Текст книги "Профессиональный некромант. Пенталогия в одном томе"

В щель я протиснулся сразу, как только плита остановилась. Приятно удивился чистоте открывшегося прохода и уже по этому понял, что в комнату давно не заходили. Вероятно, лич не сумел воспользоваться рунной магией – она не приспособлена для нежити – и, возможно, месяц назад это спасло мне жизнь. Теперь же я спокойно добрался до конца короткого коридора. Отыскав второй комплект рун, активировал их и выбрался в одно из ответвлений основного коридора, не забыв при этом аккуратно закрыть за собой дверь.

Затем я так же спокойно вернулся к оставшемуся у щели графу. Здорово его напугал, когда без предупреждения тронул за плечо. Кратко пояснил, что трещина оказалась сквозной и никакого интереса не представляет, а потом предложил вернуться на место пропажи светлого. Непрозрачно намекнув, что у меня появилась идея, как его оттуда вытащить.

Граф, с сомнением покосившись на мое непроницаемое лицо, неохотно проследовал к ловушке. Засомневался еще больше, когда я попросил его не вмешиваться и лично облазил весь коридор на десяток шагов в обе стороны в поисках рун. Минут через тридцать, когда его терпение уже было готово лопнуть, наконец нашел проклятую закорючку. Пользуясь отсутствием света, незаметно ее активировал. Довольно хмыкнул, когда уже знакомая нам плита все с тем же устрашающим скрежетом провернулась на невидимых петлях. И с любопытством заглянул в разверзшуюся внизу, кажущуюся бездонной пропасть, откуда доносилось приглушенное бормотание.

– Мастер Лиурой? – осторожно позвал граф, следом за мной заглянув в дыру, которая действительно оказалась не клетью, а большой трубой, куда наш маг благополучно и провалился. – Вы там?

– Да! – неожиданно громко прозвучал ответ, тут же многократно повторенный гулким эхом. – Господин граф?!

Его сиятельство облегченно перевел дух.

– Надо же… он и правда здесь. Барон, как вы узнали?!

– На меня снизошло озарение, – скромно потупился я. – Знаете, когда тебя зажимает в каменных тисках, голова как-то сама собой начинает работать лучше. А когда меня стиснуло так, что стало трудно дышать… честно говоря, в подобные моменты так жить хочется, что любую царапину начинаешь принимать за подсказку.

– То есть вы нашли ответ? – с недоверием переспросил его сиятельство.

– Говорю же – это было озарение, – лучезарно улыбнулся я. – Кстати, у меня к вам просьба… личного характера. Вы не откажетесь обсудить ее на досуге?

Граф заколебался, но решил, что пообщаться на эту тему мы сможем и позже. После чего склонился над дырой, откуда доносилось нетерпеливое ерзанье обнадеженного мага, и негромко крикнул:

– Подождите немного. Тут высоко – просто так не дотянуться. Мы сейчас принесем веревку!

Глава 9

Нельзя считать удачным поход, если он не оправдал твоих ожиданий. Но нельзя и назвать его бесполезным, потому что любое движение приносит с собой что-то новое.

Мастер Твишоп

Естественно, дальнейший осмотр подземелья был прекращен. Мастера Лиуроя пришлось осторожно вытаскивать из ямы, вести наверх, каждый миг опасаясь еще больше травмировать его ранимую психику, а потом долго отпаивать горячими настоями, которые испуганная нашим внешним видом Лиш молниеносно принесла.

С горем пополам отыскав чистое и сухое белье, мы заставили мастера переодеться. Растопили пожарче камин и, укутав продрогшего до костей мага в шерстяной плед, усадили в уютное кресло. Поближе к огню, чтоб было теплее. И подальше от бутылки крепленого вина, к которой наш потерянец уже успел несколько раз приложиться.

Причем в последнем, судя по укоризненным взглядам его сиятельства, был виноват я. Потому что уставший, замерзший и набравшийся впечатлений по самое не хочу маг, которого мы с немалым трудом вытянули со дна глубокой ловушки, был не настолько крепок духом, чтобы после всех своих злоключений выслушивать рассказанные мной страшилки. А страшилки им рассказать попросту пришлось, поскольку в тот момент, когда мы уже возвращались… без факела, в кромешной тьме… по подземелью пронесся подозрительный скребущий звук, которому вторили приглушенный камнем рык и смутный шум, отдаленно напоминающий грохот копыт.

