Текст книги "Филиал. Истории для кино"

Время летать
^{Сценарий х/ф}

Лунева разбудил ранний телефонный звонок. Откинув одеяло, Лунев сунул ноги в шлепанцы и, как был в пижаме, направился из спальни в кабинет.

Жена тоже проснулась. Она оторвала голову от подушки и проводила мужа взглядом, полным тревожного ожидания.

Лунев подошел к письменному столу. Там рядом с телефонным аппаратом и письменным прибором стояла модель реактивного самолета Ту-154. Телефон трезвонил, не переставая.

Лунев снял трубку и привычно проговорил:

– Лунев слушает.

Последовала долгая пауза, во время которой Лунев стоял неподвижно, слушая абонента. Лицо его было сосредоточенным.

– Спасибо, – наконец сказал он.

А потом, после короткого молчания:

– Постараюсь оправдать доверие.

Он положил трубку, постоял несколько мгновений, что-то обдумывая, и вернулся в спальню.

Жена встретила его тем же ожидающим взглядом.

– Можешь меня поздравить, – хмуро сказал Лунев.

Вокзал местного аэропорта в эти утренние часы напоминал Ноев ковчег. Точнее, спящий Ноев ковчег, который к тому же никуда не плывет. Еще точнее – это было сонное царство, хорошо известное по русским сказкам.

Тут и там, группами и поодиночке, приткнувшись к чемоданам и тюкам, свернувшись в креслах, притулившись к перегородкам, в самых живописных позах спали и дремали пассажиры.

Здесь были все возрасты, национальности, социальные группы.

Служащие аэропорта дисциплинированно дремали на рабочих местах: за регистрационными стойками, в справочном бюро, в вокзальном буфете. Если кто и двигался, то так лениво и плавно, что это лишь подчеркивало общее состояние спячки. Тихо было в аэропорту, никаких звуков, кроме храпа да посапывания, не раздавалось.

Аэропорт был захолустный, провинциальный, постройки пятидесятых годов. Стояли пальмы в кадках. Отдельные новшества, вроде кресел на колесиках, только подчеркивали провинциальность.

Именно в таких широких креслах ожидала вылета группа пассажиров: старик интеллигентного вида с худым лицом и впалыми щеками; мужчина средних лет, по виду – производственник; молодой человек с бородкой и румяными круглыми щечками; наконец, красивая женщина, которую портила лишь обильная косметика, зато украшала дорогая шуба.

Производственник дремал, вытянув вперед ноги и надвинув на нос шапку, отчего были видны лишь его широкие скулы. Остальные трое вели вялый разговор: все уже успели перезнакомиться за время многочасового ожидания.

– Ну а раньше? – устало спросил молодой, обращаясь к старику.

– Сколько себя помню, здесь всегда творилось бог знает что! – раздраженно вмешалась женщина.

– Не скажите, – возразил старик. – При Силине работали нормально. Правильно работали.

– Силин? Кто это? – спросила женщина.

– Сразу видно, что вы молоды, – улыбнулся старик. – Был такой начальник аэропорта, царство ему небесное!

– Вспомнили Силина… – вздохнул молодой. – При Силине летали на «илах», на винтовой технике…

– Дело не в технике, а в людях, – сказал старик.

– Они допрыгаются… – вдруг тяжело пообещал производственник, не меняя позы.

Все замолкли, посмотрели на него. Однако он свою мысль не продолжил.

– Нет, так мы никогда не улетим! – женщина резко поднялась и направилась туда, где под сенью декоративной пальмы расположилась группа людей с музыкальными инструментами в футлярах. Это был аккомпанирующий состав, сопровождавший певицу в гастрольной поездке.

Певица потрясла за плечо молодого администратора.

– Аркадий!

Тот поднял голову, посмотрел спросонья.

– Ты узнавал?

– Не порите панику, Валентина Григорьевна! – недовольно произнес Аркадий. – Рейс откладывается на два часа.

– Это уже шестые два часа!

– Да не улетим мы сегодня, ежу понятно, – отозвался саксофонист в летах. – Ничего, Валентина, сейчас ресторанчик откроют…

Щелкнуло в динамике, висящем над пальмой, и оттуда донесся девичий голос:

– Вниманию пассажиров, вылетающих рейсом 4515 до Махачкалы. Ваш вылет задерживается на два часа по метеоусловиям.

