Текст книги "Во власти твоих глаз"

Глава 6

«Вот этого я и боюсь», – подумал Тревис, глядя, как Джереми помогает Брук сесть в седло. Тревис знал, что ему не следует касаться этой женщины, это слишком опасно, но он не был уверен, что ему хочется, чтобы и его друг тоже дотрагивался до нее.

Брук, даже не взглянув в его сторону, галопом пустилась прочь… ему это должно было бы быть безразлично, пытался он убедить самого себя. Он привык получать то, чего хотел, и не обращать внимания на то, что недоступно, но в данном случае ему было трудно полностью избавиться от мыслей о миссис Хэммонд.

Его не покидало чувство, что, как бы он ни старался, он никогда не избавится от нее, как она только что заявила ему.

Джереми подошел к нему.

– Ну и партнер у тебя, должен сказать. – Он оглянулся и посмотрел вслед уезжавшей женщине. Он одобрительно кивнул, и это еще больше рассердило Тревиса. – Что ты собираешься с ней делать?

– Отпугнуть.

Джереми усмехнулся:

– Мне неприятно говорить это тебе, но непохоже, что она их тех, кого легко испугать. Честно говоря, уезжая, она имела очень решительный вид. – Он скрестил руки на груди. – Как же случилось, что эта загадочная леди стала твоим партнером? Не могу представить, что ты сам нашел ее, как и не верю, что тебе действительно нужен деловой партнер.

Тревис тяжело вздохнул.

– Уверяю тебя, мне нетрудно найти женщину, когда она мне нужна, – проворчал он, его мужская гордость была задета.

Медленная улыбка появилась на лице Джереми.

– Беда в том, что тебе она не нужна, – сказал он. – И для мужчины, которому не нужна женщина, у тебя, их теперь две.

– Брук выбрал мой отец, – сквозь зубы неохотно признался Тревис. – Не могу понять, почему, черт бы его побрал, он сделал эту глупость. Он, конечно, далек от идеала, но никогда не был недоумком. – Слова Тревиса были пропитаны сарказмом. – Полагаю, это его прощальный подарок.

– Но Гесиону выбрала твоя мать, – заметил Джереми. – Должно быть, твои родители считали, что тебе пора жениться, и у каждого было свое представление на ком. Мне следовало бы это понять. – Он рассмеялся. – В прошлом мои родители проделали то же самое со мной. Мне повезло, и я пока еще избежал брака. Однако, по моему мнению, твой отец сделал более удачный выбор, чем твоя мать, и несравненно лучше, чем последний выбор моей матери, – усмехнулся он.

Тревис нахмурился и язвительно заметил:

– А теперь ты оскорбляешь мою невесту.

Джереми словно не услышал предупреждения Тревиса. То, что Тревис не питал никаких чувств к Гесионе, не было тайной.

– И если бы ты был более откровенным, ты бы согласился со мной. Ты ее любишь?

– Кого?

– Гесиону, конечно, – улыбнулся Джереми. Противоречивые чувства отразились на лице Тревиса.

– Какие чувства я испытываю к Гесионе, не имеет к делу никакого отношения. Она удовлетворяет всем требованиям, следовательно, подойдет и Гесиона. Она будет идеальной хозяйкой «Старой рощи», ибо принадлежит к одной из благороднейших семей в Новом Орлеане.

– Возможно, твоя женитьба на ней улучшит отношения с твоим дедом?

– Мой дед… – Тревис, задетый правдивостью этого вопроса, поморщился, но попытался не показать этого. Могло ли что-либо удовлетворить его жестокого деда? Тревис столько раз слышал о том, что его рождение погубило его мать. – Мне наплевать, что думает этот старый ублюдок. Мать будет довольна, и этого достаточно.

– И ради этого стоит жениться? Что, если Гесиона холодна? Кто согреет твою постель? Как я заметил, у этой женщины в жилах течет ледяная кровь.

– Я ценю твою заботу, Джереми, но любовница всегда даст то, чего не может дать жена. И Гесиона мне небезразлична. Она – самый удачный выбор.

– Надо ли напоминать тебе, что твоя любовница покинула Новый Орлеан? – Джереми спокойно встретил взгляд Тревиса. – Может быть, ты сумеешь уговорить своего нового партнера занять ее место.

