Текст книги "Последняя"

– Это он? – наклоняясь к Эрсиль, прохрипел незнакомец.

– Ты тоже? – догадалась она. Так вот чье присутствие тревожило ее со вчерашнего утра!

– Убирайся, – велел Къельт и подступил к незнакомцу, оттеснив Эрсиль.

Трое зевак, наблюдавших за случившимся, возомнили, что побоища не миновать, и шарахнулись кто куда. Молодая женщина начала громко звать констебля.

– Къельт, – встрепенулась Эрсиль, – этот человек, он не чужой мне!

Къельт чуть отстранился, все еще угрожая незнакомцу сталью.

– Ты должна пойти со мной, – обратился тот к Эрсиль. – Я ждал тебя.

– С чего это она должна? – недовольно прищурился Къельт.

– Мне нужно. Он мой друг… э-э-э детства. Я не сразу его вспомнила, – убеждала Эрсиль.

– Уверена, что не ошиблась?

Эрсиль кивнула, и Къельт безучастно продолжил:

– Твое решение. Я заночую в ближайшей гостинице. Если до рассвета не явишься, отправляюсь без тебя.

Предупредив Эрсиль, Къельт окатил незнакомца морозным взглядом и устремился вверх по крутой улице.

От столярной мастерской с сияющими фонарными окнами долетели строгие окрики. Из-за угла выскочили патрульные и зашумели: «Где тут злостные возмутители спокойствия? Ну они у нас схлопочут!» Эрсиль и незнакомец точно по команде нырнули в сквозной дворик. Немного попетляв по Сайвилю, они влезли в пропахший плесенью тупичок между трехэтажными домами и высоким каменным ограждением. Эрсиль прислонилась к стене, незнакомец согнулся, опираясь на колени. Во мраке, в своем длиннополом сюртуке угольного цвета и серой накидке, он был подобен бесплотному сгустку мглы. Но Эрсиль, впервые повстречавшая этого мужчину, не боялась его. Она просто знала, что он такой же.

Незнакомец придвинулся к Эрсиль. Взял ее ладонь мокрыми, стылыми, как тающий снег, пальцами и повторил:

– Это ведь он? – Голос его слабел.

– Д-да, – ответила Эрсиль, запнувшись. – Тебе плохо? Ты… плачешь?

– Сегодня я погибну.

Эрсиль вздрогнула, а незнакомец вдруг крепко обнял ее. Словно надеялся, что она способна удержать его в этом мире вопреки всему.

– Побудь со мной до конца, – попросил он, безжалостно наваливаясь на Эрсиль.

– Побуду, – тихо произнесла она, и накопившиеся слезы ее хлынули наружу. Тучи за компанию разрыдались, в отчаянии колотя Сайвиль.

– Как твое имя?

– Я не заслуживаю имени. Я не сумел настичь ее за целых три года.

– Не сумел?

– Нет, – качнул головой незнакомец.

Тяжело было стоять вот так, слушая дождь и прерывистое дыхание обреченного, – стоять на пороге чьей-то смерти. Эрсиль знобило, ей хотелось высвободиться, убежать, спрятаться. Но оттолкнуть незнакомца, бросить его – это приравнивалось бы к предательству.

– Ты со мной, – прошептал он. – Я очень рад. Я почувствовал тебя вчера.

А Эрсиль могла лишь гладить спутанные волосы несчастного, потому что ей нечем было утешить его.

Неизвестно, сколько прошло времени – час ли, два. Незнакомец уткнулся Эрсиль в плечо и почти не шевелился. Осенняя тьма заволокла город, не пощадила она и квадратик неба за кромкой ржавых водостоков. Единственно, из щели под дверью напротив сочился зыбкий желтоватый свет.

– Ничего, что мы с тобой в таком месте? – пробормотала Эрсиль, когда молчание сделалось нестерпимым.

– Мне это не важно, только не уходи, – откликнулся незнакомец и как подкошенный рухнул на землю.

Эрсиль устроилась рядом, стараясь плотнее обхватить его, чтобы подарить каплю тепла. Незнакомец облокотился на кирпичную приступку. По заострившемуся лицу скользнул блеклый лучик, отразившись в широко распахнутых глазах.

– Ты обязана убить его… – простонал незнакомец и закашлялся. – Ты осталась последняя.

– Нас же было четверо: Саэльвин, Нурт…

– Все канули.

