Текст книги "Бомба для ведущего (Антиоружие)"

Глава вторая

Выбирая весенние туфли в бывшем универмаге «Украина», ныне переоборудованном в многочисленные магазинчики-бутики с просторными длинными коридорами, где можно отдохнуть на скамейке, Саша, предупрежденный о массовых подделках, внимательно осматривал этикетки на каждой принесенной для мерки паре туфель. Догадавшись о причине длительного выбора обуви, опытная продавщица заверила об их итальянском происхождении, однако Саша продолжал тщательный осмотр и чтение итальянских надписей. Внезапно он почувствовал энергетический выстрел в затылок и, подняв голову, встретился взглядом с модно одетой молодой красивой женщиной. В ее глазах светилось доброжелательное любопытство. Они излучали теплые волны и вызывали желание пообщаться, что-то приятное сказать, сделать комплимент. Перед его глазами возникла неясная картина в белом тумане, постепенно проясняющаяся, как на негативной фотопленке, в виде какой-то рощи. Потом ясно увидел во всей своей первобытной красоте парк «Софиевка» в Умани, ставшей началом цепи воспоминаний: девушек, коллег и других, их образы бежали мимо, закрывая эту женщину от полного обозрения, и он с одной туфлей в руках двинулся к ней. Она поняла, ее узнали, улыбнулась и пошла ему навстречу. Продавщица, с завистью наблюдавшая красивую пару, со злостью спросила:

– Так будете брать?

Он не ответил. Находясь в одном шагу от женщины, остановился и с улыбкой спросил:

– Ира или Инна?

– Инна целовалась с тобой бесстрастно, а Ира…

Он обнял ее и быстро стал целовать щеки, лоб, голову. Она слегка отстранилась и подставила губы… Целуя, Саша беспрерывно повторял:

– Ира, Ирочка… какими судьбами?

– Ты такой же страстный, хороший мальчик, каким был тогда в Умани. Она легонько отстранила его обнявшую руку, забрала туфель и отдала продавщице, спросив у нее:

– Сколько?

– Восемьсот.

– Он мерил?

– Да.

– Семьсот, больше не стоят.

– Хорошо. Берете?

Саша, ошарашенный встречей, сообразил о покупке, когда увидел в руках Иры короб с туфлями. Она взяла свободной рукой его под руку и повела к стоящей напротив бутика скамейке, села и рядом посадила его, прикрыв ему рот пальцами.

– Саша, Сашулька, милый, так рада тебя видеть, такого хорошего, неиспорченного мальчика, не переступавшего границу поцелуев. Он пытался что-то сказать, напомнить, но она снова закрыла ему рот пальцами. – Позволь сначала мне сказать. После тебя таких порядочных, как ты, не встречала. Большинство из них в отношениях с женщинами на первое место ставят сам знаешь что, не теряя времени на длительное ухаживание. Всегда вспоминаю тебя и жалею о несостоявшейся у нас близости, помню твои очень теплые лирические стихи, посвященные мне, помнишь:

«Ты затмила цветы среди роз,

Ветер кудрями нагло играл,

Быть мне ветром хотелось до слез,

Я же глупым мальчишкой стоял».

Помню, стояла на террасе роз среди красочного многообразия, ветер дул со стороны теплицы и разбрасывал мои волосы, ты был внизу на дорожке, потом прибежал ко мне и прочел эти стихи, а еще помню, мы в кинотеатре сидели, ты держал мою руку и все время, пока шел сеанс, гладил. В то время ты был уже без пяти минут доктор, и я слышала от своей мамы, побывавшей у тебя на приеме: «Какой симпатичный и знающий молодой доктор».

Саша соблюдал наложенное Ирой табу и молчал. Она спросила:

– Ты гинекологом работаешь?

– Работал, а сейчас…

– Что-то случилось?

– Наукой занялся, пока практике уделяю меньше внимания.

– Это так похоже на тебя! – она улыбнулась.

– Ну а меня ты ни о чем не спрашиваешь?

– Ты наложила табу.

