Текст книги "Игра в исцеление"

В детстве, когда Кесси просила рассказать нам что-то на ночь, мама всегда рассказывала про Стогвурд. Она говорила, что здесь так мало людей потому, что не всем по душе тихая и размеренная жизнь, и что многие пытаются найти счастье в шумных мегаполисах, лишь бы забыть прошлое. А жители Стогвурда не такие. Люди здесь ложатся и встают одинаково рано. Поэтому молодежь здесь обычно не задерживается. «Наш город, – говорила мама, – это как каша на завтрак: в детстве родители кормят тебя ей, став старше, ты отказываешься от нее и ешь, что душе угодно, а повзрослев, ты вновь начинаешь есть ту же кашу».

Я никогда не любила монотонные рассказы про свой город. Сколько себя помню, Стогвурд казался мне местом для покойников. Если твою машину забрали на штрафстоянку – все об этом знали. Если твоего дедушку положили в местную больницу – все об этом знали. Если твоя кошка окатилась – все об этом знали. Это меня всегда и убивало. Иногда мне кажется, что некоторые люди знают обо мне больше, чем я сама. Все становится таким понятным и знакомым, что невольно теряется вкус к самой жизни. Я никогда не мечтала жить в шумном мегаполисе, но и такую жизнь я не хочу выбирать.

От прохладного ветра мои зубы начинают стучать. Повернув в сторону дома, я слышу знакомый смех. На другой стороне улицы, недалеко от светлого «Чаккерса», в узком проулке стоит рыжеволосая девушка с длинным и тощим парнем в черном капюшоне. Мне не составило труда опознать в незнакомке Кэролин.

Парочка стояла, часто оглядываясь по сторонам. Чтобы не привлекать внимание, я отошла чуть дальше от светофора. Сначала Кэролин игриво шепталась с парнем, который в конце концов прижал ее в стене. Для подростков это вполне нормальная ситуация. И так я и думала, пока, наконец, не увидела солидную пачку денег, которую Кэролин достала из нагрудного кармана. Парень быстро, еще оглядываясь, сунул деньги в карман своей темной кофты, а взамен из другого кармана вытащил белый массивный пакетик.

У меня никогда не было идеального зрения, но даже так я увидела, как глаза рыжеволосой загорелись при одном взгляде на этот пакет. Она, не задумываясь, так же быстро, как и сам парень до этого, сунула его в свою сумочку. В следующую секунду и парень, и Кэролин, как будто никогда не знали друг друга, вышли из проулка и разошлись в разные стороны. На секунду взгляд рыжеволосой скользнул на соседнюю улицу, именно туда, где только что стояла я. Но мне уже удалось благополучно свернуть за соседний дом, оставшись незамеченной.

Я не питала особых иллюзий по поводу того белого пакетика, за который рыжеволосая отдала больше, чем платят моему отцу за месяц. Нетрудно было догадаться, что в нем находится порошок, который представляет собой большую ценность. И сравнивать его с сахарной пудрой было бы просто абсурдно. Раньше я думала, что такое бывает только в фильмах. Теперь невольно убедилась в тех самым «развращенных нравах современной молодежи», о которых говорила миссис Хенс.

Видимо, смелости у того парня и Кэролин достаточно, чтобы торговать и покупать наркоту прямо в проулке перед магазином. Особенно я удивлялась дерзости рыжеволосой. Ей наверняка поставили условие, схожие с моими. Только для меня непосещение группы предполагает индивидуальные страдания, а для нее – комнату с четырьмя стенами без жирной пиши, алкоголя, косметики и секса. Судя по ее характеру, рискует она многим, но все равно продолжает свою подпольную жизнь. Хоть Кэролин и выглядит как девочка с панели, мне показалось, что она отнюдь не глупа. И если это обычный кокаин, то она, учитывая ее ранние увлечения, в каком-то смысле идет на поправку.