Эрсиль почудилось, что она ломается, что ее перекручивает от ощущения собственной беспомощности. А потом Эрсиль затопила пустота. «Все погибли». Невелика беда, она же никогда не видела их. Связана с ними по крови – и кого это волнует? Люди угасают каждую секунду – десятками, сотнями. Не лучше ли и ей? Прямо сейчас, здесь, сидя в подворотне бок о бок с человеком, испытавшим все то, что испытала она?

А силы быстро покидали незнакомца. Он сползал влево, придавливая Эрсиль. Тело его подергивалось.

– Ты совершишь это ради всех нас. Живи ради всех нас. Я не выполнил свое предначертание. Она скрывалась от меня. Я не догнал ее или боялся догнать. Но ты владеешь магией…

– Он – Идущий за Дождем, – возразила Эрсиль.

– Тогда убей его во сне. Он верит тебе, желает верить безгранично, воспользуйся, – сипел незнакомец, цепляясь за Эрсиль. – Скоро… Скоро я исчезну…

Чьи-то шаги пресекли его напряженную речь. Между домами возникла длинная тень.

– Эрти, ты простудишься…

– Уходи, Къельт! – крикнула Эрсиль. – Уходи отсюда!

Къельт повиновался, а Эрсиль не интересовало, как он нашел их: крался по пятам от основной дороги или позже рыскал, заметив направление. Мысли ее скомкались запятнанными листками с глупыми разрозненными записями. А ливень все рисовал свои вертикали, тщетно сражаясь с чернотой ночи.

– Он беспокоится за тебя, воспользуйся, – прохрипел незнакомец и сунул в руки Эрсиль некий предмет в холстине. – Теперь… прощай.

Не было ни грома, ни яростного всепоглощающего пламени. Незнакомец просто сгинул, растворился, словно никогда его не существовало. Эрсиль не удивилась. Она думала, что самое позднее к утру околеет и что, пожалуй, это хорошо. Испариться бы так же, как незнакомец…

В проеме опять мелькнул Къельт. Подскочил, глухо бранясь, и взялся хлопать Эрсиль по щекам. Поднял ее с грехом пополам и поволок за собой. Вокруг Эрсиль все расплывалось. Низкий одурманивающий гул стоял в ушах.

Къельт ногой пихнул дверь трактира и повел Эрсиль через общий зал наверх. Кто-то охал, кто-то смеялся. Эрсиль ничего не различала: искры перед внутренним взором опаляли ей веки. Къельт стащил с Эрсиль мокрый измаранный плащ, уложил ее на постель и удалился, не проронив ни звука. Эхо голосов и шум в голове Эрсиль внезапно смолкли, на нее обвалилась тишина. А точнее, Эрсиль показалось, что темную комнатку захламили тишиной, как мешками с овечьей шерстью: густой, пахучей и жаркой.

Помаленьку Эрсиль отогревалась. Разум начинал проясняться, и, правду сказать, Эрсиль предпочла бы, чтоб он не прояснялся. Забыться, стереть из памяти умершего мужчину и все, что он говорил перед гибелью, – об этом мечтала Эрсиль. До сих пор она стискивала принадлежавший незнакомцу сверток, и не было нужды разматывать тряпицу. Эрсиль поняла, что внутри – старинный кинжал рода, который наследовался в пределах одной ветви и которого ее ветвь лишилась давным-давно. Приняв его, Эрсиль не могла вырезать сердце врага иным оружием – так завещали Первые.

Небрежно затолкав под тюфяк и собственный стилет, и клинок незнакомца, Эрсиль смотрела в потолок. Возвратился Къельт, зажег коптящую лампу, налил в стакан коричневатой жидкости из стеклянной бутыли и заставил Эрсиль отхлебнуть. Горькое огненное бренди притупило боль, отвлекло.

– Еще, – потребовала Эрсиль.

Къельт плеснул не скупясь и, надо отдать ему должное, ни о чем не расспрашивал. Эрсиль выпила залпом. Полегчать ей не полегчало, но спустя минуту она уже спала.

Глава 4. Лиловый бант

Мерзлым бесцветным лучом в каморку заглядывало яркое солнце. Оно подмигивало Эрсиль и мешало ей невыносимо.

– Окно, пропади оно… Занавесь, – проворчала сквозь дрему Эрсиль, убежденная в том, что спиной она вросла в кровать и что пошевелить даже бровью – задача наитруднейшая.

– Полдень. Не занавешу. Нам пора, – ответил Къельт.

Эрсиль завозилась и натянула лоскутное одеяло повыше. Но Къельт изобрел новый способ истязания.

