Текст книги "Особенности личностного и семейного функционирования родственников наркозависимых"

Представление о семье как о системе, возникшее на основе общей теории систем (von Bertalanff y, 1968), позволило рассматривать семью как открытую самоорганизующуюся систему, в которой поведение ее членов определяется особенностями функционирования семьи как целого и служит для поддержания внутрисемейного гомеостаза. В каждой семье существует уникальный стиль взаимодействия и/или негласный свод правил, помогающих ей поддерживать равновесие семейной системы (Satir, Baldwin, 1983b), которая одновременно со стремлением сохранить status quo, направлена на развитие, то есть прохождение закономерных кризисов развития (Эйдемиллер, Добряков, Никольская, 2003).

Рассмотрение семьи как системы позволяет определить роль, которую наркотическая зависимость одного из членов семьи играет в процессе поддержания стабильности семьи (McCrady, Epstein, 1996). Аддикция в этом случае рассматривается как пусть и патологический, но достаточно эффективный способ компенсации семейной дисгармонии.

D. I. Davis, D. Berenson, P. Steinglass, S. Davis (1974) описывают «адаптивные последствия алкоголизации». Так, например, употребление алкоголя может помогать сохранять стабильность семейных ролей, способствовать выражению аффекта, позволяет достичь более глубокого уровня интимности между членами семьи, дает возможность выносить на обсуждение темы, которых семья обычно избегает в период трезвости.

Кроме того, существующие исследования особенностей семейных интеракций супругов показали, что характер их взаимодействия значительно меняется в зависимости от того, находится ли страдающий зависимостью член семьи в алкогольном опьянении или в трезвом состоянии. Так, больные алкоголизмом в алкогольном опьянении становились более разговорчивыми, в общении супругов отмечалось значительно больше позитивных вербальных посланий, а больной алкоголизмом воспринимался супругой как более доминирующий (Frankenstein, Nathan, Sullivan [et al.], 1985; Shoham, Butler, Rohrbaugh, Trost, 2007).

Поведение членов семьи больного наркоманией, как правило, меняется в зависимости от того, в какой фазе заболевания – «мокрой» (wet) или «сухой» (dry) – находится больной (Solberg, 1983). Когда семья находится в «стабильно сухой» фазе некоторый интервал времени, то напряжение, связанное с попыткой сохранить трезвое поведение, может приводить к определенному дефициту привычного для семьи взаимодействия и причинять дискомфорт ее членам (Steinglass, 1979).

В качестве таких «дефицитов» могут, например, выступать отсутствие взаимной поддержки и недостаточная способность к конструктивному взаимодействию членов семьи в фазе трезвости (Liepman, Silvia, Nirenberg, 1989).

Определенные паттерны поведения в семьях аддиктивных больных жестко ассоциированы с фазами заболевания, наркотическая зависимость, в сущности, выступает в качестве механизма своеобразного усиления гибкости семейной системы. Такое усиление достигается за счет способности семьи колебаться между фазами интоксикации и абстиненции по мере необходимости, используя различный поведенческий репертуар. При этом попытки удерживаться лишь в фазе абстиненции значительно уменьшают гибкость системы и вызывают выраженный дискомфорт у членов семьи (Morgan, Litzke, 2012).

Ригидность семейной системы связана с дисфункциональностью и фрагментацией, в то время как гибкость – с долговечностью, устойчивостью (Minuchin, 1974). В том случае, если в ходе лечения наркомании снижается гибкость семейной системы, вероятность возникновения рецидива или появления у членов семьи иной, например, психосоматической патологии, увеличивается. Так, если больной алкоголизмом сохраняет трезвость вопреки стремлению семьи достичь патологического равновесия, другой член семьи может взять на себя функции больного. Поскольку рецидив способствует восстановлению нарушенного функционирования, больной неосознанно возвращается к употреблению для «блага» семейной системы. Для некоторых семей необходимость самоограничений, связанная с нахождением в «сухой» фазе, является настолько психотравмирующей, что они не могут удержаться в ней даже короткий период времени (Liepman, Silvia, Nirenberg, 1989). При этом на сознательном уровне родственники больного зачастую связывают рецидив со спонтанной динамикой болезни или характерологической неспособностью больного удерживаться в трезвости.

