Текст книги "Во власти твоих глаз"

Александрия Скотт
Во власти твоих глаз

Пролог

Куртизанки самого разного происхождения порой достигали в обществе положения, дававшего им большую власть, независимость и богатство. Некоторые становились знаменитостями Лондона. Они были хозяйками своей жизни и управляли жизнями других людей.

Это устраивало большинство из них, и они не хотели ничего иного. Но встречались женщины, подобные Брук Хэммонд, стремившиеся вырваться из порочного круга.

Она не собиралась становиться проституткой, но обстоятельства сложились так, что у нее не осталось выбора – Брук выживала, надеясь на лучшую жизнь.

Наконец у нее появилась долгожданная надежда…

Глава 1

Брук Хэммонд, Шеннон Макинли и Джоселин Ратленд стояли на покачивавшейся палубе «Летящей леди», глядя на приближавшийся берег Америки, и думали о том, какие приключения ожидают их там. Теплый легкий ветерок бросил прядь волос на лицо Брук. Она сняла шляпку и заправила непослушные локоны за ухо.

Брук взглянула на притихших подруг, стоявших по обе стороны. Она подумала, что они боятся сказать что-либо, опасаясь спугнуть этот удивительный сон, суливший начало новой жизни.

Брук не позволила бы ничему помешать им. Она и ее подруги уже не были наивными женщинами, когда-то жившими надеждой встретить мужчину, способного изменить их жизнь.

Возможно, Шеннон все еще верила, что где-то есть кто-то, предназначенный только для нее, но она была шотландкой, чем и объяснялись ее несбыточные романтические мечты. И какой бы мужчина не пожелал Шеннон с ее нежной белой кожей и прекрасными каштановыми волосами?

Брук не верила в любовь. Она видела, что мужчины и женщины использовали друг друга для достижения собственных целей. Если у тебя нет денег, ты зависишь от других.

Воспоминания о пребывании на улицах Лондона – она тогда была бездомной – до сих пор вызывали у нее дрожь. Она пережила нищету и не хотела когда-нибудь снова столкнуться с ней. И все же она не желала зависеть от кого-либо. Она собиралась сама устроить свою жизнь, и не было мужчины, которому она позволила бы встать на ее пути.

Молодой девушкой она порой мечтала об истинной любви, но суровая действительность быстро отрезвила ее. Часто жизнь оказывается не такой, как надеешься. Но теперь у нее появился шанс начать новую жизнь. Брук вздохнула, когда стая чаек пронзительными криками вернула ее с небес на землю.

– Жаль, что вы не поедете со мной в Новый Орлеан, – тихо сказала она подругам. Последние годы они провели вместе и хорошо понимали друг друга. Жаль, что их не будет рядом! Они привыкли обсуждать друг с другом каждый день.

Шеннон тряхнула густыми рыжими волосами, рассыпавшимися по ее плечам, и отвела от лица длинные пряди.

– Я не прочь посмотреть плантацию, но мы перед отъездом договорились, что каждая пойдет своим путем, – сказала она с сильным шотландским акцентом. – Хотя очень любезно со стороны мистера Джеффриса найти мне работу на ранчо.

– Да, мы так договорились, – вмешалась Джоселин. – Вы обе, по крайней мере, знаете, куда вы едете, и чем будете заниматься. Я же не имею ни малейшего представления, чем хочу заниматься. Остается надеяться, что в этом городе найдется приличная работа для женщины, – сказала она, кивнув в сторону Нью-Йорка. – Мистер Джеффрис дал мне адрес своего знакомого, но я не приму подачек. Я собираюсь содержать себя и быть независимой.

Брук улыбнулась. Она знала Джоселин дольше всех. Они познакомились в пансионе и с самого начала понравились друг другу. Совершенно очевидно, что Джоселин разочаровалась в любви. Что она ей дала? Разбитое сердце и изгнание из отцовского дома. Потеряв все, она обратилась к своему дяде, Джексону Монтгомери, и он взял ее в свой дом, где она оказалась вместе с Брук.

После того как Джексон Монтгомери, герцог Девоншир, вошел в жизнь Брук, все переменилось. Он понял, что ей не нравится ее жизнь. Да и кто бы захотел быть куртизанкой?

