Текст книги "Во власти твоих глаз"

Глава 4

Брук с трудом заставила себя проснуться, когда первые лучи солнца пробрались в комнату сквозь оконное стекло. Утро настало слишком быстро, и она была еще не готова встретить новый день. Устроившись поудобнее под одеялом, Брук попыталась привести свои мысли в порядок.

Первая неделя пролетела быстро. Она старалась укрепить свое положение в доме, но это оказалось нелегкой задачей, поскольку ее считали чужой и не посвящали в дела плантации. Брук не раз напоминала себе, что ей надо набраться терпения. Чтобы покорить не только прислугу, но и Тревиса, требовалось время.

Наконец наметились какие-то сдвиги. Некоторые слуги останавливались, чтобы спросить ее совета, а не притворялись, как раньше, что не замечают ее. Брук сочла это значительным шагом вперед.

Она подумала, что было бы полезно предложить свою помощь и пойти вместе с детьми собирать орехи в пекановой роще, расположенной позади большого дома. Раньше она не очень любила детей, но решила, что должна делать что-нибудь полезное, поэтому собрала четырех мальчиков, трех девочек, взяла несколько плетеных корзин и отправилась в рощу.

К своему величайшему удивлению, Брук обнаружила, что с удовольствием проводит время с детьми. Она им явно понравилась. Так приятно было слышать их веселый смех!

Джордж, которому на вид было лет девять, заявил, что он – трясун. Конечно, Брук пришлось спросить, что делает трясун.

Он, с гордостью выпятив худенькую грудь, объяснил ей:

– Это самый главный человек, потому что достает орехи с дерева.

– А как же ты собираешься достать орехи? – спросила Брук. – Дерево очень высокое.

Джордж широко улыбнулся, белые зубы блеснули на его темном лице.

– Подержите это, мисс Брук. – Он протянул ей шест, сделанный из тростника. – Я залезу на вот это дерево.

– Оно довольно высокое, – предупредила она.

– Это не важно, – с непоколебимой уверенностью ответил Джордж. Он подошел к огромному дереву, под которым двое других мальчиков сплели пальцы рук и подсадили его. Благополучно добравшись до второй ветви, он крикнул Брук, чтобы она подала ему шест.

– Будь осторожнее.

– О, мисс Брук, я уже делал это тысячу раз.

Она была уверена, что он не взбирался на это дерево тысячу раз, но отдала должное его отваге: он лазал проворно, как белка, забираясь на самые высокие ветви. Добравшись до верхушки дерева, он начал ударять по ней шестом, и орехи дождем посыпались вниз на землю.

Брук поставила корзину.

– Давайте посмотрим, кто соберет больше всех орехов. Победителя ждет особая награда. – Глаза детей разгорелись в предвкушении приза. – По местам, начали, – сказала она, и дети разбежались в разные стороны.

Она смеялась, видя, как они бегают вокруг дерева, превращая скучный сбор орехов в веселую игру. Брук не помнила, когда еще она получала удовольствие от таких простых вещей.

Она со своей шумной командой вернулась на кухню с несколькими большими корзинами, до краев наполненными орехами. Брук попросила Кэти, одну из девушек, трудившихся в кухне, дать детям печенье и молоко, объявив их всех победителями.

Находившиеся в кухне улыбались Брук, и она подумала, что доброта была редкостью, которую они не привыкли получать от хозяйки дома.

Брук предполагала, что слуги постепенно приходят к выводу, что она, в конце концов, не такая уж плохая Приятно было чувствовать себя полезной. Слава Богу, мамми занималась домом, Проспер – кухней. Брук до сих пор не видела таинственного повара. Он уехал к одному из своих родственников, но, как ей сказали, должен был скоро вернуться. Мамми ведала всем понемногу, и всех это вполне устраивало.

Брук по-прежнему пыталась расположить к себе экономку. Она представляла, как ее появление обижает эту женщину.