Пришла очередь Тревиса усмехнуться, он-то прекрасно знал, что этого никогда не будет.

– Думаю, что вероятность этого чрезвычайно мала. Как ты только что сказал, она не похожа на других женщин, которых я знал. Единственное, чего я хочу от миссис Хэммонд, это чтобы она переписала плантацию на мое имя, а затем она может отправляться куда пожелает.

– Ты ее спрашивал?

– Да.

– И?

Тревис пожал плечами.

– Она сказала мне, что я никогда от нее не избавлюсь.

Джереми, не скрывая улыбки, похлопал Тревиса по плечу.

– Прости, но я не могу считать тебя несчастным. Меньше всего мне бы хотелось избавиться от нее. Она одна из самых потрясающих женщин, которых я когда-либо встречал. – Хитрая улыбка мелькнула на его губах. – Как только она заговорила, кровь вскипела в моих жилах. Вот женщина, ради которой можно умереть! Может, мне попытаться поухаживать за ней?

Тревис помрачнел.

– Тебе надо держать себя в руках, – предостерег он. – Эта женщина смертельно опасна.

Джереми заметил, как Тревис сжал челюсти.

– Ты хочешь сказать, что не желаешь поделиться?

– Мне нечем делиться, – отрезал Тревис. – И мне чертовски надоел этот разговор. Разве у тебя нет дел на плантации?

Вместо того чтобы обидеться, Джереми улыбнулся:

– Ну и ну! Ты определенно злишься из-за женщины, к которой, как ты заявляешь, равнодушен.

– Я злюсь с первого дня ее приезда.

Джереми сразу же понял, что миссис Хэммонд взволновала Тревиса, чего до этого времени не удавалось ни одной женщине.

– Значит, тебе следует спросить себя, почему ты злишься, – настаивал Джереми, садясь на лошадь, – потому что я думаю, что Брук вызывает у тебя какие-то, ранее тебе неведомые, чувства. – Он развернул лошадь. – И пришли варщика сахара, если сможешь, – оглянувшись, добавил он.

– Убирайся отсюда к черту, пока я не передумал вообще помогать тебе, – проворчал Тревис. Он хлопнул лошадь Джереми по крупу, погоняя ее. – Завтра я пришлю Бена.

Тревису было необходимо чем-то заняться, чтобы отвлечься от своих неприятностей. Джереми хорошо потрудился, подкалывая его, но ничего не сделал, чтобы успокоить кипевший в Тревисе гнев. Повернувшись, Тревис посмотрел на сахароварню. Может быть, ее жар сможет выжать из его организма вместе с потом и эту женщину… Он не терял надежды.

Когда Брук вернулась в большой дом, мамми встретила ее новостью, что Проспер, повар, вернулся и желает, чтобы Брук внесла свой вклад в приготовления к предстоящему приему гостей.

Брук забыла о своем недовольстве Тревисом. Наконец она познакомится со знаменитым поваром, искусство которого ей предстояло оценить.

– Проводи меня, – сказала она.

Мамми сморщила нос:

– Что это за запах? Пахнет дымом.

– Я чуть не забыла, у меня обгорела амазонка, – сказала Брук, поднимая юбку и показывая мамми обгоревший подол. – Наверное, мне надо освежиться. Я вернусь через полчаса.

После того как Брук переоделась, они с мамми пошли на кухню, находившуюся в самом дальнем конце дома. Как только Брук вошла в кухню, она увидела повара, с манерами мелкого диктатора дающего указания кухонной служанке, мешавшей что-то в большом черном котле, висевшем над очагом.

Проспер оказался высоким худым человеком, кожа которого была немного темнее, чем у мамми. На нем был белый передник, повязанный поверх его черно-белой одежды. Спустя несколько минут, он обернулся, и Брук увидела, что у него доброе лицо. Волосы у него были довольно длинные и совершенно белые, а глаза глубокого коричневого цвета… изучали ее с неподдельным интересом. В правой руке он держал деревянную ложку. Пользуются ли ею для помешивания или дают по рукам, еще предстояло узнать.

– Мадемуазель, – сказал Проспер с легким французским акцентом, – я – Проспер Эрнест Фаурнье, к вашим услугам. – Он низко поклонился. Суровое выражение его лица не допускало шуток. А он добавил: – Как я понимаю, вы, мадемуазель, распоряжаетесь домашними слугами.