– Я сама все расскажу, но сначала зайдем в кафешку, здесь неплохо кормят.

– Заодно рассчитаюсь с тобой за туфли.

– У тебя столько нет с собой, слишком долго туфлями вертел, перед продавщицей неудобно было, обувь привлекательная, но цена кусается. Он покраснел и нагнул голову, рассматривая свои старые, несколько отставшие от моды туфли.

Она подумала: «Он такой же милый дурачок», а вслух сказала:

– Надень, пожалуйста, новые туфли сейчас, они подойдут к твоим модным джинсам. Кстати, – продолжала она, пока Саша обувался, – ты женат?

Он, как ей показалось, смущенно ответил:

– Нет.

Ира осмотрела его снизу вверх.

– Теперь ты не только красивый, но и модный, все сделали туфли. В уме отметила: «Хорошо бы и тенниску заменить, но с деньгами сейчас у него туго, а предложить – обидится».

Они с аппетитом быстро поели, вышли из кафе и уселись на скамейку. Прервав наступившее молчание, она скороговоркой начала:

– Я работаю на престижном медицинском коммерческом предприятии с израильским комплектом оборудования высокого класса. Это эксклюзивный банк хранения спермы. Наша клиентура – богатые, высокопоставленные люди из разных стран, весьма требовательные к источникам происхождения доноров, обладателей не только здоровья, но и таланта, интеллекта. Анкеты доноров изучаются их адвокатами досконально, при этом доноры числятся только под псевдонимными именами или кличками.

Саша, поняв направление и цель информации, с любопытством глянул на Иру и сдержался от резких слов. Она уловила в его больших, всегда добрых карих глазах искорки нарастающего гнева, но продолжала:

– Среди наших доноров будущие известные люди: артисты, художники, поэты, молодые ученые, в том числе два аспиранта-медика.

Саша знал этих двух парней из крестьянских семей со скромными доходами, которые в последнее время стали модно одеваться. Ира обратила внимание на пропажу хмурости с лица Саши и продолжала наступление:

– У нас в банке хранится внушительный запас, нехватки в донорах нет, но ты мог бы стать эксклюзивным, высокооплачиваемым.

Она взглянула на него и, уже подымаясь, закончила:

– Телефон мой у тебя есть, послезавтра жду с 8 утра твой звонок, в любом случае хочу тебя видеть, а коль решишь сотрудничать, не завтракай.

Ира отправилась в свой офис, где ее ждала представитель из Крыма – Жана, Жана де Жрать, как она ее окрестила за непомерный аппетит к сладостям, хотя выглядела изящно. В своем кабинете усадила ее в кресло, придвинула пепельницу. Заядлая курильщица Жана разбрасывала пепел по всему столу. Присев в кресло, Жана из сумочки достала пачку американского «Мальборо», извлекла сигарету и закурила, с наслаждением затягиваясь, внимательно взглянула на Иру.

– Как успехи? – спросила, продолжая выпускать дым маленькими изящными колечками.

– Есть молодой человек с показателями высшего класса, так сказать эксклюзив, но… в деньгах не нуждающийся, – схитрила Ира на всякий случай.

– Увеличь гонорар!

– Поверишь, даже не поинтересовался суммой.

– Твой интерес увеличиваю на двадцать процентов.

– Дело пока не в сумме.

– Что делать?

– Может, с тобой познакомить?

– Ты же знаешь, мне больше нравятся девочки, но ради дела могу пойти на жертву, при этом ты лично теряешь двадцать процентов.

Ира многозначительно улыбнулась:

– Он мне еще в молодости симпатизировал.

– Тебе и карты в руки!

– Нет, дорогая, хочу за него замуж, а он еще не созрел…

– У меня очень престижный заказ и мы должны его выполнить, если не он, пусть будет другой, однако с затребованными показателями, время не терпит.

– Надо потерпеть.

