Текст книги "Легенды и боги древних славян"

Первое уп. русалий (как давно известных, укоренившихся) есть в Лаврентьевской лет. В ней осуждается обычай предотвращать засуху: «…русальи». На Руси обычаи «плясати в русалиех» уп. с нач. XII в. «Потехи с плясанием», песнями, с ряжением в маски животных, «нощные плещевания» и «безчинный говор» происходили, по свидетельству «Стоглава», в канун Рождества (на зимние Святки) и Богоявления, а также на Купалу (летние Святки). Афан. (3,72) писал: «Праздник в честь русалок совершался одновременно с праздником весны…. В христианскую эпоху он приурочен к Троицыну и Духову дням, причем самое название Духова дня наводило… на мысль о чествовании стихийных духов и душ усопших предков. Несмотря на то, народная память не изменила старине и доныне связывает праздник русалок с Перуновым днем, начиная его с четверга предшествующей Троице, так называемой Семицкой недели (по христ. терминологии), которая еще в XII веке была известна под именем русальной».

Слово «русалии» как календарная примета вошло в быт русских: «…и по съшествии святого духа, рекше по русалиих…»; «масла же до русалии приемлють…». В Киевской летописи под 1170 г. сказано: «Володимеру бысть болезнь крепка, ею же скончался мая в 10-е русальныя недели в понедельник». На Украине же четверг Троицкой недели назывался русальчин велик день…. В Вологодской губ. Семик называется русалка. Рыбаков писал (Рус. 675), поскольку христ. календарь сдвигал дохристианский: «…Поэтому «русальная неделя», «русалии», «русалчин велик-день», «русалкино заговенье», «проводы русалок» оказываются календарно неустойчивыми, колеблются в диапазоне от середины мая до начала июня…. В Литве этот архаичный индоевропейский праздник отмечался 24 июня, как праздник «росы». Старинные (христ. – А.Б.) памятники не раз упоминали о русальях, как… о богопротивных, подлежащих церковному запрету игрищах. Так Нестор под 1067 годом… говорит, что дьявол отвлекает людей от Бога «трубами и скоморохы, гусльми и русальи»… Кирилл Туровский в числе «злых и скверных дел» называл: «плясанье, бубны, сопели, гусли, пискове, игранья неподобные, русалья». Другой ему современный автор зло ругался: адскими муками будут наказаны «игры, глаголемые куклы, и скоморохи, и русалиею пляшущая и вся игрища…». В Изборнике XIII столетия… сказано: «егда играют русалия ли скомороси… ты же в тъ час пребуди дома!». «Стоглав» XVI в. употребляет слово русальи для обозначения народных игр: «Русальи о Иванове дни и в навечерии рождества христова и в навечерии богоявления господня. Сходятся народи – мужи и жены и девицы на нощное плещвание и бесчинный говор, на бесовские песни и плясание… И бывает отроком осквернение и девам растление…». В азбуковниках русалии толкуются: игры скоморошские… В одном харатейном Прологе половины XV века описаны так: «ови бьяху в бубны, друзии же в сопели сопяху, инии же возложиша на лица скураты (шкуры, маски. – А.Б.) и деяху на глумленье человеком, и мнозии оставивше церковь, на позор течаху и нарекоша игры те русалья». Из этих ук. очевидно, что игры, происходившие на русальную неделю, сопровождались плясками, музыкой, ряженьем, что служило символическим знамением восстающих с весною, празднующих обновление жизни духов. Принадлежа к разряду этих духов, русалки сами облекались в облачные шкуры…» Русальные игры описаны в «Слове святого Нифонта о русалиях», написанном в Ростове в 1220 г. при кн. Василии, сыне Константина Мудрого. На гор. площади Нифонт встретил 12 русальцев, возглавляемых «унылым и дряхлым» старцем. Затем он увидел музыканта-сопельника, «скачя с сопельми и с ним идяше множество народа, послушающе его; инии же плясаху и пояху… влекомы в след сопельника». Горожане давали деньги музыкантам («свое имение дают… иже суть русалия иние же скоморохом»). Нифонт проклинал соблюдающих отеческий обычай: «Проклятъ всякъ, иже кто оставитъ церковь божию и последуетъ русалиямъ». Такое же проклятие XII–XIII вв. против одного из дьяконов запечатлено в княжеской церкви Спаса на Берестове в Киеве. В церковных поучениях рекомендовалось избегать русск. отеческих всенародных празднеств. Наибольший расцвет русалий приходится на XII–XIII вв. До XIV в. на Руси русалии праздновались довольно активно. Из-за петровского поста, принятого церковью для изживания одного из двух главнейших в г. праздников (политтехнологии были сильны уже тогда) – зеленых святок – иногда в некоторых регионах «русалии» праздновали даже 24 июня (вместе с Купалой).