В том, что в ее сумочке был именно он, я очень сильно сомневаюсь. Год назад, перед Рождеством, нам показывали обычный скучный документальный фильм о вреде наркотиков. Это было связано с тем, что неделю назад уборщица нашла в школьном туалете мальчиков использованный шприц. Как потом выяснилось, один из учеников (мне уже трудно вспомнить его имя) страдает диабетом и забыл вколоть себе инсулин дома. Несмотря на этот разрешившийся инцидент, фильм все-таки показали с целью профилактики (на самом деле, заранее узнав о фильме для старшеклассников, многие учителя покинули свои учительские места намного раньше, чем обычно). В итоге мы, сидя в плохо отопляемом большом актовом зале, полтора часа смотрели на бледные и измученные лица актеров. Я уже не помню, какой был сюжет (и был ли он там вообще), но одна фраза запомнилась мне отчетливо: «человек, попробовавший самый сильный наркотик, при всем желании и воли никогда не перейдет на более легкие вещества».

По-хорошему, я должна буду рассказать об увиденном миссис Хенс. Но с другой стороны, я задумалась, а чтобы сделали остальные? Мэтью, наверняка, даже и не заметил их, но если бы вдруг поднял голову, то отвернулся в эту же секунду, не задумываясь об увиденном. А Бетти настолько бы испугалась, что никогда не смогла рассказать кому-то, даже собственным игрушкам, о таком. И после этого встает эгоистичный, но очевидный вопрос: если всем плевать друг на друга, то почему меня должны интересовать их проблемы?

Размышляя об этом, я очнулась только тогда, когда услышала собачий лай. Вернее, не совсем его, а отрывистое тявканье, больше похожее на писк. Я повернула голову в сторону миниатюрного домика миссис Дагсон: в светлом окошке, прямо на подоконнике, сидел тот самый выделяющийся среди своих братьев и сестер белоснежный щенок. Он бил своими крошечными лапками по стеклу и смотрел на меня так пристально, что я замедлила шаг. На улице сейчас была только я одна, и, без сомнения, этот маленький проказник рвался ко мне.

Я вздохнула. Может быть, щенок почувствовал связь между нами. Он тоже, как и я сама, выделяется среди других, и, возможно, его тоже не принимают таким, какой он есть. Иначе почему он сидит возле окна один, пока остальные наверняка либо резвятся, либо уже давно спят. Но у нас с этим маленьким комочком есть и существенное различие: несмотря на его окрас, миссис Дагсон, которая прямо сейчас подошла к окну, помахав мне и забрав щенка на руки, не пытается изменить его. Это будет выглядеть слишком бредово, если она вдруг купит краску и начнет красить его в черный. После такого пострадает ничем неповинное существо, и в итоге краска вновь смоется, и он станет таким, как прежде.

Так почему же меня так яростно хотят изменить. Мисс Одли словно хочет перекрасить меня в другой цвет, даже не осознавая, что в первую очередь пострадаю я сама. Теперь она передала эту абсурдную эстафету миссис Хенс, которая так и ждет, когда я сама начну понимать, насколько я неправильна для этого мира.

Как это не тяжело осознавать, но каждому человеку пытаются внушить какую-то ложную истину. Особенно это проявляется в городах типа Стогвурда. Если ты отличаешься, если ты не веришь в то, во что верят другие, если ты не поддерживаешь или не отрицаешь то, что поддерживают или отрицают другие – ты неправильный, ты изгой, ты тот самый белый щенок среди своих угольно-черных братьев и сестер. И никто никогда даже не задумывается над тем, чтобы дать шанс тому, кто так сильно, как многим кажется, отличается от нас.

Мне не дали шанс, подослав мозгоправов. Бетти не дали шанса проявить себя в старшей школе и начали унижать. Мэтью не дали возможности самостоятельно прийти в себя, обременив его бесполезным лечением. Даже Кэролин, не дав возможности самой прочувствовать свои ошибки, вновь вернули ее к тому началу, от которого так яростно пытались спасти.

Эта единственная общая черта, объединяющая нас.

Глава 4.

