Текст книги "Бывшие в падении"

= 9 =

44 – 07.2020

Впечатленная рассказами Бехчина, Эви перешла в режим активного поиска. Если до разговоров про бывшую жену она еще подумывала притащить Мишу к нам в пику Светке, то после поставила на нем жирный крест, а то и не один. Она терпеть не могла унылых парней, использующих ее как замену своим бывшим. Весьма здраво.

Соответственно, танцевать она отправилась со мной, предварительно сообщив, что ловить два на два удобнее. Тем более классно делать это с кем-то, кто хорошо двигается. И еще когда выяснится, что по краешку танцпола ходит, «пуская на меня слюни», Глеб, то у нее будет из чего выбирать. А что вы знаете о прагматизме?

По-моему, она здорово погорячилась с заявлением, что вдвоем удобнее. Да будь она хоть одна, хоть в компании пятидесяти мужиков, на нее наверняка кто-нибудь бы клюнул. Потому что для полноты образа ей не хватало только мокрой белой майки. Весь танцпол глаз оторвать не мог. Даже Бехчин, однозначно радовавший глаз на фоне остальных неуклюже дергающихся парней. К нему, кстати, тоже прибилась какая-то девица с подколотыми и стратегически приоткрытыми губами. Да еще вовсю елозила в кудрях парня увешанными кольцами пальчиками.

Короче, не скучал никто. Даже Глеб, ревниво озиравшийся по сторонам, дабы не упустить свою законную добычу, коей я, по его мнению, являлась.

Спустя какие-то десять минут мы с Эви, конечно, обросли двумя настойчивыми носителями тестостерона. Я бы даже сказала, что крайне настойчивыми, но дело было не во мне – и я промолчала. Когда пугающе мощные руки легли на бедра Эв, она лишь призывно засмеялась, присела и поднялась, бесстыдно проведя пятой точкой вдоль… ну, допустим, ног. Мать честная!

Мне очень нравилась Эви как подруга, но едва дело казалось мужчин – ей рвало тормоза и она превращалась в развязную особу, стремящуюся соблазнить весь мир. Сколько ни пыталась, я не могла этого понять или одобрить или хотя бы притвориться, что поняла или одобрила. И чувствовала себя сорокалетней ворчуньей с пятью кошками.

Я поспешно развернулась, оказавшись лицом к лицу с бледнокожей версией Дуэйна Джонсона. Маска на его лице смотрелась случайно прилепившимся кусочком ткани. Просто разрыв шаблона. Я к таким образчикам не привыкла. До этого момента мне внушительным казался Кифер, уж на фоне балетных партнеров – точно. Но у парня напротив кулак был размером с мою голову. И друг его… не едва ли был сильно меньше. Мое предательское воображение попыталось втиснуть этого парня в нашу микроскопическую брежневку, а потом разместить его поверх Эви – оно само, я ни при чем! – и дрожь пробрала.

– Как тебя зовут? – прогнусавил верзила сквозь маску.

Лучше всего было бы сказать, что не знакомлюсь, но, боюсь, попроси он у меня самое ценное – пароль от аккаунта Spotify – я бы и его озвучила. Инстинкт самосохранения, знаете ли.

– Дияра.

– Чем ты занимаешься, Дияра?

В голове мелькнула мысль, что он, должно быть, где-то работает секьюрити. Я бы на его месте именно там и работала. И вопросы он задавал с заметной… профдеформацией.

– Я балерина, – пискнула я.

Тут я почти набралась смелости, чтобы найти причину смыться, так сказать, во избежание, но опоздала. Рядом нарисовался до крайности возмущенный Глеб.

Кажется, у меня в детстве были книжки с баснями Крылова, но лучшей иллюстрации к «Слону и Моське» мне еще видеть не доводилось.

– Она со мной, – лапа Глеба обвилась вокруг моей талии.

«Джонсон», к моему шоку, спорить не стал, лишь виновато поднял ладони и отчалил. Зато Глеб сам не преминул воспользоваться ситуацией, чтобы бесцеремонно прижать меня к себе поближе и неуклюже задергаться в танце. Не будь ситуация такой неоднозначной, я бы попыталась отбиться, но пришлось терпеть. Мне лишние притязания были ни к чему. Этот хоть выглядел безобидным.

