Текст книги "47"

– Ну что, пришел в себя немного? – Шеф поднял меня за шею и поднес стакан с водой к моим губам.

Я сделал глоток и медленно сел, облокотившись о край дивана.

– Ну, ты даешь! Что с тобой случилось?

Я внимательно посмотрел ему в глаза. В них читались недоумение и любопытство.

– У тебя такое часто? – снова спросил он.

– «Такое»? – уточнил я.

– Ну, такое… Когда ты заходишь в кабинет и, не сказав ни слова, падаешь навзничь, снося носом все, что стоит на столе!

– Хм, – я попытался улыбнуться, – прямо-таки зашел и упал ни с того ни с сего?

– Не знаю, с чего ты рухнул, я сидел спиной к столу, когда ты вошел. Но грохот, я тебе скажу, стоял такой, что я чуть не обкакался от неожиданности.

Я все еще пытался улыбаться, с укором глядя на человека, который так умело лжет и не краснеет.

– Солнышко, – обратился он к секретарше, – закрой, пожалуйста, окна, а то он на полу, его может еще и продуть вдобавок.

Девушка отошла, а тот наклонился ко мне:

– Ты болен? – спросил он негромко. – Что случилось? У тебя такое не в первый раз?

Я смотрел на него, не зная, что и сказать. Видимо, я совсем отвык от такой наглости.

– Ты слышишь меня? – не отставал босс.

– Слышу.

– А чего не отвечаешь?

– А что мне ответить? Кажется, мы оба знаем, как все было на самом деле, – прошептал я.

– В каком смысле «на самом деле»?

– В прямом. В самом прямом.

– М-да… Ты меня пугаешь. – Он отклонился.

– Думаю, это взаимно.

– Ну, я, во всяком случае, не падал на твой письменный стол.

– Зато помогли мне упасть на свой.

Он никак не отреагировал на мои слова.

– Ты пойми, если у тебя такое бывает, нужно провериться на всякий случай. Это еще хорошо, что у меня в кабинете. Бог с ним, со столом. А если бы на проезжей части или на лестнице? Кто тебя знает, где ты еще шандарахнешься?

– Думаю, если меня не бить в нос, то я не шандарахнусь.

– Ну, если бить в нос, любой упадет. При чем тут это? – Он непонимающе взглянул на меня. – Тебя и бить-то не надо, сам падаешь как подкошенный.

– Издеваетесь? – уточнил я.

– Почему издеваюсь?

– Стукнули меня в нос, после чего я и оказался на полу, а сейчас полны сочувствия и изображаете из себя спасателя Малибу.

Шеф поднял глаза на секретаршу, которая расставляла по местам снесенные мною письменные принадлежности и рамки с фотографиями.

– Солнышко, ты слышишь? Теперь я бью своих подчиненных, – произнес он серьезно и вновь посмотрел на меня. – Если бы ты не так сильно долбанулся лицом об стол и об пол затылком, то я бы подумал, что ты все это инсценировал, чтобы подать на меня в суд за избиение.

– По-вашему, это бред? – Я был возмущен.

– Я не знаю, какое замыкание произошло у тебя в голове, но то, что ты несешь чушь, очевидно. Во всяком случае, для меня очевидно. У нас не крепостное право, чтобы я лупил своих работников. Что за ерунда? Меня пугает то, что ты и правда в это веришь. Послушай, если тебя начнет тошнить, то это…

– Сотрясение, я знаю.

– Да… Так что ты прислушайся к своим ощущениям и, если хочешь, возьми больничный. Мне не нужно, чтобы ты потом обвинил меня еще и в жестоком обращении с людьми, в злоупотреблении должностным положением и в неоказании помощи, ко всему прочему. – Тут он с отцовской заботой помог мне встать с пола и поправил воротник моей рубашки.

Если бы не сегодняшняя история, можно было бы с полной уверенностью сказать, что этот человек доброжелателен и заботлив по отношению к своим работникам и к людям в целом.

Ничего не понимая, я вышел из кабинета и направился в туалет, чтобы умыться и окончательно прийти в себя. К тому же это единственное место в офисе, где можно побыть в одиночестве. Я заперся, включил воду, подставил ледяные руки под струю горячей воды, почувствовав, как озноб, словно одиночный разряд, прокатился по всему телу. Затем умылся и, не вытирая лица, уставился на свое отражение.