Брук с изумлением поняла, что Проспер первым признал ее право на «Старую рощу».

– Я теперь владею половиной плантации, – объяснила Брук. – Приятно, наконец, познакомиться с вами.

Проспер кивнул.

– Я – повар экстраординарный, – заявил он, размахивая ложкой. – Я обучался во Франции у самых лучших шеф-поваров и готовлю для семьи Монтгомери последние десять лет.

Брук улыбнулась. Он говорил так, словно старался произвести на нее впечатление.

– У меня простые запросы, на кухне я хозяин, а обед строго в семь часов, обязательно.

Первым порывом Брук было ответить: «Да, сэр», – но она напомнила себе, что скорее ему следует спрашивать у нее, что ему делать. Кто на кого работает? – задумалась она.

– Очень вам благодарна, Проспер, за объяснения правил. Надеюсь, вы готовите не хуже, чем отдаете распоряжения. Если так, я уверена: каждое блюдо будет совершенством. – Брук увидела, как на лице мамми расплылась улыбка, которую она не успела спрятать.

Проспер оцепенел, глаза широко раскрылись, а лицо покраснело.

– Вы увидите, мадемуазель, что я отличный повар. Я бы хотел окончательного одобрения меню для празднества в эту пятницу. – Он вытащил из кармана листок бумаги и протянул ей.

Брук пробежала глазами список. Казалось, все было в порядке и названия выбранных им блюд звучали восхитительно.

– У вас отличный вкус, мистер Проспер. – Она взглянула на мамми: – Ты видела список?

– Oui.

Повернувшись к Просперу, Брук сказала:

– Если мамми одобряет, то я тоже. Спасибо за помощь. – Она вернула меню Просперу.

– Как пожелаете, мадемуазель, – сказал он, коротко кивнув, и вернулся к плите.

Брук поняла, что в ней больше не нуждаются, и оставила этого человека в его кухне.

Неудивительно, что он нравился Тревису. У обоих был дурной нрав.

В коридоре Брук спросила мамми:

– Он всегда такой любезный?

Мамми искоса взглянула на нее.

– Ну, это вопрос. – Она усмехнулась. – Видите ли, Проспер не хочет, чтобы кто-то топтался у него на кухне.

– О, он показал это весьма ясно, – улыбнулась Брук.

– Он всегда был высокомерным, не общался с другими, – сказала мамми, когда они вышли в холл. – Это не его вина, вот так. Иногда люди оказываются не такими, как кажется. В Париже Проспер работал у великого шефа. Вот там его светлость впервые попробовал блюда, приготовленные Проспером, вот так. Монтгомери уговорил Проспера приехать и работать на него. Так что он работал на его светлость в Англии целый год, вот так, пока Монтгомери не купил «Старую рощу» и привез Проспера с собой сюда.

– Странно, почему Джексон не взял Проспера обратно в Англию?

– Может, потому, что герцогиня не ладила с Проспером. А Просперу… ему нравилось в Нолинзе. – Мамми пожала плечами и добавила: – Я всегда думала, что его светлость сделает «Старую рощу» своим домом, вот так. Он любил это место, – со вздохом закончила она, глядя в сторону. Казалось, мамми разговаривала сама с собой и забыла о стоявшей рядом Брук. – Что-то произошло, не следовало устраивать это с мисс Маргарет… – Мамми резко оборвала речь.

Брук протянула руку и тронула мамми за плечо.

– Я понимаю. Думаю, ты любила Монтгомери, и я тоже.

Мамми кивнула:

– Он всегда был добр ко мне. Затем, подумать только, он прислал мне своего прекрасного сына.

– А разве у него был еще один сын?

Женщины переглянулись и расхохотались. Такими их и застал Тревис, вошедший через парадную дверь.

– Я что-то пропустил? – поинтересовался он.

– Да нет, – ответила Брук, – это касается только нас двоих. – Она жестом объединила себя с мамми, затем быстро повернулась и оставила его стоять в холле с тем же непостижимым выражением на лице. Брук могла бы еще потрудиться над Тревисом, но чувствовала, что у нее с мамми возникло взаимопонимание, и это радовало ее. «Старая роща» наконец становилась ее домом.

