от Омер-паши, который принес нерадостные известия. Из-за недостаточности сил паша не собирался нападать на русских, а решил применить против них военную хитрость. Намереваясь принудить Муравьева снять осаду, Омер-паша решил напасть на Мингрелию, где количество регулярных войск было не столь велико.

Не желая подвергать душевное состояние гарнизона новому испытанию на прочность, Вассыф-паша и Уильямс решили скрыть полученное известие от всех, сказав солдатам только о некоторой задержке прихода войск Омер-паши.

Скоро генералу Муравьеву стали известны намерения противника. Был перехвачен еще один гонец с фирманом от Омер-паши, в котором были указаны точные сроки выступления турецкой армии, и перед царским наместником встала сложная дилемма: либо продолжить осаду, либо двигаться на помощь князю Багратиону, стоящему в Мингрелии.

Оказавшись перед столь трудным выбором, Николай Николаевич очень сильно волновался, опасаясь принять неверное решение. После долгих раздумий и колебаний, желая разрешить все проблемы разом, Муравьев решил штурмовать Карс.

Когда генерал на военном совете объявил о своих намерениях, то ярым противником его планов оказался не кто иной, как Бакланов, почти два месяца назад настаивавший на немедленном штурме крепости.

– Сейчас не время штурмовать вражеские укрепления, ваше высокопревосходительство! – горячо убеждал наместника Яков Петрович. – Турки находятся в полной боевой готовности и только ждут нашей атаки. Укрепления их вооружены дополнительными пушками, которые по приказу генерала Уильямса были доставлены на позиции из крепости три дня назад.

– Откуда у вас эти сведения? – удивился Муравьев.

– Вот уже две ночи подряд вместе с пластунами я подбираюсь к вражеским позициям и провожу наблюдение. Поверьте моему слову, из вашей затеи не выйдет ничего путного. Вот, смотрите, – Бакланов уверенно ткнул пальцем в схему турецких укреплений, разостланную на столе генерала. – Нашей кавалерии и пехоте предстоит пройти три версты под огнем пятидесяти шести вражеских орудий. В результате этого девять из десяти солдат будут ранены или убиты, и если к шорахским позициям подойдет полторы роты, это ничего не решит.

– Судя по нашим картам, расстояние до турецких позиций чуть больше версты, и это вполне под силу нашим солдатам, – не сдавался Муравьев.

– Ваше высокопревосходительство, я был за немедленный штурм в июне и категорически против его проведения в августе. Вы не прислушались к моему голосу тогда, так услышьте его сейчас, и вы не пожалеете, клянусь своими сединами!

При упоминании об июне самолюбие Николая Николаевича получило болезненный укол, и его лицо покрылось ярким румянцем. Гордыня взыграла в его душе после слов казачьего генерала, но, не желая опускаться до откровенной перебранки, уязвленный наместник обиженно спросил:

– Так что же вы предлагаете, любезный Яков Петрович? Просто так сидеть в осаде, полностью отдавая инициативу противнику?

– Зачем же отдавать? – удивился Бакланов – Омер-паша хочет оттянуть нас от Карса, начав наступление на Мингрелию? Очень хорошо. А что если мы сами применим этот же прием против самого Омер-паши?

– То есть? – насторожился Муравьев.

– В противовес вражескому наступлению на Мингрелию, не снимая осады, сами нападем на Эрзурум. Противник явно не ждет нас. Проходы через хребет Деве-Бойну свободны, и серьезного сопротивления в самом Эрзуруме не предвидится. Я за это головой ручаюсь.

– Оставьте вашу голову при себе, она вам еще пригодится, – холодно молвил наместник, осаждая энергичного собеседника. – Даже если мы возьмем Эрзурум, то удержать мы его не сможем.

– Да, по большому счету, нам это и не нужно, – поддержал Бакланова Ковалевский. – Главное – уничтожить все запасы продовольствия анатолийцев, что станет последней каплей в чаше терпения солдат Вассыф-паши и уж точно заставит Омер-пашу изменить свои планы.