Переносица раздулась и покраснела. Щека и бровь слева были поцарапаны, несильно, но достаточно заметно, чтобы вызвать у коллег нездоровый интерес. Поскольку до визита к боссу я был гладенький и совершенно не помятый, сплетен не избежать. Крови и синяков не было, кожа не слишком пострадала, но ноющая боль в районе скул, бровей и переносицы, а также нарастающий гул в голове, похоже, нескоро дадут забыть о случившемся. Видимо, я действительно ударился лицом об стол, ведь невозможно задеть кулаком сразу пол-лица взрослого человека. Нос или часть челюсти – понятно, но уж точно не половину лица.

Я смотрел на себя, прислушивался к шуму в голове и пытался понять, почему начальник так повел себя после того, как я пришел в сознание.

«Испугался, что отвечу тем же? Хм, не думаю, что представляю для него серьезную угрозу. Сыграл перед секретаршей, чтобы не раскрыть правду? А зачем? Она была бы только рада, если бы мне кто-нибудь заехал в челюсть. Да он бы мог и вовсе не звать ее к себе, а просто дождаться, пока я приду в сознание, оставаясь со мной один на один… Не понимаю. Учитывая его недавнюю агрессию, он мог скорее вышвырнуть меня из кабинета, чем поить водой, придерживая голову. А уж разговоры о том, чтоб подать на него в суд, и вовсе смешны. Совершенно провальное дело, даже если просто сравнить количество купюр в его кармане и в моем. Доказывать правду абсолютно бесперспективно, и он это понимает лучше, чем я. Тогда зачем? Может, ему стало стыдно? Прекрасная идея, но лучше не надо».

Аккуратно промокнув ссадины, я вытер лицо, заправил рубашку и вышел из уборной.

Кто пил кофе, кто рассуждал на тему новых тенденций в цветокоррекции, кто молча сидел за компьютером. Я незаметно проскользнул на свое место и тоже уткнулся в монитор.

– Ну что, покугим? – снова напомнила о себе симпатичная коллега, с которой мы так мило сегодня беседовали.

– Так я же не курю, – ответил я, не поворачиваясь в ее сторону разбитой стороной лица.

– Жаль. Хотя молодец! Я тоже собигаюсь бгосать. Ну, пойдем за компанию! – настаивала она.

– Ну, пойдем. – Я неохотно встал из-за стола.

Она взяла пачку сигарет, зажигалку и вышла на лестничную площадку. Следом и я вышел в курилку, пройдя мимо секретарши, которая не обратила на меня никакого внимания.

Девушка затянулась.

– Ну что? Как сходил к шефу? – спросила она, чуть прикрывая левый глаз от дыма.

– Да ничего, пообщались по работе. Как всегда, немного претензий и критики, чуточку хамства. Но, в целом, позитивно.

– Позитивно? Хм… Я у него до тебя была, так он на когню загубил всю мою габоту. Блин. Надо было завтга ему показать, может, настгоение у него было бы получше.

Я улыбнулся.

– Он сегодня какой-то уж очень аггессивный, – продолжила она. – Я, когда у него была, слышала его газговог с кем-то по телефону. Поняла, что у шефа умег какой-то годственник. – Она вновь затянулась. – Пгичем, как я поняла, босс гасстгоился не из-за смегти, а из-за каких-то пгоблем, котогые обгазовались. Видимо, что-то будут делить… А ты ему показывал свои габоты по «Чаше Ггааля»? – Она резко сменила тему.

– Да, вчера. Я же говорил уже…

– И что, утвегдил что-нибудь?

– Утвердил один вариант.

– Блин, зачем я ему сегодня все отнесла? Сказал, что надо все пегеделать. Пгедставляешь?

– Думаешь, он запомнил все, что ты ему показывала?

– А какая газница?

– Ну как, какая? Завтра покажешь ему на свежую голову, скажешь, что переделала. – Второй раз за сегодняшний день предложил я.

– Да нет, – она покачала головой. – Надо все гавно пегеделать немного. Вдгуг попгосит показать, как было? Тут-то я и спалюсь. Ладно, пгидется еще попотеть, – резюмировала девушка и, затянувшись в последний раз, потушила сигарету; затем, понюхав свои руки, произнесла:

– Надо бгосать кугить, а то гуки воняют. И не только гуки – волосы, одежда. Мой бывший не кугил и говогил, что целовать кугящую женщину – это как пепельницу лизать. – Она засмеялась и шагнула к двери в офис.