Тревис остался в холле, ему хотелось бы знать, о чем говорили эти две женщины до его появления. Его раздражало, что Брук, казалось, чувствовала себя слишком свободно в его доме.

Почесав затылок, Тревис прислонился к перилам и смотрел, как Брук поднимается по лестнице. Ее светлые волосы, из которых выпали почти все шпильки, свободно падали на узкую спину, и здесь ему следовало бы отвести взгляд, но он не отвел.

Она сменила свою испачканную сажей одежду, и на ней было зеленое дневное платье без кринолинов. Он смотрел на идеальную округлость ее ягодиц и как никогда остро ощущал ее чувственную притягательность. Ему хотелось дотронуться до нее, а именно этого, как он понимал, он не должен был делать. Его чувства никак не были связаны с разумом.

Соблазнительное тело Брук было создано для любви, и он напрягся, вообразив, как он овладеет ею, проникнув во влажную глубину.

Тревис резко выпрямился, словно получив сильный удар в живот. И должен был признаться, что не возражал бы, если бы кто-нибудь в эту минуту выбил из него дурь.

Эта женщина – яд для его рассудка.

– Что это с вами? – раздался за его спиной голос мамми.

Тревис оглянулся, чувствуя себя ребенком, которого застали за недозволенным занятием.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ну, потому, – сказала мамми, склонив голову набок и упершись руками в бедра. – Я уже сходила в столовую и вернулась сюда – и вижу, вы стоите на том же самом месте и уставились на эту лестницу. Вы забыли что-то сказать мисс Брук?

– Конечно, нет, – ответил Тревис, чье смущение мгновенно превратилось в раздражение. – Я устал, мне трудно собраться с мыслями.

– Угу, – подняв бровь, сказала мамми и ушла, оставив его одного.

Тревис начал подниматься по лестнице. Он считал, что мамми только думает, что знает о нем все. «Что мне требуется, так это добрый глоток виски и горячая ванна», – решил Тревис. Да, это прояснит ему голову. Затем он подумал, что ему нужнее женщина, но это едва ли произойдет скоро. Он чертовски занят плантацией.

Возможно, женившись на Гесионе, он сможет навсегда забыть Брук. Пройдет год, и Брук будет не только готова, но и рада продать ему свою половину, и тогда ему больше никогда не придется встречаться с ней. Но что она будет делать? Есть ли у Брук семья? Есть ли место, куда она может поехать? Судя по всему – нет. Затем еще более ужасающая мысль испугала его. Что, если она выйдет замуж за кого-нибудь из владельцев соседних плантаций, и он будет постоянно встречаться с ней на празднествах и развлечениях? Тревис протянул руку к ручке двери, ведущей в его комнату, но остановился.

Нет, она не должна выходить замуж и оставаться здесь, неподалеку от него.

Охваченный страхом, он распахнул дверь.

– Вам нужна моя помощь, чтобы принять ванну, сэр? – спросил его Люсьен, его слуга.

– Что мне нужно, так это виски. Сделай двойной. Затем можешь наполнить ванну. Мне надо долго отмокать в горячей воде.

Тревис надеялся избавиться от мыслей о золотоволосой ведьме.

Спустившись к обеду, Брук с удивлением увидела ожидавшего ее Тревиса. Обычно он даже не появлялся, и она обедала с мистером Джеффрисом. Брук порадовалась, что надела белое кружевное платье с маленькими белыми рукавами с буфами.

Брук заметила, что его волосы были все еще влажными после ванны. Неужели он оставил дела, чтобы пообедать с ней? Она чуть не рассмеялась от этой глупой мысли. Вероятно, она слишком долго пробыла на солнце и у нее разыгралось воображение. С тех пор как она приехала сюда, Тревис не сделал ничего ради нее.

Брук кивком поздоровалась с ним.

– Меня удивляет, что я вижу вас за обедом.

Тревис с любезной улыбкой выдвинул для нее стул.

На этот раз стул был у его стороны стола, а не у противоположной.

– Проспер вернулся, – сообщил ей Тревис. – Только дурак упустит возможность попробовать его блюда.