С русалками связывали и поминальные дни в честь предков, т. к. они – наиболее архаичные матриархальные предки, – посещали живых из др. мира. Как правило, у вост. слав. это четверг (русалчин четверг, русалочин великдень, мавский великдень) русальной недели. А в Македонии, Воеводино – русальна стреда, рус’лна среда, средоруса, руса среда, в Сербии, Далмации, Истрии – русальни петак, петка русальна (пятница) – связанные с богинями судьбы дни. Рыбаков писал (Рус. 677): «Русалии – это «сбор великий» большого количества людей, одетых в яркие праздничные одежды, «упестренных».

Рыбаков описывал мн. русальных браслетов-наручей, найденных в Киеве, Терехове, с. Городище Хмельницкой обл., Старой Рязани, Твери, Владимире на Клязьме, в прикарпатской Галицкой земле и др. регионах, которые надевали женщины-плясуньи на длинные, почти до пола, рукава ритуальных, вышитых прорастающими ростками, цветами и стеблями растений, танцевальных рубах. Браслета должно быть два – на два рукава. Но рисунки в них не идентичны. На одном браслете были символы воды, земли, корней (корни – резервы жизненной силы!), растений-«леторослей» – молодых растений этого г. В русск. сказке о Царевне-Лягушке Василиса Прекрасная при пляске «вертелась-вертелась – всем на диво! Махнула правой рукой – стали леса и воды». На др. – вилы-русалки, диковинные птицы – грифоны, танцующие журавли, лебеди, Семарглы-Переплуты, китоврасы. Гусляры, танцоры в вышитых рубахах, волхвы – мужчины и женщины – с ритуальными чашами или ножами, беседующие или поющие люди и проч.

Китоврас (вариант кентавра русских) среди леса в короне и держит дикое лесное животное (зайца); выглядит как предок – покровитель леса. Георгиевский собор в Юрьеве-Польском. XII в.

В той же сказке: «Махнула левой – стали летать разные птицы». Для всех браслетов характерны арочки над звеньями рисунков, что символизировало свод небес, как и «завивание березки», связывание двух березок ветвями во время весенне-летних ритуалов образовывало символическую арку небосвода и попытку отображения макрокосма. Обряды, пляски, хороводы проводились в весенне-летние праздники в рощах под такой моделью небосвода. Сам небосвод был крышей храма. В таких шедеврах др. – русск. мастеров было важно мистическое и эстетическое значение растительного орнамента. Рыбаков обратил внимание на то, что русальные пляски проходили после прилета журавлей («журавль прилетел и теплынь принес») и после их ритуальных «токов»-«плясок», на которые так походили русальные (а также посвященные Яриле, Ладе) пляски людей. Рыбаков цитировал статью А.М. Судиловской «Журавли» («Птицы Советского Союза», М., 1951, т. II): «Для «плясок» выбирается ровная сухая площадка, и на ней на утренней и в особенности на вечерней заре собираются все гнездящиеся поблизости птицы. Собравшись, журавли образуют круг, иногда в 2 или 3 ряда, оставляя середину свободной. На середину круга выходят несколько птиц и начинают подпрыгивать, распускать крылья, вытягивать шею, наклоняться, приседать, распуская перья зоба и издавая при этом трубные звуки. Утомившиеся птицы возвращаются на свои места в кругу зрителей, а на их места, на середину круга, выходят новые и снова начинаются танцы. Затем красавки всей стаей поднимаются, описывая круги в воздухе, и улетают». Интерес слав. к брачным танцам журавлей, безусловно, отразился в их собственных танцах во время весенне-летних праздников, связанных с прославлением вегетативной силы природы, отражением динамики расцвета всего живого с целью воздействия своими обрядами на этот расцвет.

