Текст книги "Пропавший патрон"

Глава 9

По возвращении из президентской резиденции Инна регулярно стала ловить на себе чуткие и доброжелательные взгляды коллег. Они не обходили ее вниманием и раньше. Только теперь к мужчинам присоединились и женщины. На своем рабочем столе она обнаружила небывалое количество различных конвертов с приглашениями, предложениями. Ей одновременно заинтересовались Союз независимых спичрайтеров, Российская секция Всемирной организации любителей какаду, клуб православных ветеранов подводной охоты «Дай веры!», популярная женская телевизионная игра «Кто хочет встать с миллионером?» и еще множество других авторитетных тусовок… Даже неведомый ранее Клуб Молодых Олигархов. На второй день на этаже ее поджидала расфуфыренная «рублевская троица» – жены старожилов дачного поселка с приглашением выступить с рассказом о президенте в их клубе «Молодильное яблочко»…

Так называемых светских тусовок Инна всегда избегала, считая, что они предназначены для людей, по большому счету, пустых, которые могут ощутить некую генетическую общность между собой разве что благодаря наскоро обретенной идентичности содержания желудков и состава обильной слюны. Путных людей там и впрямь бывает мало. Кого-то регулярно выгуливают продюсеры, используя как необходимую процедуру звездного облучения, кто-то, теряя популярность, сам загорает в этом шоу-солярии, кто-то заходит намеренно, кто-то случайно, а кто-то – компенсируя детство, проведенное в населенном пункте без зоопарка. При свечах, вспышках видео– и фотокамер более всего это напоминает некий антикрестный ход – праздное явление поклонникам обилия разнополых гламурных мощей, околополитических, околоартистических, околотелевизионных – околореальных.

А сейчас Инне и вовсе было не до того. Она внимательно по нескольку раз пересмотрела весь привезенный с юга материал. Систематизировала отснятое. Отобрала и вчерне смонтировала куски. Нашла просчеты и недосказанности, лакуны, которые требовали заполнения. Подготовила сценарий и вопросы для следующей встречи, следующей серии.

Потом подумала, что надо бы отвлечься. Лицо президента уже будто преследовало во сне и наяву. И порой отличить одно от другого, явь от забытья, было непросто. Она будто старалась проснуться, но этого усилия хватало лишь, чтобы перелететь из одного сновидения в другое. Начальство подчеркнуто не загружало ее другой работой. Человек, допущенный к Телу, – это серьезно, это престиж, это золотое достояние канала! Его надо беречь.

А вот телесные заботы с маленькой буквы были на телевидении у многих. Вот и сегодня, пока Инна сидела в монтажной, к ней забежала бывшая подруга из музыкальной редакции Эльвира Донская.

– Слушай, тебе не показалось, что Иришка Вербина у нас в положении?

– Не знаю, я как-то не обращала внимания, – пожала плечами Инна.

– Ну, ты ее платье видела? – продолжала допытываться Донская.

– Широкое, что ли? А у тебя будто такого нет, – улыбнулась Инна.

– Меня можно даже не подозревать. Я в положении буду только тогда, когда мужика найду с положением. Кстати, как ты относишься к…

Инна вновь пожала плечами:

– А что?

– А вдруг? – передразнила ее Элька. – Понимаешь, вчера тусили у Ксюши, и он ко мне клеился. Даже поехали к нему домой. Там еще по бокалу и в койку.

Он раздеваться стал. А у него на розовых трусах скрипичный ключ и ноты нарисованы. Представляешь? Ну, я тут и прыснула. А он говорит – это не трусы, а чехол для инструмента.

– Ну и как инструмент? – вынуждена была переспросить Инна.

– Очень расстроен. Маэстро сразу отвалился и захрапел. На такой органный концерт я точно не подписывалась. Вот как ты думаешь, стоит с ним еще разок попробовать? А?

Заметив инертность Инны, подруга обиделась:

– Ну да, ну да… Мы теперь с президентом беседуем, не с нами, грешными…

Через три дня, как и договаривались с Разиным, она набрала номер его приемной, чтобы договориться о следующей встрече. Голос на том конце провода вежливо и корректно, пожалуй, даже с душевностью, сообщил, что да, конечно, они в курсе, Сергей Сергеевич предупредил, и встреча, несомненно, состоится, но президент сейчас крайне занят, он просит его извинить и перезвонить через несколько дней.

Через четыре дня попросили ее оставить свой номер телефона, чтобы сообщить о времени приема.

Так продолжалось больше полутора недель. Она аккуратно, но ритмично проявляла журналистскую настойчивость. После очередного звонка Инна вновь оказалась в кабинете Журдена. Шеф поинтересовался, как идет работа над передачей с президентом. Услышав, что никак не удается встретиться для продолжения разговора, развел руками и сообщил, что знает, ему звонили из администрации и просили недельки две-три не беспокоить президента, он, мол, приносит свои глубочайшие извинения госпоже Иволгиной, безусловно, помнит обещание, ценит ее внимание и профессионализм, сам обязательно выберет время и назначит встречу.

– Может, ты пока в отпуск сгоняешь, мы тебя в случае необходимости оперативно вызовем? А то потом, глядишь, и некогда будет? Эксклюзивный многосерийный телепортрет президента – это не шутка. Да и мысли у тебя, небось, все в этом материале, на другой все равно не переключишься. Незавершенка, она всегда душу тянет, по себе знаю. Лучше не выходить из темы. А сейчас на всех этих модных побережьях, – сладостно вздохнул шеф, – как раз классная погода… Я тебе буду искренне завидовать. Подумай! Дело говорю!

Подумать о чем-то можно только тогда, когда в голове есть свободное от других дум пространство. А когда все мысли о работе? А работа сегодня – это, по сути, действительно исключительно Он?! Смущало и то, что по новостям за все это время промелькнуло лишь несколько предельно скупых и бесцветных паркетно-штативных сюжетов: он с премьер-министром, он с председателем верхней палаты парламента, потом нижней, руководителем ФСБ.

Причем синхрон, даже фрагментарный, напрочь отсутствовал, а закадровый текст был не красноречивее признания разведчика на случай провала – «обсуждались актуальные вопросы внутренней и внешней политики». Причем все только рабочие встречи и только один на один. Ни публичных приемов, ни посещений, ни награждений, ни переговоров. Никакого народа, никаких массовых мероприятий. Он не здоров? А раскрывать этого не хотят?

Затем президент стал появляться на экране значительно чаще, подписывая один за другим какие-то указы, распоряжения, с кем-то встречаясь, что-то решая. Но что интересно – опять все без прямого эфира, без синхрона, который был доселе фирменным почерком общающегося с народом Разина.

Инна продолжала настойчиво и внимательно отсматривать все вновь появляющиеся сюжеты, но раз за разом не находила в них ничего нового. Скорее, снежным комом нарастал мучительный эффект дежавю – повторяемость поз, жестов, мимики…

Ей поначалу казалось, что это от ее внутренней перенасыщенности Разиным, от излишнего и долгого «погружения в тему». Ее все время мучило ощущение упущенных возможностей – это не прояснила, об этом не поговорили, этот вопрос стоило бы задать. Что поделаешь – задним умом все сильны. Она активно и кропотливо готовилась к новой встрече, исписала десятка три блокнотных страниц. Чего греха таить, президент уже вовсе, вовсе нередко возникал и во сне, улыбался и говорил что-то приятное, чего не только она, а может быть, и вовсе никто и никогда от него и не слышал. Страстно и долго желаемое легко заслоняет собой реальность, внедряется в память, где спустя некоторое время занимает место фактов, которые держать в памяти не хочется.

Конечно, она пыталась отвлечься другими материалами. Старалась делать их с предельной аккуратностью, даже педантичностью. Но серьезного интереса к ним не ощущала. Ну, вот попросили подготовить дискуссионный сюжет о том, что всего три наших вуза попали в последний топ пятисот в мире, подготовленный за рубежом, и, соответственно, нужно ли нам ориентироваться на эти рейтинги или регулярно проводить свои. В передаче горячо спорили представители министерства и отдельных университетов. Хотя чего тут спорить – наш рейтинг по успешному трудоустройству выпускников известен и стабилен, аж до факультетов. На первом месте питерский юрфак, затем Институт стали и сплавов и Высшая школа экономики.

И тут вдруг она столкнулась в новостях с кадрами не просто знакомыми, а буквально родными, которые снимал ее оператор Виталий, снимал в той самой южной резиденции, снимал при ней. Они ей не пригодились и остались в смотках. Но кому-то, значит, пригодились? Ошибки быть не могло. Загорелый, дружелюбный, ироничный. Она могла даже сказать, какие слова он в этот момент произносил. Рядом мелькнула и ручка тросточки, которой он пользовался тогда из-за растяжения. А вот напротив за столом были почему-то уже совсем другие люди. Монтаж. Это точно были кадры из смоток, не отобранных ею для основного материала, оставшиеся на исходнике, в архиве. К ним достаточно искусно приклеивали какие-то другие, уже незнакомые ей кадры.

На телевидении использование картинки из архива, конечно же, вовсе не редкость, вещь вполне естественная, но в новостях это бывает лишь в условиях крайней оперативности, дефицита свежего видеоматериала и тематической совместимости.

Дефицита на свежие сюжеты с действующим президентом как-то никогда раньше не бывало, скорее даже наоборот. Он активно поддерживал имидж энергичного, деятельного, публичного и подвижного человека, ежедневно встречающегося с самыми различными людьми, решающего государственные вопросы в режиме ручного управления, охотно и непринужденно общающегося и с народом, и с прессой. Операторы, гоняясь за президентом, падали от усталости, инженеры не успевали монтировать, а на выпуске все вставляли в пожарном порядке. И даже когда информационная программа была уже в эфире, приходили новые сюжеты, срочно писались комментарии и подводки. Поэтому нынешнее информационное затишье было для Инны абсолютно непонятным и подозрительным. Что-то случилось, точно, точно что-то не так, что-то не так – пульсировали Инне и рассудок, и сердце. Хотя в последнем признаваться как-то не хотелось.

Глава 10

– Ну не мог, не мог же он исчезнуть?! Вот так взять и исчезнуть! – премьер в сердцах рубанул рукой по столу так, что даже золоченый двуглавый орел чуть не вспорхнул с чернильного прибора. – Вы ведь больше недели уже копаете, весь снег перекопали, всех нашли, так? Ведь всех? И только одного его – нет!

– А может, это похищение? И вся эта лавина – лишь прикрытие? Следы заметали? – предположил спикер Черпаев. Рогаткой большого и указательного пальцев взбодрив черпаевско-чапаевские усы и нахмурив бровь, он по очереди пытливо заглянул в глаза каждому из собравшихся.

– Да нет, не похоже, не похоже… – уже далеко не впервые растерянно оправдывался глава Федеральной службы безопасности Михаил Васильевич Чумаченко. – Ни огнестрельных, ни характерных колото-резаных ран ни у кого нет. Все оружие в наличии. Никаких характерных признаков нападения или диверсии. Задавлены или задохнулись. Массив схода мокрого снега был слишком мощным. Опору ЛЭП мигом снесло, антенну в штопор превратило. Их всех как замуровало, спрессовало во льду. Эксперты говорят, что лавина больше двух верст летела, причем со скоростью под двести километров.

– А как вообще-то вы могли допустить поездку президента в это горное шале? – деликатно поинтересовался министр иностранных дел Терновский.

– А как бы мы могли не допустить? – мгновенно вскинулся глава ФСБ, боясь оказаться в популярной роли козла отпущения.

Уж он-то хорошо знал эту традицию, напоминающую детсадовскую игру, когда все, вскочив с мест, мельтешат под музыку, а в это время один из стульчиков незаметно убирают, и не успевший сориентироваться выбывает из команды, оказывается на длинной скамье штрафников у стены. Только вот это не с ним! Его стульчик особый. В нем хранится сокровищ поболе, чем у тещи Кисы Воробьянинова. Его убрать едва ли кто-то посмеет. На каждого из этой комнаты есть много любопытного – как стал депутатом, а затем спикером Черпаев, как хитро учредил некую влиятельную структуру глава администрации Колобков, остроумно перекинув две первые буквы фамилии в конец и получив «ЛОБКОВ и КО», какие «коты в сапогах и погонах» напридумывали из госсобственности владения маркизов карабасов, откуда столь жирный газпромовский куш у премьера, точнее у его домохозяйки-жены и милых деток. Про деток вообще разговор особый. В конторе Чумаченко заведено постоянно увеличивающееся досье на всех детей чиновников и депутатов, особенно учащихся и работающих за границей. Фигурантов там уже и не сотни даже. Пришлось для этой работы создать особый секретный отдел. И не напрасно. Оказалось, что не менее точный список зарубежных отпрысков имеет и наш потенциальный… так сказать, партнер заокеанский. Детки-то быстро привыкают к шикарной жизни, а родитель вдруг пытается заняться их воспитанием, обузданием роскоши, контролем расходов. Тогда они ищут иные источники. И находят. И частенько не без помощи сердобольного американского бюджета. Ох, какие там матерьяльчики… «Дети хозяев подземелий» – это вам не Короленко, даже не Эжен Сю! А как они думают? Я для них просто дрессированный сторожевой пес? Пусть так! Но поводок, он на нюх собаки не влияет! И вот, ишь ты, им кажется, они сейчас нашли повод спросить с него.

– Не допустить… Он с Мирзой Джиоевым давно дружил. Тот ведь заслуженный мастер и тренер по горным лыжам. И бывал Сергей Сергеевич там уже не раз и не два. ФСО уверяет, что охрана проверенная, надежная, не менялась. Объект знакомый, значительно удаленный от всех населенных пунктов. И, заметьте, район этот всегда считался нелавиноопасным.

– А вот это и вы-зы-вает подозрения! – сурово оторвав от усов указательный палец, буквально по складам изрек спикер.

– Да нет там никаких подозрений, – отмахнулся от него не по годам румяный глава президентской администрации Дмитрий Яковлевич Колобков, среди сотрудников благодаря инициалам, аккуратности и щепетильной пунктуальности имевший прозвище Дьяк. – Мы уже выяснили этот вопрос. Ближайшую станцию, метеостанцию, как и десяток других, сократили распоряжением еще прежнего министра. Вот цитирую обоснование: «Ликвидировать в связи с неотвратимостью глобального потепления и оптимизацией расходов».

Два года все шло нормально. А тут, оказывается, летом пожар уничтожил лес на склонах горы, и никто на это толком не обратил внимания. А он-то всегда и предохранял долину и обеспечивал эту спокойную статистику. В природе, знаете, все как-то на удивление взаимосвязано. Она, как заметил еще Аристотель, не терпит пустоты.

– А чемоданчик с кодами нашли? – протокольным тоном уточнил министр иностранных дел.

– Ну, я вас умоляю… Какой чемоданчик, Семен Семенович? Какие коды?.. Вы, право слово, как будто только что из ООН спустились, – театрально развел руками глава администрации, испытывающий сейчас, в отсутствие шефа, где-то в глубине души какое-то странное, смешанное чувство нетерпеливой свободы и нервного превосходства. – Это же просто ритуал. Ну правда, Семен Семенович, вы еще спросите, со смещенным ли центром заряжены ружья почетного караула… Чемоданчик… Ну да, чемоданчик. Бравый капитан-лейтенант. В черном кителе, с черным кейсом. Так сказать, живой монумент Карибского кризиса. Всегда с верховным. Всегда, что называется, на стреме. Ручная кладь наших тесных связей с Америкой.

И заметив насупившиеся брови дипломата, совсем уже ласково продолжил:

– Я думал, уж вы-то, право, знаете, что еще тому, первому президенту служба безопасности аккуратно, с его санкции, естественно, подменила содержимое спецкейса на более приятный ему и востребованный контент… А то он вам в Берлине не «Калинку» продирижировал бы, а «Катюшу» изобразил! Вот и решили, что после того мини-бара реальное содержимое главного чемоданчика определяет сам президент. Что там, кстати, было на этот раз, Михаил Васильевич?

– Да как всегда последнее время – запасной ошейник с поводком для Тони и свежий специально проверенный корм.

– Ну, ладно, ладно. Давайте все-таки еще раз попробуем восстановить картину события, – призвал тучный, теперь уже и лицом, премьер Косолапов, – попробуем, так сказать, последовательно соединить все известные нам детали. Когда Сергеем Сергеевичем было принято решение ехать?

– Как докладывал мне начальник охраны Пятов, накануне, около семнадцати ноль-ноль, – усталым, но вышколенно спокойным голосом начал глава ФСБ. – У Первого, ну то есть президента, окончательно прошла травма ноги, из-за которой он долгое время не вставал на лыжи. Врач разрешил покататься. Перед этим они с Джиоевым созвонились и договорились встретиться в его шале около полудня. От резиденции это шестьдесят два километра.

В девять утра ребята уже обследовали место и начали работать. Все было в штатном режиме. К двенадцати на трех машинах подъехали президент и охрана. С Первым, как всегда, был Тони.

– Кстати, а труп собаки нашли? – не удержался спикер.

– Нет.

– А вот это уже наводит… – попытался было ладонью изобразить нечто сферическое Черпаев, но ему не дали вполне завершить эту изящную пластическую фигуру.

– Господа, давайте все-таки сначала послушаем, – недовольно призвал всех премьер. – Продолжайте, Михаил Васильевич!

Глава ФСБ перевел картинку со своего планшета на общий экран и продолжил:

– Они полтора часа покатались на трассе неподалеку. Вот шале обозначено единичкой. Трасса – двойкой. Все, подчеркиваю, было штатно. Затем в четырнадцать ноль-ноль обедали. Пошел снег. Сначала слабый, затем густой. Начал усиливаться ветер. Осложнялась видимость. Температура была минус пять градусов.

В шестнадцать ноль-ноль должны были выехать. Но после пятнадцати тридцати пяти никто на связь не выходил. Была поднята по тревоге резервная группа сопровождения. Затем пришло сообщение о лавине. Подобраться к месту пребывания Первого не удалось. Подключили МЧС, горных спасателей. Начали предприниматься соответствующие меры по поиску и спасению. Ну, естественно, про то, что это все касается Первого, никому не известно.

Дальность выброса и скорость лавины превзошли максимальные показатели из всех, наблюдавшихся ранее в этом горном массиве. Спусковой причиной, как считают специалисты лаборатории МГУ, послужило изменение давления. Снесена металлическая опора линии электропередач, второй этаж строения шале.

На экране возник подробный план основной постройки и окрестностей.

– Три местных жителя, включая хозяина Джиоева, были найдены под конструкциями на первом этаже, вот здесь. Все личности установлены, проверены. Внутри, у входной двери, обнаружены двое наших. Остальные – снаружи, неподалеку от обломков крыльца. Шоферы были откопаны на четвертый день в перевернутых и побитых машинах в ста шестидесяти метрах внизу в ущелье. Там же найдены лыжи и сумка президента. Отдельные фрагменты конструкций шале попадаются на удалении до четырехсот метров. Первый, а также его пес Тони породы сенбернар не обнаружены. Не обнаружены ни какие-либо неопознанные лица, ни какие-либо объекты и предметы. В оставшихся еще массивах снега в ущелье ни приборы, ни собаки-спасатели ничего не фиксируют. Сейчас наши сотрудники на всякий случай отсматривают записи всех видеокамер в регионе. Работаем…

– А все-таки собака президента… – заикнулся было спикер.

Но тут его, причем на удивление резко, перебил уже глава администрации Колобков:

– Собака зарыта не там, Виталий Сергеевич, и вы это прекрасно понимаете. Сегодня пошла вторая неделя. Вторая! Если б его похитили, то это уже, так или иначе, выплыло бы. Но нет. Тишина. А найти его, извините, в любом виде, подчеркиваю – в любом, надо как можно быстрее, и найти именно нам, а не кому-то еще. Надо в обстановке строжайшей секретности ежечасно, ежеминутно мониторить ситуацию, анализировать любые варианты развития событий, включая самые невероятные, и заранее подготовить соответствующие формы реакции.

Тут Колобков продемонстрировал незаурядные возможности резкой смены тембра и продолжил уже совсем мягко:

– Все мы, безусловно, преданы Сергею Сергеевичу, волнуемся, переживаем и, конечно, хотели бы успешного исхода. Но давайте взглянем на вещи трезво. Дело это в первую очередь – государственное. Эта лавина всех нас накрыла. Шансов увидеть Сергея Сергеевича живым и здоровым с каждым днем и часом все меньше и меньше. А наша власть без него – карточный домик. Или, если вам это ближе, домик какого-нибудь Нуф-Нуфа.

– Ниф-Нифа, – механически поправил педантичный министр финансов.

– С такими животноводческими познаниями вас, Кирилл Борисович, пора перебрасывать на сельское хозяйство, а нашего ветеринара, в свою очередь, на оздоровление экономики, – ехидно отреагировал Колобков и продолжил: – Все держалось и держится только на его рейтинге, на его харизме, его заслугах.

Тут Колобков резво повернулся к соседу:

– Вот у вас, Виталий Сергеевич, есть могучая правящая партия? Да? Но это он подарил вам и эту партию с программой, напоминающей разве что, извините, Эрнст Константинович, программу нашего телевидения, и это аппетитное большинство в Думе, и прочая, и прочая, и прочая…

– И вам тоже… – обиженно буркнул спикер.

– Да, и мне тоже, и всем здесь собравшимся. Так вот надо думать, как нам остаться «при своих», как разрулить эту непростую ситуацию. Поймите, без него нас же просто… выплюнут! Вы-плю-нут! Ни один из нас на выборах разинского наследства просто так не получит. Его голоса выдадут только по его же рекомендации, по его завещанию. И никакого административного ресурса, никаких предвыборных обещаний и капиталов, никаких каруселей и марш-бросков по избирательным участкам, извините, не хватит. Вот так вот!

– Вы что же, предлагаете оформить завещание? – попытался ответно сыронизировать думский старейшина. – Как при Петре Втором?

– Да хоть как при Петре… и Февронии… Мне вот вчера уже наш драгоценный Яхтович, Аркадий Романович, звонил, интересовался, когда президент, как обещал, сможет принять представителей крупного бизнеса. И, как мне показалось, не просто так. У них ведь каналы информации тоже неплохо отлажены и еще лучше подмазаны. А вы тут иронизировать изволите.

По-вашему, сколько еще наш дорогой Эрнст Константинович сможет придумывать новые информационные клипы из видеоархива президента и привычно дурить многострадальный и доверчивый народ? Это ведь как для детей вырезать новогодние снежинки из старых газет.

Кстати, Эрнст Константинович, – на этих словах Колобков резво повернулся в противоположный угол, где скромно поместился руководитель главного государственного телеканала, – а действительно, сколько вы еще деньков-то нам даете?

Эрнст Константинович Промыслов, крупный мужчина с вьющейся львиной шевелюрой и ухоженным спокойствием царя зверей, хорошо усвоившего свой номер на манеже, поджал губы, поднял брови и не спеша ответствовал:

– Если и вы поделитесь со мной фантазией, еще с недельку, пожалуй… Дальше, уж извините, и зарубежная, и наша пресса встрепенется, начнет сама судить-рядить, докапываться. А этот процесс остановить посложнее будет. Так что рано или поздно нам самим придется все-таки как-то объяснять отсутствие Сергея Сергеевича, перенос встреч, мероприятий. Объявить о болезни, к примеру…

– Значит, неделя… – обреченно подытожил Косолапов и, демонстративно обратив взгляд на главу ФСБ, еще раз напомнил присутствующим о полной секретности информации и контроле ситуации.