Слишком самонадеянно было думать, что ему захотелось пообедать с ней, огорченно подумала Брук. Ей следовало знать, что он не собирался нарушать своих привычек ради нее. Любая женщина, обладавшая здравым смыслом, знала, что мужчины всегда, прежде всего, заботятся о своем желудке.

Какой-то шум, раздавшийся в холле, привлек их внимание. Женские голоса, приближаясь к столовой, звучали все громче. Через мгновение в столовую вошла леди.

– Я дома.

Глава 7

Брук вскочила, испуганная неожиданным вторжением.

Она полагала, что оставалось еще достаточно времени до возвращения его невесты и матери. Брук затаив дыхание, смотрела, как вошедшая женщина сразу же подбежала к Тревису и, крепко обхватив его шею, повисла на нем.

– Ты скучал по мне? – спросила она и поцеловала его в щеку.

– Нисколько, – ответил Тревис и тоже нежно обнял ее.

Брук медленно выдохнула. Женщина повернулась к ней, и Брук увидела, что это не взрослая женщина, а ребенок.

– Я вижу, у нас тут общество, – сказала девочка.

– Можно и так сказать, – ответил Тревис со своей обычной насмешкой. – Если ты присядешь, я познакомлю тебя.

Уже вошли слуги и ставили прибор для девочки напротив Брук. Когда они закончили, молодая леди с веселой возней уселась на свое место.

– Брук Хэммонд, позвольте представить мою троюродную сестру, Элизу Борделон, – сказал Тревис, махнув рукой в ее сторону. – Она своевольная девица двенадцати лет, и ей нужна твердая рука.

Брук улыбнулась:

– И поэтому ее прислали к вам?

Тревис слегка приподнял брови.

– Думаю, можно и так сказать. Элиза прожила с нами последний год, но в этом месяце она навещала родителей. А теперь, как я вижу, дитя вернулось.

– Я тоже люблю тебя, кузен, – сказала девочка, сурово посмотрев на него. – Ты должен знать, что мне уже почти тринадцать, – твердо заявила она.

– Ты все еще ребенок, и поэтому тебя должно быть видно, но не слышно.

Элиза не обратила внимания на его слова и перенесла свое внимание на Брук.

– Вы очень хорошенькая. Я знаю ваше имя, но все еще не знаю, кто вы и почему вы здесь.

Девочка была настолько забавной, что Брук не могла не усомниться, что она действительно член этой семьи. Элиза, как ребенок, тоже была хорошенькой, с этими неяркими веснушками, осыпавшими ее вздернутый носик. Блестящие волосы с каштановым оттенком были по обе стороны лица завиты в крупные локоны. Такой же красивый каштановый оттенок имели и пытливые глаза Элизы. Она с откровенным любопытством разглядывала Брук.

– Это Брук Хэммонд, мой новый деловой партнер, – просто объяснил Тревис. – По-моему, ее комната находится рядом с твоей.

– Так она живет с нами? – спросила Элиза.

Тревис кивнул.

– О, чудесно! – Элиза от радости захлопала в ладоши. – Я и не знала, что у Тревиса есть партнер, – сказала она. Она обращалась к Брук, но ей ответил Тревис.

– И я не знал, – язвительно вставил он, но Элизу больше интересовала новая леди, и она не обратила на него внимания.

Брук улыбнулась девочке.

– Надеюсь, ты не против, если я составлю тебе компанию там, в твоем конце коридора.

– Конечно, нет. Мне так нравится ваш английский акцент. А вы, правда, из Англии?

– Да, – подтвердила Брук. – Я совершила очень длинное путешествие.

Элиза сложила пальцы домиком и положила на них подбородок.

– Могу поспорить, вы все знаете о последней моде. Вы были дебютанткой, у вас был первый бал и вообще вы выезжали на разные вечера? Не могу дождаться, когда я стану выезжать на балы и вечера. Я буду танцевать всю ночь напролет. – Она вздохнула и на минуту погрузилась в свой собственный мир. – Вы должны рассказать мне обо всех знаменитых лондонских празднествах, которые вы посещали.

Девочка была свежа, как ветер, и Брук чувствовала, как ее притягивает этот сгусток энергии.

– Нет, у меня не было первого бала, но я бывала на многих балах, так что могу развлечь тебя рассказами.

– О, это было бы чудесно!

