Текст книги "Горизонт, которого нет. Темная тайна Черного моря. Книга 1"

– Ради любви и сострадания!

– Да какая любовь, Саша??? Очнись!!! Война идет!!! Какая, на хрен, любовь? – сорвался на крик Ярослав схватив друга за плечи.

– Самая настоящая! – спокойно ответил Викторов, – На войне любви нет места… но нет места более верного для проявления любви, чем война! Ты не понимаешь этого сейчас, но еще поймешь, надеюсь! И что такое любовь, и какова она на вкус, и где ее можно найти, и на что ради нее можно пойти… Зверем ты никогда не был.

– Это хуже, чем выстрел в спину, от столь близкого человека! – сказал Ярослав и отшатнулся от друга.

– Ты же знаешь меня лучше всех! Я никогда не стрелял в спину! Ни русскому человеку, ни другу и брату по оружию, ни даже врагу… Надеюсь, и ты не выстрелишь! А мы с ней просто уйдем!

На этом он отдал честь и, оставив оружие, двинулся к карцеру. Открыв дверцу, солдат вывел девушку. Она робко шла, немного прихрамывая и трясясь в предчувствии дурного. Александр укрыл ее своим бушлатом и, обернувшись на миг к Ярославу, двинул к выходу. Ярослав молча пошел за ним. Выйдя Викторов увидел комполка, свой взвод, других солдат, что готовили оружие. Ничуть не растерявшись, он прошел сквозь солдат, которые сперва ничего не поняли, и пошел прочь. И было все равно ему, что ему кричали, отдавали приказы. Он просто приобнял девушку за плечи и оба не спеша шли по дороге прочь.

– Взвод на прицел! Сержант Викторов, приказываю вернуться и выполнять приказ!!! – кричал Ярослав вслед Александру.

«Что ж ты делаешь, дурак?! Как же я могу стрелять в тебя?» – только и думал он.

Ярослав так и не отдал приказа стрелять в них…

– Дисциплинка у вас, смотрю! Я обязательно об этом доложу! Солдаты – огонь! – отдал приказ командир полка, ставший свидетелем этого жеста неповиновения простого солдата.

Они так и упали замертво, обнявшись. Ярослав подошел следом и некоторое время стоял над телами пары, застывшей навеки в его памяти.

После этого Ярослав подал рапорт об увольнении, но его не подписали. Война с османами переходила в финальную стадию, и Ярослава обещали отпустить, когда османов прижмут и вынудят пойти на мирные переговоры, или пока они не будут окончательно разбиты. Скрипя зубами и с удвоенной яростью приходилось воевать. И хоть была направлена на врагов, однако ярость эта была скорее от бессильной злобы и горечи, что приходилось подчиняться обнаглевшим тиранам и самодурам.

Через несколько месяцев турецкие вожди окончательно осознали, что если они не заключат мир с русскими, то их сравняют с землей. Тогда Ярослава и отпустили со службы, присвоив медаль за заслуги перед Отечеством, но звание, несмотря на заслуги, оставили прежним. Полк расформировали по разным батальонам. Впрочем, когда собратья по оружию узнали правду о том случае, то при первой же возможности решили уйти. Людей это разобщило, и они уже не могли даже друг другу смотреть в глаза.

Тот случай запомнился Ярославу еще и тем, что это был первый раз, когда он задумался о том, а что же такое вообще любовь? Почему даже друзья и братья по оружию готовы ради нее поступиться принципами? Это было трудно понять его расчётливому разуму.

Воспоминания. Несколькими годами ранее

Осенью Ярослав прибыл на увольнительную в родной дом. Ему было тогда двадцать три года. На поездку и побывку было совсем мало времени. Всего три дня и в обратный путь. Предстояли учения, а затем участие в походе на очередной разгоравшийся виток военных действий. Еще молодой солдат, но уже получивший звание лейтенанта, он и тогда думал только о том, как предстанет перед родителем.

Карета подъехала к имению и после нескольких дней в пути было приятно, наконец, выйти у родного порога и развеяться.

– Господин Орлов, приветствую вас! – произнес прислужник по имени Тимофей и поклонился, приветствуя Ярослава.

– А где же отец?

– Ваш батюшка выехал в поездку. Срочные дела. Велел вам приготовить обед и баню.

– Вечно в делах… – вздохнул Ярослав, – Ты передал моё письмо о приезде?

– Не серчайте. Владимир Алексеевич получил письмо от вас. Ждал вашего приезда, но в деревне на окраине случилось несчастье.