Во время русалий проводились т. н. «похороны русалки», и после Купалы уже запрещалось купание в открытых водоемах. Местами весь июнь называли «русальным месяцем». В южнорусских и поволжских обл. известен ритуал «вождения русалки». Мифол. смысл проводов русалок заключался в том, что в период, когда взошедшие колосья уже достаточно окрепли, созрели травы, – давшие влагу русалки не были так уж необходимы, как в начале вегетативного периода, их можно было «похоронить». Напротив, излишняя влажность могла повредить травы, посевы, не дать без потерь убрать урожай. Во время проводов русалок водили хороводы вокруг колодцев, на берегу р. Женщины рядились в мужскую одежду, а мужчины – в женскую, рядились козлами, свиньями, конями – животными, воплощавшими плодородие. С песнями, плясками, громкими бубенчиками-колокольчиками носили чучело коня (олицетворявшее буйство природы). Когда чучело выносили за околицу – его разрывали и разбрасывали останки по полям. Или наряжали девушку с распущенными волосами в венке – русалку – с особыми песнями несли на веревочно-соломенных носилках в поле (изображая «похоронную» процессию), где девушка сбегала, пряталась во ржи (что считалось моментом окончания русалий), а носилки и украшения разрывали и разбрасывали по полям «к хорошему урожаю». Иногда русалку делали из соломы, снопа или тростника, все остальное повторялось. С русалками связывали поминание предков, т. к. они – наиболее архаичные матриархальные предки – посещали живых из др. мира.

В христ. времена русалки, как и др. боги и духи дохристианской веры, были демонизированы, представлялись страшными ведьмами-колдуньями, вредящими человеку.

БЕРЕЗАНЬ – легендарная райская местность, в которой из неба (на горе Березайти; Хара-Березайти – одной из райских гор «Авесты») «растет солнечная береза вниз ветвями, вверх корнями» – мировое древо (один из вариантов). Легендарная местность никогда не была локализована. На Руси известна детская песенка при счастливой пляске детей под дождем, с лицом, подставленным под дождь и повернутым в небо: «дождик, дождик, перестань, мы поедем в Березань». Это обращение к небесам.

БИАРМИЯ – легендарная страна в Приуралье, известная по русск., сканд. преданиям IX–XIII вв., славилась мехами, слоновой костью.

БИЧ (в ритуальном смысле) – плетка, кнут, верба, кропило – предметы для передачи энергии, охранительных действий. В ведах Ашвины, олицетворявшие утреннюю и вечернюю зарю, а также зарю восходящего и уходящего г., имели кнутики. Бичи или кропила, капающие медом благодати солнца, удар которых, символическое прикосновение приносили всяческие блага. В РВ говорится:

 
О Ашвины! Окропите нас медоточивым бичом,
Продлите наш век, сотрите недуги, удалите врагов
И будьте нам помощниками.
 

Медоточивый Б. – символ лучей солнца, омолаживающих землю, делающих ее производительной. Такое же символическое энергетическое действие исходит от вербы – первого распускающегося весной дерева. Почитание вербных прутиков-б. переняла из дохристианской веры церковь.