Хихикнув, Эви потянула своего будущего «на одну ночь» в сторону бара. Ну не зараза ли?

– Надеюсь, ты таким образом не набиваешь себе цену, Дияра? – ревниво зашипел мне в ухо Глеб и потерся… маской о висок [эротика 2020+].

– Во-первых, ты прекрасно видел, что он сам подошел, а во-вторых, я ничего тебе не обещала!

Он неожиданно настойчиво развернул меня к себе и опустил ладонь на спину, выше выреза топа, поверх открытой кожи. Само по себе меня это не нервировало, ибо чем только ко мне в танце не прижимались. Но здорово напрягал тот факт, что сам Глеб явно придавал происходящему слишком большое значение. Мужчины есть мужчины. Даже если безобидные.

– Вчера ты сказала, что Эви не оценит, если мы начнем с тобой встречаться. Но ей все равно. Что за сказку придумаешь сегодня? Про парня, которого оставила в Питере?

Парень, которого я пыталась оставить в Питере, увы, был ни разу не сказкой. И вообще там не оставился, но эту информацию следовало придержать. Тем более что виновника моей разбитой вдребезги личной жизни Глеб несколько часов назад встретил у служебки нашего театра.

Но правда, я упорно не понимала, кому я сдалась вся такая насквозь проблемная и не жаждущая отношений. Знала, что Глебу понравилась внешне еще тогда, ночью. И сегодня, когда я спустилась по ступеням крыльца накрашенная и в переливающемся топе, парень слегка подвис. Но этого недостаточно. В смысле, достаточно, ведь когда-то и я повелась на одну лишь внешность, только что из этого вышло? Однобокие отношения добром не заканчиваются.

– А что, нужна причина, чтобы не хотеть ни с кем встречаться?

Судя по выражению лица Глеба, ответ мог быть только положительным.

– Ты до сих пор его любишь? – потребовал он.

Вопрос был задан прицельно и очень грамотно. Признайся я в том, что до сих пор люблю Кифера, выглядела бы жалкой нюней, сохнущей по изменщику и предателю. А кому захочется? Конечно, любая на моем месте попыталась бы доказать, что нет. Делом.

Я честно покопалась в себе в поисках запретных чувств, но, кроме желания хорошо огреть Поля чем-нибудь тяжелым, пока не обнаружила.

– Не знаю. Нет, наверное. Дело в другом: я хлебнула и пока не хочу проходить через то же самое второй раз.

После такого признания Глеб несколько смягчился.

– Дияра, я тебя не обижу.

– Свежо предание. Он говорил «ты не пожалеешь», – легко парировала я. Не стала уточнять, что не уверена, жалею ли о тех месяцах с Полем Кифером. Это было крайне поучительно, так отчего бы не оценить хотя бы полученный опыт? – Неужели Бехчин недостаточно тебя напугал историями про петербургскую анорексичку?

– Но ты же – не она.

Ха! Конечно же нет. Я наверняка тихо-мирно морила себя голодом, пока не сползла аккуратно на пол по самой дальней стеночке театра, никому не доставив проблем. И уж точно не успела стать городским страшилищем, о котором рассказывают два года спустя шепотом под выпивку.

– А с чего ты взял, что у меня было проще?

– Я уже говорил: ты меня не напугаешь, – уверенно объявил этот дурак.

Да я уже тебя пугаю, и ты держишься на одном неумении проигрывать!

– Дияра, я согласен не спешить.

Угу, его неспешность я уже чувствовала своим бедром. Да и то, что он парень, с разбегу запрыгнувший в постель моей подруги на одну ночь, как бы намекало. Терпеливый он, как же!

– Ты даже не представляешь, какая красивая, – зашептал он мне в ухо, фактически опровергая свои слова. – Я ревную! Здесь все на тебя смотрят.

Угу. Разглядели неземную красоту под маской, наверное.