Я нахмурился. Все, что она мне сейчас говорила, почти слово в слово я уже слышал от нее утром здесь же.

– Ну, чего, пойдем обгатно? – обернувшись, спросила она.

– Да-да, сейчас пойдем, – ответил я, чувствуя себя персонажем «Дня сурка».

– Послушай, а зачем ты мне все это сейчас рассказала? – Вопрос сам сорвался с моих губ.

Она продолжала улыбаться:

– В смысле, зачем?

– Я неправильно сформулировал: зачем ты мне все это рассказала еще раз? – Мне было неловко, но не спросить я не мог, поскольку не был готов к такому реалистичному дежавю.

Девушка прищурилась:

– Я что-то не совсем понимаю, о чем ты? Что именно я тебе уже гассказывала?

– Ну как же, все! Про агрессию шефа, про то, что слышала его разговор по телефону, и что он не принял твою работу. И что ты жалеешь о том, что показала ему свою работу сегодня. И ты уже спрашивала меня о «Чаше Грааля». Даже про лизание пепельницы ты мне уже сегодня рассказывала! И сейчас, позвав меня покурить за компанию, все эти минуты ты повторяла все, что говорила буквально час назад!

Девушка смотрела на меня неподдельно растерянно, и мне стало еще более неловко.

– Ну, ты уж пгости, что позвала тебя покугить! Пгосто захотелось с кем-нибудь поболтать, скучно ведь одной. Тем более ты от босса только что вышел, вот я и подумала, что газговог будет интегесный. Я что-то не так сказала?

– Нет, – я вытер лоб. – Ты меня не так поняла. Разговор, безусловно, интересный, и я с удовольствием составил тебе компанию, просто мы могли бы поговорить о чем-нибудь другом или развить эту же тему, но с какими-нибудь новыми фактами. Понимаешь?

– Не совсем, – тихо сказала она. В ее голове происходила серьезная работа. Было видно, что она изо всех сил пытается понять, чего я от нее хочу. – Згя я тебе все это гассказала, да?

– Нееет! – Мой мозг закипал. – Но я хочу уточнить: ты забыла, о чем мы говорили сегодня утром или просто решила повторить для верности?

– Я ничего не забывала! – возмутилась она. – Утгом мы говогили совсем не об этом. Я тебе гассказывала пго свои габоты и пго то, что хочу уволиться, потому что собигаюсь замуж. Что буду заниматься фотоггафией для собственного удовольствия. Вот что я тебе гассказывала! Я пгавда не понимаю тебя. Что значит – я повтогяюсь? Сегодня мы впегвые за все вгемя, что габотаем вместе, вышли покугить, а до этого толком и не общались. Как, по-твоему, я могу что-то забыть? Я же не идиотка, чтобы говогить одно и то же газ за газом.

Я стоял на лестнице, совершенно не понимая, что происходит. В моей голове, и без того тяжелой, творилось что-то необъяснимо-сумбурное. Я словно не мог собрать пазл, чтобы увидеть картинку целиком. Было ясно одно: девушка не обманывала, и, похоже, я обидел ее, выставив идиоткой. Но как же быть мне, если за секунду до нее я мог рассказать то, о чем она лишь собиралась мне сообщить? Как быть мне, если я отчетливо помню всю нашу утреннюю беседу, перетекшую в словесную перепалку с секретаршей? И о какой такой «ее работе» идет речь? Я впервые услышал, что она собирается выйти замуж и посвятить себя фотографии!

Видимо, в этот момент мое лицо окончательно сникло, и моя собеседница наконец-то заметила побои.

– Ого, а что с твоей щекой? Вгоде час назад был целенький. Где это ты так?

– А?.. – встрепенулся я.

– Что с щекой? – повторила она.

– Это я упал у шефа в кабинете, представляешь? Зашел к нему и подвернул ногу, прямо возле письменного стола. Шлепнулся знатно! Чуть не сломал фоторамку и подставку для ручек. Он оценил кульбит и обещал повысить зарплату. – Я улыбнулся в надежде, что моя ложь прозвучала достаточно убедительно.