– Что за несчастье?

– Не могу знать! Но ваш почтенный батюшка тотчас велел приготовить лошадь и собрать в дорогу дружину. Не смел его расспрашивать, лишь спросил, что можно сделать пока его не будет.

– Я к тому, что быть может помощь нужна. Не гоже сидеть сложа руки, покуда беда на родной земле. Или холопам это не понятно?

– Не извольте волноваться. Сегодня пришла весть, что все уладилось, а хозяин прибудет к вечеру.

Ярослав призадумался, затем произнес:

– Ну что же, подождем вечера. Распорядись накрывать! Баня готова, говоришь?

– Сию минуту все сделаю! – снова поклонился Тимофей. Он тут же распорядился о разгрузке кареты, а затем поспешил в дом.

– Ты один тут трудишься?

– Никак нет, господин. Конюх Петрушка еще, дворник Гришка.

– Понятно. Выходит, опять всех сослал… Бабы тут не задерживаются.

Всякий раз, когда он приезжал домой отца не было. Однако он надеялся, что хотя бы очередное повышение будет поводом отложить дела и встретить сына у порога родного дома.

Закончив обед в одиночестве и попарившись в бане, Ярослав переоделся в свежую одежду, и на душе посветлело. Он прошелся по дому. Нельзя сказать, что дом очень изменился. Отец по-прежнему был скромен в своих предпочтениях и потребностях – дощатые стены, подсвечники, грубая мебель, простое деревенское убранство, для оружия – отдельный большой шкаф, лишь боевая сабля висела сбоку от камина. Но после смерти матери заметно поубавилось того, чем отличалась семейная обитель от мужской – исчезли картины, полы не были натерты до блеска, местами царил мелкий беспорядок, стеклянная посуда была убрана в сервант, откуда явно доставалась очень редко. Впрочем, появился отдельный кабинет, где отец работал и принимал людей. Вот там был строгий порядок и армейская чистота и красота. Ярослав заметил и отдельный секретер, где были очень странные вещи, похожие на амулеты.

«Что это? Неужто отец занялся чертовщиной? Вроде не водилось за ним такого. Надо бы спросить!» – подумал Ярослав, рассматрев диковины, но не прикасаясь к ним.

Время текло медленно, словно смола, – для военного человека с дороги в доме не было занятия. Ярослав вышел в сад, несмотря на усталость с дороги. За забором с одной стороны было поселение крестьян, с другой – поле, с третьей – лес. За полем была речка, куда он в детстве не раз бегал удить рыбу и купаться вместе с окрестной детворой.

Солнце стояло в зените, и крестьяне были на работах в полях, либо в мастерских. Ярослав прошел мимо поселка и остановился у церкви, где его заприметил дьякон. Поприветствовав, дьякон пригласил Ярослава на вечернюю службу и посетовал, что батюшка его стал реже приходить на исповедь. Ярослава это вновь удивило. Он вспомнил об амулетах, но, разумеется, умолчал. Имея планы на вечер по встрече с родителем, Ярослав отказался, но пообещал прийти на утреннюю службу. Немного поговорив о делах насущных, они распрощались. Ярослав пошел мимо поля к реке, а дьякон, перекрестив его, направился в келью.

Крутой откос у реки, как и прежде, соседствовал с каменной насыпью, давая осторожным доступ к воде. У самой воды какая-то девчушка в платке и замызганном платье пыталась поднять ведра коромыслом.

«Вот дуреха! Ведра-то сперва надо поднять на берег из оврага! Как ты будешь насыпь преодолевать?» – подумал Ярослав, глядя на попытки девушки наладить равновесие на камнях, и понимая всю безнадежность этой затеи.

Хоть у нее и получилось подняться с двумя ведрами наперевес, но стоило ей попробовать сделать шаг, как она тут же шумно шлепнулась, опрокинув ведра, одно из которых укатилось в реку.

Девочка была худенькая, а платье ей явно было велико, что играло в минус тому, чтобы справиться с такой работой. По виду угадывалась одежда послушницы, и Ярослав предположил, что она трудится при храме у дьякона. Было странно, что ее отправили за водой совсем одну.

Тем временем девчушка, утирая слезы, поднялась и полезла в воду за утонувшим ведром. Сил ей не хватало, и, поскользнувшись, она шлепнулась в реку, насквозь промокнув.