Тревис, слушая болтовню кузины с Брук, подумал, что он мало, что знает о том, как Брук жила в Англии. Затем поспешил напомнить себе, что его это совсем не интересует. Она находилась здесь, и она ему мешала.

– Господи, Элиза, как же ты сегодня разболталась. Тебе что, не разрешали разговаривать во время поездки домой?

– Разумеется, я разговаривала, – нахмурилась она, – но мои братья и сестры такие скучные! – Она сделала большие глаза.

– Ну, моя дорогая, не думаю, что кто-нибудь говорил так о тебе. – Тревис позвонил в маленький колокольчик, стоявший у его тарелки. – А не приступить ли нам к обеду? Ты, должно быть, умираешь от голода после длинной дороги.

По сигналу в столовую вошли слуги с блюдами, полными закусок, и большой супницей.

– Должно быть, сейчас семь часов, – засмеялась Брук.

– Минута в минуту, – подтвердил Тревис.

Он усмехнулся, и выражение его лица смягчилось. Оно показалось Брук почти мальчишеским. Волна возбуждения прокатилась по ее телу. «Не спеши», – напомнила она себе. Не ей полагалось испытывать это влечение, а Тревису. Взглянув на него из-под ресниц, Брук увидела, что суп интересовал его больше, чем она.

Очевидно, она утратила свой дар обольщения мужчин.

Тревис поднял глаза.

– А вы не будете есть?

Она кивнула, взяла суповую ложку и стала помешивать суп, определяя, из чего он состоит. Пахло восхитительно. Это был густой суп со стручками бамии и картофелем и каким-то белым мясом. Она заметила, что Тревису не пришлось уговаривать Элизу есть. Она уже приступила к еде, наслаждаясь, горячим супом.

Первая же ложка ароматного супа вызвала у Брук восхищение.

– Это превосходно!

– А разве в Англии не едят бамию? – удивилась Элиза.

– Боюсь, что нет. Этот суп очень не похож на те, к которым я привыкла. Из чего он?

Тревис не донес ложку до рта и улыбнулся:

– Это бамия с крабом. Я рад, что вам нравится.

Перед тем как проглотить вторую ложку, Брук подула на нее. Тревис и Элиза увлеклись разговором, давая Брук возможность наблюдать за ними из-под опущенных ресниц. В этот вечер Тревис как будто расслабился. Может быть, присутствие в доме ребенка благотворно влияло на него. Действительно, Элиза, казалось, хорошо действовала на Тревиса.

Каждая ложка супа была вкуснее предыдущей.

– Я чувствую вкус краба и многих специй, некоторые из них мне незнакомы, – заметила Брук.

– Должен признаться, это одно из моих любимых блюд, – сказал Тревис и взял длинную булку свежеиспеченного французского хлеба. Он предложил его дамам и взял ломтик для себя.

С каждым вносимым блюдом Брук убеждалась, что Проспер не хвастался своими кулинарными способностями. Он говорил правду. Он был превосходным поваром.

Наконец внесли десерт. Перед ними поставили торт с замороженным сливочным кремом, уложенным, по меньшей мере, в четыре слоя. От одного его вида у Брук потекли слюнки, а его вкус не разочаровал ее.

Когда Брук проглотила последний кусочек, она вздохнула:

– По-моему, это самое вкусное из всего, что я когда-либо ела.

– Проспер замечательный повар, – подтвердил Тревис. – Он – лучшее из того, что досталось мне от отца.

– Не считая меня, – съязвила Брук.

Тревис не удостоил ее ответом.

– Я слышала о твоем отце, – сказала Элиза. – Мне так жаль. Ты грустишь? – спросила она, приписывая Тревису любовь к отцу, которой, как знала Брук, он не испытывал.

– Спасибо, детка. Я в порядке, – сказал он, не отвечая на ее вопрос. – А теперь скажи мне, как там твоя семья?

Брук отметила, как быстро он ушел от разговора о своем покойном отце. Тревис явно чувствовал себя неловко, когда о нем заходила речь.

Элиза пожала плечами:

– Как обычно.

– У тебя есть братья и сестры? – спросила Брук.

– У меня? – Элиза хихикнула. – У меня восемь братьев и сестер.

– В самом деле? – Брук изумила такая большая семья. – Спорю, ты не помнишь все их имена.