– Уу… Ты давай поаккугатнее, а то так можно и шею сломать и калекой остаться навсегда, – она открыла дверь. – Кстати, напомни, это я тоже уже говорила? – Получив удовольствие от собственной иронии и не дождавшись ответа, она исчезла в коридоре офиса.

Я стоял на месте и чувствовал, что мой мозг загнан в угол: ни вперед, ни назад, ни в стороны. Единственный выход из подобной ситуации – нападение, но так как я был в полном одиночестве, то напасть мог только на самого себя. Я не злился оттого, что не нахожу всему объяснения, а просто понимал, что не понимаю ровным счетом ничего. Моя операционная система дала серьезный сбой, зависла и требовала перезагрузки. Со мной такое происходило впервые. Это было очень ново и крайне неприятно.

«Сначала шеф со своим бешенством, переходящим в благотворительность. Потом девушка, не выговаривающая букву «р»… Либо они ведут себя странно, либо это злая шутка, либо я тронулся головой…»

Прошло пара часов. Я уже почти окунулся в работу, как меня снова вызвали к шефу. Опустошенный и уже не обращающий внимания на солнечный день, я снова вошел в кабинет. Босс щелкал по клавишам ноутбука и сопел.

– О, привет еще раз, – он откинулся на спинку кресла и зевнул. – Ну что, как чувствуешь себя?

– Вроде ничего.

– Голова как?

– Гудит, но пока не тошнит.

– Ну, хорошо, но ты это не запускай, сходи проверься, – он был серьезен. – В общем, так. Я, собственно, позвал тебя вот для чего. – Шеф перелистал несколько бумаг, лежащих на столе, и нашел стопку с моими работами. – Хотел сказать, когда позвал тебя в первый раз, но мы отвлеклись. А сейчас вспомнил, для чего, собственно, приглашал. Я тут пересмотрел твои работы и понял, что доволен почти всем, что ты делаешь. Нет, есть, конечно, и откровенный шлак, но в целом очень даже интересно и талантливо. Думаю, будешь креативным директором всей дизайнерской группы. Нужно ведь людям расти… Ну что, справишься?

Я не был готов услышать комплименты и уж тем более предложение о повышении, поэтому просто молча смотрел на него.

– Ну что же, я так понимаю, молчание – знак согласия? Приступаешь со следующей недели, так что пока принимай дела, уточняй детали. Я всех предупрежу. По поводу заработной платы – мы с бухгалтерией сформулируем ее к следующему вторнику. – С этими словами он снова уставился в монитор, а я, так и не сказав ни слова, вышел из кабинета.

19:50

Вот и закончился рабочий день. Долгий, несуразный и удивительно солнечный. На улице похолодало, но на небе было ясно, и вечер был светлее обычного. Впервые за долгие недели высоко над городом виднелись звезды. Выйдя на улицу, я вдохнул полной грудью и остановился посмотреть на сверкающие огоньки соседних галактик. Бездна. Огромный недосягаемый мир с невероятно интересными прошлым, настоящим и будущим. Ужасающе безгранично, слишком далеко и нераздельно близко. Бесконечность, являющая начало начал. Парадокс, умещающийся в рамках логики и выходящий далеко за пределы разума.

«Кто все это придумал? Как? Почему? Для чего?»

20:03

Я на остановке. Жду автобуса.

Сигналы машин и лай собак, карканье ворон и треск ветвей… Осень. Звуки нашей жизни, необходимые для того, чтобы не думать о большем и не сойти с ума. Я ждал и слушал. Слушал звуки, которые являются нашим ориентиром в жизни. Слушал музыку железа, стекла и бетона, написанную композиторами из плоти и крови. Я слушал вечер вторника, такой же, как и все остальные, но по-своему неповторимый.

Через некоторое время подъехал автобус. Он был полупустой, что для этого времени суток довольно странно. Зашипели закрывающиеся двери – и вот я уже на пути к дому. Сев на свободное сиденье и уставившись в окно, я зарылся в собственные мысли, как и остальные немногочисленные пассажиры. Мне думалось обо всем и ни о чем одновременно. В голове крутилось все, что случилось за сегодняшний день, вперемешку с какими-то подушками и картинками с едой. Не вникая в подробности, я словно рылся в мусоре из впечатлений. Голова заболела сильнее.