Цикл семейного функционирования, описанный G. Smilkstein (1980), показывает, что семейная система может оставаться стабильной, сохраняя «патологическое равновесие» (pathological equilibrium), при котором хроническая интоксикация (алкоголизация/наркотизация) одного из родственников принимается семьей и выступает как средство достижения стабильности.

Поддержание патологического равновесия в дисфункциональной семейной системе происходит посредством навязанных ролей, запретов и жестких правил, а также нереалистичных ожиданий (Satir, Baldwin, 1983).

В настоящее время общепринято положение о том, что для ригиднодисфункциональных систем характерно наличие роли «индентифицированного пациента» – носителя симптома (Парадокс и контрпарадокс / Сельвини Палаццоли, Босколо, Чеклин, Прата, 2002).

Согласно системному подходу, в силу выраженной дисфункциональности семейной системы, один из ее членов, как правило, наиболее психологически уязвимый и социально незащищенный, по словам Э. Г. Эйдемиллера, принимает на себя такую роль («идентифицированного пациента»), становясь важным звеном в механизме патологической адаптации семьи (Эйдемиллер, Добряков, Никольская, 2003). Патологизирующая роль «больного члена семьи», оказывая психотравмирующее воздействие на одного из членов семьи, в то же время является в определенном смысле даже психологически «выгодной» для его родственников (Barker, 1981). Данная концепция применима при любых заболеваниях, где хроническая болезнь стала частью функционирования семейной системы, которая подталкивает «идентифицированного пациента» к болезненному поведению в определенные моменты жизнедеятельности семьи.

Исходя из вышесказанного, страдающий наркотической зависимостью член семьи выступает в роли «идентифицированного пациента». В связи с этим становится понятным провоцирующее рецидив заболевания поведение членов семьи больного, часто встречаемое в период ремиссии. Такое поведение связано с попыткой близких снять напряжение, возникшее в семейной системе в связи с невозможностью удовлетворения определенных потребностей (Frankenstein, Nathan, Sullivan [et al.], 1985; Jacob, Ritchey, Cvitkovic, Blane, 1981; Steinglass, Davis, Berenson, 1977).

В литературе описаны некоторые паттерны поведения, а также роли, которые принимают на себя близкие больного, неосознанно стремясь поддержать патологическое равновесие в семье, тем самым удовлетворяя экспектации других ее членов, функционируя по определенным правилам, принятым в семье.

Наиболее распространенным является описание так называемого «потворствующего» поведения близких больного наркоманией, которое, как правило, сознательно рационализируется ими как желание помочь, быть полезным, любящим по отношению к зависимому. Однако «потворствующее» поведение позволяет аддикции беспрепятственно прогрессировать, блокируя такие сдерживающие заболевание факторы, как ответственность, обязательства, социальные ожидания, необходимость придерживаться четких правил (Black, 2001; Liepman, 1982). «Потворствующие» родственники больного наркоманией создают своеобразный интерфейс между ним и окружающей реальностью. Данный интерфейс реализуется, например, через такие действия родственников, как формирование алиби для больного с целью маскировки тяжести его заболевания, выплата его долгов или прямое материальное содержание больного. Регулируя возникающие у зависимого трудности, его близкие демонстрируют любовь к нему, подчеркивая, что они сохраняют ее вопреки негативному влиянию болезни на их собственную жизнь. «Потворствующие» близкие могут сменять друг друга, а иногда даже вести борьбу за больного. Они часто лгут и скрывают друг от друга реальное положение вещей, чтобы преуменьшить тяжесть болезни наркозависимого. В конечном итоге такое поведение родственников помогает больному оставаться больным (Liepman, 1993).

С. В. Березин [и соавт.] подчеркивают наличие вторичной выгоды для семьи от наркотизации ребенка. Так, по их мнению, наличие в семье наркозависимого позволяет родителям стать заботливыми, незаменимыми, любящими и нужными (Березин, Лисецкий, Серебрякова, 2001).