– Спорю, что помню, – заверила Элиза и начала перечислять: – Констанс, Маргерит, Фелисите, Мари, Николя, Жан, Гортенсия и Гертруда. Как видите, мне осталось немного места, и вот почему я попросилась приехать сюда и пожить у кузена Тревиса и тети Маргарет.

– Не могу представить такую большую семью, – заметила Брук.

Элиза вытерла губы льняной салфеткой.

– А у вас нет никаких братьев и сестер?

Брук покачала головой.

– Совсем никого, – сказала она с сожалением. – Только я одна. – Как бы сложилась ее жизнь, будь у нее заботливая семья? Этого она никогда не узнает.

– Звучит божественно, – со вздохом сказала Элиза. – Я хочу сказать, быть единственным ребенком – замечательно. Должно быть, я родилась не в той семье. – Она весело рассмеялась.

Разговор кузины давал Тревису массу сведений о его незваной гостье, поэтому он не затыкал ей рот, указывая на неуместность ее вопросов. Даже двенадцатилетние должны вести себя как леди… а не дерзкие девчонки.

– Можно мне выйти? – положив салфетку на стол, спросила Элиза, прерывая его размышления.

Тревис не сознавал, что сидит, уставившись на Брук, пока Элиза не перегнулась через стол и не тронула его за плечо.

– Кузен Тревис?

Он взглянул на девочку, которая, положив на руку подбородок, явно ожидала его ответа на какой-то вопрос.

– Что?

– Я спросила, – не сразу сказала она, чтобы казалось, что он заставил ее ждать, – можно мне выйти? День был длинный, и мне очень хочется спать.

Тревис кивнул, разрешая.

Элиза встала и поцеловала Тревиса в щеку.

– Доброй ночи, миссис Хэммонд, – сказала она, затем повернулась и вышла, оставив Брук и Тревиса наедине.

– Иногда я забываю, сколько от нее шума, – заметил Тревис, обращаясь скорее к себе, а не к Брук.

– По-моему, она восхитительна, – заметила Брук. – И здесь она как глоток свежего воздуха.

Тревис ответил саркастической улыбкой.

– По-моему, вы только что оскорбили меня.

Брук мило улыбнулась ему:

– Только если вы считаете правду оскорблением. Вы должны признать, что дух, царящий в этом доме, слишком мрачен.

– Вы можете уехать в любую минуту, – отомстил он.

В этот вечер Брук не хотела затевать ссору с Тревисом. У нее тоже был длинный день, поэтому она проигнорировала его колкость.

– Вы не позовете сюда Проспера?

На этот раз Тревис выполнил ее просьбу. Войдя в комнату, Проспер обратился к Тревису в ожидании распоряжений:

– Сэр?

Тревис указал на Брук:

– По-моему, с тобой хотела поговорить вот эта леди.

Проспер взглянул на нее и отвесил короткий, неглубокий поклон:

– Мадемуазель.

– Я всего лишь хотела вам сказать, что еще никогда не получала такого удовольствия от еды, – сказала она, прижимая руку к сердцу. – И с этого дня, Проспер, я ваша преданная поклонница. Вы – величайший из всех существующих поваров.

– Благодарю вас, – сказал он с самоуверенной улыбкой и легким кивком. – Думаю, найдется один, возможно два, которые лучше меня.

Брук рассмеялась:

– Им бы пришлось мне это доказать.

В ответ Проспер позволил себе усмехнуться и обратился к Тревису:

– Что-нибудь еще, сэр?

– Это все. – Тревис покачал головой. Когда повар вышел, он добавил: – Кажется, вы покорили его.

Брук встала, обошла стол и приблизилась к месту, где сидел Тревис.

– Но не хозяина дома?

Он отодвинулся от стола и впился в нее взглядом.

– А вы стремитесь покорить и меня?

Брук задумалась над ответом.

– Я бы хотела, чтобы мы… – она замолчала на минуту, – были друзьями.

Она потянулась к нему и в то же мгновение, словно молния ударила ее в руку, и Брук отдернула ее. Она заметила недоумевающий взгляд Тревиса и поняла, что он пережил то же самое. Брук едва не потеряла самообладание. Она чувствовала, как он отдаляется от нее. Его следующие слова убедительно это продемонстрировали.