Когда наши родители, посовещавшись, решили, что гораздо разумнее будет отдать Кесси семейную машину, нежели чем она каждый раз будет ездить из Крингстона на автобусе, потратив в два раза больше времени, учитывая все остановки. Тем более, наш старый серебристый «форд» уже давно перешел из стадии необходимого в стадию дряхлого. Все места, которые нам нужны (школа, супермаркет, больница) находятся настолько близко, что иногда даже из окна собственного дома можно наблюдать пьяных работников супермаркета с бутылкой виски или хромающего ребенка с матерью, который подвернул ногу прямо на физкультуре.

Единственная проблема была связана с работой отца – нефтяной завод «Лонголтен», который находится прямо на окраине городе, с целью избегания утечки отходов и выброса их на мирных жителей. Несмотря на то, что мы живем на западе Стогвурда, добираться до него все равно приходиться не мало, а автобусы, которые первое время, как только построили завод, и вправду возили работников, очень скоро прекратили свое существование из-за нехватки транспорта для школьников.

Но отец не растерялся. Он сказал, что будет добираться сначала до лесопилки мистера Парка, к которому каким-то чудом еще ходят местные автобусы (хотя нужды в этом никогда не было), а затем, пройдя пешком около 30 минут, окажется на своем «родном Лонголтене».

Несколько недель мама ужасно волновалась за него. Несмотря на то, что отец говорил про пользу прогулки, она все равно сидела, как на иголках, и успокаивалась лишь тогда, когда отец возвращался домой усталый, но невредимый и довольный. Постепенно тревога угасла и, наконец, Кесси вручили семейный форд. Пару дней она отказывалась принять машину, говорила, что он нам нужней, хотя на самом деле мы все знали, что это не так. Но затем, встретив мощный заслон, сестра все же сдалась.

Я сижу на переднем сидении. За рулем – Кесси, с распущенными темными и густыми волосами, в белой рубашке и обтягивающих синих джинсах. Она смотрит пристальным взглядом, не моргая, прямо на дорогу, аккуратно держит руль двумя руками и, кажется, даже не дышит. В машине пахнет пихтой – старенький ароматизатор, который я дарила больше года назад, чудом держится.

Я смотрю на дорогу. Она довольная узкая и мы постоянно сталкиваемся со знаком «крутой поворот». Я всего лишь раз ездила по ней, но без труда узнаю, что это. 39-ое шоссе. И едим мы в Стогвурд, потому что спереди отчетливо виднеется железная дорогая. Мы приближаемся. Я уже вижу шлагбаум, а слева от нас нормальную дорогу, по которой мы и должны продолжить путь.

Но что-то идет не так. Кесси непозволительно медлит на поворотах, а это странно, ведь она была лучшей ученицей мистера Стиверса, инструктора в автошколе. Я пока молчу. Но тревога нарастает. Мы продолжаем ехать прямо, наперекор всем правилам. Тогда я не выдерживаю. Я пытаюсь закричать Кесси, но не издаю ни звука. Снова пробую. Ничего. Я словно кричу в себя.

Я пытаюсь повернуться, отстегнуть ремень, но тело меня не слушается. Меня словно парализовало, теперь я не могу повернуть голову даже в сторону сестры. Наша машина сбивает шлагбаум и выезжает прямо на рельсы. Двигатель глохнет. Срабатывают подушки безопасности, и из-за них становится трудно дышать. Я слышу нарастающий шум. Из-за шлагбаума стекло «форда» разбито. Сквозь большие трещины я вижу приближающийся поезд, который, не переставая, сигналит. Я снова пытаюсь закричать, но также безуспешно.

С трудом, но все же мне удалось повернуть голову в сторону водительского места. Голова Кесси на подушке безопасности, из ее левого виска сочится кровь, пачкая лицо, одежду и сиденье. Глаза закрыты. Ее кожа становится такой же бледной, как и моя. Губы посинели. И тут во мне просыпается слепая, но твердая уверенность, что ее сердце остановилось. Я снова пытаюсь закричать. Поезд неумолимо приближается. По всему телу чувствуется вибрация.