Брук с улыбкой вспоминала прошедший день и потянулась, еще не желая расставаться с теплыми одеялами. Несмотря на все трудности, с которыми она столкнулась, приехав сюда, Брук радовалась, что оказалась в Америке. В Лондоне ее охотно приглашали на званые вечера, и она даже в какой-то степени была законодательницей моды, но она никогда не была членом общества. Всегда кто-то перешептывался за ее спиной. Теперь у нее появился шанс зажить нормальной жизнью, даже если ей предстоит решить здесь кое-какие проблемы.

Медленно приходя в себя, Брук окинула взглядом комнату. Она действительно не могла пожаловаться на свои апартаменты. Они находились в конце коридора, и здесь было очень тихо. Ночью она слышала лишь доносимые ветром крики ночных птиц.

Стены были окрашены в теплый розовый цвет. Кровать с пологом на четырех столбиках из красного дерева была большой и мягкой, с пуховыми стегаными одеялами из розово-кремового шелка. В общем, комната была очень красивой.

Какой-то треск привлек внимание Брук, и она приподнялась на локтях, чтобы посмотреть, что это. Очевидно, одна из горничных, обслуживавших верхний этаж, тихо вошла, когда Брук спала, и разожгла в мраморном камине небольшой огонь. Такое внимание порадовало Брук, поскольку ночи оказались на удивление холодными по сравнению с приятными теплыми днями.

Она зевнула и рискнула высунуть одну ногу из-под теплых одеял. Теперь, когда горел камин, воздух в комнате достаточно прогрелся. Ей не решить свои проблемы, предаваясь праздности, поэтому Брук откинула одеяла и вылезла из постели.

В этот день уезжал мистер Джеффрис, ему надо было закончить несколько дел до отъезда в Англию. Прошлым вечером он объяснил, что дела других клиентов требуют его присутствия в Сент-Луисе, где он пробудет пару месяцев. Затем он убедится, что Джоселин хорошо устроена в ее доме в Нью-Йорке.

Мистер Джеффрис высказал мысль, что его отъезд даст Брук и Тревису время побыть одним и таким образом узнать друг друга получше. Брук сомневалась, что даже десять лет наедине с Тревисом смогли бы ей помочь.

Он откровенно избегал ее. Однако до сих пор ему удавалось удостаивать их своим присутствием каждый вечер за обедом. Хотя разговоры по-прежнему не ладились, Брук продолжала свои попытки.

Тревис проявлял себя как крайне упрямый человек, и Брук медленно училась терпению – непростая задача для того, у кого его нет.

Если она в ближайшее время не найдет способа заставить Тревиса разговаривать с ней, то в ближайшее время вновь окажется на улице.

Брук плескала холодную воду на лицо, вспоминая испепеляющие взгляды, которые Тревис не раз бросал на нее за обедом. Она часто задавалась вопросом, о чем думает этот невыносимый человек, когда так пристально изучает ее. О чем бы он ни думал, он очень хорошо умел скрывать свои мысли.

Будь он проклят!

Она вздохнула. Тревис Монтгомери был чрезвычайно загадочной личностью. Брук не знала, сумеет ли она пробиться сквозь его ледяную раковину. Она подозревала, что Тревис пытается прогнать ее своей грубостью, но у него ничего не получится. Ее нельзя было упрекнуть в отсутствии настойчивости.

Она должна стать для него необходимой как воздух, но ей нужен безупречный наряд. Она давно не практиковалась во флирте, задумчиво улыбнулась Брук.

Прошло два года с тех пор, как она рассталась со своей прежней жизнью. После переезда в дом герцога всевозможные уловки ей больше не требовались. В эту минуту она чувствовала себя как истинная девственница… Ну, может быть, как очень опытная девственница. Брук вновь усмехнулась.

Ее горничная, Милли Энн, вбежала в комнату с сияющей улыбкой.

– Доброе утро, миссис, – весело поздоровалась она. – Я пришла помочь вам одеться. Вижу, вы уже выбираете, что вам надеть, – сказала она, остановившись позади Брук. – У вас так много красивых вещей! Думаю, там, дома, вы вскружили голову не одному мужчине.