Символическое битье как ритуальное магическое действие, имеющее преимущественно продуцирующую и отгонную функции, сохранилось в памяти народа даже тогда, когда имена Ашвинов были забыты. Осталось представление о том, что это действие (битье, удар, прикосновение, направление брызг) дарует энергию рождаемости, плодородия. Появление детей, приплод скота; вызывание дождя, обеспечение хорошего урожая; рост, здоровье, благополучие. Б. в разных регионах слав. мира могли служить всяческие предметы: палка, розги, ветки вербы, березы, вишни, орешника, кизила, початок кукурузы, крапива, метла, бадняк (или ч. его), пояс, хлебная лопата и т. д. Во время календарных обрядов на зеленые святки болгары хлестали детей зелеными ветками, «чтобы они были здоровы». У македонцев перед Велесовым днем (20. XII по ст. ст.) старшая из женщин символически била лежащих в постели детей, чтобы они росли, потому что «день начинает расти». Сербы весной бьют друг друга расцветшими вишневыми ветками, заранее поставленными в воду, «чтобы передать людям жизненную силу». В Сочельник в районе Суботицы, Воеводина сербы бьют зажженным бадняком о порог дома, коров бьют веткой от бадняка, «чтобы скот лучше водился». Сербы в Груже хлещут детей по ушам кизиловыми ветками, чтобы они были здоровы, «как кизил». В окрестностях сербской Чачки, в Черногории, у поляков, словаков били рогом неплодоносящие деревья, приговаривая «Ja тебе рогом, ти мене родом!». В Боснии это делалось, «чтобы скот не болел». У поляков во время колядок колядовщики разносили ореховые прутья – ими нужно было похлестать яловых коров, «чтобы они отелились». У юж. слав. на Новый г. сурвакары, суровары (от Сурья – бог солнца) били прутиками всех домашних, скот, оставляли в каждом доме прутик «на урожай». В Болгарии дети-колядовщики били кизиловыми ветками по порогу. Когда выходила хозяйка, посыпала их зерном, кричали: «Тук, тук, тук! Пусть уродится, где пашут ралом и где не пашут!». В Чехии в Липенском Загорье били подростков арапником, «чтобы росли и не были ленивы». Весной в Сербии, Хорватии, Польше, Полесье, Поморье, Валахии, Герцеговине, на Руси били друг друга вербой. Сербы в Косове били палками обрядовое чучело (или деревце) – Масленицу, Купалу, Марену, Смерть. Во мн. слав. землях ритуальное битье применялось в свадебных обрядах. Били участников коло – свадебного хоровода; невесту бил свекор; жениха и невесту били (сват, посаженый отец) поясом перед брачным ложе. Все эти действа должны были передать особую брачную энергию молодым, способствовать их счастью, удачливости в семейной жизни.

БОГ – По Трубачеву (2, 161) русск. бог – «одно из высших, стоящих над миром неземных существ, некая высшая сила, верховное существо, стоящее над миром». «Baga» – др. перс. бог; «bеaga» – вед. и др. – инд. бог – «господин», «тот, кто делит, наделяет», «раздатель», «доля», «наделяющий», «дающий долю» (богатства – отсюда). У ариев и древ. и.-е. это один из высших богов (наряду с Дивом, Индрой, Митрой, Варуной, Вивасватом-Световидом и др.), причем не самый высший, а равный среди др. адитьев. Христ. стали использовать одно это древ. имя Б. для верховного существа, стоящего над миром.

У иран. ариев Ахура Мазда – свет знания (информации, по-современному), бог мудрый. Из уст Вечной силы он узнал доктрины (законы), которые должен донести людям.

БОЖНИЦА – святилище (см.) слав. Афан. (2,140) писал: «Названия «Турова божница» и «Белобожница», вероятно, указывают на места… святилищ; слово божница, как видно из вопросов Кирика и летописей, употреблялось в старину в значении церкви».

БОЖЬЯ КОРОВКА (БОЖЬЕ СОЛНЫШКО) – назв. ук. на принадлежность насекомого богу. Этот бог – громовержец. У слав. Перун (который вобрал функции вед. бога Индры). Др. – инд. название Б.к. indragora («та, чей пастух Индра»). По преданию, в солнцеподобное насекомое превращена жена громовержца, дочь солнца. Дети солнца – 7 дней (по числу пятнышек на спинке; Б.к. называют еще «семипятышковой»; 7-й день – воскресенье, день солнца и огня). У солнца было 7 детей, но испытание огнем и водой выдержал только один – сама Б.к., она и стала женой громовержца. Поэтому она знает дела солнца («ведро») и дела громовержца («дождь»). Существуют сотни детских слав. закличек, где спрашивают Б.к.: будет ли ведро или дождь, так необходимый для урожая хлебов и всего прочего. «Щедрик-бедрик! – обращаются к ней на Руси, на Укр., – полети на небо, принеси мне хлеба!». Б.к. – героиня причитаний, погодных заклинаний, заговоров. Она участвовала в магических действиях на зеленые святки, воловьи, конские праздники (коровы – животные Перуна; кони – солнца). На «похоронах» кукушки, на свадьбах, гаданиях. Возвращение громовержцу Перуну его небесных стад (коров небесных – облаков) вызывает оплодотворение природы дождем, отсюда обильные хлеба и проч. Б.к. в мифол. сюжете «свадьбы солнца» – «невеста», прорицательница (предсказывает урожай, срок человеческой жизни, помогает разыскать заблудившееся стадо).