Нет, нет, нет, нет…

Она жива, Кесси жива!

Ослепляющий свет заставляет мои глаза зажмуриться. В ушах начинает звенеть. Последний резкий и громкий звук поезда, и я снова слышу этот пронзительный женский крик, пытающийся донести до меня знакомое имя…

Просыпаюсь в пустой квартире. Пару минут я лежу молча. Дыхание сбилось настолько, что мне кажется, будто я пробежала три километра без подготовки и перерыва. Холодный пот струится по бледной коже. Я закрываю глаза, вижу пустоту и вновь их открываю. Сердце бешено стучит в груди, готовое покинуть тело в любую минуту. Я глубоко вздыхаю. Это всего лишь сон. Всего лишь кошмар. Я убеждала себя этим, но внутри будто все перевернулось. Я не верила собственного разуму. Переворачиваюсь набок. Щекой чувствую что-то мокрое. Слезы. Мои слезы. Только сейчас я заметила, что плачу.

Я никогда не плакала во сне. Когда мне было шесть, мы с Кесси смотрели ужастик, стащив ноутбук родителей. Ближе к утру я проснулась от всхлипывания сестры. Кесси рассказал, что ей снился маньяк, гонящийся за ней в темном лесу. Несмотря на ее впечатлительность, она любила ужастики и всегда заставляла смотреть меня с ней. Сколько себя помню, никогда не видела кошмаров, и, тем более, не плакала.

Собрав все свои силы, я приподнимаюсь с кровати. Тело снова начинает меня слушаться, я снова могу говорить, моя сестра жива, а значит, это был обычный сон, которому не суждено превратиться в явь. Слезы высохли, пульс стал нормальным, дыхание почти восстановилось. Остается только сходить в душ, смыть с себя остатки пота и неприятной горечи во рту.

Вот только что это за странное чувство реальности грезит внутри меня? Будто я пережила свой кошмар на самом деле. Будто все это было на самом деле. Будто я действительно была на переднем сидении «форда» вместе со своей сестрой. Будто мы и вправду погибли.

Холодный душ полностью возвращает меня в реальность. Я смотрю в зеркало – такая же бледная кожа, те же синяки под зелеными глазами, та же маленькая родинка на левом виске.

Это я. И я живу настоящим. И у меня все в норме.

Аппетита нет, поэтому, равнодушно пройдя кухню, я снова захожу к себе в комнату. Должно быть, наслушавшись в субботу странных и даже ужасающих историй, мое подсознание решило создать нечто такое, о чем бы и я смогла поделиться. Но я не поддамся психологической атаке. Если весь мир против меня – пускай, но я все равно буду жить, а не просто подчиняться чьим-то глупым правилам.

Нужно заполнить мозг хорошими новостями, как бы уравновешивая порядок вещей. Поначалу кажется, что их вообще нет. Однако я вспоминаю вчерашний email от мисс Одли, которая сообщила, что на этой неделе ее визит ко мне отменяется в связи «с новым методом лечения». Это что ни на есть прекрасная новость, но вслед за ней всплывает на поверхность и нечто скверное. В субботу я вновь должна оказаться среди серой мышки, железного человека и наркоманки. И не стоит забывать о руководительнице группы неудачников – нетерпеливой и лицемерной даме, которая способна вместить в себя как минимум два моих скелета. Но даже эта компания кажется мне намного лучше, чем общение с мисс Одли один на один. Так что пока придется терпеть.

Есть еще одна хорошая новость заключается в том, что сегодня понедельник, а значит, уже на этой неделе я смогу записать Кесси очередное послание, которому она должна быть рада. Но и этот факт омрачается тем, что сестра давно ничего не писала сама. Иногда мне хочется набрать ее номер, но каждый раз я сбрасываю, не дождавшись даже первого гудка. Разумнее предположить, что чувство, останавливающее меня – собственная совесть, которая так и намеревается прочитать лекцию о занятости студентов под конец весны. Кроме того, зная Кесси, она наверняка не пропускает самые крутые вечеринки, на которые ее, конечно же, приглашают. Однажды, перед самым выпускным в средней школе, она вернулась домой в три ночи, пьяная в стельку. Я потратила немало усилий, чтобы скрыть ее похождение. На все вопросы родителей я только и отвечала, что сестра вернулась утром, а шорох, который они слышали ночью – мой голодный желудок в поисках холодильника.