Этот разговор Глеб явно посчитал достаточно романтичным и убедительным для получения небольшого бонуса. Он стянул мою маску на подбородок, сделал то же самое со своей и наклонился для поцелуя. Я могла бы отстраниться, но не стала. Мной вдруг завладело странное любопытство: что я почувствую с другим мужчиной? С тем, которого не люблю. Ведь не все и не всегда спят друг с другом по любви. Ни до, ни после Поля Кифера меня никто не целовал. Узнай о таком Эви, она бы перекрестилась и залезла от ужаса под кровать, зажав в кулаке заколку как универсальное спасение от всех бед, включая целибат.

Но только губы влажно сомкнулись вокруг моих, и я чуть было не дернулась назад. Неприятно-то как! Думаю, Глеб старался, но выходило даже не на шестерочку. Губы, руки, голова – все двигалось правильно, а без толку. Это как с партнерами в танце. Меня за бедра ухитрилось подержать столько мужчин, сколько в фантазиях иных женщин за всю жизнь не перебывало. И вроде все одно и то же, но только с Полем в воздух летели искры.

– Прости.

Вывернувшись из объятий и ничего не объясняя – с чего вообще должна? – я натянула маску и направилась к уборным.

Из зеркала над раковиной на меня поверх черной ткани глядели обведенные черным дикие глазищи. В пол-лица, с ярким блеском на веках. Китай молодец! Раз и навсегда решил за всех женщин мира сакраментальный вопрос: акцент на глаза или губы.

Я быстро поняла, что совершила ошибку, позволив Глебу себя поцеловать. Удовлетворила любопытство? Молодец. Что дальше? Будешь от него до конца вечера шарахаться? Суперский план. А ведь он, поди, себе уже навоображал. И к Эви уже не прибьешься. Она мне, конечно, должна, но я не настолько отчаянная, чтобы отбивать ее у друга «Джонсона».

А впрочем, есть еще Бехчин. Бехчин, который дал мне понять, что в курсе моей истории. Бехчин, который не собирался обо мне рассказывать, ибо иначе уже сделал бы это. Но следовало поговорить с ним и понять, зачем весь этот спектакль.

Таким образом, решив дать Глебу время остыть, я оглядела зал и танцпол и наконец вспомнила, что Миша курит. Не прогадала: он обнаружился на балкончике для курящих и один. Стоял, оперевшись о перила и дымя в темное небо.

– Ради этой речи согласился пойти с нами в клуб? – потребовала, не сомневаясь, что он без уточнений поймет, о чем речь.

– Решил, что говорить о таком в театре небезопасно, – ответил он спокойно. – Думаю, ты заметила, что у нас нынче Кифер.

– Ты о нем как о болячке.

Бехчин усмехнулся.

– Значит, о Кифере ты знаешь тоже, – заключила я, искренне благодарная, что он не упомянул о романе петербургской анорексички и хореографа при Эви. Она могла бы сложить два и два.

– Кифер ведет себя грубо, провоцирует, а ты все терпишь. Ты заслуживаешь лучшего, Дияра. Талант не скрыть, слухи ходят. Все понимают, что в кордебалете тебе не место. Не думай, что это не видно. И бывает так, что насильно держат внизу, я сам через это прошел. Надо менять труппу.

Я шагнула ближе и до боли вцепилась пальцами в решетку.

– Да ты хоть знаешь, как я искала работу? Я тыкалась по всем театрам подряд, получая отказ за отказом. Шесть просмотров, шесть! «Вы сами понимаете, почему мы не можем вас взять». Это – клеймо на всю жизнь, что бы я ни делала, какой бы ни была. Я бы согласилась на все, даже на миманс. [Миманс – ступень балетной иерархии ниже кордебалета, роли с минимальным количеством движений или вовсе без них]. Потому что Казань… там у меня совсем жопа, Бехчин. Но три месяца я билась в закрытые двери. И тогда вернуться на Родину, чтобы открыть студию уроков танца, уже казалось неплохим, ибо единственным вариантом. Но мне позвонил Мерхеев. Не по своей инициативе, просто за меня попросил Савельев. Опять Савельев! Единственный человек, который отнесся ко мне по-человечески. Я рыдала, когда поняла, что заболела ковидом и не смогу присутствовать на его похоронах.

Бехчин вздохнул, будто выплюнул:

– Одна из первых жертв этой дряни.

– Да.

Я сморгнула слезы.