В качестве другого паттерна, также направленного на поддержание патологического равновесия в семье, описывают провоцирующее поведение родственников по отношению к больному, стремящемуся сохранять трезвость. Например, они могут предложить больному отметить его достижения, устроив для него вечеринку с алкоголем, принести наркотики прямо на реабилитацию, сокрушаться по поводу того, что на группы самопомощи уходит слишком много времени, оставить деньги или алкоголь на самом видном месте и т. п. (Morgan, Litzke, 2012).

В. В. Чирко, М. В. Демина, М. А. Винникова, М. А. Баринов (2005) выявили, что после госпитализации значительная часть родителей больных наркоманией (не менее половины) начинает обнаруживать высказывания и поступки, содержание которых в большей или меньшей степени дезорганизует лечебный процесс. Авторы описывают деформацию системы ценностей и взаимоотношений в семье. При этом ими особо подчеркивается значимость отношений с матерью, которая характеризуется всеподчиняющей патологической стеничностью, уверенностью в своей роли «спасительницы». Такая роль, по мнению авторов, служит в качестве инструмента поддержания болезни. В целом, авторы отмечают, что близкие родственники «не мыслят иной жизни вне тщательно построенной ими системы отношений, доминирующим фактором которой является наркологическая болезнь их ребенка, упорно держатся за этот уклад и боятся всяких изменений его даже в лучшую сторону» (Психопатологические проявления созависимости в клинике наркомании / В. В. Чирко [и др.], 2005). Хотелось бы подчеркнуть, что, несмотря на использование таких словосочетаний, как «не мыслят иной жизни» и «боятся всяких изменений», авторы, по-видимому, говорят о неосознанных тенденциях в поведении родственников.

Кроме того, среди так называемых «токсичных» паттернов семейного взаимодействия, описанных в литературе, следует упомянуть наличие поляризованных требовательно-избегающих интеракций (polarized demand-withdrawal interactions), характерных для семей аддиктивных больных. Такой паттерн взаимодействия характеризуется чрезмерной критикой, недовольством и требованиями одного партнера по отношению к другому, в то время как тот всячески уклоняется от этих требований, избегая прямых конфликтов. Следует подчеркнуть, что выражение враждебности и критики по отношению к больному со стороны близких увеличивает частоту и тяжесть срывов (O' Farrell, Hooley, Fals-Stewart, Cutter, 1998).

Сходные с приведенными выше поведенческими паттернами описания встречаются у Э. Берн (1996) и S. Karpman (1971), которые предприняли попытку выделить роли, неосознанно принимаемые на себя близкими аддиктивного больного, участвующими в интеракциях, поддерживающих его заболевание.

Так, оба автора говорят о ролях «преследователя» и «спасителя»/ «спасателя», характерных для близких больного.

Для «преследователя» типичными являются проявления чрезмерной критики, обвинений, неоправданной жестокости, постоянное ожидание нападения. В этой роли, по мнению Э. Берна, как правило, выступает представитель противоположного пола, а именно – супруга (супруг) больного.

«Потворствование» является отличительной характеристикой «спасателя». На сознательном уровне такой человек стремится быть добрым и всепрощающим, однако в реальности оказывается сверхконтролирующим и препятствующим развитию. По словам Е. В. Емельяновой (2004), человек, играющий роль «спасателя», наполнен неосознанным гневом и бессознательным стремлением к разрушению. Неосознанно он не хочет позволить спасаемому стать по-настоящему успешным и лишить себя тем самым власти над ним, потеряв вместе с ней и смысл своего существования. Он помогает, когда его не просят; чувствует вину, когда не может помочь; дает «жертве» шанс на неудачу; берет на себя ответственность за жизнь спасаемого; смягчает последствия безответственности спасаемого.

Описывая игру «Алкоголик», Эрик Берн (1996) также выделяет роль «простака», «подстрекателя» и «посредника». Все эти роли обобщает наличие провоцирующего поведения по отношению к больному. Роль «простака» часто может играть мать больного, которая дает ему деньги, прекрасно понимая, на что он их потратит, но делает вид, будто верит в его объяснения. Автор подчеркивает, что жена больного алкоголизмом может попеременно выступать в нескольких ролях. «В полночь супруга – Простак: она раздевает мужа, варит ему кофе и позволяет срывать на себе зло. Утром она становится Преследователем и поносит его за беспутную жизнь. Вечером она превращается в Спасителя и умоляет мужа отказаться от дурных привычек» (Берн, 1996).