Несмотря на все мои старания оправдать Кесси, иногда я чувствую к ней неприязнь. Порой сестра казалась мне чужой. Часто мне казалось, что я не достойна общения с ней, потому что наша внешность, как и наш характер, сильно контрастируют друг с другом. Но это всего лишь мое мнение. Наверняка Кесси никогда не забивала свою голову подобным бредом.

Как только мои попытки найти пару светлых моментов моей обыденности заканчиваются провалом, я вспоминаю все то, что на самом деле не дает мне покоя. Во-первых, я до сих пор не могу выкинуть из головы увиденное в субботу. Кэролин и тот подозрительный парень, пачка денег, скрепленных резинкой, и белый порошок в обычном белом пакете.

Самое интересное для меня то, что обычно, как показывали в том самом школьном видео про наркоманию, молодежь покупает дозы как минимум раза в 3-4 меньше той, что поместилась в сумочку Кесси. Это напрямую связано с материальным положением подростков. Отсюда возникает вопрос: откуда у Кэролин, с виду эффектной, но не богатой девице, столько денег?

Я в очередной раз ловлю себя на мысли о том, что должна рассказать о Кэролин миссис Хенс. Но если она уже раз обманула наркологов и психологов, то какова вероятность, что она не сможет обмануть их снова?! В любом случае, это не мои проблемы. Я не виновата в том, что она подсела на эту дрянь, я не виновата в том, что ей приходиться каким-то чудесным способом добывать деньги и тратить их на очередную дозу. Я не виновата, что она должна каждый день обманывать всех ради собственной же безопасности.

Она – не я. И я никогда не стану такой.

Во-вторых, при воспоминании о моем воскресенье тело сразу же бросает в дрожь. Этот день, к моему большому сожалению, я запомню надолго.

Все не заладилось с самого утра. Проснувшись после полудня, я сразу почувствовала что-то неладное. И мое чутье меня не обмануло: отца не было дома. А это довольно странно, ведь по воскресениям ему не нужно вставать на работу, отнимающую у него столько сил и здоровья. В свой выходной он обычно избегает даже похода в магазин, посвящая все свободное время либо сну, либо телевизору. Но дом был пуст. За окном вовсю разъезжали машины, кричали дети, до меня даже доносился щенячий писк. А в собственном доме образовалась зона отчуждения.

Сначала я не придала этому особое значение. Мало ли, какие дела могут быть у взрослого мужчины. Может, он даже решил навестить маму. Этим я продолжала утешать себя вплоть до самого вечера. К восьми часам паника усилилась. В девять я пробовала звонить на телефон. Услышала знакомую мелодию из родительской спальни. Телефон вибрировал прямо на скомканной постели. Я мучилась в ожидании пару часов, которые казались для меня невыносимыми. Если бы Кесси или мама были здесь, они непременно решили бы, как найти отца. Все решилось бы буквально за двадцать минут. Но их здесь нет. Здесь нет никого, кроме нарастающего ужаса.

В начале десятого я услышала звонок в дверь. На пороге, опершись на лысого крепкого мужчину, еле стоял мой папа. Терпкий запах алкоголя, исходивший от них обоих, заставил меня сморщиться. Я не знала, что мне делать, поэтому просто стояла в оцепенении, наблюдая за развитием событий. Я не слышала, что говорил мужчина. Помню только, что он представился Робертом, коллегой отца. Дальше говорил что-то про бар и про то, как «опасно смешивать пиво с водкой в большом количестве». Он донес отца, который ни на что не реагировал и, кажется, давно спал, прямо до кровати, где я сняла с него ботинки и легкую темно-синюю кофту – наш общий подарок с Кесси на его день рождение.