Правда, он держал ее в городском доме, купленном специально для нее, но Джексон был ее другом и никогда даже не намекал на сексуальные отношения. Казалось, как ни странно, он видел в Брук только хорошее и стремился защитить ее. Когда он взял в дом своих племянниц, Джоселин и Шеннон, которые были почти одного возраста с Брук, девушки очень привязались друг к другу.

Джексон обещал, что позаботится о Брук и племянницах. Незадолго до смерти он оставил Брук свою плантацию в Америке, а ее подругам – достаточно денег, чтобы они смогли уехать из Англии и начать новую жизнь на необжитом континенте. Он также оставил им несравненного мистера Джеффриса, своего поверенного, который должен был помочь женщинам в путешествии и устройстве на новом месте.

Брук поразило, что Джексон выполнил свое обещание. Это было такой редкостью, что она ничего и не ожидала. Слишком много пустых обещаний ей довелось услышать за свою жизнь.

Шеннон взяла ее за руку, прерывая размышления.

– Где мистер Джеффрис? – Шеннон помолчала и добавила: – Последнее время ты часто задумываешься.

Брук ответила ей слабой улыбкой.

– Я вспоминаю герцога. Он был особенным и необыкновенным человеком.

– И хорошим дядей, – добавила Джоселин. – Однако не могу сказать того же о своей тетке. Я была слишком молода, когда она уехала, и я плохо ее помню.

Брук нахмурилась:

– Я думала, она умерла.

Джоселин взглянула на Шеннон:

– Ты ее помнишь?

– Нет. Я только помню, что больше никто и никогда не говорил о тете Барбаре, так что, должно быть, она умерла, – сказала Шеннон, а затем добавила: – Но наш дядя, похоже, был вполне счастлив без нее.

Джоселин кивнула, соглашаясь с ней.

– Что касается Джеффриса, – сказала Брук, – после завтрака я его не видела. Он мне сказал, что ему надо приготовиться к нашему путешествию в Новый Орлеан.

– Разве не благородно со стороны мистера Джеффриса сопровождать нас всю дорогу из Англии? – Джоселин повернулась и оперлась на перила. – Не уверена, что кто-то из нас знал, что нам делать. Вероятно, мы бы так и стояли в лондонских доках, глядя, как корабль отплывает без нас.

– Ну-ну, – возразила Брук, – как-нибудь мы бы нашли нужный корабль. Но это были указания Джексона, чтобы мистер Джеффрис сопровождал нас, так что у него не было выбора. Джеффрис сказал мне, что я унаследовала плантацию, и нас снабдили деньгами, достаточными для путешествия. И каждой из вас была оставлена тысяча фунтов на обустройство. Я думаю, Джексон надеялся, что мы все поедем в «Старую рощу». Очевидно, он не осознавал, насколько независимы его племянницы. – Брук улыбнулась. – По какой-то непонятной причине Джеффрису не велено оглашать завещание полностью, пока мы не доберемся до плантации.

– Довольно странно, – заметила Шеннон.

– Я тоже так думаю, – согласилась Брук. – Единственную причину я вижу в том, что будет проще для меня, если Джеффрис представит меня всем слугам, и честно признаюсь, я рада, что он едет с нами. Америка – незнакомая страна, я о ней только читала. Без него я бы просто пропала. Однако, – сказала Брук с игривой улыбкой, – я прочитала книги по выращиванию хлопка, так что я кое-что знаю о жизни на плантации.

– Согласна, – кивнула Шеннон. – Джеффрис очень помог мне приготовиться к этому путешествию. – Ее лицо осветила улыбка. – Подумать только – я буду гувернанткой двоих детей! Судя по их описаниям, они восхитительны.

Брук посмотрела на Шеннон с насмешливой улыбкой:

– Кроме того, что ты сама еще дитя, что ты вообще знаешь о детях?

– Очень мало, – призналась Шеннон, и веселая усмешка мелькнула на ее лице. – Но я умею справляться с мужчинами и их детскими капризами, так что настоящие дети только поменьше, и, следовательно, с ними трудностей не предвидится.

