Текст книги "Исповедь Призрака. Confession of a Ghost. Премия им. Ф.М. Достоевского / F.M. Dostoevsky award(Билингва: Rus/Eng)"

26 До/15 После. Город Дождей

Где-то во Вселенной

– Где мы? – удивилась я, оглядев пространство, по которому носились кентавры, стреляющие в Небо из лука.

– Твой Дом №6 начинается в 30-м градусе Скорпиона, а заканчивается в Козероге. Мы – на включённой территории Стрельца, в стихии Огня. Кентавры – мифические существа с буйным нравом, символ двойственности, олицетворяют Низшее и Высшее «Я», земное и Небесное. Они раздираемы на части Силами Добра и Зла. В Древней Греции их считали воплощением бурных потоков горных рек, рождёнными от тучи. Часть кентавров находится под покровительством Нептуна. Самый известный – Хирон, он подарил своё бессмертие Прометею, после чего занял место на звёздном небосводе в Созвездии Стрельца, или Кентавра. Стрельцом управляет Юпитер. Его здесь нет, но…

Внезапно на поле боевых сражений возникло туманное облако, из которого к нам навстречу вышел мужчина в синих одеждах с венком из морских водорослей и с трезубцем в руках.

– Здравствуй, Рух, – улыбнулся он. – Нептун, сын Сатурна и Реи, брат Плутона и Юпитера.

– Плутона?! – подпрыгнула я, а Нептун жестом пригласил нас проследовать в туманное облако, но, шагнув внутрь него, мы оказались во дворце, до потолка заполненном морской водой, где разноцветные рыбки проплывали мимо нас и прятались в коралловых рифах.

– Мне без воды сложно, – прокомментировал Нептун, воткнув трезубец в песчаное дно. – Я – планета высшего плана, как и Плутон с Ураном, планета медленная, и нахожусь в знаке Стрельца у целого поколения. Здесь я – в своей обители в гостях у Юпитера, в знаке экзальтации Хирона. Для тебя важны духовные ценности и философские мысли, ты – их проводник. Благодаря сверхчувствительности и вдохновению, можешь менять земной мир. Те, у кого я злой, поддаются лже-учениям и несут ложную информацию миру, но это не твой вариант. Я у тебя – скорее добрый, чем злой.

– Среди известных личностей, – добавил Хранитель, – подобное наблюдалось у писателя Николая Гоголя и Святого Сергия Радонежского, а также у Герцена, Маркса и Энгельса, оставивших после себя целые тома трудов.

– Я даю сильную интуицию, жажду путешествий, музыкальный и поэтический талант, интерес к культуре и религии, к психическим явлениям, метафизике, волшебную фантазию, ключи от двери в нашу Реальность. Ты физически ощущаешь то, что другие не чувствуют даже душой. Или используешь мои дары для служения миру, или – камнем на дно: замыкание в себе, ложные иллюзии, бегство от реальности путём удовлетворения потребностей Низшего «Я» в алкоголе и наркотиках. В твоём паспорте есть формула наркотической зависимости. Я – король иллюзий, даю склонность к бегству в Тонкий Мир, обожаю медитировать, погружая сознание в туман. Нахожусь я у тебя в Сфере Служения и Здоровья/Болезней, в оппозиции с Луной в знаке Близнецов – угроза раздвоения личности, медиумизма, шизофрении с подселением сущностей Низшего Астрала.

– И много ещё подобных открытий ждёт меня на Лестнице? Я воплощаюсь, чтобы стать сумасшедшей наркоманкой?

– Выплёскивай потоки нептунианских видений через творчество, и сумасшествие тебе не грозит! – утешил Хранитель. – Не занимайся магией, тогда никто из бесов не подселится. Будь ближе к церкви, или, как сказал Святой Паисий Афонский: «держись за юбку Богородицы».