S. Karpman также описывает легкость перехода между ролями. Так, близкий больного может попеременно находится то в роли «спасателя», то в роли «преследователя», то в роли «жертвы», когда после бесплодных попыток образумить безответственного опекаемого он сам начинает чувствовать себя жертвой, а подопечного воспринимает как источник наказания и неприятностей, то есть как преследователя (Емельянова, 2004).

Проигрывание определенных ролей членом семьи предопределяет наличие соответствующих ожиданий (экспектаций) окружающих по отношению к нему. При этом «роль» не является свободным выражением потребностей личности, а коренится в системе правил и нормативов.

Обобщая вышесказанное, следует подчеркнуть, что системные теории описывают различные виды нарушения коммуникации, дисфункциональные семейные роли, а также паттерны поведения, при помощи которых семейная система стремится сохранить равновесие или достичь его. Тесная взаимосвязь аддикции и особенностей семейной динамики показывает необходимость рассмотрения семейных взаимоотношений в качестве значимых факторов при построении реабилитационных систем, направленных на преодоление аддикции. Неоспоримой заслугой подобного рода исследований является понимание того, что если аддикция является компенсирующим элементом семейной дисгармонии, то успешной терапия может оказаться лишь тогда, когда будет найден альтернативный способ компенсации.

В предыдущих разделах мы проанализировали особенности отношений аддиктивного больного с его родителями и партнерами. Здесь будет рассмотрена семейная динамика, которая характеризуется тем, что сам аддикт выступает в родительской роли.

Многие работы, посвященные этой проблеме, свидетельствуют о том, что дети, растущие в семьях, где хотя бы один из родителей злоупотребляет алкоголем, в значительно большей степени подвержены возникновению у них эмоциональных (тревожное и депрессивное) и поведенческих расстройств (агрессивное), в отличие от детей из семей, где проблема чрезмерной алкоголизации отсутствует (Sher,Walitzer, Wood, Brent, 1991; Jacob, Leonard, 1986; Johnson, Left, 1999; Chassin, Pitts, DeLucia, Todd, 1999; West, Prinz, 1987).

Дети, матери которых страдают героиновой или кокаиновой наркоманией, имеют выраженные эмоциональные проблемы и часто попадают в поле зрение психиатров по поводу таких расстройств, как: депрессия, поведенческие расстройства, гиперактивность и нарушение концентрации внимания, злоупотребление психоактивными веществами (Luthar, Cushing, Mericangas, Rounsaville, 1998; Willens, Biederman, Kiely [et al.], 1995; Pilowsky, Zybert, Vlahov, 2004; Weissman, McAvay, Goldstein [et al.], 1999).

Употребление психоактивных веществ родителями зачастую приводит к отвержению и насилию по отношению к детям в семье (Chaffi n, Kelleher, Hollenberg, 1996; Powers, 1986; Velleman, Orford, 1993; Walsh, MacMillan, Jamieson, 2003).

R. Velleman (1993) говорит о том, что дети, родители которых злоупотребляют наркотическими веществами и/или алкоголем, находясь в состоянии хронического стресса, имеют множество разнообразных проблем.

Автор выделяет четыре основные области, к которым обычно относятся проблемы таких детей: поведение, эмоциональность, обучение, а также подростковый возраст.

В области поведения проблемы у таких детей проявляются в асоциальном поведении или других формах поведенческих расстройств. Например, автор говорит, что у них часто отмечается агрессивное поведение, правонарушения, вспышки раздражения, гиперактивность. В качестве нарушений в области эмоциональности R. Velleman описывает разнообразные психосоматические расстройства, от астмы до ночного недержания мочи; негативное отношение к родителям, к себе, самообвинения; замкнутость, плаксивость. У детей, родители которых злоупотребляют наркотическими веществами и/или алкоголем, часто возникают проблемы в школе, в том числе затруднения в учебе, отставание в чтении, плохая успеваемость и прогулы. Кроме того, в подростковом возрасте они чаще и раньше своих сверстников начинают употреблять алкоголь и наркотики.