Они рассмеялись, как всегда наслаждаясь обществом друг друга. И в то же время каждая почувствовала грусть, зная, что их время истекает.

– По-моему, это звучит так, как будто мы едем в пустыню, – заметила Джоселин.

– Да, территория Техаса ни на что не похожа, но мне только этого и надо, – с легкой улыбкой сказала Шеннон. – Я жажду приключений и мечтаю поближе рассмотреть ковбоев.

Глухой удар заставил женщин вздрогнуть и ухватиться за перила – это корабль подошел к деревянному причалу. Глядя вниз, они видели, как оживает док, матросы забегали по причалу, хватая тросы, брошенные с корабля, и отдавая распоряжения своим товарищам.

Улицы, ведущие к пирсу, были заставлены телегами, фургонами и лотками с фруктами, каждый торговец предлагал свой товар. Фургоны стояли длинной цепью в ожидании разгрузки корабля. И еще, казалось, там было множество экипажей, ожидавших пассажиров.

– Вы уложили вещи? – спросила Брук.

Обе женщины кивнули.

– В таком случае мне лучше пойти и забрать свой ридикюль, – сказала Брук, отходя от борта. – Встретимся на пристани.

Брук направилась к их каюте. Она никому бы не призналась, что не чувствует той уверенности, которую так старательно демонстрирует. По правде говоря, она испытывала странную необъяснимую тревогу.

Она будет скучать по подругам. Они были единственными, кто понимал ее, кто действительно знал, что она пережила, и испытал то же одиночество, что и она. Но они имели право на собственную жизнь, и она хотела, чтобы они были счастливы.

Брук расправила плечи, упорно заставляя себя быть храброй. Сегодня она не будет грустить – сегодня перед ней открывается светлое будущее.

Подойдя к каюте, она открыла дверь, подошла к кровати и взяла ридикюль.

Вернувшись на палубу, Брук заметила, что несколько пассажиров сошли на пристань. Она спустилась на причал и, проталкиваясь сквозь толпу, подошла к подругам, стоявшим вместе с мистером Джеффрисом.

Мистер Джеффрис нанял две кареты – одну для Брук, а другую для ее подруг – и теперь следил, как размешают их багаж на крыше кареты. Джеффрис был невысокого роста, но все же на пару дюймов выше Брук. Его волосы, или то, что от них осталось, были седыми. На макушке сияла приличная лысина. Как всегда, на нем были серый жилет и белая рубашка.

Он повернулся, когда она подошла.

– Мисс Шеннон и мисс Джоселин, я заказал вам комнаты в гостинице «Блок-Хаус» и открыл вам обеим счета в Первом национальном банке в Нью-Йорке, вы сможете снимать с них деньги.

– Как деньги попали сюда? – поинтересовалась Брук.

– Его светлость посылал меня в Америку договориться обо всем еще до своей смерти. Я думаю, он подслушал ваши разговоры о желании уехать в Америку. А теперь я оставляю вас попрощаться. Не забывайте, что я пробуду в этой стране еще добрых шесть месяцев, так что, если я вам понадоблюсь, просто пошлите телеграмму в «Старую рощу», а Брук будет знать, как со мной связаться.

Шеннон и Джоселин с улыбкой поблагодарили его, затем каждая обняла его.

– Ну-ну, вот этого не нужно, – засмущался Джеффрис. – Это же моя работа.

Брук посмотрела на подруг, стараясь запомнить их облик до мельчайших деталей. Она так боялась, что они забудут друг друга.

Шеннон была самой маленькой из них, но самой своевольной. Нрав, свойственный рыжеволосым, возмещал недостаток роста. Сияющие волосы делали ее заметной в любой толпе. Однажды Джеффрис рассказал Брук, что отец Шеннон, когда напивался, часто бил ее. Видимо, поэтому она была вспыльчивой как порох.

А Джоселин? Что могла сказать о ней Брук, кроме того, что эта женщина, казалось, излучала внутреннюю силу? Блестящие локоны цвета красного дерева обрамляли лицо со, словно высеченными скульптором чертами. В ней была та элегантность, которой Брук всегда хотелось обладать.

