Текст книги "Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939)"

На этом фоне яркими стилистическими маркерами, придающими публицистическому тексту динамичность, являются немногочисленные образованные от сниженных глаголов производные: заушение, морочение, толчение, шевеление, одурение, озверение[50]50
  Очевидно, фраза одичание и озверение представляла устойчивый лексический комплекс (бином), характерный для литературы XIX века. Ср., напр., у Л. Толстого: «Если бы кто сомневался в этом страшном одурении и озверении, до которого дошло в наше время христианское человечество» (В чем моя вера?); «…Совершилось то, что мы знаем: погибель сотен тысяч невинных людей и озверение и одурение миллионов» (Христианство и патриотизм).


[Закрыть], обалдение, задичание[51]51
  В сл. Даля: Задичать, сделаться диким; о человеке, лишиться образования или отвыкнуть от людей. В СУ отсутствует.


[Закрыть], ничегонеделание, одичание, обивание, подзуживание, подсиживание, подслушивание, поедание, продергивание, промотание, шатание, стучание:

Мужика или бабу вызывают в комячейку и заставляют следить за определенными лицами – в Амурской области это называется – «стучать». «Стучание» обыкновенно продолжается два месяца (Возрождение. 1927. 5 окт. № 855).

Работа сего посланника [Флоринского] ограничивалась шатанием по Парижу и его злачным заманчивым уголкам (Дни. 1926. 16 нояб. № 1160).

Спрашивается, почему все эти «послы» так безразлично отнеслись к отвратительному заушению их родины? (Рус. голос. 1939. 1–14 янв. № 406).

Морочение голов продолжается как ни в чем не бывало (Анархич. вестник. 1923. № 2).

Малейшее антисталинское шевеление в Кр. [асной] Армии – и вновь потоки крови и вновь сталинская расправа… (Рус. голос. 1939. 12 марта. № 414).

Ю. С. Сорокин отмечал, что в XIX в. практически от любого глагола разговорно-просторечного характера, особенно во фразеологически связанном, переносном значении, возможно было окказиональное образование такого существительного [Сорокин 1965: 211]. Итак, разговорные производные на – ение, – ание в эмигрантских газетах – продолжение предшествующей языковой традиции.

Изредка отглагольные существительные образуют дублетные словообразовательные варианты, в которых сохраняются следы глагольной аспектуальности: опубликование (предложения об опубликовании в официальном правительственном органе имен лиц) – публикование (ожидается публикование распоряжения префекта) – распубликование (распубликование речи Эррио). Равноправное сосуществование данных отглагольных производных в эмигрантском узусе свидетельствует об отсутствии семантических или намечающихся стилистических подвижек; в языке XIX в. и в первые десятилетия XX в. исходные глаголы были в широком ходу в публицистическом стиле.

С конца XIX в. в русском языке активизируется иноязычный суффикс – изация, который имел то же значение, что и – ание, в результате чего суффиксы вступили в конкурентные отношения: суффикс – изация менее «глаголен», чем суффикс – ание [Сорокин 1965: 213]. В эмигрантской прессе синонимия (дублетность) иноязычного и русского суффиксов является обычным явлением; ср. пары:

интернационализирование = интернационализация:

(1) …наряду с чисто русскими коммунами существовали коммуны китайские, корейские, немецкие, еврейские, причем только последние как будто проявляли тенденции к интернационализированию… (Голос России. 1931. 1 окт. № 3).

(2) «Интернационализация» еврейской фабрики [название заметки] (Руль. 1930. 2 янв. № 2767).

демократизирование = демократизация:

(1) До сих пор мы далеки… от демократизирования всего мира (Воля России. 1920. 16 сент. № 4).

(2) …вместо политической социальной демократизации всего мира (Воля России. 1920. 16 сент. № 4).

эксплуатирование = эксплуатация:

(1) …обратить внимание международного пролетариата на наше положение, на неслыханное еще до революционного времени эксплуатирования нашего труда (Дни. 1925. 31 янв. № 679).