– В таком случае придется искать другой банк. Ира смутилась, прекрасно понимая важность заказа и особенно его стоимость. Однако и требования к донору тоже особые: первоначальное участие в донорстве, талант ученого, рост не менее ста восьмидесяти сантиметров, отсутствие вредных привычек, привлекательная внешность, без отклонений от норм здоровья по международным стандартам и т. д. и т. п. еще десять требований.

Она прекрасно помнила все условия договора и сумасшедшие штрафы в случае их нарушений, а главное, разрыв договора с выплатой компенсаций за материальный и моральный ущерб. Эти непривычные условия вызвали сомнения еще в самом начале, о чем доложила шефу своевременно, а теперь снова почувствовала такую необходимость. Предупредив, побежала к нему. Сорокапятилетний модник Евгений Аугустович, одетый в безупречный и дорогой итальянский костюм с модным галстуком, какие носят последнее время депутаты Верховной рады Украины, большой любитель и поклонник женщин, поднялся навстречу Ире. Он поцеловал и немного задержал ее нежную ручку в своей, усадил в кресло и вопросительно глянул в глаза. Она вспомнила неизвестно откуда взятое им изречение: «Нет непобедимых женщин, есть мужчины, не умеющие побеждать».

– Ирочка, – он никогда сотрудниц не называл по имени и отчеству, а только ласкательно, что нравилось большинству, – слушаю тебя, серденько. – Это украинское слово он считал наиболее удачным обращением к женщине, заслуживающей внимания. Он любил поэзию и нередко цитировал Сосюру:

«У дружины моей очи карие,

А у тебе були голуби».

Ира изложила ему свои опасения относительно эксклюзивного заказа.

– Ирешенька, нет необходимости беспокоиться, наша задача – найти требуемого донора, последующие их исследования, независимо от результатов, нам на руку: найдут нужные показатели, повторят заказ, не найдут, закажут нам подобного. Поверьте мне, такого щедрого заказа мы еще не имели.

Он встал, подошел к ней, поцеловал ручку и пожелал успехов. Ира вернулась в свой кабинет и заговорила официальным тоном:

– Уважаемая Жана! Как я уже сказала, объект найден, с ним ведутся переговоры. Позвоните послезавтра.

Прощаясь с Сашей, она не совсем верила в его согласие, ей казалось, правдивый рассказ о донорах поколебал его упрямство и удвоил надежду. Возвращаясь в общежитие, Саша услыхал настойчивый звонок мобильного, приложил его к уху и узнал голос старшей сестры из Германии.

– Как дела, здоровье, диссертация? – она говорила, будто пела детскую скороговорку: на одном крыльце сидели: царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, кто ты такой. И, как всегда, сказала главное в конце:

– Случилось так, что муж пощадил нетрезвого пешехода и резко взял влево, прямо в железобетонный столб, остался целехоньким, а машина пострадала. Страховая тянет резину, нечем на работу добираться, решили взять новую, не хватает три тысячи евро, пожалуйста, помоги, у нас уйма непогашенных кредитов. Все понял?

Саша был рад благополучному окончанию аварии у зятя и без всяких колебаний готов помочь. Правда, сначала необходимо рассчитаться со своими долгами: триста долларов арабу-аспиранту и семьсот гривен Ире. Он обдумал ситуацию и решил взять кредит, позвонил лаборантке для совета, а она сообщила Саше, что шеф хочет его видеть и ждет у себя.