БОЛОТО (БАГНЯ) – водное место. Связано у слав. с представлениями о древ. первобытном состоянии земли, когда она еще только проступала из первозданных вод (не земля и не вода), поэтому представляла собой грань перехода из времени во время, из жидкого состояния в твердое, из одного пространства в др., из мира более древ. пращуров (ср. «ящур» – «пращур») в мир людей, над которым часто стоит туман и морок. Люди так и не познали таинства Б. до конца. Около них часто творили заговоры. Слав. относились к Б. с мистическим трепетом, обожествляли их как и рр. В Новгородской кормчей XIII в. написано, что русск. «жроуть (приносят жертвы) бесом, и болотом, и колодезем». Для слав. Б. были местами заповедными, где дух земли витает, где земля дышит, где вода в земле тонет или – земля из воды выплывает; глубокое место Б. «вир» считалось местом перехода в др. мир, энергетически насыщенным пространством. Поскольку Б. было пограничным местом, как всякую границу, его населяли перешедшими черту (некие условные границы человеческого сообщества) – чертями. Существует мн. поговорок: «Было бы Б., а черти будут»; «Не ходи при Б., черт уши обколотит»; «В тихом Б. черти водятся»; «Аднаго балота чэрцi», «Выцапкауси, як чорт балотны» (блр.). В Б. отсылали слав. свои болезни (и болезни животных, растений в заговорах-отсылках), нравственные недуги, грехи, злые и нечистые силы: «Iдзi ты у вiр, у балота». В Б. наши пращуры сбрасывали «нечистые» предметы. В период христ. Б. стали считать местами только однозначно «нечистыми» и помещали туда всевозможную, невообразимую нечисть суеверий. В то время как нечисть суеверий жила не столько в Б., сколько среди людей. Др. название Б. – багня – место, где Мать Сыра Земля вздыхает, живут духи земли.

Азбука, вырезанная на доске из можжевельника. Новгород. XIII в. По книге «Древняя Русь и славяне»

БУК – название дерева, созвучно слову «бог», оно символ величественности, процветания, чести и победы, стойкости и полноты жизни. На Б., как наиболее удобный для письма из древесных материалов, с древ. времен записывали священные тексты. Первоначально нацарапанные на нем знаки получались бледными, но стоило их подвергнуть горячему вощению – они приобретали красновато-коричневый цвет. Воск «проявлял» текст и консервировал древесину. У чехов и новгородцев такое древ. письмо именовалось «дъшка», «дщтька». От слова «бук» русск. «букы» – буквы, а у сербов и хорват – «боукъве». А буквы дали букварь.

БУКВИЦА – одно из протославянских письмен до кириллицы. Произошло от слова «бук» – материал, на котором писали, от этого же корня «буквы». Царь скифов вызывал Дария ругательным письмом (письменно!) еще в 513 г. Предки русск. и скифов (за неимением бука) писали на деревянных дощечках, на бересте.

ВАЙДЕЛОТЫ (от «veda» – знание) – мифологизированный и собирательный образ жрецов балт. племени пруссов (известные также у лит., лтш., поляков, в зап. – русск. землях). Гл. святилище было в гор. Ромове, где жили В. – рядовые жрецы, помощники жрецов Криве (их мн. разновидностей: брутиники – гадатели по пене; предсказатели; передававшие знания; певцы-сказители; молитвенники; воспевавшие воинские подвиги; подававшие советы вождям; объявлявшие волю Криве; созывавшие народ на сходку; осуществлявшие административную власть в округе; благословлявшие; те, кто могли найти вора, обратившись к богу неба и др.). По преданию, из рода В. была великанша Погезана, жила в Дуговой роще. Ее мольбы, молитвы приравнивались к божьим словам.