(2) …а между тем, констатирует суворинская газета, «за победным войском [Врангеля] идут тучи черные паразитизма, эксплуатации, беспечного житья…» (Воля России. 1920. 14 сент № 2).

Наличие таких дублетных пар в эмигрантском узусе поддерживалось также иностранными языками, где обычны прототипы данных интернационализмов на – tion, имеющих как глагольное, так и процессуальное значение в зависимости от контекста и грамматической позиции слова. Таким образом, расподобление таких пар в эмигрантском узусе сдерживалось иноязычным влиянием. В русском языке метрополии этот процесс проходил более интенсивно, так как степень «глагольности» суффикса – изация была существенно ниже.

Уже со второй половины XIX в. конкурентом существительных на – ие становятся производные на – ка (со значением действия, результата этого действия и орудия действия); основным поставщиком таких образований служила разговорная и профессиональная речь [Виноградов 1986: 123]. В литературном языке закреплялись производные на – ка либо как коллоквиализмы, либо как профессионализмы (от русских и иноязычных основ) [Сорокин 1965: 219]. Революция породила новые отглагольные существительные: зачитка, побудка, переподготовка [Селищев 1928: 174]. Какие же типы производных на – ка встречаются в эмигрантской прессе?

Прежде всего обращает на себя внимание то, что среди образований на – ка преобладают такие слова, которые уже лексикализовались в русском языке, то есть стали самостоятельными, автономными лексемами словаря. Такие слова могут использоваться либо как отглагольные существительные для обозначения процесса, либо как предметные имена: постановка, указка, ссылка, сборка, передышка, проработка, отставка, голодовка, закройка, проделка (от русских основ), дрессировка, баллотировка, бомбардировка, вербовка, нивелировка (от иноязычных основ). Многие из этих производных были чрезвычайно активны в советской прессе, входя в состав ключевых концептов новой идеологии (чистка, схватка, передышка, проработка, смычка); в эмигрантской прессе ключевые слова советского строя чаще всего становились объектом языковых манипуляций и множества лингвопрагматических интерпретаций.

Интересным случаем является окказионализм брижка (< брить); ср. литературное бритье. Это гибридное образование – результат влияния профессионализмов (стрижка < стричь, утюжка < утюжить, глажка < гладить и др.), однако от глагола брить невозможно образовать нормативное производное *брижка вследствие незаконности в русском языке морфонологического чередования т/ж. Однако окказионализм брижка, созданный по модели профессионализмов, преследует в тексте очевидную игровую цель. Ср.:

…на [XII] съезде [РКП] были продемонстрированы диаграммы понижения и повышения цен, известные под названием «ножниц» – как говорят в рабочих и крестьянских массах – для стрижки и брижки народа (Анархич. вестник. 1923. № 5–6).

Ср. нормативные профессионально-речевые обозначения в эмигрантской прессе:

Прикроенную жилетку сшить на машине – полчаса. […] Считая на закройку, сборку и утюжку еще два, два с половиной часа – вся работа, значит, будет готова в три часа (Руль. 1930. 1 янв. № 2766).

Итак, компрессивное словообразование имен существительных с суффиксами – ение, – ание, – ка в эмигрантской прессе следует моделям, сложившимся в русском языке еще в предреволюционную эпоху. Следует, однако, отметить более замедленные темпы преодоления «глагольности» в конкурентных формах на – ание/-ение и – ация/-изация в результате влияния прототипических форм.

Суффикс -н-. Наиболее яркой, характерной особенностью использования суффикса – н– в языке эмигрантских газет было словообразование от иноязычных основ. Эта группа производных очень частотна в эмигрантских газетах, поскольку образование относительных прилагательных посредством суффикса – н– среди прочих суффиксов осуществляется легче всего. Эти производные (как старые, существовавшие в языке еще до революции, так и новые, появившиеся в эмигрантском быту) можно разбить на следующие тематические зоны:

а) социально-политическая, общественная сфера: синдикальный, пропагандный, легитимный, великобританский, колониальный, аппаратный, арестный, газетный, сепаратный, унитарный:

…Конфедерация Труда… органически и духовно связана с тем самым Амстердамским синдикальным интернационалом (Воля России. 1920. 18 сент. № 6).