Дисфункциональные семейные отношения, как уже отмечалось ранее, существующие в семьях аддиктивных больных, характеризуются, в частности, негативизмом, непоследовательностью, отсутствием конгруэнтности и противоречивостью коммуникативных посланий, нормами и правилами, неизбежно вызывающими хроническое чувство стыда. Все это приводит к формированию у членов семьи таких тенденций, как недостаток доверия к окружающим и избегание самораскрытия, склонность к гиперконтролю во взаимоотношениях, а также трудностям в построении близких доверительных отношений и выражении собственных потребностей, недостаточной способности к использованию интерперсональных ресурсов для получения поддержки (Black, Bucky, Wilder-Padilla, 1986; Bradshaw, 1988; Ricketson, 1989; Woititz, 1984).

По мнению Р. T. Поттер-Эффрона, дети, выросшие в семьях, «основанных на стыде», как правило, интериоризируют неодобрение своих родителей, ощущая никчемность, униженность, фундаментальную некомпетентность и глубокий стыд в глубине своего существа на протяжении всей жизни (Поттер-Эффрон, 2002). Уязвимость в интерперсональных отношениях компенсируется ими путем демонстрации полного контроля во взаимоотношениях с окружающими, при этом собственные чувства воспринимаются как нечто негативное, поскольку аффективные проявления ассоциируются с отсутствием внутреннего контроля (Cermak, Brown, 1982).

Исследованию психологических характеристик детей, родители которых злоупотребляют наркотическими веществами и/или алкоголем, посвящены также работы J. Woititz (1983, 1984). Автор приводит ряд характеристик, описывающих психологические особенности так называемых «взрослых детей алкоголиков». Woititz подчеркивает, что особенности их личностного функционирования во многом связаны не с наличием психических нарушений, а с отсутствием определенного коммуникативного опыта. Так, люди, выросшие в семьях больных алкоголизмом, отчаянно стремятся быть «нормальными» и могут попасть в ловушку «мифа о нормальности», обвиняя себя за неспособность соответствовать ему. Это происходит в силу отсутствия опыта реального взаимодействия в нормально функционирующей семье. Именно дефицит этого опыта определяет у них наличие таких характеристик, как: трудности в реализации поставленных целей и планов; склонность ко лжи, даже в тех ситуациях, когда сказать правду было бы проще; безжалостное самоосуждение; неумение развлекаться; тенденция воспринимать себя слишком всерьез. Проблемы в построении доверительных взаимоотношений проявляются в неспособности к обоюдному самораскрытию, гипертрофированном страхе отвержения, тенденции принимать близко к сердцу и чрезмерно реагировать на то, что от них не зависит, постоянном поиске одобрения, внутреннем ощущении инакости, отличности от других людей. С дефицитом опыта автор связывает также формирование у них гиперответственности или гипербезответственности; перфекционизма; чрезмерной лояльности; импульсивности.

Интериоризация правил, которые были адаптивны в родительской семье, приводит лиц, выросших в дисфункциональных семьях, к воспроизведению психотравмирующих ситуаций (виктимизации) во взрослой жизни (Black, 1985; Wegscheider-Cruse, 1986).

В зарубежной литературе широкую известность получила работа Claudia Black «It will never happen to me» (1982), в которой описываются некоторые особенности семейного взаимодействия, свойственные детям, растущим в аддиктивных семьях. Самыми существенными характеристиками функционирования семей химически зависимых автор считает «непоследовательность» и «непредсказуемость». При этом чем более непредсказуемой становится семейная обстановка, тем в большей степени поведение не страдающих аддикцией членов семьи представляет собой попытку стабилизировать семейную систему.

Три основных нормы, определяющие взаимодействие в аддиктивных семьях, по С. Black, могут быть обозначены как: «не говори», «не доверяй», «не чувствуй».