ВАН (или МАН, МАНУ) – первый человек в и.-е. традиции (вост. вариант), от него пошли все Ваны, Вани, Иваны. Слово «Ван» близко и к «венд».

ВАНАДИС – в венедской (лужицко-сербской) мифол. богиня любви и красоты.

ВЕДИЙСКАЯ ЛИТЕРАТУРА – прежде всего, четыре веды (veda – «священное знание»): «Ригведа» (веда гимнов), «Яджурведа» (веда жертвенных формул), «Самаведа» (веда напевов), «Атхарваведа» (веда заклинаний), которые принято сокращенно уп. РВ, ЯВ, СВ, АВ. Фактически для реконструкции вед. и и.-е. мифол. достаточно РВ и АВ (как наиболее народной из вед), т. к. в двух др. ведах содержится повторение РВ. Самой древ. считается РВ (состоит из 1017 гимнов). Это начало вед. литературы. Как пишет Т.Я. Елизаренкова (РВ, 1, 426): «Начало это оказалось не неуверенным и робким, а блистательным». Почему? Вывод явен: к моменту фиксации РВ письменно в III в. до н. э. она несколько тысяч лет уже существовала, передаваясь устно из поколения в поколение. Например, инд. ученый Б.Тилак датировал РВ 6000–4000 гг. до н. э., а большинством ученых мира принято считать временем создания РВ сер. II тыс. до н. э. До сер. II тыс. до н. э. предки инд. арьев – создателей вед – жили вместе с др. племенами протоиндоевропейцев, своими ближайшими родственниками, в т. ч. предками русск., слав., балт., на сев. прародине. Спускаясь вместе с наступающими ледниками к югу, вначале по Волге (где все они жили несколько тысячелетий), в V тыс. до н. э. отделились балты, затем большинство племен слав. и арьев двинулось к югу Европы под натиском ледника и длительной зимы. Еще в нач. II тыс. до н. э. ч. предков арьев и русов жили бок о бок в Сев. Причерноморье. Ч. арьев кочевала по Юж. Уралу, Сибири, Средн. Азии и др. землям. РВ уже создавалась и наиболее архаическая ее ч. существовала. Верования были общими, боги – общими, хотя по местностям, племенам они могли именоваться по-разному, носить этимологически тождественные имена. Синонимы, эпитеты, многозначность слов составляли богатство яз. протоиндоевропейцев, особенно мн. точных синонимов и красочных эпитетов отдавалось богам. Древ. вед. памятники, создававшиеся на терр. нашей страны, – ценный источник для реконструкции слав. мифол.

Арьи обладали не только выдающимися воинскими способностями, но и даром поэтического слова, которым умели запечатлеть свой взгляд на мир. А поскольку их поэты-риши (рекущие; от имени богини речи Рик, Вак, Вач – в разных регионах свое произношение) одновременно и жрецы, то все их творчество было посвящено богам, у которых они просили «широкого пространства», «долгих лет жизни», мужского потомства, процветания, богатства, славы. Высокое поэтическое искусство Священной Речи оттачивалось не одним поколением риши, достигших вершин мастерства. Язык РВ необыкновенно метафоричен и символичен. Елизаренкова пишет: «…Гимны передавались из уст в уста в жреческих семьях из поколения в поколение. Культовая поэзия… отличается архаичностью и консерватизмом. В РВ содержится немало параллелей из области мифологии и ритуала с древнеиранской «Авестой» (более поздней), некоторые неясные мифологические фигуры или немотивированные, казалось бы, черты ригведийских божеств расшифровываются из сопоставления с соответствующими персонажами других древних индоевропейских традиций (в том числе славянской и балтийской)».