Младороссы выдвигают идею легитимной монархии (Младоросская искра. 1932. 12 июня. № 20).

…группа пассажиров в количестве 12 человек… были под конвоем направлены в местный арестный дом (Дни. 1925. 27 янв. № 675).

Партия пронизана аппаратом и равняется по аппаратным признакам (Младоросская искра. 1932. 20 авг. № 21).

б) сфера досуга, спорта, занятости: лот(т)ерейные билеты, детективный, отельный (< отель; отмечено в СУ), попугайный, реваншный, танцовальный, теннисный, фейерверочные (обещания), фешенебельный, фротировочные материи (от франц. frottе́e – «через» нем. Frottе́(e) – «махровая ткань»).

На курорте Корста, на Балтийском побережье, установлен случай заболевания попугайной болезнью. В начале декабря какой-то даме был прислан в подарок попугай, который 22 декабря издох. Спустя два дня эта дама заболела лихорадкой и воспалением легких (Сегодня. 1930. 10 янв. № 10).

Вообще отельная индустрия – чуть ли не единственная, которая процветает в Австрии (Сегодня. 1930. 11 янв. № 11).

в) экономическая сфера: дивидендный рынок, преференциальные списки (фр. préférentiel – «льготный, предпочительный»), акцидентные работы (нем. Akzidenz – «извещения, бланки, рекламные проспекты»), шомажный (фр. chômage – «безработица»):

…французский шомажный паек (Единый фронт новой России. 1936. 19 янв. № 19).

г) религиозная, культовая сфера: митрофорный, митрополитальный, атеистичный:

…митрофорным протоиереем о[тцом] Феодором Синькевичем было отслужено торжественное молебствие (Младоросская искра. 1933. 15 авг. № 32).

Православное Митрополитальное Благотворительное Ово [sic], по примеру прошлых лет, устраивает большой духовный концерт (Меч. 1937. 28 марта. № 12).

д) прочие: планетарный, кабинетный, эпохальный[52]52
  В СУ с пометой: нов[ое] книжн[ое].


[Закрыть], лапсердачный (< лапсердак[53]53
  Старинный долгополый сюртук у польских и галицийских евреев. В сл. Даля и в СУ отсутствует.


[Закрыть]), ханукальный, экскурсиальный, камуфлетный:[54]54
  Ср. в СУ: Камуфлет, – а, м. (фр. camouflet). 2. перен. Неожиданный удар, подвох (разг. фам. шутл.).


[Закрыть]

…в России и по сие время без всякого сомнения существуют немладоросские монархисты. […] Они не могут быть сгруппированы ни в каком, даже камуфлетном, даже инфраподпольном союзе или объединении (Младоросская искра. 1933. 5 янв. № 26).

[Еврей] повел итальянца в какойто грязный, темный и с убийственными запахами дом, переполненный лапсердачными обитателями (Сигнал. 1938. 1 сент. № 38).

Эмигрантский узус более активно, чем русский язык метрополии использовал суффикс – альный для производства имен прилагательных от иноязычных основ. Несомненно, оказала влияние контактная близость русского языка к тем языкам, из которых этот суффикс пришел в XVIII в. и получил чрезвычайную активность в XIX в.: «Прилагательные на – альн– – самые многочисленные из прилагательных с иноязычными суффиксальными элементами, что объясняется, повидимому, многочисленностью производящих основ, большой продуктивностью суффиксов – al, – alis в тех языках, откуда производились заимствования» [Очерки 1964а: 356–366]. Если раньше взаимодействие русского и европейских языков, где встречается много слов с данным словообразующим формантом (в первую очередь, французский, английский) было дистантным, то в эмиграции русский язык оказался в непосредственной контактной позиции с языками, прежде территориально отдаленными, что и активизировало в эмигрантском узусе, в отличие от языка метрополии, эту модель русского словообразования. Отсюда такие производные, как митрополитальный[55]55
  В [Очерки 1964а] оно не отмечено; в СУ дано: митрополичий, в БАС-1: митрополитский.