«Возможно, устал, а может, все-таки получил небольшое сотрясение. Плюс ко всему голод. Потому и картинки с едой».

Шум двигателя заглушили звуки расстроенной гитары. Я обернулся. В задней части автобуса сидели два парня, решившие вдруг спеть в общественном транспорте. Остальные пассажиры быстро поняли, что ничего интересного не произойдет, и снова вернулись к своим мыслям.

 
Умер я и увидел свет,
что растекся, как масло, по горизонту.
Я кричу, но меня уж нет,
Оглянись, слышишь дождь, что стекает по зонту?
 

«И зачем петь такие песни?»

Для меня всегда было загадкой, почему люди тянутся к депрессии. Почему из миллиона чувств и привкусов жизни мы выбираем грусть? Почему мы любим душераздирающие песни и фильмы? Почему мы измеряем жизненный опыт не победами и счастливыми моментами, а несчастьями и страданиями? И даже кичимся этим перед другими, выдавая себе медали за беды, которые на самом деле заслужили! Почему счастливые люди не в счет, а те, кто «поел дерьма», возводятся в ранг гуру? Почему нам легче выслушать страдальцев, а не тех, кто за свою жизнь больше улыбался, чем плакал? Возможно, мудрец – не тот, кто прочувствовал все тяготы мира, а тот, кто сумел избежать их?

«Несчастье – главный путь к Господу», – говорят многие. Но почему тогда так мало веры в подавляющей массе несчастных и так много любви в большинстве счастливых? Быть может, Бог наказывает нас именно за то, что мы не замечаем счастье под носом? Тогда зачем мы посвящаем жизнь поиску причин своих бед, когда можно просто радоваться ей? Я не знаю почему, но дерьмо ближе и роднее. И пусть мы научились вытирать зад, но обмануть природу все равно не получается. И, как бы тщательно ты ни подтирался, никуда не денешься от собственных испражнений, оставшихся внутри. Эдакое напоминание свыше о том, что даже при наличии духовного начала не нужно забывать о своей человеческой сущности. А то надели «короны», провозгласили себя богами, забыв о маленькой детали: ангелы не какают.

Я слушал поющих подростков и думал о нашей неблагодарности. О том, что сегодня был солнечный день, который мало кто заметил. О том, что в пролетающих секундах нечасто звучит простое «спасибо». О том, что, упиваясь собственной болью, привыкая, мы кутаемся в нее, словно в одеяло, и засыпаем, поджав ноги, чувствуя себя детьми, которые так нуждаются в жалости. И не выдавая свою уязвимость, прячем ее под маской агрессии и невежества и нападаем на таких же беззащитных, как мы. День за днем мы бегаем по кругу и ничего не прощаем, сами нуждаясь в прощении, как никто другой.

 
Умер я и увидел свет,
что растекся, как масло, по горизонту.
Я кричу, но меня уж нет,
Оглянись, слышишь дождь, что стекает по зонту?
 

…Ох уж эта долбаная философия, не дающая мне смотреть на жизнь чуть проще. Прости, уважаемый читатель, постараюсь отвлечься.

20:30

Шумно раскрылись двери, и я вышел на остановку. Застегнул пальто на все пуговицы и проводил взглядом уезжающий полупустой автобус.

«Кажется, еще больше похолодало. Или ветер усилился. В любом случае, сейчас лучше всего теплый чай и уютное кресло. Ничего, несколько минут – и я дома».

Загорелся зеленый сигнал светофора, и я шагнул на проезжую часть. Но не успел сделать и пару шагов, как услышал за спиной знакомый голос.

– Простите, пожалуйста, вы можете уделить мне несколько минут?

Я обернулся и увидел старика. Того самого, с которым беседовал сегодня утром. Я улыбнулся и подошел к нему.

– Добрый вечер!

– Здравствуйте. – Он улыбнулся в ответ.

Я вспомнил его слова о том, что он будет здесь, когда я вернусь с работы.

– Надо же, вы сдержали слово! – пошутил я. – И давно вы здесь?

– Я был здесь весь день.

– Весь день? – Улыбка сошла с моих губ. – Так ведь на улице не лето! Вы же можете простыть!

– Ну что вы, я тепло одет. К тому же мне не привыкать, не волнуйтесь.

– И зачем вы здесь столько времени? Я часто вижу вас по утрам, но вечером – впервые. Даже как-то непривычно, я бы сказал.

Мужчина продолжал улыбаться, глядя на меня добрыми глазами.

– Я не знал, во сколько вы вернетесь.

– В каком смысле? – переспросил я.

– Утром мы с вами не договорили.

Я опешил.

– Вы хотите сказать, что весь день просидели здесь, чтобы не пропустить меня, выходящего из автобуса? Но зачем?

– Прошу, не пугайтесь, – ответил бездомный. – Я ни в коем случае не хочу вам зла. Мне ничего от вас не нужно. Просто сегодня утром вы сказали фразу, которая очень запомнилась мне.

Я внимательно слушал его, испытывая при этом странные чувства вины, удивления и интереса.

– Сегодня утром, – продолжил он, – вы сказали, что на Рождество смотрите под елку и ожидаете увидеть там подарок. Не купленный, а настоящий волшебный подарок. Я смотрел на вас и видел, насколько вы были искренны в этот момент! И вдруг понял, что у меня есть то, что, возможно, порадует вас! Пусть это совсем не волшебный и не дорогой в денежном эквиваленте подарок, но это от чистого сердца. До Рождества еще далеко, а жизнь настолько непредсказуема, что я не рискнул ждать несколько месяцев, ведь завтра может и не быть. – Старик наклонился и достал из-под скамейки, на которой сидел, картонную коробку средних размеров. Аккуратно, не поднимая, он подвинул ее ко мне.

– Это вам, – он сиял. – Берите!

Я непонимающе смотрел на него, глупо разводя руками.

– Это вам! – повторил он. – Там нет ничего страшного, посмотрите!

Я присел на корточки и чуть приоткрыл подарок.

– Что там? – растерянно спросил я.

– Там то, что сейчас вам нужно. Пожалуйста, берите! – С его уст не сходила улыбка.

Я открыл коробку, и мое недоумение сменилось удивлением. Внутри, свернувшись калачиком, лежала небольшая, но коренастая собака. На ее светлой шерсти было несколько темных пятен. Нос-пуговка забавно подергивался, втягивая незнакомый запах. Живое и сонное существо смотрело на меня, раскрыв глаза и растопырив огромные уши, и неуверенно било хвостом о картон, не понимая, кто этот человек, так беспардонно заглянувший в его маленький мирок.

– Кто это? – расплываясь в улыбке, воскликнул я.

– Это Пес, – гордо произнес старик.

– А как зовут его? Или это она?

– Нет, это парень. Это Пес. – Мужчина погладил собаку.

– Пес? – засмеялся я. – Пса зовут Пес?

– Да, – смеялся и мой собеседник. – Вроде имя, а вроде и нет.

– Он не кусается?

– Нет, что вы! Это самое миролюбивое создание, которое я когда-либо встречал.

Я протянул руку к аккуратной мордочке.

– И сколько ему?

– Нам уже два года. – Мужчина не сводил с собаки взгляда, полного любви и гордости. Я видел, что их связывает целая история, известная только им.

– Два года? Взрослый парень. – Я почесал собаку за ухом.

Та прикрыла глаза от удовольствия.

– А как же вы? Вы ведь привыкли к нему! Да и Пес наверняка будет скучать…

– Конечно, будет, но это пройдет… Пройдет. – Глаза старика еще больше наполнились грустью.

– Почему вы решили подарить его мне?

– Потому что он спасет вас от одиночества.

Мы встретились взглядом.

– А как же вы?

– Я? – Он махнул рукой. – Меня он уже спас. Вот настало время и мне помочь ему, а он поможет вам. Думаю, вы поладите и станете друзьями. И уж будьте уверены, этот парень умеет ценить дружбу.

Я смотрел на них, и комок сам подступил к горлу. Может, от ветра или холода, но мои глаза заслезились.

– Не думаю, что смогу его взять, простите, – произнес я, вставая с корточек.

– Почему? – спокойно спросил бездомный.

– Потому что вы связаны. Я вижу, как сложно вам расставаться.

– Он вам не нравится?