В кабинете начальника Службы обеспечения полетов происходило тем временем конфиденциальное совещание. В нем участвовали хозяин кабинета Петр Герасимович Горохов – плотный крепенький старичок, каких именуют иногда «боровичками», – и его подчиненный Борис Чиненков, человек лет тридцати пяти с юрким примечающим взглядом. Они сидели за столом для совещаний напротив друг друга и переговаривались тихо и внятно, глядя друг другу в глаза.

– Ну а если? – с сомнением проговорил Горохов.

– Никаких если, Петр Герасимович! Что они – не понимают?! – Чиненков перешел на свистящий шепот. – Да я первый уйду… Там ведь не дураки сидят. Сравнивать вас и Лунева!

– Думаешь? – озабоченно переспросил Горохов, словно окидывая себя мысленным взором.

– Факт!

Щелкнуло в системе диспетчерской связи, запищал зуммер. Горохов вразвалочку подошел к пульту, нажал клавишу.

– Слушаю, Горохов.

– Петр Герасимович, на Махачкалу опять задержка! – сказал в динамике женский голос.

– А в чем дело?

– Кажется, не заправлен.

– А ты узнай… И не трезвонь больше. Мне некогда, – Горохов нажал клавишу и вернулся к Чиненкову. У того уже были готовы аргументы.

– Лунев нашей службы не нюхал. Что у него? Летал как все…

– Положим, летал-то он… – попытался возразить Горохов.

– А что? Я вам скажу – разговоров больше! – убежденно зашептал Чиненков. – У нас же как? Человек один раз вылетит по расписанию, так о нем уже песни поют.

– А переучивался в Академии? Не шутка. Факультет организации производства, – вздохнул Горохов.

– Ах-ах! Подумаешь, факультет.

– И потом – молодой он, – выложил последний козырь Горохов.

– Сомнительное преимущество, – парировал Чиненков. – Молодой – сиречь неопытный. А у вас стаж почти полвека… В нашей системе, я вам скажу, никакие знания роли не играют. Только опыт! Сложная система у нас, надежности мало. Молодым тут делать нечего, они пусть ума набираются под руководством старших. Вот я – молодой… Разве я не понимаю, что руководить аэропортом должны вы, а не Лунев…

Опять запищал зуммер. Горохов подошел к пульту, включил связь.

– Петро, ты не забыл, что сегодня хоккей?

– Ты мне лучше про рейс на Махачкалу скажи, – добродушно отвечал Горохов.

– Там все в норме. Улетят. Не сегодня, так завтра.

– Смотри у меня, Федор!

Горохов снова выключил селектор, оперся кулаками на стол, глянул орлом.

– Значит, говоришь, меня должны?

– Больше некого, Петр Герасимович! – развел руками Чиненков.

В аэровокзал как-то бочком вошел худощавый человек с жалобным, слегка заискивающим лицом. Под мышкой он неловко держал большую картонную коробку из-под макарон. Близоруко, с прищуром оглядев зал, он направился к выходу на перрон, где сгрудились встречающие. Пробираться по залу было трудно, человек то и дело путался в лабиринте чемоданов и спящих.

Подойдя к девушке в форме, дежурившей у выхода, он спросил:

– Рейс из Иркутска прибыл?

– Нет еще.

– А когда?

– Как прилетят, так и будет.

– Понятно…

Он отошел к стене, поставил коробку на пол. По тому, как он управлялся с нею, было видно, что коробка пуста.

Рядом стояла увядающая женщина с увядающим букетом.

– Вы тоже иркутский встречаете? – спросил мужчина робко.

Она вздрогнула, отчего с букета осыпалось на пол еще несколько лепестков.

– Это безобразие! Опаздывает на двое суток.

– Иркутский? – испугался он.

– Ташкентский! Ташкентский! У меня цветы вянут.

Лепестки бесшумно падали на пол.

– А вы узнайте, – жалостливо посоветовал он.

– У кого? – она презрительно посмотрела на него. – В этом аэропорту даже начальника нет!

– Как же они… без начальника?.. – мужчина совсем сник.

– А вот так! – торжествующе сказала она и вдруг, с ненавистью взглянув на букет, швырнула его в урну.

Официант в плохо отутюженном смокинге появился за стеклянной дверью ресторана и перевернул табличку. Было «Ресторан закрыт», стало «Ресторан открыт». Он распахнул дверь и отодвинулся в сторону, приглашая пассажиров зайти.

В ресторан стали втекать первые посетители. В их числе была и группа гастролирующих музыкантов: певица Валентина, администратор Аркадий, пожилой саксофонист Виктор Иванович и молодой барабанщик Толик. Они заняли стол. Певица взяла меню.