Алексей Иванович был в хорошем настроении, он вернулся с заседания совета института, где решался вопрос обмена докторантами с Израилем, и его предложение послать Сашу получило большинство голосов. Некоторые члены совета, приближенные заместителя директора института, голосовали «против», а потом подходили к Алексею Ивановичу и клялись в большом к нему уважении. Сам их наставник, бывший аспирант дружественной лаборатории, с большими трудностями защитивший кандидатскую, ушел в политику и стал депутатом Верховной рады. По завершении депутатских полномочий вернулся в институт на пост зама. Имея определенные связи в верхах, думали, он сумеет «выбить» там кое-что для института, увеличить финансирование, но ошиблись: кроме интриг, ничего более не смог. Завлабами превратились в снабженцев-просителей, при этом их успех зависел теперь от личных качеств и авторитета среди пациентов. Алексей Иванович в Украине был известен не только как крупный ученый, но и сильнейший практик по акушерству и гинекологии, жены больших начальников стремились попасть к нему на прием, но он никогда не пользовался своими связями: ни при советах, ни сейчас, однако завистники не одну телегу отправили куда надо об использовании их в личных интересах, в частности, строительстве дачи, которым никогда не занимался, купил старую крестьянскую хату и вместе с детьми превратил в предмет зависти. Отмена анонимок не остановила анонимщиков: они стали писать от имени других лиц. Правда во всех случаях торжествовала, но рубцы на сердце от многочисленных проверок оставались. Приходилось порой просто кланяться нужному для общего дела человеку. Как-то сложилась ситуация, когда для завершения важного научного эксперимента понадобилось полграмма дефицитного вещества, о наличии которого в одном из производств военной промышленности случайно узнал. Его пациентка и подруга жены позвонила туда и попросила для института. Когда Алексей Иванович в указанное учреждение явился, начальник производства сочувственно посмотрел на него и сказал:

– Не могу, дорогой профессор, к сожалению… но если препарат необходим лично вам…

– Мне, – нашелся Алексей Иванович.

– Так бы и сказали, – радостно засмеялся начальник и снял трубку телефона. – пусть ко мне зайдет Константин Иванович.

– Костя, – сказал он вошедшему, – их институту надо полграмма СВ, дай один грамм, тот, что остался. Внизу стоит машина УАЗ, не перепутай с «мерсом», отдай шоферу.

Алексей Иванович поднялся:

– Нет, дорогой профессор, так не бывает. – Он достал бутылку коньяка, две рюмочки и яблоко, которое быстро и аккуратно разрезал на дольки, наполнил рюмки коньяком и, подняв свою, произнес:

– За то, чтобы вы обращались к нам за помощью, а не мы к вам, докторам. – И засмеялся своей шутке.

Алексей Иванович выпил рюмочку, поблагодарил и быстро ушей. Он хорошо знал, что подобный фуршет может превратиться в большую пьянку с появлением все новых и новых бутылок и участников.

Шеф был рад приходу Саши, которого любил за большой талант исследователя и огромное трудолюбие, скромность и сдержанность.

– Присядь, Сашко, хочу тебя обрадовать, поедешь на стажировку в Израиль к моему другу профессору Леониду Гурфинкелю, нашему земляку. Ему уже сообщил, все, что необходимо будет, он решит, его докторант прибудет к нам. Там много выходцев из Украины и России, проблем с языком не будет, а район проживания твоего заселен в основном выходцами из Украины, денег, как всегда, дают мало, хватит на проезд и скромную еду в Израиле, думаю, Леонид организует кусок платной работы в неурочное время. Впереди у тебя целый месяц, если сможешь где-то подработать, не возражаю, село тебе не поможет, сам знаешь его безработицу.

– Послезавтра узнаю, предлагают работу в частной фирме…

– Действуй, любая работа подходит, кроме аморальной. Билет закажи завтра, ты улетаешь в период массового прилета хасидов в Умань, полет в Израиль станет дешевле. Программу обсудим на днях, действуй, Сашко.

Саша кивнул и вышел, он знал, шеф не любит ни благодарений, ни жалостливости. Он нередко говорил: «Плакать и артисты умеют, а мужчина должен пахать, молча и сильно, чтобы от пота все было мокрое».