[Закрыть], экскурсиальный[56]56
  В СУ: экскурсионный; это первая фиксация относительного прилагательного экскурсионный (< экскурсия). Очевидно, что эмигранты при образовании прилагательного использовали старую словообразовательную модель на – альный (при образовании слов от иноязычных основ), но в то же время нельзя исключать и возможности влияния англ. excursional.


[Закрыть], ханукальный.[57]57
  В иврите: ханука – праздник освящения. В русских словарях слово до сих пор не зафиксировано.


[Закрыть]

Кроме того, эмигранты продолжали использовать слова с суффиксом – ный, образованные от иноязычных основ в XIX – начале XX в., в то время как русский язык метрополии уже отказался от них в пользу суффикса – ск, в котором значение относительности преобладает: пропагандный[58]58
  В [Селищев 1928: 101], в СУ дано только пропагандистский, которого в эмигрантской прессе нам не встретилось.


[Закрыть], паразитарный[59]59
  В СУ – только паразитический, впервые паразитарный (в медицинском значении) фиксируется в БАС-1.


[Закрыть], атеистичный.[60]60
  В СУ только атеистический; у эмигрантов – оба варианта.


[Закрыть] Конечно, это связано с появлением в советском языковом пространстве новых словообразовательных мотивировок: паразитизм > паразитический, пропагандист > пропагандистский, в то время как эмигрантская публицистика пользовалась словами со старой мотивировкой: паразит > паразитарный, пропаганда > пропагандный, атеизм, атеист > атеистический, атеистичный.

Таким образом, у исконного суффикса – н– в эмигрантском языке произошло его оживление: вновь оказалась востребованной его способность производства относительных прилагательных от иноязычных основ, что следует объяснять активным и непосредственным контактированием русского с европейскими языками.

Суффикс – ов(ый)/ев(ый). В эмигрантской прессе суффикс – ов(ый)/ев(ый) используется эмигрантами прежде всего для образования относительных прилагательных, мотивированных реалиями из технической, производственной сферы: фильмовый[61]61
  В СУ нет.


[Закрыть], банковый, световой, биржевой, наровый (< нары).

…общедоступная лекция проф. Могилянского «Япония в связи в последним землетрясением» (с световыми картинами) (Огни. 1924. 21 янв. № 3).

[Сценарии фильмов] «Восстание Стеньки Разина» и «Жизнь еврея» были заказаны Горькому одной заграничной фильмовой компанией, которая их впоследствии так и не поставила (Возрождение. 1939. 14 июля. № 4192).

Фильмовое общество при МОПР’е закончило постановку картины «Микроб коммунизма», рисующей деятельность советской печати (Дни. 1925. 7 февр. № 685).

…немецкое правительство дало всем государственным банковым учреждениям предписание не предоставлять никаких кредитов т[ак] н[называемому] Торгпреду, т. е. местной советской торговой делегации (За свободу. 1925. 1 янв. № 1 (1405)).

…кабинетные, наровые минеральные ванны [реклама] (Рассвет. 1937. 11 февр. № 35).

В русском языке метрополии суффикс – ов стал широко использоваться при именовании технических понятий, терминов, а также специальных сфер, возрастных групп детей (малышковый, подростковый). Узко специальных, технических понятий, «детских» производных в наших материалах не отмечено. Очевидно, это связано с отсутствием номинативных потребностей.