Брук усмехнулась.

– Возможно, нескольким, – скромно призналась она и задумчиво постучала пальцем по подбородку, разглядывая свои платья. – Я думаю, сегодня я поеду кататься на лошади, – сказала она, обернувшись. – Пора уже осмотреть остальную часть плантации.

– Свежий воздух пойдет вам на пользу.

Брук устраивала Милли Энн. Ей было лет шестнадцать, и она, казалось, была единственным жизнерадостным человеком во всем доме. Она была веселая и бойкая, с неизменной сияющей улыбкой. Ее черные блестящие глаза светились умом и юмором. Вроде бы Милли Энн приходилась мамми племянницей, как и мамми, она была свободной черной женщиной. Брук узнала, что многие работники были свободными и работали на плантации за жалованье.

– Сегодня холодно? – спросила Брук.

– О да, мэм! Довольно холодно. В воздухе чувствуется осень, а еще только конец сентября. Иногда октябрь бывает теплым, и это хорошо для тростника. Если рано начнутся заморозки, то это плохо. Я слышала, как мастер говорил, что мы начнем сегодня убирать тростник.

Брук привыкла к тому, что Милли Энн постоянно о чем-нибудь болтает. Из ее трескотни она узнала очень много полезного.

– А какое отношение имеет погода к сахарному тростнику? – спросила Брук, выбрав одну из своих амазонок.

Милли Энн подошла к кровати и принялась расправлять покрывала.

– Этот тростник очень чувствителен к холоду. Если будут заморозки, наш хозяин потеряет урожай. Что-то в этом сахаре уже не будет сахаром. Не знаю, что это значит, только это плохо. Три года назад у нас были сильные заморозки, и мастер Тревис был страшно расстроен и долго по-настоящему сердился.

Брук рассмеялась:

– Ты хочешь сказать, что его манеры теперь стали лучше?

– М-манеры? – Милли Энн в недоумении прищурила глаза.

– Настроение, – объяснила Брук. – Ты думаешь, Тревис сейчас в хорошем настроении?

– Да, мэм. – Милли Энн улыбнулась. – Я видела, как пару раз он даже улыбнулся. Но не очень, – добавила она, взбивая подушки. – Он, кажется… – она замолчала, подыскивая подходящее слово, – вроде как бы пытается что-то доказать.

– Ладно, в следующий раз дай мне знать, когда увидишь его улыбающимся. Я бы сама с удовольствием посмотрела на него, – со смехом сказала Брук, смахивая пылинки с зеленой, покроя «принцесса», амазонки.

Милли Энн хихикнула:

– Вы просто смешите меня, мисс Брук. Уверена, его вы тоже заставите смеяться.

Брук удивленно изогнула бровь.

– Поверь мне, Милли Энн, до этого еще далеко. – Брук встряхнула платье, пытаясь разгладить морщинки, затем передала его горничной. – Думаю, сегодня я надену вот это.

Девушка помогла Брук надеть платье.

– Знаете, я работала на плантации, на тростнике. Это тяжелая работа. Работать в доме намного лучше. – Милли Энн стянула полы жакета. – Вот это сделано только для вас. Сидит, как вторая кожа.

– Я так и хотела. – Брук подтянула и расправила рукава, затем придирчиво осмотрела свое отражение в зеркале. – Не люблю носить что-то громоздкое, когда езжу верхом.

– Сядьте и позвольте мне причесать вас, – сказала Милли Энн, указывая на табурет перед туалетным столиком. – А я не хочу иметь дело с этими лошадьми. Они слишком велики для меня, – содрогнувшись, сказала она.

Брук наблюдала в зеркале, как девушка причесывает ее, поднимая тяжелые золотистые пряди на макушку и закрепляя локоны золотыми гребнями. Закончив прическу, Милли Энн спереди приколола булавкой темно-зеленую шляпку.

– Превосходно, – сказала Брук, и Милли Энн засияла от похвалы. – Судя по тому, как ты делаешь мне прическу, ты всегда была личной горничной у леди. – Она потрепала Милли Энн по руке, лежавшей на ее плече. – Я очень рада, что ты стала моей горничной.