– Нет, что вы! – почти закричал я, словно боясь обидеть собаку. – Нет, конечно! Он очень милый и дружелюбный, но я не могу забрать у вас родное существо. Пожалуйста, поймите меня правильно!

Старик снова улыбнулся и, глядя мне в глаза, негромко сказал:

– В этой жизни я сделал много разных дел, иногда добрых, иногда не очень. Но сейчас я понимаю: все, что я делал, было только во имя себя. Я любил и расставался во имя себя. И пройдя долгий путь, потеряв счет дням и растеряв все, что у меня было, я пришел к выводу, что и это я сделал во имя себя и из-за себя. В этой коробке лежит существо, которое спасло меня. Существо, с которым расстаться мне сложнее всего, ибо в этой жизни так или иначе я растерял всех, кого знал, желал я того или нет. Но теперь я хочу сделать доброе дело хотя бы этому животному, хотя, прощаясь с ним, я словно расстаюсь навсегда с родным человеком. Я хочу сделать что-то ради него. Что-то правильное. Встретив вас, почувствовав ваше одиночество, я понял, что и вам будет лучше с ним. Я исчерпан. Меня почти не осталось. Пожалуйста, примите его. Поверьте, это искренне.

Я стоял перед коробкой с живым подарком и смотрел в глаза бродяге. Он молчал и так же пристально смотрел на меня. Утопая в его пронзительном взгляде и почти слыша биение сердца небольшой дворняги в картонной коробке, я чувствовал, что обратного пути нет и отказаться будет неправильно.

– Ну, хорошо, – выдохнул я. – Придется принять ваш подарок. Но только с одним условием…

Мужчина иронично прищурился:

– С каким?

– Вы отведаете мой фирменный чай с сухариками!

Еле заметная шутливость медленно сошла с лица бездомного.

– Ну что вы! Нет, мы ведь с вами совершенно незнакомы. С вашей стороны опрометчиво приводить в дом персонажа вроде меня… Я к тому же не совсем в том виде, мягко говоря, чтобы идти в гости…

– Стоп, стоп, стоп, – запротестовал я. – Это же мое условие! К тому же я взрослый человек и отдаю себе отчет в том, что посторонних в дом пускать нельзя. Но с вами мы уже знакомы, пусть и не очень хорошо, но знакомы. Вы целый день ждали меня, чтобы вручить подарок, и теперь я просто обязан напоить вас чаем!

– Нет, я не могу. Пожалуйста, возьмите Пса и идите домой греться! А мне нужно сделать еще парочку дел, которые я отложил на более позднее время. Поверьте, я с удовольствием, но никак не могу принять ваше предложение.

Я достал из коробки собаку и с третьей попытки упрятал ее за полы своего плаща, обхватив рукой и крепко прижав к груди. Пес сначала сопротивлялся, но быстро затих, сообразив, что так теплее и удобнее.

– Ого, тяжелый парень. Килограммов пять-шесть?

Мужчина медленно убрал пустую коробку в сторону, встал со скамейки и поднял воротник старого пальто.

Я не отставал:

– Мы оба знаем, что никаких важных дел у вас нет, простите за прямоту, но я уверен в этом на все сто! Мне просто хочется в знак благодарности угостить вас горячим чаем. Плюс ко всему, вы должны знать, как и где теперь будет жить Пес. Вы просто обязаны увидеть его новый дом, чтобы иногда проведывать своего друга. – Я погладил мордочку, выглядывающую из-под моего воротника. – Ты же со мной согласен, Пес? Друзья ведь не должны терять друг друга?

Мужчина молчал и растерянно смотрел то на меня, то на Пса.

– Идемте, – твердо произнес я и, развернувшись, не спеша направился в сторону дома. Через несколько секунд я все-таки услышал шаркающие шаги за спиной.

– Идти недолго, минут через семь будем около подъезда. Признаюсь, живу я не очень организованно, – подкидывая дров в угасающий огонь беседы, оправдывался я. – Работа, дом… Потому и нет времени набить холодильник едой. Вы уж простите, угощу вас тем, что обнаружу в своих закромах. Вы любите чай и сухарики с маком?

– Конечно, – неуверенно произнес мой собеседник.

– Я тоже люблю сладкий горячий чай с сухарями! Ух, сейчас как придем, как поедим! – не унимался я.

– Да уж, – последовал ответ. – Надо признать, это и правда не помешает сейчас.