– Я нахожусь в градусе Солнца, – продолжал Нептун, – с которым мы дружим, и Венеры – поэтов и писателей, переводчиков и артистов. Градус красноречия и ясновидения. Философского склада ума. Символ Знания, повышенной работоспособности. Такие люди ответственны, альтруистичны, заботливы, на них всегда можно положиться. А моя дружба с Плутоном даёт свободу слова и реализацию тобой моего творческого потенциала в его сфере – Трансцендентности – Магия, Смерть, посмертные переживания души. Но твоя гиперчувствительность мгновенно вызывает заболевания физического тела, особенно при повышенных нагрузках. Береги нервы и почаще отдыхай. Сатурническая личность работает сверх меры, а тебе переутомляться нельзя, психика и так загружена – ты не отключишь шестое чувство и третий глаз, автоматически считывая чужие мысли, чувствуя энергетику вещей и помещений вне своего желания. И сны у тебя – исключительно вещие. Ещё по здоровью: склонность к летаргии, проблемы с кровью и жидкостями, отравления, в том числе от лекарств, за исключением трав и травяных настоек. Пей Святую Воду, Рух! Впрочем, со мной связаны любые проблемы со здоровьем неясного характера – с трудной диагностикой. Но смерть от перечисленного тебе не грозит.

– А что с работой?

– Работа мешает реализации твоей судьбы из-за нашей оппозиции с Луной, но принесёт радость, если трудиться с вдохновением, воплощая идеи в материю. Лучше работать в одиночестве или в уединении. Желательно в Сфере искусства и культуры, музыки и литературы, живописи – добьёшься признания и статуса. Нептуны – психотерапевты. Ты – маг-гипнотизёр, погружающий массы в транс творческим Словом. Я – мягкий фантазёр-мечтатель, а Плутон – мощный маг. Аспект высвобождения магического знания, стремительного духовного прогресса. Учитывая Созвездие Хирона, можешь стать врачом нетрадиционной медицины, заниматься химией и алхимией. Работа потребует жертв. Варианта два: твои начальники окажутся злыми Плутонами с нептунианскими тараканами в голове, что равносильно мучительной пытке – оппозициям Плутона к Солнцу (Сознанию) и Нептуна к Луне (Подсознанию), или ты сама станешь злым Плутоном с моими тараканами.

– А какие они, злые Плутоны с нептунианскими тараканами?

– Пауки с замутнённым сознанием, вампиры, обманщики, закулисные игроки. Они талантливы, но страдают комплексами, отыгрываясь на близких. Их влекут известные личности, изысканные манеры, вкусы, необычные удовольствия, пикантные запахи. Они оригинальны, но не способны по-настоящему любить, отсюда – вампиризм и паразитирование. Ведут беспорядочную жизнь, склонны к мотовству, хаотичны, неразборчивы в связях и людях, в собственных мыслях и отношениях. Сбегают от реальности в иллюзорный мир, уходят в секты, постоянно меняют мнение, не имея собственной позиции – всё подвержено сиюминутным эмоциям или высказываниям подвернувшегося им под руку. Раздающие обещания налево и направо и обманывающие всех подряд в итоге бывают сами обмануты «друзья». Их окружение – гнилое болото. Они мечутся, прыгая с кочки на кочку, но боятся снимать розовые очки и добраться до суши – действия алогичны, неясны, необъяснимы, неблагоразумны. Финансовых крах из-за легкомыслия. Если Нептун поражён и/или заведует Смертью при сильном Плутоне, человек превращается в психологического монстра: плутоническая мощь едет танком по его собственному затуманенному сознанию, а затем человек-паук проезжает танком по своему окружению, выплёскивая нептунианскую путаницу на близких, которые в итоге и сходят с ума.

– Но ты, Рух, – душа Сатурна, – успокоил Хранитель, – строгая система, структура, логика.

Я смотрела на мелькающих вокруг нас разноцветных рыбок и не хотела больше ничего знать о будущей жизни. Моя психика была перегружена. Нептун взял трезубец, ударил им по песчаному полу, и всё мигом исчезло: вода и рыбки, камни-кресла, пол и стены, да и он сам. Мимо меня снова проносились кентавры, стреляющие в Небо из лука.

– Как?! Он разрушил свой собственный дворец?!

– Его никогда здесь и не было! – засмеялся Хранитель. – Нептун – великий иллюзионист!

… – Выбор без выбора, – произнесла я обречённо. – Или я стану хаотичным существом с замутнённым сознанием, или мне пошлют существ с замутнённым сознанием, которые будут «ездить по мне танком» как Плутон и «сведут меня с ума» как Нептун.

