Текст книги "Последняя"

Обгорелый дуб, когда-то разбитый в грозу на две неравные части, обнаружился легко. Его описывал старик, объясняя, где лучше подходы к горам. За дубом начиналась тонкая извилистая дорожка…

Эрсиль ковыляла по узкой, взбегающей все выше и выше просеке и дивилась тому, как всадники ухитрились преодолеть этот откос. На смену зеленым сопкам явились бурые взлобья с пятью-шестью сосенками в разломах. Утесистые громады Ала-Лкалан тенили округу, оставив клочок линялого небосвода в качестве отдушины. На Эрсиль то и дело накатывала беспричинная паника. Эрсиль замедляла шаг, затравленно осматривалась. В полдень она устала воевать сама с собой и потребовала у встречного куста ежевики:

– Вальфин, хватит прохлаждаться, присоединяйся к шествию!

Не каяться же ей было в том, что у нее кровь в жилах стынет невесть от чего.

– Да с удовольствием. – Бохан возник слева от Эрсиль, рассевшись на валуне нога на ногу. – И торбу вашу понесу, а то на вас лица нет.

Тропа исчезла внезапно, у основания очередного бугра. Над головой Эрсиль высились сизые гребни могучего хребта, едва тронутые блеклой растительностью. Быстро смеркалось. Приняв к югу, Эрсиль устроилась подле искристого ручейка. Он устремлялся вниз, подпрыгивая на влажных карнизах. Эрсиль умылась и утолила жажду: струи были ледяными, с медвяным привкусом.

– Ну что, Вальфин, посодействуй госпоже, – просипела Эрсиль и прислонилась к стволу наполовину вывороченной лиственницы. – Ты распинался, что куда угодно просочиться способен и вообще такой весь прыткий да ловкий. Вот и найди, где мне через Ала-Лкаланы переправиться. Къельт по ту сторону уже.

Бохан запыхтел, дескать, кто на пустой желудок подвиги вершит? Но, смолотив черствую пшеничную краюху из прежних запасов Эрсиль, впитался в ближайший склон, бубня себе под нос тарабарский стишок.

Отсутствовал бохан целый час, а то и два. Эрсиль наполнила пока деревянную баклагу, подкрепилась и даже навела порядок в котомках. Поняла, что с провиантом туговато: в Инчтэйле купить не получилось, а раньше и невдомек было. В дальнейшем Эрсиль перебивалась с хлеба на воду, и это не фигура речи, а самая что ни на есть прискорбная истина.

Вечерняя синева густела. На сердце у Эрсиль скребли кошки. Чего доброго, волки завоют или кто похуже…

– Эгей! – Бохан так резко вынырнул из глинистого ската за спиной Эрсиль, что она чуть на тот свет не переселилась. – Сыскал, сыскал! Пойдемте со мной!

Эрсиль поплелась за танцующим от нетерпения Вальфином. Они поднялись на кручу, под которой плескался родник, прорвались сквозь колючий лабиринт терновника и уперлись в отвесную стену Ала-Лкаланского отрога.

– И куда ты меня притащил?

– Сюда-сюда! Подсобите мне капельку…

Бохан раздался вширь и, став изрядным битюгом, налег на угловатый выступ. Эрсиль лениво, за компанию, подтолкнула и, к своему изумлению, ощутила, что камень шевельнулся. Поднатужившись, Вальфин и Эрсиль совместными усилиями отпихнули его и воззрились на потайную нору, неведомо кем и для чего вырытую.

– Ты издеваешься надо мной?! – вознегодовала Эрсиль. – Что, если она тупиковая?! Да и тесная какая! Хочешь, чтобы я на карачках ползала?!

– На пять миль окрест только это! – вспетушился бохан. – А тупиком она не кончится, она короткая, небось в распадок вольется. Нюхните! Фух-фух! Воздух-то не затхлый.

– Ты внимательно все обследовал? Уверен, что поудобнее ничего нет? Глиина свора уж явно не так горы перемахнула.

– Все я обследовал! – надулся Вальфин, рассчитывавший на похвалу. – Единственный путь – энтот!