– Не тряси меня, ты, вражина! – пропыхтела Эрсиль и, отмахнувшись, ненароком ударила Къельта.

Получилось звонко. Къельт в отместку сдернул покрывало, зашвырнул его в угол. Эрсиль съежилась и попробовала спрятаться в соломенных недрах матраса. Но матрасы, как правило, нечасто продырявливаются, если воткнуться в них макушкой.

Вчера Къельт позаботился об Эрсиль: ни башмаков, ни жакета на ней не было – только фланелевая рубашка и штаны. Открытие это смутило Эрсиль. Она тут же окунулась в действительность, и в действительности оной преобладало чувство стыда.

– Сделай милость, Къельт, выйди вон. – Язык у Эрсиль еле двигался, в горле пересохло. – Ты меня разбудил. С твоего разрешения, я бы переоделась.

Скрипнули петли, хлопнула створка. Эрсиль медленно села.

– Виверн, забери меня отсюда. Позвольте скончаться в одиночестве… – кряхтела она, вынимая из тюка влажную измятую юбку.

В маленьком выщербленном зеркальце над умывальником Эрсиль с содроганием увидела разнесчастную припухшую физиономию. На затылке, судя по всему, некогда гнездовались крайне неопрятные вороны, в глаза как песку насыпали, и шрам – куда без него? – белым росчерком дополнявший наружность Эрсиль, имел место.

– Образина, – скривилась она.

Холодная вода чуть сбавила отек, щетка и зубной порошок из керамической баночки изничтожили гадостный привкус во рту, гребень повыдергал колтуны, но почему-то Эрсиль от этого не повеселела.

Коротко постучав, из затененного коридора вынырнул Къельт. На лице его не отражалось ничего, кроме сосредоточенности. Он увязал сумки и повел Эрсиль завтракать.

В нижнем зале обосновалось человек шесть, целеустремленно поглощавших супы, рыбные пироги и прочее. Возле Къельта и Эрсиль тотчас захлопотал надоедливый трактирщик. Он пригласил их за стол и, помимо тарелок со всякими разносолами, водрузил перед ними глиняное блюдо с овощами и тушеной бараниной под соусом из чесночной горчицы.

Аппетит у Эрсиль отсутствовал. Ковырнув мясо, она отложила вилку. Къельт нахмурился и обязал Эрсиль наедаться впрок. После утомительных препирательств она сжевала-таки гренку с маслом и кусок сыра.

Без четверти два Къельт и Эрсиль покинули Сайвиль. Шагая по его сутолочным горбатым улицам, Эрсиль уныло рассматривала людей. Многие улыбались, о чем-то беседовали, спорили. Из торговых лавок с украшенными витринами появлялись довольные покупатели, трепетно сжимая в объятиях упакованные в бумагу вещички… Эрсиль была здесь чужой, как и везде. Против воли она задумалась о том, чтобы бросить все и избавить грешную землю от гнили Проклятых – раз и навсегда.

Къельт, на удивление, попытался ободрить Эрсиль – способом несколько странноватым. Он потрепал ее по плечу и заметил, что погода налаживается. Эрсиль вяло кивнула, а Къельт вдруг разразился потешной байкой о трусливом кудеснике, до обморока боявшемся коров, и о проказливом импе. Эрсиль слушала Къельта вполуха, проваливаясь в собственные воспоминания.

До того как бабушка поведала ей страшную истину, а случилось это на тринадцатом году жизни, Эрсиль была почти счастлива. Да-да, счастлива, теперь она понимала… Бабушка не ленилась рассказывать ей чудесные сказки, а когда Эрсиль освоила грамоту в сельской школе, подсунула некие рукописи. Они не ошеломили Эрсиль, не перевернули ее мир – и без них Эрсиль знала, что магия существует на самом деле. Зато эти книжицы – краткие справочники, так они назывались, – содержали немало интересного. Эрсиль нашла историйку о садовых фейках и месяц за месяцем таскала в одичавший сад мисочки с молоком, караулила ночами подле окна. Она верила, что феи прилетят. Не прилетели. Зато угощение оценили ежики. Эрсиль расстроилась. Хорошо, еще не подозревала, что ждет ее впереди.