«Одно слово – безнадега! Придется помочь!» – подумал Ярослав, подходя ближе. Сперва он думал уйти, но потом что-то внутри его все же заставило спуститься к воде. Отец всегда говорил, что отличительной частью русского человека является сочувствие и сострадание, а еще помощь нуждающимся.

Вблизи он заметил милое детское личико и карие глаза полные слез, а еще заметил синяки и ссадины на руках. Возможно, она уже не в первый раз падает и ушибается.

– Поди водица холодная для купания! Осень на дворе! Давай руку! – сказал Ярослав, и, ухватив за руку, разом вытянул девочку из воды.

Протерев глаза, она взглянула на Ярослава, смутилась и поспешила отвести взгляд и опустить голову. У воды было прохладно, подул ветер, от которого она моментально замерзла, но не смела двигаться, лишь стояла перед незнакомцем и стучала зубами.

– Эх ты! Тебя что, не учили?! Чтобы набрать воды, надо сперва одно ведро наполнить и поднять на берег, потом второе, и только потом коромысло пристраивать. Давай помогу.

– Простите, господин. Я сама…

– Сама-сама! Сама ты уже, смотрю, синяков набила и вымокла до нитки. Лучше старших слушай! Ступай на берег! И вот… укройся! – проворчал Ярослав и укрыл дрожащую девчонку своим кафтаном.

Та взяла коромысло и побрела наверх. Ярослав лишь покачал головой и принялся вытягвать ведро, а затем набирать воды. Пару раз он сам чуть не упал на скользких камнях и промочил ботинки, выругавшись.

Подняв ведра, он встал перед девчонкой, которая не посмела головы поднять, и лишь промолвила:

– Спасибо…

– На здоровье! Тебя как звать-то?

– Вера… – едва слышно произнесла девочка, не поднимая глаз, затем сняла и протянула пиджак.

– Я – Ярослав! Будем знакомы! – сказал Ярослав, беря кафтан и ища в нем портсигар и спички. Они были в кармане, где также был его снимок в мундире после награждения. Когда он вынул портсигар, снимок выпал и Ярослав, подняв его, засунул обратно в карман, затем добавил, – Осторожнее надо быть, Вера! В другой раз никого поблизости не будет! Утонешь еще! Ты откуда?

Услышав его имя, девочка подняла взгляд, полный изумления, и тут же поспешила его опустить. Сердце у неё застучало, дрожь в ногах едва не подкосила, а на лице выступил еле заметный румянец. Конечно же она знала, что так звали единственного сына владыки сих земель, ибо никого с таким именем в этой округе больше не было.

Она стояла и не могла вымолвить ни слова, лишь указала в сторону церкви.

– А, понятно. Пойдем, помогу тебе дотащить, раз уж ввязался. Заодно поговорю с дьяконом. Какого лешего отпускает девиц без сопровождения наставниц?! – сказал Ярослав прикуривая сигарету.

– Не надо, добрый барин, умоляю! Меня накажут… – пропищала Вера и снова начала всхлипывать.

– Вот те новость! За что?

– Каждой послушнице самой догма справляться…

– Ну, если ты не знаешь, как пользоваться коромыслом, тебя же должны сперва научить. Разве нет?

– Как верно поступать – Бог укажет, если вера крепка.

«Ох уж эти набожные речи и логика. Никакой рациональности! Мать такая же была!» – подумал Ярослав.

– Ну, так я же не Бог, а науку и помощь сию по доброте даровал…

– Покорнейше благодарю! – сказала Вера и поклонилась в ноги, как учили, – Значит, вас мне Бог послал…

«Наивная, сил нет! Но спорить похоже бесполезно! Да и настроения нет теологию разводить!» – решил Ярослав.

– Уверена, что обойдешься без помощи?

– Уверена, господин! – ответила Вера и еще раз поклонилась.

– Ну, как знаешь. Значит, укрепляй свою веру и не плачь при трудностях! Жизнь, она вообще штука не простая, а слезами только потоп можно сотворить. Хорошо?

– Да, господин! – сказала она и смущенно улыбнулась.

Ярослав помог ей взять ведра, и она побрела в сторону церкви. Ярослав же пошел по берегу к своему когда-то любимому месту. Вера отошла немного и остановившись поставила ведра на землю.

Сердце молодой девчушки стучало так сильно, что ей казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Множество чувств, пережитых за столь короткое время, словно кружили голову. Ей и присниться не могло, чтоб сын хозяина земли ей помогал воду набрать, и вообще обошелся бы так приветливо.