– Спасибо, мэм.

Брук не могла не подумать, что, по крайней мере, одно доброе дело сделано в результате ее приезда в «Старую рощу» – девушка больше не работает на уборке тростника.

– Скажи мне вот что, – попросила Брук, вставая. – Ты собиралась стать горничной Гесионы?

Милли покачала головой.

– Нет, мэм, у нее есть собственная горничная, – ответила девушка, положив щетку и гребни на туалетный столик. – Кроме того, мамми не хотела этого.

– Почему?

– Ну… я… – Милли заколебалась.

– Я никому не скажу.

– Мамми не любит мисс Гесиону. И она бы как следует, высекла меня, если бы знала, что я говорила о ней. Но… – Милли Энн усмехнулась. – Мамми сказала, что Гесиона ленивая, избалованная и недостаточно хороша для мастера Тревиса.

Брук хотелось узнать побольше, но она не желала показывать, что Милли Энн сообщила ей ценные сведения. Она только сказала:

– По-моему, мамми хорошо разбирается в людях. Скажи, почему все называют ее мамми?

– Когда она была намного моложе, у нее был ребенок, но он умер от лихорадки, прожив только год. После этого у нее больше не было детей, так что она стала по-матерински заботиться обо всех, «мамкаться» с нами, и мы с тех пор называем ее мамми. Она понимает все, с какой бы бедой мы к ней ни обращались.

– Я еще мало знаю ее, но в ней есть что-то располагающее, – сказала Брук. – А как ее настоящее имя?

– Эстер, – ответила Милли Энн. – Вам еще что-нибудь нужно?

– Мистер Джеффрис в своей комнате?

– Да, мэм, он собирает вещи. Я могу проводить вас. Я как раз иду туда.

Брук вышла следом за горничной и направилась к комнате мистера Джеффриса. Брук увидела, что дверь в нее открыта, но все же постучала по косяку. Джеффрис стоял около кровати. Рядом дорожный сундук, а по всей кровати разбросана одежда. Милли Энн постучала погромче, и мистер Джеффрис повернулся в их сторону. Улыбаясь, он жестом пригласил их войти.

Брук вошла, остановившись у двери, поскольку было неприлично для леди находиться в комнате джентльмена. Он следил, как Улисс, его временный слуга, укладывал одежду в сундук.

– Я буду скучать по вас, – сказала ему Брук.

Джеффрис улыбнулся, еще один предмет его гардероба был уложен в сундук.

– Я закончу это за тебя, – сказала Милли Энн Улиссу, беря рубашку из его рук.

– Я приеду через несколько месяцев посмотреть, как вы живете, а затем я должен буду вернуться в Англию, – сказал мистер Джеффрис.

– Я вижу, вы оставляете меня наедине с врагом, – пожаловалась Брук, шутливо надув губы, она все еще не отходила от двери.

Он усмехнулся:

– Я не верю, что Джексон Монтгомери оставил бы вас в такой ситуации, если бы не считал, что вы способны справиться с ней сами.

Брук не знала, как ей к этому отнестись. Не дождавшись от нее ответа, Джеффрис удивленно посмотрел на нее:

– Вы не производите впечатления человека, который легко сдается. В конце концов, это всего лишь год, а потом вы оба можете пойти каждый своей дорогой, при условии, что он не женится сейчас на Гесионе.

– О, я ни от чего не откажусь, – заверила его Брук. – Только я не ожидала встретить этого… ужасного человека. – Она сделала выразительный жест.

– Он довольно необычный оппонент, – согласился Джеффрис. – Но теперь, когда он стал мужчиной, я во многом узнаю в нем его отца. Очень жаль, что Тревис не мог наследовать отцовский титул, хотя в этой стране титулы не много значат.

– Я могу признать, что он красивый мужчина, но его характер в высшей степени нуждается в исправлении.