Суффикс – ск(ий). Производные прилагательные с суффиксом – ск(ий) активно образовывались в революционную эпоху, что было связано со значительным увеличением реалий политической сферы: а) одушевленные имена существительные, обозначающие политическую позицию человека; б) принадлежность к той или иной партии, движению, этнической и иной группе, в) приверженность тем или иным идеям, идеалам и лидерам, а также г) неодушевленные нарицательные существительные, называющие различные явления новой жизни. В центре словопроизводства оказались следующие семантические группы прилагательных:

1. Прилагательные, образованные от антропонимов. В эту группу мы включили также производные «второго шага», с интерфиксами – ов(ский), – ин(ский): суворинский, милюковский, сталинский, гитлеровский (= хитлеровский), колчаковский, ленинский.

2. Прилагательные, образованные от нарицательных существительных со значением лица, оканчивающихся на – ист, – ник, – чик, – ец, -як, чистую основу. Кроме такой мотивировки, в некоторых случаях возможна также мотивированность отвлеченными существительными на – изм, – ство. Сюда же относятся слова на – ический/истический, которые заметно активизировались в русском языке со второй половины XIX в. [Очерки 1964a: 385–389; Сорокин 1965: 274–276]. Ср. производные в эмигрантской прессе, образованные от имен существительных, отсутствующих в русском языке СССР той поры: советофильский, младоросский, сокольский, беженский, легитимистский.

Менее «советофильский» ген[ерал] Гайе был в 1930 г. сменен на посту командующего рейсхвером [немецкая армия. – А. З.] ген[ералом] Ганнерштейном, горячим сторонником сближения с красной армией [sic] (Голос России. 1931. 1 сент. № 2).

…беженские лагеря Турции и Египта (Огни. 1924. 11 февр. № 6).

…участие в сокольских торжествах и выступлениях югославянского сокольства (Рус. голос. 1934. 29 июля. № 173).

…общественное мнение не занималось младоросским движением (Младоросская искра. 1932. 12 июля. № 20).

В эмигрантской прессе очень широко используются производные на – ический. Эти относительные прилагательные, будучи чрезвычайно активными в середине XIX в., могли приобретать и качественные значения, в связи с чем в русском языке появлялись конкурентные формы, специализированные на выражении идеи качественности, а именно формы на – ичный, которые служат «для более наглядного выражения тех качественных значений, которые развиваются в прилагательных на – ический», в морфологословообразовательном – «для образования от слов с суффиксом – ический соотносительных кратких форм и степеней сравнения» [Виноградов 1986: 183; также: Очерки 1964а: 392–396; Рогожникова 1966: 136–139]. Ю. С. Сорокин указывал, что «практически все прилагательные на – ический, где возможны качественные значения, имеют параллельные образования на – ичный» [Сорокин 1965: 275]. Однако это теоретическое положение в реальной речевой практике оказывается не столь безусловным. Так, «параллельные» к словам на – ический прилагательные на – ичный в нашем корпусе единичны: демократичный – демократический, патриотичный – патриотический, фанатичный – фанатический, циничный – цинический. Качественность значения, сообщаемого именам прилагательным суффиксом – н, легко выявляется в контексте: чаще всего слова на – чный употреблены в краткой форме или в превосходной степени, что свидетельствует о семантике градуируемости признака.

Активность словообразовательной модели на – ический при образовании прилагательных (как от иноязычных основ, так и от русских) сохранялась в языке эмиграции, свидетельством чего в газетных материалах служат окказионализмы с данным суффиксом: хунхузнический (< хунхуз,[62]62
  В СУ: Хунхуз, – а, м. (китайск. hunghutzu, букв. «краснобородый»). В Манчжурии и Северном Китае – участник шайки бандитов, грабителей.