Выглядел отец неважно. Только сейчас я заметила, насколько он исхудал. Кожа бледная, как и у меня, веки припухли, глаза покраснели, под ними огромные оттеки. Сальные волосы от пота прилипли ко лбу, ладони исцарапаны. Никогда еще мне не доводилось видеть его в таком состоянии. Раньше он не позволял себе даже банки пива по выходным, а теперь пьет даже в будние дни. Я почувствовала себя маленькой девочкой, впервые услышавший скандал родителей. Это непреодолимое чувство вины буквально сжирает тебя изнутри, хотя я знала, что в подобном состоянии отца никто не виноват, даже я.

Обхватив плечи руками, как это делала мышонок из группы неудачников, я молча смотрела на спящего отца. Руки у него слегка подрагивали, поэтому я накрыла его пледом матери. Когда я вышла из спальни, Роберта уже не было. Наверняка, еще стоя на ногах, он пошел продолжать банкет. По его лицу – желтоватому и обрюзгшему – нетрудно догадаться, что он завсегдатай в местных барах. Случалось, что несколько раз отец знакомил нас со своими близкими коллегами, с которыми он мог ходить в боулинг. Но я никогда не видела среди них Роберта. Должно быть, они сблизились недавно, и эта дружба явно не пошла на пользу моему папе. Но вряд ли даже самый заядлый алкоголик мог заставить отца выпить хоть глоток. Очевидно, что это его сознательное решение, доведенное до плачевных последствий.

Мы оба скучаем по маме и Кесси. Но разве это повод напиваться в сомнительной компании? Хоть Роберт и вызывает у меня омерзение, но я должна была быть благодарна ему за то, что он принес отца домой. Хотя и я не лучше. Считаю себя нормальной, при этом не хожу в школу уже несколько месяцев, сижу дома затворником, а все мое общение сводится к пустым разговорам с мисс Одли, обменом пары фраз с отцом и собственным монологом с видеокамерой.

Тихо, стараясь не разбудить отца, я захожу в спальню и ставлю на коричневую тумбочку стакан с водой и аспирин. Завтра ему это точно пригодится.

И вот наступило завтра. Папы нет дома, стакан опустошен и таблетки не видно. Я знаю, что он на работе, и, когда отец вернется, мы будем вести себя, как обычно. Словно воскресенья никогда и не было. Мы доедим остатки еды миссис Дагсон, потом разойдемся по своим комнатам и будем думать о своем.

Меня это устраивает. Меня всегда устраивала тишина, в отличие от мамы и Кесси. Они могли найти повод для разговора даже с мертвым. Мы с отцом их полная противоположность, и в этом, наверное, была некая золотая середина нашей семьи.

Сейчас она давно нарушена. Нарушена всеми нами.

Глава 5

Вторник – и я опять просыпаюсь рано. Не потому, что мне снятся кошмары, а потому, что я решила стать абсолютно нормальной.

В школу мне дорога закрыта, поэтому я решила найти альтернативный вариант, который точно бы понравился моей маме. Мне необходимо вернуть наш дом в прежнее состояние, вдохнув в него уют. Когда вся семья будет в сборе, я хочу, чтобы они увидели это место таким же, каким оно было раньше, не хуже и не лучше. Но для этого надо очень сильно постараться.

С девяти утра и до полудня я отмывала всю квартиру, вытерала пыль, чистила зеркала и всю ванну, заправляла все постели, выбрасывала из холодильника все, что уже давно не подает признаков жизни, добавляя к мусору пустые пивные бутылки. И все это я сделала как обычный нормальный человек. У меня нет проблем, и теперь в доме тоже их нет. От осознания своей нормальности мне стало намного легче, поэтому, довольная результатом, я решаю не останавливаться на достигнутом и серьезно заняться готовкой. Но для этого нашему холодильнику срочно необходимы свежие продукты, а не прокисшее молоко и хлеб, покрывшийся плесенью. Подумав, я решила сходить в местный супермаркет и купить все необходимое хотя бы для простой яичницы. Пока я собиралась, то всячески пыталась вспомнить, когда я в последний раз ходила за продуктами. Обычно отец ходил за ними после работы. Либо мы просто заказывали пиццу на дом, что очень удобно. Но теперь мне надо сделать все самой ради семьи.