Официант подошел к ним.

– У нас еще ничего не готово. Плита разогревается, – сообщил он.

– Зачем же вы открываете? – недовольно сказала певица.

– Расписание, – пожал он плечами.

– Вы бы лучше летали по расписанию! – вскипела она.

– Валентина, не нервничай, – примирительно сказал саксофонист. – У ресторана одно расписание, у плиты другое…

– У самолетов – третье, – подхватил Аркадий.

– Как вас зовут? – обратился саксофонист к официанту.

– Иннокентий.

– Вот что, Кеша. Сидеть мы здесь будем долго. Пока не улетим, – начал саксофонист.

– У меня смена кончается в восемнадцать, – оказал официант.

– Значит, передашь нас сменщику.

– Да вы что?! Намерены здесь до вечера сидеть?! – опять разнервничалась певица. – У нас вылет через два часа.

– Блажен, кто верует… – сказал Аркадий.

– Ты не торопись, Кеша, – не обращая внимания на них, продолжал саксофонист. – Пока плита разогревается, принеси-ка нам закусочки. А как с этим делом? – он изобразил двумя пальцами «стопарик».

– Ну вы же знаете… – развел руками официант.

– Понятно, – кивнул саксофонист.

Официант удалился.

– Я лично здесь сидеть не намерена, – сказала Валентина. – К обеду я должна быть в Иркутске.

– К завтрашнему обеду, – уточнил администратор.

– Почему? – удивилась она.

– Сегодня летать не будут. Сегодня должны назначить начальника. Завтра он выйдет, и мы улетим…

– Или не улетим… – благодушно добавил саксофонист. – Чем здесь плохо? Закуска та же, что в Иркутске, – он указал на приближающегося с подносом официанта.

– Аркадий, ты откуда про начальника знаешь? – спросил Толик.

– У меня профессия такая, Толик. Ты на барабанах стучишь, ты ничего знать на обязан. А я администратор… Я даже знаю, кто будет новым начальником аэропорта.

Официант, уже расставлявший на столике закуски, насторожился, прислушиваясь к разговору.

– Кто? – спросил саксофонист.

– Лунев.

– Вот уж нет! – не выдержал официант. – Горохов будет. В крайнем случае – Афанасьев.

– Он мне говорит! – кивнул на официанта Аркадий.

– Кеша, рюмочки, пожалуйста, – попросил саксофонист.

Официант поставил рюмки.

– Только по-тихому, – сказал он.

– Да какая разница! Разница-то какая! – воскликнула Валентина. – Горохов! Лунев! Мы их как не видели, так и не увидим! Нам главное – вовремя вылететь!

– Ошибаетесь, Валентина Григорьевна, – заметил администратор. – Неглубоко копаете.

– А у нас с собой было, – саксофонист опустил рюмку под стол и налил из фляги, не вынимая ее из внутреннего кармана пиджака.

Официант Иннокентий с нервной прямой спиной вошел в служебное помещение ресторана. Там у стойки буфета ожидали очереди на раздачу старый официант и молодая официантка в наколке. Толстая буфетчица резала ветчину.

Иннокентий остановился, выдержал паузу, сказал значительно:

– Говорят, Лунев будет.

– Типун тебе на язык! – вздрогнула буфетчица.

– Откуда знаешь, Кеша? – спросила официантка.

– Фраер один сказал.

– На то он и фраер! – рассердилась буфетчица. – Горохов будет, Петр Герасимович, сто лет его знаем. А ты – Лунев… Кто это – Лунев?

– Пилот. Командир корабля, – сказал старый официант.

– Который непьющий, что ли? – спросила буфетчица.

– Он.

– А ведь верно! – вспомнила молодая официантка. – Раньше всегда заказывал чанахи, водку не заказывал.

– Ну? Где вы видели непьющих начальников?! – сказала буфетчица.

– Ну сейчас-то не выпивают, – заметил старый официант.

– Ага, держи карман! – сказала буфетчица. – Дома пьют, запершись… Лунев! Фу ты, господи! – она двинула тарелку с ветчиной по стойке.

– Если Лунев придет, нам всем крышка. Говорят, мужик крутой, – задумчиво сказал старый официант.

– А что он нам? У нас другая система, – сказала буфетчица.

– Вот нашлет он на вас, Ирина Семеновна, народный контроль, тогда узнаете – какая у нас система! – засмеялся Иннокентий.