Норма «не говори», по сути, представляет собой негласный запрет на обсуждение существующих проблем (например, наличия химической аддикции) как внутри, так и вне семьи. Минимизация и рационализация случаев употребления ПАВ членами семьи служит для поддержания иллюзии благополучия. Правило «не доверяй» автор связывает с тем положением, что аддикция одного из родителей, как правило, сочетается с созависимостью другого и обусловливает их неспособность адекватно реагировать на эмоциональные и физические потребности ребенка. В такой семейной атмосфере ребенок постепенно привыкает к тому, что ему не на кого положиться в этом мире, утрачивает способность доверять и раскрываться. Норма «не чувствуй» проявляется в том, что в семьях больных алкоголизмом существует запрет на выражение эмоций, которые, как правило, проявляются лишь в виде осуждения и обвинения окружающих. В таких семьях дети постепенно привыкают не дифференцировать и не вербализовывать эмоции. В результате они оказываются изолированными от собственных чувств.

С. Black, как и другие авторы, подчеркивает, что семейная атмосфера обусловливает дефицит доверия к окружающим и час то сочетается с выраженной зависимостью от них у детей, растущих в таких семьях.

Дисфункциональная семейная динамика, по мнению С. Black, непосредственно связана с многообразными психическими особенностями, имеющимися у детей аддиктов. Среди этих особенностей называются такие как: чувство страха, вины, депрессии и изоляции; высокая ригидность в поведении; стремление контролировать других; склонность к развитию различных зависимостей (зависимость от ПАВ, расстройства пищевого поведения, секс-аддикция, трудоголизм); ощущение недостатка способности осуществлять выбор партнера и вступать в интимные отношения, а также ощущение отсутствия выбора и возможности изменить что-либо в собственной жизни.

Специальный интерес представляют выделенные Claudia Black атрибутивные конструкты – роли, описывающие психологические характеристики детей, растущих в семьях больных алкоголизмом: «ответственный человек» (responsible person), «приспособленец» (adjuster), «миротворец» (placater) и «заигравшийся ребенок» (acting out child). Каждый конструкт имеет свой набор характеристик, формирующийся у ребенка родителей-аддиктов, исходя из его представлений о том, что ему необходимо делать, чтобы приспособиться к жизни в собственной семье.

Роль «ответственного человека» (responsible person), как правило, достается старшему или единственному ребенку в семье и формируется в результате нарушения границ подсистем, в ходе которого ребенку делегируется ответственность за выполнение и контроль таких инструментальных обязанностей, как приготовление пищи, выполнение уроков сиблингами и т. п. Такое перераспределение обязанностей происходит в результате того, что один из родителей, как правило, мать, оказывается вовлеченной в аддикцию супруга и не справляется со своими обязанностями. Ребенок, играющий роль «ответственного человека», принимает на себя ответственность за структурирование окружающей среды, стремясь обеспечить ее постоянство. Он бдительно контролирует себя и окружающих, характеризуется ригидностью, эмоциональным оцепенением, сочетающимся со страхом потерять контроль над собственными эмоциями. Роль «ответственного человека» обеспечивает такому ребенку ощущение стабильности и комфорта, вне зависимости от того, в какой степени она была навязана ему окружающими или найдена им самим. Впоследствии такие люди не умеют веселиться, ставят только гарантированно доступные цели и живут четко структурированной жизнью.

Роль «приспособленца» (adjuster) обычно занимает средний или младший ребенок, который достигает определенной степени комфорта через пассивность и отказ от собственной позиции. Такой паттерн совладания позволяет ему оставаться невозмутимым вопреки событиям, происходящим вокруг, обеспечивает большей спонтанностью и гибкостью по сравнению с другими членами семьи. Для тех, кто играет роль «приспособленца», характерно соглашаться во всем, не желая принимать ответственность. Эта позиция сознательно рационализируется через представление о невозможности что-либо изменить. «Adjuster» скорее реагирует, чем предугадывает и направляет ход будущих событий. Для него типично действовать по инструкции, не думая и не чувствуя. Со стороны «adjuster» воспринимается изолированным и бесстрастным, не вникающим в домашние конфликты и эмоциональные переживания, возможно, эгоистичным. Родители, как правило, не уделяют таким детям особого внимания, в то время как они стремятся проводить время вне семьи. Избегание ответственности остается характерной чертой и во взрослом возрасте. При создании собственной семьи они могут находить партнера, склонного к созданию хаотичной семейной атмосферы, воссоздавая происходившее в их родительской семье.