С ней никто и никогда так не обходился. Будучи сиротой при церкви жить было не сладко. Изначально она была очень непоседливой девчонкой, и хоть и пыталась всем и каждому помочь, но по неумению выходило больше бед, чем чего-то хорошего. Оттого терпела наказания, порицания и трёпки.

Настоятельницей над послушницами была монахиня, страруха очень жестокая. Она не любила ничему учить и что-либо объяснять, но за любые неправильные действия наказаывала. Она ставила на колени на горох или гречку, оставляла без еды на несколько дней, да и розги были ей по нраву. Девчата в приходе ходили по струнке, но никому было невдомёк каким способом это достигается. Вера же была у нее «в любимицах», особенно по количеству наказаний. Она всячески пыталась показать матушке, что она все делает и старается помогать, но та только пуще ее бранила.

Вере так хотелось, чтобы хоть кто-то ей помог, научил или просто однажды сказал «спасибо». Хотелось, чтобы ее похвалили, но попытки заслужить похвалу расценивались как тщеславие. Наказание же, по разумению настоятельницы, должно было приучать к смирению.

И вдруг такое чудо! Словно лучик света в бесконечной тьме…

Невольно ноги сами повели девчонку вслед за Ярославом. Прячась за кустами и деревьями, она брела следом стараясь не шуметь и держаться поодаль. Сердце все также стучало и сбивало дыхание. Это было какое-то странное ощущение страха и желания просто посмотреть на этого господина еще. Она не хотела подходить ближе и, если бы Ярослав ее заметил, и снова с ней заговорил, она бы опять онемела и стояла бы, уткнувшись взглядом в землю. И тем не менее, шаг за шагом, она к нему приближалась.

Ярослав тем временем дошел до своего места и с ужасом обнаружил, что дерева, с которого он рыбачил – нет. Оно склонялось над рекой, и судя по срубам на пеньке упало в реку. Он повесил кафтан на ветку дерева у дороги и полез за пенек. Между его корней он нашёл свой тайник – кулёк с запасом из 30 копеек на черный день. Казалось бы, зачем сыну помещика запасы денег, когда отец может купить ему все, что потребуется? Но только Владимир не жаловал Ярослава подарками, а заставлял их зарабатывать. А за провинности мог их все забрать. Оттого тайники Ярослава были в разных местах.

«Вот, что значит уметь прятать! Даже дровосеки дерево срубили да не нашли!» – довольно улыбнулся Ярослав.

Вдруг позади он услышал хруст, поднялся и оглянулся. Но только вылезая из оврага, он заметил, как вдаль убегает все та же девчушка по имени Вера.

Ярослав лишь покачал головой, взял кафтан и по пути в сторону дома подумал:

«Не девка, а недоразумение! Трудно ей будет!»

Вера бежала прочь со всех ног. Голова кружилась, мысли путались, дыхание сбивалось. В руках у груди она держала карточку с фотографией Ярослава, которую она умудрилась тихонько вытащить из его кармана.

Тем временем на корабле

Воспоминание оборвал подошедший сержант Сурков. Невысокого роста, полноватый, улыбчивый, слегка суетливый, но располагающий к себе мужчина. Он тяжело дышал и обмахивался платком, постоянно утирая пот со лба, что лился градом. На гражданской палубе находиться было просто невозможно из-за влажности, духоты и нестерпимой вони. Все, кто был не на посту вышли на верхнюю палубу, пытаясь найти себе хоть какое-то спасение и чем-нибудь себя занять. Конфликты раздувались на пустом месте.

Надо сказать, что несмотря на то, что российские парусники были куда чище и опрятнее западных судов (отличались наличием гальюна55
  Гальюн – отхожее место, или туалет. Именно с флота пошло понятие «очко» так как это было круглое отверстие в настиле на самом носу корабля, сбоку от бушприта, около носовой фигуры.


[Закрыть] и профоса66
  Должность «профоса» имелась и довольно долго сохранялась в Российской империи. В Морском Уставе Русского Флота 1720 года, являвшимся основополагающим документом, регламентирующем все стороны флотской жизни на протяжении всего XVIII века, мы можем прочитать, что на корабле любого ранга имелся один профос, основной обязанностью которого было следить за тем, чтобы нигде не было мусора, нечистот, чтобы все люди оправлялись только в специально отведенных местах (гальюнах), а при обнаружении испражнений немедленно их убирать. Особо он должен был обращать внимание на то, чтобы веревки и канаты не подвергались бы воздействию нечистот. Второй обязанностью профоса было исполнение обязанностей палача (это значение пришло из голландского «profoost» – «палач») (Книга 3, глава 21, артикулы 1—3).