– Система у нас одна – социалистическая, – строго заметил старый официант и удалился с коньяком.

– Не надо лозунгов! – крикнула вслед буфетчица. – Ну что ты скажешь?! А?! Совсем распустились!

По радио объявили: «Внимание пассажиров! Произвел посадку рейс 4508 из Иркутска».

Иннокентий, молодая официантка и буфетчица прослушали объявление, окаменев.

– Это что-то новенькое… – официантка подхватилась, побежала в зал.

– Вот! А вы говорите, – гордо произнес Иннокентий.

– Не может быть… – прошептала буфетчица.

Пассажиры иркутского рейса толпой входили с перрона в аэровокзал. Человек с коробкой, снова подхватив ее под мышку, вглядывался в их лица. Рядом обнимались, раздавались восклицания, приветствия…

Поток пассажиров иссяк. Дежурная закрыла турникет.

Человек с коробкой подошел к ней.

– Простите… Моя фамилия Туркин. Тут должна была прилететь гражданка с корзинкой. В ней кот. Я кота встречаю.

– Кота? – удивилась дежурная.

– Ну да. Ангорского… Может быть, не все вышли?

– Пассажиры все вышли, – сказала дежурная. – Про котов сказать не могу.

Туркин обернулся.

– Товарищи! Секундочку внимания! – громко обратился он к оставшимся пассажирам иркутского рейса. – В самолете из Иркутска везли кота? Ангорского, дымчатого?..

– Ты бы еще медведя спросил! – добродушно ответил один.

– Нет-нет, никаких котов не было, я вас уверяю, – сказала женщина.

Пассажиры потеряли интерес к Туркину. Он в растерянности озирался по сторонам. Внезапно его потянула за рукав старушка, выросшая будто из-под земли. Старушка отвела Туркина в сторонку и, кинув взгляд по сторонам, сообщила шепотом:

– Был кот.

– У кого?

– Женщина сидела рядом, с корзинкой. В дубленке до пят.

– Точно! – воскликнул Туркин.

– В корзинке кот. Я же знаю.

– А где она?

– Пошла и пошла. Первой к дверям сунулась.

– Спасибо, бабуля! – Туркин кинулся к выходу.

В справочном окошке появилось лицо.

– Девушка, когда начнется регистрация на Мурманск?

– Рейс задерживается.

– Почему?

– По метеоусловиям.

Мгновенно появилось другое лицо, будто в календарике наручных часов сменилась дата.

– Как с Кишиневом?

– Задержка.

– Опять?!

– По метеоусловиям.

– Вы в окно взгляните! «Мороз и солнце, день чуде…»

Возникло новое лицо, с усами.

– Девушка, когда в Тбилиси полетим?

– Задержка.

– Такая красивая девушка…

– По метеоусловиям.

Опять новое лицо молодого человека.

– Девушка, как вас зовут?

– Задержка.

– Можно с вами встретиться?

– По метеоусловиям…

В тесную будочку справочной службы ворвалась другая девушка в аэрофлотовской форме.

– Милка! Горохов! – запыхавшись, сообщила она.

Не успело следующее лицо задать свой вопрос, как Милка резко опустила перед ним шторку, закрывающую окошко, и обернулась к подружке.

– Точно?

– Абсолютно. Парамонов сказал.

– А он откуда знает?

– Ему Сакович сказал.

– Сакович знает… – кивнула Мила.

– Правда, здорово? Такой мужик! Помнишь, у него на юбилее? Шестьдесят пять ему было…

– Семьдесят, – поправила Мила.

– Тем более. И почти никакого маразма. Слава богу, что он. Теперь все будет хорошо…

– По-старому будет, – кивнула Мила.

Рука пассажира снаружи приподняла шторку. Появилось лицо.

– Девушки, почему не летаем?

– Им бы только летать! Что за народ! – громко возмутилась Мила. – Спросите у руководителя полетов!

Руководитель полетов Афанасьев в специальной машине с надписью «Руководитель полетов» выехал на заснеженную взлетно-посадочную полосу. Машина помчалась по полосе, взметая снежные вихри.

Афанасьев сидел рядом с водителем и переговаривался по радиотелефону с диспетчерской службой.

– Николай, я ее не вижу.

– Рано еще, Игорь Дмитриевич. До объекта полтора километра.

– Почему не чистят полосу?

– А зачем, Игорь Дмитриевич?

– Что значит – зачем? Положено.

– АТБ говорит, что водителя не могут найти.