– Думаю, пора прощаться, – наконец сказала Брук дрогнувшим голосом. Она распахнула объятия.

Женщины обняли ее, и она прижала их к своему сердцу. Они были и оставались ее единственной семьей. Как она будет скучать по ним!

– Это расставание ненадолго, – прошептала Шеннон. Она от горя с трудом заставила себя засмеяться, а по щекам ее текли слезы. – Не заставляйте меня плакать. Давайте дадим обещание встретиться через год в «Старой роще».

– Прекрасная мысль, – согласилась Джоселин, вытирая горячие соленые слезы со своих щек.

Брук пыталась храбро улыбнуться им, но ее полные слез глаза выдавали ее.

– Вы обещаете приехать? Никаких отговорок?

– Мы обещаем.

– Хорошо, – решительно сказала Брук. – И вы должны часто писать мне, чтобы я знала, как у вас идут дела. Я тоже буду писать.

После достигнутого соглашения Брук в последний раз обняла их и отступила, с трудом сдерживая слезы.

– Теперь я должна сделать все, чтобы научиться управлять плантацией, – сказала она, – чтобы вам было куда приехать.

Шеннон отбросила на плечи рыжие локоны, и ее лицо озарилось неожиданной улыбкой.

– Мы верим, ты сможешь это сделать. Ты всегда была самой умной и самой смелой из нас.

– Я с ней согласна, – сказала, уверенно кивнув, Джоселин. – Ты сможешь сделать все, что захочешь. Не позволяй никому убеждать тебя в обратном.

Брук расправила плечи и вздернула подбородок.

– Ну, с таким вотумом доверия мне ничего не страшно. Но, – добавила она, – я хочу, чтобы вы обе помнили – не важно, где вы будете находиться, важно, куда вы идете и как достигаете цели.

– Ох, она начинает говорить, как будто она наша мать, – заметила Шеннон, затем рассмеялась и толкнула Джоселин в бок.

Джоселин кивнула:

– Значит, пора расставаться.

Поскольку говорить уже было не о чем, обе женщины забрались в карету, и Брук увидела, как кучер закрыл дверцу.

– Вы еще пожалеете, что больше не услышите моих нравоучений! – с дрожью в голосе прокричала она им.

Прикусив губу, чтобы не расплакаться, Брук помахала подругам на прощание. «Если бы они только знали, как мне хочется, чтобы они остались со мной, – подумала она. – Но я сама по себе и с Божьей помощью, так или иначе, выживу».

Глава 2

Ее путешествие, наконец, подходило к концу.

Настроение Брук Хэммонд значительно улучшилось, когда они с мистером Джеффрисом приблизились к Новому Орлеану. Несмотря на то, что она лишь мельком видела город, ей понравилось то, что она увидела, и Брук собиралась вернуться сюда, как только устроится на плантации.

Путешествие было долгим, и она устала от дороги, но старалась не жаловаться.

Местность вокруг была красива – с цветущими деревьями и полями, на которых, по словам мистера Джеффриса, росли сахарный тростник и хлопок.

Брук вытерла лоб тонким белым носовым платком. Она заметила, как отличается воздух в Новом Орлеане от воздуха Нью-Йорка. Здесь чувствовалась влажность, от которой кожа становилась липкой.

Наконец карета замедлила ход, и через окно Брук увидела указатель, свидетельствовавший о том, что они въезжают на плантацию «Старая роща». У нее перехватило дыхание. Казалось, она не может произнести и слова, в ее голове одновременно проносились сотни мыслей.

Наконец у нее появится собственный дом, который будет принадлежать ей всегда, а не какое-то время. Самое главное, она станет в нем хозяйкой. Она больше никогда не будет зависеть от чужих решений. Дом значил для Брук гораздо больше, чем деньги. Дома у нее никогда не было. Она выросла в пансионе и иного пристанища не могла себе даже представить.

Все ее мечты были близки к осуществлению.

Карета проезжала между восьмиугольными кирпичными голубятнями, расставленными по обе стороны дороги, которые мешали ей увидеть свой новый дом. Однако дорога, покрытая красной пылью, была ровной и гладкой, что указывало, как много внимания уделялось содержанию плантации.