Отличительной личностной чертой «миротворца» (placater) является гиперчувствительность к переживаниям и чувствам других. Дети, принимающие на себя эту роль, вовлекаются в разрешение интерперсональных конфликтов в семье, пытаясь улучшить самочувствие окружающих, стремясь уменьшить интенсивность боли, переживаемой другими членами семьи. «Миротворцы» оказываются «глухи» по отношению к собственным чувствам и переживаниям, совершенно не реагируя на собственные эмоциональные процессы. Фокусировка на переживаниях других людей выступает в качестве своеобразного защитного механизма, позволяя избегать взаимодействия со своими собственными, зачастую слишком болезненными, чувствами. «Placaters» никогда не выражают разочарования, не показывают предпочтений, постоянно испытывают чувство вины и просят прощения.

Роль «заигравшегося ребенка» (acting out child) часто выступает в качестве типичной при рассмотрении аддиктивных семей. Ребенок, исполняющий эту роль, вымещает свои эмоциональные переживания в антисоциальном или ином делинквентном поведении. При этом такое поведение может выполнять функцию переключения внимания семьи с существующих проблем на негативные последствия, появляющиеся в результате делинквентного поведения ребенка. Данная роль в наибольшей степени, чем остальные, может являться предиктором развития алкоголизма или наркотической зависимости в раннем возрасте. Автор подчеркивает, что часто у «заигравшегося ребенка» в наименьшей степени выражено «отрицание» происходящего в семье, по сравнению с другими ее членами.

Claudia Black отмечает, что первые три роли («ответственный человек», «приспособленец», «миротворец») могут смешиваться. Несмотря на внешнее благополучие таких детей, которые демонстрируют «ответственность», «заботу» и «способность приспосабливаться к кризису» в силу используемого ими совладающего поведения, у них часто формируются выраженные нарушения (дефицит) эмоционального и психологического функционирования.

Следует обратить внимание на то, что вышеупомянутые тенденции взаимодействия в аддиктивных семьях нашли также свое отражение в работах S. Wegsheider-Cruse (1981, 1986). Типологизация семейных ролей, проведенная автором, позволяет выделить четыре роли, часто исполняемые детьми в таких семьях: «ребенок-герой» (hero child), «талисман» (mascot), «потерянный ребенок» (lost child), «козел отпущения» (scapegoat).

Роль «ребенка-героя» во многом связана с функцией поддержания достоинства семьи при помощи демонстрации различных достижений и результатов во внешнем, не семейном пространстве. Кроме того, он принимает на себя ответственность за происходящее внутри семьи и стремится занять лидерскую позицию в семейной системе. На уровне внутренних переживаний «ребенок-герой» имеет много общего со взрослым, занимающим потворствующую позицию по отношению к больному члену семьи, и характеризуется попытками контролировать сложившуюся в семье жизненную ситуацию. «Ребенку-герою» присущи такие характеристики, как ригидность, гиперконтроль, перфекционизм, подверженность ипохондрии, излишняя критичность, переутомление в результате стремления к сверхдостижениям. Такая фокусировка на внешних целях обусловлена бегством от себя самого. Невозможность остановить алкоголизацию/наркотизацию близкого у такого ребенка часто формирует чувство собственной несостоятельности и вины. В связи с этим его типичной эмоциональной реакцией является агрессия, которая, в свою очередь, маскирует боль.

Роль «талисмана», по мнению S. Wegsheider Cruse, в основном связана с функциями переключения внимания и эмоциональной разрядки семьи, которая может осуществляться различными способами. Так, ребенок, играющий эту роль, может быть комичным и очаровательным или же раздражать своим гиперактивным поведением, постоянной суетой и болтовней. Под маской легкомыслия скрывается диффузная тревога, которую постоянно испытывает этот член семьи, находясь в ситуации угрожающей и непредсказуемой семейной обстановки.

Роль «потерянного ребенка» играет тот, кто в наименьшей степени привлекает внимание семьи, как правило, им интересуются лишь когда он болен. Его часто сопровождает ощущение изоляции, сочетающееся с отказом от социальной активности и чувством вины за то, что он не вписывается в семейную систему. «Потерянный ребенок» как бы освобождает семью от ответственности за него, что и является его вкладом в ее функционирование.