– Пускай дадут другого.

– Где ж его взять?

Афанасьев увидел вдали фигурку человека. Подъехали ближе. Это была лыжница в ярком костюме, которая не спеша совершала прогулку по взлетно-посадочной полосе. Машина затормозила рядом с нею. Лыжница остановилась, вопросительно взглянула на машину. Афанасьев распахнул дверцу.

– Руководитель полетов Афанасьев, – представился он.

– Зоя Сергеевна, – приветливо кивнула она.

– Вам известно, Зоя Сергеевна, что здесь нельзя прогуливаться на лыжах?

– Почему? – удивилась она.

– Это аэродром. Вы находитесь на взлетно-посадочной полосе.

Лыжница посмотрела себе под ноги. Ее изумление было совершенно искренним.

– Первый раз слышу, – сказала она. – Здесь летают?

– Здесь взлетают и садятся самолеты! – Афанасьев потерял терпение.

– Никогда не замечала… Я каждое воскресенье здесь гуляю. Никогда никаких самолетов…

– То, что самолеты не летают… по техническим причинам… еще не повод, – пряча глаза, объяснил Афанасьев. – А что, никогда не видели самолетов? – вдруг спросил он.

– Вы меня за дуру принимаете! – обиделась женщина. – Неужели я поперлась бы под самолет?

– Кто вас знает… – с сомнением сказал Афанасьев. – Пожалуйста, пройдемте в машину. Я вынужден составить акт.

– Ой, как интересно! – сказала она, отстегивая лыжи.

Машина с торчащими из окна лыжами умчалась по аэродромному полю.

В диспетчерском зале у индикаторов сидели дежурные диспетчеры – три человека в аэрофлотовской форме. Все трое были молоды. Звали их Саша, Миша и Леша.

Дежурные скучали. Индикаторы обзора были пусты.

– А сколько мы посадили на прошлой неделе? – спросил Миша.

– Зачем тебе? – обернулся к нему Леша.

– Отчет составляю.

– Четыре, кажется…

– Три, – авторитетно заявил Саша.

– Так и запишем… – склонился над листком Миша. – Остальные восемьдесят четыре рейса пошли на запасные полосы по метеоусловиям…

– Что у нас за метеоусловия такие? – вслух начал рассуждать Леша, глядя в окно, за которым сверкал солнечный зимний денек. – Я в Москве был, в Ленинграде… Там летают как часы.

– Там климат другой, – объяснил Саша.

– Да тебе-то что? Нам же спокойней. Забыл, что Афанасьев говорит? – сказал Миша.

– «Стопроцентная безопасность полетов обеспечивается лишь стопроцентным отсутствием полетов», – процитировал Саша.

– А как же иркутянин сел? – не унимался Леша.

– Иркутянин настырный. Передал, что израсходовал ресурс топлива. Пришлось сажать, куда денешься. Игорь Дмитриевич переволновался…

– Этот иркутянин раньше с Луневым работал, – сказал Саша.

– Говорят Лунев всегда по расписанию летал? – спросил Леша.

– Да ты что?! – удивился Миша.

– Факт! – сказал Саша. – Как ему удавалось – не знаю. Но летал.

– Эх, пришел бы Лунев… – вздохнул Леша. – Полетали бы хоть немножко…

– У нас работа не сдельная, – сказал Саша.

– Хочется поработать, – признался Леша.

– А-а… – протянул Миша.

– Лунева не поставят, – заявил Саша. – Во-первых, молодой…

– Скажешь, молодой! Ему пятьдесят, – сказал Миша.

– Для руководящей работы – это мальчик. Во-вторых, они же понимают, что Лунев начнет все ломать. А кому это нужно?

– Пассажирам это нужно, – хмуро заметил Леша.

– А кто у нас думает о пассажирах? Думают о безопасности, – сказал Миша.

– Ага. О безопасности собственного зада, – кивнул Саша.

– Но почему же везде летают нормально? Хорошо летают! – вскричал Леша. – А мы тут сидим, ждем чего-то…

– Зато у нас безопасность полетов – наивысшая по стране, – заметил Саша.

– Скоро будет стопроцентная, – отозвался Миша.

На экране его индикатора появилась точка. Миша испуганно взглянул на нее, заволновался.

– Ребята, у меня метка!

Леша и Саша поспешили к его индикатору.

– Это ташкентский, – сказал Саша.

– По расписанию летит, – кивнул Леша. – Ребята, может, посадим, а? Запроси, запроси его!