[Закрыть] хунхузничество), интеллигенческий (< интеллигент, интеллигенция) и даже окказионализм свободнический – в анархической газете. Суффиксальное оформление этих производных отличалось от русского языка метрополии: хунхузский (в СУ), интеллигенческий – нигде на зафиксировано. Вообще активность производных на – ический характерна именно для «левой» и «ультралевой» прессы. В принципе, в русском нормативном словообразовании невозможно создать производный адъектив на – ический от производящего слова свобода или прилагательного свободный, однако попытка анархистов перевести концепт свобода на более высокий (в рамках их идеологической/идейной концепции) семантический и прагматический уровень для передачи смысла *свободность, *свободничество, приводит к появлению относительного прилагательного с интенсивной характеризующей интенцией: свободнический = «страстно стремящийся к свободе; пронизанный духом, философией свободы». Таким образом, как в устной, так и письменной практике эмигрантов суффикс суффикс – ическ служил для образования прилагательных, образованных от иноязычных (как правило) основ.

Рассмотрим более подробно триаду от одного иностранного корня и словообразовательное гнездо, сложившееся в русском языке эмиграции.

интеллигентный – интеллигентский – интеллигенческий

В эмигрантской прессе нам встретилось три производных от корня интеллигент: интеллигентный – интеллигентский – интеллигенческий. Какие же семантические различия между вариантными формами (если они были) поддерживали и позволяли сохраняться в эмигрантском узусе этим трем лексемам? «Интеллигентный в смысле «культурный» появилось около 1870 года, а интеллигентский – «принадлежащий интеллигенции» – чуть позже, примерно в 1880 году. […] Интеллигентский – тот, кто принадлежит интеллигенции… Интеллигентный же – тот или то, что присуще интеллигенту, составляет основной его признак и является характеристикой лиц, а не класса. […] В. И. Ленин в своих произведениях 61 раз употребил слово интеллигентный, и более 300 раз – интеллигентский» [Колесов 1988: 264; более подробное рассмотрение понятия интеллигент и гнезда см. в: Зеленин 1999d, 2000a, 2000b; Грановская 2005: 42–43]. Появление форм интеллигентый и интеллигентский примерно в одно и то же время (1870–1880-е гг.)[63]63
  Вот как С. И. Карцевский мотивирует появление прилагательного интеллигентский: «Интеллигент был противопоставлен рабочему, вследствие чего потребовалось создать новое слово интеллигентский, т. е. свойственный, присущий интеллигенции; за словом же интеллигентный осталось значение “культурный, образованный”» [Карцевский 2000: 232].


[Закрыть] не преследовало стилистической или семантической функции, а только сигнализировало о словопроизводственной двойственности лексемы: если следовать формальной структуре иноязычного слова, то в середине XIX в. преимущественным словообразующим формантом адъектива был суффикс – н, если же следовать семантике слова, то присоединение суффикса – ск– свидетельствовало о качестве, свойственном интеллигенту как лицу. Повидимому, эти две различающиеся модели образования прилагательных от интеллигент (первая модель на – н: от иноязычной основы; вторая модель на – ск: для обозначения лица) достаточно долго сосуществовали в русском языке, и размежевание двух форм по оценочнопрагматической функции (интеллигентный с позитивной окраской, а интеллигентский – с пейоративной) произошло в русском языке метрополии в 20–30-е гг. XX в. Ср. в СУ: Интеллигентный – 1. образованный, культурный, присущий интеллигенции. 2. прил. к интеллигенция (книжн.); Интеллигентский (презрит.). Свойственный интеллигенту (во 2 знач.). Однако второе значение слова интеллигент сложилось именно в советские годы и, очевидно, под непосредственным влиянием трудов Ленина, жестко и грубо высмеивающих нерешительных, колеблющихся или сомневающихся деятелей культуры, просвещения именно при помощи формы интеллигент (интеллигентик) в пейоративно окрашенных контекстах. Это социальномотивированное значение узуализировалось и попало уже в СУ: Интеллигент – 2. То же, что человек, социальное поведение кго [которого] характеризуется безволием, колебаниями, сомнениями (презрит.). Таким образом, семантическое и прагматическое расподобление форм интеллигентный и интеллигентский произошло уже на почве послереволюционного русского языка.