[Закрыть], с чем были проблемы, например, у испанского флота), но главные флотские проблемы с поведением и гигиеной в те времена были и у русского флота.

Из-за штиля и угрозы исчерпания съестных припасов, капитан грозился отправить солдат на весла. Гибриды парусников и галер были еще в строю в те времена. Разумеется – никому этого не хотелось, ибо если существует ад, он непременно похож на галеру. Уж лучше сдохнуть под солнцепёком в пустыне, чем откинуться на нижней палубе за веслами. Ярославу это, конечно, не грозило, поскольку не офицерское дело веслами махать. Но ребят было, как минимум, жаль. От такой работы люди, обессилев, заболевали или преставлялись.

Хотелось есть, но баланду, что варил корабельный кок, можно было переваривать не чаще раза в день, учитывая, что запивать приходилось тухлой водой. С такими харчами в бой идти нельзя, а отдыхать тем более. От этого пассажиры были на взводе. Того и гляди начнут друг другу бить морды, лишь бы сорвать злость от безделья.

Сурков, поравнявшись с Ярославом, отдал честь. Ярослав ответил и завязался разговор:

– Здравия желаю, ваше благородие! – сказал Сурков.

– Здорова, сержант! Чем обязан?

– Да, в общем-то, ничем, Ярослав Владимирович! Просто увидел вас в одиночестве и решил выразить вам свое уважение да угостить!

– Вот интересно, сержант! Мы ведь с вами ранее не были знакомы! Откуда же вы меня знаете? – спросил Ярослав.

– О вашей службе идет такая молва, что наслышаны бойцы всего фронта! Часто ли увидишь живую легенду рядом?! – воодушевленно сказал сержант, протягивая пряник.

– Угу… Легенду?! Забавно… Но не более! – вздохнул Ярослав, – А вот за пряник – спасибо! Другим тоже раздаешь, или только «легендам»?

– Всем, кому могу! Берёг их на черный день в пути… Думаю, это именно он!

– Чертовски верно! – усмехнулся Ярослав, взглянув при этом на яркое солнце, – Меняю на сухари в таком случае!

– Честно, я бы уже на сделку с Морским дьяволом был бы согласен, лишь бы не отправили на весла в такую жару! Да денег нет ему заплатить…

– Сделка с Морским дьяволом? Это что еще за байка? – усмехнулся изумленный Ярослав. Такого он еще не слышал ни от кого, хотя ходил на кораблях не впервые, и общался с моряками.

– Это не байка! – улыбнулся Сурков, – Слыхал от моряков, что когда море такое спокойное, значит, Морской дьявол затаился и ждет, пока кто-то взмолится о сделке с ним, а когда это случиться, то погода резко меняется, поднимается ветер или даже налетает шторм, это значит, что Морской дьявол вышел на охоту за свежими душами. Тогда успевай удирать. Только опытные моряки способны спастись от Морского дьявола… – по-свойски, но задумчиво произнес Сурков. Он говорил так, будто это само собой разумеющаяся реальность, а Ярослав о ней не знал. Без тени сомнения или иронии.

– Вы, верно, шутите, сударь? Если так, то у вас явный талант! Вам бы на сцену! А если нет, то вам сержант, стоит пойти к лекарю или прилечь в тени! Явно – напекло!

– А вы, смотрю, не романтик, Ярослав Владимирович! – усмехнулся сержант.

– Да какая, к вашему, Морскому дьяволу, романтика?! Когда голод сводит, когда пекло, как в самом глубоком аду – не спастись, не спрятаться, еще и вонь тухлой рыбы от моря! Ни глотка свежести, ни чистой воды! В пору взбеситься, а не о романтике думать!

– Ахах! Ну, если думать только о плохом, как раз и взбесишься! Не угодно ли потешить себя морскими былинами?! К тому же, на веслах куда более страшный ад в такую погоду!

– Не сомневаюсь! – сочувственно взглянув на Суркова, сказал Ярослав, – Вероятно, вы правы! Если не тешится в таких условиях, то самое время повесится на рее!

Оба усмехнулись, похрустывая угощениями. В тот момент, эти сухари и пряник были почти что подарком свыше. А разговор немного отвлекал от чувства скрученного в узел живота.