– А как? Я уже забыл, – сказал Миша.

– Да как-нибудь запроси! Видишь, летит!

Миша включил микрофон.

– Рейс 4739! Вижу вас, – передал он.

– Рейс 4739 просит посадки, – раздался голос из динамика.

– Сажай! Сажай! Дай я посажу! – умоляюще шептал Леша.

– А Игорь Дмитриевич?.. – засомневался Миша.

– У нас же метео… – сказал Саша.

– Да ты в окно взгляни! – крикнул Леша.

– Отставить! – раздался у них за спиной голос.

Диспетчеры оглянулись. В дверях стоял руководитель полетов. Из-за его плеча с любопытством выглядывала женщина с лыжами в руках.

Игорь Дмитриевич подошел к микрофону.

– Рейс 4739! Аэропорт закрыт по метеоусловиям. Прошу следовать на запасной аэродром.

– Ничего другого от вас не ожидали, – сообщил рейс.

– Счастливой посадки! – Афанасьев выключил микрофон и с грозным видом обернулся к подчиненным.

– Это что за самодеятельность?!

– Так ведь погода… – пожал плечами Леша, кивая на окно.

– А верхние слои атмосферы? – парировал Афанасьев. – Чтобы этого больше не было!

Лыжница, осмелев, разглядывала индикаторы.

– И вправду аэропорт… – сказала она. – А я думала, он совсем в другой стороне.

– А вас, гражданка… – начал Афанасьев, но не закончил.

В диспетчерский зал вбежала стюардесса Надя.

– Назначили! – взволнованно сообщила она.

– Кого? – в один голос спросили диспетчеры.

– Игоря Дмитриевича!

Все взгляды обратились к Афанасьеву. Он крякнул, помрачнел и подошел к стюардессе.

– Кто сказал? – спросил он тихо.

– Парамонов сказал.

– А он откуда знает?

– Ему Сакович сказал.

– Сакович знает… – тяжело проговорил Афанасьев.

– Поздравляю вас, Игорь Дмитриевич! – сказала Надя.

– С чем? – Афанасьев был явно расстроен. – У меня своих забот хватает! Вот, пожалуйста – гражданки по полосе бегают… Я же отказывался. Что я со всем этим буду делать?! – вскричал он, разведя руками.

– Что случилось, товарищи? – несмело спросила лыжница. – Может, я могу помочь?

– Пойдемте оформлять протокол, – мрачно сказал Афанасьев.

Они с лыжницей удалились из зала. Диспетчеры помолчали.

– Вот и полетали… – резюмировал Леша. – Надя, почему ты не в Харькове?

– Керосина нет, Леша, – жалобно сказала стюардесса.

Чиненков распахнул двери кабинета Горохова и первым шагнул туда с букетом. За ним последовал официант Иннокентий с подносом, на котором стояло ведерко для шампанского, накрытое белой салфеткой, чашки кофе и коробка конфет. Следом за официантом вошли две женщины – служащие аэропорта в форме.

– Дорогой Петр Герасимович, – с подъемом начал Чиненков, подойдя к столу. – Разрешите от имени коллектива поздравить вас с назначением на эту ответственную должность…

Горохов встал, неловко переминаясь с ноги на ногу.

– Может, погодим, Борис? Официально еще не сообщили.

– Сакович сказал, Петр Герасимович…

Иннокентий расставил кофе и эффектным жестом сдернул салфетку с ведерка. В нем стоял высокий букет гвоздик. Лицо у Горохова вытянулось.

– Поздравляем, поздравляем… – женщины подняли чашечки кофе.

– Постараюсь оправдать доверие, – сказал Горохов, неловко поднимая чашечку.

– Разве это дело? – вздохнул Иннокентий. – Кофием чокаться…

Он выложил на стол коробку конфет и удалился с подносом.

– Вот и дождались… – умильно произнесла одна из женщин.

– Радость какая в аэропорту – вы не представляете! – фальшиво воскликнул Чиненков.

– Особенно среди пассажиров, – добавила вторая. – Мы решили пустить в продажу билеты до Минвод. Надо отметить это событие.

– Повременим, Лидия Павловна, – нахмурился Горохов.

– Но Сакович же…

– Не в Саковиче дело. Машин-то нет…

– Но будут со временем.

– А керосин? Нет, это дело непростое.

– Тогда, может быть, отправим рейс в Иркутск? На радостях? А? – с воодушевлением предложил Чиненков.

– Как мы его отправим? – шумно вздохнул Горохов.