У меня от этого звука аж мороз продрал по коже. Особенно когда стало ясно, что это встрепенулся в своем стойле Резвач. А вот что стало с графом и не успевшим отойти от переживаний магом, который явно решил, что это пауки возвращаются по его душу с подмогой…

Достаточно сказать, что к выходу резко взбодрившийся светлый, до того висевший на наших плечах мертвым грузом, полетел как на крыльях. Естественно, пару раз стесал затылком углы на поворотах, потому что пятиться задом наперед неудобно, но даже не подумал остановиться. Граф, не рискнувший бросить его одного, тут же помчался следом. Ну а мне только и оставалось, что сплюнуть с досады и на ходу сочинить байку о фамильном призраке Невзунов. Который, по слухам, может спать десятилетиями и проявляться лишь тогда, когда представителям рода кто-либо угрожает.

К призракам, как оказалось, оба гостя относились крайне серьезно, поэтому о возвращении в подземелье речи уже не шло. А когда нас после пары кружек вина разморило, даже упрямый маг был вынужден признать, что поход, мягко говоря, не удался.

Часа два после этого мы еще сидели возле жарко натопленного камина, вполголоса обсуждая случившееся. Граф Экхимос, мое мнение о котором сильно улучшилось за это утро, был молчалив и задумчив. Светлый постепенно пришел к выводу, что поразившая его беда связана не с проклятием, а с проделками того самого призрака. Причем увлекся этой идеей так, что почти перестал обращать на нас внимание и даже принялся выводить какие-то формулы, способные объяснить столь выраженный эффект привлечения насекомых.

Правда, когда я поинтересовался, по какой причине наше фамильное привидение могло принять его за врага, он насупился. После чего залпом допил остатки вина, поднялся и, с достоинством попятившись к дверям, заявил, что ему пора.

Я вздохнул с облегчением – мне до зуда в печенке хотелось закопаться в найденные книги. Но нельзя: сперва я должен решить первоочередные задачи, главной из которых оставалось обеспечение людей продовольствием, инструментом, домами и средствами передвижения. Чуть менее важной – завтрашний разговор с Вигором, грядущие разборки с господином Бодирэ и решение весьма серьезного вопроса с моими зомби, которых следовало срочно куда-то пристроить. Еще я хотел отыскать наставника и заняться физической подготовкой. Кроме того, необходимо было заглянуть в магическую лавку, чтобы обновить запасы трав и амулетов. Наконец, я должен был уделить внимание открывшемуся дару, если, конечно, хотел, чтобы он продолжал развиваться такими же темпами, как раньше. А на все это требовалось время… э-эх!

Придется сегодня же понадежнее закрыть комнату, чтобы книги не портились дальше, и терпеливо ждать, когда до них дойдут руки.

* * *

Послеобеденное время и вечер пролетели незаметно. Большую их часть я проторчал в кабинете, перебирая бумаги и скрупулезно, почти что пошагово разбирая поставленные передо мною задачи. А когда на улице смеркалось, и света от свечей стало недостаточно, рискнул обратиться к дару и зажечь над столом крохотный магический светлячок.

Вообще-то считается, что молодой дар не рекомендуется использовать до окончания его становления, которое ориентировочно наступает в шестнадцать-семнадцать лет. Однако никто из магистров, запретивших молодежи пользоваться магией до поступления в академию, не учел, что процесс развития – это всегда поступательное движение. От простого – к сложному.

Иными словами, если ты хочешь развить свой дар до максимально возможного, то должен, в первую очередь, им пользоваться. Как можно раньше начать его развивать, регулярно выводя силу наружу для того, чтобы вскоре на ее место пришла… накопилась или выработалась новая.

Собственно, именно это и делают с учениками в академии, постепенно приучая молодых магов к мысли о постоянной, каждодневной работе над собой, непроизвольно усредняя их, ровняя под одну гребенку… при таком потоке обучающихся это неизбежно… и получая на выходе таких же средненьких магов.

Однако при этом почему-то считалось, что все стороны дара… неважно, светлый он или темный… открываются только после совершеннолетия. И именно тогда следует начинать его «раскачку», чтобы избежать преждевременного выгорания.