Веды начинают традицию шрутри («слышанное»), понимаемую как откровение, знание, непосредственно открытое Богом для посвященных. К традиции шрутри принадлежат, кроме самих вед, древние тексты, опирающиеся на веды, и развивающие, разъясняющие отдельные их положения: брахманы, араньяки, упанишады. К ведам примыкают литературные памятники веданга («члены вед»), изложенные в виде сутр («нить») – правил, иногда настолько кратких, что они нуждаются в обширных комментариях, без которых просто непонятны. Сутры, датируемые VIII–IV вв. до н. э., содержат фонетику, метрику, грамматику, этимологию, ритуал и астрономию. Традиции шрутри противостоит традиция смрити («запоминание»), которая охватывала произведения, возводимые к отдельным авторитетам и передаваемые от учителя к ученику: эпос, пураны («древний», «прошлый»), итихасы («так ведь было») – сочинения о прошлом, дхармашастры (своды законов), сутры и проч. Вся древ. литература инд. арьев была устной, независимо от того, рассматривалась ли она как божественное откровение – шрутри или как ограниченное человеческое знание – смрити, бывшее авторитетным, только если оно не противоречило шрутри. Собрания четырех вед различаются меж собой по составу, объему, времени создания, содержанию и назначению. Поздние веды во мн. заимствованы из РВ. Это близкие друг другу варианты стихов, ряд стихов, повторяющихся в разных видах.

Наиболее зависима от РВ СВ. Она дошла до нас в двух редакциях: Каутхума и Ранаяния. Первая состоит из 1810 стихов, из которых только 76 не встречаются в РВ. Назначение этой веды, прежде всего, музыкальное – обучение мелодиям, на которые поются те или иные стихи во время ритуала.

ЯВ противостоит всем остальным ведам: она целиком связана со шраута-ритуалом. Ее оригинальную ч. составляют жертвенные формулы – яджус, произносимые в определенные моменты ритуального действия. Понять ее содержание можно только исходя из ритуала. ЯВ представлена несколькими редакциями, принадлежащими разным школам брахманов-ритуалистов. Выделяются Черная и Белая ЯВ. Первая, кроме яджурсов и стихотворных молитв – мантр, включает прозаические пояснения ритуала – брахманы. Вторая состоит только из яджурсов и мантр и лишена пояснений, в связи с чем называется чистой или белой.

АВ занимает совершенно особое положение среди вед, потому что в основе ее лежит собрание древ. народных заговоров. Проще говоря, это древнейший арийский фольклор, постепенно обраставший более поздними частями. Все народное собрание подвергалось обработке редакторов-брахманов (а заодно их цензуированию) и приобрело ту форму, которая вполне допускала канонизацию АВ в качестве четвертой веды. АВ со своими заговорами и заклинаниями выделяется как памятник древ. магии, отражающей жизнь древ. ария в наиболее интимных аспектах с ее страхами и надеждами, в некотором роде являет энц. личной и общественной жизни того времени. Связь со жрецами огня – атхарванами – отражена в ее названии потому, что магические обряды, запечатленные в этом памятнике, совершались при зажженном в очаге огне. Условно АВ можно датировать нач. I тыс. до н. э. Ч. памятника складывались в разное время. Елизаренкова пишет (РВ, 1, 464): «Иногда отдельные заговоры АВ могут быть даже более архаичными, чем древние гимны РВ». Далее она пишет, что в основе действий, отображенных в АВ, «лежит магическое мировоззрение…», «закон символической эквивалентности». Согласно ему каждый предмет является не только тем, что он есть на самом деле, но и чем-то др. Все связано между собой таинственной эквивалентностью. Задача заклинателя состоит в том, чтобы этим «законом эквивалентности» овладеть, тем самым подчинить себе все вокруг.