Ковалевский встал и, одернув мундир, обратился к Муравьеву:

– Разрешите мне принять участие в этом набеге, ваше высокопревосходительство! Будьте спокойны, все сделаю в лучшем виде и даже лучше.

– Не знаю. Право, не знаю, что и сказать, господин генерал, – растерянно произнес наместник, явно оторопевший от неожиданных слов Ковалевского.

– Дайте нам две недели, и мы докажем свои слова делом, – попросил Муравьева Бакланов. – Омер-паша за это время не успеет натворить больших дел, а мы отвлечем его, это точно.

– Не уверен в верности ваших расчетов, генерал. Не уверен, – скептически сказал Николай Николаевич, озабоченно поджав тонкие губы.

– А где уверенность, что наш штурм Карса увенчается успехом? – не сдавался Ковалевский, уже зараженный идеей Бакланова. – Если он окончится неудачей, наше положение под Карсом станет куда хуже, чем нынешнее. А в случае нашей неудачи под Эрзурумом это никак не повлияет на осаду крепости и вопреки всему принесет пользу. Посудите сами: даже отбив наше нападение, Ибрагим-паша обязательно потребует себе подкрепление, а его негде будет взять, кроме как из войска Омер-паши. Так что при любом раскладе мы оказываемся в выигрыше.

Все члены военного совета с напряжением смотрели на наместника в ожидании его решения, но тот молчал. Находя резон в предложении Бакланова, Муравьев все никак не мог отказаться от своего прежнего намерения, однако веских контраргументов он привести не мог.

– Ваше предложение интересно, господа, но мне нужно подумать и все взвесить, – наконец выдавил из себя наместник, и генералы дружно покинули палатку главнокомандующего, оставив Муравьева наедине с его мыслями.

Впрочем, Николай Николаевич размышлял недолго и, повторно пригласив членов военного совета, объявил свое решение: отложить начало штурма Карса на две недели.

Дальнейшие события полностью подтвердили правоту предложений генерала Бакланова. Разведка у турок была поставлена из рук вон плохо, и потому появление отряда генерала Ковалевского у перевала Деве-Бойну было для них полной неожиданностью. Караульные заслоны Ибрагим-паши практически не оказали сопротивления русским драгунам, попросту подарив неприятелю столь важный рубеж обороны.

Ободренный успехом Ковалевский продолжал стремительно наступать на Эрзурум, грамотно используя фактор неожиданности. И везде его войскам сопутствовал успех. Противник в панике отступал при одном только появлении русской кавалерии, и генерал слал наместнику одну победную реляцию за другой, совершенно позабыв, что даже мышь, загнанная в угол, может оказать серьезное сопротивление.

Укрывшиеся за стенами Эрзурума войска оказали серьезное сопротивление русским солдатам, уже порядком привыкшим к легким победам. Засев на господствующей над крепостью высоте, они дважды отражали наскоки русской кавалерии, что значительно укрепило у турецких аскеров веру в себя. Подошедший к Эрзуруму Ковалевский решил немедленно брать высоты штурмом, хорошо понимая, что каждый день осады крепости играет только на руку врагу.

Не дожидаясь подхода артиллерии, генерал построил войска в штурмовую колонну и под прикрытием ночи стал скрытно выдвигаться. Русские смогли незаметно подойти к самому подножию высоты, когда случайная неосторожность выдала их присутствие. У одного из солдат случайно выстрелило ружье, и звук выстрела всполошил часовых.

Немедленно из турецких окопов раздались торопливые выстрелы, которые с каждым залпом становились все более и более многочисленными. Опомнившись от испуга, турки бросились к пушкам и вскоре на атакующих обрушился град шрапнели.

Чем выше поднимались по крутому склону горы русские солдаты, тем сильнее становились их потери от яростного вражеского огня. Когда до турецких окопов осталось всего пятьдесят шагов, шеренги бойцов заколебались, и только вмешательство самого Ковалевского предотвратило их отход.

– За мной, ребята! В атаку! – молодцевато выкрикнул генерал и, не обращая внимания на выстрелы противника, бросился в атаку, яростно потрясая шпагой.