«Полная чушь!» – сказал бы на это мой учитель. И был бы совершенно прав, потому что именно он сумел доказать, что при правильном обращении открывающийся дар почти ничем не отличается от зрелого. А нагрузки влияют на него точно так же, как физические упражнения – на человеческое тело. Дело было лишь в дозе: при превышении определенного порога, который также был найден и просчитан мастером с тошнотворной точностью, молодой дар действительно мог сгореть; но при соблюдении правил безопасности он уже через несколько лет способен превратиться в нечто такое, о чем не могли мечтать даже маги прошлого.

К сожалению, в то время, когда мы сумели понять все тонкости, я, увы, был слишком стар для таких экспериментов. И учеником обзавелся задолго до того, как мастер Твишоп заставил меня вплотную заняться разработкой этой теории. К тому же испытывать ее на практике нам бы никто не позволил. Зато сейчас… когда я уже нарушил одно из непреложных правил, но не потерял после этого дар… когда у меня появилась реальная возможность в кратчайшие сроки вернуться к тому уровню, которым я обладал в прошлой жизни… неужели я смог бы ее упустить?!

Запершись в кабинете, я до самой ночи творил простенькие заклинания, старательно вычерпывая себя до дна. При этом, когда я решил, что достиг истощения, впервые за целый месяц на моей руке проснулась личная печать. Легонько так прижгла кожу, но все равно – это был хороший знак. Вдруг я и ее когда-нибудь сумею «прокачать»?

Кстати, о птичках…

Где там мои доблестные летуны? Время уже позднее – им пора просыпаться. Или они решили, что я просто так отпустил их погулять прошлой ночью?

Выглянув во внутренний двор и обнаружив каменных тварей сидящими на своих местах, я бесшумно открыл окно. Вообще-то от него потом придется избавиться или же перенести кабинет в более безопасное место – не люблю, когда в мои покои есть свободный доступ со стороны. Но пока приходилось обходиться тем, что есть.

Покосившись на темное небо, на котором мертвенно-желтым пятном висела луна, я негромко свистнул. Дождался, когда снизу скрипнет камень, и коротко позвал:

– Бескрылый! Отчет!

– Уже иду, хозяин, – немедленно проскрежетала снизу горгулья, хлопнув вернувшими подвижность крыльями. – Я думал, ты еще занят, поэтому не рискнул тревожить.

Я посторонился, пропуская в комнату летающего уродца, и знаком велел ему занять место на подоконнике.

– Что ты узнал?

– Тебе по порядку? – педантично уточнила горгулья.

– Начни с самого важного.

– Как прикажешь… Значит, так: насчет земель ты правильно угадал – нежити на наших границах осталось немного. Крупных вообще никого, а мелкую мы вчера благополучно сожра… ой, прошу прощения – скушали. Правда, за ними пришлось немало погоняться, а некоторых вообще доставать прямо из-под земли, но мы справились!

– Молодец, – рассеянно откликнулся я и прикрыл глаза. – Дальше.

– Дальше мы облетели все три деревни, реку и старую мельницу. Мертвяков там нет и вряд ли теперь объявятся – ты слишком сильно их напугал. Но в самых дальних домах… тех, что возле самой реки… мы почуяли следы магии. Старой. Еще с того времени, пока ты был… ну… другим, – засмущался отчего-то Бескрылый. – Следы, конечно, слабые, но благодаря им нежить боится сюда возвращаться.

– За какое расстояние ты их почуял? – не открывая глаз, уточнил я.

– Минут за десять нашего лета, хозяин.

– А что насчет замка?

– Почти ничего. Дух умсака из подземелья почти не доносится. Я даже отсюда его не чую. Но вот в лесу возле кладбища, где остались зомби, ощутимо пованивает.

Я нахмурился.

Так. Вот и еще одна проблема вылезает… умсаков надо куда-то девать. Но с умертвиями всегда так – чем их больше, тем ощутимее становится их присутствие. Но не распихивать же их по всему лесу? И не закапывать на кладбище, отмечая могилки симпатичными крестиками? Да и не решить такое дело простыми могилками – если уж прятать концы, как положено, то нежить надо упокаивать. А какой из меня сейчас некромант? Остается надеяться, что светлому хватит приключений на свою пятую точку, и в ближайшие дни он не напросится на прогулку по территории баронства.

– Что насчет зомби? – снова спросил я, откладывая очередную проблему на потом.