– Ну, вот видите, а вы не хотели идти! Мы с вами порядком замерзли, особенно вы, так что это просто необходимо!

Мы шли не очень быстро, так как старик не успевал за мной. Ветер резко бил в лицо, кожа чуть обветрилась, в уголках глаз и губ пощипывало. Зато в районе груди было жарко. Пес уткнулся мне в подмышку и, полностью доверившись, мирно засопел.

– Вы, наверное, голодны? – поинтересовался я.

– Не особо. Ел буквально за час до того, как вы приехали, – ответил старик.

– Если не секрет, что вы ели?

– Не секрет. Сытную и здоровую пищу – хлеб с кефиром.

– Только это? – удивился я.

– Да. Вы зря недооцениваете такую еду. Очень сытно, правда.

– Хм… Мужчина должен есть мясо.

– Ну, – старик чуть запыхался. – В любой еде есть свои плюсы и минусы. В конце концов, это дело вкуса. Любой вегетарианец скривился бы сейчас, представив котлеты из индейки. И я бы не рискнул с уверенностью сказать, что он не прав и что вы питаетесь вкуснее и полезнее, чем он. Хотя я не вегетарианец, но уже отвык от мяса и спокойно отношусь к простой растительной пище.

– И давно вы отвыкли от мяса?

– Ммм… – замялся тот. – В жизни бывают разные ситуации… Можно сказать, что достаточно давно, хотя все в этом мире относительно. В любом случае, никакого стресса я не испытываю.

– Ну что вы, я не про стресс. Просто интересуюсь вашей позицией на этот счет. Я, например, как мне кажется, мясо захочу не скоро.

– Отчего же? – последовал логичный вопрос.

– Да так, была недавно одна история, заставившая меня по-иному взглянуть на пироги с мясом. Неважно… Кстати, любите пироги? Например, с яблоками?

– Люблю.

– Особенно домашние, ммм… – Я закрыл глаза и втянул ноздрями воздух, почти улавливая запах печеного теста. – Аромат домашних пирогов совсем иной. Я уж молчу про вкус. Вот даже если полностью соблюсти рецепт и подобрать одинаковые ингредиенты, взять ту же муку и ту же начинку, но один пирог испечет родной человек, а другой – профессиональный повар, разница будет колоссальная! Домашний будет вкуснее и ароматнее!

– Согласен с вами, – подхватил мой попутчик. – По всей видимости, это одно из доказательств того, что любовь имеет вкус и запах.

Я оглянулся.

– Да уж. Мне кажется, что любовь имеет и цвет, и форму. Во всяком случае, если подходить к этому философски, то это можно и доказать.

– Философски можно доказать все, что угодно. А если объединить философию с логикой, то можно выиграть почти в любой битве мировоззрений. Мало что может потягаться с лабиринтами образного мышления и хитросплетенными выводами, основанными на фактах и гипотетике.

– Ого! – засмеялся я. – Ну, вы и завернули, надо признать! Нам с вами впору собирать консилиум любителей философии. Откроем кружок «образных мыслителей»!

Мужчина смеялся в ответ.

– И все-таки, – я вернулся к обсуждению. – Вы сказали, мало что может тягаться со столь сильными соперниками, как философия и логика. Но что-то, по-вашему, все-таки может?

– Конечно. Есть еще более крепкая и губительная сила, которая мгновенно уничтожит все на своем пути.

– Даже так? И что это за сила?

– Сила искренней глупости.

Я скривил рот и завис со смешным выражением лица, которое отражало быструю работу мозга вперемешку с сомнением.

Мой собеседник продолжил:

– Любые доводы и суждения, на чем бы ни были они основаны, разбиваются о тупость вдребезги, словно бутылка шампанского о борт судна, уходящего в первое плавание. И в глазах зевак эта бутылка – лишь повод для веселья. Разобьется сразу – похлопают в ладоши, лопнет с пятого раза – вдоволь посмеются. В любом случае исход один – осколки одного и большой путь другого, на радость окружающим.

– Неужели все так печально? – произнес я.

– На то и дана каждому своя «бутылка», чтобы и на это взглянуть философски! В конечном итоге, скорее всего, мы все равно разобьем ее о борт чьей-то непотопляемой глупости. Уж слишком неравные силы.