– Если поднапрячься, то можно, Петр Герасимович, – сказала первая.

– Вы думаете? – с сомнением проговорил Горохов. Сколько километров до Иркутска?

Он нажал кнопку селектора.

– Иван Демьянович, давай мозговать насчет иркутского рейса.

– Нереально, Петр Герасимович. Не раньше среды, – отозвался динамик.

– Осилим, Петр Герасимович! Энтузиазм такой у людей! – шептал сбоку Чиненков.

– Даешь ускорение, Демьяныч. Будем готовить, – твердо сказал Горохов.

– Успеха вам! – сказала вторая женщина.

Бокалы вновь сдвинулись.

Нарядные стюардессы заняли места за регистрационной стойкой. Взгляды пассажиров с надеждой обратились на них. Чувствуя себя в центре внимания, одна из девушек включила микрофон.

В аэровокзале разнеслось: «Внимание! Объявляется регистрация билетов на рейс 4214 до Иркутска».

Моментально перед стойкой образовалась очередь.

– Неужели полетим? – первый пассажир радостно бросил чемодан на весы.

– Естественно, – пожала плечами проводница.

– Ах, естественно… – он сразу помрачнел.

– У вас же билет до Харькова! – недоуменно обратилась к пассажиру проводница, разглядывая билет.

– Я передумал. Я хочу в Иркутск, – твердо сказал он.

– Но вы же брали на Харьков!

– Я хочу куда-нибудь улететь. Разницу оплачу, – пассажир занервничал.

– Подождите, будет харьковский рейс.

– Будет! Будет! Мне надоел этот буддизм! – заволновался он. – Я хочу быть в Иркутске. Оттуда легче долететь до Харькова!

– Подождите окончания регистрации. Если будут свободные места…

– Будут?! – он сорвал чемодан с весов, отошел в сторону.

– Товарищи, регистрируем только тех, у кого билеты в Иркутск, – обратилась проводница к очереди.

Очередь начала таять.

Туркин с картонной коробкой растерянно слонялся вдоль очереди на такси, вглядываясь в лица пассажиров.

Мамаша с грудным ребенком, проходившая к началу очереди, обратилась к нему:

– Мужчина, вы кота искали?

– Я не муж… – испугался Туркин и тут же поправился. – Я искал.

– Он там, у выхода с перрона.

– Спасибо! – Туркин помчался туда.

Он прибежал к турникету, где все так же скучала дежурная.

У её ног стояла плетеная корзинка, закрытая плетеной же крышечкой на веревочке.

– Нашелся? – с ходу обратился к дежурной Туркин.

– А как же. У нас ничего не пропадает.

– Где же он был?

– Его ветеринарная служба проверяла. Пассажирка сказала, что кот не ее. Оставила корзинку и ушла…

– Все правильно, – подтвердил Туркин. – Слава богу! Понимаете, начальнику моему подарили в Иркутске кота. Для детишек. Ну жена его позвонила, просила встретить. Если бы он пропал, мне бы… – Туркин на радостях был словоохотлив.

– Так он и пропал, – спокойно заявила дежурная.

– Как?! – Туркин дернулся к корзине, откинул крышку.

Корзина была пуста.

– Он мяучил сильно. Я его выпустила погулять, – объяснила дежурная.

Туркин обалдело глядел на нее.

– Мяучил?.. Да вы понимаете, что вы наделали?!

– Мне только и делов – с чужими котами возиться!

– Где я его теперь найду?! – орал Туркин.

– Найдете.

– Мы же с ним не знакомы!!

– Познакомитесь.

Туркин мгновенно обмяк, подхватил корзину и пошел куда-то – с корзиной в одной руке и коробкой в другой.

Музыканты продолжали пировать. Стол был заставлен закусками, саксофонист то и дело наливал из фляги себе и Аркадию.

Иннокентий принес цыплят табака и принялся убирать лишнюю посуду.

– Вот, к примеру, был я в Саратове, – рассказывал администратор. – Аэропорт как аэропорт. Не лучше и не хуже нашего. Но летают, черти! Сам видел!.. Допустим, объявили регистрацию. Если уж объявили регистрацию, то будь спокоен – улетишь. Без регистрации – не знаю, не стану врать, а с регистрацией – точно! В тот же день.

– Брось заливать, – сказал саксофонист.

– Аркадий правильно говорит, – заметила Валентина. – Надо верить!