– Дияра, балет Россией не ограничивается. Как только ситуация с этой заразой немного выровняется, покупай билет и уезжай отсюда. Да хоть в Штаты. Иди по всем труппам и танцуй. Там таких, как ты, жалеют, а не топчут ногами.

Я грустно улыбнулась.

– Алло, Бехчин, ты вообще в курсе, что я с дюжины фуэте сблевала? Или, может, не видел, как я прыгаю?

– Огнева, а откуда бы взяться техничности, если ты два месяца в клинике, где запрещены физические упражнения, три – в бегах по труппам Москвы, а потом только и делала, что следила, как бы не выбиться из линии при перестроении? С тобой же два года никто, считай, не работал! И не ври, что тебе так – нормально.

– Не вру. Впору выть. – Я привалилась спиной к решетке рядом с Мишей и запрокинула голову. – Но каждый раз, когда я думаю о том, чтобы сделать решительный шаг, я вспоминаю, как мне было тяжело выкарабкаться. Карьера или жизнь – это не легкий выбор.

Помолчали.

– А Кифер что?

– А что Кифер? Я не могу изменить то, что он ведет себя со мной как скотина. Разве что дать то, чего он хочет: уйти из балета.

Я не ожидала, что этот разговор пробьет столько брешей в моей, казалось бы, толстой броне. Просто он лег на благодатную почву: понимание, что мой потолок уже достигнут и рассчитывать больше не на что. Что жизнь не станет лучше в обозримом будущем. Мой хрупкий мирок держался на еще более ненадежном Рамиле, который заботился о матери скрепя сердце. Если раньше я надеялась накопить денег и перевезти ее в Москву, то теперь понимала: этого не случится. Зарплата начинающей танцовщицы кордебалета порядка сорока-пятидесяти тысяч, из них пятнадцать уходило на аренду, примерно столько же я отправляла матери, на остальном худо-бедно держалась. Если бы я достигла корифея, то могла бы зарабатывать под сто, но для этого нужно было упрямо держаться, не ломаясь, лет эдак восемь. Отличный план. Ура. Осталось уговорить брата забыть про личную жизнь и сохранять благоразумие до того момента, когда у меня будут деньги отдавать за ипотеку все заработанное. Не жизнь, а гребаная столичная мечта провинциалки.

Внутренне вздрогнув от перспектив, я решила вернуться за столик. Там никого не было, а в горле пересохло. Поискала глазами свой стакан с соком и не нашла. За время моего отсутствия выпивку предусмотрительно обновили. Взяв новый, я поднесла его к губам, сделала большой, жадный глоток. Я не сразу поняла, что что-то с ним не так.

Алкоголь.

Подавляя панику, я преувеличенно осторожно опустилась на диванчик. За мгновение до того, как в глазах потемнело, а комната перевернулась.

Кифер

Семейная жизнь Ивольскому не шла. Внешне он мало изменился: не прибавилось ни килограммов, ни лысины, но при этом давний приятель Поля как-то… поблек. От петербургского щеголя прежних лет и следа не осталось. Скучноватый бежевый джемпер почти тон в тон к волосам делал Ивольского совсем бесцветным, уголки губ опустились, а на щеках красовалась неопрятная двухдневная щетина. Есть типаж мужчин, которым небритость к лицу, но обычно это не люди балета: тонкие и звонкие парнишки, внешне навсегда застывшие между двадцатью и тридцатью. Ивольский когда-то считался одним из самых красивых танцовщиков Петербурга, немудрено, что и окольцован он оказался быстрее, чем успел понять, что происходит. Моргнул – а уже в Москве в новой труппе и с двумя детьми на руках.

– Кифер! Иди сюда, засранец. Не могу поверить, что ты – и в столице!

Ивольский спрыгнул с барного табурета и радостно хлопнул по плечу давнего друга.

– Сам не понял, как подписался на такое, – искренне признал Поль. Ивольский был одним из тех редких типов, которые выносили Кифера в его циничной первозданности. И мысль о том, чтобы провести вечер, никого из себя не строя и не миндальничая, ужасно грела душу. – А с тобой что? После пандемии у первых солистов закончились деньги на бритвенные станки? Или семейная жизнь настолько угнетает?

Тот широко улыбнулся.

– Зато ты у нас по-прежнему хорош! Это хотел услышать?

Кифер фыркнул, опустился на барный табурет и тотчас подозвал бармена, чтобы заказать себе джин.

– Как жизнь?

– Все так же. Завел очередного ребенка. Купил машину побольше, раз уж отдых нам в этом году не светит… – пожал плечами Ивольский.

– Выступил в Парижской опере, пакуешь чемоданы в Токио, – закончил за него Поль. – Не скромничай, тебе это не идет так же сильно, как щетина.

– Вот чего ты привязался?! – Ивольский потер шершавую щеку. – А у тебя как жизнь? Выглядишь так, будто «Эсмеральда» не так уж и сильно тебя потрепала.

Поля уже начало изрядно утомлять, что любой разговор с ним в какой-то момент переходил на проваленный балет. Впрочем, так и бывает с людьми, которые были на вершине и смачно шлепнулись вниз. Припоминает об этом феерическом полете каждая собака.

– И тем не менее потрепала, Вова, – качнул головой Кифер. – Хотелось все бросить, уехать и начать заново там. Савельев отговорил.

– Саве-ельев, – протянул Ивольский. – Ты из-за него, что ли, переехал?

Поль с трудом сглотнул и поджал губы. Савельев был тем самым человеком, за которым Кифер поехал в Россию. Савельев же помог воспитаннику попасть в труппу, давал уроки, а потом, когда Поль «сломался», помог начать хореографом. После его смерти Кифер мог бы повоевать с Шадриным за место руководителя труппы, но любые цепи – не для него. Да и без Савельева смысла задерживаться в Петербурге не было вовсе.

– Скажем так, это была последняя капля.

Горло обжег алкоголь.

– А как же та балерина? В Питере оставил?

Кифер напрягся, лишь усилием воли заставив себя делано поморщиться.

– Которая из балерин?

Ивольский хохотнул.

– Лебковская.

– Банальный пиар-ход театра, – отмахнулся Кифер и сделал новый глоток джина. – Для отвлечения внимания от провала надо было что-то громкое. Хореограф с подмоченной репутацией вытаскивает в примы простую солистку. Якобы простую. Якобы без разрешения театра. Но за Лебковскую не переживай. Таких, как она, дотянутых носков, – пруд пруди. В паре ролей хороша, в остальных тосклива до храпа из зала. Ей хорошо обломилось. Балерина в двадцать шесть.

– Какой же ты циник, Кифер, – закатил глаза Ивольский. – Видел я твою Лебковскую! Не так уж она и плоха.

– «Не так уж и плоха». Самое оно для примы-балерины.

– Друг мой, ушла эпоха, когда мир громогласно объявлял этуалей. [Этуали – лучшие из лучших в балетном мире]. В современных реалиях слишком все монетизировано, чтобы ратовать за одно лишь искусство. Чем растить истинную, но неудобную приму, лучше найти пять Лебковских – под каждый спектакль по одной. Не понимаю, почему мы об этом говорим. По-моему, уж этот урок ты со своей «Эсмеральдой» выучил назубок.

Кифер сжал зубы, с трудом припоминая, что такое «назубок». Допил джин-тоник и велел бармену повторить.

– Выучил, даже вспоминать теперь тошно.

– А местная труппа? – весело спросил Ивольский.

– Никак не могу понять, они и раньше не умели танцевать или после карантина разучились. Только трое солистов худо-бедно тянут хореографию. Один парень неплох, но я его еле уговорил, посулив главную партию. Можешь себе представить? Я еле переманил к себе танцовщика. Мир сошел с ума.

После упоминания Бехчина Полю тотчас вспомнилась живенькая блондинка, которая буквально пару часов назад, отчаянно виляя бедрами, оттаскивала парня от служебки. И еще хохочущая Огнева. Смеяться в голос было не в ее стиле. Кифер печенкой чуял, что смеялась она над ним. Его ужасно это взбесило. До дрожи захотелось расшугать странную компанию из солиста, двух вчерашних кордебалетниц и понурого песика, два дня как таскавшегося за Огневой. Но как бы Поль ни искал причины придраться, вариант «физиономиями не вышли» не котировался.

Кифер зажмурился, отгоняя неуместные мысли.