Эмигрантская публицистика не отражает этого механизма социальнопрагматического расщепления вариантных форм на два идеологически противопоставленных концепта, как это произошло в советском языке. Напротив, в эмигрантской прессе обе формы интеллигентный и интеллигентский часто взаимозаменимы. И даже больше: в нашем материале доминирует именно вариант интеллигентный, который и обладал самым широким семантическим диапазоном из всей триады. Интеллигентный у эмигрантов – это: 1) Обладающий специальными знаниями, получивший высшее специальное образование; 2) присущий интеллигентам, характеризующий интеллигентов (стиль мышления, языковые, речевые особенности и проч.). Итак, интеллигентный имеет как номинативнонейтральное (1) значение, так и (в определенных контекстах) оценочноквалифицирующее (2). Ср. цитаты:

(1) Теперь разрыв между интеллигенцией и народом сглажен за счет понижения общего культурного уровня интеллигентных слоев и повышения сознания масс (Дни. 1926. 17 нояб. № 1161).

(2) Я убежден… что мы все, т. е. все интеллигентные русские люди, носим в своих жилах такую смесь национальных кровей, что по признаку географического происхождения нам крайне трудно определить себя, – особенно в вопросах малороссийском и великорусском здесь мы очень просто столкуемся, когда надо будет, да, вероятно, и столковываться не надо будет (Рус. голос. 1939. 19 марта. № 415).

Форма интеллигентский используется в эмигрантской прессе намного реже, причем следует отметить любопытный факт: в «левых» (анархических, социалистических) изданиях она имеет пейоративный оттенок, в монархических (вообще охранительных) – нейтральный, выступая как равноправный эквивалент интеллигентный (в 1 значении). Ср.:

…разрушение… нанесет сокрушительный удар всякого рода ложным тенденциям в анархизме: слащавому пацифизму; интеллигентскому либерализму. (Анархич. вестник. 1923. № 2)

Фронтов наоткрывали множество. […] Фронт беспартийных. Провалился: требуют тайного голосования и права критиковать партийцев. Фронт интеллигентский. Провалился: кроме Сергея Котляревского и Гредескула никто не считает период советской власти «самым счастливым периодом человечества» (Дни. 1925. 30 янв. № 678).

Наконец, вариант интеллигенческий – это неологизм эмигрантского речевого обихода, созданный по активной модели образования прилагательных от иноязычных основ на – ия (интеллигенция) или – нт (интеллигент). Таким образом, в языковом сознании эмигрантов слово интеллигент входило в группу иноязычных основ, от которых закономерно, модельно при помощи нейтрального суффикса – ический образуется слово интеллигенческий.

[В дореволюционное время] «украинское движение» имело исключительно интеллигенческий характер: ни одно украинское газетное издательство не могло просуществовать на свои средства (Рус. голос. 1939. 1–14 янв. № 406).

Можно сделать вывод о сохранении в эмигрантской прессе адъективной модели на – ический, свойственной языку XIX в., и ее пополнении новыми производными.

большевицкий – большевистский

Уже в наши дни высказывалось мнение (впрочем, не документированное цитатами), что эмигранты семантизировали вариативность слов типа большевицкий – большевистский, меньшевицкий – меньшевистский с целью оценочного выражения: большевицкий, меньшевицкий – с негативной окраской, большевистский, меньшевистский – как нейтральные номинации [Денисов 1998: 120, сноска 17]. Наши материалы не подтверждают этого предположения и не свидетельствуют о семантизации суффиксов прилагательных с прагматической целью; практически во всех эмигрантских изданиях (кроме «левых») отрицательная прагматика самих понятий оказывалась достаточной, чтобы «нейтрализовать» семантические оттенки между вариантами. Действительно, частотность лексемы большевистский была в 2 раза выше, чем варианта большевицкий. Количественные пропорции таковы: 66 словосочетаний с большевистский против 30 словосочетаний с большевицкий. Очевидно, разница между формами большевистский и большевицкий в эмигрантском узусе сводилась, судя по нашему корпусу примеров, только к количественным параметрам, не затрагивая семантики форм, точнее – не приводя к их семантической дифференциации. В сводной таблице, показано семантическое распределение данных прилагательных с именами существительными.