– Они очень хорошо спрятались, – призналась горгулья. – Запах был, а вот следы их присутствия мы нашли лишь после того, как подлетели к деревне вплотную. Пока это не смотрится подозрительно – после смерти лича прошло совсем немного времени, так что в ближайшие месяцы запах будет объясним. Тем более что могилы не вскопаны, свежих разрушений нет, кости на дороге не разбросаны, и следов крови не видно. Но меня удивило другое: зомби вспахали старое поле, хозяин. Это нормально?

– Да. Что еще?

– Еще мы прошлись по краю леса и рискнули залететь за реку… – виновато вздохнул Бескрылый. – Нам пришлось охотиться, хозяин. Прости. Стая была голодна, а «дичи» там не в пример больше, чем здесь.

– Вас заметили? – сухо осведомился я.

– Нет, конечно! Мы вели себя тихо и старались не садиться на землю. А когда насытились, то… прости еще раз, хозяин – ты приказал не залетать далеко, но я что-то почувствовал на границе. И рискнул залететь немного дальше. Один. Честное слово, меня никто не видел!

Я остро взглянул на съежившуюся птицу.

– Что ты нашел?

– Я… я не знаю…

– Что значит «не знаю»?

– Я не совсем понял, – скисла горгулья. – Но помнишь, у нас в старом доме был алтарь?

– Какой? – чуть не вздрогнул я. – Темный, что ли? Которым я почти не пользовался?

– Да. Так вот, мне на мгновение показалось, что за рекой тоже такой есть. Поэтому нежити там гораздо больше, и она туда… стремится, что ли? Мне вот тоже захотелось туда слетать, хотя я знал, что тебе это не понравится, – понурился Бескрылый.

Я тревожно забарабанил пальцами по подоконнику.

– Погоди ныть. Скажи: алтарь ты почувствовал далеко от реки?

– Нет, хозяин.

– Это еще мои земли или уже герцога?

– Я не знаю, – пожала плечами птица. – Нужно смотреть карту.

– Сейчас… – спохватился я и, порывшись в бумагах, выудил карту, с которой сам недавно работал. – Плоховата, конечно, но границы видны хорошо. Смотри: вот тут наш замок. Слева от него наши две деревни, лес и болото…

– О, на болоте мы тоже были! – внезапно припомнил Бескрылый. – И нашли там несколько русалок! Такие страхолюдины, что просто нет слов! Только мы их не поймали – они сразу под воду ушли! Вот! Так что разбираться с ними тебе придется самому!

– Демон с ними, с русалками, – отмахнулся я и снова уткнулся в карту. – Вот тут, справа, где у нас третья деревня и где живут наши зомби, кладбище. Рядом я спрятал умсаков. Еще дальше с севера на юг течет река… стоит мельница… потом идет лес, какие-то овраги…

– Их я тоже помню, – проурчала горгулья, ткнувшись острым клювом в пергамент и едва его не проткнув. – Совсем недавно, если судить по следам, там обитала какая-то крупная тварь. Но теперь она перебралась через реку и прячется в соседнем лесу. Где-то…

Его клюв задумчиво прочертил на карте грязную полосу и остановился напротив мельницы.

– Вот тут! И там же я что-то такое почувствовал, хозяин! Точно, это оно!

– Значит, все-таки мои земли, – задумался я, обведя подозрительный лесок в кружок. – Старая граница с Ангорскими пролегает чуть дальше на юго-востоке. Получается, это еще от лича остался подарочек? Гм. Но если алтарь – его рук дело, то почему он все еще работает?

– Да, – поддакнул Бескрылый. – Когда тебя уби… то есть когда ты потерял старое тело, наш алтарь сперва раскололся, а потом, когда ты воскрес, снова склеился! Но все равно на нем осталась просто агромадная трещина! А этот так брызжет силой, что наверняка целый!

– Тогда это не Невзун? Так, что ли? – озадачился я и тут же сам себе ответил: – Надо ехать и смотреть самому. Причем чем раньше, тем лучше.

– Хозяин, не надо, – неожиданно заволновалась горгулья. – Там какой только мерзости не водится… если тебя там сожру… то есть скушают, нам будет нелегко снова обращаться в камушки.

Я хмыкнул.

– Ты мне что, советы уже даешь?

– Ни в коем случае! – всполошился Бескрылый. – Никогда, хозяин! Я знаю свое место! Просто… умирать не хочется! Знаешь, как крылья чешутся, когда заново отрастают? И как позвоночник скрипит, когда в нем пропадают трещины? Ну хоть возьми нас с собой, а?

Бескрылый вывернул длинную шею и умильно заглянул в мое лицо.