Глава третья

В назначенный день Саша, одетый в костюм на выход, выбритый и подтянутый, с видом человека, готового на серьезный поступок, явился в офис к Ире, положил на журнальный столик аккуратно запакованные баночки с утренней мочой и калом, кивнул Ире и молча уселся. Она вызвала помощницу и велела отвести Сашу на обследование, которое продлилось более двух часов. Он обратил внимание на новейшее импортное оборудование, инструменты и приборы, отметил квалифицированную работу опытных врачей. Они обследовали его без лишней суеты и проволочек, каждый из них улыбался и безукоризненно выполнял свою работу, не спрашивая фамилию, а передавая медицинскую карточку с крупно набранным «ЭКСКЛЮЗИВ» из рук в руки. Результаты обследования, как заметил Саша, в карточку не заносились, а, видимо, посылались по электронной почте кому надо, и первой получила предварительные данные Ира, ибо встретила Сашу в своем кабинете в приподнятом настроении с искренней улыбкой и восхищением в горящих глазах. Она поставила на журнальный столик бутерброды с маслом и черной икрой, две коньячные рюмочки, в которые быстро налила дорогой и выдержанный коньяк. Проголодавшийся Саша мигом съел половинку бутерброда, чокнулся с Ирой, выпил коньяк, не смакуя, и заел кусочком яблока, затем начал есть бутерброды один за другим в абсолютной тишине. С удовольствием понаблюдав за Сашей, невинно уничтожавшим еду, она наполнила снова рюмки и произнесла:

– Дорогой Саша, говорю «дорогой», потому что таким тебя воспринимаю, признаюсь честно, не была уверена в твоем приходе, с утра волновалась, наверное, обратил внимание, – говорила искренне и волнительно. Он кивнул головой, а она продолжала:

– Ни капли не сомневалась в твоем соответствии всем современным требованиям здорового мужчины, но то, что показали предварительные исследования, превзошли все ожидания. Думаю, как это принято у врачей, ты давно не обследовался.

– Уж не помню когда.

– Короче, можешь лететь в космос!

– И полечу, только отсутствуют предложения.…

После легкого стука в дверь в кабинет вошел красавиц шеф с улыбкой на пухленьких губах, как у смутившейся школьницы. Ира поднялась, а он поцеловал ей руку и подошел к Саше:

– Сожалею, что вы не женщина, и какое счастье, что вы настоящий мужчина, и в этой связи позвольте мне увеличить ваш гонорар на пятьдесят процентов. Ира зааплодировала, а Саша поднялся с рюмкой, подумал: «Среди волков быть, по-волчьи выть», и вслух сказал:

– Не ожидал такого теплого приема, ловлю момент и прошу гонорар за… дело в том, что уезжаю в Израиль на стажировку и…

– Простите, вам нужна, по понятным причинам, лишняя копейка, Ирочка передаст мою команду: выдать вам авансом годовой гонорар, – спокойно произнес шеф, готовый в эти минуты выполнить любые желания Саши, предварительные показатели обследования которого обрадовали его весомой прибылью от особого заказа и отпадением необходимости неприятных объяснений с Крымом. Неожиданное решение мучивших его в последние дни финансовых проблем вызвало у Саши теплое чувство благодарности, и, желая скрыть свою повышенную чувствительность к доброте, он поднял рюмку за шефа, который мелкими глоточками выпил свой коньяк и, помахав нежной, как у женщины, рукой, удалился. Саша посмотрел на радостно возбужденную Иру и спросил:

– Где твои семьдесят тестов опроса?

– Шеф освободил тебя от них.

– Хорошо, куда мне завтра прийти в 16 часов?

– Прямо сюда.

– Годится, – он взял ее руку и нежно поцеловал.

Решая множество мелких вопросов по работе и быту, Саша только в три часа дня вспомнил о своем визите в офис к Ире и примчался туда, запыхавшись, с удовольствием съел предложенный Ирой бутерброд и выпил кофе. Она преданно на него посмотрела, как жена на мужа, с которым всегда бывает хорошо, и нажала нужную кнопку – вошли две девушки, и, показывая на них, сказала:

– Девушки тебя проведут.