Как видно из перечня компонентов, позитивнооценочные сочетания с прилагательным большевистский/большевицкий достаточно редки, преобладают негативнооценочные словосочетания. Впрочем, оценочность может присутствовать в имплицитном виде даже в таких на первый взгляд нейтральнономинативных обозначениях, как большевицкая/большевистская армия, большевицкие/большевистские войска, большевицкая/большевистская газета и т. п. Хотя Карцевский в начале 20-х гг. высказывал мысль, что прилагательные большевицкий, меньшевицкий следует рассматривать как «правильные и единственно употребляемые в народе» [Карцевский 2000: 259], тем не менее в реальной речевой практике эмигрантов «неправильная», но узуальная форма большевистский доминировала. Для русского языка метрополии справедливо замечание: «повидимому, во второй четверти XX в., число образований на – (ист)ский, не выражающих подчеркнутого отношения к лицу, сокращается (за исключением немногочисленных прилагательных типа марксистский, меньшевистский, большевистский, семантически более связанных с именами на – изм, чем на – ист)» – на том основании, что произошло расширение мотивировки слова: от личных существительных на – ист абстрактными существительными на – изм (со значением политической доктрины, учения, идеологии) [Очерки 1964а: 387]. Эмигранты же сохраняли старую производность прилагательных от личных существительных, производство от абстрактных существительных на – изм у них было или факультативным, побочным, или, по крайней мере, равноценным с первой мотивировкой. В ремотивации прилагательных на – ицкий/истский в советском лексиконе хорошо проявляется деятельностный (социальнообусловленный) характер словообразовательных процессов, ведущий к ликвидации дублетности концептуальных понятий идеологии. В эмигрантской же прессе мы видим практически параллельное сосуществование форм большевицкий и большевистский, меньшевицкий и меньшевистский, перевеса того или иного прилагательного не наблюдается, будь то газета начала 20-х или конца 30-х гг.:

…на Выборгской Стороне большевицкие жандармы (конная милиция) давили безработных, шедших в центр города с требованием открыть для голодающих рабочих общественные столовые (Дни. 1925. 31 янв. № 679).

Большевики показали свое истинное лицо при этом настолько явственно, что отвращение к большевицким приемам сказывается с каждым днем все определеннее и во Франции, и в Англии (Возрождение. 1939. 7 июля. № 4191).

…меньшевицкий социалдемократический Интернационал (Младоросская искра. 1933. 15 авг. № 32).

…в России укрепился меньшевистский или даже кадетский режим (Анархич. вестник. 1923. № 1).

Еще одним существенным отличием эмигрантского речевого обихода от советского в использовании прилагательных на – ск(ий) было полное отсутствие у эмигрантов производных, образованных от аббревиатур; единственным исключением является еще дореволюционное прилагательное эсеровский. Напротив, в русском языке СССР отаббревиатурное производство имен относительных прилагательных было очень активным: женотдельский, военхупровский, Коминтерновский, месткомовский, мопровский, наркомюстовский, нарпитовский, собесовский, цитовский (< ЦИТ «Центральный институт труда»), юнкоровский, главкистский, цекистский, комсомольский [Селищев 1928].

Таким образом, для эмигрантского узуса при образовании прилагательных на ск(ий) характерны следующие словообразовательные тенденции. С одной стороны, эмигранты практически не образовывали производных от аббревиатурных форм и сложносокращенных слов. С другой стороны, эмигранты активно пользовались моделью производства прилагательных при помощи суффикса – ический от существительных со значением лица; в советском речевом обиходе эта модель выходила из активного словопроизводства, смещаясь на стилистическую периферию.