– Возможно, у него никогда не возникало необходимости изменить свои манеры. Вы могли бы оказаться именно тем человеком, который способен добиться этого, – сказал Джеффрис, когда в сундук была уложена последняя вещь. Затем, отпустив Милли Энн, он опустил крышку сундука и запер его. – Пойдемте завтракать?

Спустившись вниз, они сразу прошли в столовую, где, к удивлению Брук, застали Тревиса. Обычно, когда она завтракала, Тревиса уже не было. Очевидно, он только что поел и, откинувшись на стуле, наслаждался последней чашкой кофе.

Когда они вошли в комнату, Тревис встал и поздоровался с ними небрежным, но вежливым кивком.

– Доброе утро, Джеффрис, миссис Хэммонд. Пожалуйста, садитесь. – Он выдвинул стул, и Брук села.

Он же вернулся на свое место.

– Надеюсь, вы голодны, – сказал он и позвонил в маленький медный колокольчик.

Мгновенно появилась одна из служанок со свежесваренным кофе и начала разливать его.

– Пожалуйста, обслужи наших гостей.

Брук свела брови, удивляясь, что послужило причиной такого хорошего настроения Тревиса. Он обращался с ней как с желанной гостьей. Она насторожилась, ибо не знала, как относиться к подобной перемене. Она не была гостьей, хотел он того или нет, но она оставалась его деловым партнером.

Думая об этом, Брук удивлялась. Она еще никогда не встречала мужчину, который не хотел бы ее. То есть до Тревиса Монтгомери. Хмм, должно быть, она плохо старалась. Конечно, отношение к ней Тревиса являлось еще одним препятствием, которое предстояло преодолеть.

– Я приказал приготовить карету для вашего отъезда, – сообщил Тревис и поставил чашку на стол. – Вас отвезут в любое место, которое вы укажете.

– Благодарю вас, сэр, – кивнув, ответил Джеффрис. – Я вернусь к концу ноября, если не раньше. В том случае, если вы выполните условия, поставленные вашим отцом, вы будете управлять имениями как здесь, так и в Англии. Кстати, вы собираетесь устраивать бал для представления миссис Хэммонд местному обществу?

Брови Тревиса угрожающе сдвинулись.

– У меня нет времени на развлечения, – резко заявил он. Но, вынужденный выполнять требования отца, едва сдерживая гнев, добавил: – Я поговорю с мамми и пошлю несколько приглашений.

– Хорошо. – Джеффрис кивнул. – Вероятно, мисс Брук сможет помочь вам сделать необходимые приготовления.

Брук положила вилку и посмотрела на Тревиса.

– Было бы любезно с вашей стороны познакомить меня с вашими планами. Я буду рада помочь вам.

– Не имею привычки обсуждать свои дела с вами или кем-то еще, миссис Хэммонд.

Брук услышала в его тоне снисходительные нотки, и ее желание швырнуть в него чем-нибудь было так сильно, что ей пришлось держать руки на коленях, чтобы не сделать этого.

– Это совершенно очевидно, – ответила она. – Однако, учитывая пожелания вашего отца, вам, возможно, следует начать вводить меня в общество. Я очень рассчитываю быть хозяйкой бала.

Тревис искоса посмотрел на нее, не веря своим ушам. Свирепое выражение его лица говорило о многом. Очевидно, она добилась своего.

Спустя минуту напряженного молчания заговорил Джеффрис.

– Я уверен, ваш отец хотел, чтобы вы оба были счастливы, – тактично заметил он.

– Я могу позаботиться о собственном счастье и без вмешательства моего покойного отца, – сухо заметил Тревис. – Я надеюсь, вы успеете вернуться в «Старую рощу» как раз к моей свадьбе с Гесионой. Это не идет вразрез с желаниями моего отца.

Джеффрис вытер губы льняной салфеткой и положил ее рядом с тарелкой.

– Я постараюсь, сэр.

Брук заметила, что Тревис не похож на влюбленного. Действительно, он был хмурым, что было для него обычным состоянием, и мускул дергался от гнева на его скуле, когда он продолжил:

– Моя договоренность с Гесионой обеспечит нам идеальный брак.