Первые справочники – по утверждению бабушки, они достались ей от прапрапра-кого-то, – увлекли Эрсиль. С течением лет они исчезали, а на их месте возникали новые. Каждый последующий справочник был мрачнее прежнего. Захватывающие приключения и диковинные фейри затерялись в детстве. Их сменили законные волшебники, жаждущие упечь Эрсиль за решетку, и хитрая нечисть – к примеру, Идущие за Дождем. Не сразу Эрсиль приняла все всерьез. Читала, затаив дыхание, о коварных ведьмарях и мастерах Тайного Сыска, которые этих ведьмарей отлавливали. У Эрсиль и мысли не промелькнуло, что она вовсе не отважный герой, воспитанник Колледжа Колдовских Искусств, а негодяй-ведьмарь. Бесчисленные угрозы, нотации, советы, как избежать разоблачения Тайным Сыском, нагоняли скуку. Для чего они ей?! Эрсиль уяснила, на кого она должна равняться, в свой тринадцатый день рождения.

Бабушка подарила ей карманный томик заклинаний и наговоров. Семь из четырнадцати устных формул служили для убийства врага – ее надежда на спасение. Заветная мечта поступить в Колдовской Колледж дала трещину, Эрсиль оплакивала ее и себя две недели.

Она вызубрила все предостережения под давлением бабушки, затем украдкой начала ворожить. Учебник Эрсиль попался на зависть: подробно расписано, что произносить, как двигать руками, сколько продлится действие чар. Сама бабушка запретными талантами не обладала, но лютовала жутко, если Эрсиль увиливала от занятий. А причины у той имелись: упражнялась-то она на кроликах. Столько их уморила! И над каждым проливала слезы. Но бабушка усмехалась, стряпая традиционное рагу из крольчатины: «Нынче помучаешься, потом порадуешься». Эрсиль упрямилась, жалела ушастых питомцев, но, получив с размаху метлой по шее, всхлипывая, брела к сарайчику сеять гибель.

Забавно все обернулось. Эрсиль истребляла ни в чем не повинных зверьков, корпела над книгами, а ее врагом оказался Къельт. И пускай он не сообщил напрямую, что работает на Тайный Сыск, это подразумевалось. То есть Эрсиль рассекретила себя в одночасье. И на кой дьявол, спрашивается, были все ее усилия, все жертвы?

Едва Эрсиль исполнилось девятнадцать, она простилась с домом на окраине Кверка, где выросла. Бабушка к тому времени уже год обитала в гробу, но Эрсиль все равно любила кроликов больше, чем ее.

Рано или поздно сердце Эрсиль окончательно зачерствеет, и – у нее щемило в груди от этого – она превратится в подобие своей бабушки. Впрочем, был и другой выход – на тот свет.

– Эрти, тебе плохо? Эрти! – громыхнуло рядом, точно шквалом сметая все образы. – Лодыжку повредила? Устала?

– С чего бы? – буркнула оглушенная Эрсиль.

– Тебе удобно на коленях?

Эрсиль моргнула и обнаружила себя рассевшейся посередь дороги. Мимо, как назло, проехал на лошади посыльный – и ну оглядываться, пока тракт не скрылся за каменистым увалом.

Къельт помог Эрсиль подняться и плеснул ей в лицо водой из фляги.

– Вот спасибо, – надулась Эрсиль, – дождя нет, так теперь ты за него!

– Авось встряхнешься, – парировал Къельт, поправляя ей капюшон. – А то ковыляешь, мотыляешься…

Эрсиль отфыркалась и, тихонько выругавшись, поплелась за Къельтом. Он затеял очередную побасенку: о некоем престарелом господине. Седины умудрили дедушку до такой степени, что он, аки пташка вольная, жил-поживал себе на дереве, покуда не брякнулся с него, зашибив кровожадную лесную Аннис…

Еще немного, и Къельт закрепил бы за собой титул враля-болтуна, поломав все представления Эрсиль о рыцарственной отрешенности тъельмов дождя. На ее удачу, словоохотливость Къельта убывала с каждой минутой.

А в серебристом мареве между тем виднелись западные отроги Мшистого кряжа. Тусклое, притомившееся за лето солнце выбелило сиреневатые вересковые просторы. Воздух сделался прозрачным, хрупко-морозным, легкий ветерок ласково освежал горячий лоб Эрсиль. Къельт несколько раз предлагал устроить перерыв и пообедать, Эрсиль же головой качала. Сыта она или голодна – лишняя морока.