– Что ж! Продолжим забавляться! – сказал Ярослав, проглотив последний сухарь. Теперь хотелось пить, но все же стало намного легче, и он решил продолжить интригующую беседу, – И как же, интересно, сию сделку с дьяволом проводят? Свечи, танцы с бубном и жертвоприношения девственниц?

– Хех! Не так все просто! – парировал Сурков, – Как мне говорили, сперва его надо призвать! Для этого нужно смочить в своей крови монету, скажем копейку и бросить за борт, сказав «море лишь для моряков – к сделке с дьяволом готов»…

– Ничего себе! Среди моряков знатные поэты встречаются! – повеселел Ярослав.

Настроение и вправду поднялось. Но ненадолго. На палубе показался хряк-боцман. Он дунул в боцманскую дудку так, что, наверное, за несколько миль слышно было.

«Солдаты и младший сержантский состав! Собраться на палубе!» – раздался командный голос боцмана не менее громкий, чем его дудка.

– У-у-у! Ну вот и пробил мой час! Счастливо оставаться, Ярослав Владимирович! Не поминайте лихом! – сказал Сурков и пожал руку Ярославу, затем отдал честь.

– Держитесь, друг мой… и спасибо! – ответил Ярослав и похлопал Суркова по плечу.

Тот кивнул и пошел на построение.

Когда состав построился на верхней палубе, боцман продолжил:

– Слушай приказ капитана корабля – «Младшему сержантскому составу распорядиться, получить и обеспечить младший солдатский состав пайками и направить на нижнюю палубу на весла!» Приказ ясен?

– Так точно!!! – крикнули замученные зноем солдаты.

– Вопросы?

– Никак нет!!!

Боцман еще раз дунул в дудку, что означало начать исполнение приказа. Неподготовленных слушателей такой звук вполне мог и напугать, так он был резок. И такие среди офицерского состава явно присутствовали. Про таких Ярослав сразу же думал: «Туристы! Как отец и говорил, приезжают на поле боя посмотреть, и – скорее восвояси, как запахнет жареным! Силы нет даже перед боцманской дудкой устоять, уж куда там перед самим боцманом или реальными проблемами!»

За весь поход боцмана успели оценить все, кто поднялся на борт. Он насолил всем своим скверным чувством юмора, бестактностью, неопрятностью и вызывающим поведением. И ему все сходило с рук – он был здоров и пузат настолько, что свалить мог любого. Неизвестно, как матросы его терпели, но солдат и офицеров он раздражал до самых портянок. Многие уже собирались организовать его избиение всем вместе, но никто так и не решился, все терпели. Ярослав же решил, что если еще раз пристанет, то точно свое получит.

Тем временем солдаты пошли получать пайки, а Ярослав и еще несколько офицеров остались на корме. От невольной мысли об атмосфере в этот миг на нижней палубе, где помимо духоты и вони, еще сырость и дышать вообще нечем, уже становилось дурно.

На палубу вышел капитан корабля. Коренастый мужчина лет сорока пяти, рыхлой физиономии с хлипкой бородой, выглядел он неважно, казалось, что ему пошел уже седьмой десяток. На фоне старпома, он бы потерялся, если б не форма. Однако командовал он логично, четко и умело. Отдав распоряжения, он отправился на мостик, куда позже и старпом поднялся.

«Эх, как парней-то жаль… Молодняк так губить! Но что делать?!» – думал Ярослав шарясь в кармане, – «Хм, а вдруг поможет…»

Достав несколько монет, он выбрал самую маленькую – пять копеек. Обнажив лезвие сабли, он слегка надрезал палец и промокнул монету.

– Была – не была! Море лишь для моряков – к сделке с дьяволом готов! – произнес он и бросил монету через плечо за борт.

Как и следовало ожидать – ни вспышки молнии, ни грома, ни внезапно налетевшего шторма. Хоть бы легкое дуновение. Черта с два!

– Хм. Может мало денег дал?! – усмехнулся Ярослав, – А может, морской дьявол слишком крепко спит!

Корабль, наконец, двинулся с места на вёсельной тяге. Окружающее пекло превратилось в лёгкий горячий ветерок, давая небольшое облегчение, особенно в тени. Но уже через несколько минут паруса были убраны, дабы не мешать вёслам и пришлось уходить на пассажирскую палубу.

Корабль, покачиваясь, медленно плыл, и в открытые люки все же заходил воздух, давая возможность дышать. Ярослав решил вздремнуть, пока есть такая возможность. Завалившись в гамак, он быстро провалился в сон. Вся суета осталась на верхней и нижней палубах.