– Зато какая насыщенная жизнь тебя ждёт! Что в книжечке? «Канарейка»? Помогай тем, кого я буду посылать!

И я прочитала о богатом мужчине, который понял, что настоящая любовь гораздо важнее виллы на Канарских островах, но, потеряв единственного друга – канарейку, оказался на дне общества: «Мой кенор сдох. Последний друг. Он ждал, когда я вернусь с работы, чирикал мне что-то на своём языке. Но он не вынес жизни в нашей проклятой семье. Зато теперь является ко мне по ночам – призраком. Ты веришь в призраков?»

Москва

– Какая загадочная и мрачная картина с потёкшими красками, – вздохнул Рэй, сканируя содержимое моей тайной комнаты.

– Это Венеция, она плачет.

– А по кому плачет-то, помнишь? – ухмыльнулся он. – А это что за «Город Дождей» и иже с ним?

– Диски с моими песенками, студийные записи в Москве. Жаль, стихи тогда были ещё сырыми. Хорошо, что не разместила их в Интернете, – я оглянула неразобранное пространство в комнате. – Рэй, ручка от окна где-то здесь?

– От твоего окна ручка, не от моего! Я учил тебя поисковым работам, правда, ты в них не особо преуспела, в шаге от искомого теряла надежду и веру в себя, но в итоге находила.

– Я не чувствую её здесь. Но тогда где она?

– Понятия не имею, но уверен, ты найдёшь её в самом неожиданном месте и в самый последний момент. Чёрт, стащивший ручку, не настолько глуп, чтобы бросать её у прохожих на виду.

– Так он мог подкинуть её кому угодно!

– Черти, конечно, существа примитивные, но им свойственно злорадствовать – в обычную помойку её не выбросили. Помимо магии, я учил тебя мыслить логически и проигрывать вперёд до десяти вариантов развития событий, в том числе сливаясь с сознанием других игроков на твоей шахматной доске. Поставь себя на место того, кто не хочет, чтобы ты нашла её за 40 дней. Куда бы ты спрятала эту чёртову ручку?

Урануполи

В который раз я обводила взглядом стену с рукописными иконами.

– Петра с ключами материализуешь? – пошутила Димитра. – Иди сюда, я тебе кое-что подарю. Сегодня на Афоне отмечают день Святого Пантелеймона. Они одни у меня такие и именно из русского монастыря. Видишь, на кресте выгравирована надпись: «1 000-летие Русского монашества на Святой Горе». Лик Святого Пантелеймона – с одной стороны, Афонской Богородицы с молитвой – с обратной.

Димитра протянула мне шёлковые чётки салатового цвета, я поблагодарила её и сразу надела их на руку, и мы переместились на улицу пить кофе с историями вприкуску.

– Святые и Богородица во всём помогают, но есть «целительные» образы. Например, наша «Пантанасса», или «Всецарица», – сказала Димитра не без гордости, – самая известная из афонских икон, ей молятся при онкологии. Но ходят слухи, оригинал вывезен из Ватопеда в подворье Святого Николая в Порто Лагос, на другую сторону полуострова, из-за попыток украсть икону, а в Ватопеде – копия. А ещё какие целительные?

– «Целительница», она у тебя есть: Богородица стоит у постели умирающего, которого ты приняла за спящего. Афонская икона «Скоропослушница» – «Скорая помощь», в том числе наркозависимым, паломники привозят ей пачки сигарет для избавления от курения. От наркомании и алкоголизма – «Неупиваемая Чаша». Я жила в мужском монастыре в Макарьевской пустыни, где хранится её чудотворный список в окружении других икон с «Чашами».

– И Святая Варвара там есть?

– И Варвара с чашей Причастия, и Святой Иоанн Кронштадтский. Он канонизирован в 1990 году, через 82 года после смерти. Мощи находятся в основанном им монастыре в Питере. Иоанн был священником, постоянно раздавал все деньги. Есть много упоминаний о его пророчествах и целительстве. Святая Петка Параскева помогает со зрением, на греческих иконах изображается с чашей, в которой «лежат» глаза. Василий Острожский и Иоанн Креститель – при головной боли, в Греции Иоанна изображают держащим в руке собственную голову.