В состав АВ входит значительное число текстов, не являющихся заговорами. Некоторые гимны прославляют брахманов, их высокое положение в обществе. Др. являются философскими размышлениями над сутью богов и вопросами космогонии. «Характерным для АВ является пантеистическое восприятие единого бога или космогонической силы: единый творец Вселенной принимает в АВ множество проявлений. Это может быть Брахман-абсолют, пронизывающий мироздание; брахмачарин – ученик жреца-брахмана; Рохита – Красное Солнце, летящее по небу, наполняющее жаром Вселенную и несущее на себе богов; время (kāla) в образе нестареющего тысячеглазого коня о семи поводьях, обходящего вокруг Вселенной; Скамбаха – космическая рама; Праджапати, отождествляемый с Брахманом». Две книги АВ целиком посвящены обрядам: свадебному и похоронному. Большая ч. свадебных мантр взята из РВ, похоронный обряд более независим и представляет самостоятельную традицию поминания предков. Мифы в АВ не играют заметной роли, а служат скорее обрамлением магических действий. Новых мифов нет. В художественном отношении АВ представляет непреходящую ценность. Энергичная поэзия заговоров с ее ритмичными повторами, традиционными сравнениями и метафорами, развернутым параллелизмом, искренностью, дает все основания рассматривать АВ как произведение художественной литературы.

За собраниями Вед идут собрания брахман, дающих правила совершения ритуалов, затем их толкование. Брахманы представляют интерес как памятники, отражающие в описании ритуалов некоторые очень архаичные модели, и как важный источник для воссоздания ист. реалий. Для интерпретации РВ брахманы часто оказываются ценнейшим источником, так как мифы, лишь названные в РВ, в брахаманах излагаются, без брахман многие места в текстах РВ оставались бы непонятными.

Араньяки («лесные [тексты]») предназначены для изучения в одиночестве отшельниками (аскетами) в лесу.

Упанишады (108 философских трактатов) предназначены для аскетов, отказавшихся от всех мирских благ. Они особенно богато и разнообразно развивают мыслительную ч. вед. литературы. Среди учений упанишад о пране, брахмане-абсолюте, о карме и т. д. есть и размышление о пути богов и пути предков после смерти, т. е. обозначение двух равноважных, равноценных ветвей веры протоиндоевропейцев.

ВЕЛЕС (ВЕЛС, ВЕЛСА, ВЕЛНЯС, ВИЕЛОНА, ВОЛОС, ЕЛЕС, ЕЛС) – великий (именно этим словом-эпитетом называют Варуну в ведах). Всеобъемлющий бог водно-земного-подземного-надземного мира слав., русск., балт. и др. и.-е. народов, бог космической ойкумены и космической колыбели всего живого. Люди догадывались, что жизнь на земле произошла из океана, из воды. Образ В. вобрал в себя функции нескольких вед. богов и асуров (докосмических высших существ, которые были до начала мира, существовали в безначальном хаосе, где нет ни дня, ни ночи, ни времени, ни пространства, ни сущего, ни не-сущего, ни света, ни тьмы; асуры обладали мощной жизненной энергией и колдовской силой майя). Варуны – мировые изначальные воды. Митры – договор, всевидение, прозорливость, порядок, суд. Триты – третий мир; третий водяной. Пушана – «расцветающий». Валу – «охватывающий». Ашвинов – покровителей людей и коней.

В. – еще и бог очень далеких предков людей (и всего живого; неких ящуров-пращуров, полурыб-полузмей-полулюдей), некогда вышедших из воды. Он не только бог предков всего живого, жизни, возникшей в воде, но и пространства жизни далеких предков (и всего живого), которое (пространство) не только на земле, в космосе (видимой организованной ч. Вселенной), но и за неизведанным космосом, в хаосе докосмического и закосмического Нечто. Он же воплощал время создания и предбытия всего живого и предков человека – вечность.

Происхождение одного из важнейших вед. богов Варуны (прототипа Велеса, названного одним из эпитетов Варуны «Великий») темно и загадочно. Он – воплощение изначального космического мира и первозданных космических вод, которые, как известно, были везде, вокруг (земли): вверху, на земле, внизу. Варуна окружал Вселенную, все живое находилось внутри него. Варуна имел черты богов и асуров, но перешел на сторону богов. Каждый г. во время зимних Святок, когда старый г. (его время) кончается, а новый еще не наступает, и на земле воцаряется хаос – снова происходит битва богов и асуров. Варуна мог обретать в это время хтонические черты, становиться непредсказуемым, темным, опасным. Образ его неясен и внутренне противоречив.