Термометр, убеждавший меня в том, что на улице довольно прохладно, явно меня обманул. На улице светило ослепляющее солнце, нет ни единой тучки, как и надежды на спасательный дождь. По улицам важно расхаживают дети с огромными рюкзаками. Им все равно на жару, даже в водолазках и штанах они прыгают по газонам, кидают друг другу летающие тарелки и бегают по дороге. Некоторых уже загоняют домой, однако они либо делают вид, что не слышат, либо что-то невнятно бормочут обеспокоенным родителям и продолжают свои забавы.

Когда-то и мы с Кесси были такими. То время, когда я только-только пошла в среднюю школу, а она уже была в выпускном классе, было одним из лучших в моей жизни. Целый год мы ходили вместе, болтали по дороге, даже умудрялись разговаривать на перемене. Кесси знакомила меня со своими друзьями, и многие в классе считали меня популярной. Много раз и она просила рассказать меня о своих одноклассниках, но правда в том, что со мной никто не общался. Мне никто не был нужен, компания сестры была для меня самой приятной.

У Кесси уже тогда был парень. Его звали Итан, и я видела его всего один раз. Несмотря на то, что мы с сестрой были близки, она умудрялась скрывать многое. Возможно, уже тогда она понимала, что такие отношения вряд ли имеют продолжение в будущем. Так оно и было: неделю спустя после окончания средней школы Кесси как бы невзначай проговорилась, что теперь «свободна и готова к новым подвигам». И, как оказалось, подвиг не заставил себя долго ждать. Он явился в лице семнадцатилетнего Томаса Хардсона, высокого баскетболиста с каштановыми волосами и пухлыми губами, как у девчонок. Про него Кесси рассказывала намного больше. Он был настоящий мачо: приходил только к третьему уроку, после занятий тренировался, часто снимал майку, обнажив все шесть кубиков пресса и накаченные руки, а после школы тусовался со своими друзьями, но никогда (по рассказам сестры) не злоупотреблял алкоголем.

Все девчонки сходили с ума по нему. Но четырнадцатилетняя Кесси быстро добилась своего: в октябре она уже ходила по вечеринкам на правах девушки Томаса. Ей завидовали многие, но никто не высказывал своих претензий вслух. Кесси говорила, что у них настоящая любовь. Первые полгода были похожи на сказку: он заезжал за ней на собственной машине, дарил цветы, дорогие подарки и украшения. Сестра бывала везде, где только был Томас, ходила с ним на тренировки и вечеринки, ездила за город и однажды даже осталась ночевать в его большом особняке на окраине города. Отец Томаса до сих пор руководит заводом «Лонголтен», на котором работает мой отец, и доход от него, несмотря на размер нашего городка, немалый. Вернувшись «от подруги», как думали родители, она была в таком восторге, что несколько часов пролежала на постели, не двигаясь. На все мои расспросы она лукаво улыбалась и говорила, что я еще слишком мала, чтобы знать подобное.

А после Рождества в отношениях Кесси и Томаса началась черная полоса. Случилось так, что одна из старшеклассниц начала рассказывать моей сестре про многочисленные измены ее парня. Не знаю, были ли они на самом деле, но, как мне потом стало известно, никаких доказательств не было. Кесси находилась в глубоком отчаянии. Несколько недель она плохо ела, ни с кем не разговаривала, и только через какое-то время мне удалось узнать, что произошло. Лишь чудом Томасу удалось вернуть расположение моей сестры. Через месяц они снова целовались возле порога нашего дома, а она по-прежнему считала, что после окончания школы выйдет за него замуж.