Затея бохана не прельщала Эрсиль. Она снова заглянула в туннель: мерзло, не видно ни зги. Кто его проложил и зачем? У карликов иной почерк: у них все в орнаментах, колоннах, нишах, как утверждалось в справочнике. А тут поверхности гладкие, отполированные. Не исключено, что скважина принадлежала тъельмам-пещерникам – о них упоминал Къельт и немного рассказывал Нтай. И все же это не коридор, не штольня99
  Штольня – выработка, шахта, имеющая выход на поверхность, горизонтальная или наклонная, нужна для обслуживания подземных работ.


[Закрыть], не рудничный колодец…

Эрсиль сжала волю в кулак. Нельзя ей праздновать труса! Кружная дорога займет втрое больше времени, и тогда Эрсиль точно опоздает.

Вынув из сумки шерстяное платье, она кинжалом располосовала его на ленты и плотно обмотала колени: чтобы помягче было и чтобы штаны не портить.

– Выбора нет, – прошептала Эрсиль, скорее убеждая саму себя. Бохан встрепенулся. – Вальфин, нам бы отверстие загородить, а то мало ли какой гадости взбредет на ум прогуляться за нами. Но глыбой заваливать опасно: вдруг возвращаться… – Эрсиль осеклась и добавила: – Надеюсь, я сумею развернуться в этой кишке.

– Это кактопомба, а не кишка! – подбоченился бохан. – Так мой хозяин говорил!

– Катакомбы, бестолочь.

– Да-да, оно! Но проем я закрою, а понадобится, легко вас освобожу. Заметили вы, госпожа колдунья, сколько мощи во мне, а?! – Бохан с гордостью пощупал, согнул и разогнул обтянутые зеленоватой кожей руки.

Эрсиль невесело хмыкнула и полезла из черноты ночи в кромешную темень подземелья. Къельта нужно было спасать, искупать свою вину перед ним, а врожденную робость отослать в самый недосягаемый закоулок сознания.

Эрсиль продвинулась вглубь и застыла, поджидая бохана. Копался он долго. Мрак все уплотнялся и уплотнялся, обволакивая словно коконом. Эрсиль безотчетно попятилась, и в эту минуту послышался грохот «захлопнувшейся мышеловки». Рядом очутился Вальфин с утешительным подарком – теплым солнечным огоньком. Бохан подладил рост под высоту сводов и, в отличие от Эрсиль, почти замурованной в скалу, чувствовал себя вольготно.

– Ты чего там валандался? – заморгав, глухо спросила Эрсиль: магическое сияние ослепило ее, зато и жгуты, сдавившие грудь, ослабли.

– Дык… Тяжеленная громадина-то!

Бохан что-то замалчивал, но это заботило Эрсиль меньше, чем неизбежное шествие на четвереньках.

Ход вился змеей. Позади Эрсиль дюйм за дюймом стелилось его уже измеренное коленями окоченелое тулово. Неунывающий Вальфин шлепал проворно и мычал вполголоса любимое «тринь ля-ля». Покосившись на его горбатую искореженную тень, Эрсиль поразилась своему головотяпству: и угораздило ее взять с собой этакое безобразие? Ей было жутко до икоты: одна, взаперти, с нелюдем, под массивом Ала-Лкалан – случись что, и ее тело никто не обнаружит. А Вальфин как нарочно поблескивал глазами-плошками, оборачиваясь на каждом шагу.

«Вот порешит он меня здесь, и очистится мир от проклятых», – подытожила Эрсиль и стиснула зубы, чтобы те не клацали и не позорили ее.

– Вы, кажется, сдрейфили, госпожа чародейка? – с ехидцей подмигнул Вальфин, вызвав очередной прилив страха.

– А вы, кажется, язык распустили, господин бохан? – приструнила наглеца Эрсиль.

Получилось внушительно, правда, она сразу потупилась. Сушено-сморщенная физиономия Вальфина ужаснула Эрсиль. И странное дело, но даже его смешная рубаха, вышитая мелкими голубыми цветочками, смотрелась едва ли не хуже истлевшего савана.

* * *

Дни, недели, года или века, как мерещилось Эрсиль, проведенные в зловещем туннеле, слились в липкую отвратно-вязкую вереницу сумбурных снов, голода, отчаяния, боли израненных коленей. Защитные накладки из шерстяного платья износились быстро. Пригодилась рогожа от заплечного мешка, в нем так и так ничего теперь не хранилось: Эрсиль навздевала на себя всю запасную одежду, чтобы не околеть.

На первых порах Вальфин пытался развеять уныние Эрсиль: забавными историйками, почерпнутыми у хозяина, подтруниванием, а иногда и дурашливыми песенками собственного сочинения. Потом бросил это неблагодарное занятие и повадился исчезать: растворялся в толщах гранита без объяснений и предупреждений. Вероятно, бохан стыдился – все-таки он попал впросак, заявив, что шахта короткая, – либо искал лучшей доли, отдавая на откуп светлячка. Без Вальфина Эрсиль кое-как успокаивалась. Она старалась ни о чем не думать, просто карабкалась и карабкалась, не отрывая взгляда от золотой искорки.

Закаменелая нора была гладкой и ровной не более двухсот ярдов. Затем она то сужалась, заставляя Эрсиль просачиваться червем и впитывать животом могильный холод, то расширялась. Вальфин ожившим барельефом выступал из стены и с восторгом описывал богатые чертоги карликов, куда он украдкой прошмыгнул. Но волновало ли это Эрсиль – чудеса древних царств? Если она не могла увидеть их и оценить, если зябкие судороги продирали до костей, если все не заканчивалась ненавистная темнота.

Эрсиль ругала Вальфина, упрекала его за то, что он обманул ее, обещая скорое избавление от лаза. Вальфин огрызался, дескать, лаз – всего ничего, это Эрсиль ползет в час по три сажени. Раздосадованный бохан требовал положенную ему часть снеди и опять ускользал. А Эрсиль тонула во мгле, захлебываясь тупым стуком в висках, мучительной беспредельной тоской.

Когда Эрсиль поняла, что длина коридора исчисляется десятками миль, поворачивать назад уже не имело смысла – Эрсиль преодолела значительное расстояние, потратила слишком много времени и сил. По уму ей следовало отмести подземную дорогу в самом начале. Но Эрсиль охватило нездоровое упрямство, беспочвенная убежденность в высшей обоснованности выбранного пути. Эрсиль не спрашивала себя, почему действует столь безрассудно: втайне она считала это своей карой – заслуженной и справедливой.

Пожалуй, без волшебства Эрсиль умерла бы. Раньше формулой воды – каверзной и капризной – она пользовалась редко, тут же не было иного выхода. Эрсиль шептала заветные слова над оловянной миской, пока та не заполнялась до краев, алчно выпивала пресную теплую жидкость и снова колдовала.

Как-то, после трудного утомительного подъема, воздух посвежел и во мраке замелькало тусклое обнадеживающее мерцание. Эрсиль кинулась вперед, нещадно ссадив колени, и скатилась в маленькую пещерку. Квадратная дыра под потолком, в которую и руку до локтя не просунешь, да завывания ветра были ей наградой. Мечты о близком освобождении рассыпались ледяной пылью. Это почти сломило Эрсиль. Она прильнула к отверстию и на мгновение зажмурилась: снаружи, в скальных трещинах, сверкал невесомый снег.

Эрсиль потопталась на цыпочках, ловя морозные запахи Ала-Лкалан, и медленно съехала на пол. Огонек Вальфина помаячил у зияющего чернотой проема, взмыл кверху, озаряя хищно-заостренные сталактиты, и юркнул вниз. В его лучах Эрсиль заметила, что под окошком нацарапаны закорючки: буквы не буквы, картинки не картинки. Палочки, ромбики, треугольники, крестики… Да уж, крестиков было что песку на дне морском. Кроме всего прочего, угадывались изображения человечков. Они столпились посовещаться, а на порядочном отдалении от них примостился некто вроде скелетоподобной лягушки. Над его головой висел жирно прокарябанный наклонный крест.

«Вселяет трепет», – заключила Эрсиль с безразличием, свойственным изнуренным до обморока людям.

В секретном зальчике обустроили зимнюю резиденцию сквозняки. Они свистели, гудели, задували, прогоняя Эрсиль, чтобы не мешала веселью. Она приняла к сведению их отнюдь не тонкие намеки и укрылась в привычной тесноте продолжавшегося туннеля. Укутавшись плащом, Эрсиль задремала возле самого устья.

За ветхой дымкой полусна она рассмотрела Къельта. Черты его лица расплывались и перекашивались, изо рта густо текла кровь. Вокруг Къельта вихрились туманные грозовые тени. Они рвали его, делали зыбким, прозрачным.

– Торопись, Эрти. Они убьют меня, и накопленная мощь обретет нового владельца, – бесцветным голосом произнес Къельт, будто речь шла вовсе не о его гибели. – Ты должна успеть. Должна искупить свою вину…

– Должна… – повторила Эрсиль и очнулась.

Над ней сутулился бохан и с недобрым голодным прищуром тянул лапу к ее боку.

– Ты чего?! – взвизгнула Эрсиль, позабыв, что в горах (и под горами) кричать нельзя – чревато обвалом.

Вальфин отпрянул, скорчил уязвленную гримасу и сердито выплюнул:

– Отдайте коробульку!

– Это еще зачем?

– Я не желаю с вами странствовать. Я у карликов жить буду, они меня позвали!

– А вот и не отдам! Запихнул меня в эти адовы недра, а сам удираешь?! За каким дьяволом тогда со мной напросился?!

– Захотел и напросился! Я вам отработал, отплатил за то, что вы меня с собой взяли: помог нору отыскать! – разорялся бохан, вся его притворная безобидность мгновенно улетучилась. – А вы никакая мне не хозяйка, да!

– Ах так! – рассвирепела Эрсиль и резко пнула Вальфина в живот. Он отшатнулся.

– Все равно вы мне больше не хозяйка. Отдайте коробульку, не то… не то скушаю! – ухнул он из темноты.

– А ты попробуй! Если не вызволишь меня отсюда, шкатулки не получишь! И учти, магия всегда при мне. Одно заклинание, и ты – никчемная горсть пепла!

Вальфин затих. Эрсиль напряженно ждала, готовая чуть что ударить волшебством.

– Хорошо, – скривился бохан. – Недолго уже. Но уговор: выберемся, и тотчас коробулечку мне вернете!

– Тотчас верну, – отчеканила Эрсиль и со всей доступной строгостью прибавила: – Иди первым.

Бохан фыркнул, выпятил щетинистый подбородок и, подманив светлячка, зашаркал вглубь.

– Не доверяет мне, – бубнил он, – не доверяет мне… Нечестно!

Исчезать бохану наскучило, и до конца совместного путешествия он не отлучался.

Из-за перепалки Эрсиль укрепилась во мнении, что ей надо тщательнее следить за своим провожатым. Но ободранные, истерзанные колени поглощали все ее внимание, а иногда Эрсиль так выматывалась, что засыпала на ходу. Последи-ка тут!

* * *

– Вальфин, расскажи мне что-нибудь, – взмолилась Эрсиль, чувствуя, как погрязает в собственном бессилии.

Она задержалась, подтащила за собой привязанную к поясу котомку. Направляя ладони от солнечного сплетения к сердцу, Эрсиль пробормотала оздоровительную формулу, а затем – обезболивающую. Отпустило почти сразу, и в груди разлилось приятное тепло, исцеляя и рассеивая многодневную усталость.

Вопреки словам бохана о скором завершении подземной дороги, Эрсиль переночевала дважды. Она не решилась бы утверждать, что минуло двое суток: Эрсиль потеряла счет времени, да и бохан такими пустяками не занимался.

– Что вам рассказывать-то, вы ж не слушаете, – буркнул он, прекратив напевать обожаемые куплеты о трех янтариках.

– Про себя расскажи, – выдавила Эрсиль и поморщилась: в ногу впился очередной бугорок. К счастью, толстые зимние перчатки на меху защищали ладони Эрсиль, не то она бы и их до мяса сбрушила.

– Про меня? Да что там про меня, у меня ничегошеньки… – с наигранной вялостью заскрипел бохан. Он обратился к Эрсиль лицом, к туннелю спиной и лихо шагал задом наперед. – Сначала при господине служил. Он почил. Давно это случилось, давно-давно…

– А твой господин, он кто?

– Свинский волшебник! – вдруг рявкнул Вальфин, глаза его полыхнули яростью. – Он подчинил меня, сковал ворожбой. И я для него столько золотца уворовал, столько камушков! А сам с кукишем теперь!

Эрсиль ползла дальше и распекала себя за то, что умудрилась наступить бохану на любимую мозоль. Если он снова пойдет вразнос, Эрсиль вынуждена будет пугать его колдовством.

– Но уж пронырой он заделался отменным! Всюду подсмотрел, везде подгадил. – Вальфин остыл еще быстрее, чем разозлился.

– Да, это достойно подражания, – хмыкнула Эрсиль.

– И я о том же! – не уловил иронии Вальфин. Он самозабвенно ковырял в ухе – с тем, очевидно, чтобы лучше думалось. – Обязательно стану как хозяин! Он полным-полно сокровищ нагреб, и я нагребу! М-м-м… золотишечко…

– Вальфин, а почему ты не гулял по миру в свое удовольствие? Почему увязался за мной? – Эрсиль мало-помалу заинтересовалась беседой и отвлеклась.

– Э… ну… я… – замешкался Вальфин. – Одному боязно… Вдвоем-то безопаснее… И вам помочь не грех, а?!

– Да, одному хуже, чем вдвоем.

Бохан лгал, и Эрсиль поняла это. Будь он таким трусом, неужели шнырял бы к нелюдимым карликам сквозь горные пласты? Нет, здесь что-то другое, но докапываться до истины при нынешнем раскладе Эрсиль не отважилась.

– Триста лун жил в холме, по-прежнему, – воодушевленно разглагольствовал Вальфин. – А по осени загрустил, ну и тряс холм изнутри, кряхтел… Шутковал капельку. Почую, приближается кто, и эгей куролесить! Весело и на пользу, чтоб всяко жулье ко мне не совалось!

Больше ничего существенного бохан не сообщил – сбился на перечисление драгоценностей, которые углядел у карликов. Эрсиль не вникала в его трандычание, на нее опять накатила слабость. В голове не прекращая стучали мысли о том, что в раны на коленях попадет зараза, о том, что шахта заведет в тупик, о том, что Къельт умрет.

Через несколько часов устроили обед. Эрсиль сжевала хлебную корку и задремала – вроде бы всего на минутку, – и, ощутив рядом подозрительное копошение, вздрогнула. Бохан, должно быть, едва-едва отскочил от нее и победно сжимал в лапах несуразную свою шкатулку.

– Удачной встречи с гайи́р! – противно хихикнул он и, коснувшись стены, испарился.

Сей же миг огонек Вальфина погас. Эрсиль не успела и пальцем шевельнуть, не то что чары сплести.

– Все-таки набрался смелости и утащил, – скрючившись в непроницаемой черноте, прохрипела Эрсиль.

Разум ее помутился. Эрсиль натужно пыталась уяснить, что ей предпринять. И худо-бедно уяснила.

– Надо торопиться, – произнесла она. Тьма вокруг никаких возражений не имела, и Эрсиль осторожно тронулась с места.

Карабкаться по змеистой норе на ощупь оказалось стократ труднее, нежели при свете. Эрсиль мерещилось, что сзади кто-то есть – к примеру, неведомый гайир, с коим ей пожелали удачной встречи, – и он вот-вот схватит ее и растерзает. Или явится бохан и свернет ей шею. Или потолок обрушится. Или она упадет в бездонную расселину.

Сдерживая панику, Эрсиль вытягивала трясущуюся руку, водила ею, определяя, нет ли изгиба или сужения, продвигалась. Ей было страшно до слез, но бездействовать – и того страшнее. Эрсиль так намаялась, что сначала приняла белый проблеск впереди за наваждение. Поверила, наткнувшись на твердую поверхность.

Эрсиль повезло: Вальфин сбежал в миле от выхода. Повезло, да не очень – выход перекрывала десятипудовая глыба. В щель над нею просачивались манящие перламутровые блики и свежий ветерок. Эрсиль приободрилась, но радоваться не спешила.

Она толкнула преграду – та не шелохнулась, чего и опасалась Эрсиль.

– А, черт! – зарычала она, упираясь подошвами сапог в боковины туннеля, а лопатками – в камень. Ее стараниями он слегка покачнулся.

– Спокойно, спокойно, – повторяла Эрсиль. Она прижалась к сияющей полосе зазора, глубоко подышала. – Как быть? Ворочай мозгами, Эрти…

Собственное бормотание ее утешало. Чуть погодя она смогла рассуждать более-менее согласованно.

– Сама я его не выпихну. Значит, магия. Н-да, тут разве что Воздушный Удар…

Эрсиль попятилась, отволокла мешок.

– Ултэн хор гра́ли! – Все свое стремление вырваться наружу она заключила в переливчатые колдовские звуки.

Оглушительно грохнуло. Эрсиль подбросило, словно щепку. Она отползла на пару ярдов.

– Пробуем снова…

На этот раз с потолка сыпануло крошево.

– Так и замуровать себя недолго, – горько усмехнулась она и решила метить не в середину, а выше: скальный обломок опрокинется, если под ним склон.

Бах! Бах! Бах!

Эрсиль трижды прочла формулу и, заслоняя ладонями затылок, грянулась на пол. По спине забарабанили осколки. Благо самый крупный из них был размером с голубиное яйцо. Эрсиль подняла глаза и очутилась в прекрасном сне: кусок плиты медленно съезжал вниз и влево, а вовсе не опрокидывался. Внутрь хлынули целительные солнечные лучи, вызволяя Эрсиль из векового заточения. Жадно глотая запахи лесной прели и сырой земли, она протиснулась в образовавшийся проем. Отвалить громадину полностью у Эрсиль не получилось, а расшатывать ее заклинаниями дальше она побоялась.

Стоял ранний тихий вечер. На деревьях, теряющих свое пестрое одеяние, посвистывали резвые синицы-гаички. С поднебесья долетал скорбный крик ястреба.

Эрсиль плавно скользнула по откосу и распласталась на мягком ковре медных листьев. Пролежать бы здесь до скончания времен! Эрсиль так измучилась, каждая частичка ее тела изнывала от напряжения, и это не говоря о коленях. Они были стерты в кровь, хотя на то, чтобы получше обмотать их, Эрсиль истратила подчистую запасы белья, купленное в Дунуме платье, рогожу от котомки… Но Эрсиль выбралась! Выбралась наперекор всему. Над ней уже не тонны гранита, а волшебные невесомые облака!

Веки Эрсиль сомкнулись. Загустевший холод утекал из нее, ледяная корка на сердце таяла. Возрождалась способность ощущать не только боль и сухость в горле. Пока Эрсиль накапливала силы, день тускнел. Дороги нигде не просматривалось – лишь вязь кустарников да стройные ряды зеленостволых буков и молодых дубов.

Придя в себя, Эрсиль подковыляла к ручейку, что ласково журчал на дне лощинки. Напилась вдоволь, нацедила баклагу – вода в ней булькала, как в пустом желудке, – и аккуратно вынула из сумки помятую карту. Взглянуть на нее Эрсиль требовалось скорее для того, чтобы подтвердить свое возвращение в мир, нежели для того, чтобы понять, куда она прибыла.

На северо-востоке шумели зелеными кронами еловые просторы Эльсула. За кручами Ала-Лкаланского хребта, в Инчтэйле, незадачливый фермер Нидж Эннери холил и лелеял Тенька – во всяком случае, Эрсиль искренне на это надеялась. Сама же она, шатаясь и ежесекундно спотыкаясь, побрела на юго-запад, вдоль исчезающих во мгле гор – прочь от окраины процветающего и обширного графства Вейнс. Не так давно она намеревалась обосноваться в его южном уделе насовсем.

Эрсиль подумала о Заречье, о домике с соломенной кровлей, невзрачном, зато уютном, о своих вылазках за книгами в Окли, о кратких посещениях столицы Йор-Вейнс. В этом необъятном городе, выросшем на берегах Великих Озер, она мало что видела. Эрсиль не любила его: там вершил суд и расправу Наместник Онсельвальта – третий Наместник, по всеобщему убеждению, или единственный и бессменный, могущественный чародей, если доверять бабушкиным учебникам. И поскольку Эрсиль им доверяла, то имела причины остерегаться Наместника и его помощников. А кто еще, кроме чародея, сумел бы держать под каблуком властителей семи графств, потомков королей-смутьянов, тех, что правили до воссоединения Онсельвальта?

Нет, Эрсиль не возомнила себя важной особой, за которой и господину всех господ не зазорно поохотиться. Но она предпочитала не мельтешить у него, что называется, под носом.

Сейчас, по оценке Эрсиль, между ней и столицей простерлось миль двести. Нить влекла примерно в ту же сторону, впрочем, Къельт был гораздо ближе. В каменной норе Эрсиль почти забыла о проклятии, но теперь узы окрепли. Серьезные увечья у Къельта отсутствовали: синяки да царапины, но Эрсиль глодало предчувствие неминуемой беды.

«И почему его все не убивают и не убивают?.. Избавили бы меня от этих страданий! – размышляла она с нарочитой досадой, пытаясь одолеть собственную тревогу. – Дожидаются мастера по изъятию хоэйфов? Заняты подготовкой магического обряда? Или Къельт улизнул от них? А Нтай?..»

Эрсиль обогнула высокий дуплистый бук и оцепенела. Напротив нее по-лягушачьи сидело кошмарное существо. На человека оно походило весьма отдаленно: костистые тощие конечности в синюшных струпьях, лицо опущено и сокрыто под длинными сальными космами, на руках и ногах когти – за тысячелетие не стесать, и тошнотворный гнилостный душок тления, пропитавший туманные сумерки.

Будь у Эрсиль ясный ум и ловкость тъельмов, она в два счета спалила бы монстра плетью. Но увы! Эрсиль застыла надгробным изваянием – памятником всем раззявам вселенной: чересчур много она сегодня вытерпела, чересчур много…

– Ты нашла-а мою тропу-у-у, – захрипело создание. – Ты ос-с-сквернила ее. Ты должна заплати-и-ить.

По этим словам Эрсиль догадалась, что перед ней обещанный боханом гайир.

– Сколько? – дрожа всеми поджилками, спросила она.

Гайир неопределенно хлюпнул.

– Ты заплатиш-ш-шь жизнью.

Такой ответ произвел на Эрсиль неизгладимое впечатление. Она ужаснулась, сдернула котомку, чтобы не мешала, и прижала ладони к солнечному сплетению. Чудище молниеносно распрямилось, блеснув в полумраке желтыми щелями глаз, и прыгнуло. Эрсиль отпрянула, выбрасывая вперед кулак в жесткой перчатке. Тонкие зубы гайир прошили ее насквозь. Эрсиль услышала собственный крик. Возле нее оказалась изможденная, обтянутая пергаментно-серой кожей морда, с узких губ стекала вонючая слюна. Эрсиль огрела тварь по виску, та отпустила. На колдовство времени не было – гайир опять подскочил к ней. Эрсиль уклонилась, но бок обдало жаром: когти-крюки вспороли навязанный крест-накрест плащ, куртку, меховую жилетку, две рубашки и плоть. Страшилище с разгона влетело в дерево, оттолкнулось от него всеми лапами и по-звериному помчалось обратно. Сама не ведая как, Эрсиль успела вытащить из-за пояса стилет и, когда гайир впился ей в плечо, уронив на землю, вонзила сталь ему в глазницу. Враг заверещал, завертелся, взметывая маслянисто-сизыми патлами, начал полосовать себе щеки.

Сознание покидало Эрсиль. Она второпях пробурчала заклинание Фламефла́грум и хлестнула угольно-багровой плетью по корчащемуся гайир. Полыхнуло так, что Эрсиль отшвырнуло в низинку. К тучам взмыл короткий дикий вопль. Ветер легко подхватил прах монстра и рассеял его по округе.

– Лишь бы урожай собирать не понадобилось, – вымолвила Эрсиль, прежде чем на нее обрушилась темнота.