Вскоре Къельт отчаялся развеселить такую упертую буку, как Эрсиль, и отложил свои истории до лучшей поры. В молчании созерцать пустынные холмы было куда приятнее. Линия горизонта над ними окрашивалась закатными по-октябрьски холодными тонами, оттеняла чуть тронутые снегом верхушки гор. Эрсиль наблюдала за реющим в поднебесье орлом, рассматривала замшелые обломки скал у обочины, принесенные в древности ледником, убеждала себя, что молочного цвета пятнышки на пастбищах – это не овцы, а невесомые клочки пуха, бездумные и оттого счастливые… Иначе выражаясь, Эрсиль всячески старалась забыть Сайвиль и сгинувшего в его тьме человека.

Когда впереди маняще заблестели огни, ночь безраздельно завладела миром, и пригород Дунума готовился ко сну. По малолюдным улицам под желтыми пятнами фонарей Къельт и Эрсиль прошагали к гостинице с облезлой вывеской в форме островерхой шляпы.

Угрюмое заведение под названием «Колпак Нёрха» не желало приютить изнуренных путешественников. Къельт барабанил и барабанил в дверь кулаком. В итоге упорство его вознаградили: одергивая мятую рубаху до пят, вылез насупленный хозяин.

Очутившись в свободной пыльноватой комнате, Эрсиль нахально согнала Къельта с кровати у окна – взяла и упала ему за спину. И без разницы, что он расстегивал сапоги, примостившись у изножья.

Къельт покладисто откочевал на соседнюю койку, терпения ему было не занимать.

– Доброй ночи, – хмыкнул он.

– И тебе того же, – проронила Эрсиль.

Во сне к ней пожаловал черноволосый и все хрипел: «Убей, и не умрешь, убей, убей…» Напоследок он скорчил омерзительную гримасу и поинтересовался: «Откушаешь рагу из кроликов? А в Дунум со мной пойдешь? Эрти, ты пойдешь со мной в Дунум? Пойдешь?»

Тут Эрсиль вздрогнула и очнулась. Къельт, склонившись, дышал ей в висок.

– Не пойду я в твой Дундум. Уж прогуляйся без меня! – просипела Эрсиль и повернулась на левый бок.

– Меня не будет весь день, – предупредил Къельт.

– Да хоть четыре дня! – ощетинилась Эрсиль. – Спать только не мешай.

– Ладно, грубиянка. Жди меня к вечеру.

С тем Къельт и удалился, а Эрсиль не меньше часа ворочалась в постели, сварливо жалуясь подушке:

– Наконец-то учертыхался… покоя от него нет…

Спустившись вниз, Эрсиль изъявила трактирщику намерение искупаться в ванной. За шесть медяков трое нанятых парней заволокли в комнату дубовую бадью и натаскали ведрами кипятка с кухни. Залили весь пол, между прочим. А все потому, что усердно косились на Эрсиль.

Выпроводив любознательных тружеников, она стянула капюшон, под которым привыкла ото всех прятаться, и сунула в воду даже не пучок, а целый куст чистотела из своих запасов.

Мылась Эрсиль долго и тщательно. Потом выстирала штаны, юбку, отдраила жакет и башмаки, просушила все около небольшого камина и тогда уже выбралась из дома.

Погода стояла ясная – тепло, ни единого облачка.

Эрсиль лениво бродила, посещая встречные магазинчики. Разжилась новыми ботинками (а то обувка, что на ней, вот-вот каши запросит), дорогой зубной щеткой с прочной свиной щетиной.

– Нипочем не истреплется! Зубки жемчугом засияют! – распинался продавец в мелочной лавке.

После поедания окровавленного сердца врага жемчужное сияние особенно порадует Эрсиль, да…

Также она потратилась на голубое платье из тонкой и гладкой мериносовой шерсти – чтобы в гардеробе присутствовала какая-никакая приличная вещь. Платье числилось «отказным», то есть пошили его на кого-то другого, поэтому Эрсиль вынужденно оплатила еще батистовые исподние юбки. Позже она их выкинула, поскольку те не запихивались в котомку.

Но самым безумным приобретением Эрсиль был великанский лиловый бант. Она понятия не имела, на что его нацеплять, просто ей приглянулась аккуратненькая галантерея с пеной кружев и гирляндами атласных лент на витрине.

Деньги Эрсиль, в сущности, не берегла и торговалась редко: бабка оставила ей порядочно – хватит на годы вперед, а то и вовсе не понадобится…

Обогнув рабочие кварталы и дымящие трубы фабрик, Эрсиль направилась к самому Дунуму – старому городу. Серые гранитные стены вздымались на высоту пяти этажей; гигантские шестиугольные бастионы пронзали синеву шпилями свинцовых крыш; мостики с гуртовыми33
  Гуртовая арка – арка из клинчатых камней, служит для укрепления крестовых потолочных сводов. Дугообразное заостренное перекрытие между опорами.