– Взлетают – можно часы проверять, – продолжал ободренный Аркадий. – В расписании написано: двенадцать двадцать семь. К примеру… В двенадцать двадцать семь, будьте уверены, колеса отрываются от земли, самолет от колес, пассажиры от самолета… Можно часы проверять.

– Аркадий, тебе уже хватит, – строго сказала певица.

– Да он закусывает, Валентина. Я слежу, – сказал саксофонист. – Кеша, дружок, давай еще!

– Вы уже все брали, – сказал Иннокентий.

– Неси по-новой.

– Вот Лунев придет… И все будет… – заплетающимся языком пообещал Аркадий.

– Уже Горохов назначен. Не надо песен, – кинул официант, удаляясь на кухню.

– Горохов? Не знаю… – пробормотал Аркадий.

По радио объявили: «Закончена регистрация билетов на рейс 4214 до Иркутска. Просим пассажиров собраться у выхода на перрон».

– На пушку берет, – сказал саксофонист.

– Не улетят, нет, – помотал головой Аркадий.

– Мальчики, а может, попробуем? Вдруг правда? – взмолилась певица.

– Валентина, не суетись, – оказал саксофонист. – Мы люди тертые. Горохов пришел? Пришел… А ты суетишься.

Барабанщик Толик молча поднялся.

– Толик, ты куда? – спросил Аркадий.

– Пойду барабаны соберу.

– Поверил? Мальчик.

– На поезд пойду, – сказал Толик.

– А что? Может, он и прав… – философски заметил саксофонист.

– Встречай нас в Иркутске. Гостиницу не забудь сделать, – напутствовал его Аркадий.

– Петь как хочется, мальчики… – призналась Валентина.

– А ты попой, попой… – разрешил саксофонист. – Когда еще в Иркутске споешь…

И Валентина запела негромко:

 
Дождливым вечером, вечером, вечером,
Когда пилотам, скажем прямо, делать нечего,
Мы приземлимся за столом,
Поговорим о том, о сем
И нашу песенку любимую споем…
 

Припев подхватили все вместе.

 
Пора в путь-дорогу!
В дорогу дальнюю, дальнюю, дальнюю…
 

Иннокентий приближался к столику с полным подносом.

Пение слышалось и в вокзальной закусочной, расположившейся неподалеку от входа в ресторан. Там за высокими мраморными столиками подкреплялись наскоро пассажиры. Среди них были и старик с молодым румяным интеллигентом. Они вели беседу за кофе с холодной курицей.

– Да ведь не то обидно, что не летаем, Максим Петрович, – с болью говорил интеллигент, держа в руках косточку. – Обидно, что не верим уже, не верим ни в какие полеты, ни в какие расписания!.. А-а, да что говорить!

– Ну не скажите, Андрей Константинович, – отвечал старик. – Что не летаем – тоже обидно. Времени жалко, сил…

– И ведь каждый раз надеемся улететь, заметьте! Сколько раз себе говорил: все, баста! Езжу только поездом!.. И каждый раз надежда перевешивала. Вдруг что-то изменилось?

– А при Силине был все-таки порядок, – заметил старик.

– И порядок был, и вера была, в этом я с вами согласен. Но безопасности полетов все же не было…

– Да, рисковали, – согласился старик. – Однако было за что рисковать. Теперь же не рискуем, поскольку не летаем. Вот какой парадокс!

– Я вам честно скажу, Максим Петрович. Лично я готов здесь дневать и ночевать. Готов неделями дожидаться рейса. Но скажите мне прямо и честно: нет горючего. Или там экипаж не готов. Рейс состоится в следующем квартале. Так ведь?.. Нет, ссылаются на погоду. Погода, видишь, виновата!

– Правду сказать – еще полдела, – заметил старик. – Правду сделать надо.

– Конечно! А что у нас? Объявляют регистрацию, а не верят сами, что рейс состоится. И пассажиры, естественно, не верят… В прошлом месяце продали билеты на фиктивный рейс до Киева. Я на нем летел. То есть не летел… Приехал в аэропорт, прошел регистрацию, сел в самолет… Представляете: сел в самолет! Каково фарисейство! Продержали нас на старте с включенными моторами полчаса, потом отвезли назад, вернули деньги за билеты… А самолет этот, как я потом узнал, вовсе к полету не предназначен. Он для тренировок на земле, у него двигатели от мотоцикла. Только шумят. Имитируют полетную обстановку… Оказывается, затыкали квартальный план по реализации билетов и по возврату тоже. Разом две единицы и закрыли…