Через три месяца после примирения они расстались. Через год Томас уехал играть за какую-то набирающую популярность и авторитет команду, а Кесси так и не смогла его забыть. Она была не из тех, кто любит плакаться в подушку, но по ночам, больше года, я слышала ее тихие всхлипывания. Все ее мечты были лишь ее мечтами, поэтому им не суждено было воплотиться в жизнь. Чтобы не казаться брошенной малолеткой, сестра быстро сменила компанию. У нее появилась подруга – Тиффани Джефферсон, обаятельная блондинка с третьим размером груди. Они с Кесси были одногодки, однако уже в шестнадцать лет подруга сестры выглядела на все двадцать пять. Она была чересчур непостоянной. За пару месяцев Тиффани удавалось менять около четырех парней. Однажды Кесси рассказала, что у ее подруги есть маленький розовый блокнотик, в котором она записывает даты своего лучшего секса. Судя по всему, он был почти исписан.

Кесси и Тиффани были самыми популярными в старшей школе. Несмотря на это, парень у сестры появился только в семнадцать. Его звали Брюс, и он был полной противоположностью Томасу: русые волосы, светло-карие глаза, невысокий, немного худощавый и очень спокойный. Он был настоящим пай-мальчиком, тот самый, которого выбирают нагулявшиеся девушки, решив наконец отказаться от вечеринок и создать семью. Брюс не ходил по тусовкам, усердно учился, с младшей школы у него не было ни одной четверки. Но он действительно любил Кесси. Я поняла это по его глазам: точно также в свои четырнадцать сестра смотрела на Томаса.

Для Кесси Брюс был как она сама три года назад была для Томаса: альтернативный вариантом. Он больше года добивался сестры, почти каждую неделю она приносила домой букет роз. Иногда парень оставлял возле порога большую коробку конфет, а на день рождение Кесси подарил ей огромного, почти ростом с нее, плюшевого медведя. Да, у него не было машины и такой популярности, как у Томаса, но вскоре сестра сдалась. Брюс был знаком с нашими родителями, всегда обходился с нами вежливо. Он никогда не запрещал моей сестре развлекаться, однако наутро в ее айфоне всегда было как минимум 10 пропущенный от него, иногда он даже звонил и мне.

Но Кесси, несмотря на все его старания, подарки и любовь, так и не смогла ответить ему взаимностью. Когда она смотрела на Брюса, на ее лице проскальзывало раздражение, иногда и самый настоящий гнев. Ее парень был идеальным, но он был не Томасом, и это ее бесило. Кесси так и не смогла забыть свою первую любовь. Это знали все: и я, и Тиффани, и даже родители. Но сестра не признавала этого, да и сейчас вряд ли признает. Однажды мне хватило наглости намекнуть об этом, из-за чего Кесси не разговаривала со мной две недели. Подобная ситуация была и с Тиффани. С тех пор больше об этом никто и не говорил.

Сестра бросила Брюса незадолго до своего отъезда, прекрасно зная, что он собирался ехать с ней, хотя с его способностями мог уехать куда только пожелает. С поступления Кесси больше я о нем не слышала, в семье никогда не говорили об их разрыве. А сестра была такой же веселой, как и прежде, по крайне мере, хотела казаться такой.

Супермаркет вновь вдохнул в меня жизнь. По местным меркам он считался большим, и поэтому тут работало целых три кондиционера. Самый первый – на входе – заставлял чувствовать себя в раю. Судя по одной работающей кассе, покупателей почти не было. Бабушка в отделе для животных, мамаша с коляской, выбирающая детское питание своему ребенку, и пара школьников с содовой – вот и вся сегодняшняя публика для продавцов и охранника, который уже давно спит на стуле возле запасного выхода.

Выходить на улицу так сразу мне не хочется, поэтому я решаю обойти все отделы и посмотреть изменения. Но мои поиски нового не дали особых результатов: отдел молочных продуктов перенесли ближе к кассе, а все остальное осталось неизменным. Такие же огромные прилавки, такие же ценники, даже продавщица, худощавая брюнетка с болезненно-красными глазами, осталась прежней.