[Закрыть] арками, стрельчатые бойницы, мощные контрфорсы44
  Контрфорс – выступ, вертикальная опора, поперечная стена. Поддерживает, укрепляет основную стену. Бывают разных форм: треугольные, прямоугольные и т. д.


[Закрыть]… Одним словом, точнее, двумя – несокрушимая крепость. Была раньше. А ныне все это обветшало, пообсыпалось и поросло кое-где мхом и тоненькими деревцами.

Эрсиль уступила дорогу бричке извозчика, затем приблизилась к барбакану55
  Барбакан – башня с воротами, укрепленный проход в крепость, город. Как правило, весьма мощное сооружение.


[Закрыть], охранявшему двустворчатые распахнутые ворота. Подле них считал ворон караульный с ружьем у плеча. Одетый в геральдические цвета графства Эльсул (зелень и серебро), он, предположительно, исполнял обязанности немудреного украшения.

Миновав широкий замковый проезд, где громко отзывался каждый шорох, не говоря о лошадином цоканье и скрипе колес, Эрсиль оказалась среди подлинного столпотворения. Всюду грохотали экипажи, пчелиным роем гудели голоса, покрикивали всадники, едва не топча людей копытами своих коней.

Эрсиль быстренько ретировалась с шумной площади и до заката блуждала по извилистым улочкам. Но и так ей не удалось избежать досадных неурядиц. Внушительных окружностей матрона пыталась огреть ее тазом за то, что Эрсиль «шастает и отвлекает честных женщин от честных женских хлопот!». Какой-то лиходейщик с извечным волнующим подобную братию вопросом «Кошелек или жизнь?» решил обратиться к безнадзорной девице и получил исчерпывающий ответ в виде заклинания обездвиживания. Кроме разбойника и Эрсиль, во дворе никого не было, колдовства никто не приметил. Сам же вымогатель вряд ли что сообразил, а если сообразил, вряд ли поверил. Коротенькую формулу О́бэкс Эрсиль шепнула в воротник и поручилась бы перед кем угодно, что бандит ничего не расслышал.

Боль настигла Эрсиль возле калитки маленького городского сада, когда над ветвями боярышника засверкали юные звезды. На сорочке, у правой манжеты, расплылось липкое багровое пятно. Эрсиль обомлела, но через миг сорвалась с места и вихрем помчалась к гостинице «Колпак Нёрха». Къельт вернулся, и ему грозила опасность.

Заплутать Эрсиль не позволила тугая нить. Ее нельзя было ни потрогать, ни рассмотреть, но вела она прямиком к сердцу Къельта. В спину Эрсиль летели ругань и проклятия расталкиваемых зевак. Промелькнули окованные ворота, стражники с равнодушными лицами; вон и галантерея, где Эрсиль купила несуразный бант… Все происходило как в полусне: вроде торопилась, а в голове болотной тиной расползался страх.

Гонка прекратилась, Эрсиль застыла на пороге комнаты. Под звуки лязгающей стали метались двое: Къельт и его рогато-шерстистый преследователь. Уэль с противоестественной ловкостью размахивал укороченным копьем, кроша в щепу мебель. Къельт еле-еле отбивался, сдерживая натиск парными кинжалами.

Эрсиль собралась с мыслями. Лишь бы не упустить момент. Къельт слабеет, пятится, сейчас зацепит каблуком половик и… Нет, он не споткнулся, отпрыгнул. Сейчас!!!

– Э́отэн э́гралин, – отчеканила Эрсиль, сомкнув ладони у солнечного сплетения и резко выбросив их вперед.

Уэля отшвырнуло к каминной решетке. Къельт пригнулся.

– Ирсокогна́риэт! – У чудовища из левой части груди заструилась кровь.

– Фламефла́грум! – Уэля поглотило неистовое пламя.

Эрсиль отшатнулась в коридор. «Эх, эту бы управу да на Седого три года назад», – вздохнула она и обернулась в поисках нежелательных наблюдателей. Их не нашлось: в захудалом «Колпаке Нёрха» Къельт и Эрсиль были единственными съемщиками.

– Придется раскошелиться, – оценив полыхающий ковер и закопченную штукатурку, подытожила Эрсиль.

Она не сумела замкнуть огонь в точке, от смертоносного уэля осталась горка пепла и оплавленный наконечник копья. Тут Эрсиль запоздало скрутил ужас. Затошнило от запаха гари и понимания того, что она сделала.