Пока же Брук была вынуждена признаться, что ей нравилась Америка, особенно по сравнению с сырой холодной Англией.

В этот день небо было ясным, сияющим, и ей, с ее британской кровью, придется привыкать к жаре. Возможно, с приближением осени погода станет приятнее.

– Деревья здесь несколько необычны и очень раскидисты, вам не кажется? – спросила Брук, сидевшая напротив мистера Джеффриса.

Он откинул кожаную шторку на окне.

– По-моему, они называются виргинскими дубами. Они вырастают очень большими и раскидистыми, – объяснил он. – И я заметил среди них несколько пекановых деревьев.

Громадные виргинские дубы – Брук насчитала уже около двадцати – обрамляли подъездную аллею. Их ветви, свисавшие над дорогой, были, словно кружевом, опутаны какой-то странной, похожей на седую бороду растительностью, которую Брук никогда еще не видела.

– Что это за зеленовато-серое вещество? – спросила она.

Джеффрис снова выглянул в окно и на этот раз улыбнулся.

– Это испанский мох. Он часто встречается в этих краях, насколько я знаю. – Он откинулся на спинку сиденья. – Этот мох живет на ветвях деревьев и распространяется с дерева на дерево. Он напоминает седую бороду и впитывает количество воды, в десять раз превышающее его вес. По-моему, он довольно красив.

– Да, может быть, отсюда и название плантации, – предположила Брук.

Мох действительно был красив, но в то же время вызывал у нее непонятный страх. Она надеялась, что это не было знаком, предупреждавшим о чем-то зловещем, таящемся впереди. Холодок пробежал по ее спине, но она подавила это ощущение тревоги. Без сомнения, слуги обрадуются приезду новой хозяйки.

Брук подумала, что больше не выдержит тревожной неопределенности, когда перед ней возник великолепный дом плантатора. Двухэтажный белый дом с одноэтажными, примыкавшими к нему по бокам павильонами живописно расположился в конце аллеи, и он принадлежал ей… только ей.

Десяток белых колонн выстроился перед величественным фасадом. Балкон второго этажа образовывал прекрасную веранду, огороженную кованой балюстрадой. Две лестницы полукругами поднимались ко второму этажу. Брук могла только с изумлением смотреть на все это, пораженная представшей перед ней роскошью.

– Вижу, на вас это произвело впечатление, – тихо заметил мистер Джеффрис.

– Я никогда не видела ничего подобного, – прошептала Брук, опасаясь, что кто-нибудь ущипнет ее и пробудит от этого удивительного сна. Неужели ей могло так повезти? – Удивительно, что Джексон оставался в Англии, имея такой великолепный дом в такой прекрасной местности.

– Я думаю, у него были другие планы относительно «Старой рощи».

Карета остановилась перед широкими ступенями, ведущими в дом. Кучер спрыгнул на землю, открыл дверцу и опустил ступеньку.

Брук подобрала юбки, чтобы не оступиться, и оперлась на руку кучера. Она едва успела выйти из кареты, как неожиданно появился мужчина, галопом мчавшийся на великолепном белом жеребце, из-под копыт которого взлетали облака пыли. На мгновение Брук вспомнились ее девичьи мечты о прекрасном принце на белом коне. Конечно, глупые мечты рассеялись, она повзрослела и давно уже не вспоминала о своем принце.

До этой минуты.

Приближавшийся к ней мужчина, возвышаясь в седле, выглядел угрожающе. Он остановил коня в нескольких футах от них, но ничего не сказал, давая Брук время рассмотреть его. Он был одет для верховой езды, на нем не было, как у большинства джентльменов, сюртука, а только белая развевающаяся рубашка и черные бриджи. Его синие глаза блеснули, затем, прищурившись, он наклонился и сверху посмотрел на нее и мистера Джеффриса так, как будто они были насекомыми, которых надо раздавить.

Пока он разглядывал их, Брук любовалась игрой солнечных лучей в растрепанных ветром, довольно длинных волосах. Его бронзовая от загара кожа придавала ему лихой вид, который Брук нашла весьма привлекательным, несмотря на его высокомерие.

Ей не следовало таращиться на него, но она не могла удержаться. Незнакомец действительно выглядел потрясающе.