Он встал и двинулся к выходу. В коридоре они встали по бокам, взяли его под руки и двинулись вперед до конца коридора, остановились перед красивой дверью и открыли ее. В уютной и слабоосвещенной комнате его посадили в удобное с откинутой спинкой кресло и попросили расслабиться. Он закрыл глаза. Вспомнил свою близость с тарнавчанкой в Погореловском лесу и появившееся чувство мужской победы резко сменилось чувством унижения, когда девочки ловко и относительно быстро закончили взятие спермы, одели и подняли с кресла, как подымают с постели больного, спросили о необходимости туалета и, получив отрицательный ответ, повели в комнату отдыха, где Саша окончательно расстроился и, желая расстаться с ними, попросил:

– Пожалуйста, к Ире…

Они снова подхватили его под руки, но он вежливо и настойчиво их отстранил. Теперь одна из них шла впереди, а другая сзади, будто охранники важной персоны. Увидев знакомую дверь, Саша вежливо с ними попрощался. Ира молча усадила его в кресло, угостила ароматным цейлонским зеленым чаем, привезенным подругой из Шри-Ланка, и тортом из Италии. Саше ничего не хотелось, его охватило острое чувство самоненависти, случившееся с ним однажды, когда в бане старой мельницы по примеру других пацанов испытал онанизм, показавшийся ему тогда совершением мерзкого поступка по отношению к самому себе. Настроенная на волну Саши Ира поняла его состояние и попросила прийти за деньгами через три дня. Саша зря не терял время: он успел получить в израильском посольстве консультацию, при этом работники посольства, узнав, что родился в Тарнавке и уточнив район и область, спросили о наличии там еврейского кладбища и его состояния. Саша знал это кладбище с детства – мимо него гнал корову на пастбище – и сообщил о его неприглядности, в то же время братская могила жертв фашизма ограждена и находится в хорошем состоянии, там же могилы живших и умерших в послевоенное время евреев Тарнавки. Уже позже, посетив родное село перед отъездом на стажировку, он узнал о наличии в Тарнавке могил родственников жены президента государства Израиль и возможном его посещении.

Три дня промчались ракетой, Саша успел билет купить, а на остальное ни времени, ни денег не хватило, пришлось бежать к Ире согласно договоренности. Она говорила по телефону, и он не стал отвлекать ее – тихонько присел в кресло. Ира не заметила его и продолжала серьезный разговор:

– Там, в Крыму, Жана говорила в мобилку: «Наши исследования дали экстра-класс – результаты, я понимаю и знаю, что девицы-лаборанты думают постоянно о хороших сигаретах, красном вине и богатых мужчинах, иногда ошибаются, как правило, в сторону ухудшения. В данном случае они совпадают с вашими показателями, в чем тебя и поздравляю. Кстати, гонорары увеличены на пятьдесят процентов, заказ сделан на целый год с правом продления договора еще на год».

Ира говорила без эмоций, но с явной ехидцей в голосе: «Дорогая Жана, рада успешным исследованиям, но не разделяю полностью твой восторг, донор весьма капризный и в любую минуту может сорвать все наши планы, приезжай, а сейчас бегу к шефу, срочно вызывает, пока».

Она заметила Сашу, подбежала и уселась в свободное кресло напротив.

– Ирен, надеюсь, результаты исследований в пределах указанных норм?

– Без сомнений.

– В таком случае хотел бы получить обещанный аванс.

– Без проблем, но с условием…

– Каким?

– Ты со мной должен сегодня поужинать, я много заработала благодаря тебе и ставлю магарыч.

– Не могу, работаю вечером с шефом, в следующий мой приход.

Она сняла трубку внутренней связи:

– Принесите донору «Эксклюзив» гонорар. Высокая блондинка с бесцветными глазами вошла в кабинет и, улыбаясь, положила перед Сашей увесистую пачку долларов, пластиковую карточку «Голд» и денежную ведомость. Он стал искать свою фамилию в ведомости, но там ее не оказалось, догадался поставить подпись против клички «Эксклюзив». Не пересчитывая, положил деньги в карман джинсов и, заметив одобрительную улыбку Иры, поднялся. Уже усевшись в безлюдном трамвае, потрогал правый карман с деньгами и закрыл глаза. Теперь более трех тысяч долларов отправит сестре, рассчитается с арабом и Ирой, купит подарки домой, сувениры в Израиль, остальное возьмет с собой. На остановке у метро выскочил и нырнул в прохладу подземелья, там быстро вошел в вагон остановившегося электропоезда и вскоре добрался до общежития, в свою небольшую, но уютную комнату, уселся за компьютер, нашел нужную страницу рукописи диссертации и начал печатать, не заглядывая в черновик. Мысли формировались быстро и точно, словно неведомо откуда кто-то их диктовал, вводил в мозг в нужном научном стиле и он не успевал их записывать, а записав, удивлялся точности изложения и новизне идей. Однако твердо знал что через несколько дней он найдет в этом тексте неточности, упущения, ошибки, а после прочтения шефом их окажется гораздо больше. Саша знал: накопившуюся в полушариях в определенном количестве творческую энергию следует немедленно потратить. Ему казалось, множество микроантенн мозга усиленно ловит из космоса энергию интеллектуальных мыслей, превращающихся в слова и предложения, но сама она там не возникает, а, возможно, накапливается из интеллектуальной энергии ушедших из жизни людей Земли или других планет. В эти минуты его мысли ушли далеко от диссертации, думал он о возможном когда-то сборе такой энергии для использования на Земле на благо людям. «Но сначала, – подумал он, – нужно решить вопрос приема биоэнергии растущих и размножающихся клеток или микробов и простейших». Саша усмехнулся своей фантастической идее, но, шутя, изложил ее шефу.

– Сашко, – так нередко называл его шеф, – гениальность тоже шизофрении. Так считают многие, а если ты немножко шизик и к тебе приходят иногда незаурядные мысли, значит, у тебя что-то есть и это надо использовать на благо. Коль оно отсутствует, как в обычной железной руде очень редкие металлы, то, сколько бы ты не клепал и не плавил руду, ничего нового не найдешь. При наличии таланта труд – только вспомогательная сила, а не решающая, его количество не имеет знака ровности даже с мельчайшей силой таланта.

– Почему так часто подчеркивают: ученый труженик.

– Думаю, имеют в виду массу его творчества.

– Но не талант?

– Разумеется. Талантливые поэты не сочиняют стихи, они их только записывают, внезапно пришедших в голову, уйма обычных стихов, рожденных длительным подбором рифм, мало кто их читает.

Саша вспомнил диссертационный зал библиотеки имени Ленина в Москве, где просмотрел сотни докторских диссертаций, добротно сделанных и со вкусом оформленных, но при полном отсутствии глубоких научных мыслей новизны и колоссальном обилии научных опытов и исследований. Их авторы действительно труженики, а их защита всегда за редким исключением представляла самодеятельные спектакли, где оппоненты чуть ли не хлопали им в ладоши и кричали «Браво!». Шеф только улыбался, слушая Сашу. Он очень требовательно относился к своим диссертантам, которые, зная об этом, старались вовсю. Саша прикинул: через два-три дня он начнет печатать диссертацию на чистовик, для этих целей приготовил финскую бумагу и занял очередь к переплетчику, профессия которого стала дефицитной. Он теперь меньше думал о ней, больше его занимала новая идея сбора энергии делящихся клеток. Шеф эту тему утвердил на ученом совете без особых прений, хотя завистники шептались: «Все мало ему: двадцать кандидатов, пять докторов, шесть монографий, пятнадцать научных и двадцать научно-популярных книг, не считая статей и прочее… Нобеля, наверное, захотел… Ну-ну, посмотрим!» Они же, почетные ветераны, кроме методических разработок, ничего не имели, но на всех собраниях и конференциях сидели в президиуме, а в остальное время их творчество составляли письма на «верх» о недостатках и «злоупотреблениях». Алексей Иванович прекрасно знал обстановку в институте и старался не давать им лишних поводов для телег. Беря в докторантуру двадцативосьмилетнего и. о. доцента Сашу Кузыка, понимал непривычность и необычность поступка, вызвав подозрения в личной заинтересованности. Шеф уважал многие тенденции сельского менталитета, особенно порядочность, ценившаяся всегда в селе превыше всего, где все друг друга знают, от прапрадедушек и прапрабабушек, а потому, оценивая кого-либо, незыблемо учитывали родословную. Он помнит, когда собирался жениться на своей землячке Лиде, первый вопрос родителей был: «Из каких она людей: тарнавских или березовских?»