– О! Я вспомнила, Алиса! Афонская «Троеручица»! Но не помню, почему у неё на иконе – третья рука.

– Не её рука! Святой Иоанн Дамаскин из Афонского монастыря Лавры Святого Саввы Освящённого, служивший сначала в Иерусалиме в одноименном монастыре, писал божественные гимны, но по наветам злых людей Византийский император приказал отрубить ему правую кисть. Иоанн приложил отрубленную руку к месту отсечения и молился. Во сне ему явилась Богородица с обещанием помочь. Утром проснулся – рука срослась, и он изготовил серебряную руку и прикрепил к иконе, как символ того, что его рука принадлежит Богу. Иоанн погребён в Лавре на Афоне, рядом с ракой Святого Саввы, но говорят, его мощи находятся и на Кипре, и на острове Патмос, и в Венеции. Ещё из бессребреников известна Святая мученица Зинаида Тарсийская – двоюродная сестра Апостола Павла. А с «ногами» есть аналогичная история у Святых братьев Косьмы и Дамиана. Существовало три пары Святых с такими именами. Жили в разное время, в разных странах, первые умерли своей смертью, последующие – мученики. Все – целители, не взимавшими платы, поминаются в разные даты по времени их ухода с Земли. Одна пара братьев особенно прославилась тем, что явилась во сне человеку, у которого была ампутирована нога, и, отрубив ногу у мёртвого эфиопа…

– Срослась?!

– Да, Димитра. А при заболеваниях кожи помогает Святая мученица Фёкла. Церковь приравняла её к чину Апостолов, сохранился апокриф II века «Деяния Апостола Павла и Фёклы». Родилась она в богатой семье, но встретила Апостола Павла и решила посвятить себя служению Богу. Апостола изгнали из города, а Фёклу приговорили к сожжению на костре, но огонь не тронул её. Фёкла покинула город и отправилась вместе с Павлом проповедовать в Антиохию. Правитель Сирии приговорил её к казни и бросил к дикой львице, но животное покорно улеглось у ног будущей Святой. Аналогичное произошло и с медведями, а затем – с быками. Всю свою жизнь она целила людей, живя в пещере. В старости язычники-волхвы послали к Фёкле наёмников, но она побежала к горе Каламон, и та расступилась, после чего образовалось узкое ущелье, а в пещере у вершины горы основали женский монастырь, где мне читали молитву на арамейском языке. Собственно, в сирийской деревне Маалюля около той горы, до сих пор многие знают арамейский.

– Это тот язык, на котором говорил Христос?

– Да, я побывала там накануне войны и привезла штампованную икону Фёклы, её имя на иконе написано арабской вязью вручную. Монастырь был разрушен и разграблен боевиками в 2014 году. Иконы сожгли, часовню взорвали, но говорят, мощи Святой, замурованные в скале, так и не нашли. Часть её мощей находится на Кипре в деревенском монастыре недалеко от Ларнаки, где есть источник, исцеляющий людей с заболеваниями кожи. В честь Святой Фёклы назван один из астероидов. День её памяти – 24 сентября.

– А у нас почитаются и лекари травами, например, Святой Нектарий. А в России кто?

– Святой Агапит Киево-Печёрский. В Лавре я заходила в подземелье, где много мощей Святых, а потом приобрела маленькую рукописную иконку, на ней Святой Агапит изображен с травами в руках. Святой Лука Крымский помогает в хирургии, на его иконе – стол с хирургическими инструментами. Ну и Святой Пантелеимон, конечно же, целитель. Все чудотворцы считаются целителями, к ним всегда можно обратиться за помощью в исцелении.

– А мне, Алис, нравится наша Святая Анастасия «Фармаколусса» – помогает фармацевтам. У неё в руке – кувшин с лекарством. Её мощи находятся в Суроти, недалеко отсюда, в мужском монастыре. И я бы на твоём месте к ней съездила!

Башня в Урануполи

– Какие новости, Алис? – послышался знакомый голос Джойс.

– Похоже, я сменю тебя на посту в Башне! Рэй сказал, что ручку спрятали в таком месте, где я и не подумаю её искать.

– Не переживай, время ещё есть! Кстати, поэты и писатели любят не только книги, но и… дневники. А ты вела дневник?

– В детстве, но потом уничтожила, перечитав, – слишком больно: я терзала Небо просьбами забрать меня поскорее. Возможно, писала и после, но не на бумаге. Да и всей правды не напишешь.

– Согласна, но всё же попробуй отыскать эти записи… в Библиотеке Вселенной! И не бойся, обычно ранимые люди пишут «вокруг да около», полунамёками, поэтому вряд ли что-то сможет причинить тебе боль.

Зал Суда во Вселенной

Под звуки несмолкаемой Лунной Сонаты к Весам подходит мужчина с гитарой, улыбается как ребёнок и что-то напевает. Кадры на экране мелькают слишком быстро, чтобы их осознать. Мужчина бросает в правую Чашу своё «спасиБо», разворачивается и, заметив меня, подходит, произносит с улыбкой: «Венеция больше не плачет! Тебя ждёт Город Солнца!» и под звуки всё той же Лунной Сонаты уходит в Туман.

Библиотека Вселенной

Читальный Зал переполнен, я с трудом отыскала небольшой свободный столик между бесконечными рядами высоченных стеллажей, оглянулась на соседей и обратила внимание, что большинство из них по привычке перелистывают страницы «руками». Получив копию своих дневниковых записей, я побежала взглядом по диагонали в попытке пролистать весь дневник за сегодняшнюю ночь, но поняла, что это нереально…

«Мы встретились в кафе в центре города вечером, и интуиция меня не подвела. «Вечно молодой, вечно пьяный…», он сказал, что его друг ждёт нас в хорошем заведении, и привёл меня в клуб «Высоцкий». У входа нас остановили. В глазах охранников читался вопрос: что общего у этой девушки с картинки с пьяным мужчиной в резиновых шлёпках и грязными волосами? Но он назвал фамилию «друга», и нас впустили.

– Ты пропил свои последние ботинки? – спросила я.

– Не обращай внимания, сейчас так модно!

«Друг» оказался крутым бизнесменом. Каждый из нас троих за тем столиком жил в собственной реальности. Он сказал, что с утра ничего не ел и вопросительно посмотрел на Друга. Друг спросил, что заказать мне. Я сказала, что уже поужинала – враньё, не хотела есть за чужой счёт. Он заказал себе пиво с водкой. Друг оценил мой взгляд и передвинул ему свою тарелку с мясом… Он пил пиво с водкой. Друг – виски со льдом. Я – кофе. Друг рассказал про сына и тайный подвал с обколотой и обкуренной молодёжью. А он говорил кусочками фраз про былые времена и как его пытаются заставить работать не в творческой сфере, а он гордо сопротивляется и не работает, его ж везде узнают, и кто-то там насобирал ему денег, которые предстоит своим творчеством ещё отработать, но он их уже пропил. И он смеялся, а я думала: мне никто не собирает денег, я не могу зарабатывать своим творчеством, я только трачу на творчество то, что приходится зарабатывать тяжёлым трудом совсем в других сферах, при этом жить и кормить не только себя… Ему постоянно звонила какая-то Лялька, просила какие-то ключи. А я периодически говорила: «Съешь кусочек мяса, или оно обидится. Давай, этот кусочек за папу…»

– Она пишет стихи, – сказал он Другу.

– Либо распихай всех своими локтями, либо найди себе олигарха. Последнее – из области сказок, – сказал Друг, кивнув головой в сторону сцены, на которой играли джаз.

Мне стало очень грустно. Как Золушка, карета которой вот-вот должна превратиться в тыкву, я посмотрела на часы и сказала, что мне пора, так и не поняв: что я должна сделать, чтобы завершить эту цепочку?.. Длинный кошмарный сон: ночь, но всё – в Тумане, мы договорились, что я заеду за какими-то файлами. И я приезжаю, но вижу всё тот же натюрморт: пустые бутылки, стаканы… и почему-то не горит свет, а он медленно опускается на пол и шепчет: «Я тебя люблю». Я хочу сказать что-то про Божественное, но понимаю: бесполезно. Здесь должны быть ещё люди, но он всех выгнал и смеётся. Я пытаюсь найти файлы в компьютере – тщетно. Он повторяет, что любит меня и никуда не отпустит, но начинают звонить в дверь и одновременно – все телефоны, и домашний, и мобильный. Он говорит, что никого больше не существует, кроме нас, а я прошу его ответить хотя бы на телефон. Он открывает дверь, но за ней – никого. Я выскальзываю вовне, а он смотрит так жалобно, говорит, что нарисовал мне Венецию, и «она плачет», просит найти ему другой дом, потому что больше не может находиться здесь, где почему-то не горит свет, и всё в Тумане… Я молча выхожу на улицу, глотаю морозный воздух и просыпаюсь. Который день – Дождь. Дождь, идущий без перерыва. Он медленно сводит тебя с ума, и, кажется, что он никогда не закончится – будет идти вечно. Вечером мне звонит Саша. Мы договариваемся пересечься в метро. Он появляется из толпы – чёрный, худой… почти призрак.

– Всё будет хорошо, Саш, – говорю я и пытаюсь подбодрить его, с опухолью головного мозга в миллиметре от какой-то артерии, протягиваю свою «Игру в Иную Реальность» в подарок.

– Спасибо, – тихо произносит он и задумчиво добавляет: – Ты тогда правильно сказала: надо жить для других, или тебя забирают отсюда…

Прихожу на работу, кипячу чайник, пью кофе, включаю мобильный телефон. Хочется тишины, но телефон трезвонит о пришедших смс-ках и многочисленных пропущенных звонках – один-единственный номер. Ближе к вечеру он забрасывает меня смс-ками «Я хочу тебя увидеть!» под равномерный шум Дождя, который никогда не закончится. Вздыхаю – молчу. После рабочего дня выхожу на улицу в Дождь и уже у метро слышу телефон. Он – в ТЦ, в паре остановок от меня: «Посидим в ресторане». Жить для других? Вхожу в огромный ТЦ. Вдалеке, в одном из магазинов, вижу знакомый силуэт. Он машет мне рукой. Иду навстречу. Он обнимает меня, кричит на весь зал: «Как я рад, что ты приехала!», хватает за руку и ведёт прочь. Бессмысленно бредём по ТЦ.

– Ты – бомж? – спокойно спрашиваю я.

– Ну… да… я… я – бомж, – улыбается как ребёнок. – Многие великие люди тоже в каком-то роде были бомжами! Весь день сегодня не ел! Пойдём покушаем!

Наверху должны быть кафешки. Мы долго ищем эскалатор, потом поднимаемся на самый последний этаж, но он кривится – не здесь, в городе! Идём по улице вдаль. Он держит меня за руку, постоянно останавливается, улыбается и произносит: «Как я рад, что ты приехала!»

– Так где ты сейчас живёшь?

– У знакомого… Как вернулся с гастролей… Сто концертов за лето! На корабле, там… Боже, я мог бы сейчас с тобой идти долго-долго по этой улице! Бесконечно! Я так рад тебя видеть!

Мы заходим в «Шоколадницу», но он воротит нос, и я понимаю, почему. И мы доходим до восточного ресторана, заходим в полумрак, садимся на диван за столик. Он обнимает меня, чуть ли не душит, и совсем не хочет смотреть меню.

– А что мы будем пить?

– Апельсиновый сок. Закажи себе еды, – спокойно говорю я.

Он заказывает вина. В моих глупых вопросах нет никакого смысла.

– Почему вы расстались? – спрашиваю я.

Он показывает рукой на ширину стола:

– Столько вот минусов, – и запивает каждое слово, а я вкладываю в его руку вилку.

– Нет идеальных людей, ешь.

Мы выходим на улицу. Уже стемнело. Дождь.

– Куда идём? – спрашивает он.

– К метро.

– Нет, мы сейчас возьмём такси и поедем…

– Нет.

Он обиженно мотает головой, останавливается, тянет меня за руку, в его глазах чуть ли не слёзы.

– Нет, пожалуйста. Не уходи! Нет! Нет!

Мы подходим к метро. Он продолжает смотреть на меня, как на богиню. Не отпускает моей руки. Я судорожно перебираю в голове варианты, пока не нахожу возможный.