В Англии она чаще всего общалась с джентльменами, обремененными всевозможными болезнями, многие просто годились ей в отцы.

Но этот был красив, отчаянно красив. Кто же он? Может быть, надсмотрщик?

– Джеффрис, – сердито проворчал мужчина, наконец, признав их. Он сошел с коня и бросил поводья молодому конюху, подбежавшему к ним, пока Брук рассматривала мужчину. – Меня предупредили о вашем приезде, но я не ожидал, что вы заявитесь с женой.

Брук отметила, какой у незнакомца звучный и властный голос, но она чуть не рассмеялась, когда он принял ее за жену мистера Джеффриса.

– Тревис, – сказал Джеффрис, протягивая руку. – Я давно вас не видел. Вы прекрасно выглядите.

– Как и вы, – сказал Тревис и посмотрел на Брук. – Вы не представите меня вашей милой спутнице?

– Конечно, но она не моя жена. – Мистер Джеффрис повернулся к Брук. – Позвольте представить вас Брук Хэммонд.

Тревис поднес ее руку к своим губам и слегка прикоснулся, но этого было достаточно, чтобы мурашки пробежали по телу Брук. Странно, но у нее сильнее забилось сердце, когда он произнес:

– Приятно познакомиться, мисс Хэммонд. – Он повернулся к Джеффрису: – Тогда, я полагаю, это ваша невеста?

– Конечно, нет. Она друг вашего отца.

Взгляд Тревиса остановился на ней, затем, нахмурив брови, он резко повернулся к поверенному:

– Моего отца? Боюсь, я вас не понимаю.

Брук с большим усилием отвела взгляд от неотразимых глаз Тревиса и тоже посмотрела на мистера Джеффриса.

– Его отец? – повторила Брук. – Ради Бога, скажите, кто его отец?

Джеффрис слегка покраснел и ответил:

– Позвольте мне представить Тревиса Монтгомери, сына Джексона.

Брук не могла скрыть своего изумления.

– Джексон никогда ничего мне не говорил о сыне. – И добавила: – А если у него был сын, почему он оставил плантацию мне?

– Мадам, это нисколько меня не удивляет, – холодно взглянув на нее, резко сказал Тревис. Очевидно, Тревиса Монтгомери такой поворот событий радовал не больше, чем ее. Интерес, который она заметила всего лишь минуту назад, исчез, когда он обратился к мистеру Джеффрису: – Что она здесь делает?

Брук отчетливо поняла, что ответ ему не понравится.

Следующий час тянулся медленно. Джеффрис без успеха пытался успокоить Брук и Тревиса, пока они не перестали кричать друг на друга.

Оказалось, что плантацию Брук может получить только на определенных условиях, и одно из них, расположившееся напротив нее за библиотечным столом, сейчас сердито смотрело на нее. Ее так быстро втолкнули в дом, что она не успела разглядеть внутреннее убранство. Их провели прямо в библиотеку, служившую Тревису кабинетом. Комната была такой же мрачной, как и ее хозяин.

Пока Тревис отвернулся, чтобы что-то шепнуть мистеру Джеффрису, Брук воспользовалась этим моментом и окинула взглядом комнату, пытаясь составить представление о ее хозяине. Одну стену целиком занимали книги. Очевидно, Тревис любил читать или стремился произвести такое впечатление. У другой стены находился мраморный камин, а над каминной полкой висел большой, выполненный маслом портрет сурового джентльмена, которого Брук не узнала.

Единственным светлым пятном в комнате были балконные двери, расположенные позади письменного стола.

Она снова посмотрела на свою ближайшую проблему, Тревиса Монтгомери, которому мистер Джеффрис пытался втолковать, что Брук получила в наследство половину «Старой рощи» и они смогли бы обо всем договориться, если бы только он выслушал его.

– Только через мой труп! – орал Тревис.

– Можно договориться! – крикнула Брук этому высокомерному грубияну. Она начала думать, что лучше бы он никогда не попадался ей на глаза. Почему он позволяет себе кричать на нее? И почему Джексон никогда не говорил, что у него есть сын? Подумать только, он показался ей таким красивым, а на деле – настоящий дьявол.

– Убирайтесь из моего дома, – процедил сквозь зубы Тревис, его голос звучал напряженно, как будто он едва сдерживал себя.

Брук чувствовала, что его гнев вызван не только ее неожиданным появлением.

– Вашего дома? – с вызовом переспросила она. Этот человек… ее совсем не знает. Ему ее не запугать, как и любому мужчине. – Вероятно, вы не слушали. Плантация принадлежит нам обоим, так что лучше смириться с данным фактом, – сообщила она ему, радуясь, что мистер Монтгомери не сразу нашелся, как ответить ей. Он не производил впечатления человека, готового в чем-то уступить.

Как и она сама.

Он долго смотрел на нее, затем перевел взгляд на мистера Джеффриса, который с раздраженным видом сидел у стола, сложив руки на лежавших перед ним бумагах.

– Я знал, что отец ненавидит меня… – Тревис умолк, и странное выражение промелькнуло на его лице – Но не предполагал, что так сильно, – сказал он, опускаясь в кресло.

Поверенный прокашлялся и затем сказал:

– Если вы закончили состязаться в том, кто крикнет громче, я продолжу чтение завещания Джексона. – Джеффрис посмотрел на них поверх очков и терпеливо ждал их согласия.

Наконец оба кивнули. Тревис оттолкнулся от стола.

– Пока вы не начали читать, – сказал он, – мне надо выпить. Вы хотите чего-нибудь? – Его вопрос был обращен к Джеффрису.

Поверенный пожал плечами и кивнул, затем вернулся к своим бумагам. Когда Тревис направился к шкафчику-бару, стоявшему у стены, Брук сказала:

– Совершенно очевидно, что ваш отец никогда не обучал вас хорошим манерам.

Тревис остановился. Медленно повернувшись, он ответил ей гневным взглядом.

– Мой отец не давал себе труда вообще учить меня чему-нибудь, – с горечью ответил он. Он немного подождал, чуть приподняв бровь, почти принуждая ее ответить – Вы не хотите чего-нибудь, мисс Хэммонд?

Брук улыбнулась, понимая, что этим еще больше разозлит его, затем вежливо сказала:

– Да, большое спасибо. Я бы выпила хереса, если можно.

Прежде чем он отвернулся, она заметила пламя, вспыхнувшее в его синих глазах, и подумала, как можно было бы затушить это пламя и, возможно, укротить зверя.

Тревис Монтгомери никак не вписывался в ее надежды на это авантюрное путешествие. Его присутствие излишне будоражило ей кровь. Он вознамерился запугать ее, однако ему следует быть осмотрительнее.

Герцог никогда не упоминал, что у него есть дети, и, честно говоря, Брук не могла обвинять Тревиса за то, что он сердит не только на своего отца, но и на нее. Она знала, каково быть отвергнутым родителем, но это не означало, что огорчения Тревиса заставят ее отказаться от своего великолепного шанса быть счастливой.

Из-под опущенных ресниц она наблюдала, как он разливает вино. Тревис протянул руку за хрустальным графином, и белая полотняная рубашка обтянула его спину. Высокий мужчина… выше многих, он был грубым, надменным, наглым, как почти все американцы, но таким загадочным, что приковывал к себе ее внимание, чего Брук не могла бы сказать о большинстве мужчин.

Выгоревшие на солнце волосы подчеркивали бронзовый загар его кожи, а выразительные черты лица, казалось, притягивали ее, даже когда он ничего не говорил. И это было не к добру. Ей не нужен Тревис Монтгомери. Она покончила с мужчинами, особенно с теми, кто хотел управлять ею.

Тревис протянул ей бокал с хересом и снова занял свое место.

«Это больше, чем бы мне хотелось, – подумала Брук, беря бокал. – Кто-то должен выручить меня».

Мистер Джеффрис пил виски с таким видом, словно нуждался в нем больше, чем кто-либо другой. Со вздохом он снова положил перед собой бумаги и начал читать:

– «Я, Джексон Монтгомери, находясь в здравом уме, завещаю свою плантацию в Новом Орлеане Брук Хэммонд и моему сыну, Тревису Монтгомери, в равных долях в надежде, что они вместе будут успешно управлять плантацией. Если через год они не поженятся и один из них пожелает покинуть плантацию, тогда другой может выкупить его долю.