– Да уж, – засмеялся Ивольский. – Раньше мы хватались за любую возможность. Мерхеевские середнячки с крепким минусом, – высокомерно отозвался Ивольский. – Искать там бриллианты бессмысленно. Что за черт тебя дернул именно к нему податься? Неужто предложений получше не нашлось?

– В Москве на меня до сих пор смотрят как на отброса без образования. И все время поминают «Эсмеральду». Надо о себе заявить. Перетерплю пару месяцев после карантина, а потом пойду дальше. Но сначала нужен крепкий спектакль. А значит, и порядочные главные партии.

– Серьезно? Вообще никого?

– Бехчин годится, но тут дело не в мужской партии. В женской. История о куртизанке. А девчонка, которую я назвал ведущей партией, стоит по стойке смирно и кивает, как солдат. И в танце немногим лучше. Но она хотя бы хореографию в силах запомнить и исполнить. Начинаю сомневаться, что из этой идеи что-то выгорит. Пока хочется только одного: напиться.

– Да я уже понял, для чего ты меня позвал, – отшутился Ивольский. – Кажется, я знаю, чем поднять тебе настроение. Обернись.

Кифер вопросительно поднял брови, но проследил взглядом за кивком друга. По другую сторону бара за ним наблюдали две девушки и, кажется, обсуждали. Шатенка смерила Кифера красноречивым призывным взглядом. Она была совершенно не в его вкусе. И дело даже не во внешности, скорее в поведении. Зато вторая, темноволосая, вела себя куда скромнее. И, кажется, даже не смотрела в их сторону.

– Давай уже, – толкнул его плечом Ивольский. У Поля создалось ощущение, что не имея возможности самому переспать с приглянувшейся женщиной, он пытался подбить на это хотя бы приятеля.

Кифер подошел к ним со спины, едва ли не втиснувшись между стульями. На руке темненькой, поверх коктейля, блеснуло обручальное кольцо. Досадно. Это все усложняло. Но в остальном мало интересовало Кифера. Не он давал брачные обещания.

– Вы нарушаете дистанцию в полтора метра, – тотчас пошутила шатенка. Но выглядело так, будто она вовсе и не против чем-нибудь от Кифера заразиться.

Брюнетка тем временем повернула голову, подметая длинными волосами стойку, и окинула его невольным оценивающим взглядом. Поль повернулся к ней и улыбнулся, отвечая тем же.

– Возражаете? – вопросительно вскинул брови он. Спросил именно у нее.

– Только если вы итальянец, – протянула она, оценив акцент.

Ее серьезные карие глаза вызывали внутри Кифера азарт пополам с триумфом. У нее не было ни шанса вырваться. Татарка или, может, полукровка. Определенно такая же.

Поль целый день находился в состоянии готовности сорваться от любой мелочи. К концу дня сброс напряжения становился необходимостью. Его дико раздражало собственное состояние, но пока он не мог сделать с этим ничего вообще. Несмотря на данное Мерхееву обещание перестать издеваться над Огневой, Кифер продолжил ходить по самой грани. Его нельзя было открыто обвинить в подстроенной репетиции с Бехчиным, ведь это правда, что двое танцовщиков из труппы должны были выучить движения, чтобы не тормозить других. Но и корректным такое поведение не назовешь. Впрочем, Кифер и не собирался вести себя корректно по отношению к Дияре Огневой. Стоило ее увидеть, как изнутри рвалось что-то дикое и безумное, жаждущее сделать больно. Неправильно? Пожалуй. Но по-другому Поль не мог.

– Тогда мне повезло родиться французом. Поль Кифер.

– Вероника, – попыталась привлечь внимание шатенка.

– А-настасия, – с легкой запинкой проговорила брюнетка, улыбнулась уголками губ и спрятала глаза.

Анастасия? Уж скорее Асмия или Альбина. Это вранье про имя подсказало ему, что равнодушием тут и не пахло.

– Может, переберемся за столик? – предложил Поль негромко. Тем самым тоном, от которого у женщин не было противоядия. «Анастасия» чуть отклонилась от него, будто силясь защититься, но храбро произнесла:

– Да, можно.

На четвертое место за столиком скользнул Ивольский.

***

Лампу Кифер не включал. Вместо этого просто раздвинул шторы, впуская в окна свет с улицы.

– Что, в темноте? – спросила девушка, но полностью скрыть нервоз у нее не вышло.

– Не обижайся, но на твоем месте я предпочел бы видеть другую, – ответил он грубо и честно. Она отступила на шаг, обиду на ее лице не сумела скрыть никакая темнота. – Если тебя что-то не устраивает, ты можешь уйти.

Она раздумывала довольно долго, но все-таки мотнула головой.

– Как тебя зовут на самом деле, Анастасия? – Смешок вырвался сам собой.

– Алия, – прошептала она.

– Так определенно больше похоже на правду.

Он подошел к ней вплотную. Карие глаза, заметались по его лицу. Она не чувствовала себя в безопасности и, вполне возможно, поняла это только теперь.

Поль сделал то, чего хотел с тех пор, как увидел эту женщину: собрал ее длинные волосы в кулак, безжалостно сминая. Дернул назад, запрокидывая голову, и голодно впился в губы.

***

Наверное, кто-то назвал бы его чудовищем. По крайней мере, в тот момент, когда он выставил за порог Алию, ночью – точно. Он ее использовал. И хотя было грех жаловаться: она вовсе и не пострадала, где-то внутри поселилось ощущение, что переспал он с ней напрасно. В первую очередь для себя. Есть границы, которые нельзя сдвигать, потому что на прежнее место они уже не вернутся.

Несмотря на то, что для Кифера секс никогда не был символом чего-то особенного, спать с Огневой он не собирался. Для отличного траха ненависти более чем достаточно, как и любой сильной эмоции, но тут абсолютное и однозначное «нет». Табу. Он даже намеренно шугнул ее в своем кабинете после случая на репетиции. И что в итоге?

В театр Кифер ворвался мрачнее обычного, подозревая, что Дияре ему лучше на глаза сегодня не попадаться. Займется Бехчиным и Мирошевой или даже взглянет, что там сделали за эти два дня с кордебалетом. Тоже нужно. В конце концов, он вовсе не обязан «точить» всех солистов! Пусть ими попросту займутся другие педагоги.

– Встали, – велел он, появляясь в зале и даже не осматриваясь. Чем меньше его внимания будет принадлежать танцовщикам вне работы – тем лучше. Дружить он ни с кем из них не собирался.

Солисты вскочили на ноги, разбились по парам. Он оглядел их взглядом и… не нашел.

– Где еще одна? – рявкнул Кифер, окончательно разозлившись.

Она точно Огнева? Почему тогда все время утекает, стоит отвернуться? Не похоже, чтобы вчера она собиралась на очередные гастроли. Когда Кифер приехал и обнаружил, что готовит «приятный» сюрприз своей бывшей Эсмеральде зазря, чуть не расхохотался. Она от него сбежала в Москву, теперь он приехал в Москву, а она ускакала в Питер! Теперь-то ее куда унесло?

Кифер вперил взгляд в подружку Дияры, с которой они вчера ждали Бехчина у служебного входа. Она аж вжала голову в плечи. Помимо воли Поль отметил, что выглядела эта блондинка – Эвелина, если он верно запомнил, – отнюдь не лучшим образом. Черные круги под глазами, заметная бледность, волосы убраны кое-как.

– Она в больнице.

Кифер дернулся. К голове прилила кровь, захлестывая яростью с головой. Ну разумеется! Где еще находиться бывалой анорексичке?

– Очередной голодный обморок? – спросил он, вложив в эту фразу весь сдерживаемый яд.

– Что? – раздались потрясенные шепотки.

И Кифер понял: он точно чудовище. О проблемах Огневой, очевидно, вслух не говорили. Возможно, не говорили по приказу Мерхеева. Бехчин развернулся спиной и отошел к станку, с головой выдавая свое отношение ко всей этой ситуации.

На этот раз слово взяла Светлана Мирошева.

– Похоже, ее опоили в клубе, – и бросила на Эвелину выразительный взгляд.

– Сегодня работаете с другим педагогом, – велел Кифер.

Развернулся и черной тенью полетел по коридорам театра прямиком в кабинет Мерхеева.