– Все в порядке. Спокойно. – Къельт плеснул из умывального таза на тлеющую занавеску и махом опрокинул купальную бадью с водой. – Деньги у меня имеются, заплатим.

Эрсиль прислонилась к дверному косяку, уткнулась взглядом в круг обугленных досок на полу и опять вспомнила. Ее первая встреча с Къельтом: если бы он был человеком, Эрсиль убила бы его, он превратился бы в жалкую кучку праха, как уэль.

Дурнота подкатила к горлу, Эрсиль закашлялась. Просто сказать «убью», даже подумать просто, но знать, что ты убийца… Знать, что ты поступала так, и неважно, чем все закончилось. Неважно, что Къельт здоров благодаря своей волшебной сути. Эрсиль не догадывалась и совершила – спалила его тогда, еще три года назад. И совершит вновь – ведь она уже убийца.

– Хорошо, дом каменный… и что кроме глухого бестолкового хозяина здесь никого нет, – вполголоса проговорил Къельт. Отблески масляного светильника, болтавшегося на крючке, скакали по его взлохмаченным седым волосам. – Спасибо тебе, Эрти, – кивнул он и с треском распахнул окно.

Эрсиль ничего не ответила, зато пришаркал хозяин и начал охать, ахать, хвататься за лысину, вынюхивать, что стряслось. Горсть монет спровадила его туда, откуда он приковылял, а заодно обеспечила его молчание на несколько дней.

Чтобы отвлечься от тягостных мыслей, Эрсиль сгребла обломки стульев в угол. Сырость распространилась повсюду – с потолка внизу текло ручьями.

– Не нужно, Эрти. Что это у тебя? – поинтересовался Къельт, коснувшись запястья Эрсиль.

– Свезла, – прошипела та, отпрянув.

Къельт не позволил. Задрал обшлаг жакета и, сравнив порез Эрсиль со своим, прищурился.

– Совпадение, – пояснила она. Небо сохрани быть раскрытой!

– Занятное совпадение, – рассудил Къельт.

«Ох уж мне эти пытливые умы!» – фыркнула Эрсиль. А Къельт подтащил ее к себе и промокнул рану чистой тряпицей. Покопавшись в котомках, он вынул глиняный горшочек и наложил на царапину толстый слой желтовато-белой мази. Внутри у Эрсиль все перекувыркнулось – мазь пахла сосновой живицей, травами и чем-то кисловатым… Как тем давним утром, когда Эрсиль очнулась с раскроенной щекой.

Вскоре комната приняла подобающий вид. Об этом Къельт и Эрсиль позаботились сами. Хозяин был не семи пядей во лбу, и все же Къельт постарался, чтобы некоторые мелочи не достигли его внимания. Приключился-то будничный пожар – из очага вывалился уголек, прошмыгнув сквозь железные прутья загородки.

– Отпразднуем? – спросил Къельт, затолкав в камин лоскуты ковра.

– Отпразднуем, – эхом откликнулась Эрсиль: при таком раскладе кое-что могло у нее получиться, теперь отсрочки ей без надобности.

Первый и последний тост прозвучал в честь Эрсиль. По мнению Къельта, она с ее талантом появляться не вовремя на этот раз его спасла.

Они разместились друг перед другом, каждый на своей кровати. Къельт осушал кружку за кружкой, а Эрсиль сливала грошовое вино под одеяло – все равно не до сна ей сегодня будет. Распив бутылку прегадкой крепленой ревеневки – ничего лучше в «Колпаке Нёрха» не водилось, – Къельт оттаял, раззадорился и взял две четвертушки вдобавок. Опорожнив их с проворством заядлого бражника, он обнял подушку, улегся и пробуровил: «Я ферю фебе, Рррти».

Зря он это. Эрсиль сама себе уже не верила.

Около часа она сидела почти не двигаясь и смотрела на луну – красноватую, пятнисто-выпуклую из-за дешевого пузырчатого стекла. Лицо пощипывало от слез, перед глазами чернел выжженный круг и летел сизый пепел. Эрсиль до крови искусала губы – так мучительно чувствовала она свою вину, прежнюю и грядущую.

Терзалась ли она раньше? А как же? Эрсиль все обдумала, выплакала и запрятала поглубже. Поэтому она бесконечно врала себе, оберегала себя. Защищалась гневом и словами «ненавижу», «враг», но совесть всегда отыскивала лазейку. С детства Эрсиль склоняли к убийству, внушали, что она обязана подчиниться жребию. И Эрсиль шла намеченной дорогой до сих пор, потому что иных дорог для нее не было.