Ковалевский успел пробежать лишь четырнадцать шагов, когда одна из пуль, выпущенных из турецкой траншеи, сразила его наповал. Теряя силы, генерал стал стремительно оседать на землю, но за его спиной уже звучал гортанный торжествующий крик набегающих шеренг. Пробежав вслед за командиром такие маленькие, но очень важные четырнадцать шагов, русские стрелки стремительно надвигались на врага, и ничто не могло остановить их движение вперед.

Бой был яростен и скоротечен. Едва только русские пехотинцы ворвались в траншеи, как турки моментально утратили свое былое мужество и обратились в бегство, стремительно разбегаясь в разные стороны под громкие крики «ура».

Уже взошло солнце, когда русские, исполненные местью за командира, подняли на захваченную высоту свои пушки и с остервенением принялись обстреливать Эрзурум. Бомбардировка крепости длилась около двух часов – именно на такой срок хватило мужества Ибрагим-паши, приказавшего выбросить на стенах белые флаги и выслать за ворота парламентеров.

Прошло еще два часа, и гарнизон капитулировал. Длинной цепочкой турки выходили из крепости через распахнутые ворота, послушно складывая оружие перед победителями. Офицеры сдали свои сабли, Ибрагим-паша – генеральский бунчук и личное знамя, и все они со страхом и почтением проходили мимо походных носилок, на которых покоилось тело покорителя Эрзурума, генерала Ковалевского.

Получив одновременно радостные и печальные вести из Эрзурума, Муравьев, посоветовавшись с генералом Баклановым, решил пойти на рискованный шаг и, вопреки первоначальному плану, попытаться удержать крепость за собой. С этой целью он назначил Якова Петровича комендантом Эрзурума, отдав ему в подчинение отряд погибшего Ковалевского.

Бакланов с честью справился с порученным ему делом. Прибыв в Эрзурум, он сразу распустил слух о том, что русские не намерены долго засиживаться в крепости и до первых снегов собираются идти еще дальше в Анатолию. Генерал начал устраивать почти еженедельные смотры своим солдатам, упорно поддерживая вражеских лазутчиков во мнении, что русские выступят на запад не сегодня-завтра.

Такая дезинформация прошла на ура, и вместо того чтобы атаковать русский отряд, турки сосредоточили все свои силы на горных перевалах, усиленно окапываясь и строя защитные батареи. Обо всех действиях своего противника Бакланов был прекрасно осведомлен благодаря армянским лазутчикам, которые с большой охотой помогали русским войскам всем, чем могли. Ко всему прочему, время от времени генерал посылал своих казаков в разведывательные рейды, дабы противник продолжал готовиться к скорому появлению главных сил русских.

Грозный Омер-паша тоже не сидел без дела и, реализуя свой план, стремительно наступал на войска князя Багратиона. Их встреча произошла 8 сентября на реке Ингури, и Омер-паша, имея значительный перевес в людях, одержал победу.

Потеряв около пятисот человек, князь Багратион отступил, а затем и вовсе покинул Мингрелию. Преследуя противника, Омер-паша занял Зугдиди, где простоял три недели, постоянно получая подкрепления от стоявшего в Батуми отряда Энвер-бея.

Находясь в Зугдиди, паша распускал слухи, что вот-вот двинется на Тифлис и вырежет все христианское население. Каждый день он с нетерпением ждал известия о приближении войск генерала Муравьева, но все его ожидания оказались напрасными: разгадав замысел противника, кавказский наместник не сдвинулся с места, упрямо продолжая держать Карс в осаде.

Так в пустых ожиданиях пролетел август, закончилась вторая декада сентября, и положение войск Вассыф-паши стало катастрофическим. Продовольственные запасы в крепости стремительно растаяли, подобно снегу под лучами жаркого летнего солнца. Благодаря казачьим разъездам, беспрестанно патрулировавшим окрестности Карса, блокада крепости стала настолько герметичной, что было совершенно невозможно оказать осажденным какую бы то ни было помощь.