Он говорит так, подумала Брук, словно пытается убедить в этом самого себя, равно как и остальных, находившихся в комнате. Возможно, оставалась надежда, что планы Джексона Монтгомери еще осуществятся.

Тревис встал.

– Извините, миссис Хэммонд, Джеффрис, сегодня начинается уборка тростника.

– Тогда сейчас самое время показать мне нашу плантацию, – решительно заявила Брук. Она сложила руки на коленях и ждала, что ей ответит Тревис. Он застыл на месте, затем повернулся к ней. Он сохранял обманчиво спокойный вид, но его взгляд мог заставить ее испариться. И снова Брук поразила его необузданная красота. Каким бы суровым он ни был, что-то в нем привлекало ее. Вероятно, как мотылька влечет пламя! Она обречена. Брук не нравилось такое развитие событий.

– Я предполагал, или мне следует признаться, надеялся, что вы уедете вместе с мистером Джеффрисом, – сказал ей Тревис.

Брук улыбнулась. Неудивительно, что он был в таком добром расположении духа в это утро! Он ожидал, что она уедет.

– Не сомневаюсь, что надеялись, – спокойно сказала она. – Простите, что разочаровываю вас, но у меня дела здесь, а не в Сент-Луисе с мистером Джеффрисом. Кроме того, есть еще этот небольшой прием, который вы должны устроить. Ни за что на свете я бы не отказалась от него, поскольку бал устраивается для меня. – Не обращая внимания на уничтожающий взгляд Тревиса, Брук встала и, обойдя стол, подошла к мистеру Джеффрису. – В следующий раз, когда мы встретимся, я буду знать все, что необходимо для управления плантацией «Старая роща».

Мистер Джеффрис пытался скрыть улыбку, но Брук видела, как подрагивали уголки его рта.

– Я надеюсь, вы двое придумаете что-нибудь для вашего общего блага.

– Я бы испытывал удовлетворение, если бы вы забрали ее с собой, – сердито проворчал Тревис. – «Старая роща» не место для этой женщины. – Он повернулся и вышел из комнаты.

Брук обреченно смотрела на напряженную спину Тревиса и готовилась к предстоящему сражению. Посмотрим, чья воля сильнее.

Она повернулась к мистеру Джеффрису:

– Надеюсь, ваше путешествие будет благоприятным.

Джеффрис улыбнулся.

– Помните, моя дорогая, Монтгомери все еще привыкает к вашему присутствию здесь, – предупредил он. – Он упрям, как его отец, но он изменится.

– Чудеса случаются, полагаю, – с сарказмом сказала Брук. Но для этого чуда могло потребоваться вмешательство сил свыше. – А где здесь конюшни?

– По-моему, когда вы выйдете через парадную дверь, они будут справа, – ответил мистер Джеффрис. – Я соберу остальные вещи и уеду. Увидимся, когда я вернусь. И я искренне надеюсь, что ваши отношения с Тревисом к тому времени наладятся.

Брук так полюбила этого человека, что непроизвольно обняла его, мгновенно вогнав пухлого Джеффриса в краску. Он попрощался с ней и ушел.

Она вышла из столовой и направилась в холл, где увидела Тревиса, надевавшего темно-коричневый сюртук. Она поспешно прошла мимо. Брук ненавидела его за то, что он заставлял ее чувствовать себя дурой.

Еще более ей был ненавистен тот факт, что она зависела от него. Брук прекрасно понимала, что ненависть к нему не поможет ей достичь ее цели. Она должна заставить Тревиса так сильно желать ее, чтобы он разорвал помолвку с этой таинственной Гесионой. Брук спешила выйти из дома, решив, что найдет конюшни и без его помощи. Она услышала, как позади нее открылась и закрылась дверь, но не оглянулась, а пошла по подстриженной лужайке. Единственное, чего она не сделает, это не склонит голову перед Тревисом, как бы ей ни было необходимо обрести свой дом.