– Мне надо записать диск… Я могу только в эти выходные. В воскресенье. Диск нужен срочно. У меня презентация большая. Скоро.

– Ну… давай в воскресенье…

– Там много записывать, с утра прямо застолби за мной весь день…

– Ну хорошо. Приезжай к 10 утра.

И суббота, и воскресенье расписаны у меня по минутам. Никакой презентации в ближайшем будущем не предвидится. И я понятия не имею, что бы такого записать, потому что всё уже давно записано. Но у меня есть два дня, чтобы придумать… Суббота. Вечер. Дождь. Возвращаясь из Открытого литературного клуба, понимаю, что единственно возможное для записи завтра – «Иная Реальность», там аж 39 авторских листов. Звоню – не подходит. Ближе к полночи – смс-ка: «В 16». Диктовать «Иную Реальность» в 16 бесполезно – не успеем. Песни? Просматриваю стихи, которые здесь и сейчас хочется перечитать, и распечатываю, они не приходили ко мне с музыкой, как предыдущие, записанные ранее на двух дисках. Как мне их петь и играть? Не написать ли: «я не могу завтра». Но… жить для других. Просыпаюсь в обед. Приезжаю около 16. Выхожу из метро. Дождь. Звоню – не подходит. Вполне возможно, мне придётся погулять тут и поехать домой. Через 15 минут подъезжает. Он за рулём. На заднем сидении – бутылки.

– Вот пришлось съездить, выступить сегодня!

– Ты уже отекаешь, – констатирую я, а он молчит, но мы заезжаем в какой-то двор, выходим из машины, он берёт бутылки, и мы поднимаемся в квартиру его знакомого.

– Если б ты знала, как я ненавижу это место!

Мы входим под высокие мрачные своды огромного помещения, которое кажется нежилым. Голые стены без обоев, местами чёрного цвета. Трещины. Отвалившаяся с потолка штукатурка. По бокам нагромождение каких-то мешков с вещами. Где-то справа мужской голос что-то говорит по телефону. Он ведёт меня в комнатку-келью, где обосновался, и закрывает за нами дверь. Крошечная кровать. Чёрный шкаф. Стол. Аппаратура, маленькое окошко. Он садится за стол и обхватывает голову руками.

– Я пришла, чтобы ты записал меня. Мне нужен диск. С песнями.

– Диск? – задумчиво переспрашивает он.

– Да, мы должны записать сегодня 16 песен.

– 16 песен?!

– И не просто записать. Этот диск должен быть самым лучшим, – спокойно произношу я. – И я хочу, чтобы ты написал аранжировку к каждой песне.

– Ты с ума сошла…

– Нет. И мне это нужно срочно.

– В таком состоянии я ничего не запишу…

– А придётся. Я – твой заказчик. Время – деньги. У меня очень мало времени, – я достаю свои тексты и сажусь на кровать, а он у окна смотрит в Дождь. – Микрофон.

Он оборачивается.

– Мне нужен микрофон, – спокойно повторяю я.

Он идёт к шкафу, достаёт стойку, микрофон, но никак не может присоединить какую-то сетку, потом ищет другой микрофон, новый, но не получается его подключить.

– Ничего, запишем на старый. Не трать время, – я смотрю на часы – прошло полчаса. – Микрофон для гитары?

– Нет, там долго…

– Ладно, давай запишем на один.

Он садится напротив и недовольно произносит:

– Так не делается.

– Дай мне ушки.

Он молчит.

– Наушники достань! – кричу я.

Он послушно ищет, находит. Достаёт гитару. Настраивает.

– Отлично. Теперь для текстов стойку подвинь. И включи мне уши.

Он делает это всё очень медленно. Периодически прикладываясь к очередной бутылке. Через час всё готово к записи. Он сидит на стуле напротив. Я смотрю на тексты и выбираю, с чего начать. В результате достаю наобум один из них – какая, собственно, разница, если я должна сейчас отпеть и сыграть их все экспромтом? Я вздыхаю. Начинаю что-то наигрывать и напевать.

– Готова? Пишем? – устало спрашивает он. – Как называется?

Я говорю, и он записывает к себе на листочек.

– Не забудь, что тебе на каждую надо написать аранжировку. Ну… или сыграть вторую гитару.

Он качает головой. «Реверанс», «Никто как ты», «Город Дождей», «В этом городе»… Я протягиваю ему гитару. Он вопросительно смотрит.

– Эту песню будешь играть ты.

– Нет, я не могу.

– Можешь. Соберись. Там много «фа», а у меня с «фа» не очень.

Я придумываю аккорды на ходу. Он помечает их на листочке со стихом. Записываем. Микрофон один на двоих, но получается здорово.

– Как эта песня называлась?

– «Воланду», – я ловлю себя на мысли, что человек, которого я так называла и которому, собственно, этот стих написан, всегда объявлялся после записи очередного диска. Боже, как бы я хотела его сейчас увидеть!

– Воланду?! А я, знаешь, на каком корабле плавал? На «Булгакове»!

И мы пишем «Имя твоё», «Грустный садовник», «Осень как повод», «Сумрак вокзала»… Он просит сделать перерыв. Идём на кухню. Пьём кофе. Я замечаю, что все конфорки газовой плиты ВКЛЮЧЕНЫ, но на них нет посуды.

– Почему они горят? – спрашиваю я в недоумении.

– Это я их включаю… Всегда…

– Зачем?!!

– Они как вытяжка для… призраков… Ты веришь в призраков?.. Эта квартира… Она проклята. Тут все умерли… И он хочет, чтобы я тоже умер… Тссс!

– Кто?

Он показывает на соседнюю комнату, откуда раздается голос сожителя. Я осматриваю кухонное пространство и спрашиваю:

– Этот человек только что сюда переехал?

– С рождения. Лет 50 живёт. Тут…

– Не включай газ… Слышишь? Выключи.

Он послушно выключает. Возвращаемся в «келью». Пишем «Париж-Москва», «Время – жить», «Поцелуй меня в губы немым снегопадом». Нам осталось «Забери меня…», собственно, написанной тому же персонажу, но мы вымучиваем её одну около часа. Он слышит её иначе. Не так, как я. Мы спорим. Я говорю, что модуляция должна идти из «ми» в «фа». А он – из «ми» в «ля». И вот, когда мы уже собрались записать, возможно, самую мрачную из песенок, в дверь постучали.

– Мне это… Гвоздь вбить надо… В стену… – мрачно произнёс голос за дверью.

– А нам всего одна песня осталась!

– А мне гвоздь… Два раза стукну. А потом записывайте, да?

Эта фраза режет мне слух… Гвоздь… Вбить. В стену. В этой абсолютно голой чёрной квартире… Здесь не хватает только гвоздя.

Записываем «Забери меня…» Я пою так, как слышит он. И вроде бы всё замечательно. Но на последнем куплете он берёт «свой» аккорд, я пою «свой». Пишем по инерции до конца. Но понятно, что всё – коту под хвост.

– Ладно… Бог с ней… – выдыхаю я.

Он качает головой. Отпускает гитару. Тянет меня к себе за руку. Бутылки закончились. Он утыкается головой в моё плечо. Его тело дрожит. Он просит денег. Я спокойно произношу:

– Как только ты передашь мне готовые файлы.

Он вздыхает, долго молчит, а потом спрашивает:

– А как ты назовёшь этот диск?

– «Город Дождей».

Он снова молчит. Потом бьёт кулаком по столу и произносит:

– Я не могу сам, понимаешь? Мне нужен нарколог. Мне надо в больницу. Там поставят капельницу… А он убьёт меня. Здесь все умерли. Ты веришь в призраков?.. Я не могу здесь находиться. Вчера я не хотел жить. Пожалуйста, позвони мне завтра? Проверь, жив ли я буду ещё… Позвонишь?

Я киваю. Он провожает меня до дверей.

– Всё будет хорошо, да? – спрашивает он.

– Конечно.

– Ты никогда не пела так, как сегодня… Потрясающе, правда!

Я машу ему рукой. Он улыбается. Выхожу на улицу в дождь, который идёт беспрерывно, медленно сводит тебя с ума, и, кажется, что он никогда не закончится. Я иду к метро и не знаю, услышу ли я вообще когда-нибудь те песни, которые мы сегодня записали экспромтом. Но я точно знаю, что уже никогда их так не спою…»