Фитиль заискрил, и лампа угасла. Привыкнув к сумраку, Эрсиль развязала наполненный до отказа мешок. В ладонь, как назло, все совалось что-то не то. Лишь вывернув тюк наизнанку, Эрсиль обнаружила прямой обоюдоострый кинжал.

Преодолев себя, она шагнула к безоружному Къельту. Он распростерся на смятых простынях – такой несносный и такой близкий. Близкий еще более оттого, что она в неоплатном долгу перед ним. Зачем Къельт возится с ней? Почему не сдал магам? Она действительно способна отнять его жизнь, неужели он не понимает?

Темные пряди у висков, брови в кои-то веки не нахмурены. Все, ждать нельзя, решила Эрсиль и замахнулась. Помешали кролики. Они вынырнули из полумглы, захлопали ушами, захныкали: «Пощади, пощади!» Им воспротивились бабка и черноволосый. «Ударь! Ударь!» – каркали они. Неразбериху усугублял ветер, завывавший под окном. Эрсиль стояла с нацеленным клинком, а слезы бежали, соскальзывали с подбородка, капали на грудь…

Стиснутые пальцы заныли, потом окостенели. Эрсиль медленно опустила нож. Мать не сумела, и она не сумела, хотя попробовала в отличие от нее. Бредовая затея эта была обречена с самого начала. И хорошо, что все так обернулось, что Къельт невредим после ее покушений – нелепых и не очень уж нелепых. А она, Эрсиль, заслужила каждое мгновение претерпеваемой боли. Обидно только, что Къельт не пресек ее бесполезное утомительное существование – он имел на это право.

Эрсиль покачнулась и отступила от Къельта – уже не врага. Сердце ее точно сковало цепью, уснащенной кривыми гвоздями, и тянуло, тянуло обратно. Секунда – и ржавый гвоздь вонзается в плоть, вторая секунда – и второй гвоздь…

Дернув за ремень отощавшую котомку, Эрсиль ринулась в коридор. Прочь, не оглядываясь: от людей, от Къельта, от собственной низости! Эрсиль готова была на все, чтобы страх и отвращение к себе не раздирали ее изнутри.

Едва Эрсиль нащупала дверное кольцо, как оно, скрежетнув, выскользнуло и стукнулось о щеколду. Къельт обхватил Эрсиль поперек живота, оттащил.

– Не трогай меня! – кричала Эрсиль, молотя каблуками по доскам пола и рассчитывая освободиться.

– Я догадался, кто ты.

– Молодец! Купи себе пряник!

Эрсиль не прекращала извиваться, в исступлении орудуя локтями. За пять минут яростной борьбы она вымоталась и обвисла на руках Къельта. Он устроил ее на постели, щедро сдобренной ревеневкой, и принялся гладить по голове.

– Чего тебе надо? – просипела Эрсиль, чуть не всхлипнув во весь голос.

– Помочь, – ответил Къельт.

Он нагнулся, вытер мокрые щеки Эрсиль. Она оттолкнула его и рывком поднялась.

– Кто, говоришь, я?

– Ллойла́р. – Къельт надавил Эрсиль на плечи и снова уложил ее.

– В десятку, – процедила Эрсиль. – Проклятая! И это значит, что я собиралась уничтожить тебя! Не в шутку, не понарошку. Как несчастного уэля! Дошло до тебя? Но я струсила. И это значит, что восемнадцатого ноября, в день моего рождения, я умру!

– А также это значит, что ты меня любишь, – заключил Къельт.

– Ненавижу!!! – Эрсиль затрясло, она вскинулась, попыталась откатиться.

– Ну да, не без этого, – усмехнулся Къельт, легко удерживая ее.

Дабы не разреветься самым постыдным образом, Эрсиль сжала зубы, отчего дыхание стало затрудненным, судорожным.

– Тихо, тихо, – шептал Къельт, касаясь ее волос. И от его сочувственного «тихо» Эрсиль совсем поникла. Разве она не мерзкая? Къельт утешает ее, а она продолжает бояться и горевать о себе.

Эрсиль зажмурилась и постаралась не шевелиться. Вдруг она уснет навсегда – неплохое завершение ее безрадостного земного пути… Так-то оно так, но через полчаса Эрсиль озябла. Сна не было ни в одном глазу, а Къельт сидел подле и стерег ее.