Я выражаю надежду, что имя Монтгомери будут носить мои наследники. Следовательно, мои остальные имения будут находиться под опекой до рождения моего первого внука.

Все правильно, Тревис! Я вижу, как ты сейчас нахмурился. Я действительно уделял тебе мало внимания, но я дал тебе свое имя, а когда ты вырос, я предоставил тебе и твоей матери место для проживания. Я хочу, чтобы ты сделал две вещи: первое, ты должен устроить прием в течение двух недель после прочтения моего завещания и представить Брук Хэммонд ее соседям. Я сожалею, что не мог передать тебе свой титул, но это невозможно, поскольку я не был женат на твоей матери. Однако, зная тебя, я уверен, что титул тебя совершенно не интересует.

Второе, я хочу, чтобы ты поступил достойно, женился и имел детей, чтобы род Монтгомери продолжался. Брук будет тебе прекрасной женой, и ты получишь имения намного быстрее, как и деньги. Будь добр к ней», – Джеффрис закончил и, глубоко вздохнув, добавил: – Но есть одно исключение.

Брук мгновенно подняла голову.

– Какое? – спросила она Джеффриса. – Я не имею никакого желания выходить замуж за этого человека или любого другого. Об этом не может быть и речи.

– Не помню, чтобы я просил вас выйти за меня замуж, – резко сказал Тревис, его слова прозвучали, как удар хлыста. – Более вероятно, что вы одурачили моего отца. – Тревис перевел взгляд на поверенного: – О каком исключении вы упомянули?

Джеффрис отхлебнул вина. Он был бледен.

– «Если мой сын предпочтет жениться на другой женщине и у него родится сын или его жена будет ждать ребенка до или к концу действия данного соглашения, то Тревису не надо будет выкупать долю Брук. Плантация целиком перейдет к нему, а Брук будет предоставлена небольшая сумма для переезда туда, где она пожелает жить. Если же ребенка не будет, то условия выкупа остаются в силе».

– Это один из самых подлых его трюков. – Тревис вскочил. – Он, черт побери, прекрасно знал, что «Старая роща» не выживет без доходов от других имений. Он и из могилы пытается управлять моей жизнью. Даже указывает, когда именно я должен произвести на свет наследника.

– По моему мнению, Джексон надеялся, что вы оба отнесетесь к этому по-другому, – сказал Джеффрис, опережая Брук. – Возможно, немного времени, и… – Он умолк, получив испепеляющий взгляд от Тревиса, но все же продолжил: – В конце концов, вы же только что познакомились.

– Я совсем другое имела в виду, – чувствуя себя неловко, – сказала Брук. – Я проделала длинный путь, чтобы обнаружить, что у меня, возможно, нет дома. – Она кашлянула. – Сомневаюсь, что время что-то изменит.

– А что именно имели вы в виду, мисс Хэммонд? – приподняв бровь, поинтересовался Тревис. – Я так сожалею, что причиняю вам неудобства, ваше высочество, – продолжал он. – А как, вы думаете, чувствую себя я? Я своим потом поднял эту плантацию из руин. – Тревис оперся руками о стол из вишневого дерева и со злостью смотрел на Брук. – И вот что я вам скажу, мисс Хэммонд. Я не позволю вам вмешиваться в управление этой плантацией. Поскольку мой отец так, кстати, зажал свои деньги, что не на что надеяться. Если мы не соберем в этот раз хороший урожай сахарного тростника, то я… мы потеряем «Старую рощу» и у вас останется половина от ничего. Я ясно выражаюсь?

Казалось, он плеснул ей в лицо ледяной водой, и это вывело ее из оцепенения. Брук так быстро вскочила, что едва не опрокинула стул. Она холодно взглянула на Тревиса.

– Абсолютно! – отрезала она. – А теперь позвольте мне высказаться. Вам, вероятно, это понравится не больше, чем мне, но я собираюсь извлечь максимальную пользу из непростой ситуации, добившись хорошего урожая.