– Ну возьми-и… хозяин, мы не подведем… клянусь перьями!

– Я подумаю, – скупо обронил я, и птица радостно взмахнула крыльями.

– Ур-р-ра! А когда?

– Когда надо. А теперь сгинь с моих глаз, пока карту окончательно не испортил. Она мне еще понадобится. И не шумите там: ночь на дворе, а я должен еще подумать.

– Как прикажешь, хозяин, – прошелестела мгновенно притихшая горгулья и ретировалась с подоконника.

Проводив ее глазами, я аккуратно прикрыл окно и хмыкнул.

Надо же, как ему понравилось быть живым… а ведь никто, увидев его сейчас, не догадался бы, что всего пару месяцев назад это была слабая, никчемная, совершенно дохлая тварь, которую именно мне когда-то и довелось…

От последней мысли я неожиданно замер и едва не позабыл, как дышать.

Ох ты ж… ну конечно! Как я раньше не догадался?! Вернее, какого демона я успел позабыть, кем был совсем недавно и как стал таким, как сейчас?! И по какой причине мне пришлось долго время работать под руководством весьма непростого наставника?! А также то, из какого материала я некогда создал своих крайне агрессивных, весьма своенравных и упрямых до отвращения горгулий, которых до сих пор надо регулярно ощипывать, чтобы не забывались?!

Эх, дурная моя башка… Какого демона я ломаю голову, как поступить с мертвяками, если решение все это время лежало у меня перед самым носом?!

Мысленно себя обругав, я смел со стола карту и расчеты, которыми занимался весь день, выхватил из стопки бумаги несколько чистых листов и принялся вспоминать формулы из древнего арсенала некромантов.

Это заняло почти полчаса.

Но когда я закончил, то тут же взял новый лист и принялся так же поспешно выводить другой ряд – уже из области светлой магии, в которой мастер Твишоп, мир его праху, успел-таки меня здорово поднатаскать. И только благодаря которой я совершил, как раньше считали, невозможное – превратил своих каменных горгулий в полноценных сторожей. Правда, оживали они ненадолго и не полностью, но какая, по сути, разница?

К тому же после моей смерти процесс трансформации наконец завершился, и теперь ни один расчудесный маг не признает в них нежить. Если, разумеется, не попытается убить и не увидит быстро каменеющие останки. Все остальное время они будут каркать, летать, плеваться, жрать все подряд и даже гадить, как самые обычные птицы. И ни внешне, ни по ауре, ни даже по поведению не будут от них отличаться.

Другое дело, что механизм этого превращения мне не до конца понятен. Но если предположить, что в момент моей смерти все резервы старого дара высвободились разом… да если посчитать, что при существовавшей между нами связи эти излишки моментально ушли в тела моих созданий… причем не только горгулий, но и умсаков, и даже свежепреобразованных зомби, которых я успел посадить на «поводок»…

Так, может, в этом все дело, а?!

Может, вот он – источник всех этих странностей?! Моя собственная сила, которая в какой-то миг потеряла хозяина и, будучи привязанной не только ко мне, воплотилась в моих созданиях, в которых я вложил душу?! Тем самым подарив им немного моей жизни и сумев закончить то, что я сам же когда-то и начал?!

Я судорожно вздохнул, неожиданно вспомнив все то, чему меня учили мои мудрые учителя. И особенно тот раздел в «Пособии для начинающего некроманта», где крупными буквами написано, что…

– Сила истинного мэтра кроется не в его мускулах и даже не в великом даре, – шепотом процитировал я древнюю мудрость из затертой до дыр книги, которая передавалась в нашем роду из поколения в поколение. – Она заключается, прежде всего, в наших творениях. И чем прочнее и долговечнее этот живой или неживой накопитель, тем сложнее уничтожить его создателя… Ибо удачнее источника, чем источник, сотворенный своими руками, для некроманта не существует…

От внезапно пришедшей мне в голову диковатой догадки я аж пошатнулся. С тихим стоном зажмурился, потому что всплывшие в памяти формулы внезапно предстали передо мной в абсолютно новом свете. Затем почувствовал непонятную резь в груди, понял, что слишком долго не дышу, и с тихим свистом выпустил из себя воздух. После чего наконец медленно опустился на стул, а потом потянулся за торчащим в чернильнице пером и, лихорадочно переосмысливая свой старый опыт, принялся заново выводить на бумаге давно известные аксиомы.