Убедившись, что из тарнавских, родители дали благословение. Зная о возможном обвинении в родственных связях с докторантом, шеф на всякий случай расспросил отца о Кузыках, который сообщил:

– Кузыки одни из первых основателей села, селяне-умельцы, первые наши трактористы, шоферы, инженеры из их рода, очень способные и человечные, пьяницы и прочие негодники у них не водились, а родичей наших там нет. Тема злоупотреблений шефа после соответствующих проверок не увенчалась успехом, и при Советах его обвинили в украинском буржуазном национализме, ведь среди всех его кандидатов и докторов наук ни одного русского не оказалось: все украинцы и один даже еврей затесался под видом украинца. Когда Украина приобрела независимость, его обвинили в русофилии, среди его учеников якобы большинство русских и евреев, а. кроме того, он ярый коммунист. Алексей Иванович как-то принес копии двух писем разных авторов с идентичным содержанием и, читая их, смеялся до слез. Он прекрасно знал авторов этих писем, бросающих при защите его учеников черные шары и первыми прибегающих поздравить с удачной защитой.

– Им необходимо при жизни памятники поставить, – шутил шеф, – причем черно-белого цвета.

– Почему именно такие цвета?

– Черный символизирует мрачность их души, а белый – цвет мозгов, свидетельствующий об отсутствии там серого вещества.

В спермобанк Саша прибыл в назначенное время. У дверей кабинета Иры его ожидали две стройные белокурые одного роста девушки, они вежливо поздоровались с ним и попросили разрешения провести к месту процедуры. Их свежий вид и приятная внешность, стройные ноги, обтянутые выше колен изящными юбочками, нежно-прозрачные светло-розовые кофточки, привлекательно раскрывающие верхние части грудей, ограниченные броской блестящей складочкой волнообразной кружевной лентой, и пышные, как бы нечаянно разбросанные волосы вдоль плеч и грудей настраивали на свершение хороших и добрых дел. Он обратил внимание на их белоснежные лица, обещающий взгляд голубых очей и чуть пухлые, зовущие некрашеные губы. Они взяли его с двух сторон под руки и повели по уже знакомому длинному коридору. В обставленной легкой красивой мебелью комнате с очень удобными креслами и диваном с потолка падал приятный слабый свет скрытого за облаками солнца, звуки тихой успокаивающей мелодии доносились со всех углов комнаты, сливаясь с волнами девичьих чар и усиливая их. Умом Саша понимал: симпатичные девушки в придуманной режиссером обстановке играют заданную роль, но игра настолько талантлива и естественна, что он не без удовольствия им подыгрывал и в этой общей игре увлекся: стал им симпатизировать, как оно часто бывает в среде профессиональных актеров, где нередко заканчивается разводами и новыми браками. В отличие от первого посещения, он теперь пребывал в приятном ожидании, ловил зовущие нежные взгляды молодых симпатичных девушек, не казавшихся в этой обстановке двусмысленными. Полностью принял их покровительство, не сопротивлялся, когда они очень осторожно, почти незаметно, как бы играя, начали его раздевать, а раздев, легонько подтолкнули к незамеченной им раньше двери душа. При выходе из него ему накинули белоснежный мохнатый халат и повели в соседнюю комнату-лабораторию, уложили на удобную тахту, осторожно и нежно разгладили кожу рук, груди, живота, ног, гениталий, вызвав желание, а определив нужный момент, очень искусно и сравнительно быстро получили нужную биологическую жидкость.

У Иры в кабинете он выпил ароматный вкусный кофе и раскрыл лежащий на столике журнал мод. Не хотелось мешать Ире, но она первая вступила в разговор: