Текст книги "Тёмных дел мастера. Книга четвёртая"

– Ну, а дальше-то, дальше что? – нетерпеливо затормошила его Джейн. Однако, как только увидела, что по коридору снова спешно возвращалась её дочь, добавила ещё один очень важный для себя вопрос: – И как это всё через столько лет связало тебя с ней?

Обратив внимание на её намёки, Гортер лишь спокойно прошёлся рукой по густой бороде и немного усмехнулся:

– Хм, я случайно спас её. Когда снова недавно покинул леса и напал на их след в Варгосе. Не поверишь, но девчонка – вылитая ты в юности. И ещё: я ей тоже всё рассказал. Тем более что, как потом оказалось, смысла скрывать-то уже практически и не было. Из-за твоих, кстати, детских сказочек на ночь, мамаша… Так что теперь вы обе всё знаете.

– Что знаем? – услышала последнюю часть намеренно громко произнесенной фразы Фейр. И широко улыбнулась, совершенно не скрывая любопытства в глазах.

Однако Джейн просто не могла пропустить мимо ушей подобное неожиданное заявление давнего знакомого, готового отныне говорить о своих самых главных секретах в жизни без тени прежнего недоверия или отчуждения, что также вызвало в ней целую бурю новых вопросов. Вслед за которыми пришло всего одно большое и одновременно невыразимо печальное озарение… Она прошептала его себе под нос дребезжащим полустоном-полушёпотом:

– Ты не оставил наследников… Впервые за столько сотен лет больше некому передать навык вашей семьи… Ведь так?… О боги… Как я могла это упустить…

– Вот именно. Я ему уже говорила, – попыталась на короткое мгновение ещё раз вторгнуться в их беседу Фейр.

Но её мать вдруг ни с того ни с сего буквально набросилась на старого охотника с кулаками и стала долбить его по доспеху в порыве горькой ярости:

– Ты! Ты так и не оставил наследников, балда! Что бы на это сказал твой дед, если бы был сейчас жив? А?! Сколько лет – сколько лет, Гортер – ты втолковывал мне о значимости своего чёртова рода, когда мы искали твой хренов лук по всему Сентусу?! А теперь просто взял – и сам же позволил всему сложиться так, что некому больше стало продолжить дело вашей семьи!

И всё-таки старый охотник почему-то не спешил защищаться от её нападок ни руками, ни даже словами, а всё молчал и смирно стоял на месте, как несгибаемая колонна из камня, снося все её откровенно не самые сильные удары. Пока рыжеволосая хозяйка агентства наконец не отпрянула от него, приложив ладонь ко рту и в очередной раз тихонько заплакав.

– Я знаю, Джейни… Но-о… – виновато протянул он, слегка подёрнувшись к ней своей морщинистой рукой.

– Я ведь всерьёз думала, что больше никогда не увижу тебя!!! – с новой волной обиды в душе и в голосе яростно бросила в его сторону Джейн.

– Я понимаю… – всё также терпеливо попытался продолжить объясняться с бывшей соратницей Гортер. – Но через пару лет моей тогдашней жизни в лесу я постепенно начал понимать для себя кой-какие вещи. И мне впоследствии открылось куда больше истины насчёт путей моего рода до поступка отца.

– А можно с этого места поподробнее? – вновь приняла скромную попытку вмешаться в их разговор Фейр, порадовавшись, что на этот раз её хотя бы услышали. Правда, не столько бывший следопыт или её мать, от которой она и вовсе не ждала сейчас подобной реакции, сколько оба сразу.

– Однажды его отец просто взял и продал этот самый лук, который ты сейчас видишь у него за плечом, какому-то первому встречному торговцу, – принялась объяснять Джейн дочери, до сих пор мало что об этом знавшей. – А когда я его впервые встретила – то он уже искал его. После чего нам ещё целых пять лет пришлось таскаться по всем жалким тавернам и торговым гильдиям в королевстве, чтобы в один прекрасный день просто так, ни с того ни с сего, набрести вдруг на какого-то жалкого коротышку в дороге. Который просто мирно тащился с ним куда-то в сторону Внутреннего моря на своей торговой тележке…

Пока звучали эти слова Матёрый охотник лишь с удивлением поглядывал на свою давнюю знакомую: сначала он было сам хотел всё рассказать, но быстро понял, что вполне может предоставить эту возможность Джейн.

– Ты всё ещё помнишь… – с теплотой отозвался в конце концов удивлённый Гортер.

Но его заглушила Фейр, исключительно эмоционально воспринявшая столь давно скрываемую от неё информацию:

– Не мо-жет бы-ть, мама… Очуме-еть!!! И он оказался тем самым гномом из другой твоей сказки, верно?!

При этих словах бывший следопыт со слегка недовольной, но ничуть не злобной миной повернулся было в сторону Джейн, надеясь тем самым снова упрекнуть её. Но рыжеволосая хозяйка агентства попросту не заметила его реакции и вернулась к разговору с дочерью:

– А ну прекрати сейчас же! Ты уже слишком выросла, чтобы себя так вести на людях!

– Так вот откуда все корни растут, – лукаво перебил её на мгновенье Гортер.

И тогда Джейн с ещё большим упрёком принялась и за него:

– А ты! Какого чёрта ты остался жить в том лесу на целых двадцать пять лет?! Ладно – дети. Но как же твоя драгоценная месть, из-за которой ты тогда навёл столько шороху по всему королевству, м-м? И как же то, что мне до сих пор приходится разбираться с её последствиями? Об этом ты не подумал в день нашей последней встречи? А, Гортер?! Ты хоть понимаешь, что тебя до сих пор считают за их пособника! И причисляют к самому высокому уровню национальной угрозы – пятому? Точно так же, как и самих этих людей.

Но, попытавшись что-то добавить со своим обычным спокойствием, бывший следопыт оказался в мгновение ока вновь перебит не на шутку взвинтившейся женщиной:

– …И даже не думай в этот раз, как всегда, говорить мне, что тебе всё равно! Ведь тебя уже наверняка заметили власти, так?!

– Э-э, я вообще никогда не хотел впутывать тебя в это, Джейни, – всё-таки сумел в какой-то миг прорваться бородатый охотник через потоки её бурного недовольства по поводу его прежних поступков.

Но больше ему не удалось ничего добавить: возмущённая теперь до крайности рыжеволосая дама решительно хотела высказать ему в лицо абсолютно все свои накопившиеся за многие годы претензии.

– О-о, это не объяснение, дорогой!..

(При этих словах Фейр уже во второй раз с начала их общей беседы заметно передёрнуло, поскольку до сего момента она даже и подумать не могла, что ещё хоть кто-то в целом мире, кроме её отца, мог заслужить в свой адрес подобное совершенно не свойственное её матери живое и чувственное обращение.)

– Ведь пока ты там гонялся за своими целиком больными на голову чудиками неизвестно где, я, кабинет за кабинетом, околачивала все главные министерства и конторы Кальстерга, отвечающие за развитие нашего тайного задания по их поимке! А когда мне всё же выделили небольшой разведывательный отряд, чтобы провести комиссию, с помощью которой, несмотря ни на что, я всё же хоть как-то надеялась оправдать тебя, то что ты сделал? Что ты наделал, идиот?! Напомнить, как ты обошёлся со мной на озере Белокамень?!

В этот раз Гортеру и впрямь не нашлось, что ей ответить. Он всё так же продолжал стоять рядом с немного всхлипывавшей, но по большей части совершенно озлобленной и обиженной на него Джейн, которая больше уже не пыталась держать себя в руках. Хотя обычно всегда старалась неотступно следить за подобным поведением в характере своей постепенно взрослеющей дочери. Однако теперь Джейн не стесняясь давала выход эмоциям – и обоим присутствующим, знавшим эту женщину в разные моменты времени, она сейчас казалась самым ярким и главным сокровищем в их жизнях… хотя, определённо, с той огромной разницей, что у Фейр ещё была возможность построить с матерью свои отношения в будущем, в то время как для старого охотника эта возможность осталась уже упущена навсегда.

…А ведь всё благодаря его тогдашнему юношескому упрямству! И вдобавок презрительному отношению к компромиссам!

Но всё же в первую очередь – его несгибаемым принципам, которые практически всегда затмевали собой первые два упомянутых пункта характера Гортера. Поскольку только благодаря своим принципам он всегда мог отличить одну сторону монеты от другой, независимо от того, с какой стороны всем остальным людям на ней могло видеться правильное или неправильное. И сделать это при любом повороте того неоднозначного и изменчивого бытия, в котором все они жили.

– Теперь я всё вспомнил… – признался спустя целых полминуты затишья сразу обеим женщинам старый охотник и медленно опустил взгляд. – Теперь я точно знаю, что поступил тогда правильно, Джейн. Ведь ты, как и я, знаешь, что души их – все до одной! – все мои. И мною будут собраны. Я один имею право мстить им. Ни ваше вшивое правительство, и не те легавые псы, которых на них натравливают. А тебя… тебя они в тот день просто убили бы, Джейн. И если хочешь знать, то я до сих пор не жалею о своём решении. Как и о прочих, что когда-либо делал в жизни. А чтобы ты поняла это ещё лучше – посмотри сейчас же на свою дочь! И на то, какой она смогла вырасти в эти проклятые времена. Даже если ты сама по сей день и не считаешь их таковыми. А ещё подумай о том, что я впервые испытал при виде её, Джейни. И у тебя сразу отпадут последние сомнения. Ведь она осталась единственной, кто смог выжить после случайной встречи с одним из них. Единственной среди горы трупов ваших никчёмных городских служак, Джейн!.. И всё благодаря тому, что именно ты вложила в её разум и тело такие навыки. Благодаря тому, что ты стала её матерью.

Нисколько не ожидавшая, что ей снова хотя бы раз в жизни повезёт столкнуться с давно забытыми вразумительными речами своего прежнего, уже десятки раз оплаканного и без зазрения совести навсегда похороненного в воспоминаниях старого знакомого, Джейн поначалу тоже очень долго не могла сказать ни слова. И даже мысленно прервала череду своих вечных обид на него, дабы как следует разобраться в словах и мотивах Гортера. И хотя обычно это редко заканчивалось для неё полным согласием и принятием его стороны, но только не в этот раз.

– И вот, когда они снова объявились… – в конце концов заговорила заметно отошедшая от предыдущего состояния хозяйка агентства.

Но быстро снова приумолкла, чтобы смахнуть с лица последнюю слезу, вызванную уже чувством гордости и нестерпимой радости от того, что стоявший перед ней сейчас давнишний компаньон не оказался ни призраком, ни двойником. А затем также быстро оправила руками немного помявшееся платье и приняла обычный для себя серьёзный и деловой вид:

– Что ж, теперь я хотя бы могу помочь пролить тебе свет на их главную цель в нашей столице. Здание Королевского дворца, Гортер! Им зачем-то понадобилось штурмовать само здание Королевского дворца. Вполне возможно, что ради убийства его Величества Короля или Первого Министра, боги нас всех упаси.

– И что же? Кого-то из них у всех на глазах сожгли в карете?

– Нет…

– Хм, значит, не так-то много ты об этом и знаешь, – проговорил бывший следопыт с холодным блеском в глазах и вновь пробежавшей под усами улыбкой. Но на сей раз нисколько не доброй, а куда более кровожадной. – Потому что от самого Варгоса их было всего трое. Но колдовать среди них мог только один. И если тебе интересно, то я даже знаю, как его зовут.

Глава 18

Человек раб потому, что свобода трудна, рабство же легко.

Николай Александрович Бердяев

Туман…

Тихая белая пелена.

Кажется, уже очень давно Альфреду не доводилось наблюдать вокруг себя его липкие и ужасно мерзкие прикосновения. Он опять застил юноше глаза, просачиваясь сквозь камни бескрайнего ущелья, которое простиралось вокруг во все стороны. А иногда казалось, что этот туман мог даже сам становиться его порогами и склонами, однако лишь на то краткое время, пока юноша не смотрел туда прямым взглядом.

Зато когда Альфреду приходилось продвигаться по здешним неразличимым тропинкам, то он явственно ощущал свою беззащитность перед высоченной травой, что росла по краям этих ущелий, поскольку был совершенно нагим. И столь неприятное ощущение определённо свидетельствовало о реальности происходящего. Хотя остальная каша из звуков, видений и шорохов по-прежнему продолжала плясать на переплетениях его органов чувств, порой заставляя воображение беззащитного отрока рисовать самые отвратные картины из тех, на что только было способно его подсознание.

Повсюду рассеянному Альфреду виделись ловушки и западни, которые по всем признакам постоянно норовили увести его с и так еле различимой тропы, но мальчик не сдавался. И изо всех сил продолжал волочить ноги дальше, хотя временами не мог разглядеть даже их очертаний по вине проклятого тумана. Также он до сих пор не понимал, в какую сторону направляется и куда должен был выйти, преодолев под конец все препятствия. Но через какое-то время атмосфера этого места перестала так сильно давить на Альфреда, и он уже не задавался вопросами, а просто шёл, повинуясь инстинкту.

Пока в какой-то момент не увидел рядом с собой ещё одного человека – такого же спокойного и медленно бредущего непонятно куда. А затем внезапно – другого. Потом третьего…

Вскоре туманное ущелье несло по всем своим острым краям и серпантинам уже десятки таких же, как он, людей, которые иногда падали с самых отвесных склонов вниз. Но не издавали при этом ни единого звука и даже не проявляли сколько-нибудь заметной реакции на своё стремительное падение, поскольку туман очень быстро скрывал тела несчастных, не давая никому останавливаться. Отчего люди вновь спотыкались в подобных местах, а остальные, кому повезло больше, всё также продолжали идти вперёд как ни в чём не бывало.

Однако разглядеть сию зловещую картину самому Альфреду удалось, только когда он впервые обернулся назад оттого, что впереди вдруг возник слепящий образ какого-то бесформенного великана, разогнавшего на пару мгновений ненадёжный туман каменистого ущелья в разные стороны от себя. Благодаря этому под ногами у него обнажились целые метры каменной породы, из которой состояло дно ущелья, представлявшее собой бесчисленные скопища застывших в различных выражениях гримас и лиц. Но всё это оставалось открыто взору лишь пару мгновений, поскольку руки и ноги великана так же быстро погасли, как и осветились. А затем перед Альфредом уже стояла девушка, нисколько не превосходящая его по росту. И парень очень быстро узнал её.

Когда-то давно – и одновременно словно это было вчера – Альфреду нет-нет да и выпадало исключительное счастье проводить с ней почти всё своё свободное время, лелея тайные надежды и мечты о бесконечной любви к этой длинноволосой богине, поскольку оба они учились в одной и той же школе магии. А ещё потому, что она по какой-то причине однажды первой обратила на него своё благосклонное внимание, чего до этого практически никто из девушек в жизни Альфреда не делал.

– Вивейн?.. – неуверенно проговорил взволнованный отрок, смотря на отражение своих собственных прежних надежд и желаний, составлявших для него в те годы настоящий источник счастья.

– Да, кто здесь?.. Альфи?.. Неужели это ты? – раздался в ушах парня, казалось, абсолютно забытый им, но в точности повторивший оригинал мелодичный голос. – О, Альфи! Как же долго мы не виделись! Послушай, я… я тоже люблю тебя. И всегда любила. Прости, что мне понадобилось столько лет, чтобы понять это. Но если ты хочешь… Если ты согласен вернуться ко мне, то я останусь с тобой на всю жизнь. И у нас будет семья, настоящая семья, Альфи! Тебе больше не нужно будет оставаться одиноким из-за того, что никто не понимает тебя. Ведь только я всегда смогу тебя утешить и по-настоящему понять все твои мысли. Только я смогу согреть твою постель вечером, когда ты будешь приходить домой с работы. А потом, когда мы оба будем готовы, то обязательно заведём ребёнка! У тебя будут жена и ребёнок, Альфи! И мы сможем прожить с тобой одну большую и долгую счастливую жизнь. Как все нормальные люди вокруг. Только вернись ко мне, Альфред… Подойди ко мне… Обни-ми меня сно-ва…

При этих словах вполне осязаемый и желанный образ Вивейн уже почти вплотную приблизился к лицу парня, пытаясь обнять его и увлечь за собой… Но тот по-прежнему оставался недвижим и спокоен, поскольку, каким бы романтичным и сладостным ни было для прежнего Альфреда то глубокое чувство, которое он когда-то испытывал к ней – новый Альфред ни на секунду не забывал, чем впоследствии всё это обернулось, превратившись после бессонных ночей и мучительных переживаний лишь в один большой позор и разочарование. Не говоря уже о всех тех средствах, которые он тратил на свою прекрасную пассию, ложью и обманом заставляя отца через письма присылать ему всё больше и больше денег. В то время как эта особа попросту использовала юношу в те моменты, когда парни со старших курсов в очередной раз отвергали её.

А под конец, когда молодой и наивный дурачок с фермы ей надоел, то эта бессердечная фурия решила смело отыграться и на нём, подольстившись к другому его однокурснику, чему Альфред воочию оказался свидетелем. Однако что ему оставалось делать? Ведь прежде он ни разу не сталкивался с подобным поведением у женщин. И естественно, ему тогда не оставалось ничего другого, кроме как ещё больше страдать по ней – и чуть ли не желать самому себе скорой смерти. Из-за этого паренёк безо всякой причины сам иногда провоцировал Кана, когда случайно напарывался на него в коридоре. После чего тот со всеми своими дружками с удовольствием макал бесформенное чучело, каким тогда выглядел Альфред, в магосмыв ближайшего туалета.

– Пожалуй, такая рабская участь будет для меня похуже многих, – решительно отмахнулся от этого наваждения юноша, совершенно утративший веру в так называемое «простое человеческое счастье» ещё задолго до того, как оказался здесь. И в итоге витавшая вокруг него Вивейн очень быстро растворилась – от неё осталась лишь ничего не выражающая густая синева, которая тотчас же вернулась в туман. А после яркой вспышки света очертания тумана снова изменились, превратившись в прежнего великана.

Это заставило Альфреда зажмуриться, а затем со всех сторон зазвучал ужасно знакомый пареньку голос.

– Сынок, – услышал он немного низкие, но очень благостные звуки давно исчезнувшего, как казалось, из его памяти приветствия. И юноша просто не смог не откликнуться на него, медленно раскрыв глаза и застав уже на месте великана внушительную фигуру своего старика-отца.

Практически всё в его облике выглядело точно так же, как и в последнюю их встречу на ферме, когда Альфред прощался с ним перед очередным отъездом в школу магии, где начинался для парня осенний семестр. Слегка седеющие чёрные усы, немного кудрявые волосы и тёплый свет карих глаз, всегда даривший Альфреду только любовь и счастье – вот что давным-давно жаждал увидеть оторванный от родительского гнезда сын. Хотя в этот раз, похоже, отец всё же смотрел на Альфреда весьма осуждающе.

– Альфред… Что же ты наделал… – заговорил снова покинутый когда-то сыном отец, вглядываясь неразумному мальчику, казалось, прямо в душу. – Как же ты мог отречься от нашей с тобой общей мечты и окунуться в эти… пороки! О, Альфред, Альфред… Что бы сказала на это твоя покойная мать, сынок?..

– Я-я… – начал оправдываться мальчик, но тут же будто поперхнулся, потому что теперь его голос звучал под стать его настоящему, взрослому голосу. – Я не хотел бросать тебя, папа. Я честно не хотел… Но пойми меня, прошу: это моя жизнь. И я сам выбрал свой путь.

– Ложь! – надрывно выкрикнул тогда отец, скривившись в презрительной и даже слегка неестественной гримасе, какую Альфреду ещё никогда прежде не доводилось видеть у него на лице. – Тебя заставили! Признай это! Ты стал случайной жертвой в том нападении на школу. И потом уже не смог противостоять дальнейшему влиянию своих мучителей. Они околдовали тебя!

– Но…

– О, сынок, – не дал ему и шанса на дальнейшие отрицания отец, намеренно изменив тон голоса почти полностью на противоположный. И неожиданно заговорил с сыном до привычного ласково и открыто: – Помнишь, как мы оба мечтали о твоём дипломе и аттестате о высшем магическом образовании, когда ты был помоложе? Ведь после получения он открывал перед тобой все двери. Благодаря чему со временем ты мог бы сам занять в городах практически любую должность. И всегда влиять с её помощью на любую ситуацию в твоей жизни. Понимаешь? Сам! Тебе не нужно было бы убивать людей для этого, чёрт подери, сын!

На этой последней ноте общий настрой отцовского голоса вновь вернулся к прежним порицающим позициям. Что вызвало в Альфреде, как ему показалось, уже навсегда отвергнутые сомнения, касающиеся определённых жизненных ценностей. А вместе с этим – и совершенно ненавистное юноше ещё со времён Эргарота чувство «промаха», как будто бы что-то невидимое вдруг резко выпорхнуло из рук – да так и растворилось в окружавшем пространстве. Посреди тех самых клубов до сих пор обволакивавшего его ноги убаюкивающего тумана.

– …Нет! – неестественно громко для себя прошлого, но вполне обыденно для себя настоящего попытался всё же выкрикнуть Альфред, перебарывая эти слабости. – Фальшь и профанация! Любая система построения человеческого общества никогда не была и не будет способна достичь такой справедливости в своём устройстве, чтобы каждому отдельному индивиду в ней не приходилось подавлять свою свободу в угоду государству, – повторил молодой колдун заученные им когда-то слова одного трактата, прочитанного от корки до корки в Эргароте. – При любом раскладе ты не можешь быть правым, отец.

Тогда стоящая перед нагим юношей исполинская фигура одинокого человека, который, как теперь казалось, с самого начала не так уж сильно и походил на его отца, впервые угрожающе молчаливо замерла. После чего, как и в прошлый раз, моментально засветилась, преобразив окружающее пространство очередной порцией невыносимо слепящего золотого свечения.

И только когда это произошло, перед Альфредом явилось то самое нечто, которое уже неизвестно сколько времени забавлялось с двумя человеческими фигурами, дёргая их за ниточки. Причём делало это с настолько отточенным мастерством, что Альфред совершенно не замечал ни того, что их контролируют, ни того, что это существо постоянно растёт где-то на самом краю его слишком несовершенного человеческого зрения, составляя своё тело из кусков того самого тумана, который изначально окружал всё вокруг. Однако через секунду в этой местности уже не осталось ни одного обрывистого склона каменистого ущелья, поскольку всё вдруг удивительным образом разгладилось, превратившись в один сплошной бесконечный обрыв впереди. Границы его еле угадывались, хотя и находились всего в нескольких метрах от парня.

– …Пусть так. Но что же ты, простой сын фермера, можешь тут вообще поделать? – беззвучно заговорил с мальчиком этот совершенно тёмный образ в широченном сером балахоне, скрывавшем его истинное лицо. Но зато отлично выставлявшем напоказ его костлявые пальцы, сжимавшие отвратного вида косу, украшенную по обушку россыпью разнообразных черепов, часть из которых к тому же постоянно источала кровавые слёзы. – Изменить развитие цивилизации? Ясно же, что ни одному человеку это не под силу. Лучше смирись. Посмотри на свои руки и смирись.

Тогда впервые закравшаяся в разум Альфреда искорка сомнения буквально заставила нагого отрока ощутить, как по спине у него пробежал столь хорошо знакомый всем живым существам могильный холодок. Его бренные руки больше не хотели повиноваться ему, оказавшись ни с того ни с сего насильно притянуты друг к другу и словно скованы большими, холодными, но пока ещё невидимыми железными цепями.

– Как бы ни был несправедлив этот мир – ты всё равно не сможешь пошатнуть самые главные столпы, на которых зиждется его устройство, – продолжал между тем порабощать мальчика своим сухим и резким голосом загадочный образ, одновременно успокаивая и лишая всякой воли. А одна из его рук протягивала Альфреду уже вполне настоящие, глухо звенящие наручи тюремных кандалов. – Тем более в одиночку. И другие твои жалкие соратники, вроде того ловкача Коу Корга, – тоже не смогут. Даже дай ты им прожить хоть по тысячи лет.

Поэтому просто смирись. Я же не прошу о многом. Вспомни, как однажды ты видел смерть вашей старой коровы в амбаре. Она ведь совсем не мучилась. Просто склонила тихо голову на подстилку, а потом… умерла.

– Нет… н-никогда… – с ужасом шептал мальчик, не отрывая глаз от запястий и почти полностью лишившись прежней уверенности. Затем ноги его будто сами собой подкосились, и он рухнул на землю прямо в туман, а рядом незаметно приземлился тихонько посланный существом по воздуху роковой предмет.

– Просто-о… представь это для себя, если тебе страшно. Представь, как ты умираешь, – не останавливался, а скорее только всё больше нарастал монотонный голос.

Невзирая на жалкие попытки Альфреда отрицать очевидное, он уводил за собой его разум в какую-то совершенно иную область восприятия. Атмосфера её казалась парню настолько неотвратимой и естественной, что вскоре он уже снова был готов положить голову на алтарь всеобъемлющего и незыблемого закона природы, поскольку больше не верил, что хоть что-то в мире способно тягаться с ним.

Безутешно плача и рыдая, некогда могучий чёрный колдун теперь тщетно пытался развести руки в стороны хотя бы на миллиметр, однако любые его действия оставались безрезультатны. Пальцы сами собой тянулись к железным оковам – и вот уже холодный металл смыкался на запястьях. Движения казались привычными, как будто Альфред подчинялся сейчас тем давно известным правилам, которые много раз повторял перед ним профессор Детар, занимавшийся с их классом днями напролёт в одном из кабинетов школы.

– Это правильно. Ты же чувствуешь это… Всё верно. Молодец, – хвалило его существо в объёмном балахоне, видя, что валяющийся у него в ногах мальчик, как и все остальные находившиеся здесь люди, самостоятельно надел свои оковы.

Но прежде чем Альфреду окончательно удалось застегнуть последний замок, у него перед глазами внезапно возникли отчего-то совсем другие, простые верёвочные путы, которые однажды вот так же намертво стягивали ему руки. Однако это почему-то не помешало тогда ослабленному парню продолжить вырываться из них, покуда у него оставалась хотя бы частичка свободы воли и силы духа. А затем он и вовсе наплевал на ограничения, потому что его желание жить оказалось сильнее.

И это сиюминутное осознание неизвестно как позволило Альфреду сейчас ненадолго остановиться… Правда, лишь для того, чтобы в следующую секунду он увидел, что за неподвижными очертаниями существа в балахоне прямо над пропастью завис чей-то иной образ, который словно бы не подчинялся клубившемуся под ногами туману. Хотя главная его особенность состояла в другом: стоило только юноше заметить принадлежавший этому человеку надменный и презрительный взгляд, горящий из-под совершенно гладкой лысины дьявольским огнём, как разум парня словно всколыхнуло от невидимой грубой встряски.

– Джаргул, – одновременно произнёс и бессознательно заключил про себя Альфред, содрогнувшись всем своим существом.

Но было уже поздно. И ничто больше не могло спасти этот жалкий мирок от ярости того, кто сам когда-то повергал в прах любые миры одним лишь своим случайным появлением. А заодно сметал и проповедуемые его обитателями постулаты, заявлявшие о возможности или невозможности чего-либо в жизни.

– Джаргул! – оглушительно взревел Альфред ещё раз. Но уже наяву, не совсем очнувшись от своих тяжких кошмаров.

Его глаза до сих пор слишком ясно видели эти стремительно искривляющиеся в агонии брови и до безумия яростный оскал, который, казалось, по-прежнему был обращён к нему, намереваясь то ли поглотить, то ли разорвать проявившую слабину душонку молодого колдуна в мелкие клочья. Хотя в последний момент именно эта угроза и позволила Альфреду избавиться от проклятущих оков. Но, наверное, в следующую секунду это всё равно не имело бы уже для молодого колдуна никакого значения, поскольку его первый учитель попросту уничтожил бы не только существо в балахоне, но и его самого.

– Джаргул… – теперь в несколько раз тише и как-то совсем по-другому простонал в охвативших его мучительных конвульсиях полуодетый мужчина, недолго пробыв у самого края осмысленного восприятия реальности и успев только кое-как оглядеться по сторонам. А затем сковавшая его тело необычная лихорадка забрала разум Альфреда вновь.

– Эй! Хто из вас этот «Джаг-рэл»? – прогудел тогда на всю комнату его сосед по койке – здоровенный бородатый мужик в слегка оборванном чёрном костюме.

Но ни у Лагнес, ни у Вада, сидевших с противоположной стороны, так и не нашлось, что на это ответить. Из-за чего недовольный верзила утробно заворчал и развернулся на другой бок, пробурчав напоследок:

– Заткните же тохда, наконец, этого бесноватого… А то спать мешает…

Вот уже два последних дня их, вместе с остальными пострадавшими от масштабного заклинания Альфреда простыми прохожими, чуть ли не насильно удерживали в этом обшарпанном старом помещении. Наружная стена его имела ряд замызганных стеклянных окон, зарешёченных по старинке грубыми железными штырями, благодаря чему помещение больше походило на тюрьму. Да и в коридор отсюда вёл всего один выход, который почти всегда оставался закрытым. А с противоположной стороны его к тому же неусыпно охраняли странноватого вида люди, не похожие на официальных представителей стражи. Последнее некоторым из присутствующих иногда удавалось рассмотреть, когда каждые пять часов угрюмая женщина в халате доставляла им на левитирующей тележке очередной завтрак, обед или ужин, отчаливая после этого практически так же быстро, как и появлялась. И игнорируя решительно все вопросы, которые то и дело раздавались в её сторону из уст особо любопытных граждан.

Впрочем, настоящий абсурд ситуации придавало скорее то, что никто из окружающих, включая даже самих Лагнес и Вада, совершенно не узнавал повинного во всём случившемся с ними унизительном безобразии Альфреда, поскольку в их глазах он постоянно казался кем-то иным. Хотя на деле его лицо совершенно не менялось.

Вдобавок, когда один из содержантов этого непонятного учреждения начинал снова барабанить по дверям, твердя, что он совершенно здоров, а пленившие его здесь против воли люди нарушают принадлежащие ему по закону гражданские права, то другие, наоборот, предпочитали молчать. И лишь строили свои бесконечные планы побега, ютясь при этом по углам вместе с парой-тройкой таких же, как они сами, трусливых заговорщиков. Из-за чего находящийся в постоянном забвении чёрный колдун оставался пока чуть ли не единственным, кто выпадал из этой общей картины измученных заточением граждан, давно уже оправившихся от захватившего их некоторое время назад массового безумия.