– Боюсь, слишком рано, Брук, – сказал он, как она надеялась, с сожалением. – Всему свое время.

Брук не ответила. Сожалел ли он о том, что нужно еще время, или о том, что она начинала интересовать его? Или, еще хуже, он желал, чтобы она навсегда исчезла из его жизни? С новым поводом для размышлений Брук повернулась и вышла из комнаты с настойчивой мыслью: «Но у меня нет времени. Неужели ты этого не понимаешь?»

Ночью с залива пришла гроза, принесшая с собой порывистый ветер, проливной дождь и яркие вспышки молнии. Одна из молний ударила рядом с домом.

Грохот стоял такой, что Брук сидела на постели, держа перед собой одеяла, как будто они могли защитить ее от детских страхов. Сердце колотилось в груди. В страхе она вглядывалась в темноту, стараясь успокоиться.

– Не будь дурочкой, – шептала она, – это всего лишь гроза.

Прошло несколько минут, прежде чем она перестала задыхаться. Брук всегда убеждала себя в одном – это не поможет.

Как глупо бояться грозы, ведь это всего лишь ветер и дождь. Но каждый раз во время грозы она переносилась в прошлое, в свое детство, и ее преследовали неприятные воспоминания. Мать привезла ее в пансион во время грозы и оставила там, даже не обняв на прощание. После этого Брук большей частью была предоставлена самой себе. Она помнила, как много ночей она, съежившись на кровати и завернувшись в одеяло, молилась, чтобы гроза прошла. Время шло, и грозы, казалось, всегда приносили беды в ее жизнь.

Конечно, другие девочки не боялись грозы и смеялись над ее глупостью. Все, кроме Джоселин, защищавшей Брук. Но как бы она ни старалась внушить себе, что бояться нечего, Брук так и не преодолела эти страхи.

Даже сейчас она думала, какие ужасные вещи ожидают ее, хотя и знала, что глупо думать о подобной чепухе. Единственное, что приходило ей в голову, – это скорое возвращение невесты Тревиса. Брук подняла глаза к небу: «Пожалуйста, не допусти этого. Дай мне шанс!»

Она сбросила одеяла и подошла к камину. Дрожащими пальцами Брук подняла щепку и положила ее на горячие угли. Как только она загорелась, Брук взяла другую щепку и зажгла свечу на столике у кровати. Пламя затрещало, но разгорелось. Тогда она сняла круглый абажур с керосиновой лампы и зажгла фитиль. Мягкий свет принес ей некоторое облегчение. Затем прогремел новый раскат грома.

Она понимала, что должна сделать что-то, чтобы отвлечь свои мысли от грозы. Может быть, взять книгу в библиотеке. Были времена, когда она могла, словно перенестись в другой мир, если у нее была хорошая книга. Может быть, это поможет и сейчас.

Брук схватила свой розовый атласный халат и, натянув его, крепко завязала на талии. Вероятно, никто не бодрствует в такой поздний час, поэтому она не беспокоилась о том, как выглядит. Брук откинула длинные волнистые волосы на плечи, взяла оловянный подсвечник и вышла в коридор.

Бесшумно ступая босыми ногами по лестнице, она осторожно спустилась вниз. Увидев, что никого нет, она направилась к библиотеке. Брук открыла дверь, и как раз в этот момент молния ударила в стоявшее неподалеку дерево. Брук вздрогнула, горячий воск обжег ее палец, и пламя затрещало.

– Черт! – выругалась она, засунув обожженный палец в рот, чувствуя, как воск застывает на ее пальце.

Она не успела сделать в темной комнате и пары шагов, как чей-то голос произнес:

– Какое выражение я слышу от леди! Вижу, вам тоже не спится.

Брук вздрогнула от неожиданности.

– Я… я не думала, что вы еще не спите. И совсем не ожидала застать вас здесь в темноте.

– Трудно уснуть, когда знаешь, что из-за этой проклятой грозы не можешь вовремя убрать тростник. – Тревис повернулся к окну, около которого стоял, опираясь на подоконник. – Идите сюда и посмотрите, как ветер и дождь губят наш урожай, – сказал он.

– Я… я…

Он взглянул на нее:

– Вам ведь не страшно?