Текст книги "Вне сна"

Конец мира

Около пяти часов вечера Альберт сидел на диване, глядя в стену перед собой. День принес глубокое опустошение. Ожидать каких-то изменений было бессмысленно, несмотря на то, что все могло измениться еще сто или тысячу раз в течение минуты: после событий вечерних и утренних уже нельзя было утверждать хоть что-то наверняка. И, тем не менее, последние события давно стояли на пороге. Сейчас это было ясно, как никогда ранее. Никто ни о чем даже не намекал: пришел человек и все подробно рассказал заранее. Будто в самой незамысловатой детской сказке.

Альберт ждал. В его голове, где перепуганные мысли уже приутихли, возникали образы из разных периодов его жизни, в основном из последних событий, и отдельные моменты беседы с Семеном он будто просматривал заново со стороны.

Мир, построенный вокруг тебя, скоро рухнет, и я не хочу находиться в нем в тот самый момент. И никто не захочет. Пойми правильно… Ты бы сделал так же.

Альберт видел каждую морщинку на лице Семена, каждое движение его губ, произносящих эти слова.

– Если мир рухнет, то пусть будет так! – произнес про себя Альберт, и последнее слово совершенно внезапно одновременно прозвучало где-то в стороне, в звуке, схожем с громким падением капли воды на твердую поверхность: цок! Альберт резко обернулся на звук, и от ужаса у него прервалось дыхание: воспринимаемая картинка перед глазами не успела за скорым поворотом головы, будто запаздывая. Это было так, словно, находясь в кромешной темноте и разглядывая предметы в тусклом круге луча от ручного фонарика, он сначала повернул бы голову, и лишь спустя доли секунды перевел луч фонаря в то место, куда посмотрел. И в возникшей на мгновение слепой зоне Альберт ощутил – назвать это словом «увидел» было бы неверно – множество ледяных теней, движущихся и находящихся в статичном состоянии. Хотя такие категории с трудом передавали суть содержимого слепой зоны. Более того, само ее присутствие давало ощущение подложки под тем, что транслировалось в мозг через зрение.

Альберт снова резко повернул голову в другую сторону, и его тело само скакнуло на полметра в направлении, противоположном взгляду, к краю дивана. Несколько секунд Альберт не двигался и не дышал, сохраняя перед глазами привычный вид. Повернул голову медленно: комната сохранила свою целостность, при медленном движении разрывов в восприятии не было.

Такого ужаса Альберт еще не испытывал. Он намеренно, через силу, заставил себя возобновить дыхание. Несмотря на явную нехватку кислорода, привычная функция неосознанного дыхания полностью выключилась. Дыхание, инициируемое рассудком, получалось сбивчивым и неглубоким. Все тело сковал сильный спазм. Альберт понимал, что в реальности перед ним находится совсем не то, что он видит. И там, за пределами его зрения, тени… Вокруг и везде. Никаких иллюзий.

Еще через минуту в стороне стал слышен надвигающийся гул; гул усиливался, и где-то внутри себя Альберт отчетливо знал, что источник этого гула приближается к нему. За доли секунды Альберт оказался затоплен паникой. Хотел встать, но оказался прикован к дивану: тело уже не слушалось. В ту же секунду он, повинуясь какой-то неосознанной памяти, резко абстрагировался от паники, сконцентрировал внимание где-то на уровне затылка и провалился в черный туннель, ощущая одновременно, что перемешивается с этим туннелем, и в общей черноте вокруг быстро растворяются остатки его сознания.

Часть третья. В новом пространстве

Лекция

Альберт обнаружил себя в аудитории с высоким потолком и пятью большими окнами. Ряды сидений под небольшим углом поднимались вверх от сцены, Альберт сидел ближе к задним рядам. Снизу, на невысоком помосте, находился лектор, однако кроме него и Альберта в аудитории никого не было. Невысокий мужчина, около сорока лет на вид, в хорошо скроенном костюме, выступал перед пустым залом, судя по всему, репетируя какую-то речь. Единственного слушателя он не замечал, либо просто не останавливал на нем взгляда. Альберту стоило усилий сконцентрировать внимание на том, что именно говорил лектор: пространство было чуть более вязким, чем обычно, что делало перенос внимания между объектами затруднительным.

– …итак, для сомневающихся я могу с легкостью доказать, что вы находитесь в процессе растворения, и ваши мысли полностью заняты Мантрой, не оставляя вам ни капли энергии для осознания окружающего вас мира…

В ходе речи лектор переводил взгляд между пустыми сидениями, словно ему внимали невидимые слушатели; его лицо было живо, однако эмоции умерены.

– Представьте, что когда вы смотрите на этот мир, вы смотрите кинофильм. Постарайтесь зафиксировать эту мысль на несколько секунд. Осмотритесь вокруг, посмотрите на окружающие вас вещи. Если у вас достаточно стартовой энергии для фиксации на указанной мной мысли, уже через несколько секунд увиденный вами мир начнет слегка удивлять вас.

Судя по манере подачи информации человека на сцене, Альберт, вероятно, присутствовал на репетиции какой-то лекции или тренинга. Лектор говорил уверенно, четко, умело расставлял короткие паузы и сопровождал свою речь сдержанной и уместной жестикуляцией.

– …Плоская картинка начнет наполняться объемом, вы начнете воспринимать расстояния между предметами, увидите более яркие цвета. Возможно ощущение легкого головокружения, поднятия сил, небольшого испуга – или всего этого одновременно.

Полностью вникнуть в суть услышанного у Альберта не получалось, однако по инерции он продолжал наблюдать за выступающим, одновременно пытаясь присматриваться к собственным ощущениям. Абсолютно все ощущения были будто чужими.

– Итак, вы смотрите кинофильм. Вы участвуете в нем, и, в то же время, смотрите его со стороны.

Оглянитесь на свое ближайшее прошлое и ответьте себе: интересно ли вам? Попав на такой сеанс в кинотеатр, через сколько времени вы бы покинули кинозал?

Лектор сделал паузу и внимательно провел взглядом по пустым рядам.

– Какие фильмы вам нравятся? Детективы, мелодрамы? Возможно, комедии?

Давайте уравняем вещи, которые сравниваем: среднестатистический художественный фильм представляет собой двухчасовую нарезку кадров из периода жизни его героев, длящегося, как правило, от нескольких часов до нескольких суток или недель. Попробуйте вспомнить, какой интересный фильм был в вашей жизни с того момента, когда вы стали предполагать, что исчезаете?

Альберт почувствовал какое-то подобие испуга. Человек перед ним либо был не совсем адекватен, либо…

– Думаю, что перед вашими глазами было все, или почти все, кроме того, что могло бы быть интересным, или полезным, или вообще хоть каплю ценным при взгляде со стороны. Возможно, какие-то мимолетные эпизоды, случайно упавшие в вашу жизнь, какой-то конфликт, ссора, может, интересное знакомство, внезапная влюбленность, если кто-то здесь еще помнит, что это такое. Секс. Даже ваши влюбленность и секс, если бы и заинтересовали кого-то при просмотре в каком-то вызывающем кино, то только в том случае, если ваш партнер и вы красивы. А в любом другом случае – вы и вся ваша жизнь – просто набор бессмысленных изодранных комиксов с разбросанными картинками.

Но если ваш фильм скучен даже вам, как получается, что вы продолжаете смотреть его изо дня в день, оставляя в нем все меньше места для тех событий, которые были бы важны и интересны?

Ответ лежит на поверхности. Вы этот фильм не видите. Вы отсутствуете в собственной жизни, вы бросили себя, хоть и не помните этого. А раз вас нет в своей собственной жизни, стоит ли удивляться, что вы себя не наблюдаете, равно как и другие не видят вас? Нельзя увидеть то, чего нет.

Альберт с усилием оторвал внимание от оратора и посмотрел на один из своих рукавов. Потом обратно на оратора. Он помнил, что происходило еще совсем недавно, но воспоминания были будто за толстым матовым стеклом. Эти воспоминания не имели никакого эмоционального окраса, не вызывали никаких чувств, и были они такими, словно их и не было или пережил их другой человек, но человеком этим являлся сам Альберт. Еще эти воспоминания не имели совершенно никакого ориентира во времени: когда именно события из воспоминаний происходили с тем человеком, которым являлся сам Альберт, было совершенно неясно. Хотя логически можно было понять, что не так уж и давно…

Так или иначе весь этот хаос в голове не вызывал дискомфорта. И сам факт отсутствия дискомфорта казался достаточно приемлемым, чтобы спокойно сидеть и продолжать слушать то, что говорил лектор. Альберт решил, что все это схоже со сном: ты оказываешься в незнакомом месте, ситуации и времени, но это не вызывает у тебя никакого протеста.

Между тем лекция продолжалась.

– Наблюдайте за развитием сюжета своей жизни в течение недели или двух. Старайтесь ни на минуту не забывать, что вы смотрите фильм. При этом:

Не ослабляйте внимания на том, что происходящее вокруг является фильмом, в котором вы – главный актер.

Не теряйте связь с реальностью. Если вы участвуете в кино, это не значит, что вы вольны делать все, что вздумается. Вокруг вас другие люди, поэтому с умом выбирайте жанр вашего фильма.

Будьте субъектами, а не просто наблюдателями. Инициируйте события, действуйте так, словно от вас еще что-то осталось.

Это основные правила действия для вас на ближайшие несколько дней. Рекомендую для начала сесть и продумать сюжет вашего фильма. О чем он будет. Важные сцены продумывайте подробно, вплоть до деталей.

И, наконец, помните, что после лекции каждый из вас вернется к своему обычному состоянию. Но никто уже не забудет, что то состояние, в которое он вернулся, не является для него обычным.

…Спасибо.

Лектор еще раз внимательно оглядел пустой зал и, вновь не обратив никакого внимания на Альберта, начал собирать вещи со стола. Во время прослушивания речи Альберт понимал, что то ли оратор начал не сначала, то ли сам Альберт каким-то образом пропустил часть сказанного. А потому совершенно не испытывал никаких угрызений совести по поводу полного непонимания речи странного человека. Хотя задача с просмотром фильма и показалась ему интересной.

Альберт чувствовал усталость и полную потерю сил. Он с трудом мог концентрироваться на услышанном, и анализ услышанного тоже давался не просто. Набор его мыслей в тот момент сильно отличался от обыденного, что было связано не столько с недавними событиями, сколько вообще с внезапным кардинальным изменением восприятия и всех мыслительных процессов в совокупности. При том, что Альберт осознавал вокруг себя пространство, заполненное предметами и даже другим человеком, и имел доступ в некую, почти осязаемую, субстанцию, играющую роль памяти, он не находил в себе какого-то важного звена, ранее скреплявшего все воспринимаемые предметы в единое целое.

Альберт решил, что пора покинуть помещение, и захотел, было, встать, но не смог даже выпрямить спину. Попытался пошевелить рукой, головой, но понял, что тело его не слушается. Внезапно, не испытывая никакого страха, но руководствуясь автоматическим желанием, он закричал, что было сил. При этом то ли не смог издать ни звука, то ли весь звук исчез прямо в гортани, но в этот самый момент тело Альберта все же получило какой-то толчок, и он повалился боком в проем между столами. Уже лежа, будто сквозь пелену, он видел, как к нему быстрым шагом идет лектор. На этом восприятие Альберта оборвалось снова.

Знакомство

Когда Альберт пришел в себя, он находился в просторной комнате с бежевыми обоями. Судя по обстановке, это была комната жилого дома или квартиры, в комнате были большой диван и два кресла. Вдоль одной стены стоял высокий шкаф, на других висели несколько небольших картин с неразборчивым рисунком.

Сам Альберт сидел на диване, откинувшись на подушку. Через минуту после того, как он пришел в себя, человек, ранее читавший лекцию, зашел в комнату и сел напротив него. Он внимательно оглядел тело Альберта и только после этого взглянул ему в лицо и поздоровался. Альберт в этот раз даже удивился, с какой легкостью лектору удается произносить слова. Сам он вновь не смог выдавить из себя ни звука.

Не дождавшись ответа, человек сообщил, что его зовут Вильям Гарсия, что Альберт находится в его доме, куда Вильям был вынужден привезти его, так как тому стало плохо сразу после лекции. А Вильям по стечению обстоятельств как раз является врачом.

Вильям говорил размеренно, стараясь выговаривать каждое слово. Он сообщил, что сейчас Альберт не может говорить, так как – здесь врач замешкался, подбирая слова, – так как, вероятно, не знает, как это делать. Точнее, пытается управлять своими движениями не так, как это требуется. Хозяин дома выглядел уверенным и не выказывал сомнения в своих словах, однако по каким-то едва уловимым моментам Альберт понял, что подобная ситуация является для его нового знакомого отнюдь не каждодневной.

Вильям сообщил, что такое положение дел не должно беспокоить Альберта, так как это не является каким-то опасным отклонением. Однако, чтобы восстановить речь и двигательные функции, ему какое-то время придется четко следовать инструкциям, которые ему будет давать Вильям.

Альберт снова ощутил какую-то тусклую нарастающую тревогу, поскольку симптоматика, описанная новым собеседником, а также его поведение отдаленно напоминали симптоматику и действия в случае инсульта. Из-за густого тумана в мыслях и эмоциях, действие которого Альберт ощутил еще сидя в аудитории, нарастание тревоги по поводу возможного недуга ощущалось на протяжении короткого времени как какой-то отдаленный пузырь с пугающим и опасным содержимым, медленно всплывающий из густой белесой пелены. Пузырь всплывал около десяти секунд, после чего лопнул – но не мгновенно, а тоже медленно – и как только это произошло, оказалось, что пузырь совершенно пуст. Само ощущение тревоги при этом осталось, но устаканилось на некоем невысоком уровне. Хотя определить этот невысокий уровень на сколь бы то ни было доступной пониманию шкале Альберт не имел ровным счетом никакой возможности.

Врач рассказал Альберту, что основное усилие, которое тому придется прилагать, заключается в постоянной концентрации на словах и четком выполнении инструкций Вильяма. Дополнительное, но не менее важное усилие будет заключаться в том, чтобы не подвергать смысл слов Вильяма критическому анализу. От этих двух вещей, в первую очередь, и от сотни других, во вторую, – будет зависеть длительность реабилитационного периода.

Вильям говорил достаточно долго. Он сказал, что в своей речи заранее пытается ответить на большинство возможных вопросов, которые хотел бы задать Альберт, но не имеет возможности сделать это. И в своих ответах ориентируется на вопросы, которые хотел бы задать сам, окажись он в подобной ситуации. Вильям рассказал, что на текущий момент у него нет достаточного понимания, что происходит с Альбертом. И он также в сложном положении, поскольку его новый пациент не может дать ему никаких пояснений. Однако квалификации и опыта Вильяма достаточно, как минимум, для того, чтобы дать вынужденному гостю возможность управлять собой. И именно на этой задаче Альберту сейчас нужно сфокусировать свое внимание. Дальше, когда можно будет подробнее понять причины случившегося с Альбертом, можно будет выстраивать дальнейшую схему корректировки его состояния.

Вильям сказал также, что о компенсации его услуг Альберт сейчас может не думать вовсе, поскольку, во-первых, оплата его услуг не является непосильной, а во-вторых, у его гостя в любом случае нет никакого выбора. «Точнее будет сказать, – поправился врач, – что, во-первых, нет никакого выбора, а во-вторых, уже все остальное…».

– Почему не стоит придавать информацию, полученную от меня, критическому анализу, – излагал ход своих мыслей Вильям, искусно используя риторические вопросы. – Некоторые сказанные мною вещи могут показаться тебе глупыми, неправдоподобными, шокирующими, абсурдными и т. д. Все эти характеристики можно будет объединить в одну – не соответствующие действительности.

Почему я буду говорить вещи, не соответствующие действительности. Потому что это такая методика, я буду ее соблюдать, а твоя задача пока условно принимать все, что я говорю, за чистую монету.

Вильям остановился и снова пристально посмотрел в лицо, или, скорее, на лицо Альберта.

– …это первый вариант ответа. Есть второй – я тебе его назову, а ты из двух выбери тот, который тебе больше нравится. Я буду говорить вещи, не соответствующие действительности, потому что твоей действительности, вероятно, больше нет. И ты будешь вынужден привыкнуть к другой. К той, про которую я тебе расскажу.

Вильям не отводил глаз с лица гостя, пытаясь, вероятно, уловить на нем какую-то реакцию. А Альберт в этот самый момент пытался понять, как так получилось, что последние пару предложений он прослушал или недопонял из-за того, что внимание его в какой-то момент застряло на деталях лица нового знакомого. Альберт только сейчас начал осознавать, что своим вниманием управлять ему крайне непросто, так как любое его передвижение с объекта на объект требует сил, а после даже минимальной задержки внимания на объекте внимание надо отрывать, будто присоску от стекла.

– Итак, – продолжал Вильям, – тебе нужно приготовиться к тому, что работа будет долгой. Чем меньше в эту работу будут вмешиваться твои собственные представления о том, как и что должно работать, тем лучше. Уверен, что часть информации, о которой я буду говорить, тебе известна. Но поскольку я не знаю, что это за часть, я буду говорить все, что имеет значение для восстановления твоих двигательных функций.

Считай, что твое тело сейчас – это свет. Плотность света, из которого соткан ты, или я, или предметы вокруг нас, более высокая, нежели плотность света, окружающего предметы. Управляй своим телом так, как управляют светом. Правило простое, детализировать его довольно сложно. Любое твое движение будет исходить из твоей визуальной мысли. Ты рисуешь себе движение в своем уме – и ты получаешь движение. В конечном итоге это будет происходить одновременно. Ничего невыполнимого. И в то же время добиться этого будет сложно, так как твое тело должно начать улавливать сигналы от тебя. Тебе же нужно будет нащупать те визуальные формы, на которые начнет откликаться твое тело, и научиться воспроизводить их на автомате.

Как только ты сумеешь сделать первое контролируемое движение и сможешь повторить его, дело пойдет быстрее. Первоначально твои движения будут порывистые и топорные. Дальше тебе нужно будет оттачивать все мельчайшие детали.

Немного приятной информации: у тебя все должно получиться. Я не пытаюсь подбадривать тебя, просто… для этого есть определенные предпосылки.

Советую начать с малого: пытайся перевести взгляд с одного предмета на другой, и, как только получится сделать это, не упускай и запомни ощущение этого действия. Воспроизводя ощущение, тебе будет проще воспроизводить и само действие.

Посмотрев на Альберта еще несколько секунд, лектор встал и вышел за пределы его поля зрения, по-видимому, в другую комнату.

Движение

Несмотря на то, что Вильям старался говорить не быстро, Альберт, как и в аудитории, мало что понял из сказанного. Однако желание двигаться побудило его крайне внимательно относиться к тем фразам, которые непосредственно касались полученного задания. В особенности Альберт очень хорошо запомнил фразу «…Ничего невыполнимого».

Альберт послушно решил наладить взаимоотношения со своими глазами и принялся расширять границы своего поля зрения. Попытки вращать глазами вправо и влево, вверх и вниз раз за разом заканчивались неудачами, что поначалу не слишком смутило Альберта. Собственно, сфокусировать взгляд на каком-либо предмете, который и так находился в поле зрения, у него также не получалось. Хотя он помнил, что в какой-то момент ему удалось сфокусироваться на лице Вильяма, когда тот что-то рассказывал.

Попытки переместить взгляд явно забирали силы. Создавалось ощущение, что Альберт пытается управлять мышцами, которые ни к чему не прикреплены, а их сокращение, соответственно, ни к чему не приводит.

Альберт длительное время соблюдал спокойствие, пока в какой-то момент не начал неистово пытаться дрыгать руками, ногами и головой, потом попытался напрячь пресс и встать, потом просто упасть на бок. Картина перед глазами не менялась ни капли, что еще больше выводило Альберта из себя. Он продолжал попытки движения, ему казалось, будто он связан какими-то невидимыми веревками, но рано или поздно ослабит их или вовсе разорвет. Альберт пытался орать, скалить зубы, однако в определенный момент полностью выдохся и… остался в том же положении.

Сидя в состоянии полного опустошения, Альберт вспомнил, как однажды пытался пошевелить ушами. К такому поступку его сподвиг товарищ, способный выделывать этот трюк совершенно свободно. Уши у товарища двигались чуть-чуть вперед и назад, при этом движений нижней челюсти или кожи верхней части головы абсолютно не было заметно. Альберт тогда так и не постиг волшебного искусства шевеления ушами, но зато хорошо запомнил оставшийся осадок почти физического чувства неспособности управлять своим телом. Сейчас это чувство возродилось с новой силой. И речь уже шла о полной неспособности к движению.

Тем не менее, Альберт не смог не отметить для себя интересного явления. Если раньше столь серьезное положение вещей могло легко вызвать в нем серьезную панику, ужас, тошноту или даже удушье, то сейчас ничего подобного не возникало. Альберт отдавал себе отчет в своей беспомощности, в том, что находится неизвестно где и неизвестно с кем, но все это, в совокупности с полным ограничением в движениях, практически не вызывало в нем никакой мощной эмоции. Присутствовали и страх, и понимание возможных последствий, и тревога, и они даже были сильными. Но они не вызывали эмоцию, как физический процесс, который нельзя мгновенно остановить и который начинает жить сам по себе, забирая на себя энергию, сам себя нагнетая и раскручивая вне зависимости от того, продолжает ли существовать причина, вызвавшая старт эмоции. Это было… ново. И это было то, что позволяло Альберту сохранять не только рассудок, но и, в определенной, пусть небольшой степени, спокойствие. Более того, те испуг, страх, которые чувствовал Альберт, ощущались при внимательном анализе как нечто неестественное. Будто лишнее или, скорее, необязательное то ли в данной ситуации, то ли вообще в том месте, где он находился. Неестественное и, словно имеющее свой конец внутри себя. То есть страх был, но было наряду с ним и какое-то знание, что этот страх можно оборвать в любой момент. В действительности оборвать его Альберт не мог, или не пытался, но это знание не давало панике заполнить собой весь его мозг.

Альберт помнил: страх в самый неудачный момент может отнять нужные силы и даже враз сделать из сильного человека слабого, но сейчас он с некоторым удовлетворением понимал, что упадок сил в нем вызван не страхом, а лишь длительными неудачными попытками подчинить себе свое тело.

И еще он не собирался сдаваться.

Альберт некоторое время отдохнул и возобновил попытки передвинуть свой взгляд.